Грозное дело

Сергей Булыга, 2015

14 ноября 1581 года в Александровой Слободе при невыясненных обстоятельствах смертельно ранен наследник престола, старший сын царя Ивана Грозного, царевич Иван Иванович. Немногочисленные свидетели наотрез отказываются давать какие-либо показания. Тогда расследовать преступление назначается лучший сыщик Разбойного приказа Трофим Пыжов, хорошо знакомый читателям по романам «Царское дело» и «Углицкое дело». Но тогда было значительно проще, а теперь Трофим едет в Слободу как на казнь. И тем не менее…

8

В сенях Годунов остановился и отпустил Трофима. Трофим поднял руку, утёр лоб, но лоб и так был сухой, и признался:

— Жарища там. Думал, подохну.

Годунов хмыкнул и сказал:

— И по холодку подохнуть.

Трофим посмотрел на Годунова. Годунов, как ни в чём не бывало, спросил:

— Ну как, вызнал чего?

— Нет, ничего пока что, — ответил Трофим.

— А что про железо тогда говорил? И про правую руку?

— А что правая рука? И что железо? — с неудовольствием сказал Трофим. — Все бьют с правой руки, и все железом. Вот кабы с левой бил, тогда была бы зацепка, искали бы левшу. А так…

И Трофим замолчал. Да и о чём тут говорить? Правой рукой железным посохом царевичу в висок кто бил? Известно, кто. И известно, что это за посох. Но как об этом сказать? И как теперь идти кого искать, если и так всё уже найдено? А не пойдёшь искать, скажешь, что никого не нашёл, тебя сразу на кол. Но на кол, это ещё что! А вот если догадаются, что ты уже всё знаешь…

И тут Годунов как раз спросил:

— Ну что, пойдём посмотрим ту палату, где эта беда стряслась? Или тебе уже и так всё ясно?

— Нет! Откуда?! — поспешно ответил Трофим. — Надо идти, конечно! Надо на месте посмотреть.

И они пошли в сторону царской палаты. Трофим внимательно смотрел по сторонам и уже почти всегда угадывал, куда им поворачивать. Теперь, думал Трофим, если вдруг что, он и один уже не потеряется.

Прошли они не так и много и, не доходя ещё двух поворотов до царя, стали подниматься по широкой лестнице, потом почти сразу повернули и остановились возле небольшой двери. При ней стояли двое рынд.

— Это здесь, — сказал Трофиму Годунов. — Тут они всегда стоят. Но тогда были другие и было ещё не темно.

Трофим осмотрелся. Слева, в конце перехода, был виден рундук, при нём сторожа и свет на рундуке. А вот с правой стороны было совсем темно и ничего не видно. Трофим спросил, что там.

— Там поворот, — ответил Годунов. — А за ним тоже рундук и сторожа.

— А где истопничья?

— Там же. За рундуком почти сразу.

Трофим кивнул. Годунов велел войти. Они вошли в покойную, она так называлась. Палата была просторная, большая. На полу — ковры, на стенах — парсуны. В красном углу — высокая мягкая лавка, к ней ступеньки, рядом ещё одна мягкая лавка, но эта уже без ступенек. Вдоль стен тоже лавки, но жёсткие. А в самом дальнем от двери углу, напротив печи, небольшой низкий столик, покрытый широким немецким рушником, а возле него две лавочки — одна стояла ровно, а вторая лежала поваленная.

— Вон там, — сказал Годунов и показал на столик, — у них было накрыто. Но не тронуто.

— А лавочка так и лежала?

— Да. А вот тут лежал царевич.

И Годунов показал на ковёр на полу. Стрелец посветил туда. Трофим увидел большое тёмное пятно.

— А государь вот тут лежал, — продолжил Годунов. — Он царевича вот так поддерживал.

— И что говорил?

— Ничего. Только головой вот так мотал. У него будто язык отнялся. Да он и сейчас ещё почти не говорит, ты сам же видел. А тогда… — И тут Годунов заговорил быстрее: — Я тогда здесь первым оказался! Я шёл мимо, вдруг слышу: кричат! Это Савва, истопник, кричал. Ну, я и побежал на крик. Прибегаю, а они лежат. В кровище!

Годунов громко вздохнул и замолчал. Трофим взял у стрельца огонь и начал им светить, рассматривать ковёр. Долго он его рассматривал! Туда-сюда похаживал, про себя считал шаги…

Потом остановился, отдал огонь, задумался. После спросил, не поднимая головы:

— А истопник чего?

— А истопник, — ответил Годунов, — сперва был сам не свой. Но после успокоили его, и он сказал, что некто вон из того дальнего угла вдруг выскочил и бац — царевича по голове! И убежал.

— Куда?

— Вот в том-то и беда! — сердито воскликнул Годунов. — Я, это Савва говорит, как это увидел, так и обмер. Царевич упал — и весь в кровище! Царь к нему. А он, это Савва, так он говорит, сразу в дверь и кричать: «Царевича убили! Царевича убили!» И побежал, и побежал, покуда его не схватили.

— А который убивал, он где?

— Савва говорит: не знаю, оробел.

— Здесь сколько дверей? — спросил Трофим.

— Одна.

— И Савва в неё выскочил?!

— В неё.

— И рынды его видели?!

— А как же.

— А того, другого?

— Нет. Никто, говорят, не выбегал. Один только Савва.

— Так, может, и не выбегал никто? — сказал Трофим.

— Как это? — строго спросил Годунов.

— А вот так, — сказал Трофим. — Не выбегал никто. Потому что кому выбегать? Никого там, может, не было. Может, это Савве только померещилось?

— А кто… это… тогда? — ещё строже сказал Годунов. — Их, если злодея не считать, только трое было: царевич, царь и Савва. — И вдруг быстро спросил: — Это Савва, что ли, на царевича тогда накинулся? А на злодея только говорит? Так было, да? Отвечай!

Трофим задумался. И тут же будто кто-то у него внутри сказал назойливо: «Скажи: Савва! Скажи: истопник! Савва на виске подтвердит, все подтверждают!» Трофим поморщился и даже отмахнулся. Если бы это был Савва, царевич разве промолчал бы? Нет, конечно. Сразу бы сказал. Да зачем это Савве? А…

Нет, подумал, оробев, Трофим, об этом и думать не смей. И он опять взял огонь, стал рассматривать кровь на ковре, потом наклонился ещё ниже, потрогал пальцами ковёр, там ворс был слипшийся, жёсткий, поднял ладонь, обнюхал пальцы и сказал:

— Железом пахнет.

— Каким железом? — спросил Годунов.

Каким, каким, хотел было сказать Трофим, обыкновенным, железным, да царским посохом, вот чем!..

Но удержался, прикусил губу. А Годунов опять спросил:

— Что? Может, кочергой?

— Ну, может быть, — растерянно сказал Трофим.

— Иван, — приказал Годунов. — А ну глянь там!

Один из стрельцов подошёл к печи, осмотрелся и сказал:

— Нет её здесь нигде.

— Как это нет?! — удивился Трофим.

И тоже подошёл к печи. За ним подошёл Годунов. Кочерги и в самом деле видно не было. Там были дрова, охапка, они валялись на полу. Это Савва их здесь выронил, когда увидел злодея, подумал Трофим. А вот совок с угольями. Вот помельцо. Но кочерга где? Как без кочерги топить?! Трофим шагнул вдоль печи…

И увидел! Кочерга стояла сразу за углом. Она была узорчатая, кованая, сразу видно, царская. Трофим наклонился к ней…

Но стрелец опередил его, взял кочергу и подал Годунову. Трофим посмотрел на Годунова. Годунов отдал ему кочергу. Трофим начал её осматривать…

И тихо охнул. Ещё бы! Кочерга была в запёкшейся крови, и там ещё был клок волос налипших. Трофим глазам своим не верил. Потом подумал: вот тебе и посох! На кого помыслил! А тут кочерга! И это только Савва, больше некому. Только если её не подсунули.

Трофим посмотрел на Годунова. И увидел, что тот и сам смотрит во все глаза на кочергу. Потом Годунов, облизнувшись, сказал:

— Как это Савва вдруг?! Он что это?

Трофим молчал. Потом сказал:

— Ну, может, это и не Савва. А тот, который выскочил.

— Так ты же говорил: куда ему выскочить! Дверь же одна! Выскочил бы — видели!

— Это смотря кто выскакивал. И как! — важным голосом сказал Трофим. — А Савва вон где стоял! — И он указал на дрова. — Он вон оттуда вошёл, увидел царя с царевичем и, чтобы им не заминать, сюда наклонился… А тут этот вдруг как выскочит! И Савва дрова от страха выронил. Так было?! А?!

Годунов посмотрел на стрельцов. Стрельцы растерянно молчали. Годунов повернулся к Трофиму, сказал:

— Ты колдун! Савва так и говорил нам. Слово в слово.

Трофим усмехнулся.

— Ну, колдун не колдун, а свою службу знаю.

— Так что теперь? — спросил Годунов.

— А теперь так, — сказал Трофим. — Будем искать того, который выскочил. Но тут… — И он строго нахмурился. — Если же никто в дверь не выскакивал, в трубу не вылезал, в окно…

И Трофим посмотрел на окно. Окно было изнутри закрыто ставнями.

— А как оно было тогда? — спросил Трофим. — Тоже со ставнями?

Годунов подумал и сказал:

— Не помню.

— Вот! — подхватил Трофим. — Ещё и окно! И тут тоже нужен розыск. Особый! А что я сейчас ночью разыщу, в такую темнотищу?!

Годунов на это только головой мотнул, очень сердито, и спросил:

— Что ж теперь делать?

— Ждать утра, — сказал Трофим. — И сразу сюда, и в розыск. Савву сюда. И рынд, которые тогда стояли здесь, сюда. И сторожей с обоих рундуков тоже сюда. Да что и говорить, боярин. Утро вечера мудренее. Добрые дела при свете делаются. А пока что мне сейчас чего перекусить бы да прикорнуть хоть где. А утром, на свежую голову, я…

— Ладно! — сердито сказал Годунов. — Это можно. — Обернулся и окликнул: — Климка!

Раскрылась дверь и вошёл Клим, давешний Трофимов провожатый.

— Климка, — продолжил Годунов, — отведи его. И положи. А утром опять его сюда, чуть свет!

И посмотрел на Трофима. Тот поклонился Годунову и пошёл к двери.

— А кочерга?! — вдруг сказал Годунов.

Трофим остановился. К нему подошёл стрелец, Трофим отдал ему кочергу. Клим открыл дверь и отступил на шаг. Трофим вышел первым, Клим за ним.