Подземелье ужасов

Сергей Александрович Арьков, 2019

Зомби-апокалипсис не для слабаков. Он для крутых перцев. А крутые перцы никогда не унывают. Даже если ожидаемое сокровище внезапно оборачивается кровавым кошмаром.

2

— Ненавижу! Ненавижу! Тысячу раз ненавижу!

— Ладно тебе, ничего страшного не случилось, — осторожно сказала Машка, не без опаски косясь на погрязшего в горе Цента.

— Ничего страшного? — взревел тот, яростно пуча полные злобы глаза. — Если это не страшное, то что, по-твоему, страшное?

— Но ведь это всего лишь машина. Машины, они такие — иногда ломаются. Мы найдем себе другую.

Цент отмахнулся от девушки, давая ей понять, что ее слова не утешают его, а еще больше ранят сердце.

Они втроем медленно брели по пустынной трассе, палимые жарким летним солнцем. Когда-то у них был автомобиль. Отличный внедорожник, огромный, черный, с литыми хромированными дисками. В самый раз техника, чтобы перемещаться на ней крутому перцу.

Этот внедорожник верой и правдой служил им целых три дня. Когда Цент увидел его, одиноко стоящего на обочине дороги, то влюбился с первого взгляда. Он в один миг понял, что это автомобиль по нему. Они созданы друг для друга, он, и эта запредельно крутая и представительная тачка. И они должны быть вместе, не смотря ни на что.

И они были вместе. Целых три дня просуществовал их тандем, а затем небесам было угодно разрушить его. Новенький внедорожник, ни с того, ни с сего, просто взял и заглох посреди трассы.

Цент не сразу смирился с понесенной утратой. В первое мгновение, когда смолкло несущееся из-под капота урчание мощного двигателя, он еще не осознал, какая трагедия постигла его. Тщетно, раз за разом, пытался он запустить до срока увядший мотор. Умолял его ласковым словом, нежно гладил панель и рулевое колесо, а под конец сорвался, стал требовать, угрожать расправой, кричал, что совершит доселе неслыханный акт надругательства над средством передвижения, если то немедленно не перестанет капризничать и не заведется.

Все было напрасно. Внедорожник умер. Цент пинал его ногами, призывал на его крышу гнев богов, заявлял о несправедливости судьбы, отнявшей у него едва обретенного друга. А потом понял — надо жить дальше. Стиснуть зубы, и жить. Как бы ни было больно.

Из автомобиля они забрали все, что мог унести Владик. Огромный рюкзак, сшитый для какого-то исполина титанических габаритов, набили доверху. Затем, кряхтя и надрываясь, совместно с Машкой Цент оторвал этот рюкзак от земли, и повесил его на спину программисту. Едва тяжесть ноши легла на плечи Владика, тот пожалел, что не умер вместе с внедорожником. Ноги затряслись, позвоночник скрючило. Владик почувствовал, что непомерный груз вот-вот выдавит из него всю начинку. Он хотел сообщить о том, что ему тяжело, что эта ноша не по его субтильному тельцу, но тут Цент взял и сказал:

— Очкарик, не вздумай трясти торбу при ходьбе. Там мое пиво. Взболтаешь его, и я взболтаю твои внутренности.

На себя Цент нагрузил только небольшой рюкзак с патронами, пристегнул к поясу ножны с шашкой, а на плечо забросил дробовик. Машка тоже шла порожняком, неся за спиной меч, позаимствованный ею в музее, а на плече винтовку с оптическим прицелом. И мечом и винтовкой девушка все-еще пользовалась весьма неумело, но она старалась, не ленилась учиться. Цент одобрял ее рвение, и сам иногда давал уроки, после которых бедняжка долго и безутешно плакала, наслушавшись в свой адрес таких невыносимых комплиментов, что жить не хотелось. И, тем не менее, она не сдавалась. Понимала — в новом мире нужно быть сильным и опасным, уметь убивать, уметь защищаться. Иначе можно сразу идти и вешаться. Это, по крайней мере, куда более приятный способ перебраться на тот свет, чем стать легкой добычей зомби и подвергнуться поеданию заживо.

Машка смирилась с новым миром, с новыми кошмарными реалиями, и теперь пыталась приспособиться к ним. А вот Владик, он не смирился. Не мог и не хотел сделать этого. Каждое мгновение после конца света его не оставляла надежда, что все вокруг не более чем страшный сон. Очень долгий, и очень страшный. Но ведь во сне время течет иначе. Возможно, что на самом деле ничего ужасного не произошло, никакого зомби-апокалипсиса не было, а сам он спокойно спит в своей уютной квартире, за двумя дверями и семью замками. А все это, весь этот ужасный ужас, просто ему снится. Вероятно, он просто переиграл в какую-то игру про зомби, вот она и навеяла ему это дикое сновидение. Но волноваться не о чем. Он проснется. Обязательно проснется. Рано или поздно.

— Пиво мое не тряси! — прогремел над ухом страшный голос изверга из девяностых, а вслед за этим загремело уже в самом ухе. Оплеуха выдалась средней мощности, Владик даже на ногах устоял, но слезы из глаз брызнули.

— Я стараюсь, — пролепетал он, горбясь под тяжестью исполинского рюкзака. Он чувствовал себя Атлантом, держащим на своих плечах весь мир. И ощущение это не было ложным. Цент запихнул в рюкзак не весь, но солидную часть этого мира. Одной тушенки банок тридцать, да пиво, да сухари. Но Владику казалось, что даже весь их запас еды не может весить так много. Рюкзак будто нагрузили свинцом.

— Как же жарко! — простонала Машка, и поглядела сквозь солнцезащитные очки на пылающий диск дневного светила.

— А в тачке кондиционер был, — сквозь зубы процедил Цент.

— Все бы сейчас отдала, чтобы нырнуть в бассейн, — призналась девушка.

— Понимаю тебя, — кивнул Цент. — Я бы тоже окунулся. Представляешь, ныряешь в прохладную водичку, погружаешься в нее, остужаешь тело.

— Да, здорово, — мечтательно протянула Машка.

— А после вылезаешь на сушу….

— И ложишься на шезлонг в теньке, и пьешь апельсиновый сок со льдом….

— Нет! — перебил спутницу Цент. — У тебя фантазия пошла не в то горло. На самом деле вот как должно быть: вылезаешь из бассейна, берешь секатор, и продолжаешь пытать привязанного к шезлонгу жадного коммерсанта. Отрезаешь от него кусочек-другой, потом переходишь к следующему шезлонгу. Там ждет своей очереди гаишник. Секатором удаляешь ему соски, нос, уши. Гаишник орет, кровь брызжет фонтаном…. А вот после этого уже можно и сока со льдом выпить.

Слушая инквизиторские грезы Цента, Владику в очередной раз захотелось ущипнуть себя. Вдруг хоть в этот раз сработает. Он уже щипал себя прежде. Многократно, и за разные места своего тела. Щипал и щипал, а желанное пробуждение так и не состоялось. Неужели он так и не проснется? Неужели это все явь? Цент, зомби, конец света, погребенный заживо Кощей — да разве такое может быть на самом деле? Этакая жуть даже в страшном сне не привидится.

— А знаете, кого я хотел бы попытать? — спросил Цент.

Владик постарался отключить слух. Он не знал, что ужасает его больше — деяния Цента или его речи. Хотел же Владик, в данный момент, лишь одного — чтобы они скорее нашли новый автомобиль. Потому что чувствовал, да нет, не чувствовал, знал наверняка — до вечера он не протянет. Мегалитический рюкзак неминуемо сведет его в могилу. Он уже изнемог, хотя отшагал всего-то полкилометра. Но ноша эта не по нему. Да еще жара стоит такая, что пот, изливаясь с макушки, струится по всему телу зловонными ручьями, стекая в кроссовки, в которых уже хлюпают настоящие озера. Потели все, но Владик, отягощенный непосильным грузом, буквально исторгал из себя пот, и тот хлестал из каждой поры его измученного организма. Не за горами был удар — солнечный, тепловой или кулаком в ухо, если он не устоит на ногах и взболтает-таки пиво.

Страдалец полагал, что хуже уже не будет. И ошибся. Через час изнуряющего туризма по солнцепеку, они набрели на большой рейсовый автобус, что лежал на боку, наполовину перегородив дорогу своей белой тушей. Ничто не предвещало беды. Они подошли к автобусу, миновали его, и попытались направиться дальше. Внутрь не полезли — не было смысла. Все тачки на трассе давно уже обобрали такие же выжившие бродяги, как и они. А если и нет, что такого ценного они могли обнаружить в автобусе? Еды и оружия у них хватало, а холодного апельсинного сока со льдом там точно не валяется.

Едва миновали автобус, как начался кошмар и ужас. Зомби, к счастью, выдали себя злобным рычанием и шарканьем ног по асфальту, и только по этой причине трое путников сумели спасти свои жизни. Как выяснилось, тухлая братия затаилась в кювете, а когда добыча проследовала мимо засады, попыталась напасть со спины.

— Ах вы сволочи! — орал Цент, разряжая дробовик в наступающих мертвецов. Одному снес голову, второму отстрелил руку, остальных просто нашпиговал картечью. Толку от этого не было никакого. Мертвецов невозможно было убить или ранить, их можно было только уничтожить, разнеся на куски или спалив дотла. Будь тухлых монстров два-три, не составило бы труда расчленить их меткими выстрелами, но сейчас на них перла орда в два десятка голов.

— Нате! Жрите! — орал Цент, всаживая в грудь покойнику заряд картечи. Того отбросило назад, он упал на асфальт и тут же начал подниматься.

Машка, наконец, стащила с плеча винтовку, вскинула ее и выстрелила. Стреляла, не прицеливаясь, что не замедлило сказаться на результате — пуля пролетела сквозь гущу мертвецов, никого даже не зацепив.

— Ты что, нарочно? — возмутился Цент, торопливо заряжая опустошенный дробовик.

Девушка вскинула винтовку, и выстрелила повторно. Пуля продырявила голову одному наглому мертвецу средних лет, и еще троим, что двигались за ним следом. И ни один из них от этого не стал чувствовать себя хуже.

Зомби уже накатывали на них, и стало ясно — отбиться не выйдет. Численный перевес был на стороне темных сил.

— Ноги в руки! — скомандовал Цент, и подал пример остальным, припустив вперед по трассе. Машка заспешила следом. Вместе они увидели Владика. Тот бежал далеко впереди, бежал тяжело, скорее даже быстро шел, едва не падая под тяжестью рюкзака. Он ударился в бегство, едва появились мертвецы. И не только потому, что не имел оружия. Просто один вид этих кошмарных тварей ввергал его в необоримый ужас. За три месяца он так и не сумел привыкнуть к виду сих чудовищ богомерзких.

Цент и Машка нагнали его в считанные секунды, а затем начали обгонять. Разумеется, ведь на их спинах не висел запас провизии, которого членам полярной экспедиции хватило бы на год.

— Владик, быстрее, — крикнула ему Машка, одной рукой придерживая висящую на плече винтовку, а второй рукоять меча, который при беге шлепал ей ножнами по попе.

— Поднажми, очкарик! — посоветовал Цент. — Они близко.

После чего оба советчика прибавили ходу, и уверенно пошли в отрыв.

Едва живой от усталости Владик оглянулся, и крик отчаяния сорвался с его пересохших губ.

Зомби настигали его, всей своей несвежей смертоносной массой. Владик увидел их оскаленные пасти, их черные провалы глаз, услышал их жуткое рычание. И в тот же миг он возлюбил жизнь. Еще недавно она была немила ему, представлялась ночным кошмаром, из которого хочется сбежать куда угодно, хоть в посмертное небытие. Но теперь Владик понял, понял с кристальной ясностью — он не хочет умирать. Только не сегодня. А еще лучше — вообще никогда.

Руки сами ухватились за лямки рюкзака, и Владик, поднатужившись, сбросил с себя непосильную ношу. За его спиной грохнуло так, что содрогнулась земля — казалось, на дрогу упал не рюкзак, а тунгусский метеорит. А Владик уже несся вперед, словно на крыльях, чувствуя необычайную легкость во всем теле. Спины его спутников маячили далеко впереди, но расстояние между ними и отставшим программистом постепенно сокращалось. А когда Владик рискнул оглянуться, то с радостью выяснил, что зомби уже прилично отстали от него.

В нем затеплилась робкая надежда, что сегодня он, возможно, не умрет. Не умрет от зубов и когтей чудовищ. Но тут же другая мысль поразила его, будто громом — он бросил рюкзак. Бросил весь запас еды. Что сделает с ним за это изверг из девяностых? А делать он мог такое, что Владик едва не развернулся и не побежал навстречу мертвецам. Потому что даже будучи пожранным ими, он бы легко отделался. Ведь Цента, да за еду…. Господи! Да за еду он бы родному брату горло перегрыз.

Окончательно оторваться от преследователей удалось нескоро. Километра три они пробежали точно, и когда стало ясно, что мертвецы больше не преследуют их, без сил попадали на обочину. Цент чувствовал себя сосиской, которую сунули в микроволновку и всклочили таймер на три часа. Рядом, раскинув руки, лежала Машка, и жадно глотала широко раскрытым ртом горячий летний воздух.

— Сейчас Владик подтянется, — прохрипел Цент. — У него в рюкзаке пиво. Боже! Полцарства за глоток какой угодно жидкости.

Он услышал звук шагов, и понял — программист нагнал их. Не открывая глаз, Цент потребовал:

— Владик! Пива! Скорее!

Странно, но приказ почему-то не был исполнен.

— Владик! — повторил Цент. — Что ты там телишься? Я сказал — пива!

И вновь никакой реакции.

Тогда Цент открыл глаза и повернул голову. И увидел Владика. Тот стоял на коленях, тяжело и хрипло дыша. Пот катился с него градом.

Цент потер глаза. Ему на мгновение почудилось, что он не видит рюкзака за спиной программиста. Нет, не почудилось. Рюкзака действительно не было.

— Где мой запас провизии? — страшным голосом спросил Цент. — Где он, Владик? Где? Скажи мне!

Слезы хлынули из глаз страдальца, но он не сумел вымолвить ни слова. Да они и не требовались. Все и так было ясно.

Напрасно Владик пытался объяснить, что сбросил рюкзак под угрозой неминуемой смерти. Напрасно доказывал, что не сделай он этого, то они лишились бы и рюкзака, и его самого. Напрасно Машка убеждала Цента, что у Владика не было выбора, и если бы был хоть малейший шанс спасти еду, он бы спас ее. Все было напрасно. Цент не слушал доводов, не слушал оправданий. Понеся вторую невосполнимую утрату за день, он выместил всю свою злость на несчастном программисте.

Спустя полчаса они вновь брели по дороге. Брели медленно, измученные, потные, томимые жаждой. Подвергнутый экзекуции Владик едва держался на ногах. Нет, Цент ничего не повредил ему, не травмировал, даже ни одной кости не сломал. Этот садист сделал то, что умел лучше всего — причинил ему ужасную боль. Расплачиваясь за утрату провизии, Владик сорвал голос, когда кричал от принимаемых мук. Машка вначале пыталась заступиться за него, а когда поняла всю тщетность своих усилий, отошла в сторону и закрыла ладонями уши. Но это не помогло. Она слышала все. Прежде девушка и подумать не могла, что люди способны так кричать. Казалось, демоны ада схватили Владика, и подвергли неземным терзаниям. Его крик звучал непрерывно, то чуть затихая, то вновь взрываясь особо пронзительной нотой. Владик не пытался молить о пощаде, не пытался просить прощения. Он знал — с Центом это не сработает, ибо тот был безжалостным извергом. Он просто сносил муки, которые продлились, по его ощущениям, три с половиной вечности. Он словно побывал в аду, где даже одна секунда может показаться столетием. И ему показалось. Еще как показалось.

— Черная полоса неудач преследует нас, — промолвил Цент. — Вначале сломалась тачка, потом очкарик преступным образом лишил нас всех харчей. Что дальше? Какие еще испытания уготовили нам небеса?

— Давай надеяться на лучшее, — осторожно предложила Машка.

— Я пытаюсь, — ответил ей Цент. — Пытаюсь.

А вот Владик уже и не пытался. Пережив аттракцион боли и страданий, он лишился всякой надежды на лучшее.

Но кода впереди замаячило какое-то здание, похоже, что здание придорожной закусочной, даже программист воспрянул духом.

— Бог! Спасибо! — воскликнул Цент, обращаясь к безоблачным небесам. — Я знал, что ты меня не кинешь.

Они поспешили к харчевне, ввалились в нее, стали искать еду, питье, хоть что-нибудь. Искали, искали, и ничего не находили. Все, что им удалось обнаружить, это две бутылки минералки. Полторы бутылки выхлебал Цент, половину Машка. Владику не перепало ни капли.

— Как же так? — сокрушенно бормотал Цент, выходя из заведения. — Здесь ведь должна быть еда. Почему ничего не осталось?

— Нас кто-то опередил, — предположила Машка.

Тут Цент наклонился, и поднял что-то с асфальта. Это был окурок. Окурок, который еще продолжал тлеть.

— Они были здесь только что, — прорычал он. — Те уроды, что забрали нашу еду, они только что были здесь.

Он отбросил окурок в сторону и вышел на дорогу. Повернулся к своим спутникам, и скомандовал:

— За мной!

— Может, отдохнем здесь? — предложила Машка. — Я так устала….

— Ты что, не понимаешь? — взорвался Цент. — Здесь нас ждала еда. Наша еда. Но кто-то забрал ее. Нашу еду! Понимаешь?

— Ну, она, как бы, не совсем наша….

Но Цент ничего не желал слушать. Иное желание охватило его. Желание кровавой мести.

— Мы настигнем их! — рычал он, ведя за собой свой измученный коллектив. — Даже если на это уйдут годы, мы настигнем их. И тогда они заплатят за свое злодеяние! За все заплатят!