Куларнава-тантра. Часть I

Священный текст

Куларнава-тантра – важнейшая и самая авторитетная среди каулических тантр. В современной Индии это наиболее часто издающийся тантрический текст, авторитет которого признают представители самых разных направлений индуистского тантризма. В Куларнаве излагаются основы мировоззрения каулы и описываются основные ритуальные практики. При этом многие места в тексте отличаются поэтичным и высокохудожественным языком. Все это делает знакомство с Куларнавой обязательным для того, кто хочет прикоснуться к духовным богатствам Тантры. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава первая. Положение души

Восседающего на вершине Кайласы^[1], Бога богов, Наставника мира^[2],

Владыку, Высочайшего повелителя, исполненного несравненного блаженства, Парвати стала вопрошать. (1)

Благословенная Богиня сказала:

О почтенный^[3], о Властитель богов, о учредитель пяти жертвоприношений^[4],

О всеведущий, о тот, кого благодаря преданности легко достигнуть^[5],

Выказывающий заботу о тех, кто у тебя прибежище нашел, (2)

О Повелитель кулы^[6], о Всевышний, о океан амриты сострадания,

В бессмысленной, ужасающей круговерти перерождений^[7]

Оскверненные грязью, [являющейся причиной] всех страданий^[8], (3)

Существа, пребывающие в разнообразных телах, в бесконечном множестве

Рождаются и умирают, и для них освобождения^[9] не существует. (4)

Всегда они терзаемы несчастьем, Боже, и счастлив из них не бывает [никто] и никогда.

О главный средь богов, прибегнув к какому средству можно достичь освобождения, скажи, о господин! (5)

Благословенный Владыка сказал:

Слушай, о Богиня, я возглашу то, о чем меня ты вопрошаешь.

Едва об этом услышав, из круговерти перерождений освобождается человек. (6)

Существует, о Богиня, имеющий природу высшего Брахмана неделимый Шива^[10],

Всеведущий, творец вселенной и ее владыка, пречистый и единый, (7)

Сияющий собственным светом, не знающий ни начала, ни конца, чуждый изменениям, выше высшего [стоящий] ^[11].

Лишенный качеств, [исполненный] бытия-сознания-блаженства^[12], и его части душами зовутся^[13]. (8)

Из-за неведения, не имеющего начала, они [отделены] от него, как искры от огня.

Разделенные ограничениями, с утробы начиная^[14], деяниями, органами чувств и прочим, (9)

Являющимися причиной всех страданий, своими добродетелями и грехами скованы они.

Тело того или иного вида, жизненный срок и наслаждения,

обусловленные кармой — (10)

В каждом рождении обретают глупые люди,

А тонкое тело сохраняется вплоть до освобождения^[15], дорогая. (11)

По порядку [души заключены] в неподвижных предметах, [телах] червей, тварей, живущих в воде, птиц, животных, людей

И праведных Тридесяти [богов]^[16], а также бывают достигшими освобождения. (12)

Если, ранее сменив тысячи и тысячи телесных оболочек четырех видов^[17],

Добродетельный человек обладает знанием, то он достигает освобождения. (13)

Душам, воплощающимся в восемь миллионов четыреста тысячах [видов] тел^[18],

Без человеческого рождения знание истины не обрести. (14)

Благодаря благим заслугам, накопленным в тысячах рождений,

Иногда существо обретает тело человека,

о Парвати-[богиня]. (15)

Кто будет более худшим грешником, чем тот, кто не спасает сам себя,

Заполучив труднодостижимое человеческое тело, служащее лестницей к освобождению? (16)

Кто, родившись в превосходном [теле], чьи органы бодрости полны,

Не знает собственного блага, тот будет [подобен] самоубийце^[19]. (17)

Без тела никому не достигнуть целей жизни человека^[20],

Поэтому тело-сокровище обретя, пусть он творит благочестивые деяния. (18)

Пусть всеми силами оберегает собственное тело, оно — вместилище всему.

Пусть прилагает старание к его охране, покуда истины он не узрит. (19)

Снова деревня, снова поле, снова богатство, снова дом,

Снова благие и неблагие деяния, но [человеческое] тело вновь и вновь не [обретешь]. (20)

Люди всегда прилагают усилия к сохранению тела

И не желают его оставить, пусть даже [пораженное] проказой иль иным [тяжким] недугом. (21)

Поэтому ради [следования] дхарме следует его беречь, дхарме до́лжно следовать ради знания,

Знание [необходимо] для йоги созерцания, [благодаря которой] освобождение быстро обретешь. (22)

Если [человек] сам себя не ограждает от врагов,

Тогда кто другой ему поможет? Поэтому он будет сам себя спасать. (23)

Тот захворавший, который здесь не исцеляется от недуга, причиняющего адские страдания,

Что содеет, оказавшись в месте, где нет лекарства?^[21] (24)

Или же какой глупец будет рыть колодец, в то время как его дом пламенем охвачен?

Поэтому, пока сохраняется тело, следует истину постичь. (25)

Старость подкрадывается подобно тигрице, жизненный срок истекает словно вода из разбитого кувшина,

Недуги, точно недруги, разят, поэтому должно творить добро!^[22] (26)

Пока не пришла беда, пока не обрушились несчастья,

Пока не ослабли чувства, должно творить добро! (27)

Из-за различных дел, порожденных круговертью перерождений, не замечаешь, [как уходит] время.

Погруженное в радости и горести существо не знает блага своего. (28)

Видя глуповатых, страждущих, умерших, в беду попавших и очень несчастливых,

Человек, испивший вино заблуждения, никогда не испытывает страха. (29)

Мирские блага подобны сновидениям, юность [уходит], как [увядает] цветок,

Вся жизнь точно молнии вспышка, кто, зная об этом, будет спокоен?^[23] (30)

Сто [лет] — так мало [длится] жизнь^[24], из [этого срока] сон забирает половину,

А [вторая] половина, приходящаяся на детство, недуги, страдания и старость, также бесплодна. (31)

Разве убийцы не лишают жизни того, кто являет доверие в опасном месте,

Кто не прилагает усилий, когда нужно приступать к делам, и спит, когда бодрствовать необходимо? (32)

Когда тело подобно пене на воде, а душа, словно птица [в клетке],

[Заключена] в преходящую и неприятную круговерть перерождений, как можно сохранять бесстрашие? (33)

О зле думает как о благе, в непостоянном видит постоянство

И недостаток за пользу принимает тот, кто не знает своей смерти. (34)

Даже смотря, он не видит, даже слушая, не понимает,

Даже читая, не ведает, ослепленный твоей майей^[25]. (35)

Вовсе не осознает он, что мир этот погружен в глубокий времени океан,

Где [живут] акулы — старость, недуги и смерть. (36)

Не замечает он, что с каждым мигом стареет тело,

Как не ощущается разрушение в воде необожженного сосуда. (37)

Можно остановить ветер, разделить пространство

И волны обуздать, но нельзя замедлить течение жизненного срока. (38)

Земля горит и даже Меру [может] расколоться,

Вода в океане высыхает, что ж говорить о теле? (39)

«О мои дети, о моя жена, о мое богатство, о родичи мои», —

Смертного, бормочущего такие слова, волк времени лишает жизни. (40)

Смерть пожирает человека, который говорит, о дорогая:

«Это я создал, это я должен буду сделать, а иное не доделал»^[26]. (41)

Сделай сегодня то, чем следует заняться завтра и сделай в первую половину дня то, что должно во вторую.

Смерть не будет ждать, [ей все равно], успел ты или нет. (42)

Врага по имени смерть, приближающегося по пути, указанного старостью,

С грозным войском из болезней разве ты не видишь, мудрый? (43)

Смерть поглощает человека, пронзенного иглой надежд,

Умащенного маслом предметов чувств, поджаренного на огне ненависти и вожделения. (44)

Детей, юношей и стариков и даже тех, кто находится в утробе —

Всех умертвит смерть, таков мир этот. (45)

Брахма, Вишну, Махеша и прочие божества, существа [всех] видов

К погибели идут^[27], поэтому должно творить добро. (46)

Из-за нарушения установлений собственной варны и ашрама^[28], принятия нечистых даров

И вожделения к чужим женам и богатствам сокращается срок жизни человека. (47)

Из-за отказа от следования ведам и шастрам, отсутствия почитания наставника

И несдержанности чувств сокращается срок жизни человека. (48)

Смерть настигает существо, и неважно, суждена ли она от недугов, забот, оружия, яда, змей,

Домашнего скота иль диких животных. (49)

Душа, как пиявка с травинки на травинку, из [одного] тела в другое переходит,

Достигнув следующего тела^[29], прежнее тело оставляет. (50)

Как в одном теле [проживаются] детство, юность и старость,

Так и обретается другое тело, словно переходишь из дома в дом. (51)

Люди, совершая деяния в мире этом, [вследствие этого] вкушают радости и беды.

Об ином мире не имея представления^[30], они приходят и уходят вновь и вновь, о Деви. (52)

Какую здесь творишь карму, такую в будущем рождении пожнешь.

У древа, чьи корни поливались, плод виден на ветвях. (53)

Нищета, страдания, болезни, узы и невзгоды —

Таковы плоды дерева неуважения к душе для воплощенных. (54)

Освобождение — это отсутствие привязанности, ведь все грехи привязанностями порождены^[31].

Поэтому пусть стойкий в истине оставит привязанности и будет счастлив.

Привязанность что мудрого, что невежду вниз влечет. (55)

От привязанности всеми силами избавляться должно, если же оставить их невозможно,

То пусть привязывается к благочестивым, общение с благочестивыми людьми — лекарство. (56)

Общение с благочестивыми и различение^[32] — это два ясных ока.

У кого их нет, тот слеп, и как ему не быть заблудшим? (57)

Насколько существо впутывается в связи, приятные для сердца,

Настолько в сердце входят эти шипы страдания. (58)

Даже свое тело оставив, душа уходит, о Владычица кулы,

Так к чему же привязываться к жене, матери, отцу, сыну и иному? (59)

Круговерть перерождений есть корень страданий, погруженный в нее несчастен,

Оставивший же ее ликует, и не иной, о дорогая. (60)

Первопричину всех страданий, вместилище всех бедствий,

Обитель всех грехов — эту круговерть перерождений следует покинуть, дорогая. (61)

Те, чьи сердца неравнодушны к этой круговерти, связаны без веревки,

Пьют страшный сильный яд и рассекаемы на части без оружия, о Богиня! (62)

В начале, середине и конце весь этот мир страданием наполнен,

Поэтому, оставив круговерть рождений, стойкий в истине пусть будет счастлив. (63)

Освобождается даже тот, на кого наложены прочные деревянные и железные оковы,

Но привязанный к женщине, богатству и прочему не будет свободен никогда. (64)

У того, кого тяготят заботы о семье, ученость^[33], нравственность и прочие добродетели

Лишь гибнут постепенно, подобно необожженному сосуду, [который опустили] в воду. (65)

О горе, людей, чьи обмануты целиком умы, беспрестанно губят ненасытными желаниями

Грабители-чувства, пребывающие в теле и питающиеся предметами чувств. (66)

Как рыба, охочая до мяса, не видит железного штыря,

Так и воплощенный, жаждущий наслаждений, не замечает петли Ямы. (67)

Не различающие вреда и пользы, всегда идущие по неверному пути

И занятые наполнением живота глупцы обречены на ад^[34], о дорогая. (68)

Сон, соитие и питание одинаковы для всех существ.

[Лишь] обладающий знанием зовется человеком, невежда ж — скот^[35], о дорогая. (69)

Утром отправлением естественных надобностей, в полдень голодом и жаждой

И ночью похотью и сном связываются люди, дорогая. (70)

Погруженные в [заботы о нуждах] собственного тела, обязанностях, жене и прочем, все существа

Рождаются и умирают, о ужас, ослепленные незнанием. (71)

Занятые исполнением предписаний, [относящихся] к собственной варне и ашраму, все люди

Не ведают высшей истины и, глупые, гибнут, о Парвати-[богиня]. (72)

Иные ж обманщики, прилагающие усилия к [совершению] обрядов, увлеченные жертвоприношеньями и прочим,

С душами, полными неведения, блуждают. (73)

Довольные одними лишь названиями, занятые обрядами^[36] люди

Сбиты с толку повторением мантр, хомой и сложностью жертвоприношений. (74)

[Следуя] обетам, иссушающим тело и включающим посты и вкушение пищи один раз в день,

Глупцы неочевидное^[37] [постичь] желают, очарованные твоей майей^[38]. (75)

Какое освобождение для лишенных различения, благодаря одному лишь истязанию тела?

Разве, порушив муравейник, погибнет, о Благая, огромная змея? (76)

Занятые зарабатыванием денег мошенники, носящие притворные обличья,

Блуждают по миру, подобно мудрецам, и вводят в заблуждение других. (77)

С привязанным к мирскому счастью и утверждающим: «Я Брахмана знаток»,

[Как с] отпавшим от обоих — от Брахмана и от деяний — следует избегать общения, как с низкорожденным^[39]. (78)

Ослы и иные твари, которым домом [служит] лес, без всякого стыда

Нагими странствуют по миру, но разве йогины они?^[40] (79)

Если бы люди освобождения достигали благодаря обмазыванию землей и пеплом^[41], о Богиня,

То разве не были бы освобожденными деревенские жители, живущие среди золы и грязи? (80)

Олени и другие лесные животные

Питаются лишь травою, листвою и водой^[42], но можно ли их йогинами назвать? (81)

Лягушки, рыбы и иные [водные твари] от рождения до смерти

Обитают в Ганге и иных [священных] реках^[43], но будут ли аскетами они? (82)

Вселяя радость в сердце, читают и говорят майны и попугаи,

Но станут ли они [от этого] мудрыми в глазах людей, о Деви? (83)

Голуби питаются камнями^[44], а чатаки^[45], о Высшая владычица,

Не пьют воду с земли, но можно ли их к йогинам причислить? (84)

Свиньи и им подобные спокойно переносят жару, холод и ветер, о дорогая,

И несъедобное от съедобного не отличают, но станут ли [благодаря этому] йогинами они? (85)

Поэтому эти и прочие деяния лишь вводят в заблуждение людей.

Причина же освобождения, воочию, знание истины^[46], о Повелительница кулы^[47]. (86)

Скоты, упавшие в глубокий колодец учений шести философских школ^[48],

Подлинным духовным знанием^[49] не обладают, связанные веревками для скота^[50]. (87)

Незадачливые философы^[51] здесь и там тонут в ужасном океане вед и шастр,

Где их поглощают волны времени и акулы пожирают. (88)

Подобны карканью вороны все речи того лицемера,

Который, будучи осведомленный в ведах, агамах и пуранах, подлинным духовным знанием^[52] не обладает. (89)

«Это знание, это предмет познания», — наполненные такими мыслями,

Они читают [веды] беспрестанно, о Богиня, от высшей истины отвратившие лицо. (90)

С умом, занятым трактатами о стихотворных размерах, афоризмах и поэтических украшениях^[53],

Глупцы не избавляются ни от страданий, ни от волнения чувств. (91)

Одно дело — высшая истина, другое — как ее понимают люди,

Одно дело — подлинная суть шастр, другое — какое им дается объяснение^[54]. (92)

Они рассказывают о «состоянии вне ума»^[55], но сами его не ощущают,

Иные из них, пораженные самостью, наставлений лишены^[56]. (93)

Они читают веды и шастры и друг с другом спорят,

Но не знают высшей истины, как ложка — вкуса еды. (94)

Голова несет цветы, а нос знает аромат.

[Многие] веды и шастры читают, но редок ведающий смысл. (95)

Не видя, что истина пребывает в нем самом, глупец блуждает среди шастр,

[Подобно тому, как] неразумный пастух в колодце высматривает козла, что в загон вернулся. (96)

Знание, полученное посредством словесного свидетельства^[57], не способно избавить от наваждения круговерти перерождений,

Также как и разговоры о светильнике никогда не рассеивают тьму. (97)

Лишенному разума изучать [шастры] все равно что слепому в зеркало смотреться.

Лишь для разумного шастры — источник истины, о Деви. (98)

Одни впереди, другие сзади, а третьи сбоку,

Истина такая или другая — так друг с другом спорят

Люди, прославленные ученостью, щедростью, доблестью и иными добродетелями. (99)

Если нет непосредственного восприятия, то к чему о постижении говорить?

Таким образом те, кто сбит с толку шастрами, далеко [от подлинного знания] стоят, без сомнения. (100)

«Это знание, это предмет познания», — повсюду он желает слышать,

И даже живя тысячу лет, до предела шастр не дойдет, о Деви. (101)

Многочисленны веды и прочие [священные тексты], и мириады препятствий для их изучения, включая мимолетность жизни.

Поэтому следует постичь суть, как гусь [отделяет] молоко от воды^[58]. (102)

Изучив все шастры и постигнув истину, мудрый человек

Пусть их оставит, подобно тому, как стремящийся обрести зерно [выбросит] солому. (103)

Как для насытившегося амритой не будет нужды в [обычной] пище,

Так и для постигшего истину необходимость в шастрах отпадает. (104)

Изучение вед и шастр — это не путь к освобождению,

Но лишь благодаря знанию происходит оно, и не иначе, о та, которая героями чтима!^[59] (105)

Не ашрамы ведут к освобождению, не учения философских школ^[60]

И шастры, но лишь знание ему причина. (106)

Лишь слово наставника освобождение дарует. Обманчивы все науки^[61].

Оно же единственно от бремени страданий избавляет. (107)

Недвойственная [истина], возвещенная Шивой, без усилий, [связанных с совершением] обрядов^[62],

Из уст наставника постигается, но не благодаря мириадам агам^[63]. (108)

Двух видов бывает знание: произошедшее из агам и возникшее из различения^[64].

[Знание], произошедшее из агам, это Шабдабрахман, а возникшее из различения — Парабрахман. (109)

Одни желают недвойственности, а другие — двойственности,

Но [и те, и другие] не ведают моей истины, недвойственности и двойственности чуждой. (110)

Два слова [ведут отдельно] к узам и освобождению — «мое» и «не мое».

[Словом] «мое» связывается существо, а [словом] «не мое» освобождается оно^[65]. (111)

То дело [праведно], что в узы не ввергает, то знание [подлинно], что освобождение дарует.

Иное же дело [связано] с усилием, иное ж знание это [только] мастерство. (112)

Пока пылает [пламя] вожделения, пока есть устремление к бренному миру,

Пока непостоянны чувства, какой об истине будет разговор? (113)

Пока одолевают заботы, пока возникают желания,

Пока ум не устойчив, какой об истине будет разговор? (114)

Пока [человек] себя отождествляет с телом и им самолюбие владеет,

Пока наставник к нему не явит милосердия, какой об истине будет разговор? (115)

До тех пор [есть нужда] в подвижничестве, обетах, тиртхах, джапе, почитании и хоме

И в рассказах о ведах, агамах и шастрах, пока истину не постигнул [человек]. (116)

Поэтому, прилагая все силы, во всех состояниях и беспрестанно

Пусть будет он стойким в истине, о Деви, если желает освобождения для себя. (117)

Пусть мучимый тремя видами страданий^[66] найдет прибежище в тени древа освобождения,

Чьи цветы — знание и закон и чей плод — небесный мир. (118)

К чему же много слов? Слушай тайну,

о Парвати-[богиня],

Без учения кулы не бывает освобождения, истина это, без сомнения. (119)

Поэтому истину небес я возглашаю, ее постигнув из уст святого гуру,

Легко обрести освобождение из ужасной круговерти рождений, о Богиня. (120)

Итак, я вкратце рассказал тебе о положении и знании души, о дорогая.

О Владычица кулы, о чем еще желаешь ты услышать? (121)

Такова в Шри-Куларнава-тантре, [являющейся] вратами освобождения, в великой тайне, наилучшей средь всех агам, насчитывающей сто тысяч стихов, в пятой части, в Урдхвамная-тантре первая глава, называемая «Положение души».

Примечания

1

1.1(1). Восседающего на вершине Кайласы (kailāsa-śikharāsīnaṃ) — Кайласа это священная гора индуизма и буддизма, находящаяся на юге Тибетского нагорья на территории Китая в 25 км к северу от озера Манаса. Считается местопребыванием Шивы и Парвати. До сих пор остается непокоренной альпинистами [Индуизм 1996: 221; Bhattacharyya 1999: 163].

2

1.1(1). Наставника мира (jagad-gurum) — согласно комментарию «Уманга», есть только один гуру — Шива, и в образе человеческого гуру следует видеть этого бога. Также в комментарии приводится точка зрения других текстов по вопросу о том, кто является гуру всего мира. В ТРТ утверждается, что это изначальная Шакти (ādyā-śakti), в «Крама-дипике» — Кришна, а в ЙогиниТ — Адинатха Махакала [Kulārṇavatantra 2018: 1].

3

1.2(1). О почтенный — в оригинале bhagavan. Согласно Апте, слово bhagavant (женский род — bhagavatī) может обозначать «славный, почтенный, божественный, святой» [Apte 1988: 398], в своем же первоначальном значении это «владеющий долей» [Дубянский 1999: 141]. Это слово служит эпитетом богов (прежде всего Вишну и Шивы), полубожественных существ и любых святых и почитаемых персонажей (например, Будды и Джины Махавиры) [Apte 1988: 398].

4

1.2(1). учредитель пяти жертвоприношений (pañca-kratu-vidhāyaka) — речь идет о пяти ежедневных «великих жертвоприношениях» или актах благочестия, которые должен совершать каждый домохозяин (gṛhastha): 1) возлияние в священный огонь жертвенного масла для богов (deva-yajña); 2) приношение риса духам (bali-yajña, bhuta-yajña); 3) приношение рисовых шариков (piṇḍa) предкам (pitṛ-yajña); 4) изучение ведийских текстов — жертва Брахману (brahma-yajña); 5) гостеприимство — жертва людям (mānuṣya-yajña) (МнДхШ 3.69–70) [Законы 1992: 59]. Названия этих пяти жертвоприношений приводятся и в комментарии «Уманга» [Kulārṇavatantra 2018: 2].

5

1.2(2). тот, кого благодаря преданности легко достигнуть (bhakti-sulabha) — понятие bhakti «преданность» является одним из центральных в индуизме. Впервые оно встречается в БхГ. Преданность подразумевает не только почитание божества, но и постоянную мысленную сосредоточенность на нем [Индуизм 1996: 94–101].

6

1.3(1). О Повелитель кулы — в оригинале kuleśa. Согласно комментарию «Уманга», это эпитет Шивы, а слово «кула» употребляется здесь в значении «Шакти» [Kulārṇavatantra 2018: 2], см. Словарь предметов и терминов.

7

1.3(2). круговерти перерождений — в оригинале saṃsāre. «Круговерть перерождений» (saṃsāra) — это одно из центральных понятий индуистского мировоззрения, связанное с представлениями о реинкарнации. В индуизме понимается как мир перевоплощений индивидуального Атмана в разных телах и различных сферах бытия. Смена телесных оболочек в сансаре определяется законом кармы [Лысенко 2009(г): 712–715].

8

1.3(2). Оскверненные грязью, [являющейся причиной] всех страданий — в оригинале sarva-duḥkha-malīmasāḥ. Комментарий «Уманга» указывает на то, что под «грязью» (mala) подразумевается термин из философии шиваитских агам, включающий три составляющие:

1) анава (aṇava) — мала — врожденное неведение, присущее всем душам, скрывающее их божественную природу и заставляющее отождествлять себя с индивидуальным «эго»;

2) майия (māyīya) — мала — загрязненность многообразием. Лишенные самодостаточности существа ощущают себя обделенными и стремятся компенсировать свою неполноценность обладанием внешними предметами;

3) карма (karma) — майя — загрязненность кармой. Проявляется в форме страданий, которые испытывают существа за совершенные ими поступки [Дмитриева 2009(а): 500–501; Радхакришнан 1994, 2: 655–657; Kulārṇava Tantra 2017: 131; Kulārṇavatantra 2018: 2].

9

1.4(2). Освобождения (mokṣo) — одно из центральных понятий индуистского мировоззрения, окончательное и бесповоротное освобождение от бесконечной цепи перерождений (saṃsāra). Согласно комментарию «Уманга», речь идет об освобождении от пут неведения [Kulārṇavatantra 2018: 2].

10

1.7(1). имеющий природу высшего Брахмана, неделимый Шива (para-brahma-svarūpo niṣkalaḥ śivaḥ) — в философии шиваизма Шива отождествляется с абсолютом-Брахманом. Как пишет С. Радхакришнан, «высшая реальность называется Шивой и рассматривается как нечто безначальное, беспричинное, лишенное недостатков, делающее все и всезнающее, как то, что освобождает индивидуальную душу от сковывающих ее уз» (цит. по: [Радхакришнан 1994, 2: 652]).

11

1.8(1). выше высшего [стоящий] (parāt paraḥ) — часто встречающееся в тантрических текстах определение, указывающее на наивысший уровень проявления божества [Tāntrikābhidhānakośa 2013: 397].

12

1.8(2). исполненный бытия-сознания-блаженства (sac-cid-ānandas) — традиционное определение Парабрахмана в веданте. При этом, согласно Шанкаре, речь идет не о трех разных характеристиках, но о собственной природе (svarūpa) Брахмана [Исаева 2009(в): 732].

13

1.8(2). и его части душами зовутся (jīva-saṃjñakāḥ) — как «душа» здесь переведено слово jīva, которое первоначально означало «жизненное начало в человеке», а затем этим словом стал именоваться индивидуальный дух отдельного существа, в противоположность безличному духовному началу [Индуизм 1996: 174]. В комментарии «Уманга» утверждается, что душа по своей природе не отлична от Шивы, однако разделение между ними происходит на уровне эмпирической реальности (vyavahāra). Душа вечно сияет светом сознания, однако она не обладает полным сознанием, которое есть только у Шивы [Kulārṇavatantra 2018: 3]. В адвайта-веданте приводится пример акаши (эфира), который кажется разделенным из-за расставленных в нем глиняных горшков. Как только эти сосуды убирают, изначальное единство акаши восстанавливается. Так и душа осознает свое тождество с абсолютом [Исаева 2009(г): 821].

14

1.9(2). Разделенные ограниченьями, с утробы начиная (garbhādyupādhi-saṃbhinnāḥ) — как «ограничение» здесь переводится слово upādhi (санскр. «приближаться, входить»). Это понятие получило развитие в философии адвайта-веданты. «Ограничением» именуется то, что побуждает душу забыть свою истинную природу Брахмана и отождествлять себя с ограничениями, иллюзорно существующими предметами, например, с телом [Там же].

15

1.11(2). А тонкое тело сохраняется вплоть до освобождения (sūkṣma-liṅga-śarīrantadāmokṣād akṣayaṃ) — «тонкое тело» это незримая структура, которая образует связь между физическим телом и Атманом и в некоторых школах индийской философии служит для объяснения реинкарнации. Синонимом понятия «тонкое тело» выступает «знаковое тело» (liṅga-śarīra). Как мы видим в данном случае, в оригинале употребляются и слово sūkṣma-, и слово liṅga-. Истоки представлений о «тонком теле» восходят к поздневедийскому периоду. Специально концепция «тонкого тела» начала разрабатываться в санкхье. Считалось, что «тонкое тело» сохраняется и после смерти физического тела и исчезает только при достижении освобождения [Исаева 2014: 294; Шохин 2009(в): 763–767]. О концепции трех тел см. примеч. к 7.65(2).

16

1.12(2). Тридесяти [богов] (tridaśās) — в индийской мифологии число богов круглым счетом составляет тридцать, хотя их насчитывается гораздо больше, см. примеч. к 3.9(2). В эту группу входят 12 адитьев, 8 васу и 10 рудр.

17

1.13(1). телесных оболочек четырех видов (catur-vidha-śarīrāṇi) — древнейшая из известных нам в индуистских текстах классификаций живых существ по способу их рождения предполагает их деление на три группы: «рожденные из яйца» (aṇḍa-ja), «рожденные от живых» (jīva-ja), или млекопитающие, и «рожденные из ростка» (udbīja-ja) (ЧхУ VI.3.1). Но, начиная с АйтУ, к ним добавляется четвертый вид — «рожденные из пота» (sveda-ja) (III.3), и эта четырехчастная классификация закрепляется в поздних упанишадах (например, МайУ III.3) [Махабхарата 1987: 658].

18

1.14(1). в восемь миллионов четырехста тысячах [видов] тел (catur-aśīti-lakṣeṣu śarīreṣu) — традиционное число видов живых существ, встречающееся в санскритских текстах. См., например, ГП (2.2) [Тюлина 2003: 124].

19

1.17(2). тот будет [подобен] самоубийце (sa bhaved ātma-ghātakaḥ) — самоубийство осуждается в индуизме как большой грех. «<…> тому, кто сломлен горем, нетрудно расстаться с жизнью, гораздо труднее — нести в себе горе и жить», — говорит один из героев романа Баны «Кадамбари» (цит. по: [Бана 1995: 259]). В ДБхП (II.9.16–22) юный подвижник Руру после гибели своей невесты Прамадвары, укушенной змеей, сначала подумывает о совершении самоубийства, но затем отказывается от этой идеи, признавая, что самоубийство — это грех [Девибхагавата-пурана 2018, 1: 168]. Исключением является прайопавеша (prāyopaveśa) — добровольная смерть от голода в случае неизлечимой болезни. Существует и другой вариант — утопление в священных водах Ганги. В последнем случае самоубийца, как правило, привязывал к себе кувшины с водой или песком, чтобы гарантированно пойти ко дну [Мукундорам 1980: 252; Субрамуниясвами 1997: 721; Apte 1988: 377].

20

1.18(1). целей жизни человека (puruṣārtho) — речь идет о целях человеческой жизни (puruṣārtha), к которым должен стремиться каждый индуист. Эти цели включают: 1) Закон (dharma) — исполнение семейных обязанностей, религиозных обрядов и др.; 2) Польза (artha) — полезная деятельность, обеспечивающая материальное благополучие; 3) Любовь (kāma) — чувственная любовь как источник наслаждения и воспроизведения жизни. Достижение этих первых трех целей позволяет перейти к четвертой — Освобождению (mokṣa), под которым подразумевается освобождение от уз бытия, выход за пределы сансары (к первым трем целям mokṣa добавилась, возможно, лишь к середине I тыс. н. э.) [Индуизм 1996: 451; Махабхарата 1987: 263; Шохин 2009(б): 669–671].

21

1.24(2). оказавшись в месте, где нет лекарства — gatvā nirauṣadhaṃ sthānaṃ. Согласно комментарию «Уманга», под лекарством подразумевается садхана. Садханой можно заниматься только в этом мире, поэтому «место, где нет лекарства» — это другой (загробный) мир. Стало быть, надо посвящать себя садхане, пока живешь в этом мире [Kulārṇavatantra 2018: 3].

22

1.26. Старость подкрадывается, подобно тигрице, жизненный срок истекает, словно вода из разбитого кувшина, / Недуги, точно недруги, разят, поэтому должно творить добро! — в оригинале vyāghrīvāste jarā cāyuryāti bhinna-ghaṭāmbu-vat / nighnanti ripu-vad rogāstasmacchreyaḥ samācaret. В данной строфе речь идет о прямом сравнении (śrauti), поскольку в оригинале выражено с помощью компаративов iva и vat [Гринцер 1987: 74].

23

1.30. Мирские блага подобны сновидениям, юность [уходит], как [увядает] цветок, / Вся жизнь точно молнии вспышка, кто, зная об этом, будет спокоен? — в оригинале saṃpadaḥ svapna-saṅkāśā yauvanaṃ kusumopamam / taḍiccañcalam āyuśca kasya syajjānato dhṛtiḥ. Здесь мы можем видеть косвенное сравнение, при котором используются компаративы saṅkāśa и upama [Там же].

24

1.31(1). Сто [лет] — так мало [длится] жизнь (śataṃ jīvitam atyalpaṃ) — с древнейших времен индийцы считали, что нормальной продолжительностью человеческой жизни является сто лет. В частности, в заговоре на долгую жизнь в АВ сказано: «Приди сюда к свету живущих! Я беру тебя для жизни в сто осеней» (цит. по: [Атхарваведа 1995: 183] (в древней Индии счет годам велся не по летам, а по осеням или по периодам дождей [Там же: 339]).

25

1.35(2). ослепленный твоей майей (tava-māyā-vimohitaḥ) — майя это один из главных принципов индуизма, первоначально означавшая «сверхъестественную силу, магическую энергию Бога» и часто переводимая как «иллюзия». В шактизме майя рассматривается в качестве субстанции Деви, то есть реальной и материальной силы. Она находится внутри утробы Шакти и является потенциальной в пралае и актуальной во время миропроявления. Под управлением Шакти майя развертывается в материальные элементы и физические части всех существ [Исаева 2009(б): 496–497; Пахомов 2002: 95; Радхакришнан 1993, 2: 663–664]. Подробнее о развитии понятия «майя» см. [Pintchman 1994: 87–96].

26

1.41(2). а иное не доделал — в оригинале kṛtākṛtam. Согласно Апте, сложное слово kṛtākṛta означает «сделанный и несделанный», т. е. «сделанный частично, незавершенный» [Apte 1988: 159].

27

1.46. Брахма, Вишну, Махеша и прочие божества, существа [всех] видов / К погибели идут (brahmā-viṣṇu-maheśādi-devatā bhūta-jātayaḥ / nāśam evānudhāvanti) — в индийской мифологии даже боги смертны, хотя они и отличаются огромной продолжительностью жизни. Согласно индуистскому летоисчислению, установленному в пуранах, 360 человеческих лет составляют один божественный год (divya-varṣa). Двенадцать тысяч божественных лет приравниваются к одной махаюге, состоящей из четыре юг: Сатья, Трета, Двапара и Кали (в европейской традиции это золотой, серебряный, медный и железный века. Мы живем в Кали-югу, которая началась в полночь 18 февраля 3102 г. до н. э.). Семьдесят одна махаюга составляет одну манвантару, а четырнадцать манвантар — одну кальпу (день Брахмы). Две кальпы соответствуют суткам Брахмы, следовательно, год Брахмы включает 720 кальп, и Брахма живет сто таких лет. В переводе на наше обычное летоисчисление получаются огромные цифры. Так махаюга соответствует 4320 тыс. человеческих лет (или 12 тыс. божественных), манвантара — 306720 тыс. человеческих лет, с перерывами между манватарами примерно по 2 млн лет, кальпа — 4320 млн лет, год Брахмы — 309173760000 лет, а вся жизнь Брахмы — 309173760000000 лет [Бируни 1995: 317–318; Индуизм 1996: 272].

28

1.47(1). установлений собственной варны и ашрама — в оригинале sva-sva-varṇāśramācāra-laṅghanād. Как отмечает Л. Б. Алаев, концепция четырех варн и четырех ашрамов, постоянно упоминаемая в санскритской литературе, носит сугубо теоретический, отстраненный от жизни характер. Варны представляют условные социальные градации, в реальности имело значение принадлежность не к варне, а к касте (jāti). Деление жизни человека на четыре ашрама (в теории, кстати, оно касается лишь представителей трех высших варн) также носит искусственный характер, поскольку сколько-нибудь массового прохождения индуистов через все четыре ашрама никогда не наблюдалось [Алаев 2021: 69–70, 194–195].

29

1.50(2). следующего — в оригинале paramaṃśena. По-видимому, включение сюда этого слова является ошибкой переписчика. Поэтому я принимаю вариант манускриптов ka, kha и gha: uttaraṃ dehaṃ [Kulārṇava Tantra 2017: 136].

30

1.52(2). Об ином мире не имея представления — в оригинале paratrājñānino. Согласно комментарию «Уманга», сюда относятся три категории людей: 1) те, кто вообще ничего не знает об ином мире; 2) те, кто обладает знанием, но ничего не делает в связи с этим, чтобы достичь освобождения; 3) те, кто сознательно не верит, к последней категории принадлежат атеисты (чарвака) [Kulārṇavatantra 2018: 11].

31

1.55(1). все грехи привязанностями порождены (doṣāḥ sarve ca saṃga-jāḥ) — в комментарии «Уманга» в связи с этим местом пересказывается содержание стихов БхГ 2.62–63 [Бхагавадгита 1999: 22–23].

32

1.57(1). различение — в оригинале vivekaśca. В данном месте в комментарии «Уманга» это слово никак не поясняется, однако такое пояснение мы находим при комментировании 1.109(1).

33

1.65(1). ученость — в оригинале śruta, букв. «услышанное» или «наслышанность», поскольку в индуистской культуре ценилось именно устное слово. Ср. с европейским подходом, где с ученостью ассоциируется прежде всего начитанность.

34

1.68(2). глупцы обречены на ад (‘budhā nārakāḥ) — в индуистских текстах идея круговерти перерождений, или сансары (см. примеч. к 1.3(2)), сочетается с древними представлениями о посмертном существовании души в раю или аду. Перед тем, как получить новое тело, душа в зависимости от своей кармы попадает либо на небеса, либо в ад и лишь оттуда возвращается на землю [Лысенко 2009(г): 714]. Таким образом, пребывание ни в раю, ни в аду не является вечным [Tantra 1913: 37].

35

1.69(2). [Лишь] обладающий знаниями зовется человеком, невежда ж — скот (jñānavān mānavaḥ prokto jñāna-hīnaḥ paśuḥ) — для многих эзотерических традиций характерно противопоставление немногих посвященных подавляющему большинству людей, состоящему из профанов. У тантриков слово «скот» (paśu) — это не пейоратив, но обозначение одного из трех типов людей (bhāva) по их степени пригодности к тантрической практике. Согласно тантрическим текстам, эти типы составляют пашу, вира и дивья. Пашу (paśu, «скот») именуются обычные люди, профаны, кто стоит вне рамок тантрического «левого пути» (vāmācāra) и может следовать только «правому пути» (dakṣiṇācāra), чьи предписания не противоречат установлениям вед. Вира (vīra, букв. «герой») — это адепт «левого пути», имеющий допуск на обряды, где используются пять макар (панчамакара, pañca-mākāra), при этом им не должны владеть ни сомнение, ни страх, ни сожаление. Таким образом, преодолевается двойственное разделение на добро и зло, чистое и нечистое, уничтожается привязанность к искусственно разделенному миру и обретается целостное видение. Наконец, к категории дивья (divya, букв. «божественный») относят высших наставников и святых Тантры [Кинсли 2008: 104; Bharati 1975: 229–230; Feuerstein 1998: 203: 118–119].

36

1.74(1). занятые обрядами — в оригинале karma-kāṇḍa-ratā. Согласно Апте, сложное слово karma-kāṇḍa обозначает раздел вед, относящийся к обрядности и заслугам, обретаемым благодаря ее выполнению [Apte 1988: 137].

37

1.75(2). неочевидное — в оригинале parokṣam. Согласно Апте, слово parokṣa означает «находящийся вне пределов зрения, невидимый, недоступный наблюдению» [Apte 1988: 325]. Как указывается в комментарии «Уманга», это знание, полученное из вед или от авторитетной личности, такое знание и является истиной [Kulārṇavatantra 2018: 15].

38

1.75(2). очарованные твоею майей (māyā-vimohitāḥ) — см. примеч. к 1.35(2).

39

1.78(2). следует избегать общения, как с низкорожденным (tyajed antyajaṃ yathā) — словом antya-ja (antya «последний», — ja «рожденный») обозначались представители самых низших каст, которых насчитывалось семь, включая чандал, собакоедов и т. д. [Apte 1988: 27]. Монье-Вильямс приводит такой список данных каст: прачки, кожевники, мимы, плетенщики, рыбаки, меды (meda — живущие низкими занятиями) и горцы (или лесные жители) [Monier-Williams 2015: 44]. Иной вариант списка можно отыскать у Бируни: белильщики, сапожники, фокусники, плетельщики корзин и щитов, корабельщики, рыбаки, охотники за зверями и птицами и ткачи [Бируни 1955: 124].

40

1.79(2). Нагими странствуют по миру, но разве йогины они? (loke <…> digambaraḥ / caranti) — в Индии с давних пор существовала традиция для странствующих аскетов всегда оставаться полностью обнаженными. В этом случае нагота означает отрешенность от мира. Именно таким перед нами предстает в БхП (I.19.25–28) сын Вьясы Шука [Шримад-Бхагаватам 1990: 479–480]. Из исторических источников известно, что Александр Македонский встретил на северо-западе Индии обнаженных мудрецов, которых греки называли гимнософистами («нагими философами») [Страбон 1994: 664–666]. Позднее эту традицию продолжили капалики и каламукхи [Lorenzen 1960: 69, 108] и до наших дней сохранили агхори [Свобода 2017: 150, 266] и джайны-дигамбары («облаченные в стороны света») [Индуизм 1996: 496].

41

1.80(1). благодаря обмазыванию землей и пеплом (mṛd-bhasma-mrakṣaṇād) — аскеты-шиваиты нередко живут недалеко от мест кремации и используют пепел от сожжения мертвых тел для натирания тела как символ отрешенности от всех мирских вещей [Feuerstein 2011: 65–66].

42

1.81(2). Питаются лишь травою, листвою и водой (tṛṇa-parṇodakāhārāḥ) — традиционный рацион аскетов-отшельников в санскритской литературе. См., например, Рамаяна III.1.7; 13.13 [Рамаяна 2014: 7, 55].

43

1.82(2). Обитают в Ганге и иных [священных] реках (gaṅgādi-taṭinī-sthitāḥ) — культ священных рек в Индии, возможно, восходит еще к доарийскому периоду. В ведийскую эпоху наибольшим почитанием были окружены Синдху и Сарасвати, а в более позднее время первое место по святости заняла Ганга. Однако, кроме нее, почитаются практически все крупные реки (обычно персонифицируемые богиней того же имени, за исключением Брахмапутры («сына Брахмы») [Индуизм 1996: 366].

44

1.84(1). Голуби питаются камнями (pārāvatāḥ śilāhārāḥ) — голуби, как и многие другие птицы, питающиеся зерном, глотают камни, которые затем служат для перетирания проглоченного зерна. Таким образом, камни заменяют этим птицам зубы.

45

1.84. а чатаки <…> Не пьют воду с земли (cātakāḥ / na pibanti mahī-toyaṃ) — чатака это вид индийской кукушки Cucculus melanoleucus, которая, по поверью, не может пить воду, наклоняя голову, и поэтому утоляет жажду каплями дождя, ожидание которого символизирует в поэзии любовную тоску [Бхартрихари 1979: 113; Махабхарата 1987: 796].

46

1.86(2). знание истины — в оригинале tattva-jñānaṃ. Согласно комментарию «Уманга», это знание тождества Атмана и Брахмана [Kulārṇavatantra 2018: 17].

47

1.79–86. В этих строфах используется аланкара вьятирека. Согласно Дандину, «когда сходство между двумя вещами передано словами или подразумевается, но тут же указывается на их различие — речь идет о вьятиреке» («Кавья-дарша» 2.180) (цит. по: [Гринцер 1987: 88]).

48

1.87(1). учений шести философских школ — в оригинале ṣaḍ-darśana. Имеются в виду шесть «ортодоксальных» философских школ, признающих авторитет вед: ньяя, вайшешика, миманса, веданта, санкхья и йога [Индуизм 1996: 161–162].

49

1.87(2). Подлинным духовным знанием — в оригинале paramārthaṃ. Согласно Апте, слово paramārtha означает «высочайшая истина, подлинное духовное знание, знание о Брахмане, или Высшем духе» [Apte 1988: 317].

50

1.87(2). связанные веревками для скота — в оригинале paśu-pāśa-niyantritāḥ. В данном случае слово paśu («скот») означает душу. Что касается понятия pāśa «веревка, узы», то, согласно одному из вариантов, приводимых в «Уманге», насчитывается восемь уз: презрение (ghṛṇā), стыд (lajjā), страх (bhaya), скорбь (śoka), отвращение (jugupsā), родовитость (kula), нравственность (śīla) и каста (jāti) [Kulārṇavatantra 2018: 18].

51

1.88(1). Незадачливые философы — в оригинале kutārkikāḥ.

52

1.89(2). подлинным духовным знанием — в оригинале paramārthaṃ, см. примеч. к 1.87(2).

53

1.91(1). поэтических украшениях — в оригинале kāvyālaṅkāra. Слово kāvya означает художественную поэзию [Apte 1988: 147].

Под alaṅkāra (букв. «украшение», это слово часто остается без перевода) подразумеваются разнообразные стилистические обороты, придающие языку художественную выразительность (подробнее об аланкарах см. [Гринцер 1987: 56–140]).

54

1.92(2). объяснение — в оригинале vyākhyāṃ, см. [Apte 1988: 539].

55

1.93(1). «состояние вне ума» (unmanī-bhāvaṃ) — здесь речь идет о состоянии унмани («безмыслия»), в КуларнаваТ (8.81) это шестой из семи тантрических экстазов (ullāsa). Адепт на этой ступени испытывает чувство экстаза, осознавая Шакти и абстрагируясь от органов чувств и от ума. Достигается в практике некоторых мудр [Ферштайн 2002(б): 548; Элиаде 2012: 157; Bhattacharyya 2005: 445]. Согласно тексту, цитируемому Джаяратхой в комментарии на «Тантралоку» (1.63), это высший способ бытия Шивы [Tāntrikābhidhānakośa 2000: 235]. Как пишет Л. Сильбёрн: «Кундалини поднимается из межбровного центра (бхру) вне сушумны как всепронизывающее космическое Сознание, свободное от мысли (унмана)» (цит. по: [Сильберн 2018: 286]).

56

1.93(2). наставлений лишены (upadeśa-vivarjitāḥ) — т. е. наставлений гуру.

57

1.97(1). Знание, полученное посредством словесного свидетельства — в оригинале śabda-bodho. В большинстве школ индийской философии словесное свидетельство (śabda) является одним из средств достоверного познания (pramāṇa). Под этим свидетельством подразумевается прежде всего свидетельство вед [Лысенко 2009(в): 634–636]. Как поясняется в комментарии «Уманга», такое знание не может избавить от заблуждения и привести к освобождению [Kulārṇavatantra 2018: 20]. Таким образом, здесь проявляется критическое отношение индуистского тантризма к авторитету вед.

58

1.102(2). гусь отделяет млеко от воды (kṣīraṃ haṃsa ivāmbhasaḥ) — по поверью индийцев, гусь способен из воды, смешанной с молоком, выпить одно молоко, оставив чистую воду [Бхартрихари 1979: 109].

59

1.105(2). о та, которая героями чтима (vīra-vandite) — т. е. садхаками, принадлежащими к категории «героев» (vīra) [Kulārṇavatantra 2018: 21], см. примеч. к 1.69(2).

60

1.106(1). учения философских школ (darśanāni) — см. примеч. к 1.87(1).

61

1.107(1). Лишь слово наставника освобождение дарует, обманчивы все науки (mukti-dā guru-vāgekā vidyāḥ sarvā viḍambakāḥ) — в индуистском тантризме фигура гуру обретает огромное значение, потому что лишь он, будучи приравнен по статусу к божеству, способен направлять продвижение ученика по духовному пути. Именно гуру передает в устной форме ученику сведения, на которые в тантрических текстах могут содержаться только намеки [Пахомов 2009: 772]. В комментарии «Уманга» слово guru разбирается так: g дарует совершенства (siddhi), r — сжигает грехи, а u — это сам Шива. Приводится также мнение РЯТ, что гуру является основой всего мира и что его милостью ученик достигает освобождения [Kulārṇavatantra 2018: 22].

62

1.108(1). без усилий, [связанных с совершением] обрядов — в оригинале kriyāyāsa-vivarjitam.

63

1.108(2). Из уст наставника постигается, но не благодаря мириадам агам (guru-vaktreṇa labhyate nānyathāgama-koṭibhiḥ) — см. примеч. к 1.107(1). В комментарии «Уманга» приводится истолкование происхождения слова āgama, содержащееся в РЯ: это то, что пришло (āgata) из уст Шивы, ушло (gata) в уста Дочери гор и установлено (sammata) Васудевой [Kulārṇavatantra 2018: 22]. О подобной этимологии слова āgama сообщает также Н. Бхаттачарья [Bhattacharyya 2015: 52].

64

1.109(1). из различения — в оригинале viveka. Согласно комментарию «Уманга», имеется в виду различение между преходящими и непреходящими вещами [Kulārṇavatantra 2018: 23].

65

1.111. Два слова [ведут отдельно] к узам и освобождению — «мое» и «не мое». / [Словом] «мое» связывается существо, а [словом] «не мое» освобождается оно (dve pade bandha-mokṣāya mameti nirmameti ca / mameti bādhyate jantur na mameti vimucyate) — таким образом, садхака должен полностью отказаться от чувства собственничества. Ср. БхГ XIV.50.29: «Два слога — это смерть; три слога — извечный Брахман. «Мое» — это смерть, «не мое» — это вечность!» (цит. по: [Махабхарата 2003: 99]). Параллели этой мысли встречаются и в христианстве. Б. Л. Смирнов в своем комментарии к этому месту цитирует Иоанна Златоуста: «В мире до тех пор будет зло, пока будут существовать два слова: „твое“ и „мое“» [Анугита 1977: 154].

66

1.118(1). мучимый тремя видами страданий (tāpa-trayārti-santaptāś) — в санскритских текстах выделяется три вида страданий: вызванные внутренними причинами, другими существами и сверхъестественными причинами [Durgā Saptaśatī 2012: 640–641; Saptaśati-sarvasvam 2001: 418]. Ср. «Вьяса-бхашья», комментарий на «Йога-сутры» Патанджали: «Страдание (бывает трех видов): вызываемое внутренними (причинами), другими существами и сверхъестественными (причинами)» [Классическая йога 1992: 100], а также ср. «Санкхья-карика-бхашья» Гаудапады (комментарий на «Санкхья-карику» Ишваракришны): «Тройственное страдание — страдание от себя, от живых существ и от божеств» (цит. по: [Лунный свет 1995: 111]).