Бизнес-класс

Семён Данилюк, 2003

Топ-менеджер московского банка, мастер финансовой комбинации Сергей Коломнин оказывается в эпицентре схватки между московским нефтяным лобби и сибирским промышленным магнатом. Ради достижения цели Коломнин рискует жизнью, теряет друзей, становится жертвой предательства собственного сына, отдаляется от любимой женщины, сам готов на преступление. Но в какой-то момент осознает, что в погоне за результатом оказался на грани нравственного краха…

Лицезрение патриарха

В аэропорту Томильска Коломнина и Богаченкова встретил управляющий местным филиалом Симан Ашотович Хачатрян — хрупкий молодой человек с косматой и массивной, предназначенной для другого тела головой.

— Рад, что именно вы приехали, — он с чувством пожал руку Коломнина, не обратив внимания на мнущегося Богаченкова. Как и многие менеджеры новой банковской волны, в вопросах субординации был он чрезвычайно щепетилен. Во всяком случае стоящему в некотором отдалении шоферу — мужчине лет пятидесяти — он лишь коротко кивнул в сторону сумки начальника управления экономической безопасности. Сам же, похватив Коломнина под локоток, повлек его к выходу.

Богаченков безропотно поволокся следом.

— Так почему же рад именно мне? — Коломнин, выйдя из здания, поспешно прикрылся шарфом от обрушившейся поземки.

— Так ситуация как бы совершенно нестандартная. Чтоб глубоко разобраться, особые тонкость и деликатность нужны. А вам их не занимать. Уж кому-кому!

— Что, Симан, вляпался? — без труда сообразил Коломнин, — уж больно дубоватым оказался комплимент.

— Это не совсем верная формулировка, — со вздохом отреагировал Хачатрян и поспешно, оттеснив водителя, распахнул перед гостем дверцу банковского «Вольво». — Тут важно оценить перспективы в целом. Мы сейчас сразу проскочим в «Нафту-М» — я уже договорился о встрече. А по дороге попытаюсь самое основное довести. Буквально пунктиром.

— Ну, если только пунктиром, — Коломнин прильнул к окну, торопясь разглядеть новый город до того, как окончательно стемнеет.

Странное впечатление производил старинный сибирский Томильск. Обгрызанный, то и дело ухавший ямами асфальт беспрестанно петлял меж деревянными, куце освещенными улочками, на которых выделялись немногочисленные двухэтажные дома с кирпичным низом. И вдруг — поворот, и перед тобой ликующий огнями особняк из тонированного стекла. Бок к боку еще один. Попузатестей. Явно гордящийся перед первым. За ним, на куцей тусклой площади — памятник бородатому, сильно смахивающему на удачливого браконьера мужику с надписью на постаменте «Покорителю Сибири Ермаку». Опять — поворот, и город ухается в полную, беспросветную темень, а асфальт и вовсе переходит в булыжную, щербатую мостовую, в низинах залитую грязью.

— Третий год собираются асфальт класть. Деньги выделили. Но все никак. Мы вам вообще-то специальную экскурсию по городу запланировали, — Хачатрян не сдержал неудовольствия от того, что Коломнин, которого он торопился «нагрузить» информацией, бесконечно отвлекается.

Причина невнительности объяснялась меж тем просто: то, о чем рассказывал с придыханием Хачатрян, Коломнин с Богаченковым успели изучить еще в самолете.

Верхнекрутицкое газовое месторождение открыл когда-то сам Фархадов. Когда в начале девяностых в нефтяном мире начался дележ будущих вотчин, созданная Фархадовым компания «Нафта-М» в обход всяких конкурсов получила лицензию на его освоение. Общий объем подтвержденных извлекаемых запасов составлял ни много ни мало четыреста миллиардов кубометров газа. Лакомые эти цифры заставляли изумиться, как это топливные «генералы» за здорово живешь отломили эдакий кусище «сошедшему с весов» старику. Однако уже следующий вопрос: как глубоко лежит газ на данном участке? — разъяснял многое. Это были так называемые ачимовские отложения — с глубиной залегания более четырех тысяч метров. А это значило, что на их освоение необходимы были средства, исчисляемые в сотнях миллионов долларов, чего заведомо не мог раздобыть Фархадов. Впрочем, установить несколько буровых вышек и накачать из них некую сумму, достаточную на безбедную старость, было вполне реально. Ситуация переломилась, когда в 1996 году крупнейшая нефтяная компания страны «Паркойл» предоставила «Нафте-М» огромный кредит на сумму свыше сорока миллионов долларов. Кредит, правда, был товарным. И многое в истории с его выделением оставалось неясным. Известно было лишь, что пробил его не кто иной, как Гилялов, бывший в тот период вице-президентом «Паркойла». В результате капитализация «Нафты-М» увеличилась многократно. Так что банки наперебой стали предлагать Фархадову деньги. Появились значительные средства на освоение. И тут Фархадов повел себя по меньшей мере странно. Вместо того, чтоб пустить внезапные деньги на разработку одного, самого перспективного участка, где можно было бы быстро и по возможности дешево откачать приличный объем газа, он принялся за обустройство всей огромной территории месторождения. Бесконечные разведывательные, реконструктивные мероприятия быстро съедали едва появлявшиеся средства. Учитывая же объем предстоящих работ, до реальной отдачи, то есть до появления промышленных объемов было столь далеко, что нефтяные «генералы» меж собой только головами качали: старый покоритель Сибири либо выжил из ума, либо так и не излечился от гигантомании. Судьба месторождения казалась отныне ясна: скоро, когда деньги окончательно иссякнут, работы сначала приостановятся, затем и вовсе прекратятся. Построенное начнет приходить в запустение. «Что ж, мы все для него сделали, — тяжко вздыхали «генералы». — Но — свою голову не приставишь». Вздыхали, впрочем, с тайной сладостью, поскольку понимали: тот, кто после придет на разведанное и даже полуосвоенное месторождение, задешево отхватит «немеренный ресурс».

Но, как видно, поторопились бывшие ученики зачислить престарелого учителя в число недоумков. Потому что, согласившись при «раздаче» без споров и упреков на «сухое» газовое месторождение, он один знал то, что разведал еще в семидесятых, но нигде тогда не зафиксировал, — на отведенной территории имелся могучий, исчисляемый на двести миллионов тонн запас высококачественного газоконденсата. Конечно, дотянуть его разом до магистрального продуктопровода возможности не было. Требовались серьезные вложения. И тут Фархадов нашел неожиданный вариант. Добываемый конденсат на машинах доставлялся до одноколейки, а оттуда — цистернами до ближайшего нефтеперерабатывающего завода. Получаемых таким образом денег по масштабам месторождения было немного, но их хватало на расчеты с рабочими, закупку оборудования. И — работы продолжались: месяц за месяцем, год за годом. Так что уже начала вырисовываться в беспробудном, казалось, тумане перспектива врезки в заветный продуктопровод, до которого оставалось дотянуть нитку километров в двадцать. И те же нефтяные «генералы» все чаще косились друг на друга, выискивая лоха, за здорово живешь отдавшего золотую жилу немощному старику.

Однако за последние два года начали сбываться самые мрачные прогнозы: работы резко застопорились. Во всяком случае из необходимых двадцати километров едва смонтировали пятнадцать.

Но об этом как раз словоохотливый Симан, всю дорогу певший осанну гению сибирского патриарха, старался лишний раз не упоминать. И Коломнин распрекрасно понимал почему.

Филиал в Томильске банк «Орбита» открыл пять лет назад. Главная же задача всякого нового банковского филиала «раскрутить» обороты. Основной способ — привлечь на обслуживание как можно больше крупных клиентов. Если ты не сумеешь сделать этого, то филиал попросту закроют как нерентабельный, а истраченные средства спишут на убытки. Сложность и в том, что все эти клиенты в регионе «считанные» и, как правило, давно распределены между другими банками. И тогда открывается сезон охоты. Клиента обхаживают, идут даже на прямые убытки, предлагая условия обслуживания на порядок для него более выгодные, чем в других банках. О таких мелочах, как подношения к Дню рождения, именин, на пасху, к Дню российского флага и проч., и говорить не приходится. Но главное оружие в борьбе за перевод счетов — кредитование. Главное — но и рискованное. Клиент, ощущая себя желанной невестой на выданье, привередливо навязывает свои условия, иной раз заведомо неприемлемые. Пройти по лезвию ножа, не потеряв его, но и не перейдя грань разумного риска, за которой — опасность невозврата, — это особое искусство. Молодой Симан этим искусством, похоже, обладал. Во всяком случае за пять лет работы филиал разросся и стал одним из банковских лидеров в Томильской области. И первой крупной его акцией, положившей начало успехам, стала выдача кредита «Нафте-М», от которой другие банки тогда еще откровенно шарахались. Хачатряна расхваливали, премировали, приводили в пример как образец разумной кредитной политики. Но он-то, оббившийся за эти годы в банковских кулуарах, познал цену слова. И понимал, что как только у любого из его клиентов возникнут финансовые проблемы, руководство банка тут же потребует немедленно взыскать долг. С этого момента интересы банка в целом и его подразделений на местах в корне расходились. Для центрального офиса главное — это вернуть вложенные деньги, для филиала — не упустить возможность продолжать зарабатывать.

А потому филиал в таких случаях делает все, чтобы оттянуть силовое решение в надежде, что клиент выправится. Так что зачастую информация доходит до службы Коломнина, когда сделать уже ничего нельзя, — фирма развалилась окончательно, а сколь-нибудь ценное имущество разобрано более расторопными конкурентами.

— Так почему все-таки резко застопорились работы по строительству продуктопровода? Почему опять не выплачены проценты?

Коломнин требовательно посмотрел на Хачатряна. Тот покраснел: самолюбивый Симан не любил, когда его обрывали. Да еще — неприятными вопросами.

— Есть проблемы, — процедил он. — На самом деле начались два года назад, когда убили сына Фархадова. Сам-то Салман Курбадович — человек из бывшего времени. Хоть и мощный. А вот сын — тоже нефтяник — очень был толковый мужик. Он-то в основном на себе экономику и тащил. И идея эта подрабатывать на газоконденсате, чтоб достроить продуктопровод, — тоже его. А как погиб, основную нагрузку на себя приняли зять — вы с ним сегодня познакомитесь, такой Казбек Мамедов, и финансовый директор Мясоедов Григорий Александрович. Гонору у обоих с избытком, — Симан злопамятно скрипнул зубами, — а вот по-настоящему, так, как раньше, — не получается. А главное — сам Фархадов резко подсел. Он ведь все под сына создавал. Гордился, как ну, не знаю…. Что-нибудь надо, придешь и — давай сына нахваливать. Тут же расцветет и все даст. Ну, прямо ребенок! Инфаркт перенес. Едва выходился.

Он ощутил тревогу, наставшую в московском госте, и спохватился, что наговорил лишнего.

— Но теперь все в порядке! Возрождается. И сам ожил. И дело пошло. Так что даже не думайте — кредит они вернут. Всех задач-то — достроить пять километров «нитки». Банку сейчас главное — перспективного клиента не потерять. Тем более, что мы с ним столько лет бок о бок. А желающих перехватить — ого сколько! Только зевни варежкой! Потому что понимают — как только Фархадов достроится и врежется в магистраль — просто-таки море разливанное начнется.

— Может, и начнется, — не стал спорить Коломнин. — Скажи-ка лучше, как погиб сын Фархадова. Может, отсюда и выходы на их сегодняшние проблемы?

— Погиб в Москве. Но как? — Симан повел плечом. — Пустого звону много. Какие Салман «бабки» вложил в расследование, — сказать страшно. Вся ментовка приоделась. А толку чуть.

— Но хоть кому выгодно было?! — полюбопытствовал отмалчивавшийся дотоле Богаченков.

— Всем! — грубо обрубил Хачатрян, демонстративно обращаясь к Коломнину. — Грешили, правда, на чечен. Мощная у нас по области группировка, узкоколейку держат. Но как ни крутили их рубоповцы, следов так и не надыбали. Так что если бы Салман не продолжал ментов «паковать», давно все и думать забыли. Он ведь до сих пор верит, что раскроют.

— А другие нет?

— Какое там! Одно слово — ментура. Только «бабки» тянуть сильны… О, похоже, добрались. Машина сделала очередной зигзаг, и из полутьмы и жижы зимнего древесного Томильска выкатила внезапно на залитый светом трехэтажный тонированный офис, — эдакий маленький Газпром, отгороженный от хмурой повседневности ажурной решеткой.

— Любят понт, — Симан отметил изумление Коломнина. — Азербайджанцы — чего с них взять.

Впрочем, в понтах армяне азербайджанцам не уступят. Сам Хачатрян недавно отгрохал новое здание филиала прямо в помещении прежнего дворянского собрания, числящегося среди исторических достопримечательностей. И теперь ежедневно, входя на работу меж ионических колонн, приятно алел от удовольствия.

Вышедший охранник дополнительно осветил номер, сверился со своим списком и — взмахнул рукой. Ворота разошлись, и банковская «Вольво» въехала на нежную брусчатку.

Симан вытащил из багажника огромный куст роз.

— Праздник у них. Фархадову сегодня семьдесят четыре стукнуло. Так что, считайте, — удачно попали: с корабля на бал. Мы с вами, Сергей Викторович, здесь вылезем, а экономиста вашего шофер прямо в гостиницу отвезет. Сегодня официоз: так что исполнители не понадобятся.

Привычным взглядом окинул застывшие у бордюра иномарки:

— Фархадова пока нет!

Пригляделся:

— Ого! Похоже, все банки собрались. Так и норовят отбить.

Выверяя эффект от сказанного, глянул на гостя. Разочарованно насупился.

Слушал его Коломнин, сказать по правде, через ухо. Все время от аэропорта он помнил, а с момента, как въехали на территорию компании, ни о чем другом толком не мог думать: вот-вот он увидит Ларису. Даже приложил незаметно палец к виску: вена отчаянно пульсировала.

На втором, директорском, этаже, куда поднялись они, царила праздничная суета: кабинеты были раскрыты, и меж ними сновали принаряженные, благоухающие парфюмом женщины. Мужчины курили по углам, с деланным безразличием переговариваясь на отвлеченные темы. Но то один, то другой подходил к окну, вглядываясь в темноту. Хотя, конечно же, охране была дана строгая команда предупредить о приезде Фархадова.

Центром оживления и местом, куда беспрестанно заглядывали сотрудники, была приемная, где распоряжалась всем и всеми решительная, утомленная всеобщей нерадивостью и бестолковостью секретарша. Надменная и неприступная, как все ценимые, вхожие к большому начальству секретарши.

При виде цветущего от удовольствия Симана она кисло улыбнулась:

— Скоро обещал быть. Пройдите пока в Зал заседаний. Когда появится, приглашу.

— Фархадов недоволен банком, — чутко расшифровал ее холодность Симан, выходя из предбанника. — Обиделся, что мы требуем срочного возврата денег.

— А он хотел, чтоб мы поднесли их ему на День рождения?

Хачатрян хоть и смолчал, но позволил себе искоса зыркнуть: ирония в отношении крупнейшего клиента ему не понравилась.

В зале заседаний, используемом сейчас как зал ожидания, скопились люди. Наряду с холеными юношами с такими же, как у Хачатряна, букетами, много было бородатых, неухоженных мужиков в дорогих, но неловких на них «тройках», — бригадиры с буровых, управляющие филиалами, подрядчики. У некоторых костюмные брюки были заправлены прямо в унты. Оживление среди них носило, как показалось Коломнину, характер несколько искусственный. Из-под него угадывалась общая озабоченность. Появление Симана почему-то вызвало среди присутствующих интерес. Его окружили. Оттиснутый, предоставленный себе Коломнин принялся оглядываться. Стены по периметру были увешаны вставленными в рамки фотографиями. И на всех запечатлен был в разные годы своей жизни и в разных обстоятельствах Салман Курбадович Фархадов — открыватель сибирской нефти.

Одна из них особенно привлекла внимание Коломнина. Сидящий у костра тридцатилетний южанин в робе и болотных сапогах с горячечным взглядом, нетерпеливо устремленным сквозь камеру в тайгу.

— Впечатляет, точно? — к Коломнину подошел невысокий широкоплечий человек. Как и остальные, был он в костюме. И костюм как будто подогнан по коренастой фигуре. Но только при каждом движении возникало ощущение, что как только двинет он плечищами чуть поэнергичней, сукно тут же треснет. Да и самому ему, видно, так казалось, потому что то и дело неуютно подергивался. Подошедший с удовольствием вгляделся в фото. — Огромного масштаба человечище был.

— Был?!

— Ну, то есть это же на пике, когда он только шел к цели. И как шагал!.. Нет, и сейчас крупно дышит. Да сам убедишься. Просто иная жизнь настала. Так сказать, обыденность. Понимаешь? Из былины в повседневность, в сию, можно сказать, минутность — это всегда непросто. Он повел шеей, нервно поддернул узел галстука.

— Достало, еж твою! Как в хомуте. Кстати, Резуненко мое фамилие. Виктор.

— Коломнин. Из банка «Орбита».

— Догадался. И даже знаю, с чем приехал. Потому и подошел. Разговор к тебе имею. Можно сказать, конфидансный. Насчет «Нафты».

— Симан Ашотович не помешает? — Коломнин заметил, что встревоженный Хачатрян принялся пробираться к ним.

— Может, и нет, — Резуненко изобразил легкую заминку, из которой стало ясно: лучше все-таки тэт на тэт. — Давай так. Тебе когда на мозги как следует накапают, отзвонись. Подброшу информации. Он всунул визитку и, махнув с безразличной приветливостью подоспевшему Симану, отошел к поджидавшей в стороне группе.

— Чего он хотел? — неприязненно поинтересовался Хачатрян. — Небось, гадость какую на Фархадова лил?

— Да нет. Наоборот.

— Значит, темнит. Он при Тимуре «Нафте» поставлял трубы для бурения. А год назад отодвинули, — передали заказ «дочке» Паркойла. Сам понимаешь, — другой уровень связей. Вот и злобствует. Много этих обиженных. А у кого их нет? Кто дело делает, на того всегда компромат сыщется. Только развесь уши, — такого напоют!

Симан аж побледнел от негодования, — то ли о Фархадове говорил, то ли о себе.

— Приехал! Приехал! — послышались выкрики. Кто-то из самых ретивых побежал вниз.

Приободрились и в Зале ожидания. Банковские юноши принялись встряхивать букеты. Буровики и подрядчики потянулись к приготовленным коробкам.

Но оживление вспыхнуло разноголосицей у открывшегося лифта, прошумело мимо и затихло в приемной. Прошло еще с пять минут, пока в Зал вошла секретарша, нашла Хачатряна:

— Симан Ашотович! Вместе с московским товарищем пройдите к Салман Курбадовичу.

Взглядом подавила легкий ропот:

— Остальным поздравляющим велено подождать.

Под завистливыми взглядами конкурентов зардевшийся Симан, подхватив Коломнина, устремился через приемную, заполненную сотрудниками, в заветный кабинет президента компании.

Меж двойными дверями Хачатрян глубоко выдохнул и впорхнул в объемистый кабинет — весь из себя в лучезарной улыбке. Не задерживаясь у входа, он немедленно, мимо орехового овального стола для совещаний, устремился в дальний угол, где в глубоком кресле восседал седоволосый, с дикими, будто куст крыжовника, бровями старик. Коломнин, только отошедший от его прежней фотографии, не мог не заметить, что голубые пронзительные глаза за прошедшие годы изрядно выцвели. Но это и не были стариковские глаза: в них достаточно еще оставалось и голубизны, и угадывающейся грозности.

Чуть сзади, справа и слева от кресла, вырисовывались два мужских силуэта, подчеркнуто строгих в своей неподвижности, — будто почетный караул.

В отличие от зала заседаний, здесь на стене, прямо за креслом президента, была лишь одна фотография — о чем-то задумавшегося молодого красивого азербайджанца. Не трудно было сообразить, что это и есть Тимур. В нем не чувствовалось неистовости отца. Но угадывалась так ценимая женщинами мягкая уверенность. Глядя на него, Коломнин с тоской понял, как должна была любить его Лариса. И лишний раз подумал, что их встреча в Таиланде скорее всего была лишь эпизодом для отчаявшейся женщины.

Впрочем, эта фотография не была единственной в кабинете.

Многочисленные — по стенам — шкафы наряду с кубками, медалями, сувенирами оказались заполнены цветными фото, на которых нынешний Фархадов был изображен в окружении знаменитостей: Фархадов, принимающий орден от Горбачева; Фархадов и Ельцин — во время поездки последнего по Сибири; Фархадов в окружении приглашенных из Москвы кинозвезд; Фархадов и Вяхирев, обнявшись, в Газпроме. Одна привлекла Коломнина особо: Фархадов и Гилялов. Чуть сзади расположились еще несколько человек, среди которых, как всегда, хитровато улыбался Слав Славыч Четверик.

Из некоторой забывчивости Коломнина вывел сладостный голос Хачатряна, который, подойдя вплотную к креслу, с чувством принялся произносить здравицу.

— Ладно, ладно, давай без дежурных славословий, — осадил его Фархадов, сделав жест подняться из кресла. И тотчас стоящие сзади люди подхватили его под руки. Но не так, как подхватывают немощного старика. Казалось, это и не поддержка, а скорее очередной знак глубокого уважения. Впрочем руки оба убрали лишь после того, как Фархадов окончательно встал на ноги и даже разогнулся, с некоторым усилием преодолев пригнувшую с годами сутулость. — А это что с тобой за молодец?

— Позвольте представить — Сергей Викторович Коломнин. Начальник банковской службы экономической безопасности. Тоже вот прилетел вас поздравить.

— Ну, зачем может прилететь экономическая безопасность я и сам догадываюсь, — усмехнулся Фархадов, внимательно разглядывая гостя. — Но имейте в виду, хоть вы и любимый банк, — не дадите кредит: поссоримся.

— Кредит?! — невольно переспросил Коломнин. Его задача была выяснить, как вернуть прежние деньги. Обсуждать выдачу новых — к этому он был не готов и потому невольно перевел взгляд на зардевшегося Хачатряна.

— Может быть, этот разговор стоит перенести на завтра? Сегодня у вас такой день, — поспешно сгладил остроту ситуации тот.

— Обычный день. Немножко неприятней, чем другие. Вот через год на семидесятипятилетие, если доживу, — тут да! Налетят. Даже сейчас подумываю, не махнуть ли недельки на две в тайгу по старой памяти? С ружьишком.

— Да что ж это вы такое говорите, Салман Курбадович?! — неожиданным фальцетом возмутился высоченный пятидесятилетний мужчина с припухлым лицом. — Это что, ваш личный день? Это для всей российской нефтегазовой отрасли праздник. Да что там? Для всей России.

— Так что, дорогой дядя Салман, придется денек-другой пострадать! — охотно поддержал его другой «караульный» — невысокий молодой азербайджанец. И речь, и движения его были быстры и порывисты. Причем всякая фраза, и всякое движение как бы наталкивались на предыдущие и оттого выглядели скомканными.

— А уж насчет того, чтоб не дожить: и слушать-то неудобно, — вторя им, огорченно зацокал Хачатрян. — Да поглядите на себя: вы еще нас всех переживете. Каждый раз выхожу от вас и думаю: господи! Ну почему ты не дал мне толику той энергии, что бушует в Салман Курбадовиче. Это ж горы можно свернуть.

— Так и сворачиваем! — напомнил ему высокорослый. — Какие горы под руководством Салман Курбадовича сворачиваем. Коломнин, более привычный к скрытой, изощренной лести, принятой в банке, с некоторой растерянностью посмотрел на Фархадова и натолкнулся на встречный, следящий за его реакцией взгляд.

— Будто дети малые, — посетовал Фархадов. — Не остановишь, так и будут галдеть. Ну, довольно пустых слов. Или полагаете, я за свою жизнь мало лести наслушался? И от каких людей! Начнете хвалить, на дело времени не останется. А мне за оставшиеся годы дело надо успеть сделать. Что с сыном начинали.

Едва произнес он слово «сын», как остальные умолкли и разом перевели скорбные лица на фотографию.

— Кстати, познакомьтесь с моими ближайшими помощниками, — припомнил Фархадов. Он подманил к Коломнину молодого азербайджанца. — Казбек Мамедов. Мой зять и продолжатель, можно сказать, дела.

— Очень приятно, — поздоровался Мамедов голосом, в котором можно было расслышать всё, кроме удовольствия. Своим видом он как бы давал понять: знаю, что приехал ты с неприятностью. Но обидеть дядю Салмана не дам!

— А этот говорливый господин — наш финансовый бог.

— Мясоедов Григорий Александрович. Финансовый директор. Рад буду служить, — рука Мясоедова оказалась наподобие большой, хорошо взбитой подушки.

— Болтлив, как женщина. Но дело в общем-то знает, — не стесняясь присутствием сотрудника, охарактеризовал Фархадов. — Вот с ним завтра главный разговор будет. Он у нас все расчеты ведет. Думаю, миллионов пять-десять нам для начала хватит.

От этих небрежных «пять-десять» Коломнина бросило в краску, и он даже собрался ответить некой умеренно язвительной фразой. Но тут дверь раскрылась, и с папкой в руках вошла секретарша.

— Поздравительные телеграммы, — объявила она.

— Ишь сколько. Делать людям нечего, вот что скажу, — неодобрительно поцокал Фархадов. — Уберите с глаз, Калерия Михайловна. Длинный палец его однако пробежал по пачке, как бы измеряя толщину, и даже слегка поворошил.

— Есть и от Богданова. И от Алекперова. Само собой, от Гилялова, — чем хороша вышколенная секретарша, тем, что научилась отвечать на незаданные вопросы. Она кротко вздохнула. — Простите, Салман Курбадович. Но там приглашенные заждались.

Последняя, исполненная укоризны фраза Калерии Михайловны почему-то была обращена к Хачатряну.

— Подождут, никуда не денутся. Все готово?

— Как вы приказали — накрыто в Нефтяном доме, — подтвердил Мясоедов. — Лично проследил.

— Хорошо. Тогда отвезите всех туда. Я попозже. Вас тоже приглашаю, — обратился он к Коломнину. — Откажете — обидите.

— Не откажу, — в тон ему кивнул Коломнин. И тут же ощутил недовольство присутствующих: видимо, сказанное выглядело здесь дерзостью.

— Да! Салман Курбадович, — напомнила о себе секретарша. — Звонила Лариса Ивановна. (Коломнин вздрогнул) Просила передать, что приехать в Нефтяной дом не сможет.

— Как это не сможет?! — взволновался Фархадов. — У меня День рождения. А любимая невестка не сможет. Нет уж! Мой праздник — ее праздник. Вот ведь упрямая женщина! Не может она! Знаю, у внучки грипп. Но надо же и развеяться. Молодая все-таки. А заперла себя эдакой затворницей. Никуда не вытащишь!

Подозвал нетерпеливо Мамедова.

— Езжай за Ларисой, Казбек. Скажи, я…

— Велел?

— Зачем велел? Просил.

— А если упрется? Знаете ее.

— А если не уговоришь, так и сам не возвращайся! — величественным жестом он выпроводил зятя. — Остальных прошу в мою машину.

Как и следовало ожидать, Нефтяной дом оказался клубом, первый этаж которого был приспособлен под торжества. Обширный зал по периметру был уставлен «фуршетными» столами с закуской. Освобожденный для танцев паркетный центр сиял безупречной полировкой.

К моменту приезда виновника торжества сами торжества шли вовсю. Во всяком случае общий вопль, встретивший вошедшего патриарха, был явно обильно подогрет. И не только холодными закусками.

Приветствия на время заглушили даже голос с эстрады, на которой извивалась приглашенная из Москвы певица. Но лишь на короткое время. Обещанные деньги певица отрабатывала добросовестно, так что говорить приходилось, склоняясь к уху собеседника.

Фархадов, дошедший до центрального, возле эстрады, стола приветственно взмахнул рукой, предлагая продолжить веселье. И очень скоро общий гул возобновился. Многие потянулись танцевать.

— Ну, Салман Курбадович, сегодня от ста грамм не уклонитесь, — Мясоедов ухватил потную, из холодильника рюмочку. — Не имеете просто-таки права.

— Я на все имею право. Он мне еще о правах напоминать будет, — отреагировал нахмурясь Фархадов. Обвел тяжелым взглядом смешавшихся гостей. Натолкнулся на Коломнина. И — взялся за рюмку. — Но сегодня выпью!

Конец ознакомительного фрагмента.