Долина смерти

Сергей Алексеев, 1997

Старшего разведчика майора Поспелова с первого года службы преследовал рок: что ни операция – то труп. И стреляет-то не целясь, а у противника – смертельное ранение. В конце концов начальство решило перевести его от греха подальше – в особый отдел по чрезвычайным ситуациям, в арсенале которого только радиотехнические приборы, химикаты и средства связи. Да и если стрелять придется, то не в людей, а… в призраков. Поспелов получает задание выяснить, что происходит в Долине Смерти – загадочной зоне на территории Карелии, где во время Великой Отечественной войны при невыясненных обстоятельствах погибли два полка – советский и фашистский, а в наши дни исчезают машины и вертолеты вместе с пассажирами, да так, что ни следов, ни обломков…

4

Бывший хозяин Горячего Урочища выстроил дом по финскому проекту, с претензией на полную автономность и отчасти — на европейскую культуру. Но русский характер проявился и тут: английский камин оказался удачно спаренным с русской печью, средневековая кладка из дикого камня первого этажа соседствовала с деревенскими лавками, и вдобавок ко всему скотный двор был прирублен непосредственно к самому дому, как будто к крестьянской избе.

Полковник Заремба не обманул: место действительно напоминало уголок Швейцарии.

Сосны, взбегающие уступами к вершинам сопок, живописное поле на склоне, где когда-то стояла деревня, голубое озеро, над которым дом несколько даже нависал, одна стена поднималась непосредственно из воды, и тихо шумящая на перекатах речка с широкими плесами. Но жить здесь человеку, не приспособленному к хуторской «финской» жизни наособицу, человеку, древними корнями напрочь привязанному к общинной жизни, вероятно, было трудно, если вообще возможно.

Ощущение пустоты, глуши и безлюдья отчего-то начиналось вечером, когда солнце садилось за сопки и багровые отблески покрывали каждый бугорок на земле. В полном безветрии природа замирала, настораживалась, вслушивалась и дичала: чернела голубая вода, чернели золотые стволы старых сосен, и по-весеннему зеленеющее поле напитывалось мраком, расплывалось неясными, бегущими тенями.

Здесь было очень легко напугать себя, вызвать щемящий, необъяснимый страх, испытанный разве что в раннем детстве. Пробыв всего сутки в Горячем Урочище, Поспелов успел почувствовать и понять, отчего бывший хозяин Ворожцов, вложив в ферму много денег и труда, все-таки не вынес одинокой жизни и бежал, отдав свое детище за совсем не большую сумму. Поди, еще и радовался, что нашелся ненормальный, согласившийся жить в этом первозданном, но — увы! — неуютном месте.

А так бы вообще все прахом пошло…

Однако предаваться чувствам и собственным ощущениям в первые недели жизни в Урочище особенно-то было некогда. Следовало оправдывать легенду, отработанную в конторе, то бишь обзаводиться скотом, ремонтировать технику, пахать и сеять ячмень и овес на фураж. Одним словом, внушать своей ежедневной жизнью, что на ферму пришел настоящий хозяин. По новым документам Поспелов был уроженцем Карельской АССР из города Кондопога, а его жена Татьяна, финка по национальности, из Сортовалы. То есть не чужие пришли в эти земли обетованные, а как бы свои, волею судьбы унесенные когда-то в дальние края.

Конечно, в течение нескольких дней пришлось обставлять и обустраивать дом и, главное, наделать удобных тайников, где следовало спрятать до времени большое количество аппаратуры, спецтехники, в том числе и компьютер, поскольку для начинающего фермера держать его открыто было бы слишком. А кроме того, установить во всех комнатах и помещениях вплоть до скотного двора незаметную охранную сигнализацию, которая не звенит, не ревет в случае проникновения посторонних, но тихо записывает на аудио — и видеопленку и в критической ситуации без всякого участия человека передает по космической связи сигнал тревоги в контору. И устроить конспиративные встречи с двумя агентами, внедренными сюда Зарембой после исчезновения самолета Ан-2 и теперь переданными на связь Поспелову. Один носил кличку Ромул, жил в Верхних Сволочах и работал сельским фельдшером, другой, разумеется, Рем, был завклубом в Нижних Сволочах. И оба были женщинами… Пока что они собирали информацию в виде сельских сплетен и бабушкиных сказок, однако могли сослужить хорошую службу в период адаптации супружеской пары в Урочище: что там поговаривают в народе по поводу новопоселенцев-фермеров?

Однажды вечером Георгий взял спиннинг и отправился на озеро к мысу, выступавшему с южной сопки: лед сошел совсем недавно и рыба неплохо играла у самой поверхности полой воды. Играла, но почему-то никак не желала брать ни блесну, ни «обманки», сделанные в виде насекомых и мышей. Он хотел уж возвращаться домой — наступило как раз то неуютное состояние природы, когда солнце опустилось за сопку, — однако почувствовал пристальный человеческий взгляд из прибрежных кустов. Сомнений не оставалось: кто-то крадучись наблюдал за ним, почти неслышно передвигаясь следом, и это было любопытно, если учесть, что на тридцать километров вокруг нет ни одной живой души. Уже для проформы бросая спиннинг, Поспелов спокойно выжидал дальнейшее развитие ситуации и прикидывал, кто это мог быть. И получалось, что кроме старого хозяина Ворожцова больше некому. Из ревности, из жалости к своему оставленному поместью пришел, возможно, попытается теперь пугнуть его из кустов, устроить какую-нибудь «пионерскую» шутку с воем, с белой тряпкой, с диким смехом.

Прошло минут двадцать, стало совсем сумеречно, а Ворожцов по-прежнему таился в кустах либо призрачной тенью двигался вдоль берега. Поспелов достал сигареты и решил прервать эту игру.

— Ладно, хватит прятаться! — сказал громко. — Иди покурим!

За спиной ни звука, но взгляд будто стал еще пронзительнее и острее, как если бы человек прицеливался и смотрел сейчас через прорезь. Непроизвольный легкий холодок пробежал между лопаток, и глаз сам по себе избрал направление, куда безопаснее всего сделать прыжок, чтобы не сорваться со скользких камней в воду.

Георгий медленно прикурил, растянул сигарету и обернулся…

На обрыве, метрах в восьми, стояла свинья, высокая, на ногах, с громадной головой, висячими ушами и плоская, как камбала. Взгляд был внимательный, человеческий, пытливый… Поспелов сделал два шага в гору, и тут эта скотина внезапно завизжала, да так, что захолодела душа. Будто резали ее! Тем более усиленный звучным эхом, визг этот показался громогласным.

— Понял, ты — ведьма! — сказал он. — Гоголевская героиня. Я тебя узнал, и потому смойся с глаз. Исчезни, нечисть! Иначе схожу за ружьем и пущу на шашлык. Или перекрещу тебя, и улетишь отсюда к чертовой матери.

Кажется, человеческий голос ее успокаивал или завораживал. Свинья перестала кричать, негромко захрюкала и потрусила, однако же, следом за Георгием. Долина между сопок, что, собственно, и называлось Урочищем, после захода солнца быстро заволакивалась сумраком, словно темной водой, и пока Георгий шел к светящимся окнам дома, свинья пропала из виду и слышался лишь ее мелкий, торопливый топот.

Он оставил калитку открытой и пошел через черный ход, выводящий сразу на кухню.

Татьяна готовила ужин под финскую речь, доносящуюся из динамиков магнитофона.

— Жена, иди принимай скотину! — засмеялся Поспелов. — Определяй на место. А я посмотрю, какая ты хозяйка, какая фермерша.

Она вопросительно посмотрела, убавила звук, подбоченилась.

— Где тебя носит? Где носит-то? Рыбак!.. Только бы удочку в руки и из дома бежать.

По легенде она должна была играть роль несколько сварливой и достаточно властной женщины, старающейся загнать мужа под каблук. По разумению конструкторов, жена-финка после восьми лет супружества обычно такой и становится, поскольку мужья к этому сроку теряют интерес к семейной жизни и поглядывают на сторону.

— Нет, правда! — заверил Георгий. — К нам свинья приблудилась, у ворот стоит.

— Ты-то ни к кому не приблудился? — проворчала она, однако стала менять шлепанцы на калоши — самую удобную обувь в крестьянском хозяйстве.

В свою очередь Поспелов обязан был прослыть скрытным бабником — это самый лучший предлог, чтобы появляться в соседних селах, особенно не афишируя, к кому и зачем. Тем более, оба агента — женщины. Замкнутая жизнь на ферме из-за отдаленности помешала бы работе, а ему следовало часто быть на людях, знакомиться, с кем-то заводить дружбу, иногда выпивки, тащить к себе в гости кого нужно. Первый семейный скандал они уже запланировали с Татьяной, для чего Георгий познакомился и весьма навязчиво полюбезничал с молоденькой продавщицей из Верхних Сволочей. В следующий раз ее следовало прокатить по селу на своей «Ниве» и сунуть дешевенький подарок в виде бус или сережек — то, что носят на виду. Потом Татьяна поедет за продуктами, увидит и покажет, как заманивать чужих мужей. Продавщице это пойдет только на пользу, ибо, стоя за прилавком, неизвестно что продает — товар или себя.

А после принародного скандала Георгий начнет тщательно скрывать свои амурные дела. Скоро потребуется часто встречаться с Ромулом и Ремом, давать конкретные задания на разработку «объектов», получать оперативную информацию и тут одним почтовым ящиком не обойтись. Кроме того, Заремба обещал подготовить и ввести в операцию еще одного агента, и тоже женщину, поселив ее на вершину «Бермудского треугольника» — в качестве начальника метеостанции, расположенной у Одинозера. «Там сейчас работала семейная пара, к разведке не имеющая отношения, а начальника пришлось „отправить“ на пенсию, чтобы освободить место». Георгий настаивал, чтобы на Одинозеро посадили мужика, но новый шеф любил работать с женщинами, считая, что они больше видят и замечают, острее чувствуют и обладают даром предчувствия.

Так что несчастной жене Татьяне не позавидуешь: кругом одни бабы…

Свинья никуда не ушла, рюхала за калиткой, не смея ступить во двор. Все попытки заманить ее, а потом и насильно загнать в скотник не увенчались успехом. Похоже, она одичала, скитаясь по сопкам, но и от жилья не хотела уходить, а младший оперуполномоченный старший лейтенант Курдюкова пока что больше умела быть сварливой женой, нежели хозяйкой на ферме. Несмотря на то что родилась и выросла в деревне Новгородской области. Наконец она догадалась, что приблудная животина попросту голодная. Ей выставили за ворота таз с наскоро запаренным комбикормом и на том успокоились.

— Исправлюсь, товарищ майор, — стреляя глазками не хуже продавщицы из Верхних Сволочей, сказала «жена», перед тем как уйти в свою спальню. — Разрешите идти на ночной отдых?

План разведмероприятий, проводимых в «Бермудском треугольнике», предусматривал почти полное разделение их обязанностей. Татьяна занималась связью, шифровкой и передачей донесений, накоплением уже готовой информации в компьютере — короче, только вспомогательной работой. О всей операции она знала лишь в общих чертах. И не лезла в кухню Поспелова даже из простого женского любопытства. Она имела четкие инструкции, что и как делать, если вдруг возникнет нештатная ситуация, но и тут Заремба ее полностью обезопасил, запретив всякие самостоятельные шаги, любую инициативу, кроме необходимой обороны личной жизни.

Иное дело, просто жизнь на ферме «семейной пары», та самая жизнь, которая занимала основное время и которая была главным прикрытием разведоперации. Без труда они купили и пригнали пару коров, десяток бычков поставили на откорм, благо, что и пасти не надо: бывший хозяин обнес свои тридцать гектаров выпасов и семьдесят — посевов клевера проволочной поскотиной. Уже получена ссуда в банке на приобретение пасеки в двадцать пять ульев и всего необходимого инвентаря, чтобы сделать кочующий пчельник на базе грузовика ГАЗ-66 с прицепом — с ней можно было все лето ползать по «треугольнику»: лучшего предлога не придумать.

С первого же дня знакомства со своей «женой» Георгий понял, что вряд ли когда свыкнется с мыслью, что они так и останутся чужими людьми. И что станут жить под одной крышей как начальник и подчиненный, а не как мужчина и женщина.

Еще в Москве Георгий привез Татьяну к себе домой и, говоря языком бабников, распустил перья. Она весьма искусно ему подыгрывала, пила шампанское, кокетничала и заметно хотела понравиться, что было совершенно естественно: пожалуй, не одна она из «женского батальона» с удовольствием бы поехала поработать года на два в экзотических условиях фермы в карельских сопках среди голубых озер и рек, где плещется форель. Вместо того чтобы прислуживать какому-нибудь ожиревшему директору оборонки или вовсе таскать белье и стелить постели в гостинице, попутно выполняя литерные мероприятия.

Он почти не сомневался в успехе первого вечера и порой мстительно вспоминал свою бывшую законную жену, в простреленной постели которой наверняка уже лежал любовник, о котором она напоминала часто и навязчиво. После двух ночи Георгий открыл дверь ванной комнаты.

— Старший лейтенант Курдюкова! Сначала сюда, а потом — в койку!

— Есть, товарищ майор! — откликнулась Татьяна и без всяких комплексов попросила халат или на крайний случай длинную мужскую рубашку, потому что ночью она зябнет.

Он дал ей халат и пообещал, что сегодня будет тепло и, может быть, даже жарко.

Пока он на правах хозяина прибирался на кухне, Татьяна выполнила приказ, и Георгий явился в спальню как молодожен к брачному ложу.

— Извините, товарищ майор, — вдруг трезвым и холодноватым голосом сказала она, — служба на сегодня кончилась.

Я и так работала до двух часов. Спокойной ночи.

Он тогда еще не поверил в стопроцентное «динамо», хотел пошутить:

— Я по легенде — бабник и обязан работать всю ночь. К тому же нам следует приспосабливаться друг к другу, не так ли?

— Непременно, Георгий Петрович. Вот и будем приспосабливаться.

— Так в чем же дело? Сейчас и начнем.

— Начнем. Идите спать. На диван. Или мне уйти?

Он ощутил прилив раздражения от ее внезапной сухости и решительности, однако настаивать сейчас, тем более проявлять свою волю было глупо. Судя по ее тону, она не моргнув глазом пойдет на обострение, и вовсе не из-за своего целомудрия, а из-за какой-то жесткой принципиальности. Ко всему прочему, Георгий вспомнил отеческое предупреждение Зарембы и совет найти общий язык. Он сел на край постели.

— Ты меня сбила с толку, — сказал он, смиряя гордыню. — Прошу прощения… Скажи, что ты имела в виду, когда говорила… о приспособлении друг к другу? — Георгий будто бы заботливо подоткнул одеяло под ее ноги.

— А то и имела, — не сразу сказала она. — Придется приспосабливаться жить под одной крышей, изображать семейную пару, разыгрывать то любовь и согласие, то ревность и ссоры. Если, конечно, после этой ночи вы от меня не откажетесь.

Георгий и тогда не поверил в искренность, зная по опыту, как самые опытные шлюхи умеют разыгрывать неприступных девочек-дюймовочек. Он сделал вид, что вполне удовлетворен ответом, попросил извинения и ушел спать в зал, на диван. И всю ночь не мог уснуть от одной лишь мысли, что он, Жора Поспелов, никогда не знавший отказа, вынужден спать сейчас в одной квартире с молодой, приятной женщиной, которая пусть и не возбуждает такую дикую страсть, как бывшая жена, однако притягивает воображение новизной ощущений; вынужден ворочаться с боку на бок, без конца думать о ней, представлять, как бы это все восхитительно у них произошло. И тихо злиться от собственного бессилия, и вспоминать, как он с блеском выхватил из грязных рук не какого-нибудь старшего лейтенанта спецслужбы, а саму «Мисс Очарование». Взял одной смелостью и напором, будто крепость на шпагу! Правда, и первая их ночь тоже походила на насилие, только вместо истерики, обиды и стрельбы родилось совершенно обратное: Нина покорилась ему и сама назвала мужем, отныне и навеки…

Под утро он окончательно накрутил себя, взвел и разозлился на Татьяну, решив отказаться от ее участия в разведоперации. С этой мыслью он и уснул, сжав кулаки и стиснув зубы, ругая ее про себя так же, как вчера Нину — шлюха, тварь, дрянь…

Тогда и в голову не пришло, что Татьяна за стенкой тоже не спала, тоже думала, вспоминала… И тоже уснула под утро, всего на пару часов, потому что в семь разбудила его тем, что готовила на кухне завтрак и, не зная «секретов» старой поспеловской мебели, уронила дверцу настенного шкафа, оторванную во время переезда, так и не отремонтированную.

Он лежал и делал вид, что не проснулся. Ее инициативу он сначала расценил как желание угодить, подлизаться, искупить как-то издержки собственных принципов.

Потом Татьяна осторожно вошла в комнату, постояла возле «спящего», сделала движение, чтобы тронуть за плечо, но вместо этого как-то бережно прикоснулась к сжатому кулаку на подушке, погладила и осторожно, один по одному, распрямила пальцы. И второй кулак отчего-то разжался сам…

— Не притворяйся, — сказала с улыбкой. — Вставай, я приготовила завтрак. Начнем есть наш пуд соли.

В этот момент Георгию вспомнилось, что у Татьяны есть сын, живущий с бабушкой где-то в Новгородской области. От мысли об этом ребенке эта строптивая, дразнящая, своенравная женщина предстала перед ним с неуловимой печатью иного качества — материнства, которое служило некой защитой от всякого на нее посягательства. За ее плотью стояла еще одна плоть, еще одна живая душа, и всякое оскорбление, нанесенное ей, немедленно отзывалось в ребенке. Что бы он, Жора Поспелов, чувствовал, если бы кто-то чужой посмел оскорбить его мать? Посмел говорить с ней развязно, предлагать «приспособиться»?

А сын Татьяны еще маленький и не способен отомстить за мать.

Неожиданным образом увязанные эти мысли в один момент развеяли все ночные мысли и страсти. Только осталась одна мстительная в отношении бывшей жены, за насилие над которой никогда никто не отомстит, потому что некому мстить: Нина о детях и слышать не хотела! И он когда-то не хотел, но к тридцати, и еще чуть раньше, окончательно созрел, потому что начал матереть, ощущать опасность своей работы, страх, уровень риска и эфемерность жизни. Словишь пулю — и ничего после тебя не останется! Никого! Жена? Так жена, как поется в старой казачьей песне, погорюет и забудет про меня…

— Вставай. — Татьяна положила руку ему на лоб. — Остыла твоя горячая голова, утро вечера мудренее, вставай.

Георгий осторожно убрал ее дразнящую ладонь: эти игрушки в утреннюю ласку после ночного «динамо» были известны и означали единственное — Татьяна не хотела портить с ним отношения и выбрала неприемлемую для него тактику постоянно подогревать чувства и воображение, но всякий раз ускользать из рук под самыми разными предлогами. Эдакая кошечка с мышью.

Только Георгий сам привык быть котом.

— Отлично, — холодно проговорил он и встал. — Ты сделала выбор в наших отношениях. Я тоже. Люблю, когда у меня развязаны руки. Когда с товарищем по службе связывают только служебные, а не постельные дела.

Вероятно, тогда она приняла это за шутку или за некую месть уязвленного мужского самолюбия и серьезно к его словам не отнеслась. На деле же теперь получалось точно так, как он сказал: Георгий разъезжал по «треугольнику», заводил знакомства с женщинами, любезничал с очумевшими от тоски одинокой жизни в глухих местах агентами Ромулом и Ремом — одним словом, был все время на людях, а Татьяна как опостылевшая нелюбимая жена сидела на хуторе и ждала у окошка блудливого «мужа». Мало того, скоро хозяйство резко прибавилось: бродячая свинья, прибившись на ферму, привела с собой девять полосатых поросят — признак того, что огулялась с диким кабаном, — и хочешь не хочешь, забот у хозяйки прибавилось.

Когда же в конце мая Поспелов наконец купил пасеку, «жена» не то чтобы затосковала, но почувствовала себя обманутой: дачная жизнь на ферме, как корабль, обрастала ракушками и тянула ко дну.

А пасека была необходима как прикрытие: часть ульев выставлена на ферме, а большая часть превращена в кочующую пасеку, которая позволяла в любое время появляться в той части «Бермудского треугольника», где было необходимо. Георгий сразу же начал готовиться к выезду на несколько ночей и заметил, что строптивая, несостоявшаяся любовница ждет этого часа, как муки, ибо выяснилось, что боится оставаться на ферме одна, несмотря на электронную охранную сигнализацию и автоматическую связь.

— Ты жесткий парень, Поспелов, — сказала она накануне отъезда его с пасекой в недра загадочного «треугольника». — Знаешь ведь, что мне будет страшно, и даже душа не дрогнет… Ты всегда так с женщинами?

Он не хотел ни завоевывать ее таким образом, ни тем более пугать, а сказал в общем-то правду.

— Не жесткий, а жестокий, — поправил. — Представляешь, в последнюю встречу с женой я изнасиловал ее. Да, а она в меня стреляла. Ничего отношения? А знаешь, кто моя бывшая? «Мисс Очарование» восемьдесят восьмого года, Нина Соломина, помнишь?

Она пожала плечами:

— Нет, не помню… Роковая женщина?

— Они все у меня роковые, — признался Георгий. — Потому что надо мной рок висит. Так спецпрокурор определил. Хорошо, что нас судьба повязала только… легендарными супружескими отношениями.

Татьяна смотрела хоть и недоверчиво, но в глазах таился испуг. Поспелов рассмеялся и похлопал ее по щеке:

— Ладно, не бойся, я скоро собаку куплю. Даже двух, кавказских овчарок. Будешь дама с собачками!

Наутро же стало ясно, что заезд с пасекой в Долину Смерти придется отложить на неопределенный срок, поскольку Татьяна приняла шифровку, ключом к которой владел только он сам. Это означало особую важность информации…

Заремба сообщал, что в Петрозаводске внезапно объявились два охотника-медвежатника, исчезнувшие вместе с вертолетом Ми-2 пять месяцев назад. Требовалось немедленно установить, вернулся ли из небытия егерь, продавший им медведя в берлоге, и срочно выезжать в столицу Карелии, чтобы через местную спецслужбу выяснить, в каком параллельном мире побывали новые и все-таки земные русские люди…