Пьеса #1

Сергей Балыкин (2024)

Пьеса о пьесе и о том, какую роль мы отводим себе в этом представлении.

Пьеса в одном действии.

Читать за раз.

Пьеса о пьесе

И о том, какую роль

Мы отводим себе в этом

Представлении…

Действующие лица

В порядке появления.

Андрей Лосовский

Милый друг (девушка на телефоне)

Кристина

Ксения

В большой, полутёмной комнате, развалившись на диване, лежал мужчина. В его руке была телефонная трубка, и только что набрав телефонный номер, он ждал ответа.

— Здравствуй, милый друг, — поприветствовал он собеседника, вернее собеседницу. — Ты сейчас можешь говорить? Надеюсь, что да. Хотя «нет» в твоих устах всегда звучало по-особенному, как что-то совсем ничего незначащее.

— Лосовский, ты снова возбуждён? — ответил приятный женский голос.

— Какое возбуждение? У меня кризис. И мне ещё хуже, когда я думаю, как ты со мной поступила.

— Постой, постой. Не смеши меня, а то я подавлюсь.

— Послушай, как тебе удаётся быть такой коварной?

— Что ты имеешь в виду?

— Сначала ты притворяешься моим другом, потом мне настойчиво и продолжительно отказываешь, потом я узнаю, что ты ждёшь ребенка, потом ты исчезаешь, не говоря ни слова, хотя в моей душе столько обещанного.

— Лосовский, ладно говори, чего хочешь, мне некогда.

— Ну вот, опять. Я никак не пойму: ты то ли робеешь, когда мы с тобой общаемся, то ли я настолько тебе отвратителен, что ты не можешь поговорить со мной хотя бы пять минут. Хотя, ты, наверное, всё-таки робеешь. И я тебя понимаю. Особенно вечером, когда приму душ и стою в набедренной повязке перед зеркалом. Верно говорят, всё к лучшему: представляешь, если ты на расстоянии так трепещешь, то что бы было в минуту близости. Хорошо, что ты меня не видела в такие минуты, иначе твоё сердце точно бы разорвалось.

— От ужаса?

— От пламени охватившей тебя страсти.

Девушка на другом конце провода рассмеялась.

— Знаешь, — продолжал мужчина, — я не раз задумывался, почему мне так легко с тобой разговаривать. Не боятся играть на грани фола, фолить, называть вещи своими именами. Тебе могло показаться, что я дурачусь, лицедействую, но уверяю тебя, я искренен до последней запятой. С тобой я не комплексую, хотя тараканов в башке у меня достаточно, не напрягаюсь, я веду себя естественно. И мне кажется, я знаю, почему это так. Я отчего-то уверен, что ты всегда поймёшь меня правильно. Звучит как любовь, правда?

— Так, Лосовский, мне действительно некогда.

— Ну, погоди, поговори со мной.

— Я не могу с тобой разговаривать, когда ты начинаешь нести глупости.

— Ты оскорбляешь мои чувства.

— Нельзя оскорбить то, чему не придаёшь значения.

— Вот она, обратная сторона искренности! Тебя не воспринимают всерьёз!

— Только не надо этих нот обиды.

— Ты считаешь, я неспособен чувствовать боль? Что за моими словами нет чувств? — возмутился мужчина.

— Лосовский, тебя опять понесло?

— Ну, хорошо, хорошо, но мне действительно нужно с тобой поговорить. Мне нужно вдохновение. Только ты можешь зажечь мое словоблудие. Я, пожалуй, близок к тому, чтобы назвать тебя музой. Честно говоря, будучи натурой творческой, я представлял себе этот объект несколько по-другому. Что-то сладостное, завораживающее, пьянящее и аморорождающее. Но недавно я понял, что такое создание не может быть музой, ибо рождает единственное желание: заткнуться и наслаждаться любованием и предвкушением. Мозговые и творческие ресурсы отдыхают. Муза — это нечто другое, как катализатор в химической реакции. Она будит эмоции, даёт импульс к фантазии, но не замыкает мир исключительно на себя. Наверное, звучит не очень бархатно для девичьего слуха, но, с другой стороны, ты бы и моё чувствоизъявление не особенно жаловала.

Пауза.

— Алло?! — поинтересовался мужчина.

— Да, я слушаю.

— И это уже неплохо. Как говорят, мужчина уже наполовину влюблен в каждую женщину, которая его слушает. Так, что, если ты и в правду хочешь уберечься от моей жгучей страсти, тебе следует перестать делать мне комплименты.

— Вообще-то, я пошутила.

— Я знал. Ты заставляешь мужчину стараться снова и снова.

— Я никогда никого не заставляю.

— Большое искусство позволять другим делать что-то так, как ты этого хочешь. И слушай, перестань жевать в трубку. В этом, конечно, есть элемент интимности, но я ещё не готов к этой стадии в наших отношениях.

— Я не могу. Мне постоянно хочется есть.

— А, точно, я и забыл совсем. У тебя уже какой месяц?

— Пятый.

— Невероятно. Слушай, каждую минуту натыкаюсь на очередное свидетельство своих чувств к тебе.

— В смысле?

— Знаешь, говорят, кто любит — тот простит. В любой другой ситуации я бы не смог тебе простить.

— Чего?

— Измены. Ты чувствуешь, я даже не спрашиваю тебя кто он.

— Так, Лосовский, ты переходишь границы.

— Это самый захватывающий момент в отношениях. Сначала робкие вылазки, разведка, пробный выстрел, а потом и полномасштабное наступление. Вроде бы хочется победить, но без сопротивления как-то уж совсем скучно. Ты никогда не позволяла мне заступить даже на миллиметр. Удивительно, и это при полном отсутствии колючей проволоки по периметру и запрещающих указателей. Или я уж через чур робок?

— Так, или ты мне скажешь зачем звонишь или я всё, кладу трубку.

— Хотел услышать твой голос.

— Пока.

— Погоди. Ладно, шучу. Мне нужен твой совет. Я тут подвязался написать пьесу.

— О чём?

— Это мой вопрос. Именно для этого я тебе и звоню.

— И как я могу тебе помочь?

— Я тут на днях толковал с Эдмондом Берком и он сказал, что первая обязанность малоизвестного писателя — быть интересным. Право быть скучным принадлежит лишь тем писателям, которые уже прославились. Что сейчас интересно?

— А кто такой Берк?

— Английский публицист. Умер лет двести назад. Думаю, после этого, ещё человек триста сказали то же самое, стало быть, рекомендация проверенная. Так что сейчас интересно?

— Это слишком субъективно.

— Именно поэтому я обзваниваю всех своих знакомых с одним и тем же вопросом. Как я устал.

Пауза.

— Алло?! — снова прервал молчание мужчина.

— Ты шутишь? — спросила девушка.

— Невероятно! Откровенные признания ты считаешь легкомысленными, а откровенную чепуху готова принять на веру. Как ты думаешь, если я напишу о нас, это будет интересно?

— О нас нечего писать, так как между нами ничего не было.

— Ну, я придумаю что-нибудь. Фантазия — моё утешение. Если бы ты только знала, чему мы сейчас предаемся в моих мечтах.

— Фу, Лосовский.

— Во-первых, это не фу. Правда, для сцены чересчур откровенно. Ну, ладно. А во-вторых, наши отношения бесподобны.

— У нас нет никаких отношений.

— Вот именно! И всё-таки мы вместе. Разве это не любопытно?

— Мы не вместе.

— Прошу тебя, отвлекись на минуту от пище-дробильного процесса и перебивай обдуманно, а не машинально.

— Лосовский, ты несёшь вздор.

— Есть вещи неизменные в этом мире. Но давай рассудим логически. Ой, прости, я сбился на неведанную для тебя терминологию.

— Ну, опять. Без грубости ты не можешь,

— Ну, прости, прости. Меня просто умиляет, когда ты возмущаешься. В такие моменты, ты наименее серьёзна. Так вот, давай рассудим логически. Если она любит, а он нет, это интересно?

— Нет.

— Правильно. А если он любит, а она нет?

— Да.

— Нет, это глупо. Что остается? Когда никто никого не любит. Наш случай. По-моему, занятно.

— Знаешь, здесь не о чем писать. К тому же, ты забыл про взаимную любовь. Напиши лучше о ней.

— Ты хочешь зарубить меня на первом же опыте? Театральная сцена не для научных трудов.

— Причем здесь это? Я говорю о взаимных чувствах.

— Вот, вот. Все о них говорят, но никто их не видел.

— Лосовский, ты жесткий прагматик.

— Я творческая натура на стадии кризиса и мне необходима помощь. Ты предлагаешь мне заезженные темы. Я смогу позволить себе это лишь несколько позже. Сейчас мне надо быть интересным. Скажи, что тебя волнует?

— Любовь.

Пауза.

— Это вообще или в данный момент? — спросил мужчина.

— Это волнует всех, вообще.

— И тех, кто ходит в театр?

— В первую очередь.

— Тогда им всем нужно идти на корриду.

— Почему?

— Самое кровавое зрелище.

— То есть?

— Ты никогда не задумывалась, почему самая распространенная рифма к слову любовь — это кровь? Наверное, не просто так. Как человек отвергающий насилие в любой форме, я естественным образом держусь подальше от любых форм проявлений оного.

— Любовь — не насилие.

— Ещё какое! Люди склонны интерпретировать желания, которые рождает любовь, обязанностями, которые её убивают. Любое несоответствие нашим ожиданиям отождествляется с изменой, и, чтобы избежать конфликта, мы вынуждены делать больше, чем нам реально хочется. То есть в некотором роде, мы совершаем насилие над собой. И чем дольше любовь, тем больше насилие.

Пауза.

— Ты несёшь чушь, — возразила девушка.

— Я знаю. Это ведь единственный способ заставить тебя слушать.

— Лосовский, ты опять грубишь?

— Я бы не делал этого, если бы тебя это задевало.

— Таким образом, ты никогда не наладишь наши отношения.

— Если разобраться, то форма наших взаимоотношений более благополучна. Ты не ожидаешь ничего от меня, я не ожидаю ничего от тебя. Любые проявления нашей симпатии принимаются с благодарностью и не влекут никаких обязательств. Мы не можем по-настоящему ненавидеть друг друга, так как любые обиды между нами это, не более чем, каприз. А это, по сути своей, явление несерьёзное. Однако, если честно, то мне кажется, что ты, всё-таки, в меня влюблена. И это меня расстраивает.

— Не дождёшься.

— Сама посуди. Ты всё время меня избегаешь, сводишь наше общение к минимуму. Твоё влечение настолько велико, что ты элементарно боишься не сдержаться и позволить ему проявиться. В моём присутствии ты теряешь всякий контроль. Это естественно и я тебя не осуждаю.

— Лосовский, ты повторяешься. Я не хочу выслушивать всю эту ерунду снова. Пока.

— Скажи, тебе хочется ко мне прикоснуться?

— Всё, Лосовский, пока.

— Если положишь сейчас трубку, ты подтвердишь всё, что я сказал…

Она положила трубку.

— Она положила трубку, — произнес в пустоту мужчина. — Она положила трубку. Если бы всё было так сложно. Хотя, я, наверное, действительно, был грубоват.

Он поднял перед собой молчаливую трубку и проговорил громко в её направлении:

— Хорошо, хорошо, я извиняюсь, но только если ты немедленно перезвонишь. Разве я обрывал тебя на полуслове?

Вдруг телефон и впрямь зазвонил. Мужчина даже сначала не совсем поверил. Потом снова принял полуравнодушный, полувеличественный вид, словно за ним кто то наблюдал, и, нажав на кнопку, задекларировал:

— Упорство не всегда уместно,

Настырностью любовь не распалить,

К тому же, все услады пресны

В устах того, кому не полюбить.

Но если ты позволишь на мгновенье

Сомнениям остаться в стороне,

Ты убедишься, всё, что нужно мне —

Лишь миг с тобой для века вдохновенья.

— Вау! Я тоже по тебе соскучилась. — В трубке был другой женский голос.

Мужчина скорчил гримасу легкого расстройства.

— Здравствуй, Кристина, — поприветствовал он новую собеседницу. — Боюсь огорчить, но я как раз заканчивал ключевую мысль отчёта и не мог вовремя остановиться.

— Отчёт о разбитых сердцах?

— Отчёт о ненаписанных шедеврах.

— И много скопилось?

— На шестьсот лет жизни.

— Ты плодовит.

— Могло бы быть комплиментом, если бы не аналогия с деревом. Но я не обижаюсь.

— Ещё бы. Было бы глупо обижаться на свои домыслы.

— Я знаю миллион людей, которые делают это и не считают себя глупыми. Откуда это ты разбираешься в домыслах? Бесконечная тема, кстати. Помусолим её в следующий раз, а сейчас мне, на самом деле, нужно закончить работу.

Конец ознакомительного фрагмента.