Асмикраниль

Сеймур Алиев

Эта история гласит о двух истерзанных сердцах, что, словно мотыльки, растерянно порхали вокруг счастья. Но в порыве прикоснуться к призраку своих грез, они невольно обжигали до пепла свои хрупкие крылья. Их ожидал долгий путь… Путь, что не щадил тех, кто боялся терять, истязал каждого, кто таил в узелке росток еще тлеющей жизни. И они шагнули во тьму, окутанную тонкой изморозью надежды.

ГЛАВА II

Долго еще глядела нимфа на беспроглядную мглу, тщетно стремилась уловить незримые очертания своего возлюбленного. Он исчез… Будто и не было его никогда. Словно не было никаких фраз, не было обещаний никогда более не оставлять ее. Всё происходившее казалось вышедшим за грань естественного бытия. Ведь он еще в начале пути обещал более не покидать ее. Теперь эта пустота, отдающая невыносимой болью, заражала душу, словно яд, текущей сейчас в жилах Руана. Семриаль знала, что жить ему осталось недолго, знала, что паладины, как бы они того не желали, не сумеют спасти Руана. Знал об этом и Руан, прощающийся с ней взглядом влюбленного безумца. Смертельное зелье погубит ее возлюбленного гораздо раньше, чем его испробуют головорезы. Впрочем, некая толика надежды не оставляла нимфу. И этой толикой была она сама. Сжав руки в кулак и не теряя ни минуты, дева устремилась в хижину, где всё еще остывали два котелка.

Пока Семриаль ветром мчалась вглубь поселения, небрежно сбивая с ног прохожих манов, я переведу ваше внимание к обозам, медленно поднимающихся на гору Оглух. Узкая козья тропа, ведущая в лагерь головорезов, была сплошь укрыта факелоносцами, пожирающими одним лишь взглядом, содержимое повозок. Впереди сего шествия вели Руана, привязанного за шею к всаднику. Веревка, впившаяся в тело, уже успела до крови разодрать горло бедного пленника, изо всех сил показывающего свою бодрость. К счастью или нет, гора Оглух была не столь высокой (обычно подобные возвышенности можно было спутать с внушительным холмом), и вскоре измученный Руан добрался до лагеря чертил. Неровный частокол, наспех вырубленный из первых попавшихся деревьев и украшенный многочисленными гниющими черепами без скальпа, вызывал панический ужас и столь же сильное отвращение. Не трудно было догадаться, какая именно судьба постигнет Руана. Он с иронической ухмылкой, навеянной безысходностью, приметил себе место между двумя иссохшими головами. Но если Гаранбар все-таки сумеет истребить этих мерзавцев, то примеченный им кол останется пустым. А стоит ли ему беспокоиться? Мертвецы свободны от подобной суеты разума. Тем не менее, бочки, полные отравленного эля и тайный груз не давали надежде безвозвратно угаснуть. Он лихорадочно шептал имя своей возлюбленной, наивно полагая, что это придаст ему сил. Но что тогда двигало им, если не сама любовь?! Вскоре ветхие врата адского пристанища распахнулись, и караван вновь тронулся с места. Навязчивая трупная вонь смешивалась с запахом гари и стали. Узрев колонну повозок, головорезы кинулись к ней, сдавливая друг друга в бешенной давке. Еще немного и, казалось, их прожорливость смела бы запас целой деревни в мгновение ока. Однако звонкий визг кнута в сторону озверевших от голода мародеров, на удивление, остановил их. Вероятнее всего, хозяина своего они боялись больше. Вскоре толпа поспешно расступилась, создав небольшой коридор. Замолчали все. В конце этого столпотворения появилась тучная и, на первый взгляд, неуклюжая фигура, облаченная в кожаные латы. Впрочем, и после второго взгляда впечатление не изменилось. Предводитель мародеров больше смахивал на зажиточного торговца специями, нежели на закаленного воина. Черная, словно смола, борода была заплетена в толстую косу, украшенную медвежьими клыками. Татуировки, что должны были пугать одним лишь своим видом, давным-давно растянулись на его толстом теле и выглядели довольно нелепо. Лишь глаза, искрящиеся адским пламенем, выдавали его истинную сущность убийцы. Он неспешно подошел к бочонку, достал серебряный рог, чтобы испробовать его содержимое, но тут внезапно из неоткуда появился тот самый полурослый старик. Он быстрыми шагами щенка подошел к толстяку и начал что-то бормотать ему на ухо, периодически показывая на пленника. Предводитель разочарованно передал рог одному из воинов и, поднявшись на деревянный пьедестал, заранее принесенный для него, начал свою речь:

— Мои верные воины, сегодня мы получили шанс выжить. Победа врага не была окончательной, и мы не остановимся, пока не вырежем весь их род. Наш враг позабыл, что мы семена войны, и скоро из этих семян вырастит целая армия! — раздались боевые возгласы, головорезы, подняли над головой клинки и топоры, рычали, словно истинные звери. Затем они вновь затихли.

— Эпоха Далагула была славной и великой. Память о нем вечно будет чтиться в героических сагах. Но грядёт новая эра, и я, Кломнут, поведу вас к новому величию. Мы должны… — и дальше бла, бла, бла… И тому подобная чепуха. Не буду мучить вас пафосными речами о светлом будущем. Пока тучный оратор промывает мозги своей черни, я попытаюсь познакомить вас с этим далеко не приятным, однако, харизматичным типом. Как вы уже догадались, зовут его Кломнут, Кломнут Душегуб. Он был сводным братом сгинувшего под Заребом Далагула. Однако не спешите думать, что скоропостижная смерть брата слишком омрачило его. Наоборот, живший под постоянной тенью брата-воина, он не имел никаких шансов выбиться в лидеры. Тем не менее, всё сработало в его пользу, и он был этому исключительно рад, несмотря на то, что из целой армии осталась лишь незначительная горстка: жаждущим господства все равно, над кем и где властвовать. Была бы власть… А Душегубом его прозвали не за налеты и войны, а за чрезмерную жестокость с пленниками. Дабы не отставать от воинственного брата и хоть как-то компенсировать свою трусость, он жестоко расправлялся с военным трофеем, придумывая изощренные методы казни, с замиранием сердца всматривался в изуродованные судьбы невинных людей. Думаю, я достаточно рассказал вам об этом жалком выродке. Тем более, что он, наконец-то, заканчивает свою затянутую речь. Так вот, после своего лепета он громко произнес о пире в честь добытой провизии, сам испытывая нетерпение испробовать вяленой оленины с элем. Воины тут же с ликованием принялись к приготовлению пиршества. Впервые после сокрушительного разгрома под Заребом они смогут поужинать вдоволь. Как и предполагалось, бочки, забитые сельдереем, цветной капустой и прочими овощами, отправились прямиком в амбар, не удосужившись внимания головорезов. А мясо и эль выгрузились прямо у стола, наспех сооруженного из мечей и щитов. Долго еще вертелся Кломнут вокруг Руана, яро доказывая седому коротышке про его здравие. Руан уже ощущал нечто неладное в своем сознании. Голова помалу начинала кружиться, а взор — мутнеть. Но наш герой держался и, наконец, в награду ему, терпение вожака иссякло, и он, не смотря на все предостережения старика, жадно испил пенистого эля. Вслед за ним испили и другие мародеры. Открою вам маленький секрет, который я смог подслушать во время беседы Кломнута со стариком. Когда седой недомерок отговаривал вожака от излишнего расточительства, пытаясь растянуть провизию на всю зиму, тот отмахнулся, шепнув, что в деревни манов достаточно мяса, имея ввиду их жителей. Итак, не смотря на уговор, мародеры не отпустили Руана, бросив его в небольшую темницу. По настоянию старика один из мародеров, хоть и против воли, но остался следить за его состоянием. Руан понимал, что стоит ему сдаться и упасть от невыносимой боли, вся затея потеряет смысл: заподозрившие неладное, головорезы сожгут всю провизию вместе с тридцатью храбрыми паладинами. Еле удерживаемая дрожь в руках плавно переходила к ногам. Адская боль в костях и словно разъедающие желудок колики требовали героической выносливости и воли. Даже крепкий здоровяк, имеющий недюжинную силу, вряд ли устоял бы и пять минут. Но Руан продолжал стоять. И, мало того, из последних сил он выдавливал из себя широченную улыбку, подчас посвистывая деревенские напевы. Одна лишь мысль о нимфе не позволяла ему сдаться. Он знал, что испустит дух гораздо раньше, чем это сделают мародеры. Но он стоял, улыбаясь изо всех сил. Ради любви, ради Семриаль, которую более не увидит никогда. Надсмотрщик, приставленный к нему, то и дело удалялся из хибары, дабы наполнить свою кружку элем. Именно в эти редкие мгновения Руан мог позволить себе свалиться наземь и корчиться от нестерпимой боли, лихорадочно повторяя ее имя.

Тем временем в амбаре…

— Ты видишь что-нибудь? — осторожно вымолвил один из рыцарей.

— Да! Их больше чем предполагалось.

— Главное, что они пьют, — тихо прохрипел Гаранбар. — Кто-то видел куда повели Руана?

— Кажется, на ту сторону арены, — шепнул свекольный паладин.

— Мы не можем потерять его. Я обещал королю! — из бочки прозвучал отчаянный голос командира. — Планы меняются, господа! Зелье теряет свою силу — более нельзя высиживаться здесь. Предлагаю устроить засаду. Как только заполучим оружие, с боем ворвемся в темницу. К тому времени яд уже сделает свое дело.

— Вы уверены?

— Надеюсь… — робко бросил командир.

Долго и утомительно ждали паладины. Однако среди мародеров не нашлось ни единого любителя овощей. Ситуация требовала скорейшего вмешательства. Ведь напасть на опытных воинов без оружия и брони было безумием. И вдруг судьба им улыбнулась. Хотя сложно было назвать это улыбкой. Скорее язвительная ухмылка, которую паладины, увы, не заметили. Внезапно прозвучал горн мародеров. Огромная яма, укрытая деревянными досками, посреди пиршества вдруг обнажилась. Несколько воинов выложили небольшой ящик, переполненный тупыми и ржавыми клинками прямо перед взором рыцарей.

— Это шанс! — радостно промолвил один из воинов.

Вслед за оружием на арену под бешеный визг и плач вышла откуда не возьмись дюжина детей, подгоняемая толстой плетью из конского хвоста. Гаранбар был наслышан о пристрастиях Кломнута, поэтому тотчас представил скорый ужас.

— Гиены готовы? — торжественным голосом изрек полурослый старик.

Тот, кому предназначался вопрос, с безумной улыбкой кивнул головой.

— Выводите! — приказал Кломнут Душегуб.

Ждать было нельзя. Еще немного — и этих испуганных до смерти ребятишек скормили бы голодным монстрам, на потеху извращенной публики. Да и Руан, вероятней всего, нуждался в помощи. Собравшись с духом, заранее прощаясь друг с другом, тридцать храбрых паладинов с голыми руками и под боевой клич Кесгора кинулись на вражью свору. Вооруженные ржавыми клинками, предназначенными для арены, они уничтожали мерзких головорезов один за другим. Более четырехсот кровожадных убийц накинулись на них. Несколько десятков пали, не успев достать оружие из ножен. Завязался неистовый бой. Кесгорские паладины пытались прорваться к темнице, однако все было тщетно: их слишком мало, а ржавые клинки просто-напросто рассыпались под натиском зазубренной северной стали. Несколько раненых паладинов повалились на землю. Собрав своих собратьев в плотное кольцо, Гаранбар и его небольшой отряд яростно защищались, готовые погибнуть на поле брани. Вдруг громкий возглас Душегуба — «В плен, только в плен!» — отменил их час смерти. Туго связанные грубой веревкой они были брошены к ногам вождя. Как сильно загорелись его глаза привычным хищным взглядом! Его совершенно не волновали вразброс валяющиеся трупы соплеменников, отдавших свою и так бесчестную жизнь ради поимки незваных гостей. Он предвкушал иное: новая забава! Кломнут мигом приказал убрать этих «тощих недоносков» (так он обычно отзывался о пленниках, исхудавших от недоедания) обратно в клетку. Подняв с земли истекающего кровью паладина, он застыл от изумления. На плече у пойманного рыцаря гордо красовался боевой герб Кесгора — трехглавый феникс с изогнутым драконьим хвостом. Не раз носители этого благородного знамени чуть было не лишали головы неуклюжего толстяка. Не раз оставляли шрамы на лице Далагула. Но ни разу в своей жизни он не имел чести лично расправиться с Кесгорским паладином. Неужели в сети попали его заклятые враги? Это был лучший подарок в его жизни. По крайней мере, так считал сам Душегуб. Он хохотал от счастья, как злорадное дитя, заставшее в чаще муравьиный рой. Мерзкий лай изголодавшихся гиен и звон зазубренных мечей об щиты нетерпеливых мародеров торопили разум Душегуба. Он игривыми глазами выбирал первую жертву. Большинство паладинов были ранены и обессилены после жестокой бойни, и Гаранбар, как истинный командир, добровольно вызвался вступить в этот небольшой ад, в виде плоской ямы.

— Я!

— Что, что, что? Я не расслышал. Кто это сказал? — притворно обернулся Кломнут в сторону отважного паладина.

— Я готов выйти! — вновь повторил Гаранбар. — Ты хочешь зрелища? Я один тебе его дам!

— Говорят, моего брата прикончил некий кесгорский храбрец… — его взгляд пробежался по телу паладина, словно два изрядно мерзких тарантула. — А еще говорят, он не совсем человек, раз уж сумел прикончить самого Далагула.

— Он был обыкновенным мерзавцем. Но ты на порядок ниже своего брата. Клинок разрезал его голову вдоль! Он не успел даже издать вопль. — бесстрастно бросил Гаранбар.

— Неужели мне повезло дважды? — завизжал от радости Кломнут и, устремив взор к небесам, громогласно обратился к брату, будто душа этого убийцы смогла достучаться до звезд — Ты видишь кого я поймал, Далагул? Ты видишь? Я не убью его быстро. Нет…

Гаранбар добился своего. Связанный, в окружении своры врагов, паладин сумел задергать за нужные ниточки вожака и теперь, предводитель мародеров играл по его правилам. Он знал, что убийцу Далагула ждет медленная, мучительная смерть. И именно на это и потратят головорезы свои последние часы. До остальных паладинов они вряд ли доберутся

— Ну что ты готов, вонючая псина? — плюнул Душегуб в лицо рыцаря — В отличии от Далагула ты будешь вопить. Долго вопить — язвительно улыбнулся вожак.

Кломнут искрился от предвкушения крови и, похлопывая в ладони, приказал развязать руки пленнику и бросить его на арену. А сам торопливо, мелкими шагами, устремился на свой трон, представляя себя царем. Гаранбар печальной улыбкой попрощался с товарищами, еле сдерживающими горечь предстоящей потери. Но он не собирался умирать. Он был готов биться до рассвета. Держа в руках изживший себя клинок, он спустился вниз по веревке, которую тут же свернули обратно. Замкнутому в смертоносном кольце, ему оставалось лишь одно — бороться! Прозвучал боевой горн, и Гаранбар с ужасом узрел сквозь прутья клетки, как приближается звериная морда, обнажившая слюнявый оскал. Паладин приготовился. Ему никогда не доводилось биться с гиенами. Он сражался против головорезов, против боевых собак, слонов, защищался от медведя. Даже когда-то усмирял льва. Но гиена вызывала ужас. Зарыв кожаные ботинки поглубже в песок, крепко зажав рукоять клинка, воин затаил дыхание. И клетка распахнулась. Обезумевшая гиена мчалась на паладина, поднимая за собой клубы пыли. Скоро соперники столкнулись, скрывшись в пыльном тумане. В вихре были слышны лишь рев зверя и глухой шум. Пленники с нетерпением глядели в безликую серость поднявшегося песка. Кломнут, очарованный зрелищем, высунулся всем телом, стараясь разглядеть хотя бы что-нибудь. Но тщетно. Еще несколько мгновений — и клубы серого тумана прорезала алая струя долгожданной крови, подобно лучам солнца, прорезающим темень. Головорезы ликовали. Кломнут и его свита злорадно захохотали, узрев на песке кровь Кескорского воина. Чаши наполнились элем, а клинки непрестанно бились о деревянные щиты, создавая невыносимый для слуха гул. Но стоило рассеяться дыму, как исчез и пыл разбойников. Чрез пыльную муть показался силуэт человека. Чудовище, что несколько секунд назад мчалось в сторону воина, бездыханно лежало под его ногами, сраженное клинком в горло. Кесгорские пленники, не сдерживая радость, одушевленные победой, хором произнесли боевой клич, раздражая слух мародеров ненавистным пением. Кломнут был в бешенстве. Убить разом Кесгорских воинов — означало сдаться, сломить колено перед их железной волей. Даже сейчас, взяв их в плен, имея над ними полное превосходство, Душегуб ощущал горький привкус поражения. Он еще не успел сломить их волю, не заставил тонуть в собственном отчаянии. Но игра не окончена, и вожак, на радость убийцам, громко объявил:

— Битва продолжается! Выпускайте двух гиен!

Гаранбар невольно устремил взор на небосвод в надежде увидеть утреннюю звезду. Однако до наступления рассвета было далеко и ему предстояло продержаться еще не одно сражение. На этот раз его ожидали две свирепые пасти. Но как бы мы не переживали за храброго воина, бросившего вызов сотням бандитов, нам придется покинуть его на время. Ведь где-то неподалёку, в ветхой темнице, без сознания лежал юноша, который был под стать Гаранбару и тоже бросил вызов самой смерти. Бросил вызов и, вероятно, проиграл… Его глаза неподвижно устремлялись в потолок, сердце замирало, а прерывистое дыхание и вовсе остановилось. Смерть неторопливо овладевало его телом, проскальзывая в каждый угол еще молодого, не закаленного жизнью тела. Неожиданно дверь в узницу распахнулась. Скудный лунный свет еле-еле вырисовывал очертания комнаты. Было видно, как хрупкие ступни, покрытые огрубевшей дубовой корой, изящно проскочили внутрь неосвещенного помещения. Оглянувшись вокруг и заметив помертвевшее тело, она, не издавая ни единого звука, кинулась к нему. Да, это была Семриаль. Конечно, больше похожая на дубовый обрубок. Достав из-под коры склянку с противоядием, она всё до остатка влила содержимое Руану. Через несколько минут он должен был очнуться: зелье обладало способностью мгновенно обезвреживать смертоносный яд. По крайней мере, на это надеялась нимфа. А что, если нет? Если она опоздала? Если смерть уже давно унесла его светлую душу под сонную колыбельную? Прошло несколько минут, а тело Руана не выдавала никаких признаков жизни. Это был конец… Конец ее истории. Но крошечная капелька надежды почему-то не отпускала ее, не давала признать потерю. Нимфа трясла своего возлюбленного, рыдала, молила вернуться к ней. Душераздирающий стон, сродни тому, что вырвался у Руана тогда, при виде павшей нимфы за решетками Заребской темнице, невольно вырвалось из ее уст. Она оплакивала потерю, сравнимую лишь с заточением Сакранильских нимф в Асмикраниле. Очередной не разглаженный рубец глубоко пронзил ее душу, заставлял трястись от неимоверной боли. Она прижалась к бездыханному телу Руана и, словно безумная, рыдала, целуя холодные немые губы возлюбленного. Дева была столь поглощена горем, что даже не внимала тому, как некто в кожаных ботинках медленно подкрадывался сзади, распахнув широченные рук. Это был один из мародеров, присланный полурослым стариком проверить здравие Руана. Неожиданно, услышав плач и не предупредив собратьев, мародер, решил не делиться трофеем в виде прелестной девы. Ручища, испустившие немало крови, клешней сжали Семриаль. Попытки вырваться от бешеного убийцы были напрасными. Выкинув хранительницу в иной угол темницы, он с резвостью волка хотел было накинуться на нее, как вдруг тяжелый посох всей силою насмерть вышиб голову неугомонному головорезу. Посох сей был хорошо знаком нимфе. Однако, она все еще удивлялась его присутствию. Перед ней стоял знахарь манов. Да, тот самый высокомерный лжец, вынудивший паладинов отправиться в логово ужасов. Не теряя ни минуты и не объясняя ничего, он подал руку забившейся в угол деве и произнес лишь одну фразу:

— Я заварил эту кашу — мне и расхлебывать.

— Он умер! — гневным голосом произнесла Семриаль, глотая накатившиеся слезы. — Как ты собираешься расхлебывать это? Ты уже не вернешь его! — тихо сказав это, она вновь рухнула наземь, где лежал Руан.

Знахарь, немного пораскинув мозгами, замер, будто старался что-то вспомнить. Что-то давно забытое.

— Хранительница, отойдите от него.

— Нет! — кротко ответила нимфа взглядом тигрицы, которая вот-вот потеряет свое потомство.

— Молю вас, хранительница, отойдите.

Она молчала, не сдвинувшись с места, крепко прижилась к телу Руана.

— Да отойдите! — не стерпев, прокричал знахарь, рукой отстранив убитую горем деву. — Помнится, чему-то успели научить меня шаманы.

Сказав это, он поднял над головой свой тяжелый посох и, произнося неведомый наговор, с силой ударил в грудь усопшего. Над Руаном засверкала искра, и он, судорожно подпрыгнув, начал жадно глотать воздух. Магический удар посоха достучался до сердца юноши и впустил туда живительный эликсир. Конечно, гигантский синий след на груди Руана посох всё же оставил, но разве сравнится это с бесценным даром жизни? Семриаль, будто зачарованная статуя, застыла, не имея сил сказать что-либо. Она безумным взглядом наблюдала, как любимый, уже почти покинувший ее, вновь возвращается к ней, наблюдала, как безжизненное тело с удивительным величием вновь бьет ключом. Не стерпев ни минуты более, она кинулась к нему, целуя еще слегка холодные губы, вновь наполняющиеся прежней теплотой, касалась щеками его порозовевших щек, крепко сжимая грубые, мозолистые руки своего возлюбленного.

— Семриаль… — повторял он, словно канувший в какой-то сверхъестественный сон. Чувствуя в ладонях нежные руки своей единственной, Руан неспешно сделал глубокий вдох — и знакомый аромат ее волос вновь наполнил заблудшую душу страстной любовью, вернув ему дражайший дар, с потерей которого он недавно смирился. Нежные и дрожащие от волнения пальцы нимфы плавно скользили по ожившим чертам его лица; подобно легкому бризу касались самых недр его подсознания, а теплота ее дыхания согревала каждую клетку измученного тела, пробуждая вулкан неистовый чувственности.

— Семриаль… — вновь вырвалось из уст юноши. Однако на этот раз он не был поглощён видениями. Широко раскрыв глаза, он созерцал перед собой возлюбленную, в которой видел единственный смысл своей жизни. Крепко прижав его к себе, дева утопала в слезах радости. Пронизывающий трепет душевной мелодии взбудораживал их сознание, с еще большим стремлением заматывая полыхающую страсть в толстый клубок любви. Время будто приостановилось вокруг четы, раскрыв им тайное откровение бесконечности. Но — увы — остальных время не щадило; и хрупкое, воздушное уединение прервали гулы боевых горнов, исходящие снаружи. Гаранбар на радость Кесгорским рыцарям устоял перед очередным натиском гиен. Даже издалека было видно, что победа досталась паладину ценой неимоверных усилий. Гиены сильно ранили его, покусав и исцарапав оголенное тело. Стоя из последних сил в центре арены, он не переставал бросать вызов убийцам, вонзая в песок истрепанный клинок. Воин поднял глаза на звездное небо: основная часть ночи была позади, однако он чувствовал, что еще одной подобной битвы ему не выдержать. Враги, к счастью, не умели читать его мысли. Между делом, раскрою вам маленький секрет. Яд, что уже находился в крови каждого мародера, медленно давал о себе знать легким головокружением и помутнением зрения. Однако головорезы были народом, не признающим слабость, и, приняв наступающие последствия отравления за опьянение, постыдились признаться в этом своим собратьям. Но давайте вернемся к событиям на арене. Не выдержав продолжительных побед какой-то Кесгорской выскочки, зрачки Душегуба налились кровью от бешенства. — Мне это надоело! — разочарованно вырвалось у него. Разъярённая толпа, стуча мечами, требовала от Кломнута иного исхода событий. Провалившись в мечты, он вдруг ощутил мускулистую руку, притянувшую его к себе. То был старый полурослик. Он что-то нашептывал Душегубу, а глаза вожака вновь начинали блестеть дьявольской искрой, губы расширились до язвительной улыбки. Он предстал перед головорезами и громко объявил:

— А теперь немного изменим правила. На этот раз, — сказал он, обращая внимание на Гаранбара, — в твоих руках будет не только твоя жизнь! Приготовьте ребенка! — приказным голосом буркнул он мародерам.

Ораторский голос Душегуба был настолько отчетлив и громок, что даже проскользнул сквозь щели темницы, где сейчас находились трое непрошенных гостей.

— Гаранбар! — вдруг вздрогнула нимфа.

— Мы не сможем ничем им помочь. Нам нужно спасаться, пока кому-нибудь еще не взбрело в голову навестить темницу, — обратился знахарь к хранительнице. — Вы взяли с собой зелье?

— Возьмите Руана и бегите, — торопливо вымолвила нимфа, — а я попытаюсь испортить им праздник!

— Я вас прошу, Семриаль, им уже не помочь. Единственная надежда — это ваше зелье.

— Я их не брошу! — строго изъявила нимфа.

— Вы опять за свое? Вы упрямей… — знахарь никак не мог решиться сопоставить характер принцессы Сакранильских нимф с упорством сами знаете кого.

— Нет! — вдруг, закашлявшись, проговорил Руан, доселе хранивший молчание. — Я знаю, как им помочь, — сказав это, он привстал, весь испачканный сеном и засохшим лошадиным навозом. — Дай мне зелье… — протянул он руку к своей возлюбленной.

— Нельзя такое делать! — тревожно, однако строго и с шепотом побранила его Семриаль, увидев, как тот, выпив магический отвар, протянул руку к мародеру, тихо лежащего с проломленной башкой. — Перевоплощение может произойти только с бездушной сущностью.

— Полагаю, вот это, — пнул он тело мародера ногой, — и есть уже бездушная сущность. Собственно, как он тут оказался?

— Не спрашивай, — кротко ответил знахарь. — Хранительница права: неизвестно, что может произойти, тронь ты эту гадость.

— Но вы же перевоплотились в дерево. А дерево живое! — возразил Руан, указывая на еле заметные остатки маскировки.

— Это не дерево, а кора дуба, болван! Понимаешь? Кора! — заворчал знахарь, достав из меховых карманов кусочек отломленной коры.

Руан на некоторое время впал в раздумье, но в итоге, собравшись с духом, коснулся ладонью трупа. Перевоплощение не заставило себя долго ждать. Руан исчез на глазах, а вместо коренастого юноши с добрыми глазами появился мародер. И пахло от него тоже как от мародера. Словом, немного бледный, но вылитый головорез, что ныне покоился у него под ногами.

— Не могу поверить, сработало! — изумленно воскликнула Семриаль, пощупывая своего возлюбленного в новом образе.

— А ты говорила, что нельзя. Это первое время так неудобно?

— Но в текстах было написано другое, — задумалась вдруг нимфа, не внимая вопросу Руана. — Это расширяет сферу зелья в разы. Мы могли избежать возни с повозками. — Она с сожалением обернулась назад, где под лязги лезвий и восторженные крики головорезов подходил конец Кесгорским паладинам.

— У меня есть план. Я проберусь к пленным, а вы постарайтесь чем-то отвлечь этих убийц.

Головорезы Кломнута с неистовым азартом глядели, как на арену выносят маленькое дитя, которое вовсе не понимало, какая именно судьба ожидает его в ближайшие минуты. Увидев малыша, рыцарь сдался. Он, как ни кто другой, уже предвидел исход его последний битвы. Испуганный мальчишка тотчас прибежал к паладину и ухватился за него столь сильно, как может ухватиться сын за своего отца. Изнеможённый и обессиленный, паладин присел, на несколько секунд его взгляд остановился на мальчике. Глаза шестилетнего ребенка излучали глубокое страдание, и Гаранбару показалось, будто он смотрит в глаза старому отшельнику. Сердце паладина вздрогнуло. Рыцарь погладил мальчика по растрепанной шевелюре и заботливо поцеловал его в лоб, напомнив ребенку о поцелуе давно ушедшей матери. Несмотря на глубокое отчаяние, он решился на последний подвиг — спасти во чтобы то не стало невинное дитя. Сапоги воина глубоко зарылись в песок, а рукоять клинка крепко зажата в ладони: он был готов к последнему бою. Рев голодных гиен будоражил кровь. Вот послышался не менее ужасающий звук: дрессировщики отперли вольер с жаждущими человеческой плоти хищниками. Внезапно один из них вырвался из кожаного намордника и вонзился в шею мародеру. Столь безжалостная расправа на потеху радостной толпе стала спасительной для обреченных на арене. Не успела кучка убийц вырвать безжизненное тело из пасти голодной гиены, как их поджидал очередной сюрприз. Пожар, вспыхнувший в амбаре с провизией, омрачил настроение разбойников окончательно, на этот раз на радость пленным паладинам. Начался истинный переполох, Кломнут, позабыв о забаве, судорожно орал и метался на своем месте, в страхе остаться голодным на всю зиму, а головорезы, сбросив щиты и прочее обмундирование, бросились гасить неистовое пламя. Недолго думая, Семриаль решила поджечь именно амбар, зная, что мародеры стремглав умчаться спасать бочки и, тем самым, избавят связанных паладинов от лишнего надзора. По просьбе нимфы огонь лишь пугал убийц своими размерами, не притрагиваясь, однако, к провизии. Пока язычки пламени неторопливо облизывали сухие балки амбара, некий мародер, бледный, как лист непорочной бумаги, неуклюжими шагами приближался к пленникам. Подобравший поближе, он незаметно сунул в руки пленному рыцарю небольшой нож. Тот, смутившись от неожиданности, стал наспех перерезать веревку, выпученными глазами пялясь на «странного» мародера.

— Это я, Руан. И не вздумайте перепутать меня, когда будете кромсать этих убийц! Мы будем у ворот! — сказав, столь же неуклюжей походкой, он исчез из виду.

Иногда долгожданное происходит в столь неожиданный час, что целиком противоречит ожиданиям. Именно такое и произошло в разгар тушения пожара. Вдруг несколько более щуплых мародеров упали наземь от острой боли в желудке, а некоторые из них стали харкать кровью.

— Отрава! — с потерянным видом шепнул про себя старик. — Быстро в темницу, приведите мальчишку! — торопливо приказал он одному из головорезов, метавшемуся между колодцем и огнем.

С возвращением посланного мародера самые худшие опасения старика подтвердились. На вопрос, куда делся мальчишка, он лишь с туповатым выражением лица разводил руками.

— Кломнут! — крикнул полурослый старик сквозь густой дым и вопли умирающих собратьев. — В напитке отрава!

Трусливый до полусмерти, Душегуб стал в безумии поглощать ведрами холодную воду, не зная, что яд, приготовленной нимфой, давно уже сочился в их жилах.

— Отрава! — в суматохе дикого хаоса мародеры бросились к колодцу, оставив без внимания пламя. Вытолкнув своего вождя, они всё пили и пили, надеясь на исцеление. Многие безнадежно пытались вырвать еще недавно с таким бешеным аппетитом испитый ими эль.

— Закрыть ворота! — крикнул полурослики, не дождавшись, сам выбежал исполнять свой же приказ. Семриаль, Руан и знахарь так и не успели выбраться за ворота, тайно присутствуя в этом ужасе.

Подозрительный от природы, старик был единственным, кто воздержался от удовольствия испить кружку эля. И теперь это спасло ему жизнь… Точнее, от мучительной смерти. Пожар по повелению нимфы стал медленно угасать, и она еле заметно на своем Сакранильском наречии поблагодарила стихию. Тем временем двадцать девять узников, приговоренных к смерти, уже были на свободе и нацелили свое внимание на брошенные клинки из превосходной северной стали.

Кломнут, предвидя свою смерть, решил покончить с рыцарями и после, как он считал, «спокойно возвыситься к небесам». Он ползком добрался до своего седалища и, выхватив горн, дунул в него изо всех сил. Знаменитый рог, доставшийся Душегубу от брата, даже в эти отчаянные моменты заставлял мародеров содрогнуться. Его звук напоминал о присутствии Далагула. Обратив взгляд головорезов на себя, он истерично крикнул, указывая толстым пальцем на лежащих пленников:

— Это они отравили. Убить! Убить немедленно!

Медлить дальше было нельзя. Выхватив оружие, оптрометчиво брошенное мародерами, они, словно воскресшие из пепла, под боевой клич Кесгора рубили нечестивцев. Один из Кесгорцев швырнул веревку в яму и, спустя мгновение, предводитель паладинов, возглавил смертоносный отряд. Но головорезов все равно было гораздо больше. Против тридцати отважных воинов сражалось более трехсот безупречных убийц. Кесгорцы вновь сомкнулись в круг, и, вращаясь подобно пиле, предприняли отчаянную попытку пробиться к вратам, в надежде найти и закрыть своими плечами Руана и его спутников. Отрубленные конечности головорезов летели в разные стороны. Горстка бравых воинов наглядно доказывала врагам, да и самим себе, что звание паладинов им досталось не случайно. Клинки столь грациозно плавали в воздухе, что враги не могли уследить за ними. Они лишь ощущали губительный хлад булата, как предсмертный подарок от Кесгора. Зазубренная северная сталь впервые вкусила плоть своих хозяев. Гаранбар сквозь пыль и лязг клинков тщетно пытался найти бледнолицего головореза. Но как можно было разглядеть среди трупов человека, походившего на труп? Внезапно полурослый старик заметил странного воина, укрывшегося под завесой. Ни один головорез даже при смерти не отказался бы изрезать на куски Кесгорского паладина. Однако этот казался иным. Схватив разломанное копье, он будто охранял кусок дуба, растущий рядом.

— Убить этого! Он не из нас! — крикнул старик, указав на бледного и неуклюжего мародера.

Несколько воинов тотчас ринулись на него. Руан успел лишь вонзить копье в грудь одного из нападающих и упал наземь, не контролируя центр тяжести непривычного ему огромного тела. Остальные убийцы хотели было разрубить бедного юношу, как дерево словно ожило, ударив их толстым посохом. Во всяком случае, так показалось полурослику, далекому от магии. «Странный» головорез и два его деревянных спутника пустились в бег, в надежде укрыться от преследования. Командир рыцарей, заметив, как часть убийц развернулась, понял — их друзья где-то там, и сплоченная фаланга устремилась следом, расчищая путь, засеянный полчищем недругов. Ночь подходила к концу, а это означало скорое избавление. Тем временем троица успела укрыться в пустующем хлеву. Больше половины преследователей просто не добрались до места назначения. Остальных же мучила агония, пожирающая их изнутри. В иное время мародеры разом выбили бы дверь, но обессиленные от яда, они попросту подожгли избу.

— Горите в аду! — озлобленно орал старик уже охрипшим голосом.

Огонь мигом разошёлся по крыше. Загнанные в ловушку, они искали иного выхода. Но его не было. Густой дым в считанные секунды заполонил помещение. Узрев, как пламя медленно пробиралось к ним, Руан плотно прижал нимфу к себе, прикрывая ладонями ее щеки, в надежде уберечь мраморную кожу от посягательства огня. В это время знахарь диким ревом пытался пробить ногой иной путь через хлев. Но, к сожалению, доски были слишком прочными, да и густой дым сжигал легкие с каждым вдохом. И лишь Семриаль с невозмутимым видом тихо шептала что-то на своем Сакранильском, пристально глядя на пламя сквозь грубые пальцы головореза, бережно прикрывшие ее лицо. Но не торопитесь гадать, что именно ворожила нимфа. Я вам сию же минуту перескажу смысл наговора:

Вулканов грозный повелитель

Укрой от жгучих язычков.

Как света в очагах хранитель,

Спаси от пламенных оков!

Стихии очень любили тех, кто уважал их силу, а Сакранильские нимфы, как ни кто другой, знали об этом. После нескольких отчаянных попыток, просьбы Семриаль были услышаны, и пламя чуть не сгубившее их, стало медленно отходить. Ужасающие вопли просеченных голов всё отчетливее доносились сквозь щели избы, куда уже успела просочиться лужа багровой крови. И друзья молились, чтобы кровь сия не оказалось Кесгорской. Вдруг послышался грубый голос:

— Раз! Два! — и на счет — «Три!» — массивный сапог выбил дверь.

Окровавленные воины, в которых едва узнавались черты паладинов, торопливо вытащили друзей на свежий воздух. Если, конечно, так можно назвать поле, усеянное трупами. Последние остатки некогда могущественного клана черных мародеров нынче валялись на каждом шагу, утопая в собственной крови.

Увидев своих подопечных во здравии, Гаранбар из последних сил приобнял Руана и Семриаль.

— Надо скорее выбираться отсюда! — вымолвила он сквозь непрекращающийся кашель.

— Эдод и Хледстиг со мной! Еще двое в темницу. Там дети, — кратко бросил командир, — остальные ждут за воротами. У меня одно незаконченное дело!

Вы, наверное, поняли о каком «незаконченном деле» говорил командир паладинов? Гаранбар был истинным рыцарем, но не лишенным чувство мести. Опираясь на своих товарищей и хромая, он подходил к черному шатру, праздно раскинутому в дальнем углу лагеря. Глухой стон доносился изнутри. Еще недавно торжествующий над рыцарями Душегуб извивался от адских мук. Не забыли воины всех бед, разоренных деревень, убитых матерей и чад, брошенных на съедение гиенам, лишь ради утехи ныне мучающегося мерзавца. Схватив умирающего Кломнута за косы, паладин протащил его вдоль всего лагеря и, наконец, бросил в яму, где несколько часов назад сам отбивался от острого оскала зверей.

— Я хочу… — обессиленный, он говорил с трудом, — чтобы ты, грязная свинья, ощутил перед смертью то, что испытывали твои жертвы, — и кинул ему ржавый клинок. — Запомни, твой брат был убийцей…, но воином. А ты… просто ничтожество! — и, бросив взгляд Хледстигу, он приказал, — выпускайте гиену!

Открою вам маленький секрет: Кломнут до смерти боялся диких зверей и, по привычке, подвергал пленников тем пыткам, от которых дрожали его колени. Видимо это приносило ему неимоверное удовольствие. Описывать дальнейший ужас я не стану. Жалкая судьба Кломнута Душегуба обрывалась в зловонной яме, в компании гиен. Его все забудут, и даже спустя годы о нем никто уже не вспомнит.

На заре Семриаль, Руан и знахарь, а также паладины вернулись в деревню. К счастью, облик наших героев уже стал прежним. Вместе с ними по тропинке тихо шли освобожденные пленники — примерно дюжина детей и один еле ковылявший старик. Никто из них всё еще не верил в окончание ужаса. На пути их ожидал последний ужас сегодняшнего дня. Не пережив упадка могучего клана, старик-полурослик повесился. Он не возжелал смерти от вражеских мечей. Его тело так и осталось висеть, устремив взгляд на опустевший лагерь на горе Оглух.

Деревня празднично встретила компанию героев. А как же еще? То, что пережили они ради существования манов, достойно излагаться в героических сагах. К наступлению ночи повозки с провизией уже были у ворот частокола. Маны решили устроить празднество в честь гостей, однако большинство воинов, в том числе и Гаранбар, предпочли полежать в тихой обстановке, излечивая многочисленные раны. Но некоторые, в том числе и Руан со своей возлюбленной, всё же решили послушать бардов у костра и немного развеяться перед долгой дорогой.

— Жаль, большую часть мяса не смогли уберечь, — сетовал один из паладинов, тот самый бородатый воин, что выбил дверь горящей избы.

— Вы спасли народ, и он вам непомерно благодарен, — ответил знахарь. — Мы и с этим запасом протянем зиму. Низкий вам поклон, вам и вашим собратьям, и прижал к груди паладина.

— Кстати, а что случится с освобожденными? Они останутся в деревне? — поинтересовалась нимфа у того же рыцаря.

— Нет! Практически все они сироты, а деревня слишком бедна, чтобы прокормить их. Гаранбар решил увезти всех в Кесгор, — промолвил бородач, — он уверен, что из них получаться доблестные рыцари. Они обретут новый дом. И мы не вечны… — горько вздохнул воин.

— Вчера ночью мне показалось обратное, — рассмеялся Руан, — я воочию понял, кто такие паладины.

После недолгой беседы бородатый рыцарь бросился в пляску, а двое влюбленных, подобно неразлучникам, молча наблюдали за весельем. И вновь они чуть не потеряли друг друга.

Наступил вечер. Гуляние обрело второе дыхание, и с еще большим размахом воспевались подвиги храбрецов. В суматохе веселья знахарь вдруг уловил красноречивый взгляд Семриаль. Он кивком пригласил чету в хижину, в ту самую, где у них впервые произошла беседа.

— Вы исполнили обещание. Теперь мой черед, — почти траурным голосом проговорил ман. — Я…Я не гарантирую, что вы найдете его живым. Может, он давно…

— Мы готовы ухватиться за любую надежду, — прервал его Руан.

— Хорошо. Слушайте и запоминайте. За несколько верст на северо-восток от деревни есть обугленная хижина…, впрочем, вас проводит житель. Но дальше этой хижины он не ступит ногой. После того случая… они боятся этих земель. Считают, что духи шаманов до сих пор бродят в окрестностях.

— А вы? — спохватилась Семриаль. — Вы боитесь?

— Меня страшат не духи и не гомункул. Я боюсь себя. В этих местах воспоминания освежаются, и я страшусь того зверя во мне, — потом немного помолчал и продолжил привычным тоном, — дойдя до хижины поверните на восток и направляйтесь к скалам, к истоку Пиларийского хребта. Найдите каменный круг — жертвенник, и… — знахарь вновь сделал паузу. Он не признавал, что боится гомункула. Боится увидеть его живым. Живым воплощением страданий, которые причинил ему еще молодой ученик шаманов. Но в то же время он страстно желал упасть перед ним и просить о прощении. Знахарь много лет жил в этой растерянности, каждый раз задавая себе один и тот же вопрос: «Жив ли он?». Страх и раскаяние боролись в нем до сегодняшнего дня. И теперь, отдавая нимфе последнюю подсказку, он, наконец-то, сделал выбор. Но о его выборе мы так и не узнаем.

— Записывай! — кратко вымолвил Руану страдалец, указывая на перо.

И тот принялся записывать следующее:

Слезинки девственного тела,

Увидишь ты у самых ног.

И, взглянув сквозь них, умело,

Откроешь потайной чертог.

— Это всё, что я знаю, — вздохнул ман. — Эту фразу я услышал случайно, когда подглядывал за инициацией одного из шаманов. Попробуйте разгадать его, и, наверное, вы сможете найти чертог. Знаю, это ничтожная доля за все ваши старания, но больше ничем помочь не смогу, друзья.

— Вы сами пробовали отгадать эту загадку? — поинтересовалась Семриаль.

— Я даже не пытался.

— И вы сорок лет просто хранили его? — возмутился Руан.

— Я вообще не должен был знать про чертог до инициации. А теперь, извините, я присоединюсь празднеству. Но что касается вас, я посоветовал бы посетить жертвенник на заре. Шаманы всегда устраивали обряды именно в это время, — сказал он и устремился к выходу.

Загадка не желала поддаваться разуму. Нимфа напрасно искала ответ в книгах, пользуясь своим уникальным даром. Магические трактаты умалчивали тайну осмотрительных шаманов. Они почти всю ночь усердно пытались найти разгадку и, сами того не заметив, сладко уснули в объятиях друг друга, утомленные событиями прошлой ночи. Каждый из них видел сон, и, судя по выражению их лиц, снились им одни и те же грезы. Впрочем, не будем беспокоить их сновидения, ведь возлюбленным еще не скоро доведется уснуть столь умиротворенно.

Наутро Семриаль твердо решила, что отгадать загадку можно, лишь присутствуя в непосредственной близости к горам. Может, сама природа подскажет ответ? Она не могла долго ждать и разбирать каждую фразу загадки. Ее сердце билось желанием освободить свой народ. Видя, как страдает его возлюбленная, Руан покорно соглашался с ней во всем, готовый еще много раз слепо рисковать жизнью ради нее одной. Именно эта черта больше всего настораживало нимфу. Ведь еще недавно Руан, самое дорогое, что осталось у нее, был на волосок от гибели. «Такое больше не должно повториться!» — твердила она себе. Однако приключения опасны именно своей непредсказуемостью, а Семриаль это прекрасно осознавала. Она понимала, что в один день везение может пройти стороной Руана, и этого дня она боялась больше всего.

Несмотря на все убеждения Гаранбара, нимфа отказалась от их дальнейшего сопровождения. Раненые, уставшие, они и так сделали слишком много.

— Дальше нас сопроводит местный. Мы непомерно благодарны тебе, Гаранбар, и каждому паладину. Прощайте, доблестные сыны Кесгора, — нежным голосом обратилась нимфа.

— Мы никогда не забудем вас, — с прощальной улыбкой промолвил Руан, крепко прижав к себе командира отряда и его спутников.

Как ни странно, грозный воин, уже успевший привязаться к этой паре, вдруг пустил слезу. Он был сентиментальным и в такие моменты не смог скрыть печали. Это был признак чистой души.

— Может, всё-таки…

— Не стоит, друзья, — добавил Руан. Дальше мы сами. И… передайте Аргеолу, что ему очень повезло с вами. Прощайте!

Взяв с собой узелок с провизией, они неторопливо вышли из деревни, стараясь не оглядываться назад. У самого выхода их поджидал знахарь. Он сухо попрощался с четой и запряг мула с провожатым. Но напоследок всё же решился выдавить из себя последнюю просьбу:

— Если вдруг… он там, — он опустил глаза, — попросите прощения от имени всей деревни. Прошу вас.

Руан утвердительно кивнул головой, и они пустились в путь, к истокам гор, разделяющих Мервильский лес и эту проклятую деревню. Примерно через час путники заметили легкую дрожь на теле провожатого мана. С виду довольно крепкий мужчина стал всё чаще оглядываться и дрожащим голосом что-то шептать под нос. И наши друзья поняли — хижина где — то близко. Узрев издалека очертания заброшенной поляны и единственной хижины, ман, торопясь, выгрузил их вещи и скрылся прочь от этого «злополучного» места, даже не попрощавшись. Руан и Семриаль не были обременены столь паническим страхом перед мстительными духами шаманов, да и ничего плохого они им не сделали. Руан решил осмотреть хижину, в надежде найти хоть какую-то зацепку. Они вошли внутрь. Полуобгоревшая изба осталась совершенно нетронутой с тех пор, как минули годы после кровавых событий. Микстуры в стеклянных колбах, высушенные лапы различных рептилий вразброс лежали в разных углах.

— Может, что-нибудь тебе пригодится? — сказал Руан, подняв одну из уцелевших склянок.

— Не трогай здесь ничего, — возразила нимфа. — Взгляни на это, — внимание Семриаль внезапно переключилось на большой шарообразный предмет, весь покрытый пылью.

Руан тотчас дунул, и сквозь пыль обнажилась безнадежно треснувшая шарообразная колба.

— Видимо здесь и родился гомункул! — воскликнула хранительница. — Многие пытались стать авторами этого шедевра… — Вздохнув, она продолжила, — какая же участь ожидала его.

— И никаких записей! — недовольно буркнул Руан, копаясь в груди давно уже ненужных предметов.

— Шаманы, во избежание утечки тайн, просто запоминали наизусть каждую формулу, каждое заклинание. Даже не пытайся найти записи.

— О! Посмотри, чья-то шуба. Не шамана ли, случайно? Может, в карманах что-то найдется; и принялся осторожно выворачивать их.

— Нетро… Ну, ладно! — сдалась Семриаль и сама принялась помогать ему.

Карманы были пусты, единственное, что смогла найти пара, так это маленький кожаный мешочек с крохотной ложечкой внутри.

— Это не похоже на дозатор, уж слишком он мелкий, — пристально всматривалась нимфа, сведущая в приготовлении эликсиров.

— Давай заберем с собой, — предложил Руан. — Не зря же шаман тащил эту штуку с собой. Обязательно верну его на место, если не найду применения.

И чета вышла из хижины, так и не найдя ключ к разгадке.

— Отсюда на запад!

Спустя четверть часа чета наткнулась на еще одну лужайку. В этот раз она выглядела менее мрачной. Несмотря на глубокую осень, место словно было островком цветущей весны.

— Как же тут красиво! — промолвила Семриаль, вздыхая аромат еще цветущих деревьев.

— А вот и алтарь, — указал Руан на небольшой каменный круг, весь окутанный природой.

— Значит, вход где-то поблизости!

Усевшись поудобнее в густой траве, Руан вновь достал клочок бумаги с надписью:

Слезинки девственного тела,

Увидишь ты у самых ног.

И, взглянув сквозь них, умело,

Откроешь потайной чертог.

Пытливые мысли влюбленных, столкнулись об непоколебимую твердь загадки и лишь надвигающиеся сумерки красноречиво говорили о бессмысленно потерянном времени. С наступлением ночи чарующая красота местности будто исчезла, отворяя свои владения холодному осеннему ветру. Под теплым светом костра, укутавшись в плед из козьей шерсти, они не опустили рук и упорно искали ответ.

— Нет! Мы никогда не разгадаем эту чертову загадку, — не выдержав, процедил Руан, — Вот бы Лямель был тут!

— Ты прав. Лямель! Однажды он разгадал одну, — вдруг улыбнулась Семриаль, разогнав отчаяние в глазах. — Я же могу отправить ему послание!

Она достала небольшую книгу из узелка, бережно провела ладонью по страницам и тихо шепнула четверостишье с небольшим посланием к дорогому другу. Через несколько минут сквозь строки книги появились буквы, изящно складываясь в слова:

«Руан, Семриаль! Как я рад увидеть от вас весточку. Я так беспокоился», — и слова исчезли, чередуясь со следующими: «Я получил загадку. Постараюсь сделать всё возможное. Боже, как я рад услышать вас». « Как же я хочу вас увидеть, друзья мои».

После этих слов книга умолкла, и чета, плотно прижавшись под пледом, наблюдала за бесконечным танцем огоньков, тихо наслаждаясь любовным уединением.

Наступил новый день, хотя старый только-только отдавал свой черед. Чета проснулась то ли от излишней сырости и густого тумана, то ли от слабого света, исходящего от книги.

— Семриаль, книга! — взволнованно разбудил ее Руан.

Полусонная, она вскочила и открыла заветные страницы. Это был Лямель. Точнее, послание от него. Там было следующее:

«Я не смог отгадать всё и полностью, так как не вижу, что это за место, но, думаю, первая строка поддается разгадке. Мне помогла Плеция. Кстати, она вам шлет свое приветствие. Слушайте. Девственное тело — это чистое тело у самых ног. Если вы где-то на природе, то, полагаю, это цветок чистотел. Хотя, где сейчас осенью найти чистотел?! А слеза — это, вероятнее всего, роса. Роса на чистотеле! Может, я и ошибаюсь. Но остальное, как в тумане. Не поддается. Друзья мои, я так соскучился по вам, надеюсь, мои подсказки помогут.»

— Чистотел! — задумалась Семриаль. — Как же я не догадалась. Чистотел, — повторяла она.

— А где он? Я плохо разбираюсь в цветах. Знаю только розы.

— Да вот же! — радостно подпрыгнула нимфа. — Ты сидишь прямо возле него.

И поистине — рядом, у ног Руана незаметно рос желтенький цветочек. А на нем, как и должно быть на заре, скопились маленькие капельки росы.

— Что с ним делать? — тщательно разглядывая росу, промолвил он. — И как изволите взглянуть сквозь нее?

Нужно было торопиться. С восходом солнца капельки росы исчезли бы в считанные секунды.

— Я поняла! Дай ложку! — быстро проговорила Семриаль. Да-да, ту, что ты забрал у шамана. Кажется, я знаю, для чего она!

Удерживая ложечку в своих хрупких руках, она осторожно собрала росу и, рискнув, капнула в глаза. Свершилось! Перед взором Семриаль открылась иная лужайка, а рядом со скалой показался каменный дверной проем.

— Я вижу, вижу вход! — закричав, устремилась к безмолвной скале, откуда, по мнению Руана, на них глядела лишь серая гладь.

Но Семриаль видела иное. Отчётливые очертания прохода, дверную ручку и прелестную резьбу на холодной скале. Она легким движением дотронулась до ручки, и массивная каменная дверь вдруг распахнулась, как дверь тростниковой лачуги. Леденящий душу ветер, годами заточенный в пещере, вырвался наружу. Он объял непрошеных гостей и улетел прочь, оставив их один на один с гомункулом, затаившимся где-то в дебрях сталагмитов. Было страшно встретиться с существом, не ведомым доселе человечеству. Но еще больше страшились они обнаружить его останки.

Семриаль долго не решалась войти, но, почувствовав сильные руки Руана, сжимающие ее ладони, она сделала первый шаг, и вход сомкнулся вслед за ними. Из-за отсутствия достаточного количества кислорода факел загорелся неимоверно тускло. Чертог, как это место называли шаманы, был сырым и довольно мерзким. Капли воды, падающие в глубине пещеры, били прямо в сознание, еще больше угнетая атмосферу. Запах сырости и огромное количество укромных уголков пугали путников. Кромешная тьма окутывала пещеру, как мать, обертывающая свое дитя в пелену.

— Почему мы не взяли хотя бы кинжал? — встревожено шепнул он нимфе.

— Мы пришли сюда с миром. Он должен это понять.

— Эта пещера тянется прямиком вглубь гор. Нам придется искать его, целую вечность

— Не придется! Я чувствую магию. Он сам нашел нас.

Странное ощущение магического присутствия усиливалось с каждым биением сердца. Было сложно понять, какое чувство питает это существо к человеку, чуть было не сгубившему его жизнь. Страх? Ненависть? Может, и то и другое, как часто бывает. Два незаменимых послевкусия человеческой жестокости. Пара замерла, затаив дыхание. Любой неправильный шаг — и нечто, что наблюдает за ними, укроется в глубине пещеры. Существо пристально всматривалось, изучая их безмолвие, чувствуя их тревогу. Но и нимфа ощущала его страх. Тонкое чутье ее душевных фибр всё яснее описывало природу гомункула. Наконец, из гущи мрака раздался слабый голос:

— Что вам надо?

Это была удача. Существо заговорило с ними. За много лет он не позабыл речь иноземцев. Может, он помнит и заклинания? Теперь нужно было сделать все, дабы не упустить эту призрачную нить разговора. Нимфа нежно сжала ладонь своего возлюбленного, дав понять, что говорить будет пока она, ведь добрый, но порой грубый Руан мог спугнуть гомункула.

— Мы пришли…

— Убить меня? — нервно оборвало ее существо.

— Нет-нет, — торопливо возразила Семриаль, — Мы пришли за помощью…

— Я не помогаю убийцам!

— Мы не…

— Вы убийцы! — раздражённость в его голосе нарастала.

Руан понял, что нить обрывается, и, вопреки желанию нимфы, промолвил.

— Не называй нас убийцами! Мы не раз были на волоске от смерти, не раз страдали от рук убийц! Разве ты один стал жертвой человека? Люди убийцы и жертвы в одном лице! Помоги нам спасти множество душ от истинного зла! Мы знаем твою историю! Не забывай, твои создатели тоже были людьми.

Он говорил твердо и уверенно. Его голос эхом разнесся по всем уголкам грота. Но ответа всё не было. Лишь капельки с прежним усердием бились об камень. Столь резкая речь могла окончательно испугать гомункула.

. — Люди пытались убить меня, потому что я не похож на них. Я монстр! Мои отцы не убивали. — в дрожащем голосе его ощущалась не тлеющая обида.

Руану и Семриаль вдруг показалось, что гомункул залился слезами. Даже под покровом ненасытного мрака, неугомонная душа страдальца безмолвно заревела. И всякое сердце способное к состраданию могло услышать сей плач. Он вспоминал своих создателей. Гости решили замолкнуть. После недолгой паузы, гомункул вновь нарушил тишину.

Конец ознакомительного фрагмента.