Доктор. Книга 2

Семён Афанасьев, 2021

Погибший в битве с фантастическими тварями воин оказывается в теле жителя нашего мира – шестнадцатилетнего подростка Александра Стесева. Неожиданно у него появляются неординарные способности в области медицины. Не имея специальных знаний, он ставит верные диагнозы даже в тех случаях, когда опытные врачи пребывают в затруднении. Есть у героя и другие дарования. Таланты Александра не остаются незамеченными, и вот уже очень серьёзные люди хотят, чтобы он работал на них. Но у героя свои планы на жизнь: в кажущемся неопытным подростке скрывается личность матёрого бойца из другого мира. Во второй книге цикла герой продолжает удивлять окружающих мудростью, знаниями и способностями, несвойственными столь юному возрасту.

2

После пиццерии и Вовика несусь на мойку.

Там меня уже ждёт Илья, который устанавливает на мой телефон какую-то программу. Она после установки разворачивается в четыре «окошка» камер, транслирующих изображение с разных точек бокса мне на телефон.

Минут пять играемся с настройками, увеличивая то резкость, то контрастность, то цветопередачу.

— Кроме системы видеонаблюдения, они подключили ещё электронный замок и удалённую постановку на сигнализацию в одном блоке, — с видом деда Мороза, залезающего рукой в мешок, говорит Илья.

— Вот тут подробнее. Если можно, ещё раз и медленнее: как оно работает? — я и не знал, что эти технологии позволяют даже такое.

— Вот, смотри. Это — окно камер в программе. Нажимаешь сюда — входишь в меню видеонаблюдения. Кстати, тут и инфракрасный режим камер есть.

— Вижу. Понял.

— Это вход в меню сигнализации. Теперь к датчикам на открытие двери добавлены датчики движения в боксе. Потом вот тут активируешь только после того, как все разошлись.

— Понял.

— Ну и вот — конечная функция захлопывания замка.

— А если я случайно нажму открытие замка?

— А ничего не будет. После открытия двери вон на той консоли необходимо ввести вот такой цифровой код, — Илья пересылает мне в мессенджере восьмизначное число. — Даже если ты снял двери с сигнализации с телефона, и потом кто-то вошёл, но не набрал внутри этого восьмизначного в течение пятнадцати секунд — сигнализация всё равно сработает. И группа быстрого реагирования приедет.

— Это потому консоль вывели к самому входу, — догадываюсь.

— Ну да. Если разместить дальше, представь: открывает кто-то утром, допустим, зимой. Входит — а тут машиной перегорожено. И надо за пятнадцать секунд перепрыгнуть машину, подбежать к консоли, открыть панель, выстучать код — в общем, группа раньше приедет.

Оба смеёмся.

— Ну-с, давай. От меня тебе всё передано, всё как договаривались, — потирает он руки напоследок. — Успехов!

Ещё через пару минут он уходит, а я остаюсь ждать Степана с Андреем и клиентов.

Степан с Андреем появляются вовремя, сразу после того, как я заканчиваю принимать машины.

Они переодеваются и сразу принимаются за работу с какой-то крестьянской основательностью.

Наблюдаю за ними минут пятнадцать из «стекляшки», тестируя выведенные на телефон камеры. Действительно, удобно и действительно, всё видно.

Выхожу в бокс и хлопаю в ладоши:

— Степан, Андрей, на минутку!

Они подходят. Показываю им, как работает удалённый контроль на телефоне:

— Я сейчас отойду. Вернусь, когда вы уже уйдёте. В сегодняшних салонах есть какие-либо сложные пятна, с которыми вы опасаетесь не справиться?

Оба синхронно и молча отрицательно качают головами.

— Тогда ваши деньги отдаю вам сразу, чтоб вы меня не ждали по окончании работы. Как закончите, соберётесь, перед выходом и закрытием двери нажмите вот эту жёлтую кнопку на консоли два раза. Я после этого закрою помещение.

— Хорошо, — степенно кивает Степан, и они так же немногословно возвращаются к работе.

* * *

Когда прихожу домой, Лена, слава богу, на месте: она открывает мне изнутри, так как дверь закрыта на задвижку. И я ключом снаружи открыть не могу.

— Привет, Мелкий, — Лена звучно припечатывает меня поцелуем в лоб, затем сама же стирает с моего лба помаду предплечьем.

— А чего это ты закрылась изнутри? — удивляюсь. — Я б тебя не поднимал двери отпирать, своим бы ключом открыл.

— Потому и закрылась, чтоб тебя не прозевать, — отвечает она, зевая. — С час назад дико спать захотелось, думала, усну — ты придёшь, а я не услышу. А я соскучилась. Какие планы на вечер?

— Э-э-э, ну-у, я хотел лечь на кровать в большой спальне, — бросаю откровенный взгляд на четырёхместную кровать. — Войти в сеть. Посмот…

— Можешь не продолжать, — перебивает Лена. — Ты хотел валяться и свою жопу мять, вместо того, чтоб делать жизнь своей очаровательной половины яркой и красочной. Иди сюда, сейчас подзатыльник дам.

— Не могу, — отвечаю, запутавшись в одной штанине и прыгая на одной ноге. — Я занят. Жопу могу мять не только свою… — смотрю с намёком.

— Чуть позже. Ну-ка рассказывай, что на тебя сегодня за напасть свалилась. Я внимательно слушаю. Как твоя штатная психотерапевт, — Лена подходит ближе и пристально смотрит мне в глаза, улыбаясь уголками рта.

— Да ничего особенного… — пытаюсь отбояриться.

— Не обманешь. Мелкий! Ну, я всё-таки врач! Причём неплохой… и не только врач! Я же вижу, — складывает Лена губы дудочкой, наклонив голову к левому плечу.

— Да у женщины рак. К Котлинскому пришла вот недавно. До этого, в других клиниках, два года лечили от цирроза печени. А там печень — это «рикошетом» из опухоли. Рак матки первичен, — честно вываливаю на Лену. — Как-то цепануло по нервам. Молодая ещё. Муж, дети…

— Ещё что? — продолжает держать голову наклоненной она, начиная улыбаться. — Колись до конца, Мелкий, не будь вредителем. Я так хотела сегодня устроить со своим парнем забег в ширину. А сейчас придётся тебя терапевтировать, ва-а-ах, — широко зевает она ещё раз.

— Ещё — мать моя звонила. Ещё — вчера в КЛИНИКЕ людей слегка постреляли…

— Можешь рассказать? — закусывает губу Лена. — Или там без подробностей?

— Пока без подробностей. Если ты не против. В общем, всё по отдельности — мелкий напряг для психики, а в сумме — почему-то эндорфины и дофамины куда-то испарились, — развожу руками.

— Без проблем, — коротко осекает меня Лена, встаёт, подходит, кладёт мне руки на плечи и затылок и смотрит сверху вниз, поскольку я пока ещё ниже ростом. — Я так вижу, рак той женщины — самое ключевое? Что тебя цепляет сейчас?

— Да, — киваю. — Откуда ты знаешь, что я думаю и чувствую?

— Секрет фирмы… Давай, поговорим о женщине. Серьёзно. Сейчас. Ты готов? — Лена за руку ведёт меня на кухню, шагая с пятки на носок, и сажает за стол. — Есть будешь?

— Есть не буду — с Вовкой в «ЧАО ПИЦЦА» сожрали всё меню… О женщине — давай поговорим. Только что?

— Два момента. Первый — что я тебе могу сказать. Второй — что ты удумал. По глазам вижу, ты что-то замыслил.

— Тогда начинай с первого. Я варю кофе? Если сегодня что-то будем делать дальше?

— Кофе вари — сегодня выгуливаем друг друга, к родителям заедем, в теннис Аську с Вовиком обставим, и ещё была программа. По поводу первого… Мелкий, у врача пациенты иногда умирают. У хорошего врача — чаще, чем у плохого, — она делает паузу.

— Почему? Как у хорошего могут умирать чаще, чем у плохого?

— А плохому врачу в неотложке стараются ничего не поручать лишний раз. Или он сам постоянно на коллег «обезьян» вешает. А у хорошего врача — просто нагрузка естественным путём выше, — объясняет Лена. — Ибо все к нему стараются попасть. Чем больше работы — тем больше и летальных случаев. При том же их проценте на тысячу… И не всегда что-то можно сделать, Мелкий. Это я тебе как врач-реаниматолог говорю, — она роняет на пол нож, которым отрезала себе кусок рыбы, поднимает этот нож и продолжает: — Если ты в этой системе, тебе нужно не отгораживаться и не депрессировать. А просто принять это, как часть жизни. Мелкий, тут нет рецептов. Каждый сам себе выдумывает психотехники, как от этого мозгами не двинуться и не зачерстветь. Я тебе одно скажу, как твоя половина и как врач: ты справишься. Просто не давай эмоциям себя захлестнуть, и депрессняку — в частности, — в этом месте она вытягивается над столом, снова чмокает меня в лоб и говорит: — Расскажи, что за клиническая картина.

Добросовестно пересказываю всё, что «вижу». Плюс всё, что было в анализах на столе Стеклова и Котлинского.

— Не хочу каркать. Но на семьдесят пять процентов, даже больше, Стеклов прав, — Лена чётко смотрит мне в глаза. — Теперь говори, что удумал…

— Хочу пободаться. Её всё равно месяц тут мариновать будут, в том числе по финансовым и визовым причинам. Я, как эту опухоль увидел, около получаса с частотой «игрался». Мне кажется, шанс есть. Даже если он микроскопический, его надо использовать. И стараться вырвать любой ценой.

— Это правильно. Больше ничего говорить не буду. Ты правильно всё видишь, — кивает Лена. — И это, Мелкий… Делай, что можешь. И сверх того. Ты правильно не хочешь сдаваться, и в случае с пациенткой, и просто по-жизненному. Но помни: у врачей бывают самые неприятные исходы, от врачей совсем не зависящие. Хотя, повторюсь, сдаваться нельзя. Никогда. Ни по какому поводу. Тут я полностью на твоей стороне.

— Спасибо, — встаю, обхожу вокруг стола и кладу ей на плечи руки, которые она накрывает своими ладонями. — Жаль, я пока не могу через стол до тебя дотянуться. Кстати! Твоя банковская карта у меня! Лен, а на фига тебе отцовская карта? На что нам не хватает тех денег, что есть?

— Мелкий, да ни на что не «не хватает»… — мнётся Лена. — Нормально всё. Просто псих мой… Ну, считай, заскок капризной избалованной девчонки! — признаётся Лена. — Я ж единственная дочь. Ещё и не последних родителей. Привыкла к безоговорочному комфорту и неограниченным ресурсам на все свои прихоти. Вот эта карта — такой самый ресурс. Чтоб, если вышла из дома, и если паспорт в сумочке, можно взять, купить билет — и в обед в Анталию, например, улететь… Или в Дубай — у нас с ними безвиз же уже.

— Вот как бы тебе сейчас поделикатнее, — смеюсь, — объяснить текущие реалии, как я их вижу.

— Вот не надо! — она сильнее прижимает мои руки к своим плечам. — Я же работаю над собой. Как в неотложку пошла — очень многое пересмотрела и в жизни, и в своих взглядах. И сейчас жизнь посвящаю чему-то бо́льшему, чем просто удовлетворение собственных потребностей. Хотя, поверь, вполне могла бы жить радикально иначе…

— Верю. Что с картой? — спрашиваю как можно вежливее.

— Положи в свой стол. Мне психологически сложно без резерва. Неограниченного. Вот карта — этот самый резерв. Ну, и Аське такая точно карта намного более актуальна, чем мне… а она без меня не взяла бы…

Я иду к плите и варю кофе, а Лена, вытянув ноги в кресле, говорит:

— На сегодня план. Сейчас попьём твоего кофе — мне, кстати, с молоком, потом едем к моим. Там — матч в теннис с Аськой и Вовиком, нас пригласили.

— Э-э, Лен, какой теннис?! Я с двух тренировок! Темно уже!

— Настольный, не пугайся. После тенниса — едем караться на картах: открыли новый клуб, там заезд для рейтинга новичков. Я это дело люблю, тебя хотела приобщить. После картинга — Вовик с батей поспорили о каких-то дебильных ночных стрельбах, будь они неладны. Они потом в тир. Мы можем присоединиться к ним, если тебе интересно. Лично мне стрельба — до лампочки… Но вдруг тебе оно зачем-то надо.

— Вот ради этого я уже на всё согласен! — оживляюсь я. Пострелять, ночью, тут — мне действительно интересно. — А вообще, ничего себе ты напланировала… А если бы я пришёл поздно и усталый?

— Мелкий, ты мне сам говорил, что у тебя видеонаблюдение ставят, — смотрит Лена на меня, как на убогого. — И что новая пара сотрудников вполне может справиться сама. И я сегодня в окно видела — у тебя ту систему монтировали и подключали, вон — твоя мойка за окном! В окно видна́!

— М-да, не подумал, — чешу затылок. — Слушай, а каким это ты спортом сегодня занималась? Когда я звонил? Чего это ты дышала, как загнанная лошадь?

— Мелкий, ты чё-то тормоз сегодня, неси сюда мой кофе, я тебя поцелую… У меня парень — намного моложе. Я должна держать себя в форме?

— Ну, логично, — киваю.

— Это раз. В школе и институте у меня был первый разряд по волейболу, играла и за лицей, и за универ. Чемпионами области даже раз были. Это два. А сейчас пошла в качалку тут недалеко, чтоб мышцы в тонусе держать. Если хочешь подробностей — расскажу по дороге. Погнали. Нас ждёт теннис… Перелей мой кофе в take-away.

Разливаю кофе из турки в два пластмассовых стакана-термоса, и мы идём обуваться.