Светлый демон

Сергей Бакшеев, 2013

Светлана Демьянова – профессиональный киллер, идеальная машина для убийства. Страшные события прошлого выжгли из ее сердца все человеческое, она не знает ни страха, ни жалости. Ее стихия – смерть. Светлана направляется на выполнение очередного заказа и около придорожного кафе видит следующую картину: оборванного, жалкого человека в военной форме окружили здоровенные кавказцы с оружием в руках. Понятно, что еще пара секунд – и все будет кончено. Светлана собирается проехать мимо, но вдруг с ужасом понимает, что физически не сможет бросить этого человека в беде. Установившийся порядок ее жизни начинает неотвратимо рушиться, но, не в силах совладать с собой, она бросается на помощь несчастному…

7

В юности, как и большинству девчонок, мне нравились мужчины с хорошей фигурой и военной выправкой. Я была высокой и стройной девушкой и, конечно, представляла рядом с собой широкоплечего парня с узкими бедрами, сильными руками и уверенным взглядом. Подлец Барсук был именно таким!

Ох, девочки, не клюйте на фасад, смотрите глубже — в глаза, в душу, а главное, в голову избранника проникните! Там и характер, и ум, и мысли сокровенные.

Барсук встретился мне позже, в двадцать один, когда моя жизнь уже рухнула с обрыва и ничего не стоила.

А в шестнадцать лет я впервые увидела Николая.

Его провожали в армию. Размалеванная губастая деваха с толстой задницей под короткой юбкой висела у него на шее и бесстыже слюнявила подбородок.

— Ирка, ты меня дождешься? — спрашивал парень.

Пьяная больше призывника девица клялась в вечной любви, терлась бедрами и пускала слезу. Она держалась за крепкую фигуру, потому что стоять сама не могла.

— Все слышали! — гудел парень и бил себя в грудь. — Ирка Жаркова будет ждать Колю Демьянова из армии и хранить ему верность!

Так я узнала имя молодого человека, который мне очень понравился. Я, девчонка из интерната, с завистью смотрела на шумную веселую компанию. Вот если бы меня полюбил такой парень, мечтала я и заливалась краской.

Наверное, мои глаза излучали такое пронзительное тепло, что Николай заметил светло-русую девчонку в невзрачной одежде, стоявшую неподалеку. Он даже отстранился от своей подруги и улыбнулся мне. Я окончательно смутилась и поспешила уйти. Но когда через пару десятков шагов я обернулась, стройный парень всё еще смотрел мне вслед. Я вспыхнула и потупилась. Озорные мужские глаза подмигнули мне и обожгли угольками счастья.

Через год я с подружками регулярно бегала из интерната на дискотеку во Дворец металлурга. Там я вновь увидела ту самую Ирку Жаркову, которая в слезах проводила в армию Николая Демьянова. Подвыпившая Ирка в грохоте музыки и свете вспышек бойко вертела тяжеловесной нижней частью, периодически бросаясь в объятия к носатому крепышу в спортивных штанах с косыми яркими полосками ниже колен. На парне белели модные кроссовки с длинным языком и пластиковыми вставками, он чувствовал себя королем. Меня удивило и обидело поведение девушки, ведь она же клялась в верности и любви! А как же Николай? Она забыла его? Или танцы — ничего не значащие дружеские ужимки?

Я проследила за Ириной. После дискотеки та сразу откололась от компании. Ее по-хозяйски увлек в кусты парень в белых кроссовках. Девчонка хихикала и не сопротивлялась.

Я стеснялась идти дальше. Возможно, я слишком плохо думаю о людях. В интернате крупицы добра и святости бултыхаются в грязном болоте зла и блуда. Но ведь мир не ограничивается сиротским приютом. Должны существовать нормальные отношения, где слова не расходятся с чувствами. Ирка Жаркова из благополучной семьи, это видно по ее фирменным шмоткам. Она должна быть чище меня.

И все-таки я двинулась дальше. Ради истины. Ради призывника с озорными глазами, которые умеют обжигать счастьем.

— Ого! Да ты не Гера, ты Геракл. У тебя такой мощный! — слышится бесстыдный женский шепот.

— Давай, начинай, — нетерпеливо требует парень.

Пьяные смешки прекращаются. Я крадусь сквозь темные кусты на другой звук. Сначала я не понимаю его природу. Но вот уже виден парень. Он по грудь торчит над кустами, его голова запрокинута, а глаза закрыты. Ирки не видно. Лишь частые скользкие звуки откуда-то снизу. Так чавкают влажные губы, когда ими жадно сосут… Нет, не карамельку!

Я — интернатская девчонка, и этим все сказано. Светло-карие глаза у меня от папы, белокурые волосы от мамы. Или наоборот. Я не знаю! И неизвестность гложет меня всю жизнь. Если вам про себя это известно, поверьте, счастье состоит вот из таких мелочей! А не из той грязи, которую сирота познает намного раньше вас.

Я прекрасно догадываюсь, что происходит за кустами, но всё еще надеюсь на чудо, которое должно быть, пусть не в моей, а в другой нормальной жизни, где любовь и верность ходят рука об руку!

Ладони раздвигают кусты. Чуда нет. Ирка на коленях перед спущенными штанами с яркими полосками. Толстые губы вытянуты, подбородок ходит туда-сюда. Носатый парень замечает слежку и ухмыляется.

— Тоже хочешь? Пристраивайся.

Ирка, не отвлекаясь, косит затуманенным взором. Я убегаю, не разбирая дороги, тело царапают хлесткие ветки. Сзади слышится глухой женский смех, по которому ясно, что рот у Ирки по-прежнему занят.

Еще через год я встретила Николая Демьянова.

В то время я уже работала в столовой медеплавильного комбината и выбежала на минутку из душной кухни на задний двор. Там разгружалась машина с продуктами. Шофер курил, стоя на дебаркадере. Я спиной почувствовала заинтересованный взгляд и ничуть не удивилась. Все девчонки на кухне ушивали халатики по фигуре и надевали их поверх белья. Белая ткань в меру просвечивала и привлекала мужское внимание.

— Привет, — послышалось за спиной. Я неохотно обернулась. — Помнишь, два года назад, я в армию уходил? На привокзальной площади?

Я обомлела, пораженная встречей с тем самым Колей, который порой мне даже снился.

— А я тебя помню, — продолжил он, думая, что я его не узнала. — Могу рассказать, в каком ты была платье.

Он в точности описал мою одежду, по-доброму вглядывался в лицо, а в его глазах неотвратимо разгорались уже знакомые колющие угольки.

— Ты кого-нибудь провожала в тот день?

— Нет, — поторопилась ответить я и, покраснев, призналась: — Я тебя тоже запомнила.

— Демьянов! — крикнула пышная заведующая столовой и сверкнула в меня глазами. — Принимай тару!

Он заторопился, спросил:

— Ты когда заканчиваешь?

— В шесть.

— Я тебя подвезу.

— Да мне тут близко. В общежитие.

— Всё равно подвезу! Жди! — и умчался.

После работы я специально замешкалась, чтобы ушли девчонки. Распустила хвостик, расчесала светлые волосы, которыми гордилась, и вышла в шесть двадцать. Ни Демьянова, ни его машины! В груди кольнула обида.

Не дождался, забыл. А может, пригласил другую? Ну и пусть! Не нужен мне такой!

Я прикусила губу и поплелась к проходной. Автобус в город, конечно, уехал. Следующий будет через полчаса. Я упрямо топала вдоль дороги, чтобы усталость набрала вес и придавила тоску. Сзади кто-то догнал, посигналил.

Не надо мне больше доброхотов!

А сверху знакомый голос:

— Прости, на базе задержали.

Я не знала — злиться или улыбаться.

— Меня Николаем звать, а тебя как?

— Света. — Губы дрогнули и расплылись в улыбке.

Он подал руку. В кабине было жарко, окна открыты, и ветер, издеваясь, доказывал бесполезность любых расчесок. Николай рассказывал об армии, и с его слов выходило, что служба состоит из подколок и шуток, которые, впрочем, я не все понимала. Я думала, знает ли он об Ире и какие у них теперь отношения.

— А Ира? — неосторожно вырвалось у меня. — Та девушка, которая тебя…

Я умолкла, заметив, как заиграли желваки на мужских скулах.

Выходит, знает.

Шутки как отрезало. Николай молчал, а потом вдруг выпалил:

— Все девки суки! У вас в интернате небось трахаются лет с четырнадцати? Или я оптимист? С тринадцати?

Я отодвинулась. За год «взрослой» жизни меня не раз попрекали интернатом. Уже два моих одноклассника загремели в колонию. Оба за хулиганку. Хватались за ножи в ответ на словесные обиды.

— Чего молчишь? А то я не знаю, что у вас там творится!

— Люди разные… В интернате тоже, — тихо заметила я.

— Дают, как только сиськи вылупятся? Да?

— Есть и такие, — согласилась я.

Грузовик внезапно остановился. Разогнавшаяся придорожная пыль залетала в окно, оседала на покатый капот.

— А ты? — спросил Николай, кося глазами на мои коленки.

— И что бы ты хотел услышать? Какую тебе надо?

Тяжелое молчание давило. Я дернула скобу на двери и выпрыгнула из кабины.

— Дурак! — выкрикнула я и быстро зашагала вперед, чтобы он не заметил моих слез.