Чужая игра

Сергей Анатольевич Корт (2024)

Команда астронавтов совершает немыслимое доселе путешествие во времени и пространстве, чтобы исследовать загадочную планету. Вот только автор не перестает называть членов экипажа специфическим контингентом. Но что же не так с отважными авантюристами новой эпохи? И каковы причины, побудившие их ввязаться в странный эксперимент с непредсказуемыми последствиями? На страницах книги читателя ждут не только разгадки этих ребусов, но и непредсказуемые сюжетные повороты, а также замысловатые психологические пассажи. Из огня да в полымя — именно такие ощущения в избытке дарит роман Сергея Корта «Чужая игра».

Глава I

Поёживаясь от холода, Андрей подставлял под упругие струи теплой, но казавшейся ледяной, воды то один бок, то другой. Всё тело ныло, от движения ещё больше болели суставы и мышцы, а голова раскалывалась, словно под черепушку воткнули множество гвоздей: толстых, ржавых и кривых гвоздей, каждый из которых проворачивают в разные стороны.

Вода низвергалась из отверстия в потолке, ударяла в загривок, стекая по широкой спине и плечам, и далее, вниз, принося облегчение. Густой пар заполнил кабинку, по запотевшему стеклу стекали капли конденсата, оставляя длинный след.

Ещё там, на Земле, его учили, что такими должны быть его первые минуты после многолетнего гиперсна. И это в лучшем случае, ибо технологии сырые, не до конца опробованы. Никто не исключал возможности вообще не проснуться: тело, погружённое в анабиоз, при температурах, при которых останавливается молекулярное движение, бесспорно, сохранится вечно, но вот удастся ли потом его оживить, несмотря на все проведённые научные изыскания и эксперименты, — вопрос интересный.

Несмотря на недомогания, Андрей был доволен. Во-первых, он жив. А во-вторых, первый этап космического полёта подходил к концу. Двести лет его тело, как и тела других пассажиров, неподвижно пролежали в гибернаторе звёздного крейсера «Созвездие Льва». На протяжении всего полёта чуткая электроника вела звездолёт по намеченному пути, лишь ненадолго отклоняясь от маршрута, чтобы избежать столкновения с блуждающими небесными телами, а затем возвращаясь на прежнюю траекторию. Весь этот срок Андрей был мёртв, и судьба его зависела от миллиона случайностей: в любой момент даже малюсенький метеорит мог уничтожить дело рук человеческих, навсегда отправив в небытие космических путешественников.

К счастью, непредвиденных ситуаций не произошло. Автоматика работала чётко, в нужный момент гибернатор перешёл в режим пробуждения. Шёл второй месяц, когда наконец-то у пассажиров появились первые признаки жизни. Люди ещё находились без сознания, но сердца их бились, а лёгкие наполнялись кислородом, и грудь вздымалась в такт дыханию.

Их было семеро. Они не были смельчаками. Они бежали от наказания, в надежде получить свободу. Получить свободу спустя четыреста лет. Они стали добровольцами в чудовищном, по временным меркам, эксперименте. Они с радостью пошли на это, ибо на Земле их ничего не держало, кроме оков. Уж лучше умереть в глубинах космоса, чем сдохнуть в малюсенькой камере с зарешёченным окном, позволяющим видеть лишь крохотный кусочек неба.

Андрей Никонов был одним из них. Незадолго до погружения в анабиоз, ему исполнилось тридцать шесть лет. За свою недолгую жизнь он успел отправить на тот свет больше десятка людей. Другой профессии он не знал. Убийство человека для него было своего рода хобби: охота на жертву приносила ему куда больше удовольствия, чем завершающий этап, как последний мазок художника. В принципе, кроме спортивного интереса к процессу выслеживания «добычи» и приза победителя в виде крупной суммы его ничего не возбуждало. Андрей не прочь был оставлять жертву в живых, но условия сделки требовали логического завершения.

Угрызения совести его не мучали. Для него люди, какое бы они ни занимали положение в обществе, всегда оставались расходником, безликим биологическим материалом. На одного человека больше, на одного меньше — какая разница. Он прекрасно понимал, что однажды и сам станет чьей-то мишенью. И как опытный охотник он нутром чуял опасность и запутывал следы. Он никогда не появлялся дважды на месте преступления, о его логове знал только он сам, ну и господь бог. Ведя скрытый образ жизни, тем не менее он всегда был в гуще событий и среди людей, на практике применяя принцип, что прятаться нужно на самом видном месте.

Удача, сопровождающая его на протяжении многих лет, однажды изменила, и внешний мир навсегда был потерян для него. Смертная казнь не применялась, и он должен изо дня в день, до самой смерти, мучиться от одной мысли о том, что свободы ему не обрести. Никогда. Долгими ночами, когда яркость света уменьшалась и тишина изредка нарушалась гулкими шагами охранников, он строил тысячи вариантов побега. Его мозг не хотел мириться с нынешним положением, он изнурял своего владельца бессонными ночами, несбыточными планами и надеждами, которые вряд ли могли воплотиться в жизнь.

Предложение о столь долгом космическом полёте сначала вызвало недоумение, мол, вы совсем меня за идиота держите, но предлагавшие не отступали. Это была парочка солидных мужиков под полтинник, упакованных в чёрные костюмы. Левые борта пиджаков подозрительно топорщились. «Не хватает таблички „здесь у меня кобура со стволом”, — с усмешкой подумал Андрей. — За кого они меня принимают?» Они принимали его за того, кем он был. За профессионального киллера. Они хорошо изучили его дело. Им импонировали его хладнокровие и расчёт, а также его властная натура. Именно такой человек был им нужен. «В конце концов, что ты теряешь? — говорили они. — Так или иначе, здесь ты сдохнешь. Там, конечно, есть риск, но он оправдан и просчитан, насколько это вообще возможно». «Здесь тоже есть надежда на пересмотр приговора, лет через десять я попытаюсь». «Через десять лет сменятся все, кто тебя окружает, и поверь на слово, новое поколение юристов не захочет отменить решение, принятое предшественниками, какое бы примерное поведение ты ни демонстрировал. Им намного спокойнее, когда такие, как ты, надёжно упрятаны. Мы даём тебе шанс. Решайся». «Вы предлагаете, чтобы я вот так, с ходу, поверил в серьёзность вашего предложения, и при этом никаких гарантий, что это не дешёвый развод. Кто из нас более наивный, мне сложно сказать…» «У тебя есть время подумать, — отвечали они. — Конечно, прямо сейчас наше слово против твоего. До старта будет идти интенсивная подготовка, там ты воочию убедишься в реальности происходящего. Ещё раз повторяем: ты ничего не теряешь, и хуже, чем было, вряд ли будет. Думай. Время есть. Но оно не бесконечно». «А если я откажусь, то что тогда? Силой заберёте?» «Нам нужны добровольцы. В данной ситуации сила не приемлема».

Андрей согласился. Естественно, он думал не об иных мирах. Его могли заинтересовать лишь меркантильные планы побега. Это был шанс. Когда ещё выпадет случай уйти от выдрессированной и натасканной, аки волкодавы, охраны корпуса смертников? Как бы ни были круты эти дядьки с выпирающим из-под пиджака оружием, судя по всему, они никогда не имели дел с контингентом, представителем которого являлся Андрей.

Он лихорадочно просчитывал ходы, искал слабые места, внимательно изучал местность и каждый камешек на своем пути, чтобы в нужный момент использовать всё это себе во благо. В последнюю ночь перед отправкой на базу он бесчисленное количество раз репетировал в голове действия, которые предпримет сразу, как окажется в транспорте таинственных работодателей за пределами тюрьмы.

Андрей просчитал всё. Всё, кроме главного. Ещё в камере вместо наручников ему надели браслет на левую руку. Замочки мягко щёлкнули, и обшитый кожей металл сомкнулся на запястье.

— Что за хрень? — спросил он. Его кольнули недобрые предчувствия. На любом этапе передвижения по тюрьме вне камеры наручники и кандалы строго обязательны. А тут свобода. Почти свобода. Андрей уже понял, точнее, он догадывался, что всё это означает, но не хотел верить в то, что он проиграл.

— Отныне никаких наручников и подобной ерунды. Браслет снять невозможно. Если распилишь, он взорвётся. Если отойдешь от точки охранного периметра больше чем на триста метров, он взорвётся. Любое электромагнитное или какое-либо другое воздействие — он взорвётся. С этой секунды ты будешь заботиться о браслете пуще, чем о собственной шкуре. Или ты надеялся совершить побег под шумок? Ну-ну, попробуй, тебя никто больше не сторожит. — Один из мужиков противно засмеялся, другой невозмутимо смотрел на Андрея.

— Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, — проговорил Андрей, залезая на заднее сиденье автомобиля.

Андрей проиграл. Окончательно и бесповоротно. Единственное, что ему оставалось делать — подчиниться и не дёргаться. Сначала неохотно, с трудом перешагивая через себя, через своё самолюбие, он познавал неизвестные ему до сих пор вещи: учился разбираться в астрономических картах, обслуживать и ремонтировать вездеходы и роботов, учился выживать в условиях невесомости и увеличенной силы тяжести. Он узнал и ещё тысячи мелочей, которые на Земле не особо и нужны, но необходимы в дальнем космическом полёте. Так день за днём он всё больше погружался в мир, доселе неизвестный ему, и этот мир всё больше и больше ему нравился. Уж лучше такая жизнь, чем постоянно, до одури, думать о несбыточной свободе. Ведь так можно и с ума сойти.

Все остальные претенденты для полёта были набраны, как и Андрей, из тюрьмы особого режима. Никому из организаторов путешествия и в голову не могло прийти то, что из них можно сделать профессиональных космонавтов. Вся эта подготовка являлась не более чем адаптацией в условиях замкнутого пространства и большого удаления от Земли, и Андрея Никонова поставили главным над остальным сбродом. Учитывая подвиги подобных пассажиров, на такую должность требовался человек недюжинных смекалки и отчаяния, и Андрей как никто подходил на это место.

Несколько месяцев подготовки пролетели незаметно. Старт назначен в первых числах августа. Конец лета выдался нестерпимо жарким. Палящее солнце, от которого негде спрятаться на открытой местности, и отсутствие хоть какого-нибудь ветерка не позволяли с должным качеством отрабатывать все запланированные тренировки. Будущим пассажирам «Созвездия Льва» плевать было на недовольство наставников. Убежать или повредить браслеты они не пытались, и потому бояться им нечего. Вам надо обливаться потом — шуруйте, господа, а мы и тут отдохнём, найдём какой-нибудь тенёк. Андрей прекрасно понимал, что чувствуют люди, и не вмешивался в конфликт, если только он не перерастал в противостояние. Любое управление одного человека другим является манипуляцией, и этим знанием Никонов обладал как минимум на твёрдую пятёрку. Не повышая голоса, без рукоприкладства, он приводил в чувство заблудших овец, жёстко пресекал ропот и недовольство и разводил противников по разные стороны барьера. При этом сам он не пропускал уроки, прекрасно понимая, что там, вдали от дома, не у кого будет спросить, как лучше поступить. Рассчитывать на интуицию — это, конечно, хорошо, но когда она ещё и подкреплена знаниями, ей вообще цены нет.

Андрей узнал, что полёт должен проходить в автоматическом режиме. Тела пассажиров ещё на Земле поместят в криохранилище и в таком виде перенесут в гибернатор звездолёта. Так сделано отчасти для удобства организаторов: не надо дополнительно тренировать людей на перегрузки. Отчасти и в целях безопасности, чтобы в последний момент никто не успел передумать, тем самым подставив под удар эксперимент.

Настал момент старта. Собственно говоря, с физической точки зрения старт произойдет еще через неделю, а сейчас семь человек займут индивидуальные отсеки блока гибернатора и после введения специальных растворов в кровь заснут на ближайшие двести лет. Их замороженные тела на жидкотопливной ракете выведут на орбиту Земли и перенесут на звездолёт. Как только техники и инженеры в последний раз проверят электронику и покинут корабль, «Созвездие Льва», включив фотонные двигатели, устремится в чёрные бездны космоса, потратив на разгон не один год. Столько же уйдёт на торможение. Люди с Земли будут следить за телеметрией звездолёта, пока искусственное небесное тело не исчезнет из поля зрения телескопов, а радиосигнал не будет приходить с таким опозданием, что потеряется всякий практический смысл в его отслеживании. На протяжении всего полёта люди будут просто слушать корабль. Так вкратце усвоил алгоритм полёта Андрей. Для него эта часть пути была самой простой. Века превратятся в миг, о миллионах опасностей пути он никогда не узнает. Самое главное — вовремя проснуться: впрочем, в случае гибели корабля и пассажиров об этом никто и никогда не узнает. С такими невесёлыми мыслями Андрей поудобнее устроился в отсеке криохранилища.

Люди в белых халатах возились с капельницами. Уже бесчисленное их количество было влито в кровеносную систему и, судя по всему, ещё столько же оставалось, но Андрей не замечал ни суеты вокруг, ни эффекта от лекарств, ни времени. Его охватила апатия: никакие мысли не могли взбудоражить, заставить на чём-то сконцентрироваться. Он в последний раз посмотрел на окно, за которым виднелось голубое небо, отчасти заслонённое огромной веткой клёна. Листья покачивались в такт ветру, слегка шурша, и звук этот через приоткрытые створки долетал до слуха Андрея, минуя все остальные шумы.

Лицо седого профессора склонилось над Андреем. В живых, умных глазах доктора читалась озабоченность. Взяв правую руку Никонова за запястье, он, шевеля губами, считал пульс. Наконец, видимо, внутренне удовлетворённый, врач отпустил ему руку, снял капельницы и задвинул прозрачную крышку саркофага. Всё было готово для путешествия на столетия.

Последнее, что видел Андрей — это виновато улыбающегося профессора. Он уже не мог видеть ни окна, ни дерева за ним, а только покрытое многочисленными глубокими морщинками лицо пожилого человека.

Пробуждение было тяжёлым. Первое, что он увидел, был свет. Слепящий белый свет больно резанул по глазам, вызывая в голове пульсирующую, нестерпимую боль. Андрей вскрикнул и плотно сжал веки, но даже сквозь закрытые глаза свет проникал в мозг, порождая новую волну острой боли. Казалось, что болит и страдает каждая клеточка и воспалено каждое нервное окончание.

Неизвестно, сколько прошло времени, может, несколько минут, а может, и часов, прежде чем Андрей смог разомкнуть веки. Вначале он ничего не мог разглядеть. Постепенно зрение адаптировалось к окружающему миру, и Никонов уже мог разглядеть стальное обрамление крышки саркофага, светильники в потолке, виднеющиеся сквозь стекло. Везде, куда ни кинь взгляд, режущий глаз медицинский белый цвет, кое-где разбавленный сверкающими металлическими вставками.

Таковы были первые ощущения Андрея. Он пошевелил руками. Попытка оказалась удачной. Несмотря на слабость в мышцах, руки слушались. Это вселяло надежду. Протянув правую руку, как учили его ещё на Земле, он на ощупь нашёл большую кнопку и, превозмогая себя, со всей силы надавил на неё. Крышка саркофага бесшумно поднялась и отодвинулась в сторону. Выход из гибернатора был открыт.

Превозмогая головокружение и слабость, Андрей, уперевшись руками о борт саркофага, медленно принял сидячее положение. Голова закружилась ещё больше: казалось, сейчас он потеряет сознание. Тошнота подступила к горлу, и неожиданно для него самого его вырвало желтоватой слизью. Это принесло облегчение. Головная боль не ушла, но заметно притупилась, как бы отступив на задний план.

Потом пошли мучительные и долгие минуты извлечения собственного тела из ложа гибернатора, преодоления предательской слабости во всём теле и в особенности в ногах, из-за которых он несколько раз падал, разбивая в кровь руки и лицо, но тем не менее не оставляя попыток как можно быстрее покинуть помещение вечного сна.

Сразу за дверьми гибернатора находился душ, куда Андрей буквально ввалился и врубил на всю мощь воду. Он знал, что вода была тёплая, но тем не менее казалось, что тысячи ледяных иголок вонзились в тело. Андрей кряхтел и стонал, тёр кожу на груди, энергично растирал пальцами одной руки бицепсы другой, и всё это через боль, через не хочу, желая только одного: как можно быстрее прийти в себя.

Спустя полчаса самоистязания Андрей почувствовал себя удовлетворительно. Боль утихла, пусть и не прошла совсем, но теперь можно спокойно подумать о последующих шагах.

Он, как и остальные, оказался в недосягаемой дали от Земли. Никонов не знал, как среагируют люди на реальность. Он и в себе не до конца был уверен, а что можно говорить о других? Одно дело — изучать в теории, другое — неожиданно осознать реальность происходящего. Как поведут себя люди, с какими проблемами придётся столкнуться в ближайшее время? Эти и миллионы других вопросов будоражили мозг.

Выбравшись из душа, Андрей долго, очень долго, оттягивая время встречи, до изнеможения растирался полотенцем. На спине, на руках кожа вздулась и покраснела, а он всё никак не мог остановиться.

«Надо идти, — подумал он, отбрасывая полотенце и натягивая трусы. — Хватит боятся неизвестности. Впереди ждёт новый мир. Абсолютно новый мир, но со старыми, земными грехами. Что будет завтра — завтра и узнаем».

Огромный, ярко освещённый коридор заканчивался где-то вдали, за поворотом. Несколько рядов дверей тянулись по обе стороны. Андрей подошёл к кают-компании. Это помещение он хорошо изучил ещё на Земле, как, впрочем, и все закоулки звездолёта. За толстыми стенами ничего не было слышно, как бы он ни напрягал слух. Постояв немного, он нажал кнопку возле двери, и та бесшумно распахнулась, приглашая его пройти внутрь.

Нестройный гвалт резко оборвался, и все, кто находился внутри, повернулись в сторону вошедшего.

— Вот и главный явился, — с иронией в голосе прогремел басом несуразно большой мужчина, одетый в чёрные джинсы и толстовку с капюшоном. Он сидел за крохотным для его гигантской фигуры столиком и в упор, не мигая, разглядывал Андрея. На его широком, добродушном лице сверкала детская непосредственность. Те, кто не знал его, могли заблуждаться из-за его обманчивого вида.

Андрею как главному была известна вся подноготная остальных пассажиров. Дмитрий Нагорный, кличка — «Медведь», человек феноменальной силы и детского, наивного характера, который может свернуть шею любому, кто попытается его задеть. Собственно говоря, до того рокового дня, перевернувшего всю жизнь Дмитрия, он был тихим, безобидным великаном. Кроткость покинула его навсегда после того, как он застал жену с любовником. От ярости и боли не соображая, что он делает, мужчина убил обоих, а потом, сев в джип и разогнавшись, врезался в толпу гуляющих людей, которые никак не могли быть перед ним виноваты. Только вид искалеченных мертвых тел, залитого кровью автомобиля и стоны раненых привели его в чувство. Но было поздно. Потом следователи насчитают семь трупов, а ещё тринадцать человек оказались в больницах с различными травмами. Двое из пострадавших навсегда потеряли возможность двигаться и могли лишь мечтать о смерти, но не получить её.

Так в одночасье из добропорядочного члена общества Дмитрий превратился в монстра, принёсшего горе многим семьям. Он понимал это и приговор выслушал спокойно, как будто это касалось не его. В своем последнем слове он попросил прощения. Эта трагедия не только лишила Дмитрия свободы: он стал более жёстким по отношению к другим людям и благодаря своей феноменальной силе заставил себя уважать даже последних отморозков. Особенно облегчил ему жизнь в тюрьме тот случай, когда его сокамерник, в былые времена не последний человек в мафиозных структурах, попытался ему угрожать. Нагорный, ни слова не говоря, свернул тому шею. Несколько дней в карцере — почёт и уважение обеспечены до конца дней. Таков был этот человек, огромный и на первый взгляд неповоротливый, как медведь. Непостижимым образом он соединял в себе детскую непосредственность и безжалостность убийцы.

Справа от Нагорного восседал щупленький пацан лет двадцати на вид. Короткие, только начавшие расти рыжие волосы на некогда бритом черепе, огненно-яркие веснушки на впалых щеках, большое коричневое пятно на кончике носа придавали ему сходство с лисёнком. Криминального багажа за ним не наблюдалось, в тюрьме он был новичок, а потому к нему сама собой прилипла кличка «Лисёнок». С виду весёлое, беззлобное существо, но стоит отвернуться — и оно превращается в опасного хищника. Худой до болезненности, одетый в висячую мешком футболку явно на два размера больше, чёрные спортивные штаны и яркие оранжевые кроссовки, он сидел, развалившись на стуле, вытянув и скрестив ноги. С любопытством разглядывая вошедшего, словно видел его впервые, рыжий медленно, нехотя произнёс:

— С возвращением с того света. Мы уж подумали, некому вразумлять наше стадо, но, кажется, поспешили с выводами.

Пацана звали Неман Александр. Как и все тут, к случайным людям отнести его было сложно. В трезвом виде ничего интересного из себя не представлял, а вот во хмелю постоянно попадал в истории. Пока всё заканчивалось мордобитием, он отделывался лёгким испугом. Даже условный срок успел несколько раз получить. Но это были цветочки до того дня, когда он после недельного запоя схватил «белочку».

В тот вечер он шёл по парку, и навстречу ему шли две сестры, пятнадцати и семнадцати лет, выгуливающие мопса. Что Александр там увидел — он и сам вспомнить не мог, но факт остается фактом. В руке у него был кухонный нож, и он с криками «изыди, Сатана» искромсал девочек до смерти. Те только и успели закричать. Потом убийца взял в руки перепуганную собачку и отнёс её на ближайший пруд, где и утопил, предварительно привязав кирпич. И всё это он проделал, напевая что-то нечленораздельное, словно приносил жертву какому-то божеству, которому поклонялся. Убийцу там, на берегу, и взяли.

После того, как Александра подлечили, он не мог вспомнить тот вечер. Всё следствие он тешил себя надеждой, что это какая-то ошибка: скоро разберутся и отпустят домой. И только после приговора он наконец со всей глубиной осознал, что натворил. Правда, через короткий промежуток времени Александр решил, что перенесённые страдания искупили его вину, поэтому ему пора на свободу. И он начал писать прошения о помиловании во все инстанции. Администрация не мешала ему развлекаться таким образом. Спешить ему некуда, впереди вся жизнь, размышляли служивые, пусть займётся сочинительством. Во всяком случае, у заключённого не будет суицидальных мыслей, что уже само по себе хорошо. И тут вдруг поступило предложение, поражающее своей новизной и необычностью. После недолгих раздумий Александр согласился, тем более уже успел почувствовать всю бесполезность переписки с надзорными органами. Больше всего в предложении его привлекала свобода, пусть и не близкая, но тем не менее. Даже больше: к тому времени уже никого не останется в живых, кто помнил об этом преступлении. Новая жизнь с чистого листа. Лучше и не могло быть.

Далее восседал Борис Рушанский, пятьдесят три года. Слегка одутловатая фигура ещё хранила память о былой спортивной форме. С виду тихий, бесконфликтный мужичок, от деяний которого бледнели и впадали в ступор следователи. Погоняло — «Тихоня». Таким он был на первый взгляд. От вида крови буквально пьянеет, чужая боль и вопли умирающего доставляют наивысшее удовольствие. При этом сам на какую-либо фантазию не способен. Он идеальный исполнитель чужих идей, в данном случае — младшего брата, авторитет которого признаёт беспрекословно. У них с братом сложился кровавый тандем: младший Кирилл знакомится с жертвой, подготавливает почву, чтобы всё прошло без сучка и задоринки, а Борис воплощает в жизнь кровавый кошмар. От содеянного оба получают неземное удовольствие, после чего надолго залегают на дно, пока похоть вновь не взыграет над ними.

Взяли их на подсадную утку. Они успели войти в раж, перерывы между преступлениями сокращались, а количество жертв росло в геометрической прогрессии. Продолжаться вечно так не могло. В один из дней, как обычно отрепетировав свои действия перед заключительным актом, они, не успев сообразить, что случилось, оказались лежащими на земле и в наручниках. Потом был приговор, и преступников посадили в одиночные камеры.

Когда поступило предложение, Борис даже не раздумывал, рассчитывая, что через столь длительный срок о его «шалости», как он это называл, все забудут, и можно будет вновь взяться за старое. Борис был уверен, что младшой брат, если и ему будет предложен такой вариант, согласится на путешествие. Они не были близнецами, но чувствовали друг друга на расстоянии, как будто между ними существовала незримая телепатическая связь.

Кирилл Рушанский, мужчина сорока восьми лет от роду, был чуть выше старшего брата, худощавый и весь какой-то угловатый. Одет в серые джинсы и такого же цвета толстовку: ничем не примечательная серая мышка, о которой никогда ничего плохого не подумаешь. Но те, кто с ним работал, подчёркивали совсем другие стороны его личности. Жесток. Всегда спокоен. Физически развит. Не знает сострадания. Любит маму. Помимо неё, всех остальных женщин считает исчадиями ада, а себя — святым мучеником, который избавляет мир от грешниц. Это не мешает Кириллу быть популярным среди слабого пола, чем он и пользовался, с лёгкостью знакомясь и ведя очередную девушку на погибель. Старший брат выступал на начальном этапе помощником, находился на вторых ролях. Но когда наступала кровавая кульминация, ему не было равных. Младший брат с этим был согласен полностью.

Чиновники от науки приложили массу усилий, чтобы остальные пассажиры никогда не узнали настоящую правду о братьях. Андрей — единственный, кто был в курсе истинного положения вещей, но помалкивал, ибо понимал, что никакого его авторитета не хватит, чтобы остановить кровопролитие. Там, вдали от Земли, каждый человек будет на счету. В конечном счете, успешное завершение миссии для всех них имеет первостепенное значение. Они все хотят вернуться и получить свободу. Иной возможности в этой жизни для них уже не существовало. Поэтому для остальных братья Рушанские были ничем не примечательными отморозками, готовыми за рубль лишить жизни кого угодно.

Сами Рушанские также помалкивали в тряпочку, не афишируя былых подвигов, прекрасно осознавая, чем это может для них закончиться. Они не знали, что Никонову всё известно, и рассказали об этом специально, чтобы обезопасить жизнь Андрею. Конечно, Андрей — не мальчик, его голыми руками не возьмёшь, но два хищника из опасения быть раскрытыми могут на многое пойти, надеясь окончательно похоронить маленькую тайну. То, что сегодня известно одному, завтра может стать достоянием всех. И тогда прощайте, мечты о свободе, и живи как на вулкане, не зная наверняка, убьют тебя сегодня или завтра.

Эти люди сидели каждый за своим столиком, полукругом перед огромным экраном. Во втором ряду восседали Натан Валерьевич Жабин и две молоденькие барышни — Марта Воршанская и Лола Шатро. Увы, и их похождения далеко не блистали человеколюбием.

Натан, с одутловатым, красным лицом, со злобными маленькими бусинками глаз, с кривым носом, толстыми, лоснящимися губами и двойным подбородком, выглядел старше своих сорока двух лет. Ещё больше подчёркивала солидность его персоны сверкающая от пота лысина, обрамлённая небольшим ёжиком волос на затылке. Несмотря на внушительный вид, душонка у него мелкая и мерзкая. Он готов предать любого, кто встанет на его пути, и сделает это тихо и незаметно, чтобы никто и никогда не узнал правды. Самое страшное для него — если его делишки станут известны посторонним лицам. Мстителен. Если нет сил уничтожить противника в открытую, сделает это за спиной, когда тот совершенно не ждет нападения. До маниакальности нетерпим к чужому мнению. Прежде чем убить, жестоко истязал пожилого отца лишь за то, что тот высказал своё недовольство поступком сына. Подробности убийства, ставшие достоянием общественности, взбудоражили всю деревню, где он жил. Жители знали Натана с детства, и тем больший шок испытал каждый, когда всплыла правда. Его судили и, учитывая резонанс уголовного дела, дали по полной. Двадцать пять лет. Учитывая возраст — почти пожизненное заключение. В тюрьме вряд ли добавится здоровья. Шансы выйти на волю близки к нулю. Понимая всё это, преступник без промедления согласился на эксперимент, рассчитывая на то, что к его возвращению те, кто его когда-то любили, а теперь ненавидят, будут мертвы. И не просто мертвы, праха не останется. Потом можно будет жить прежней жизнью, без оглядки на прошлое.

Совсем другое дело дамы. Воршанская Марта Евгеньевна, двадцать четыре года, охотница за богатыми престарелыми папиками. Недурна собой. Невысокая стройная девушка, которую даже не портит короткий ёжик русых волос. Миловидное личико, на котором застыла детская непосредственность. Пухленькие щёчки, полные алые губы, по своей природе предназначенные для поцелуев. Мягкая бархатная кожа. Не одного молодого мужчину она свела с ума. Но молодежь её не интересовала. Как правило, у молодых парней не было денег, а если даже они являлись наследниками состояний, то путь этот долог и мучителен. Не всегда он мог привести к нужному результату. Другое дело — пожилые вдовцы. И внезапная смерть выглядит естественно, и денег у них побольше, а самое главное — эти тщеславные богатенькие буратины совершенно теряют голову и всерьез верят в то, что молодая девица влюблена в них по самые уши. Видимо, вследствие возраста разум им отказал. Богатенькие старички уходили в мир иной со словами любви к своей второй половине, не подозревая о том, что она и является причиной их преждевременной смерти.

Сколько бы верёвочке не виться… Она давно была на подозрении, но не было реальных доказательств. Успех вскружил ей голову. Уже несколько старичков почивали на кладбище, а их деньги перекочевали в карман предприимчивой мадам, прежде чем наручники защелкнулись на её запястьях. Марту лишили свободы, но не смогли лишить денег, кои сейчас лежат на счетах в банке, обрастая процентами. Когда ей предложили поучаствовать в столь длительном путешествии, она, ни секунды не задумываясь, дала согласие. Во-первых, за все эти годы набежит столько процентов, что даже магнаты и короли должны быть нищими по сравнению с ней. А во-вторых, она сможет наконец-то воспользоваться с таким трудом добытым капиталом и вести светский образ жизни, о чём всегда мечтала.

Шатро Лола Михайловна. Одинокая. Работала няней в богатой семье. Двадцать девять лет от роду. Миловидна. Невысокого роста. С виду скромна, с потупившим взглядом, в котором читались смирение и угода. Говор негромкий, но чёткий. Работая в качестве прислуги, всегда была одета в клетчатое зелёное платье, а поверх — белый передник. И сейчас на ней было это платье, только без передника. Имела долгую любовную связь с хозяином. Дабы увеличить своё влияние, отравила его жену таким образом, что никто и не подумал на скромную домработницу и няню. Став вдовцом, хозяин дал знать Лоле, что всё же больше любит сына, а маленькому наследнику совершенно не нужна новая мама. И тогда наступает черёд мальчонки. Но тут что-то пошло не так. Прошло всего несколько часов с момента пропажи ребёнка, как сыщики вышли на Лолу. Крохотная капелька крови на рукаве — ещё, конечно, не доказательство, но определённые выводы напрашивались сами собой. Полицейским не составило особого труда собрать пазл воедино и найти убедительные доказательства её вины. Размотав дело с убийством ребёнка, правоохранители заодно подняли старый глухарь, а именно — отравление жены хозяина семейства. Надежды Лолы на то, что она когда-нибудь сможет выйти на свободу, растаяли, как прошлогодний снег, всего за несколько часов, что она провела в изоляторе. Закономерный итог — пожизненное заключение. И тем с большим рвением она согласилась на странный эксперимент: в конце концов, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Пусть в далёком будущем, но есть шанс всё вернуть назад и зажить так, как ей хотелось, но теперь уже никого не убивая. Во всяком случае, она так надеялась, и этой надеждой поделилась с Андреем ещё на Земле.

Таковы были пассажиры звездолёта «Созвездие Льва». Они пролежали в гибернаторе почти двести лет, чтобы сейчас, в невообразимой дали от Земли, немного поработать ради будущего человечества и тем самым загладить вину, искупить которую невозможно никаким другим способом. Их преступления были настолько чудовищны, что о досрочном освобождении не могло идти и речи, а такой вариант их очень даже устраивал.

Глава II

Кроме людей, на звездолёте присутствовал незримый, но всюду проникающий компьютер с функцией искусственного интеллекта, который с помощью голосовой программы общался с людьми. Его нарекли Роном, и все эти годы он вёл корабль по заданному маршруту, отслеживая по пути препятствия, следил за исправностью машин, агрегатов и самодиагностировался. Помимо прочего, у Рона была ещё одна функция: он должен следить за пассажирами и обо всём составлять своё мнение. Это сильно напрягало людей, но выбора не было, и пришлось, в душе проклиная электронную всезнайку, создавать видимость радости от общения, хотя на самом деле все были готовы были порвать другу глотки.

Сделано это было не случайно. На далёкой планете пассажиры с таким бурным прошлым могли просто отказаться выполнять запланированную программой работу, посчитав, что теперь они сами по себе. Мол, пошло оно всё к чёрту, нам сам дьявол не брат, поищите лохов получше, а мы умываем руки. Такое развитие событий совершенно не устраивало организаторов полёта, и поэтому электронная начинка могла следить за каждым внутри и снаружи звездолёта. Наблюдения и оценки поступков людей было боле чем достаточно. Все знали, что нарушение любого пункта автоматически влекло за собой расторжение всего договора, пусть даже через много столетий. Время в данном случае не играло особой роли. Одним словом, соглашение было составлено так, что люди оказались перед необходимостью выполнять свои обязательства, несмотря на то, какими крутыми они были в прошлой жизни. Как оценит их действия искусственный интеллект, никто не знал. Но только его заключение по возвращению даст окончательный ответ на вопрос, заслужили они свободы или нет. Учёные Земли не хотели рисковать результатами эксперимента. Какая бы развитая она ни была, в запасе у неё не было лишних четырехсот лет.

— Смотрю, я последний, — произнёс Андрей, обводя всех взглядом. — Все живы и здоровы, как я погляжу. — Он подошёл к своему столику, который стоял боком к экрану и пассажирам, и уселся. — Есть какие-нибудь пожелания?

— Жрать охота, — подал голос Медведь. — Двести лет во рту маковой росинки не было.

— Завтрак будет чуть позже. А сейчас для нас имеется сообщение. Рон, покажи нам письмо, которое мы должны получить по прибытии в звёздную систему.

Экран засветился. На нём появилось изображение какого-то кабинета с тяжёлой дубовой мебелью вдоль стен и огромным чёрным блестящим столом посредине, за которым восседал, казалось бы, малюсенький по сравнению с исполинским размером мебели для письма человек. Это был никому не известный старик, на вид не меньше семидесяти пяти, а то и восьмидесяти лет, лицо в сплошных глубоких морщинах, седые коротко стриженые волосы, такая же аккуратная серебристая борода клинышком. Одет старик был в строгий чёрный костюм, светлую рубашку и ярко-красный галстук. Движения его были медлительны и плавны, говорил он так же растянуто и негромко, иногда покашливая, при этом закрывая рот большим носовым платком. Было видно, что ему тяжело говорить, что он собрал последние силы для диктовки этого письма.

— Если читаете это письмо, значит, благополучно прибыли в солнечную систему звезды U-776. Впрочем, для вас это ничего не значит. Мне не известно, сколько вас осталось в живых. Технология гиперсна — относительно новая система, до конца она не исследована. Сейчас, если смотрите эти кадры, я давно мёртв. К моменту воспроизведения послания от меня даже воспоминания не останется. Моё нынешнее время для вас давно стало историей.

О целях экспедиции вы знаете не хуже меня. Начнём со знакомства. Я главный научный руководитель проекта. Не имеет значения, как меня зовут. Мое имя покрыто тленом времени, и вряд ли кто меня вспомнит к моменту вашего возвращения на Землю. Поэтому я для вас навсегда останусь незнакомцем, который перевернул вашу жизнь.

Первое, что надо понимать: таких экспедиций было несколько десятков. У каждого звездолёта была цель: открытые астрономами солнечные системы близлежащих звёзд, в пределах полёта со скоростью не более чем шестьдесят процентов от скорости света и продолжительностью не более двухсот, двухсот пятидесяти лет в одну сторону. К сожалению, нынешняя наука на большее не способна. Таких объектов оказалось не так уж много. Все корабли укомплектовали пассажирами с криминальным прошлым. Здесь надо понимать, что простой, добропорядочный человек вряд ли захочет покинуть родных и близких навсегда, а вот ваш брат, осуждённый на пожизненное, вполне может согласиться, ибо терять ему уже нечего. Тем более от вас каких-либо знаний не требуется, вы нужны, чтобы собрать как можно больше образцов и оценить пригодность планеты для переселения. С этой задачей могли справиться и роботы, но, к сожалению, они способны лишь выполнить заранее заложенную в них программу и не могут прочувствовать миллионы нюансов и оттенков. Даже простое действие по сбору образцов породы может стать неразрешимой задачей для робота, если алгоритм действий будет нарушен каким-либо природным катаклизмом или незапланированной ситуацией. Человек в данном случае куда надёжнее. Поэтому вы здесь. Для нас самым важным является успех экспедиции. Не секрет, что жизнь на Земле, по последним научным данным, под угрозой уничтожения. В запасе не более тысячи, максимум — полторы тысячи лет. Мы истощили природу и сами приблизили свой смертный час. Ваша задача — сделать всё возможное для того, чтобы земляне обрели новый дом. В этом ваше искупление. Вы давно мертвы для остальных. Мы долго раздумывали, стоит ли так рисковать, нанимая подобный контингент, но после долгих дебатов пришли к мнению, что только такие люди захотят добровольно отправиться в опасную экспедицию. Желание вернуться и обрести свободу будет прекрасным стимулом для вашей работы, как бы далеко ни находился работодатель.

— Незнакомец, твою мать, — воскликнул Натан, когда старик на экране сделал паузу, чтобы откашляться, — для чего такая скрытость? Что-то здесь не так, чует моё сердце…

— Мы сняли с вас браслеты, — вновь заговорил научный руководитель, когда спрятал носовой платок в карман. — Здесь, вдали от Земли, они не имеют никакого значения. Вы полностью свободны и предоставлены сами себе и искусственному интеллекту, известному вам как Рон. Эта мера безопасности необходима, у нас просто нет лишнего времени. Задача должна быть выполнена во что бы то ни стало. Еще не факт, что именно вы найдёте благоприятную для переселения планету. В этом случае звездолёт развернётся домой. Отрицательный результат — тоже результат. В любом случае, свободу свою вы заработаете.

Заботясь о выполнении миссии, мы не забывали о ваших личных удобствах и безопасности. Машины, роботы, тысячи других незаметных на первый взгляд приборов и устройств будут служить во благо людям. Вам не придётся заботиться о хлебе насущном, в вашем распоряжении будут удобные скафандры на случай недружелюбности окружающей среды.

Здесь я остановлюсь поподробнее. Отказ в посадке возможен лишь в том случае, если условия жизни для людей невозможны в принципе: сверхвысокая температура, огромное давление. Во всём остальном программа не меняется. Вы, в скафандре или без него, в зависимости от обстоятельств и внешних условий, собираете как можно больше данных о планете, добываете образцы и упаковываете их, как учили на Земле, и, выполнив в полной мере задачу, отбываете домой. А уж здесь, на Земле, учёные, проанализировав полученные данные, окончательно решат судьбу планеты. К чему я веду? Не надейтесь раньше времени вернуться, ничего не сделав. Астрономы знают параметры небесных тел и каких-либо серьёзных отклонений не предвидят. Мой вам совет: настраивайтесь на работу. В громоздком скафандре или в лёгкой футболке, вам придётся покинуть пределы корабля. Вся работа должна быть выполнена по ранее утверждённому плану. Сначала глубокая разведка, определение доступности данной среды для проживания и тщательный сбор всей возможной информации. Задача, в принципе, не сложная, с ней, я уверен, вы должны справиться.

Незнакомец задумался и, ещё раз откашлявшись, произнёс напоследок:

— На этом я с вами прощаюсь и надеюсь на плодотворную работу для блага всего человечества и искупления вашей вины перед людьми.

Экран погас.

— Ничего нового я не услышал, — не унимался Натан. — Ну, может быть, кроме того, что такая экспедиция не единственная. Ну и сам руководитель… И почему мы его не встречали раньше?

Одобрительный гул был ответом.

— А сколько нам осталось болтаться в космосе? — поинтересовался Александр, демонстративно позёвывая и всем своим видом изображая равнодушие. — Ответа на этот вопрос я лично не услышал.

Вопрос оказался как нельзя кстати.

–Запись была сделана ещё до старта. — Андрей сделал знак рукой, призывая к тишине. — Лучше это спросить у Рона. Рон, что ты нам скажешь на этот счёт?

— В этой солнечной системе обнаружены пять планет. Первая находится слишком близко от светила, а вот вторая и третья — как раз в зелёном поясе жизни, это если по земным понятиям. Третья планета находится на крайней точке этого пояса и слишком холодна, жизнь на ней возможна, но маловероятна. Самая благоприятная ситуация на второй планете. Она достаточно далеко от Солнца, чтобы не быть испепеленной, и в тоже время получает достаточно тепла, чтобы на ней могла существовать вода в жидком виде, основа жизнедеятельности биологического вида. Туда мы и направляемся. Остальные планеты нас не интересуют: это простые каменные шарики, находящиеся в вечном холоде, и если на них и возможна жизнь, то она кардинально отличается от форм, известных современной науке. В любом случае для нас они интереса не представляют.

— Мы спрашиваем, когда посадка, — нетерпеливо пробубнил Борис.

— До планеты, — Рон зачем-то сменил голос, и теперь вместо приятного женского сопрано гремел мужской баритон, — …лететь двадцать шесть дней и восемнадцать часов. После этого мы переходим на околопланетную орбиту, изучаем её, выбирая места посадки, затем посадка. Вам понятно?

— Понятнее не бывает, — Александр принял нормальное сидячее положение. — Мне только одно не ясно: какого чёрта нас так рано разбудили? Целый месяц болтаться без дела. Да за это время мы друг друга поубиваем.

— Работы всем хватит. Вы продолжите изучать управление машинами. После посадки времени на подготовку не будет. Запас пищи и кислорода ограничен. Воздух, скорее всего, мы найдем на планете, а вот с едой будут проблемы.

— Слушай, железяка, мне кажется, ты несёшь бред, — недовольно пробурчал Кирилл. — Какая разница, тратить эти запасы до посадки или сразу после? Может, я идиот, но разницы не ощущаю.

— Никто не знает, что вас ждёт. Опасности могут подстерегать с первых минут. Господа учёные не были уверены в том, что вы проснётесь здоровыми после глубокой гибернации, а потому решили, что до посадки, пока медицинские машины проводят необходимую проверку, самим вам не мешало бы повторить курс обучения.

— Чёртова машина, — Александр театрально воздел руки. — Как она о нас заботится. Аж страшно становится.

— Давайте без эмоций, — призвал к спокойствию Андрей. — Алгоритм её действий создал человек, машина лишь выполняет команды.

— Слушай, Андрей, жрать охота, — подал голос Медведь. — Режим питания нарушать нельзя. Попроси этого электронного головастика накормить нас. Сколько можно ждать?

— А кто тебе мешает это сделать?

— Меня он не слушается. Я уже несколько раз поднимал эту тему, а воз и ныне там. Ты старшой, тебе и карты в руки.

Пассажиры бурно поддержали Дмитрия. Но, пока люди лениво переругивались, за их спинами бесшумно раздвинулись незаметные панели на задней стене каюты. В образовавшийся нише появились подносы с едой. Люди не сразу заметили это, но стоило Натану случайно повернуться и воскликнуть от удивления, как пленники корабля, шумно чертыхаясь, рванули к еде, толкаясь и пихая друг друга. Когда все расселись за столиками и принялись поглощать еду, наступило временное затишье, нарушаемое лишь стуком приборов и иногда негромким чавканьем. После завтрака, насытившись, пассажиры лениво развалились на стульях, умиротворённо воспринимая действительность. Сейчас им было всё до лампочки, они себя прекрасно чувствовали, и их ничего не напрягало. Андрей смотрел на них, думая про себя, как порой человеку мало надо, чтобы почувствовать удовлетворение в жизни. И как всё скоротечно. Пройдёт совсем немного времени, и всё кардинально изменится: снова они станут друг другу волками, пытающимися вырвать у товарища кусок посытнее. Хотя какие они товарищи, здесь слова такого нельзя использовать, ибо каждый готов за самую малость загрызть любого. И мне придётся разруливать конфликты, дабы не допустить кровопролития. А чем быстрее мы выполним поставленную задачу, тем скорее обретем свободу и воочию увидим чудный новый мир, который никогда не сможет лицезреть добропорядочный член общества.

Его размышления прервал вой сирены. От неожиданности пассажиры повскакивали со своих мест, озираясь по сторонам, пытаясь увидеть причину тревоги.

— Однако, — Андрей, как и все, пытался понять причину переполоха. — Рон, что всё это значит?

— Через шесть минут искусственная гравитация будет отключена, и звездолёт совершит манёвр отклонения от пересекающего наш путь метеорита. Ожидаются перегрузки более трёх же. Пассажирам рекомендуется занять амортизационные кресла.

Люди заметили, как исчезли в полу лёгкие стулья со столами, и вместо них появились огромные чёрные кресла. Не дожидаясь дальнейших приглашений, они спокойно уселись в них, не торопясь пристегнулись и со скучающим видом приготовились встретить перегрузку.

На Земле их особо не тренировали на повышенную тяжесть, так, пару раз прокатили на центрифуге, и на этом обучение закончилось. Вот и сейчас они были полностью уверены в том, что ничего страшного их не ждёт. С первых минут, как появилась излишняя тяжесть, от былой самоуверенности не осталось и следа. Казалось, тело налилось свинцом. От тяжести не то что поднять, двигать руками и ногами не представлялось возможным. Каждый вдох и выдох приходилось делать через силу, через себя, через боль. Огромная тяжесть расплющила людей в креслах, не позволяя болтать, и только сдавленные хрипы слышались со всех сторон.

Ко всему прочему, менялся вектор силы тяжести: звездолёт маневрировал, где-то в глубине корпуса гудели турбины, и звук их натужено поднимался вверх, чтобы через секунду рухнуть вниз. К этому добавились какие-то скребущиеся звуки, как будто где-то вдали вибрирует лист металла. Казалось, ничто не выдержит таких резких манёвров и корабль вот-вот начнёт терять обшивку.

Люди держались. На границе потери сознания, но держались. Впрочем, ничего другого им не оставалось делать. Они могли лишь безучастно ощущать всю прелесть повышенного давления и в душе молиться, чтобы это быстрее закончилось.

Между тем минута шла за минутой, а корабль и не собирался прекращать манёвры. Его кидало то вправо, то влево, то он вдруг падал в пропасть, то неожиданно взмывал вверх. В космосе нет верха и низа, но, благодаря разным направлениям перегрузок, создавалось ощущение того, чего не могло быть в принципе. И в один из этих моментов вдруг раздался жуткий, поглотивший все остальные звуки, скрежет, как будто огромный камень чиркнул по звездолёту. Вместе со скрежетом корабль, как будто в предсмертной агонии, вздрогнул до последнего рангоута. Казалось, сейчас звездолёт вот-вот в последний раз дёрнется и начнёт рассыпаться на куски.

Ничего не произошло. Неожиданно наступила гулкая тишина и вернулась привычная тяжесть.

— Двигатели выключены, манёвры закончены, — бесстрастно доложил Рон. — Можете возвращаться к привычным делам. Астероиды остались позади. Система искусственной гравитации работает без перебоев.

— И что это было? — ни к кому особо не обращаясь, покрякивая от боли, выползая из кресла, вопрошал Александр. — Так ведь и сдохнуть можно.

— Расслабься, мальчик, чую, впереди веселуха нас ждёт. Аж обхохочешься. — Медведь сипло засмеялся. Отдышавшись, он продолжил — Главное — не задохнуться от смеха, а то неприятность выйдет. В нас столько бабла вбухали, а мы взяли — и кони двинули у самой цели. И ведь господа учёные не поверят, что мы не специально, корабль-то ведь целый остался.

— В гибернаторе находиться спокойнее. Во всяком случае, там ты ничего не чувствуешь, — тяжело дыша, произнесла Лола. — На кой нас разбудили так рано? Теперь трясись каждую минуту.

Так, лениво поругиваясь, пассажиры приходили в себя. Встряска для организма оказалась существенной, и некоторым потребовалась помощь медицинского робота. Больше всех пострадали Марта и братец Кирилл. Их пришлось выковыривать из кресел и вести в медицинский отсек, под неусыпную заботу электронного врача.

— Итак, — произнёс Андрей, когда треволнения закончились и люди начали осваиваться в новой реальности. — Давайте подведём итоги. Потерь вроде как нет. Тех двоих я не считаю, они скоро оклемаются.

— Главное, чтобы никто больше не уснул навсегда, — подал голос Дима.

— Медведь, без комментариев.

— Приказ старшого закон.

«Реальность оказалась намного хуже, чем предполагали, — думал Андрей. — Почему-то у всех в головах застряла мысль, что путешествие будет похоже на лёгкую прогулку. Никаких тебе опасностей, никаких сложностей. Поспал. Встал. Собрал камешки. Повозился с роботами. Снова лёг спать. Проснулся — и оп! Ты свободен на все четыре стороны. Живи в своё удовольствие. Если не идиот, к старым делам и на пушечный выстрел не подойдёшь. Чтобы ни говорили господа учёные, следить за нами будут, причём внимательно и зорко, чтобы любой промах зафиксировать и отправить обратно в тюрьму без всякой надежды на помилование. Как говорится, и нашим, и вашим, и за рубль спляшем. Нет уж, господа хозяева нашей жизни, не дождётесь. За других не скажу, а я точно проколов не допущу.

Конечно, ещё там, на Земле, нам рассказывали о всевозможных проблемах, подстерегающих на каждом шагу, но разве в то время кто-то всерьёз воспринимал это? Изо дня в день нам твердили, что космос сам по себе таит опасность и смерть. Мы верили и не верили одновременно. Излишне полагались на технику, на сам звездолёт. Тогда он казался огромным, неубиваемым монстром, не способным ломаться: так должны думать наивные обезьяны, коих закинули на край вселенной, а не люди. Пусть даже не очень образованные в астрономии и космических науках пассажиры корабля. И что же это получается? Вся подготовка, какая бы она поверхностная ни была, пошла коту под хвост. Тогда все эти проблемы казались настолько нереально далекими, что и думать о них не хотелось. И тут вдруг в одночасье мир перевернулся с ног на голову. То, что казалось незыблемым, рассыпалось на глазах. А то, что всего несколько минут назад вообще никак не воспринималось ввиду малозначимости, неожиданно поменяло вектор и стало неразрешимой проблемой. И ведь что самое интересное, ничего нового не произошло. За то время, что мы находились в бессознательном положении, такие происшествия случались не раз и не два, просто мы о них не знали. Права в этом плане Лола, ох как права. И ведь впереди целый месяц такой нервотрёпки: пересечёт небесное тело наш курс или нет, а если да, то чем это всё закончится, пыткой-перегрузкой или уничтожением звездолёта? Кто знает, кто знает…»

— Рон, какая вероятность повторения экстренного манёвра корабля? — спросил Андрей.

— По математическим выкладкам — пятьдесят на пятьдесят. В настоящий момент на расстоянии ста тысяч километров во всех направлениях от корабля препятствий не обнаружено. Посмотрите на экран.

На экране было видно лишь звёздное небо: россыпи крохотных точек неравномерно поблёскивали на черноте космоса. Картинка казалась статичной, ни в какой её части не наблюдалось движения. Но это продолжалось недолго. Неожиданно где-то сверху вспыхнула яркой блёсткой звезда. Она начала быстро распухать, при этом не увеличивая светимости. Когда это тело выросло до половины экрана, стало понятно, что в сторону корабля движется огромный вытянутый бесформенный камень, с одного боку освещённый здешним солнцем. Он летел навстречу звездолёту. Как ни странно, автоматика не сработала, и курс не был изменён.

— Метеорит, размеры — два километра на шесть, приблизительная масса покоя — двести шестьдесят тысяч тонн, скорость — пятьдесят восемь тысяч километров в секунду. Летит параллельно нашему курсу. В данный момент опасности для нас не представляет. Наша скорость — сто девяносто три тысячи километров в секунду. При лобовом столкновении звездолёт полностью испарился бы.

Теперь метеорит летел вдоль корабля. Впрочем, это произошло настолько быстро, что никто и опомниться не успел, как смертоносное космическое тело пронеслось вдоль борта. После, в замедленном воспроизведении, люди увидели, что один из бесформенных выступов космического бродяги прошёл очень близко от объектива камер. Казалось, что он вот-вот заденет звездолёт. Хватило и этого, чтобы люди пересмотрели всю свою жизнь и, наконец, перестали воспринимать экспедицию как нечто незначительное и неинтересное.

— Поздравляю всех с пробуждением. Никто не будет спорить, что настоящее избавление от оков Морфея произошло сейчас и ни секундой раньше. — Андрей горько усмехнулся. — Тем не менее, впереди нас ждут и другие сложности, и поэтому я предлагаю не расслабляться, а незамедлительно приступить к запланированным тренировкам. Пока мы являемся пленниками корабля, стоит на время забыть о своей крутизне. Быковать будете после возвращения. Не знаю, как вам, а мне хочется побыстрее закончить с этой ерундой. Будем пальцы гнуть вместо работы — мне кажется, что здесь мы и сдохнем, некому будет даже закопать наши бренные тела. Поэтому, прежде чем растопыривать пальцы, как следует подумайте о том, что вы сами хотите иметь на выходе. Здесь нет начальства, но не мне вам рассказывать, что будет, если не выполним задание. Нас взяли за жабры, но в то же время мы все добровольцы. И поэтому мой вам совет: не нарывайтесь. Я не мальчик и за вас норму делать не буду. Не захотите по-хорошему — будет по-плохому. Я найду способ заставить вас работать, ибо в мои планы не входит застрять здесь хоть на один лишний день. Всем ясно?

— Яснее некуда, — подытожил за всех братец Борис. — Запихиваем… куда поглубже… э… э… как его там… ах, да, самолюбие и работаем, работаем, это… вот… засучив рукава. Впереди нас ждут подвиги, такие вот трудовые подвиги… А вот способны ли мы на них, как его там — время покажет.

Глава III

Потянулись похожие один на другой серые, тоскливые дни. С утра и до самого вечера, по внутреннему корабельному времени, все занимались повторением пройденного материала и тренировками управления на электронных симуляторах. Это было скучно, скучно до тошноты. За все это время только дважды включалась тревога и люди поспешно занимали места в амортизационных креслах, в глубине души надеясь, что пронесет.

И проносило. Огромные камни, в несколько раз меньше первого метеорита, хаотично пересекали путь звездолета, заставляя напрячься компьютерные мозги и изменить курс.

Все это время звездолет шел с торможением. Благодаря этому, с каждым часом путь становился безопаснее, время от момента обнаружения до маневра увеличивалось, что позволяло в свою очередь изменять траекторию движения более плавно, и соответственно снизить вредное воздействие перегрузок на экипаж и пассажиров. Последний маневр оказался настолько удачным, что даже не пришлось отключать искусственную гравитацию — а ведь еще на Земле предупредили, что при больших значения перегрузок, и одновременном включении гравитации хрупкий сложный механизм не выдержит и навсегда выйдет из строя. Отремонтировать его возможно только на базе. Потому-то его и приходилось каждый раз отключать, доставляя неудобства пассажирам. Но куда больший дискомфорт испытывали бы люди при поломке сего инструмента.

Пассажиры были в полном сборе, никто не болел, и все с нетерпением ждали посадки. Планета уже занимала добрую половину экрана. От еле заметной точки, до нынешнего размера она увеличивалась медленно, словно нехотя. Зато теперь, несмотря на относительно невысокую скорость, беловато мутный, с нечеткими краями диск земли обетованной, разрастался, как говорится, не по дням, а по часам.

Пассажирам такое зрелище было в диковинку, и словно зачарованные, они время от времени бросали повседневные дела и усаживались перед экраном. А там, во всей красе неслась по просторам вселенной планета, на которую еще не ступала нога человека.

Теперь ее поверхность обрела бледный серовато-желтый цвет с голубыми прожилками и пятнышками.

–Возможно там есть вода, — неуверенно произнес Медведь. — Во всяком случае примерно так выглядит вода на снимках Земли из космоса. Я их, правда, уже давно не видел, но если память не изменяет…

Не трави душу, Медведь. — произнес Натан. — Я, наверное, только сейчас понял, как далеко мы находимся от родной планеты. Даже внешне ничего общего.

–Не вовремя мы становимся сентиментальными, — заметил братец Кирилл. — Уж если у любящего папашку такие мысли, то что говорить о других…

— Точно. Сейчас мы как никогда далеки от… — братец Борис растерянно замолчал, мучительно вспоминая нужные слова, но так и не подобрав их.

— От дома, — закончил фразу за брата Кирилл. — Жабин чуть не пустил слезу, и это вызывает определенные опасения за его душевное состояние в будущем. Совсем не похоже на человека, который с такой сыновней любовью относился к родному отцу.

–Заткнись, — лицо Натана налилось кровью, а кулаки невольно сжались.

Еще секунда и конфликта не избежать. Андрей слишком хорошо понимал, что этого нельзя допустить. Ни слова не говоря, он подошел к Кириллу и хуком снизу врезал в мягкий живот. Тот согнулся пополам и рухнул на пол. Подскочивший было к Андрею Борис, увидев его лицо, резко остановился и сделал вид, что спешил к брату, склонившись над его телом.

–Ведь я предупреждал, — ледяным тоном сказал Андрей. — Все свои эмоции запихать куда подальше. Что было неясно?

–Не слишком ли ты много на себя берешь, — прохрипел Кирилл, придя в себя. — Не боишься однажды не проснуться? Или ты думаешь, что сделан из другого теста?

–Рискни здоровьем, если хочешь. Но, запомни хорошенько, в следующий раз я не буду предупреждать. И поверь, у меня это получится. Это касается всех. С этого момента, тот кто будет раздувать конфликт на ровном месте, встретится с праотцами намного быстрее чем думает. На этом все. Всем продолжить прерванные занятия. Мой вам совет: мысли о реванше запихайте поглубже, можно даже до самого возвращения. Это касается не только злобных братьев, но и всех остальных. Время уговоров закончилось.

Пассажиры искоса поглядывали друг на друга, нехотя возвращаясь к прерванным занятиям. Возможно, они еще долго бы перетирали конфликт, однако новая напасть изменила их планы.

Вновь прозвучал сигнал тревоги, и едва люди успели упасть в кресла, как началась свистопляска с перегрузкой. Звездолет швыряло то вправо, то влево, он то остервенело мчался к планете, то круто развернувшись, уносился куда-то вверх и вбок. Порой люди не могли вздохнуть полной грудью от навалившейся на них тяжести, но неожиданно она исчезала и на доли секунды появлялась невесомость. Во всяком случае так им казалось, ибо продолжалось это крайне недолго и вновь силы ускорения вжимали пассажиров в мягкую обивку кресел.

На этот раз остервенелое метание корабля никак не хотело заканчиваться. Прошло добрых минут двадцать, а звездолет и не думал остепенятся.

–Мы попали в метеоритный рой, — бесстрастно доложил Рон. — скопление размером более ста тысяч километров во всех направлениях и обойти его нет возможности. Двигатели и системы корабля работают нормально.

Только он это произнес, как череда ударов огромной силы сотрясла звездолет, словно это был не космический корабль, а простой земной автомобиль на большой скорости вылетел на убитую ямами дорогу. Свет замигал и прежде, чем погаснуть окончательно, напоследок вспыхнул неестественно ярко. Во внезапно наступившей темноте слышались лишь стоны и проклятия людей.

Так продолжалось минуты две-три, прежде чем вспыхнуло бледными пятнашками аварийное освещение, не столько разгоняя тьму, сколько сгущая ее вокруг себя.

— Что же это, черт побери было… Ох, — голос братца Кирилла звучал глухо, как будто из подземелья. — Когда же это прекратится.

–Не ной, — звонко, как пощечина прозвучал голос Лолы. — Лучше думать о чем-нибудь приятном, с хорошими мыслями и помирать не так страшно.

–Ты уже собралась помирать? — вступил в разговор Лисенок.

–Не дождетесь, мальчики. А вот ныть и причитать самое последнее дело. Небось, когда мочили людей, не тряслись так за свои жизни.

–Уж кто бы говорил… — выдохнул Медведь. — Я вот… — договорить он не успел, новая волна перегрузок вышибла временный запас воздуха в груди у пассажиров, вновь лишив их способности болтать.

Звездолет, судя по субъективным ощущениям, стремительно терял высоту, металлические сочленения гулко стонали, скрежет и скрип наполнили все помещения корабля и казалось, что еще чуть-чуть, и огромный межзвездный крейсер прикажет долго жить, развалившись на части.

Металл оказался крепче, чем могли подумать пассажиры. По всему корпусу прошла судорога, от носа и до кормовых дюз, сопровождаемая режущим слух глухим скрежетом и на людей посыпалось крошево пластика, обнажая шпангоуты и спрятанные в них бесконечные бухты кабеля. Погасло даже аварийное освещение.

Перегрузка неожиданно прекратилась, и тотчас послышались

проклятия со всех сторон.

–Рон, что это значит?

Ответа не было, если не считать тяжелого дыхания людей и редких восклицаний…

–Мы в аду?

–Раз мы живы, значит есть воздух. Холода также не ощущается. — Андрей пытался приободрить пассажиров, но в первую очередь самого себя. — Из этого можно сделать вывод, что системы жизнеобеспечения работают нормально. Нас больше не кидает куда попало, а значит мы вновь легли на прежний курс.

–Если, конечно, в последний момент не полетела вся система навигации и нас не вышвырнуло куда-нибудь в сторону. — высказался откуда-то из тьмы Натан. — Вот весело то будет.

–А отсутствие света тебя совсем не напрягает? — задал вопрос Медведь. — По мне, так мы быстрее сдохнем в полной темноте. У нас даже фонариков нет.

Гнетущая тишина была ему ответом.

Минуты шли за минутами, а решение не появлялось. Андрей мучительно думал, что можно сделать в данной ситуации, но ответа не находил. Прав был Дима, никаких переносных источников света на корабле не было и не могло быть. Да, конечно, в транспортном ангаре что-то можно найти, если как следует поискать… Сначала надо добраться до них в полной темноте, да и потом разыскивать следует при свете… Замкнутый круг какой-то. Не исключено, что и двери могут оказаться заблокированными, и здесь уже ничего не поделать… Придется попытаться, выбора все равно нет. Если никаких действий не предпринимать, эти людишки рано или поздно поубивают друг друга, и темнота им не помешает.

Грустные размышления Андрея прервал голос Рона.

–Корабль поврежден, корабль поврежден, — словно издалека слышался механический голос. Сейчас у него не было ни мужского, ни женского тембра.

–Мы понимаем, что он поврежден. Каков характер повреждения?

–Не знаю, идет диагностика. Корабль поврежден. Имеется угроза жизни.

–Какая угроза?

–Идет самодиагностика. Результат неясен. Корабль поврежден.

Никакого толку от Рона не было. Видимо надо ждать, пока компьютер хоть частично восстановится. Неизвестно сколько времени на это уйдет, но все же лучше, чем ничего. Может быть появится, на худой конец, аварийное освещение. Непроглядная тьма, как ни крути, давит на психику, а учитывая контингент, становится по-настоящему страшно.

Над головой вспыхнула единственная уцелевшая лампа. Холодный белый свет озарил помещение. В мертвенно-бледном освещении светодиодов все вокруг казалось нереальным и зыбким. Четкие, неестественно резкие тени делали людей и предметы необычными, не похожими на самих себя, словно все в мгновение ока перенеслись с борта звездолета на безжизненный астероид, освещенный солнцем в зените.

–Твою мать! — воскликнул Лисенок, отряхиваясь от осколков и с трудом вставая. — Встряска для организма, самое то. Удивительно, как мы еще не сдохли.

Пассажиры зашевелились и потихонечку начали выбираться из кресел. Под ногами хрустели осколки пластмассы, стекла и прочего мусора, в которые буквально за несколько минут превратилась цельная, без единого шва обшивка стен и потолков. Увидев следы разрушений, люди с ужасом осознали, насколько близки были к гибели. Растерзанные и смятые останки внутренней обшивки свисали со шпангоутов, как будто это был не сверхпрочный пластик, а простая бумага. В образовавшихся пробоинах торчали связки кабелей, некоторые из них были разорваны и на обнажённых медных концах время от времени появлялись голубоватые вспышки, сопровождаемые треском и фейерверком искр. Продолжалось это недолго, судя по всему, замкнувшая линия тут же обесточивалась.

–И при этом походу дела все мы целы, — произнес Натан. — Странно, в первый раз таких разрушений не было, а двоим потребовался осмотр медицинского робота. Сейчас же все целы и невредимы. Ничего не понимаю.

–Радуйся, что мы так легко отделались, — Андрей извлек из кармана осколок стекла и стал его разглядывать. — Если опасности нет, надо прибраться.

–Интересно, чем, — сказала Марта. — Насколько я помню, на корабле нет соответствующего инвентаря. Все это входило в обязанности роботов. Я сомневаюсь, что они уцелели.

К счастью для пассажиров, роботы оказались в полном порядке. Вскоре появился один из них, размером с небольшой диван, внешне напоминавший черепаху. Ввалившись в помещение, с помощью суставчатых, как у кузнечика ног, робот принялся неторопливо собирать мусор, засасывая мелкие осколки пылесосом, а крупные куски пряча у себя на спине с помощь манипулятора. Через час стало относительно чисто, во всяком случае под ногами ничего не хрустело. Бедному роботу пришлось несколько раз покидать помещение, чтобы избавиться от переполненных контейнеров. Куда он складировал мусор, никто не знал, а организаторы полета не удосужились объяснить людям, видимо полагаясь, что данная информация никогда не пригодится.

–Рон, что с кораблем?

–Корабль поврежден. В носовой и средней частях обнаружены пробоины. Утечка воздуха. Аварийная система задраила вход. Двигатели в порядке. Не повреждены лишь несколько помещений. Гибернатор цел. Не потеряла герметичность кают-компания, где вы сейчас находитесь. Пригодна для биологического существования так же часть коридора, соединяющая уцелевшие помещения и тамбур главного выхода.

–Посадка на планету возможна? — спросил Андрей. — И еще: мы не сбились с курса?

–Навигационным приборам кислород не нужен, — монотонно бубнил Рон. — Все приборы и устройства в работоспособном состоянии. Единственная проблема с вами, люди. Вы можете лишь существовать в ограниченном пространстве. Для продолжения полета это не существенно. Задача будет выполнена в срок. До посадки осталось двадцать шесть часов восемнадцать минут и шесть секунд. Всего хорошего, развлекайтесь.

На этой, неожиданной ноте, Рон замолчал. И сколько бы Андрей и остальные пассажиры ни звали его, Рон не подавал признаков жизни.

–Зашибись! — воскликнул братец Кирилл, — Мало того, что мы потеряли возможность передвигаться по кораблю, так еще компьютер не хочет с нами общаться. Я все более склоняюсь к мысли, что увеселительная прогулка превращается в безысходный кошмар. То ли еще будет.

–Не каркай, без тебя тошно, — подал голос Дмитрий.

–Я всего лишь высказал свое мнение. Не нравится, не слушай. Ты здесь не главный.

–Хорошо, расскажи всем поподробнее о пережитом страхе, о монстриках, которые тебя кусают. Всем сейчас это безумно интересно.

–Мальчики, хватит, — вмешалась Лола. — В самом деле, как в детском саду. Так и будем тявкать друг на друга? Может это и интересное занятие, но сейчас не к месту.

— Вот, вот, — произнес Андрей. — Давайте лучше приведем в порядок помещение, ведь другого теперь у нас нет. Каюты заблокированы, спать придется здесь, в креслах. Рон, черт тебя побери, у нас есть запасные панели? Ответь, ты прекрасно нас слышишь.

Вместо ответа компьютера, открылась дверь и робот, который совсем недавно занимался уборкой, на своем горбу привез связку белоснежных панелей, которые просто накладывались поверх поврежденных и прикручивались к опорам шпангоутов. Необходимый инструмент робот также извлек из своих недр.

–Я что теперь должен…э… свою темницу… как его там… укреплять? — возмутился братец Борис. — В договоре такого не было. — неожиданно членораздельно закончил он, демонстративно усаживаясь в кресло и сложив руки на груди. — Меня совершенно… не напрягает помещение. Более того, скажу я вам, сейчас у нас есть доступ…э… к силовым, как их там, кабелям, и мы можем попытаться… разобраться что к чему, и взять в свои руки управление… забыл нужное слово… но вы меня поняли, и больше не будет контроля всевидящего… черт его побери… электронного надзирателя. Возможно, у нас появится шанс повлиять на решения… этого электронного балбеса…ну вы меня поняли, Рона, при этом не утруждая себя выполнением поставленных нам задач… я имею в виду ничего не делать… получить пропуск в рай… Я, конечно, не уверен на сто процентов, но все же… А своими руками… лишать себя пускай даже…э… возможности… Любую сложившеюся ситуацию надо использовать…м-да… в своих целях.

–Хватит разводить демагогию. — Оборвал красноречие Бориса Андрей. — Тебе нужно специальное приглашение? Вернемся на Землю, будешь поступать как тебе заблагорассудится, а сейчас выполняй распоряжение.

Взгляд Андрея был красноречивее слов. Борис медленно поднялся и нехотя подошел к остальным.

–Я подчиняюсь грубой… физической силе, — пролепетал он, искоса поглядывая на Андрея и подхватывая панель у Кирилла. — Сейчас мы делаем… как его там… ошибку… большую.

Панели оказались легкими, крепились без особого труда, и спустя час помещение кают-компании изменилось до неузнаваемости. Разбитые плафоны с лампами заменили новыми и яркий свет вновь наполнил пространство. Больше не было резких, неестественных теней. Свет, падающий отовсюду изгнал их раз и навсегда.

–Как будто и не было беспорядка, — сказала Марта. — В ее взгляде читалось неподдельное восхищение. — Как все просто. Раз — и ремонт позади.

Лишь разбитый экран, величиной во всю переднюю стену выглядел единственным темным пятном на светлом пластике стен, в прямом и переносном смысле. Еще два часа назад пассажирам нравилось смотреть на приближающуюся планету. Теперь же они были навсегда лишены этого удовольствия. Скорее всего запасного монитора такого размера просто не было, а если бы и нашелся, его так же могла уничтожить перегрузка в хранилище запчастей.

–Ждать осталось недолго. Думаю, мы переживем отсутствие картинки. — Андрей вложил в слова весь сарказм, на который был способен. — Осталось, — он глянул на часы, — примерно двадцать часов. И эти часы мы должны посвятить не только сну, но и…

–Правильно, режим питания нарушать нельзя.

Эти слова, как обухом по голове, прозвучали для Андрея. По всей вероятности, еще никто из пассажиров до конца не осознавал новой напасти, но по реакции людей, вначале вялой, словно заторможенной, а затем все более энергичной, было видно, что причина волнения начала до них доходить. За время последней катастрофы и до этой минуты, никто, решительно никто не вспомнил о еде. Если от перегрузок скручивались шпангоуты звездолета и рвался пластик, закрепленный на них, то что стало с кухонными автоматами? Если их не удастся оживить, где брать продукты питания, учитывая, что доступ для людей внутри корабля сильно ограничен. Да даже, если получится их раздобыть, в чем прикажете приготовить?

–Черт побери, — в сердцах произнес Лисенок. — От одной проблемы избавились, теперь другая. И я обращаю ваше внимание, на планете ресторанов не случится. Как, впрочем, и обнаружить что-либо питательное для нас. Чужой мир, чужие нравы.

–Паниковать еще рано, — сказал Андрей. — Сначала надо оценить ущерб, а вот потом будем тихонечко готовится к голодной смерти. — Он специально провоцировал людей на ответную реакцию. Если погасить здесь и сейчас неуемную агрессию, то в ближайшее время можно будет попытаться сообща найти выход из создавшейся ситуации. — Хотя, — добавил он немного погодя, — мне кажется вы поубиваете друг друга быстрее, чем сдохнете от голода.

–За себя отвечай, — зло прошипел братец Кирилл.

Не сговариваясь, пассажиры ломанулись к единственно уцелевшей панели в стене, за которой прятался кухонный автомат. Никаких кнопок или еще каких ручек рядом не было. Самые горячие пытались руками вырвать прикрывающие внутренности кухни щиты, но у них ничего не получилось. Они были изготовлены из сверхпрочного пластика, или из металла, декорированного под основную обшивку стен и потолков.

–Рон, — рявкнул Андрей. — люди хотят есть.

Как и прежде, Рон не подал признаков жизни, но в глубине автомата что-то заурчало, затрещало и зазвенело. Через несколько минут панели отъехали в сторону, обнажая нишу с подносами. Приятный запах обеда разнесся по помещению.

–Не все так плохо, как мы подумали вначале. Ресторанов нам в ближайшее время не видать, но жить можно.

–Этот гавнюк Рон, словно кисейная барышня, непонятно из-за чего обиделся на нас и нос воротит. Но все слышит, и не забывает выполнять свои функции. Этот интеллект, пускай и искусственный, похож на ту собаку, которая все понимает, а сказать не может. — говорил Медведь с набитым ртом.

–А вот мне интересно, где хранились продукты весь путь? — подала голос Лола. — Двести лет не шутка.

— Я думаю вся еда синтезирована. Ученые давно научились из нехорошего вещества делать котлетки. Так сказать, круговорот воды в природе. И то, что сейчас у нас вызывает дикий аппетит, совсем недавно было каким-то химическим бульоном с труднопроизносимым названием. — говорил Натан, держа на вилке котлетку и обкусывая ее по кругу. — Меня лично, сейчас интересует другое. Почему, спрошу я вас, при последних перегрузках мы не пострадали, а обшивка рассыпалась на кусочки из-за того, что костяк звездолета от этих самых перегрузок провернулся. Причем, прошу заметить, кухонный синтезатор не вышел из строя. Кто знает ответ? Я не знаю. Я готов только задавать вопросы. Ответы пущай ищет старший. Это его работа.

Прав был Натан, ох как прав. Андрей от бессилия выматерился про себя. В конце концов ответы надо найти. Пусть не сейчас, а в недалёком будущем, но каким-то способом до истины докопаться надо. Чем ближе время приземления, тем больше вопросов. Взять хотя бы заблокированные отсеки корабля. Почему именно сейчас, ведь за время полета таких ситуаций было, наверное, сотни, а то и больше. Тем не менее, когда мы проснулись, звездолет оставался цел и невредим. Вопросы, вопросы, на которые вряд ли кто ответит. Искать надо самому, но вот с чего начать, как найти ту ниточку, потянув за которую, размотаем весь клубок и придем к истине.

–Звездолет вышел на околопланетную орбиту, — неожиданно подал голос Рон. — После сбора всех данных начнется процедура посадки. Ждите.

–Рон, атмосфера пригодна для нас?

Искусственный интеллект вновь проигнорировал вопрос, сделав вид, что не слышит.

— Это электронное как его там, чудо ни во что… не хочет нас понимать, — братец Борис и сплюнул с досады. — Я тут подумал, быть может наша свобода не более чем миф… А ведь правда, если господа ученые решат… обещанное… нарушить. Как бы мы ни старались тут, Рон запросто предоставит такой отчет, что мама не горюй…, еще и влепят нам вторую вышку. Официально все будет шито-крыто, а мы ничем не сможем доказать… да, вот, нашу правоту. Да и кто мы такие, чтобы в отношении нас главенствовал закон? — братец Борис распалялся все сильнее. И как ни странно речь его становилась более связной. Заканчивал он ее уже уверенно: — Вся эта катавасия нужна была заказчикам, чтобы мы, не дай бог, не сорвались с крючка. Обещать можно многое, вопрос в гарантиях. А о каких гарантиях может идти речь спустя столь долгое время? И гарантия для кого, для смертников? Не смешно…

–Рациональное зерно в твоих словах есть, — Андрей с интересом разглядывал Бориса, как будто в первый раз его видел. Такую железобетонную логику тот никогда не демонстрировал. Его младший брат, да, того на мякине не проведешь, но вот старший…откуда могли прийти такие мысли? — и чтобы заглушить холодок и неуверенность в душе людей от этих слов, Андрей спокойным голосом, насколько это вообще было возможно произнес: — До возвращения, нам ничего не узнать. Мы уже здесь, и все, что нам остается, выполнить свой долг. А вот что будет после, там и решим.

–До поверхности пятьсот километров. — прервал его Рон. — Посадка начнется в течение часа. Двигатели включены на торможение. Советую занять амортизационные кресла.

Не успел Рон договорить, как на пассажиров обрушилась тяжесть. На сей раз она оказалась не критичной. Люди продолжали лениво поругиваться, устраиваясь поудобнее в креслах. Кроме этого, ничего не изменилось. Полет все так же не ощущался, а из-за отсутствия экрана, который раньше позволял визуально отслеживать движение корабля, теперь казалось, что звездолет завис в пространстве.

Так прошло с полчаса. Рон не подавал признаков жизни.

–Ну и сколько мы будем так сидеть? — спросил Саша Неман.

Словно в ответ, увеличилась тяжесть и ее вектор изменился. Постепенно, сантиметр за сантиметром, пассажиры почувствовали, как корабль медленно поворачивается кормой, по всей вероятности, к планете. Маневр проходил настолько плавно и незаметно, что люди не сразу заметили, как пол стал стеной, кресла повернулись следом и на какой-то момент все почувствовали, что висят над разбитым экраном. Невольно взвизгнула Марта. Впрочем, тут же из соответствующих пазов бесшумно выкатились направляющие, и по ним уже катился настил пола. Помещение кают-компании приняло новую конфигурацию. В полете сила тяжести распределялась по горизонтальной плоскости, во время спуска и стоянки — вертикальной.

–Ну вы блин, даете. — вытирая пот со лба, воскликнул Натан. — Предупреждать надо. Так и кондратий может хватить.

Тяжесть не ослабевала. Наоборот, с каждой минутой она давила все сильнее. Тишины как не бывало. Рев двигателей, вначале негромкий, с каждым мгновением увеличивался, перейдя в оглушающий грохот. Казалось, барабанные перепонки не выдержат. К этим звукам добавились свист и шипение, идущие как будто со всех сторон.

Пассажиры могли лишь представить себе, что происходит снаружи. А там, в их понятии бушевала стихия, созданная руками человека. Огромный звездолет, рассекая на большой скорости воздух, летел над планетой, постепенно погружаясь в плотные слои атмосферы. От трения о воздух, обшивка приобрела рубиновую окраску. Уже перед самой землей, на высоте меньше километра, звездолет встал на корму. Хвост из вырывающихся струй газа держал корабль в вертикальном положении.

Космический полет, длиной более двухсот лет подходил к концу. Звездолет, изрыгая пламя, медленно приближался к поверхности. Автоматика точно варьировала мощность двигателей, плавно опуская многотонную махину. Из кормовой части, чуть выше двигателей, выдвинулись огромные амортизаторы, готовые принять на себя весь вес корабля.

У самой поверхности, струи газа подняв в воздух тонны земли и песка, создали непроницаемое облако, сквозь которое не видно было видно самого звездолета. И только чуткая автоматика, с точностью до миллиметра рассчитала момент, когда надо отключить двигатели. Космический корабль, с противным скрипом дважды качнулся на амортизаторах и замер.

Межзвездный рейс закончился.

Глава IV

— Вот мы и прибыли, — как можно веселее произнес Лисенок. — А что дальше? Мне почему-то кажется…

Договорить он не успел, в его монолог вклинился Рон:

–Посадка прошла успешно. Воздух для существования биологического вида пригоден. Кислород девятнадцать процентов, восемьдесят процентов азота, углекислого газа менее одного процента.

–Почти как на Земле. — Натан размял затекшие руки.

–Температура наружной оболочки корабля четыреста тридцать восемь градусов, температура дюз планетарного двигателя тысяча двести три градуса, — не обращая внимания на короткие реплики людей, бубнил Рон. — Опасно для биологических существ. Расчетное время остывания звездолета восемнадцать часов.

На корабле воцарилась скука. Делать было решительно нечего, поэтому время, казалось, тянулось как резина.

–Эх, вот бы сейчас посидеть… как его там…в баре, — произнес братец Борис мечтательно. — Ром, виски… рекой! Как давно я не оттягивался… э… по полной.

–Может тебе лучше попросить у Рона таблеточку? В ближайшее время твои фантазии не сбудутся. Лучше даже не думать.

–Ну ты Андрей и зверь. Не даешь помечтать.

–Помечтай, о чем-нибудь другом.

–Да идите вы все куда подальше. Я всего лишь вспомнил былую молодость. Ничего более.

–Помнится, встречались мы с дружбанами… — поддержал было разговор Саша, но продолжить не смог. На сей раз его грубо перебил Медведь:

–Других тем нет? Лисенок, лучше вспомни до каких подвигов ты дошел во хмелю. — И Дмитрий Нагорный показал Саше внушительный кулак. — Сначала пить научись, а потом уж разглагольствуй.

Александр Неман замолк и демонстративно отвернулся. Братец Борис о чем-то шептался с братцем Кириллом. Лола и Марта секретничали, время от времени бросая быстрые, внимательные взгляды на попутчиков. Натан, откинув спинку кресла, дремал. Дмитрий Нагорный сидел сгорбившись, и руками обхватив голову, уперев локти в подлокотники. Вся его фигура выражала тоску и уныние.

Глядя на эту удручающую картину, Андрею и самому хотелось выть. На душе у него кошки скребли, но положение обязывало быть предельно собранным и не предаваться хандре. Там, за пределами звездолета будет проще, новые впечатления и физический труд пойдут на пользу всем, и ему, в первую очередь. Дело оставалось за малым: дождаться, когда наружная оболочка остынет и позволит покинуть надоевшее до отрыжки помещение звездолета. А пока надо чем-то занять людей. Как назло, никакой работы не предвиделось. Все что, требовалось проверить в первую, и во вторую, и в третью очередь, было проверено, причем не по одному разу. В настоящее время эти помещения оказались отрезаны из-за повреждений. Маленькая армия роботов давно была готова по первому свистку ринуться в бой и только ждала команды. Единственное, что оставалось непонятным, как они пережили катаклизм. Роботам было проще, чем людям. Отсутствие эмоций и наличие кнопки включено, выключено, в данном случае не такие уж плохие качества.

Все эти мысли копошились в голове Андрея Никонова. Сейчас ему почему-то вспомнилась камера и сокамерник, с которым он делил время и помещение. То ли ситуация похожая, то ли безнадега. Но, что-то в этом было. С утра и до вечера, не считая времени приема пищи, они сидели на прикрученных к полу стульях или шагами мерили помещение — других развлечений не существовало, если не считать лязга на смотровом окошке железной двери, услышав который надо вскочить, расставить как можно шире ноги и нагнуться так, что упираешься затылком в стену, одновременно подняв за спиной руки с растопыренными пальцами ладонями наружу. И в этой, жутко неудобной позе, прозванной в тюрьме, поза «ку», скороговоркой зачитать охране за что ты сидишь, по какой статье, и кто вынес тебе приговор.

Его сокамерник, мужчина неопределенного возраста между сорока пятью и шестьюдесятью, неестественно тощий, и в чем только его душа держалась, с исхудавшим, морщинистым лицом некогда наводил страх на целый микрорайон. В то время он отличался хорошим здоровьем и равнодушием к чужой жизни. По долгу работы возвращался он поздно и постоянно нарывался на гопников, желающих на халяву нажиться. Бедняги не знали, что этим подписывали себе смертный приговор. Он не пользовался каким-либо орудием, достаточно было короткого и сильного удара в кадык и жертва, не долго помучавшись, умирала. Выжившие, во второй раз не играли с судьбой в рулетку. Благодаря таким воспитательным мерам, количество грабежей резко упало. Местному отделению полиции благодарность выдать надо было, а не сажать его за превышение необходимой обороны. В последнем своем слове, он как-то по-детски пытался оправдаться: не я первый начинал… Вся моя вина в том, что я оказался более сильным и ловким чем они…

Поначалу Андрей опасался сокамерника. Нет, он не боялся его, в открытой схватке у того шансов мало, но вот исподтишка, да еще ночью… Черт знает, что тому влезет в голову. Из-за этого спал он отвратительно, просыпаясь от каждого шороха. С той поры он попривык, даже сблизился, убивая время разговорами. Когда пришли с фантастическим предложением, сокамерника Андрея так же не обделили вниманием. Но на все, тот отвечал категорическим отказом. В приватной беседе с Андреем, он сказал, что не считает себя убийцей. Он всего лишь защищал свою жизнь. И поэтому он хочет в этой жизни попытаться доказать свою невиновность. А бежать, пускай даже в будущее, это значит согласиться с вердиктом суда. А он этого не может. Он не убийца. Это была всего лишь самозащита, — твердил он, словно заклинание.

И сейчас, на корабле сложилась подобная ситуация. Никто не мог покинуть кают-компанию, а занять себя решительно нечем. Андрей смотрел на пассажиров, и понимал, если вдруг прямо сейчас раздастся знакомый металлический стук смотрового глазка, пассажиры невольно подскочат и сделают «ку». Вряд ли за столь короткое время выветрились их привычки, которые вырабатывались долгие годы. Прививались жестко, если не сказать жестоко. За любую малейшую провинность карцер на хлебе и воде, за каждый косой взгляд удар с оттяжкой дубинкой по ребрам и вновь карцер. Не захочешь подчиниться, через неделю сдохнешь в страшных мучениях. Хочешь хоть как-то выжить, будь любезен научиться выполнять все требования офицера охраны.

Внутри звездолета относительная свобода. Нет ненавистной охраны, если, конечно, не считать Рона. Да и тот сделать ничего не сможет. Физически. Сейчас. Он как тот стукач, без лишних свидетелей позже доложит все как есть. И избавиться от него нельзя. В электронных мозгах надсмотрщика нет понятий добра и зла, какой алгоритм ему забили, тот он и будет выполнять. Ты хоть в лепешку расшибись, стараясь угодить ему, а он этого и не заметит. А может и наоборот, пошлешь ко всем чертям его указания, а он воспримет это, как единственно возможное решение в данной ситуации. Чего от него ждать, не разберешь.

В таком подвешенном состоянии предстояло провести почти сутки. Время, когда нервы натянуты и в любой момент жди беды. С одной стороны, народ привычный к несвободе, а с другой уже слегка расслабленный отсутствием надзирателей. Все помещения корабля заблокированы, осталась лишь часть коридора, где можно спуститься по металлической, в виде скоб лестнице на два яруса и остановиться перед огромной дверью, ведущей наружу. Еще можно вернуться в гибернатор. Сейчас там делать нечего, все отсеки для многолетнего сна закрыты, и будут активированы перед стартом. И ни секундой раньше. А сейчас можно только бродить по помещению.

–Нет, нет, и еще раз нет, — воскликнул Натан, вскакивая. — Так мы только задницы отсидим. Надо что-то делать.

Его никто не поддержал. Равнодушные взгляды были ему ответом.

Потянулись нескончаемо длинные часы бездействия, нарушаемые перерывами на еду. В такие минуты все как-то оживали, пытались даже шутить, и медленно, словно нехотя шли за подносами, не мешаясь друг перед другом, пытаясь как можно больше растянуть время.

–Я вот что хочу сказать, — беззлобно балаболил Лисенок, — Рон не пускает нас в поврежденные отсеки корабля. В космосе это понятно, но почему здесь? Нас окружает вполне сносная атмосфера. На мой взгляд проверить оборудование не мешало бы.

Андрей разглядывал Сашку и пытался понять, что тот должен чувствовать, навсегда лишившись будущего в столь молодом возрасте. Сейчас, понятно, как и всеми нами, им движет надежда. Тоненькая соломинка, выдерживающая огромную тяжесть человеческих душ. Но, какие душевные бури Лисенок перенес после приговора, раз и навсегда разделивши его жизнь до и после. «До» — это детство и юность, и самая ранняя стадия молодости, в рассвет которой он так и не успел вступить.

На момент совершения преступления ему всего было девятнадцать лет. Еще ребенок мозгами, еще без устоявшейся жизненной позиции, еще сам до конца не понимая, что он хочет от жизни и зачем. Как большинство молодых людей, он куражился, доказывая окружающим, и в первую очередь самому себе, какой он крутяк, совершенно не задумываясь о последствиях, и даже не пытаясь хоть как-то осмыслить свои решения и действия.

Никого не оказалось рядом, чтобы образумить и направить его на путь истинный. Отец умер, когда тот был еще ребенком, а мать, затюканная работой и беспросветной нуждой, несмотря на то, что трудилась в трех местах, немного находила времени на воспитание сына. Да и тот, видя, как надрывается мать, а нищета в доме не исчезает, обратил свой взор на двор. Там были друзья, выпивка, веселье и не чувствовалось позорной нищеты.

Уличная гоп компания засосала Лисенка в свое болото. Ни единого дня он не был трезвым, а во хмелю буянил, реализовывая на практике месть за перенесенное унижение бедностью. В первую очередь он мстил матери. Бедная женщина регулярно получала от сына вместо помощи побои. Избивал он мать жестоко, порой до потери сознания. Соседи, слыша истошные крики несчастной женщины вызывали полицию, но та, как любая мать, прощала непутевого сына.

И так, изо дня в день, Александр Неман опускался все ниже и ниже. Алкоголизм захватил все его существо. После первой стопки он уже ничего не помнил. Недельные запои стали нормой. И это в девятнадцать лет. До трагедии, перевернувшую всю его жизнь оставалось недолго.

После очередного недельного запоя вдруг стало не на что пить. Собутыльники куда-то слились, у матери денег не было. Все что она заработала, он успел у нее отобрать и пропить, а своих денег никогда и не было, если не считать случайных грабежей и разбоев, которым он придавался с целью приобретения пойла. Но, если по началу он что-то таким образом имел, то в последнее время чаще сам получал по шее.

Прошла неделя невольного воздержания. Александру было плохо, он жестко мучился от похмелья, но, как назло, не оказалось возможности достать вожделенный напиток. И тут случилось страшное. Он перестал адекватно воспринимать действительность, и погрузился в кошмар, где монстры, порождённые мозгом, сосуществовали с реальностью. И эту связь оказалось невозможно разорвать.

В таком состоянии он и встретил юных сестер, выгуливающих мопса. В их облике не было ничего странного. Во всяком случае, для любого другого человека. Видел эту особенность только Александр Неман. Он заметил, как при разговоре, у обеих сестер изо рта вылезают длинные, тонкие, раздвоенные на конце языки. Внутренний голос, настойчиво требовал уничтожить этих исчадий ада, иначе самому ему гореть в преисподней.

Потом он утверждал, что ничего не помнил, но в тот самый момент, что-то громко и непонятно напевая, словно читая молитву, он схватил нож, почему-то оказавшийся в его руке, и напал на девчонок. В этот сумрачный час прохожих не оказалось. Душераздирающие предсмертные крики далеко разносились вокруг, и вот спустя всего несколько минут, вдали показались бегущие люди. Но было поздно. Два окровавленных растерзанных тела без признаков жизни лежали на дорожке.

Потом было лечение от белой горячки, а за ним суд. Несколько лет, проведенных в тюрьме, окончательно вылечили его от застарелого алкоголизма, и у него мог появиться шанс стать нормальным членом общества, если бы не пожизненное заключение.

Неман пытается сейчас изобразить спокойствие, даже, возможно, радость бытия, но у него это плохо получается. Злоба проступает в каждом движении, взгляде, мимике. Он явно ненавидит всех вокруг, но ничего не может поделать, ибо слаб, слаб физически. Здесь он чем-то похож на Жабина, тот, если не может ответить в открытую, предпочитает закончить втихаря, без лишних свидетелей. То, что их объединяет, их же и разъединяет. Лисенок никому не мстит, он просто ненавидит себя и окружающих, за то, что не может дать сдачи. От этого страдает его самолюбие. А Жабин… При всем своем солидном облике, Натан как никто опасен. Не каждому дано подолгу вынашивать планы мести, при этом ничем себя не выдавая, и даже намеком не показывая, как жаждет реванша. Вот он дремлет в кресле, а быть может притворяется, обратившись в слух, дабы оказаться в курсе происходящего. О чем он думает? Возможно, разрабатывает план мести братцу Кириллу? Кто его знает…

Так размышлял Андрей Никонов, пытаясь забыться, изгладить из памяти, где он находится, хоть на миг почувствовать себя человеком. Вряд ли это удастся, — сам себе противоречил Андрей Васильевич, оглядываясь и зорко все подмечая. Он знал всю подноготную каждого из пассажиров. И эти знания не радовали. Они не позволяли расслабиться хоть на минутку. Насколько было проще, когда за твою жизнь несли ответственность другие. А здесь и сейчас ты не только отвечаешь за остальных, но и должен постоянно держать ухо востро, чтобы самому не стать жертвой. А как хочется скинуть с себя это бремя. Просто, свернувшись калачиком, безмятежно уснуть, и чтобы никакие тревожные мысли не лезли в голову. А потом проснуться, сладко потянуться и радоваться новому дню. Быть может, это когда-нибудь и настанет, но не сейчас, и не в этой жизни.

Размышления Андрея прервал бас Медведя. До выхода наружу оставалось несколько часов.

–Старшой, что это делается, — гремел Дмитрий Нагорный. — Я как обычно, не глядя беру поднос с завтраком, и возвращаюсь на свое место. И только собираюсь приступить к еде… Славу богу, я сначала посмотрел в тарелку… На, вот, смотри…!

Медведь с размаху поставил свой поднос перед Андреем. Никонову было достаточно беглого взгляда, чтобы понять, чем возмущен Дмитрий.

В тарелке, вместо привычной каши была непонятная субстанция, прозрачная и липкая на вид. Внутри этой полужижи отчетливо просматривались какие-то голубоватые зернышки или нечто похожее на них.

Все сгрудились вокруг старшого, пытаясь разглядеть находящее в тарелке. Медведь получил завтрак первым, остальные еще не успели.

–Я же говорил, вся наша еда синтезируется из химического бульона, который мы сейчас и наблюдаем. А из этого следует… Следует, что кухонный синтезатор приказал долго жить.

–Натан, не надо раньше времени поднимать панику, — Андрей отодвинул от себя поднос. Из тарелки исходил неприятный, тошнотворный запах. — Давайте сначала еще раз попробуем.

Быстро подсуетившись, Натан поставил перед Андреем точно такой же поднос. Сомнений в поломке кухонного синтезатора не оставалось.

–И чем теперь мы должны питаться, — недовольно спросил братец Кирилл. — на звездолете больше нет еды и нас ждет голодный бунт. В отличии от нас, у древних пиратов, оказавшихся в подобной ситуации, были крысы на корабле. Еда, может, и не самая аппетитная, но как говорится, на безрыбье и рак рыба. А у нас ничего! Рон не подает признаков жизни. Вот скажите мне, куда запропастилась электронная скотина. Как он нужен, его нет. Рон, ау…!

На этот раз Рон решил обозначить себя. Его металлический голос раздался по всему помещению:

–Корабль поврежден. Идет восстановительный процесс. Кухонные приборы сломаны. В настоящий момент идет оценка возможности ремонта поврежденного оборудования. После предварительной оценки, начнется отладка приборов и устройств. Все, что возможно отремонтировать будет отремонтировано, все, что не подлежит ремонту, восстанавливаться не будет.

–Хороший ответ, — с издевкой воскликнул Лисенок. — Самое главное, все разложил по полочкам, прям и придраться не к чему: «что возможно отремонтировать, будет отремонтировано, что не подлежит ремонту, восстанавливаться не будет». — передразнил Саша Рона.

–Электронная скотина, а что мы будем жрать? — братец Кирилл все больше распалялся. — Я на голодный желудок весь корабль разнести смогу, не смотри, что с виду такой невзрачный.

–Ругательства, недовольство, угрозы физической расправы. Данные сведения я внесу в отчет.

–Если не починят кухонные синтезаторы, жить нам останется недолго, — негромко произнес Андрей, но его все услышали. — И твои отчеты уже никому не понадобятся.

Пассажиры, ругаясь разошлись. Проклятия так и сыпались со всех сторон. Досталось и создателям звездолета, и господам ученым, и Рону, который вновь не подавал признаков жизни. Меланхолия охватила людей. Все сидели с недовольными лицами, а от молний, которые они взглядом метали друг в друга, казалось, должны загореться даже негорючие вещества.

Прошло два часа. Надежда на благополучное разрешение проблемы растаяла, как снег летом, стоило вновь лицезреть несъедобную субстанцию.

–Если дело так и дальше пойдет, — произнес братец Борис, — после выхода на планету, займемся мы не сбором образцов, а, как его там, охотой друг на друга. Слабейший будет съеден… первым… вот… Мне кажется, это будут наши… прекрасные, вот то слово, девушки.

–А не боишься сам первым пойти на корм?

–Я еще не договорил. Так вот. Повезет…э, больше тем, кого съедят сразу. Посудите сами: оставшиеся в живых невольно станут…не могу сообразить, ах, да, вот, людоедами. Поначалу будет мерзко до тошноты, но голод сделает свое дело. Сперва маленький кусочек… затем все больше и больше, и так далее и так далее… незаметно, как правильно сказать, для себя мы перестанем быть людьми. Самое главное, сможем ли мы развести костер на… м-да… на планете? Сырое мясо не самый вкусный продукт. Зря смеетесь, это у нас на Земле древесины сколько угодно, а что нас ждет здесь, я не знаю…никто не знает.

–Братец Борис, заткнись пожалуйста, иначе у тебя есть шанс стать первой жертвой, — Натан обвел всех взглядом. — Я думаю, со мной все согласятся.

–Протестую. Я…э… всего лишь смоделировал, так, его там… наше вероятное будущее. Недалёкое будущее.

–Хватит нагнетать обстановку, — не выдержал Андрей. — Борис, оставь мысли при себе, иначе я запру тебя в гибернаторе.

–Вновь я вынужден подчиниться силе, — скорчив разочарованную рожу, братец Борис неохотно вернулся на свое место. — Не хотите меня слушать, а будет как я сказал. И не благодарите за идею, лучше приготовьтесь к худшему.

И без того отвратительное настроение испортилось еще больше от слов братца Бориса. Пассажиры понуро расселись в креслах, погрузившись в свои мысли. Первые, скорее психологические признаки голода давали себя знать. В последний раз они плотно подкрепились лишь несколько часов назад, а пассажирам звездолета казалось, что прошла целая вечность. Но сейчас людей больше беспокоила не еда, без нее, черт побери можно прожить какое-то время. В конце концов, оставалась вероятность найти что-нибудь пригодное в пищу на поверхности планеты. Гораздо больше тревожила перспектива отсутствия воды. Человек без еды проживет месяц, без воды неделю. Может, конечно, повезет, что едва мы успеем выбраться из этой небесной тюрьмы, как будем лицезреть реку или озеро. Об этом можно только мечтать. Реальность, как правило, предпочитает самые жуткие и страшные сценарии. А жажда уже дает себя знать. Не шуточное дело, за полдня ни одного глотка. И самое паскудное, надежды никакой нет, люди слишком привыкли жить на готовеньком, рассчитывать на роботов и технику, совершенно не задумываясь, что откуда берется и как это добыть самому.

Андрей прекрасно понимал, что в этой ситуации стены корабля имеют второстепенное значение. Уши у всех есть, и соответственно, попутчики прекрасно понимают, что чуда не случится. Во всяком случае в ближайшую неделю. Ведь Рон ясно дал понять, что среднесуточная температура воздуха за бортом плюс пятьдесят градусов. А из-за разбитого монитора невозможно визуально оценить шансы на выживание. Что нас там ждет? Может, знойная пустыня, без единого деревца, дающего тень? А возможно, корабль приземлился среди гор?

Этот электронный надзиратель Рон молчит, как будто ничего не происходит. Вон, Медведь уже несколько раз подходил к кухонному автомату и стучал своими кулачищами по нему. Впрочем, безрезультатно. Автомат из прочного металла отреагировал лишь гулким эхом.

–Эврика! — воскликнул Лисенок. — Мы же совсем забыли о душе. Там должна быть вода. Какая разница, питьевая она или техническая, в нашей ситуации…

Договорить он не успел, как все вскочили и ломанулись в предбанник гибернатора, где был установлен душ.

–Молодец, парнишка, — сказала Марта. — Иногда дельные вещи говоришь.

–И как мы сами раньше не догадались, — смеясь, произнес братец Борис. Всю его меланхолию как рукой сняло. Он вновь стал деятельным, порывистым и судя по его довольному виду, смирился с нынешним положением. О бесславном конце жизни всех и его, в частности, он уже не вспоминал.

Пассажиры сгрудились возле душевой кабинки. Андрей раздвинул дверцы и протянул руку к барашку крана. Все замерли в ожидании. Кран поддался с легким скрипом. Никонов крутил барашек, но вода не шла.

–Все, оба крана полностью открыты.

Водопроводные трубы печально вздохнули и выдавили из себя одну единственную каплю.

Замаячившая было на горизонте надежда вновь уступила место сумрачной безысходной реальности. Расходились медленно, спешить было некуда. Всех мучила невыносимая жажда. Стараясь не разговаривать, они вновь расселись на своих местах, и приготовились ждать, сами не зная чего. И тут, как всегда неожиданно зазвучал Рон:

–Кухонные автоматы находятся в ремонте. По окончании наладки сообщу. Ждите. — и Рон отключился.

–А раньше ты не мог об этом сказать? — вновь распалился братец Борис.

–И сколько ждать? — гремел басом Дмитрий. — у меня уже губы растрескались от жажды.

Ночь прошла тревожно. Пассажиры ворочались, бормоча и негромко ругаясь. Сон не шел. В полусумрачном ночном освещении, включавшемся после десяти вечера независимо от желания людей, неподвижные фигуры пассажиров в креслах с откинутыми спинками со стороны казались мистическими, почти бесформенными объектами. Черные, глубокие тени, которые они отбрасывали, лишь усиливали этот эффект. Казалось, сейчас поднимутся зомби и начнут бессмысленно бродить по помещению в поисках еды. Негромкие невнятные проклятия довершали и без того жутковатую картину.

Какой бы бесконечной ни казалась ночь, судя по включенному в обычном режиме свету на смену ей неизбежно пришло утро. Несмотря на это, вставать никто не спешил. Не было ни сил, ни желания. Жажда все сильнее давала себя знать. Хотелось есть, но в первую очередь, пить. За глоток воды каждый готов был родину продать, представься такая возможность. К сожалению, ни еды, ни питья на горизонте не наблюдалось, и приходилось, скукожившись в кресле, пытаться забыться, чтобы обезвоживание ощущалось не столь мучительно.

Медведь мучился сильнее остальных. Его огромному организму требовалось куда больше воды. Стараясь лежать неподвижно, Медведь бессмысленно смотрел в потолок, чувствуя, как силы стремительно покидают его.

В этот момент, когда все постепенно начали смиряться со скорой смертью, подал признаки жизни Рон:

–Кухонные автоматы восстановлены. Через час, по окончании синтеза, будет готов завтрак. Ждите.

Людей эта информация приободрила, но при этом никто не выразил радости. На нее уже не хватило сил. Несмотря на внешнее равнодушие, в глазах пассажиров загорелась искорка надежды. Потерпеть осталось чуть-чуть, и вскоре живительная влага вернет былую силу и желание наслаждаться жизнью. Этот последний час оказался самым трудным. Казалось, минуты тянутся бесконечно долго, и от этого кошмара спасало лишь отсутствие часов. Каждый в уме отсчитывал время по-своему. Ничего другого не оставалось. Точное время мог сообщить Рон, до этого никогда не отказывавший любопытным, но теперь он не спешил общаться с людьми. Еще часы были, насколько помнил Андрей, в вездеходах, но сейчас доступ туда закрыт. Пропади оно все пропадом, думал он, главное дожить до момента, когда коротенький звоночек возвестит об окончании кошмара.

Словно в насмешку, этот проклятый час никак не хотел заканчиваться. По всем расчетам, объявленный отрезок времени давно истек, но долгожданного действия так и не произошло. Пассажиры вновь начали поддаваться апатии.

–Сволочи, — едва слышно прохрипел Натан. Он хотел еще что-то сказать, но вместо этого зашелся сухим кашлем. — У меня… — откашлявшись вновь просипел он и замолк. Никто так и не узнал, что он хотел сказать. Тишина нарушаемая лишь тяжелым, прерывистым дыханием людей была ему ответом.

Звоночек, приглашавший к завтраку, прозвучал непривычно тихо, однако пассажиры все же его расслышали и рванули к окошку выдачи. Впереди оказался Лисенок, он уже подтянул поднос к себе, и взял стакан чая в руку, чтобы тут же выпить, как лапища Медведя вырвала у него емкость и опрокинула жидкость себе в глотку. После этого Нагорный отпихнул тщедушного Сашу в сторону, обеими руками залез в окно выдачи и вытащил несколько стаканов, поочередно опустошая содержимое.

Вместе с водой в огромное тело Нагорного возвращалась былая сила. Ни у кого не было возможности остановить наглеца. Пассажиры сгрудились вокруг Медведя, и смотрели, как он пьет и ест, не предпринимая никаких действий, покорно ожидая, когда до них дойдет очередь насыщаться. Андрей стоял позади всех, проклиная себя за слабость и невозможность прямо сейчас дать достойный отпор. — «Ладно, — думал он, — я рассчитаюсь с тобой за этот инцидент. Если еще раньше тебя не грохнут остальные. И тут я ничем помочь не смогу. Ты смертельно обидел не беззащитного какого-то там старика, а злобных, полных сил отморозков. В этот момент они ослаблены, но берегись, когда они восстановят силы, пощады не будет…»

Насытившись, Нагорный отошел в сторонку и смотрел, как попутчики жадно, захлебываясь, глотают воду. Пассажиры, не замечая, что за ними наблюдают, как будто в последний раз в жизни навалились на еду. По всей вероятности, Рон запустил кухонный синтезатор на полную мощь, поскольку еда и напитки нескончаемым потоком все прибывали и прибывали.

Насытившись, люди не разбрелись по своим местам, а молча сгрудились вокруг Медведя. Дмитрий, с презрительной улыбкой на лице разглядывал попутчиков. Медведь был здоров как бык, и численный перевес не пугал его.

–Что-то не так? — с издевкой в голосе спросил Медведь, глядя на недовольные лица. — Хотите проучить меня? Ну кто тут самый смелый?

— А ты оказывается приличная сука, — пробурчал братец Кирилл. — поступил как шакал.

–Тебе первому башку свернуть, чтобы поменьше рот открывал? Я не всегда добренький. Ну, давай, навались на меня, коль жизнь не мила.

— Надеешься справиться? — зло произнес Натан. — Смотри не ошибись, нас ведь больше.

–Разойдись, — рявкнул Андрей. Накал страстей грозил перейти в неуправляемую агрессию. Хладнокровная, без эмоций, злоба охватила пассажиров звездолета. Толпа готова была разорвать Нагорного на куски, дай только повод, пусть даже самый незначительный. Тем не менее у Медведя не дрогнул ни один мускул. Он был уверен в себе, и готов биться насмерть. Это понимали и пассажиры, а потому не спешили сделать первый шаг. Пауза затянулась, не хватало лишь роковой искорки. Андрей как никто другой понимал, если сейчас не образумить людей, беды не миновать.

С трудом прорвавшись сквозь плотно сомкнутый строй людей, он повернулся лицом к толпе, отгородив остальных от Нагорного и видя перед собой лишь ожесточенные, хмурые лица. Андрей не отводил взгляд, а наоборот, пристально всматривался в попутчиков, выражением глаз, мимикой лица и всем телом выражая непоколебимую уверенность и спокойствие, тем самым подчиняя своей воле пассажиров. Он сильно рисковал своей шкурой, заступаясь за Медведя, ибо попутчики достигли той стадии накала, когда любое незначительное движение или неверно воспринятый взгляд грозили перейти в неуправляемую ярость и злобу, способную сокрушить все на своем пути. И этой животной агрессии Андрей мог противопоставить лишь собственную отвагу, решимость стоять до конца, несмотря на численное превосходство противника.

Бывшие заключенные сдались. Их психика давно была сломлена. Из памяти так и не изгладились тюремные привычки. Крутизна и безбашенность в былой жизни, сейчас не мешала подчинятся. Неважно кому, охраннику, или иному назначенному свыше лицу. Тюрьма годами, день за днем вырабатывала в них безусловную покорность. Короткий отрезок времени относительной свободы не успел выветрить из их голов столь тщательно привитое раболепие.

— Всем разойтись, — произнес Никонов как можно спокойнее. Весь его облик говорил о моральном и физическом превосходстве над попутчиками. Любая ярость разбивается, как волны о камни, о спокойствие и уверенность.

Ругаясь и понося Медведя, люди неохотно подчинились. Бессонная ночь накануне и сытный завтрак незаметно сделали свое дело. Пассажиры потихонечку успокоились и задремали. Мир и порядок воцарились в звездолете.

Глава V

Андрей стоял на решетчатой выносной платформе. С высоты тридцати двух метров он смотрел на расстилающий у его ног мир. Насколько хватало глаз, во все стороны простиралась пустыня. И лишь вдалеке виднелись серовато-голубоватые невысокие горы. Горячий ветер налетал порывами, обжигая лицо и руки, и уносился прочь, продолжая резвиться внизу, поднимая тучи песка и тут же, обессилев, швыряя его назад. Солнце стояло в зените, и его огромный, яркий диск пылал, не позволяя поднять глаза к голубоватому, словно выцветшему небу. Никонов не мог отвести взгляд от пустыни. Он словно впитывал звуки, запахи, давно забытые ощущения. Все было знакомо и в то же время неведомо. Казалось, он забыл, где находится. В это мгновение, Андрей не помнил, нет, попросту не хотел вспоминать, кто он, что здесь делает, и что его ждет в ближайшее время.

Стоять было неудобно, стальные прутья платформы больно врезались в ноги сквозь тоненькую подошву легкой обуви, и приходилось то и дело топтаться на месте. Ко всему прочему, ограждения еще не установили, и стоило опасаться любого неверного движения. Высоты он не боялся, попутчиков тоже, никто из них не выразил желания выйти на свежий воздух. Они столпились в шлюзовой камере и с интересом наблюдали за командиром. В их глазах читалось уважение и зависть. Но, тем не менее, смельчаков присоединиться к нему не нашлось, ибо свою жизнь они ценили выше чужой.

Внизу, поднимая тучи пыли, копошились роботы. Несколько машин, на суставчатых ногах отделились от остальных и медленно поползли по вертикальной стене звездолета, удерживаясь с помощью мощных электромагнитов, останавливаясь через равные интервалы, чтобы закрепить стальные балки. По мере продвижения, они оставляли за собой ряд направляющих, которые в скором будущем станут основанием подъемника. Ни грохота, ни лязга металла — машины действовали быстро и слажено. Не прошло и пары часов, как подъемник был готов и кабина, призывно распахнув дверцы, приглашала прокатиться вниз.

Андрей предоставил девушкам право первыми сойти на землю обетованную. Марта и Лола, вцепившись в поручни, медленно преодолели платформу и вошли в кабину лифта, где их уже ждал Андрей. Закрыли двери и начался плавный спуск.

–Исторический момент, прошу заметить, — полушутя произнес Андрей, когда лифт остановился и путь был свободен. — Леди, прошу вас сделать первый шаг в иных мирах. Смелее!

«Леди», которых даже с натяжкой сложно было бы отнести к данной категории, зная их кровавое прошлое, испуганно прижимаясь друг к дружке, очень осторожно шагнули вперед, как будто ступали не на горячий песок, а в кипящую лаву, медленно текущую у ног.

–Так-то оно лучше, — удовлетворённо хмыкнул Никонов, спрыгивая следом. Женщины меж тем освоились и глазея по сторонам, медленно побрели вокруг звездолета. Стоящие на их пути роботы почтительно уступали дорогу.

От жара планетарных двигателей корабля, кварцевый песок превратился в стекло, создав круглое озеро среди песков. Ветер и песчинки незамедлительно начали бесконечную атаку на ровную и гладкую поверхность. Когда-нибудь поверхность эта станет шероховатой, но сейчас она оказалась слишком скользкой. Лола взбежала на нее и тут же поскользнувшись, рухнула прямо в руки подоспевшего Андрея.

–Осторожнее надо быть, осторожнее.

Никонов отпустил Лолу, а сам осмотрелся. Песчаный покров пустыни оказался толщиной не больше пальца, а под ним скрывались нагромождённые друг на друга потрескавшиеся пласты глины, хаотично выступающие неровными, острыми краями. Поверх песка виднелась россыпь камней, от совсем мелких до валунов, размером больше метра. А дальше почти обнаженное глинистое плато плавно переходило в огромные песчаные дюны, тянущиеся до самых гор. И ни одного, хотя бы чахлого кустика, куда ни кинь взгляд. Несмотря на толстую подошву берцев, в которые Андрей успел переобуться перед выходом, шагать было неудобно, и носок ботинка то и дело цеплялся за торчащие из песка выступы твердой как камень глины.

От нестерпимого жара солнца в воздухе висело призрачное, едва уловимое, дрожащее марево. Здесь, на открытом месте, не защищенном тенью звездолета, горячий воздух и беспощадное светило с яростью набросились на человека. Никонову вскоре пришлось прикрыть глаза, иначе он рисковал испортить зрение — первая вылазка оказалась без должной подготовки, лишь бы поскорее покинуть надоевший до колик корабль. В спешке, Андрей даже не надел солнцезащитные очки, хотя прекрасно знал о пекле снаружи звездолета. Так он и стоял, закрыв глаза и позволяя солнцу обжигать незащищенные части тела.

–Андрей Витальевич, — раздался голос Марты. — давайте вернемся на корабль. Нам надо переодеться. В таком виде здесь долго не побудешь.

–Да, да, конечно, — ответил он после длительной паузы, словно очнувшись. — Идите, я догоню вас.

На борту звездолета прошло совещание. Никому не хотелось оставаться на корабле и заниматься нудной, рутинной работой. Рон потребовал организовать поиски воды. Все выразили желание отправиться на вездеходе куда подальше. Расстояние не имело значения, главное вперед и только вперед, навстречу приключениям. Перспектива находиться в четырех стенах летающего дома восторга не вызывала. Людей обуяла жажда деятельности. Каждый доказывал Андрею, что именно он нужен в первую вылазку за пределы стоянки. Он и никто другой. И в качестве доказательств расписывал какой он незаменимый рубаха парень, обладающий фантастической сноровкой и отвагой, столь необходимой в путешествии, полном невзгод и опасностей. Слушая, как они, перебивая друг друга, талдыча каждый свое, ни во что не ставя оппонента и даже не пытаясь услышать, что говорит сосед, Андрей, среди гвалта, вызывающего у него приступы головной боли, пытался решить, кого же все-таки взять в первую поездку. Лола с Мартой не участвовали в спорах, уединившись в дальней части кают-компании. Там они о чем-то шептались, иногда бросая презрительные взгляды на мужчин. Впрочем, их никто не замечал, о них просто забыли.

Забавно было смотреть, как взрослые мужики, словно дети, пихали друг друга, и каждый пытался упросить Андрея, чтобы он взял именно его. Их все достало, и они видели единственную отраду, во всяком случае так казалось со стороны, в том, чтобы размяться на неведомых просторах. Трудностей они не боялись, потому как не знали, что это такое. Так сложилась их жизнь. До ареста им не довелось побывать в сложных жизненных ситуациях, а тем паче после, когда каждый вздох и движение контролировались со стороны.

–Все. Со мной едут Нагорный, братец Кирилл и Натан. Остальные обустраивают лагерь. Неизвестно, что нас ждет впереди. Роботы возведут силовое защитное ограждение. Ваша задача проста. Во-первых, не мешать им работать. А во-вторых, в случае поломки незамедлительно ремонтировать. А попутно, начать собирать образцы почвы и воздуха. Одним словом, отдыхайте и ждите нашего возвращения. Лисенок, ты на связи, отвечаешь за это головой. Всем все понятно?

–Что надевать? — спросил Натан. — В такой жаре наша обычная одежда не подойдёт. Либо сваримся, либо сгорим.

–У нас есть прекрасные костюмы с микроклиматом. В них мы будем выглядеть как заправские космонавты. Шлема правда не будет, но не беда. Бейсболка прекрасно его заменит. Не хуже защитит голову от солнца. Здесь только один вопрос, а захотят ли наши прекрасные дамы надеть то, во что все одеты. Впрочем, это выбор каждого. Никто никого заставлять не будет.

–Мы чай не на светском приеме, чтобы об этом переживать. — гневно произнесла Лола, пристально глядя на попутчиков. — Не надо к нам относиться снисходительно. Мы все здесь на равных правах.

–Милые дамы, вас никто не хотел обидеть. И упаси боже, относиться к вам особенно. Лола, ты верно заметила, у всех равные права и соответственно, обязанности. Вы будете работать наравне с мужчинами, и никто поблажек не даст. — братец Кирилл, не мигая, уставился на девушек. Смотрел он долго, в упор, и взгляд его был нехороший, плотоядный какой-то.

–Хватит зубоскалить. Старт через час.

Медведь сел за руль вездехода. За его спиной на мягких кожаных подушках вальяжно расположился Натан, забравшись с ногами на сидение. Опустив стекло, он театрально помахал рукой остающимся коллегам. Несмотря на всю его внешнюю бесшабашность, какую-то нарочитую жизнерадостность, во взгляде Жабина чувствовалось напряжение и даже, быть может страх, который он пытался скрыть неестественным весельем.

Андрей стоял на подножке машины, одной рукой держась за дверцу и наблюдал, как приземистые роботы вкручивают в глинистую почву мачты с силовыми эмиттерами, в виде шара на концах. Столб в манипуляторах робота энергично крутился, быстро вгрызаясь в недра планеты. Еще несколько оборотов и вот из земли уже торчит нечто похожее на уличный городской фонарь. Ряд таких столбов, словно частокол, скоро окружит звездолет и площадку вокруг него. Как только на эмиттеры подадут напряжение, появится невидимая, но весьма прочная стена, способная выдержать натиск небольшой армии, вооруженной танками и артиллерией. Как говорили еще на Земле, силовое поле должно выдержать взрыв небольшой атомной бомбы. Опасность в этом случае заключается в том, что можно запросто ослепнуть от яркой вспышки и сгореть от радиации. Что уже само по себе не радует. Но сама взрывная волна не сможет преодолеть препятствие. — И на том спасибо, — подумал Андрей. — Как ни крути, а на неизвестной планете, людям необходима защита от всякой опасности, пусть даже гипотетической.

Братец Кирилл не торопился занять свое место в вездеходе. Он стоял среди остающихся на корабле членов команды и о чем-то говорил, сопровождая свою речь яростной жестикуляцией. Андрей несколько раз окликнул его, прежде чем тот, наконец, соизволил обернуться и не попрощавшись с собеседниками, словно их и не было, не торопясь двинулся в сторону машины.

— Расселся, — недовольно пробурчал он, заваливаясь на заднее сидение, рядом с Натаном. — Двинь тазом, ты тут не один.

Натан нехотя принял нормальное сидячие положение, освобождая место Кириллу.

–Готовы ехать? Заводи шарманку. С богом!

Двигатель работал бесшумно. Кабина вездехода плавно покачивалась на неровностях песчано-глинистой пустыни. Навигатор, встроенный в панель управления и работающий от сигнала трех спутников, заблаговременно запущенных по орбите планеты, показывал на подробнейших, заранее изготовленных картах бесконечные песчаные дюны, разбросанные по пустыне и не высокие горы, вздымающиеся из песка то редкими, отдельными холмами, то небольшим скоплениями. Ни строений, ни даже чахлого деревца не наблюдалось в радиусе двухсот километров от машины. Ветер, бесконечный песок, разбросанные повсюду камни, и ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. Минута шла за минутой, один час сменялся другим, а вокруг, сколько ни всматривайся под палящим солнцем, однообразный пейзаж песчаных барханов и дюн оставался таким же унылым и уже начинал злить. Горы, казалось, не приближались ни на йоту, все так же оставаясь вдалеке.

— Здесь ничего нет, — проворчал Натан. — Мне кажется мы уже не одну сотню километров позади оставили, а как будто никуда и не ездили.

–Планета безжизненна. — подтвердил его слова братец Кирилл. — Я не видел ничего хоть отдаленно похожего на растения. О животных, или о насекомых, я уже молчу.

–Прекрасно, — сказал Андрей. — Перерыв полчаса. А пока мы соберем образцы почвы. Медведю отдыхать, ему еще нас вести обратно.

Бур, установленный на корме вездехода, почти бесшумно погрузился в почву. Натан с Кириллом только успевали вставлять дополнительные секции, увеличивая длину бура. На глубине десяти метров, Андрей дал команду остановиться.

— Все, предел. Берем пробы на глубине десять, пять метров и с поверхности. Этого будет достаточно.

Изъятие бура прошло быстрее, чем его погружение. Вскоре у экипажа оказались три толстых стеклянных запаянных колбы, внутри которых, во всяком случае, по внешнему виду, была все та же высушенная глина, разве что без песка.

–Воды здесь нет, — сказал Андрей, внимательно разглядывая колбу с глубины дести метров. — Как я где-то читал в пустыне Сахара есть подземная река на глубине семидесяти метров. Может быть здесь примерно так же?

–Не обязательно, — не согласился Натан. — Это на Земле, а здесь… Здесь дивный, чудный мир, который мы совершенно не знаем. Судя по всему, на этой планете не бывает дождей да и вообще какой-либо влаги. Мне так кажется. Может на глубине она существует и тут. И не то, что семьдесят, возможно намного глубже. Вообще, что-то мне подсказывает, в ближайшее время нам не найти даже малюсенького подземного родника.

–Неутешительные и противоречивые выводы, — произнес Андрей, усаживаясь на свое место. — На первый взгляд, какой-либо жизни, растительной или животной, не наблюдается. О вирусах и микробах пока говорить рано. Воздух полон влаги, а глубоко под землей ее нет. Ведь, что самое интересное, вся территория планеты представляет собой пустыню. По крайней мере об этом говорят карты. Наша задача найти воду. Судя по всему, она если и есть, то только в подземных источниках. Это факты. Как это нам поможет, я не знаю. Я совершенно не представляю, как мы будем искать эту треклятую воду.

— А зачем это надо объяснять? — не понял Кирилл. — Наше дело собрать образцы и забыть. И что ты, Андрюша об этом убиваешься, как будто решив проблему, окажешься дома быстрее? Но, если ты такой принципиальный, думай, у тебя еще уйма времени до отлета. Может что-то и придумаешь, и нам расскажешь. А мы послушаем. Все равно, развлекух тут нет, от слова, совсем.

–Ладно, поехали. Пока будем собирать информацию, а уж Рон пускай думает, что здесь, да как.

Выбрасывая из-под колес песок и клубы пыли, вездеход рванул дальше, на север, по заранее проложенному маршруту. Прошло еще несколько часов, но пейзаж за окном не менялся. Все та же глина и тоненький слой песка. К вечеру поднялся ветер. Он яростно сыпал горстями песок по стеклам, завывал, перекрывая шум двигателя и в бессильной злобе отступал, чтобы через мгновение повторить натиск.

–Возвращаться уже поздно. До темна не успеем. Заночуем прямо в вездеходе. А утром, по холодку заберемся еще километров на сто и домой. Дальше не имеет смысла.

Солнце клонилось к закату. Его ярко-красный диск завис над самой линией горизонта, окрашивая небольшие, словно случайные мазки неизвестного художника, вытянутые полупрозрачные облака бледно-бардового цвета.

Быстро темнело, и уже спустя несколько минут наступила полная тьма, как это обычно бывает в южных широтах.

–Приехали, — произнес Медведь, останавливаясь и глуша мотор. — Аккумулятор разряжен на тридцать процентов, стоит экономить заряд, иначе не на чем будет возвращаться.

С этим все согласились, и поэтому фары не включали. Когда глаза привыкли к мраку, каждый вглядывался в даль, пытаясь хоть что-то разглядеть. Кроме черного неба, усеянного звездами, и бесконечно черной земли, ничего не было видно, сколько ни напрягай зрение.

–Звездное небо совсем не похоже на наше, — задумчиво произнес Медведь. — Честно говоря, я дома никогда не обращал внимание на такие картины, но мне, почему-то кажется, что это так. Во всяком случае должно быть. Слишком далеко забрались мы от дома.

–Эй, люди, смотрите сюда! — неожиданно воскликнул Натан. — Смотрите!

Его рука указывала куда-то вдаль за окно левого борта вездехода, среди тьмы и ночи.

Все невольно глянули туда, куда указывал перст. Вначале никто ничего не заметил. Стоило приглядеться, и как следует напрячь зрение, как все с удивлением увидели, то, что минутой ранее узрел Натан.

Казалось, далеко-далеко впереди миллиард тусклых, едва различимых в темноте звезд рухнул с небес, образовав на земле бесформенный купол. Слабое свечение, словно свет далекой туманности, едва виднелось среди непроницаемой черноты ночи, готовое в любой момент раствориться и навсегда сгинуть в неизвестности.

— Что это? — воскликнул братец Кирилл. — Неизвестное природное явление или, быть может что-то подобное? Выглядит красиво. И, знаете, что! Картинка очень знакомая. Никак не могу вспомнить, где я ее видел, но, как его там, вот… зуб даю, я уже нечто подобное встречал.

–Думаю, стоит посмотреть на это поближе. — Медведь, заводи шарманку, поехали поглядим.

Выбрасывая из-под колес сухие комья глины, дробно стучавшие по днищу, вездеход с выключенными фарами двинулся в направлении загадочного свечения. Всю дорогу Андрей молчал. Тьма за стеклом оставалась все такой же непроницаемой и казалось, что вот-вот вездеход на полном ходу врежется в стену. Успокаивали лишь показания радара об отсутствии каких-либо препятствий. Темная южная ночь до неузнаваемости исказила вид пустыни. Среди тьмы вдруг появлялись еще более мрачные тени, колышущие и зыбкие, которые возникали перед взором, если смотреть в одну точку. Невозможно было понять, реальная ли это игра света далеких звезд и теней, или просто разыгравшееся от усталости и бессонницы воображение.

Безумно хотелось спать. За долгие годы выработался условный рефлекс на отбой, и сегодня, впервые за огромный срок, люди вовремя не легли спать. Эти четверо здоровых мужиков, как малые дети клевали носом, терли глаза и всячески пытались прогнать сон. Впрочем, пассажиры на задних сиденьях вскоре поудобнее устроились и задремали.

–Идите вы все к черту, — зло выругался Дмитрий, останавливая вездеход, когда понял, что сзади раздался откровенный храп. — Вы дрыхнете, а мне больше всех надо?

–Сохрани координаты. Утром поищем. А пока спать. — Андрей прикинул в уме, они уже проехали километров десять, а таинственное свечение не на йоту не приблизилось. С таким же успехом можно всю ночь прогоняться и лишь понапрасну разрядить аккумуляторы.

Несмотря на ограниченное внутреннее пространство вездехода и сидячее положение, люди хорошо отдохнули и были полны сил. Выбравшись из душной машины, они размяли члены, наслаждаясь утренней прохладой. Багряный диск солнца всплыл над горизонтом и его лучи окончательно разогнали серые предрассветные сумерки.

— Вот теперь можно продолжить поиски призрака, — сказал, позевывая братец Кирилл. — Подкрепимся, и в путь!

— Я против, — пробурчал Дима. — аккумуляторы сильно разряжены, есть риск не доехать до дома.

–У нас же есть солнечные панели, нет? — неуверенно переспросил Натан, ожидая подтверждения своих слов. — Насколько я помню, они должны быть.

— Господи, какие же мы идиоты, — Андрей хлопнул себя по лбу. — Мы весь день прогоняли машину, совершенно забыв об этом. Хреновые из нас получаются космонавты. Впрочем, это не важно. Натан, Кирилл, разворачивайте панели, после позавтракаем. Только без суеты, а то и вправду придется вернуться домой.

Через час с крыши вездехода, как крылья самолета, свисали матово поблескивающие черные прямоугольники солнечных панелей. Кирилл, щурясь от яркого света, с удовольствием лицезрел дело рук своих. Натан, стоя рядом, наблюдал за ним с какой-то затаенной злобой и выглядел сосредоточенным и хмурым. Было видно, что он уже устал от путешествия и не прочь вернуться домой. А судя по раздосадованному выражению лица, Натан злился на себя, за то, что не ко времени вспомнил о запасном источнике энергии.

— Осталось перекусить и можно продолжить поиски. — Андрей поднял крышку багажника, где находился походный кухонный синтезатор. — Завтрак готов, прошу подходить по очереди.

Сотни километров позади, еще больше впереди, а ни конца, ни краю пустыне нет. Палящее солнце доводит до исступления, кондиционеры работают на пределе, а долгожданной прохлады не приносят — то ли какая неисправность, то ли не успевают охлаждать внешний перегретый воздух. В любом случае пассажиры расплачиваются дискомфортом — мокрые от пота напряженные лица, шеи в грязных подтеках. Больше всех досталось Медведю — мало того, что он сам по себе огромный, лоснящийся от пота, так еще ему приходится безотрывно обозревать дорогу, держа левую руку на руле, а правой то и дело вытирать выступающий пот на лбу, чтобы он не застилал глаза.

–Командир, дальше ехать нет смысла, — Дима резко нажал на тормоз, вездеход качнулся и встал, как вкопанный. — Мы покрыли по крайней мере в три раза большее расстояние, чем было до расчетной точки. Что бы там ни оказалось, оно явно убегает от нас. Если вообще это не обман зрения.

–К сожалению, я уже давно пришел к этому выводу. Сколько километров до базы?

–Триста шестьдесят восемь. Часа за четыре управимся. Будем дома еще до темна.

–Что на это скажут остальные? Вот ты, например, Натан.

–А что я? Я уже давно говорю, пора домой. Этот сектор мы исследовали вдоль и поперек. Имеет смысл как следует отдохнуть и приступить к следующему. И так изучить все сектора вокруг звездолета на глубину километров так триста пятьдесят — пятьсот. Где-нибудь да найдем воду. А просто так гоняться туда-сюда, да еще непонятно за чем, не имеет смысла.

–Братец Кирилл, твое мнение.

–Возвращаться. Но ехать обратно не по старому маршруту, а проложить новый, там, где мы еще не были. Даже если вернемся затемно, ничего страшного.

–На том и порешим. Медведь, проложи новый маршрут. Отдых отменяется. За бортом несусветная жара, сваритесь заживо и костюмы не помогут. Дима, если устал, я тебя подменю.

— Пока нормально, командир. Я больше за технику переживаю, выдержит ли она.

Вновь, вездеход, мелко дрожа амортизаторами на неровностях песчаной почвы и вздымая за собой пыльный след, несся по бескрайней пустыне, неуклонно приближаясь к стоянке звездолета. Что на старом маршруте, что на новом, пейзаж не менялся, как будто никуда и не сворачивали. Свет от пылающего низко висящего диска солнца бил прямо в глаза, не помогали даже светофильтры.

–Через несколько минут закат, там полегче будет, — произнес Андрей, щурясь на солнце.

Светило коснулось линии горизонта и окрасив его в алый цвет, медленно погрузилось в темноту. Сумерки, отделяющие день от ночи, властвовали недолго. Как обычно, тьма наступила почти сразу, как будто выключили свет.

Первое, что увидели пассажиры вездехода, когда глаза привыкли к темноте, это далекое, бледное сияние прямо по курсу.

–Твою мать, — выругался Медведь. — Опять оно. Но теперь по пути домой.

–Прибавь газу. Попытаемся его поймать.

–Ну, или раньше времени вернемся домой, — ввернул братец Кирилл.

Двигатель работал на повышенных оборотах, вездеход разве что не летел над почвой, а таинственное свечение не торопилось увеличиваться, как будто расстояние между ними не менялось, а если и сокращалось, то крайне неторопливо. Намного медленнее, чем двигался на пределе технической возможности вездеход.

Этот безумный забег должен был, когда-нибудь закончиться. С каждым километром, намотанным на спидометр, цель становилась ближе и ближе, пока машина, на полном ходу не въехала в огромную, освещенную миллиардами электрических светильников территорию.

Свет лился отовсюду, из окон домов, с городских фонарей, петляющих вдоль дорог и дорожек, из фар проезжающих автомобилей, струился из рекламных вывесок и тумб.

Медведь с силой нажал на тормоз и схватившись обеими руками за руль, воскликнул:

–Черт меня подери, что это?

Перед взором пассажиров вездехода, лежал город. Обычный, переливающийся в ночной иллюминации город.

Глава VI

Лисенок уже полчаса пытался вызвать вездеход. Но из динамиков раздавался лишь треск разрядов. Связь пропала сразу же, как только машина исчезла за горизонтом. Саша не знал, что и подумать. Все было прекрасно, в иллюминатор он видел пыльный след от вездехода, но стоило тому исчезнуть из поля зрения, как связь словно отрезало, и в эфире не было ничего кроме треска.

–Рон, что это значит?

–Атмосфера наэлектризована, — бесстрастно докладывал Рон. — Радиосвязь невозможна.

–Откуда? — вопрошал Саша. — Небо безоблачное.

–Не могу знать, — в голосе Рона Саше почудилась едва заметная усмешка. Впрочем, он тут же отогнал эту безумную мысль. Искусственный интеллект, каким бы совершенным он ни был, пока еще не умел передавать эмоции, тем паче их оттенки.

Здраво рассудив, что находиться здесь не имеет никакого смысла, Лисенок покинул корабль и присоединился к остальным.

Солнце стремилось к наивысшей точке, от нестерпимой жары не спасали даже специальные костюмы. Чуть полегче было лишь в тени звездолета, где и расположились женщины. Расстелив на песке полотенца, они, скинув костюмы и оставшись в купальниках, принимали солнечные ванны.

–Присоединяйся к нам, — воскликнула Марта, завидев Сашу. — Здесь хорошо, солнце не жжет.

–Только моря не хватает, — вторила ей Лола. — Да не бойся, не укусим. Главное сам не спутай нас с кем-то другим. Мы не девочки подростки, постоять за себя сумеем.

–Чего мне вас бояться. Пусть боится братец Борис. Кстати, где он?

–Фу, не говори мне о нем. Я его физиологически плохо перевариваю. Марта подтвердит. Как посмотрит на тебя, не мигая и не двигаясь, не по себе становится. О чем он может думать в такие моменты?

–Как это о чем? О прекрасной половине человечества.

–Не, — авторитетно заявила Лола. — Либо он импотент, либо Рон добавляет в его еду двойную порцию лекарства. Все вы мужики одинаковые, нет-нет, да и бросаете беглый взгляд, полный вожделения. Мы-то это давно просекли. А вот у братьев такого не наблюдается. Что один, что второй, смотрит на тебя, словно разделывает на доске, как мясник тушу. Брр-р, не приятное ощущение.

–А все-таки, где он сам?

–Спрятался от жары на корабле. Сказал, ни за что не выйдет, пока не наступит вечерняя прохлада. Так что располагайся рядом, позагорай пока есть возможность. Небось и не помнишь, когда в последний раз мог позволить себе так расслабиться.

–Не-а, — Лисенок откровенно разглядывал девушек. — просто так валяться, это не для меня. Лучше разомнусь, похожу, посмотрю, как роботы возводят силовой забор. А потом еще раз попробую связаться с вездеходом. Где они сейчас? Почему пропала связь? Даже Рон не может дать ответ, твердит одно, связь невозможна. А на небе не то, что грозы, небольшого облачка не наблюдается. Не нравится все мне это, ох, как не нравится.

–И то дело, — засмеялась Лола. — Это намного интереснее, чем общаться с нами

— Да нет, — Саша растерялся под насмешливыми взглядами девушек. — Вы все не так поняли.

–А как тебя понимать? — весело воскликнула Марта. — Тебе девушки предлагают расслабиться, принять, так сказать, солнечные ванны, а тебе интереснее поглядеть за работой железяк, напичканных электроникой. И что мы должны после этого думать?

–Извините, — Лисенок вдруг стал серьёзным. — Вам этого не понять. Думайте что хотите.

Александр круто повернулся и пошел прочь, ни на кого не глядя.

— Что это с ним, — произнесла Лола.

— Тут явно есть какая-то тайна. — Марта приняла сидячее положение и смотрела в след Лисенку. — Что-то, чего мы не знаем… А узнать не мешало бы.

— Оно тебе надо?

— А чем еще здесь заняться? Ладно, давай собираться, в такое пекло, даже в тени сдохнуть можно.

Меж тем, Саша, изнывая под палящими лучами солнца обошел по периметру временный лагерь. Роботы уже заканчивали монтаж, столбы с силовыми эмиттерами торчали из земли. Кабелеукладчики, вгрызаясь в землю, на глубине метра, тянули за собой толстый, в оплетке кабель. На поверхности был лишь виден небольшой холмик, возникающий по ходу следования роботизированной машины. Безошибочно подведя кабель к столбу, кабелеукладчик вылезал на поверхность. Словно паук, он убегал к следующему кабелю, подхватывал его и вновь вгрызался в землю, чтобы подсоединить уже соседний столб.

Солнце оказалось в зените, когда все работы были закончены, и роботы, как послушные солдаты исчезли в ангаре, каждый встав на свое место и замерев до того момента, когда вновь понадобится.

Над лагерем раздался вой сирены. Это Рон предупреждал людей, чтобы никто не оказался между силовыми столбами. Лисенок поспешил отойти от забора. На безопасном расстоянии он ждал включения силовой защиты. Ему представлялось, что сейчас ярко вспыхнет свет, или, может быть, раздастся пронзительный гудок либо иные спецэффекты оповестят, что защита включена и работает.

К его разочарованию, ничего подобного не произошло. Все прошло тихо и буднично. Ни грохота, ни гула, ни игры света. Просто появился невидимый, способный выдержать огромную нагрузку забор.

Саша понимал, что так и должно быть, но не мог смириться с обыденностью происходящего. Надо было лично проверить, нет ли здесь обмана. С замиранием сердца, Александр приблизился к ближайшим столбам и медленно вытянул руку с растопыренными пальцами. Вначале он ничего не заметил, ни тепла, ни холода. Как будто там ничего и не было. Он уже собирался сделать шаг вперед, но тут пальцы почувствовали легкое сопротивление. Невидимая упругая стена вначале слабо проминалась, но еще через несколько сантиметров превратилась в неодолимую преграду. Сколько бы он ни пытался давить, до предела напрягая мускулы, силовое поле не поддавалось.

— Пошли на корабль, иначе сваришься, — позвали Александра девушки. Они стояли в кабине подъемника. — Теперь до вечера лучше не вылезать. Иди к нам, мы ждем тебя.

–Сейчас, сейчас, — засуетился Лисенок. Жары он уже не чувствовал. Напоследок он решил еще раз проверить прочность незримой стены и встав в стойку, нанес короткий и сильный удар. Костяшки пальцев со всего маху врезались во что-то твердое, словно железобетон. Саша охнул от боли и отступил на шаг. Левой рукой растирая поврежденные пальцы правой и скрежеща зубами от боли, смотрел, как на высоте груди, повис в воздухе кровавый отпечаток костяшек его руки.

— Ты долго там еще? — нетерпеливо крикнула Лола.

— Иду, — Лисенок развернулся и побрел к подъёмнику.

На корабле было прохладно и зная какое пекло снаружи, совершенно не хотелось выходить. После сытного обеда все остались в кают-компании.

— Связи так и… э… нет? — спросил братец Борис.

— Рон уже давно бы сообщил, если бы появились какие-нибудь новости.

— Но, но, командир тебе приказал… как его там… поддерживать связь, вот и занимайся этим. Нечего все сваливать на эту… железяку.

— Не веришь? Сходи сам убедись. Тебе никто не запретит. Ты такой же пассажир, как все.

— Господа, давайте не ругаться. Неизвестно, в каком положении находятся наши ребята. Запас энергии у них бесконечен, а вот еды лишь на трое суток. Вот по прошествии этого времени и надо будет думать, что делать. А сейчас… — Марта обвела присутствующих взглядом, словно пытаясь каждого как следует изучить: — нам не мешает подготовиться к вечерней вылазке. Насколько я знаю, Рон открыл помещения, где хранятся контейнеры. По всей вероятности, там все в плачевном состоянии. Плюс ко всему у нас есть доступ к своим каютам. Там тоже не мешало порядок навести.

— Все вы бабы одинаковые. — раздраженно произнес братец Борис. — Тебе это надо, вперед на танки. А я умываю руки. Пополнять контейнеры всякой ерундой, это пожалуйста, я… ну, да, давал согласие, но работать… дворником… уборщиком, короче, не по мне.

— Ну и сиди здесь, как сыч один. Саша я думаю поможет нам.

— А чем еще можно заняться? — Лисенок пожал плечами. — Ведь нет другого способа убить время.

— Ну, ну…

Помещение склада, куда открыл доступ Рон оказалось в плачевном состоянии. Шкафы, стоящие вдоль стен, были разворочены, дверцы выломаны, и если оставались на месте, то болтались на погнутых петлях. Содержимое вывалилось на пол, и теперь представляло собой мешанину осколков и мятой одежды.

— Вау, — всплеснула руками Лола.

— Здесь хоть что-то целое осталось? — вторила ей Марта.

— Работы здесь на всю неделю хватит, — Александр сапогом расчистил место на полу, чтобы под ногами ничего не хрустело. — Для начала я предлагаю спасти и вынести все, что осталось целым, и дать роботам навести марафет. Даже этой простой работы нам хватит до вечера.

— Чего болтать, давайте делать.

Работа закипела. Лисенок доставал из груды предмет, отряхивал его и передавал женщинам. Те, в свою очередь, осмотрев его, навскидку определяли целостность, и если предмет или вещь имела хоть какую-то ценность, то оправляли ее в кучу, образовавшуюся перед входом в склад.

В очередной раз Саша нагнулся и извлек из мусора какую-то продолговатую коробку, в которой болталось нечто громоздкое и тяжелое, перекатываясь, с одной стороны, на другую. Это что-то было массивным и судя по глухому стуку, металлическим. Лисенок открыл коробку, благо никаких замков на крышке не оказалось. На дне лежал огромный охотничий нож в ножнах.

Искоса бросив взгляд на девушек. Александр, к радости, своей, понял, что они щебечут меж собой и даже не смотрят в его сторону. Быстрым движением руки он извлек нож и спрятал его под рубашкой за брючный ремень. Сталь приятно холодила кожу. Лисенок в душе порадовался, что женщины ничего не видели. Откуда мог взяться нож на звездолете, его не волновало, ведь отныне он вооружен и об этом не знает ни одна живая душа.

Находка согревала душу, Саша повеселел и уже более энергично продолжил работу. Лола с Мартой не заметили перемены настроения парня, продолжая болтать и одновременно, на автомате, сортировать мусор.

–Все, — заявил Лисенок час спустя. — Больше ничего представляющего интерес нет. Я, пожалуй, перед ужином вздремну полчасика.

Молодой парень поднялся к себе в каюту. Здесь он еще не бывал после того, как Рон открыл это помещение. В каюте, как и на складе, царил бардак. Платяной шкаф, некогда закрепленный в стене, оказался наполовину выворочен, распахнутые и погнутые дверцы чудом держались на остатках петель. Одежда была раскидана по всему полу. Столешница легкого алюминиевого столика теперь напоминала смятый лист бумаги. Кровать представляла не менее печальное зрелище. Пружинный матрац отбросило к противоположной стене, где он сейчас и находился, зияя прорехами, из которых клочьями торчал синтепон. Остов кровати был погнут. Выдержали лишь ножки, намертво приделанные к полу. Присесть, а уж тем паче прилечь оказалось негде.

Сейчас Лисенка это не волновало. Заперев каюту, замки славу богу действовали, он уселся на погнутое ребро остова кровати, извлек холодное оружие и принялся внимательно разглядывать находку. Это был большой охотничий нож, с широкой полированной гардой, с долом в верхней части клинка, насечкой и рукоятью из какого-то коричневого дерева и инкрустацией золотом в виде дракона. Во всяком случае Саша подумал о благородном металле, хотя в жизни своей не видел иных украшений, кроме дешевой бижутерии.

« — Вот повезло, так повезло, — радовался он в душе. — ни у кого нет оружия, и никто не знает, что оно есть у меня. Ни Нагорный, ни Никонов, да вообще никто больше безнаказанно не наедет. Зарежу сразу, даже думать не буду…»

Теперь Лисенка беспокоила единственная проблема — куда спрятать нож. Запихать его под шкаф не вариант. Придут девушки помогать наводить марафет, и не выгонишь их, иначе заподозрят неладное и вцепятся как клещи, пока не выяснят причину столь неожиданной нелюбезности. А разрешить помочь, значит раскрыть раньше времени свою тайну. Нет, надо выбрать такое место, чтобы в любой момент иметь возможность воспользоваться находкой, и в то же время никто бы не смог случайно обнаружить тайник.

Саша принялся озираться по сторонам, но ничего подходящего не попадалось. Обшарив взглядом все закоулки, которые могли быть претендентами на схрон, и не найдя стоящего, Александр встал на четвереньки и начал планомерно, сантиметр за сантиметром обшаривать пол и стены. Он не замечал времени, как и вообще чего-либо вокруг, медленно обходя помещение. Он не слышал, как его несколько раз позвали на ужин, и даже не сразу понял, что голоса теперь раздаются из-за дверей и кто-то настойчиво колотит по ним.

— Щас, щас, — рявкнул Саша, осознав, что его зовут. — Идите, я спускаюсь. Пять минут.

Лисенок прислушался. Шаги удалялись. В отчаянии он сел на пол и облокотился на дверь, руками уперевшись в наличник двери. Прошло несколько секунд, пока до него дошло, что один из пластиковых наличников легко отодвигается в сторону. Саша вскочил, и уже двумя руками потянул планку на себя. Постепенно наличник начал отделяться, обнажая между коробкой и стеной достаточно глубокую нишу, в которую вполне мог поместиться нож.

Жизнь заиграла всеми цветами радуги. Повеселевший Лисенок запихал находку и вернул планку наличника на прежнее место. С виду все было в ажуре. Сколько ни приглядывайся, тайник не обнаружишь.

— Что ты там так долго, — пробурчал Борис, когда Саша сел за стол. Впрочем, это было единственное замечание по поводу его опоздания.

Ужин прошел в молчании, слышен был лишь стук ложек и позвякивание посуды. Насытившись, пассажиры вышли на свежий воздух. Жара спала, теплые, но не обжигающие порывы ветра приятно обдували тело. Солнце клонилось к горизонту и было готово вот-вот спрятаться за ним, предоставив место ночи. Но, пока еще косые его лучи падали на звездолет, образуя длинную тень. Ветер почти стих и стояла никем не нарушаемая тишина, — судя по всему птиц и насекомых на планете не было, а люди, завороженные картиной природы, боялись пошевелиться, не то, что разговаривать.

— Ох, — спустя несколько минут прервала молчание Марта. — Столько лет на свете прожила и никогда не видела такого заката. Наверное, стоило совершить путешествие, чтобы понять простые вещи.

— Богатые папеньки совершенно не давали наслаждаться тебе… как его там… жизнью, — братец Борис ехидно засмеялся, словно закудахтал. — Бедная, бедная ты наша.

— Заткнись, — без злобы ответила Марта. — Судя по всему, тебя вообще ничем не прошибить. Как был мелким хулиганом, так им и остался.

— Это я-то мелкий хулиган?

— А кто еще? Думаешь, раз убивал, значит крутой? Ты просто злобный, никчемный карлик. Убивать за косой взгляд или праведную критику, это уже слишком.

— Но, но, дамочка, полегче на поворотах. Смотри как бы тебе не прилетело.

— Не пугай. Я тебе не по зубам, поверь на слово.

— Хватит, хватит, — влезла в перепалку Лола. — Все мы здесь не без греха. Поубиваем друг друга, кому от этого легче будет? Как говорил известный герой, давайте жить дружно, и тебя братец Борис это касается в первую очередь. К тебе никто не цеплялся, не цепляйся и ты. Сам начал, сам и останавливайся. Что тут непонятного?

— Да пошли вы все. Проживу и без указки, — пробурчал недовольно Борис, но больше не высказывался и отошел в сторонку, кидая недовольные взгляды на остальных. Судя по его виду, в душе он еле сдерживался, чтобы не порвать всех в клочья.

Окрасив пурпуром землю, солнце наконец закатилось за горизонт, уступив место ночи. Яркие светодиодные фонари зажглись по периметру силового ограждения и вокруг звездолета. В одно мгновение тьма на стоянке превратилась в нестерпимо белый день, обрывающийся сразу за невидимым ограждением, тем самым делая еще чернее и без того темную ночь.

Лисенок метнулся на корабль и спустя несколько минут вернулся, неся в руках складные легкие алюминиевые кресла.

— Прошу, — сказал он, вручая их дамам. — В ногах правды нет.

— Спасибо, — произнесла Лола, беря стул.

Ночь выдалась безветренная и тихая. Пассажиры звездолета, откинувшись в креслах, наслаждались прохладой. Даже всем недовольный братец Борис и тот, усевшись поодаль, молча лицезрел пространство перед собой.

Никто ничего не говорил. Быть может, впервые за долгие годы, они испытали безмятежность, которую в последний раз ощущали, возможно, еще в детстве. Во всяком случае, так казалось Александру. Он сидел, глядя перед собой на границу света и тьмы и сейчас ему не хотелось ни говорить, ни двигаться, а только чувствовать легкое дыхание ночи, ощущая, как грудь наполняется живительным воздухом, напоенным ароматом, таким знакомым, но ускользающим из воспоминаний.

Чудесный летний вечер томно начавшийся, должен был и закончиться мирно, если бы посторонний звук не долетел до людей. Он был далёким, и сначала все подумали о возвращающимся вездеходе. По мере его приближения, Лисенок понял, что это совершенно другой звук, ни на что не похожий.

— Что бы это могло быть? — с тревогой в голосе спросила Марта.

— Как будто что-то пересыпают из одной емкости в другую, — выдвинула предположение Лола, прислушиваясь.

— Может песчаная буря надвигается? — неуверенно произнес Саша. — Мы ведь ничего не знаем о причудах природы. Борис, твое мнение?

Борис ответил, но не сразу. Пожевав губами, он с неохотой сказал:

— Ничего страшного. Порывы ветра играют с этим, как его, песком. В любом случае нам боятся нечего, ни что не может…э… преодолеть, как его за ногу, силовое поле. Самому ветру это не будет преградой, а вот камни там или песок останутся… ну вы меня поняли…снаружи, вот.

Слова братца Бориса немного успокоили, хотя осадок остался. Тем более, посторонний звук все приближался и уже был слышен отчетливо, даже не приходилось напрягать слух. Это действительно напоминало шуршание, когда песчинки под внешним воздействием ударяются друг о друга. Тем не менее, за непроницаемой черной стены ночи ничего не было видно.

— Мне неуютно, — прошептала Лола. — Я ничего не понимаю.

— Не надо бояться, — пыталась успокоить подругу Марта, хотя ей самой, судя по испуганному выражению лица, было не по себе. — Наверное это буря. Я о таком читала. Особенно песчаные бури страшны на Марсе.

— При чем здесь Марс? — не поняла Лола. — Лучше уж пойдем домой. Мне здесь как-то тревожно.

— Идите, идите, — подзадоривал их Борис. — не ваше это дело гулять… э… в непогоду.

Девушки встали, но сильный порыв ветра заставил их невольно присесть. Неожиданно налетевший ветер, так же и пропал, словно его и не было.

— Странно, странно, — произнес Борис, отряхиваясь от песка. — Пожалуй нам всем стоит… того… вернутся на корабль.

— Что, испугался, — поддела его Марта, вставая и складывая стульчик. Она бросила победоносный взгляд на братца и уже хотела сделать шаг к подъемнику, как восклицание Лолы заставило ее повернуться и посмотреть в ту сторону, куда показывала рукой подруга.

А там, с той стороны невидимого силового забора, из тьмы вышел человек, и слегка прихрамывая направился навстречу пассажирам звездолета. Движения его были неторопливыми и несколько угловатыми. В правой руке он держал трость, на которую опирался при ходьбе.

Одет незнакомец был в серый костюм-тройку, застегнутый, несмотря на духоту, на все пуговицы. Красно-синий в косую полоску галстук с большим узлом подчеркивал белизну сорочки. Довершали наряд блестящие лакированные туфли с заостренными носами.

Лола еще раз взвизгнула на высокой ноте и затихла, глядя на приближающего человека широко раскрытыми глазами. Марта чувствовала себя не лучше. Судя по их замершим позам, они не по-детски растерялись. Братец Борис небольшими шажками, как-то бочком-бочком, приблизился к женщинам, и уставился на незнакомца. Лисенок вначале не мог вообще сообразить, что он видит. В первое мгновение он подумал, что это вернулся кто-то из товарищей. И только когда присмотрелся, понял, что это человек не из их компании. Однако самым неприятным открытием оказалось то, что этот человек был ему знаком. Саша не мог вспомнить, где и когда они встречались, но был абсолютно уверен, что судьба сводила его с ним.

А тем временем незнакомец шел вперед и вскоре оказался возле силового заграждения. Не замедляя шага, он занес ногу. Пассажиры звездолета завороженно смотрели, ожидая, что мужчина со всего маху ударится о невидимую преграду, но к всеобщему изумлению, тот спокойно, словно и не было препятствия, прошел сквозь невидимый забор.

Выйдя из оцепенения, они все разом отступили к кабине подъемника, мешая друг другу. Посторонний человек за миллиард километров от дома, это уже слишком. К сюрпризам планеты они ещё не были готовы, а потому решили ретироваться. Ввалившись в клеть лифта, они вновь замерли, не в силах оторвать взгляд от незваного гостя. Тот, не доходя до них несколько метров, остановился, внимательно всех разглядывая, словно кого-то высматривая.

Теперь его можно было рассмотреть подробно. Это был, по всей вероятности, рано постаревший мужчина лет пятидесяти. Короткие, седые волосы, глубокие морщины, потускневший огонек в глазах, визуально делали его старше, в то время, как общий облик говорил о еще пока крепком здоровье.

— Неман Александр Владимирович, — произнес мужчина. Голос его был слегка глуховат. — Я бы хотел с вами поговорить.

–Ты его знаешь? — братец Борис смотрел то на незнакомца, то на Лисенка. — Откуда?

— Я, я, не знаю вас, — голос Александра дрожал от волнения. — Кто вы такой?

— За что? — спросил гость. И в этом простом вопросе набатом звучали вся боль и страдание вселенной. Незнакомец заплакал.

Неман вспомнил. Вспомнил все, до мельчайших подробностей. Это был отец тех девчонок. На суде он неотрывно смотрел на Александра, словно пытаясь навсегда сохранить в памяти облик ублюдка, чтобы отомстить.

— Ты живой, а они на небе, — всхлипывая говорил убитый горем отец. — Им не исполнилось даже четырнадцати лет. Что они тебе сделали, почему так? Почему ты жив, а не они?

Лисенок ничего не слышал. Он с силой дергал правую створку дверей подъемника, но от рывка хлипкая конструкция перекосилась и застряла в пазах, не позволяя ее закрыть, и тем самым запустить механизм подъема. Так они и стояли, девушки в глубине кабины, братец Борис впереди них, вцепившись рукой в левую, полностью выдвинутую створку, как будто защищаясь панцирной сеткой от незнакомца. А в проеме кабины Александр изо всех сил пытался сдвинуть застрявшую часть дверей.

Мужчина с тростью стоял неподвижно, даже не пытаясь сделать шаг навстречу. По его лицу, обращенному к Неману, текли слезы.

Александр заорал. Страх ли, или вновь пережитое чувство тех дней, безысходная тоска и липкое до омерзения сосущее под ложечкой ощущение непередаваемого ужаса и проклятия охватила все существо Лисенка. Орал он зычно и протяжно, словно выплевывая душу, точно в крике пытаясь найти успокоение и прогнать прочь так не вовремя появившийся призрак отца его жертв. Все эти годы он пытался забыться, изгнать все это из памяти, и на тебе, спустя столько лет, в другом мире встретить того, кого меньше всего жаждешь увидеть. Лицезреть воочию именно того, от кого убегал сквозь пространство и время.

Несчастный отец стоял не двигаясь, высоко вскинув голову и буквально буравил взглядом молодого отморозка, не стесняясь собственных слез. Сжимая в руке трость, он поднял ее, как дубинку и бессильно грозил в сторону молодого человека. И жест этот, полный ненависти и отчаяния, произвел на Немана куда большее впечатление, чем, если бы он бросился на него с кулаками.

Сзади выражали недовольство женщины, безостановочно теребя Сашу, чтобы он поскорее починил лифт. Братец Борис пытался помочь, но сделал только хуже. Неман с трудом оторвал взгляд от незнакомца и обратил взор на неисправную дверцу. Ударами кулака он выровнял хлипкую конструкцию и медленно, чтобы не позволить ей снова застрять, задвинул до упора.

И, прежде чем запели электродвигатели подъемника, и платформа с людьми начала подниматься, Лисенок успел заметить, как на незнакомца налетел небольшой смерч. Закручивая, все, что попадалось в поле его действия, ветер накрыл мужчину, как колпаком. Сквозь потоки воздуха было видно, как из кончиков пальцев заструился песок. Тело мужчины вначале потеряло цвет и структуру, сливаясь с пустыней, а затем медленно начало таять, истекая песком.

Все было кончено. Неизвестно откуда взявшийся смерч, исчез, оставив после себя небольшой холмик песка. Произошло это настолько быстро, что Александр невольно тряхнул головой, словно проверяя себя, не наваждение ли это было.

Не понимая, что с ним происходит, Лисенок медленно шел ко входному люку звездолета. Женщины первыми ретировались под защиту летающего стального монстра. Замыкал процессию братец Борис, подталкивая Сашу в плечо, чтобы он двигался быстрее. Очутившись в шлюзовой камере и заперев входной люк, пассажиры устало присели на скамейки, переводя дух.

— Рон, что это был за человек? — спросила Марта, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — И где он сейчас?

— Я не понимаю вопроса, — бесстрастным, механическим голосом доложил Рон. — О ком идет речь?

— Там, мужчина…

— Никто посторонний не проникал в закрытую зону и сам звездолет. Это невозможно. Никакое физическое тело не способно преодолеть силовой барьер. Изложите подробнее интересующий вас вопрос.

Глава VII

Медведь выключил двигатель и вылез. Свежий, ночной воздух приятно обдувал, остужая разгоряченное тело. Андрей встал рядом. Они с изумлением рассматривали лежащий перед ними город. Немного погодя, Натан и братец Кирилл присоединились к ним. Четверо мужчин стояли перед вездеходом и с недоумением крутили во все стороны головами.

— Не нравится мне все это, — тихо, ни к кому не обращаясь произнес Андрей.

— Город, как город, — не согласился с ним Медведь, — только вот… Откуда он взялся? Если не знать, где мы находимся, удивляться было бы нечему, но, к сожалению, мы прекрасно осведомлены о нашем местоположении.

— Что вы все ноете, прикольно же, город среди пустыни. Когда такое встретишь на Земле? То-то и оно. В конце концов, нас закинули в такую тьму тараканью, должно же быть что-то необычное, за пределами нашего понимания. — братец Кирилл присел на корточки и ладонью провел по асфальту. — Теплый еще, — сообщил он, — не успел остыть он дневного зноя.

–А по мне поменьше бы таких загадок, — пробурчал Натан. — Город, конечно, похож на наш, только что-то здесь не то, не могу сообразить, что именно. По любому он принадлежит хозяевам этой планеты.

— Без вариантов, — поддержал Дима. — этой ночью произойдет историческое событие. Контакт с инопланетянами.

— Или не произойдет, — произнес Никонов задумчиво. — Планета целиком состоит из пустыни. Растительный или животный мир мы не встретили. Я подозреваю, что и атмосфера стерилизована.

— Но город…

— Не спеши с выводами, Натан. Город может быть создан специально для нас. Ловушка или наоборот, гостеприимство хозяев. Бесспорно одно: эта планета уже не будет использована в качестве нового дома Землян. У нее есть хозяин, по всей вероятности могущественный и незаметный для нас. Кто знает, может быть собственник этой планеты часть самой планеты? И ему известно о нас с того самого момента, как мы приземлились?

— Вопросы. Вопросы, вопросы. Пока мы не исследуем, ничего не узнаем. — Нагорный облокотился на капот вездехода. — Я предлагаю проехать вглубь и там, где-нибудь во дворах, переночевать в машине, на тот случай, если город выкинет какой-нибудь фокус. А уже с утра, с новыми силами можно будет приступить к изучению данного населенного пункта, который мы условно назовем городское поселение номер один.

— Почему один? — не понял братец Кирилл.

— А вдруг существуют еще такие города, кто знает…, кто знает…

На том и порешили. Прежде чем сесть в машину, Андрей еще раз огляделся. Пустыня было вот она, рядом, асфальт словно вырастал прямо из песка и глины и тянулся дальше ровным слоем, без видимых дефектов, в виде полотна дороги. У города и пустыни не было четкой границы, одно плавно перетекало в другое. Вот торчащие из-под песка ненарушенные пласты глины, а вот безукоризненный асфальт. Это казалось удивительным и необъяснимым. Так не должно быть. Любое рукотворное деяние человека имеет четкие границы. Здесь утрамбована тяжелой техникой земля, а вот здесь начинается асфальтовое покрытие. И как ни наводи порядок после строительства, всегда остаются заметные следы. А здесь ничего, словно город действительно вырос сам по себе посреди пустыни. Но более всего удивляло, что, судя по внешнему виду, был он построен совсем недавно.

— Поехали, — сказал Андрей, усаживаясь в кресло и захлопывая дверь. — Только не гони, посмотрим по пути, что к чему.

Они двигались по идеально ровной освещенной дороге, вдоль которой мелькали ряды высоток и небольших зданий. Несмотря на такое обилие домов, путешественники не заметили ни одного пешехода, как не попадалось и встречных машин. Лишь изредка вдалеке проезжали автомобили, которые успевали свернуть, никоим образом не пересекая путь вездехода.

— Хотел бы я поближе поглядеть на их транспорт, — проворчал Медведь. — Такое ощущение, что они боятся нас, и никто носа не кажет.

— Сверни вон на ту улицу, — сказал Никонов, показывая рукой направление. — Вот там, под кленом можем припарковаться. Дальше ехать смысла думаю нет.

Выйдя из машины, люди с удовольствием вдыхали ночной прохладный воздух. Искусственного освещения было достаточно, чтобы превратить ночь, если не в день, то хотя бы в подобие его. Стройными рядами тянулись бесконечные фонарные столбы, над каждым подъездом горел мощный светильник, даже тротуар был подсвечен снизу и при этом ни единого темного окна. Впрочем, сколько ни присматривайся, ни в одном из них не различишь даже силуэтов людей.

— Странно, очень странно. Я согласен с Натаном, что-то тут не так, но вот что именно, ускользает, хотя кажется, находится на поверхности. — Андрей подошел к подъезду и, внимательно осмотрев железную дверь, потянул ручку на себя. Дверь, с легким сопротивлением доводчика, без единого скрипа отворилась. Из глубины также ярко освещенной лестничной площадки потянуло приятным холодком, как будто там были установлены абсолютно бесшумные кондиционеры. Андрей отошел на несколько шагов назад и запрокинув голову, взглядом искал наружный блок сплит системы. К его удивлению, ничего подобного не оказалось.

— В таком доме я пожил бы, — произнес Медведь.

— Электроэнергию совершенно не экономят. Как в тюрьме. — Натан сплюнул на асфальт. — Но в целом я согласен, идеальный дом. Конечно, не мешало бы поглазеть изнутри квартиры, но, что-то мне подсказывает там мы не увидим ничего нового. Все та же идеальная мебель, идеальные стены, одним словом, идеальное жилье. А если прикинуть по расстоянию между подъездами, квартирки там не хилые. Живи, не хочу.

— Стоп, ты что-то сказал про идеал? Господа, а не это ли мы ищем? Идеал! Посмотрите, куда ни кинь взгляд, все идеальное: дома, дороги, инфраструктура. Даже мусора нет. Урны, стоящие через каждые сто метров, в идеальном виде. Как говорится, на них даже муха не сидела. О разбитых фонарях и разукрашенных стенах и речи нет. Судя по всему, здесь такого не бывает.

— И то верно. — братец Кирилл снова присел на корточки и теперь ладонью гладил поребрик.

— Кирилл, асфальт давно остыл. — насмешливо произнес Натан.

— Если не понимаешь, не лезь. — Кирилл встал. — А теперь можете сами на ощупь почувствовать идеал в строительстве дорог. Ни одного скола или неровности, все настолько гладко, хоть бери и инструмент проверяй. Разве такое бывает, особенно в строительстве, спрашиваю вас я. То-то и оно. По моему мнению, мы оказались в какой-то сюрреалистической реальности. И город этот, словно нарисованный инженером на компьютере. Вы присмотритесь, нигде, я подчеркиваю это слово, нигде, нет отклонения от геометрических фигур. Если это прямая линия, то она прямая, как линейка. А если радиусный переход, то его явно рисовали при помощи циркуля. И таков, насколько я могу судить, весь город. Попробуйте меня переубедить. Я рад бы ошибиться, но боюсь, у вас ничего не получится.

Молчание было ему ответом.

— Подождите, подождите, — нарушил молчание Андрей и подошел к газону. Наклонившись, он с интересом разглядывал траву, а затем вырвал небольшой кусок газона с землей.

— Обратите внимание, — сказал он, подойдя к машине. — каждая травинка одной высоты. Я думаю, — он сложил несколько стебельков травы и показал результат остальным, — высота одинаковая, вплоть до миллиметра. Вот этого уж точно не бывает, поэтому я согласен с выводами братца Кирилла.

–Чудны дела твои господи, — едва слышно прошептал Медведь. — Может быть и нет никакой чужой планеты, а лежим мы в камере, и все это нам только снится. Надо ущипнуть себя. Проверенное средство от наваждения.

Нагорный ущипнул себя за ляжку и невольно вскрикнул от боли.

— Нет, — сказал он, — это не мираж. Просто кто-то свыше устроил нам прием.

— Нужно соответствовать, — не без сарказма произнес Натан. — Спать охота. Я предлагаю отдохнуть, а с утра продолжить.

— Вы укладывайтесь, а я перед сном прогуляюсь.

— Я с тобой, командир. Надо размяться. Весь день просидели. — Медведь обернулся к остальным попутчикам. — Если захотите освежиться перед сном, дождитесь нас. Негоже оставлять вездеход без охраны. Мало ли что может случиться.

Андрей и Дмитрий, не торопясь двинулись вперед, с любопытством разглядывая окружающий мир. Недостатка в освещении не было. Пройдя метров двести, они уперлись в многоэтажное здание, оказавшееся прямо перед ними. Над огромными резными двухстворчатыми дверьми темного дерева с витыми бронзовыми ручками висела роскошная табличка, на которой золотом было выведено: отель «Олимпик». Задрав головы, они увидели ту же надпись на коньке крыши, в разноцветном световом исполнении. Все окна отеля светились, но нигде не было видно людей. На больших панорамных окнах первого этажа, красовалась золотистая надпись «ресторан», с вензелями под старину. Из-под полуспущенных портьер хорошо просматривался зал с множеством столиков, ни за одним из которых никто не сидел. Ресторан был пуст. Сколько бы они ни всматривались сквозь окна, ни одной живой души замечено не было.

— Может зайдем? — предложил Никонов. — Как я понимаю, здесь ничего не заперто, входи куда хочешь и когда угодно. А зайти в отель сам бог велел. Может удастся снять номер. Не мешало бы переночевать на нормальных кроватях. Правда не знаю, чем будем расплачиваться…

— У меня тут идея родилась, — произнес Медведь. — Стоит проверить.

— Что за идея?

— Скажу позже. Пошли, — Дмитрий почему-то вздохнул и решительно зашагал к входу в здание.

Огромные, массивные двери на удивление легко поддались, пропуская людей внутрь. Миновав тамбур, они оказались в огромном вестибюле. Массивная хрустальная люстра висела высоко под потолком в центре помещения, заливая его ярким, белым светом, не позволяя появиться тени. Стены вестибюля, и колонны посреди него были отделаны полированным гранитом. По всему периметру стояли мягкие кожаные диваны и небольшие мраморные журнальные столики. В глубине этого гигантского вестибюля находилась черная, такая же блестящая широкая стойка администратора, за которой находилась невысокая, миловидная девушка с короткой стрижкой, в светло сером деловом костюме и белой блузке. Довершал ее наряд черный галстук-бабочка.

— Вот и инопланетянин, — сказал Медведь. — Первый человек в этом городе. Моя догадка оказалась верной.

— Ты подумал о том, о чем и я. Странно все это. Мысли иногда сходятся.

— Добрый вечер, господа, — одаривая вошедших профессиональной улыбкой, произнесла девушка, когда мужчины подошли к стойке — Мы вас давно ждем. Документы не нужны, — поспешила добавить она, когда увидела, что Никонов полез в нагрудной карман. — Не будем формалистами. Нам известно, кто вы. Да и вы прекрасно знаете, кто мы.

— У нас, собственно говоря, и документов нет. — Андрей опустил руку. Этот жест у него вырвался машинально, мышечная память тех дней, полных опасностей и риска, когда приходилось частенько пользоваться гостиницами.

— А где еще двое гостей? — уточнила она, глядя на экран компьютера, установленного в недрах стойки и незаметный для посетителей. — Для вас забронировано четыре одноместных номера. Извините… Вот…Рушанский Кирилл Юрьевич и Жабин Натан Валерьевич… Надеюсь они посетят наше заведение?

— Здесь какое-то недоразумение, — произнес Никонов. — Мы не бронировали номера. Просто шли мимо и решили узнать, работает ли ресторан в этот поздний час, но кажется мы опоздали. — Андрей на ходу придумывал глупую отмазку, сам не зная, зачем он это делает. И так было понятно, что их ждали, причем где угодно, куда бы они ни заглянули. Все оказалось до ужаса просто и именно эта простота никак не хотела укладываться в голове.

— Ресторан работает до последнего посетителя. Ваше желание для нас закон.

— Мы, пожалуй, позовем остальных, — ретировался Андрей и потянув за рукав Медведя, быстро рванул на выход. Только оказавшись в прямой видимости от вездехода, Андрей остановился и глядя в глаза Нагорному, произнес:

— Твое мнение? Что ты думаешь обо всем этом?

— Я бы не рискнул.

— Почему? Аргументы, я хочу услышать аргументы.

— Подозрительно все это. Чистый, идеальный город. Горожане в минимальном количестве, ровно столько, сколько надо в данный отрезок времени и конкретной ситуации. Ни больше, ни меньше. Подозреваю, что, когда воспользуемся рестораном, появится одинокий официант и пробудет там ровно столько времени, чтобы принять и принести заказ. И ни секундой больше. Аргумент? Аргумент!

Конец ознакомительного фрагмента.