Распахнутые двери. Рассказы и рассказики о хороших людях

Светлана Тортунова

В книге собраны рассказы о жизни большой московской семьи, о ее истории, традициях, праздниках и любви на фоне истории нашей страны.

Камчатка

Светлана Тортунова

Папа работал на Камчатке горным инженером, а мы с мамой и братьями жили в Москве, в коммуналке на Большой Почтовой. Папа приезжал в Москву в отпуск, но это случалось редко, всего-навсего раз в год, а все остальное время мы по нему скучали. Очень сильно скучали.

И вот однажды, в конце сороковых, мама как-то утрясла вопросы на работе, в наших с братьями школах, и мы поехали к отцу!

Сначала долго ехали через всю страну на поезде, я даже не помню, сколько, может, две недели, может, месяц. Поезд подолгу стоял на всех полустанках, брат бегал за кипятком, мама покупала на станциях вареную картошку и яйца…

Наконец приехали. Нет, пока еще не на Камчатку, а во Владивосток. Дальше — морем. Пассажиров погрузили в катер и повезли к стоящему на рейде большому кораблю. И почему-то весь катер был полон детей и женщин, наверное, так же, как мы, к отцам и мужьям ехали. Подъехали к кораблю. Корабль высоченный, до неба. А катер маленький. Как наверх забираться? Тут сверху сбрасывают лестницу, веревочную. Ветер, она шатается, ходит из стороны в сторону, а по ней — раз — матрос ловко спускается вниз, как кошка. Я даже не заметила, как он руками и ногами перебирал, до того быстро спустился. Улыбнулся, рукой помахал и стал женщин наверх подсаживать. Которые побойчее, быстро залезли, а остальные сбились в кучку и сидят. Тогда матрос крикнул что-то и сверху корзину спустили, большую, в такой, наверное, медведь пирожки нес вместе с Машенькой. И в этой корзине стали наверх детей поднимать. Дошла очередь и до меня. Мама уже наверху была, меня матрос с братом внутрь посадили, веревкой привязали, и корзина поползла вверх, медленно-медленно. Передо мной бесконечная серая стена корабля, подо мной, где-то далеко внизу — море с крошечным катером, вокруг — свист ветра. Корзину качает, и передо мной стена, стена, ужасная серая долгая стена. С тех пор боюсь туннелей и серых стен.

Что еще я помню о Камчатке? Снег, сопки, дымок из вершины Ключевской… Не очень много, сколько мне тогда было — лет 8—10. И прожили мы там недолго, года 2—3. Но некоторые эпизоды прямо перед глазами стоят, как будто вчера все было.

На Камчатке у отца был пес Джек, немецкая овчарка. Его впрягали в большие санки со спинкой, и Джек катал меня по двору. Снег, ветер в лицо — весело! И Джеку тоже было весело! И однажды он так развеселился, что выбежал вместе со мной из двора и понесся вдоль моря, по самой кромке! Я боялась выпасть, вцепилась в края санок из всех сил, зажмурилась и кричала: «Джек! Джек! Стой! Остановись!». Но он не слышал, а бежал вперед все быстрее! Отец выбежал из дома, чудом догнал Джека и остановил санки. Больше нам не разрешали кататься, пёс грустил и смотрел на меня виноватыми глазами. И я тоже грустила.

Еще я играла с соседским мишкой. Мишка — это не мальчик, мишка — это медвежонок, настоящий бурый медвежонок из леса. Совсем ручной, маленький, забавный. Я приходила к соседям в гости, и мы с мишкой подолгу валялись на полу, играли, смеялись. Такой у меня был пушистый друг.

Самое лучшее камчатское воспоминание — папа и гейзеры. Гейзер — это такой горячий фонтан, бьющий из-под земли. Папа брал меня на руки, мы с ним спускались в гейзерное озерцо, садились, он придерживал меня коленями, и мы сидели так долго-долго. Папа рассказывал истории, я слушала, мы смеялись и были вдвоем, только вдвоем.

Потом мы уехали назад в Москву, а папа остался на Камчатке. И они потом долго мне снились — папа, Камчатка, Джек…