Папа

Светлана Стрелкова, 2021

Нужен ли папа, если ты уже вырос? Ответ на этот вопрос искала героиня повести «Папа». Это автобиографичная история о жизни девочки, выросшей в постсоветское время в семье без отца. Всю жизнь она находилась в вечном тревожном поиске второй половины себя, не зная, что на самом деле ищет папу. Не зная, что все события ее жизни подправлены тайной ее рождения, ведь личность папы, имя и место его жительства держались в строгом секрете. Комментарий Редакции: Эту книгу необходимо прочесть всем, кто ощущает чернильную дыру в самом сердце. Горькое, но необходимое лекарство, которое зальет пустоту и превратит душевный гранит в цветущий оазис.

Глава 6

Тут надо сказать, что в десятом классе у меня появилась еще одна подружка. Наша дружба была весьма странной. Я никогда как следует не понимала, что у нас за отношения. Она пришла к нам в школу тоже примерно в десятом классе и почему-то сразу мне приглянулась, хотя училась даже не в нашем классе. Я издалека заметила необычную девочку, которая нестандартно одевалась и вела себя странно. Даже не знаю, как это описать, чтоб стало понятно. У нее был немного отрешенный взгляд и размашистая походка. И короткая стрижка. Прям совсем короткая, как у мальчика.

Очень хочу, но не могу вспомнить, как мы познакомились. Однако как-то это произошло. С ней я тоже общалась отдельно от других девочек. Не знаю, чем, но чем-то она меня манила так, что я не могла собой управлять. Мы могли с Аней договориться идти вместе домой, а я брала и динамила ее ради этой девочки. Девочку звали Лера. Мне было стыдно, но это было выше моих возможностей. Чем-то ее жизнь манила, казалась загадочной и неповторимой. Казалось, что если я прикасаюсь к этой жизни, то и сама становлюсь загадочной и неповторимой.

Неповторимость ее проявлялась, в основном, в том, что она позволяла себе не следовать никаким договоренностям. Договорились созвониться — она не звонит. И трубку не берет, когда я звоню. Договорились встретиться — она может вообще не прийти. И никак потом не прокомментировать свое отсутствие. Говорить о каких-то высоких материях, листиках, энергии солнца и прочих загадочных вещах. А я и слушала, открыв рот.

Лера училась в архитектурном классе и после уроков часто оставалась закончить какую-нибудь работу. Я придумывала всяческие предлоги, чтобы тоже остаться в школе и посидеть с ней. Я приходила к ней в класс и могла сидеть до семи часов вечера. Она рисовала, я делала уроки. Рисовала она не одна, большинство ее одноклассников были там же.

В один из таких вечеров я вдруг заприметила мальчика. Он учился в нашей школе с пятого класса, но заметила я его первый раз только в тот декабрьский вечер. Мальчик поразил меня своей непосредственностью и необычной внешностью. Он был совершенно не похож на моих одноклассников — одевался нестандартно, если не сказать неряшливо. На голове имел творческий беспорядок и в голове, кажется, тоже. Мальчика звали Юра. В тот момент, когда он рассуждал о том, как это больно — получить резиновой тапочкой по заднице, я влюбилась в него окончательно и бесповоротно. Видимо, почувствовала родственную душу, ибо мне дома тоже частенько прилетало резиновым тапком. Не от мамы, конечно.

В тот вечер мы шли из школы все вместе — я, Лера, Юра и еще кто-то из их одноклассников. Мне ужасно не хотелось идти домой, я не представляла, как сейчас вернуться в домашний ад. Я готова была на что угодно, лишь бы не идти домой. Готова была ночевать в подъезде, чтоб никто не смял, не испоганил это первое в жизни светлое чувство.

Однако, ночевать в подъезде не пришлось. Я сказала, что забыла ключи, а дома никого нет, и Лера предложила пойти с ними к Юре в гости. Юра жил с мамой вдвоем в общежитии. В тот момент мне показалось почему-то, что это прекрасно. Хотя в тот момент мне бы прекрасным показалось все, что не похоже на возвращение домой.

Мы сидели в его крошечной комнатке, пили чай, разговаривали. Вернее, все разговаривали, кроме меня. Я наслаждалась чувством, разливающимся внутри блаженным теплом. Я была первый раз в жизни в КОМПАНИИ друзей. Это была моя первая в жизни настоящая компания. Не детская, не компания для игр, а настоящая, почти взрослая. И в этой компании был мальчик, который мне нравился.

Мы потом еще много раз собирались такой компанией, но уже не у Юры дома, а у его друга — он жил гораздо ближе к школе. Я в разговорах почти не участвовала, больше наблюдала молча, но чувствовала себя в своей тарелке, на своем месте, как будто тут и была всегда.

В этом месте надо сказать, что я с раннего детства любила рисовать и мечтала быть художником. Способности были так себе, но мама все-таки отдала меня в кружок ИЗО при школе, мы с Полиной вместе туда ходили в начальных классах. Там-то я и поняла, что рисую плохо. Ну глаза-то у меня есть, вижу, что мои рисунки хуже других.

Я и бросила. Еще какое-то время врала маме, что хожу. Потом сказала, что бросила, потому что надоело. Но интерес к творчеству так просто не бросишь — он остался на всю жизнь. Поэтому меня всегда тянуло к необычным, творческим людям. Среди них мне было хорошо. Ну и казалось, что я сама творческий человек, раз тусуюсь с творческими.

С Юрой отношения были на уровне «привет — привет». Мы никогда не разговаривали. Просто, встретившись в школьном коридоре, обменивались взглядами. Я шепотом, слышным только мне, говорила: «привет». Он молча улыбался.

Но мне и этого было за глаза. Я ради этого в школу ходила. Бежала прям, забыв про свое ужасное пальто и мамины сапоги. По вечерам мы с Аней обсуждали мою первую любовь. Сидели подолгу, вспоминая разные мелочи — как он посмотрел, как улыбнулся, да и просто, как это прекрасно — влюбиться.

На день Святого Валентина я решила подарить ему Валентинку. До ночи вырезала, рисовала, сочиняла. Поутру встала, глянула на свое художество и поняла, что это никуда не годится — нельзя мальчику прямым текстом писать, что любишь его. Намазала все толстым слоем клея, сверху приляпала бумажку, на которой написала: «Поздравляю с днем Святого Валентина». И вручила ему между русским и историей.

Юра как обычно очень многозначительно улыбнулся, но даже тут ничего не сказал. Я еще немного подождала, а потом ждать стало совсем невмоготу. Я решила взять быка за рога. Да, еще же Лера участвовала во всей этой истории, не зря я о ней начала рассказывать. С ней я тоже наивно делилась своими чувствами к Юре. Она поддерживала, даже не просто поддерживала, а толкала на активные шаги. Типа, чего ты ждешь, раз он сам не идет к тебе, иди ты к нему, ничего в этом такого нет. Ну и я поперлась. Не жалею, кстати.

По крайней мере, мой первый поцелуй был с мальчиком, от которого я была без ума, а не абы с кем. До сих пор я вспоминаю эти отношения с трепетом и до сих пор мне интересно, а как бы они могли развиваться дальше, если б я не была такой неуверенной в себе, и он бы не был таким же.

Как-то раз мы попытались. Мы сидели на кухне у его друга. Опять же молча. Нас разделял кухонный стол. И в тот момент, когда Юрина рука почти доползла до моей, вошел его друг со словами: «А что, не выпить ли нам чайку?». Честно, я хотела его убить. Мне казалось, он сломал мне жизнь.

Еще как-то раз я пришла к Юре домой. Представляете, да, каких моральных сил мне это стоило? Я стояла под дверью его квартиры минут пятнадцать. Из-за соседней двери доносилась музыка, какие-то современные песни. Я слушала одну за одной и обещала, что уж после этой песни точно позвоню в дверь. Или после этой. Нет, теперь точно позвоню. Но чем дольше ждала, тем страшнее становилось. К спине как будто по очереди прикладывали то утюг, то грелку со льдом. За эти 15 минут я измучилась так, как не мучилась до этого ни разу в жизни. Даже когда лечила в физкультурном диспансере спину и делала каждый день «ласточку» по 15 раз.

В какой-то момент я поняла, что если прямо сейчас не позвоню, то упаду в обморок или уйду. Протянула руку и позвонила. Все. Теперь назад дороги нет. Хотя я бы еще успела убежать. Но ноги онемели и примерзли к кафелю. Слава Богу.

Юра открыл. Улыбнулся своей слегка демонической безумной улыбкой.

— Я не знаю, зачем пришла, — сказал мой рот.

А он:

— Я и не спрашиваю.

Я опустила глаза.

— Ну проходи.

Я несмело и неуклюже начала стягивать пальто. Руки дрожали. Ноги тоже.

Юра жил в общежитии с мамой. У него была своя комната, туда мы и пошли. В комнате я осторожно присела на кресло. Юра сел рядом. Некоторое время между томилась тишина и ожидание. Потом он взял мою руку. Ожидание дрогнуло, превратилось в первую юношескую близость, которая пробежала по телу опьяняющими мурашками.

Его пальцы касались моих, почти неощутимо скользили, но несмелости в этом не ощущалось. Я пыталась растолковать эти касания. Инструмента было два — неуверенность в своей нужности и желание отдаться нежности. Неуверенность победила. Наверняка, он просто делает одолжение. Понимает, зачем пришла, и дает это. Хотя пришла я не за этим. Просто пришла, потому что не могла не прийти. То, что творилось дома, гнало прочь. К единственному человеку, который меня принял, подпустил к себе. Дал то, что не давал никто с начала моей 17-летней жизни — принятие и нежность. Невыносимо было отказаться, объяснить себе эту тягу.

Пальцы меж тем двигались, рождая глубокую, томящую, ту самую невыносимую легкость бытия. Мои пальцы молчали. Я не знала, что делать. Должна ли я ответить? Что будет, если отвечу?

Познания в этой сфере были скудными. Я даже не связывала между собой секс и ласки, которые этому предшествуют. Крепко сидя в детстве, я не могла резко погрузиться во взрослость. Ласки — это одно, секс совсем другое. Ласки — это про юность, влюбленность, а секс — это что-то про взрослость.

Потом Юра взял мою руку плотнее. Не сильно, просто крепко соединил с моей, как будто пытаясь почувствовать каждой клеточкой своей ладони мою. Я не сопротивлялась. Это было бы невозможно, потому что мозг уже с перестал контактировать с реальностью. Юра легко потянул мою руку к себе и прикоснулся губами. В затылке как будто начал раскручиваться тяжелый диск, расшатывая реальность. В солнечном сплетении что-то щелкнуло, и сладкая теплота, превращаясь по дороге в тугой дрожащий комок, скользнула вниз. В то место, где зарождается секс.

Я мигом протрезвела и потянула руку обратно. В этот момент я и поняла, что ласки приводят в секс. Секс — это непонятно что. Он пугал и отталкивал. Я встала с кресла и неуверенно стала собираться. Я не думала, что могу обидеть. Казалось логичным на этом закончить и пойти домой. Юра сказал, что проводит меня.

Мы шли через темный заснеженный парк, держась за руки. Под унылым одиноким лучом фонаря, на мосту, мы остановились. Юра притянул меня к себе. Его шепот опять скользнул внутрь, заставляя трепетать.

— Я хочу тебя поцеловать.

— Зачем? — спросила я, — ведь это все равно ничего не изменит.

— Ну хотя бы ради собственного удовольствия.

Я молчала.

— Я хочу тебя поцеловать, но у тебя завтра будут губы обветрены.

— Пусть, — сказала я. Что-то надо было сказать.

Он прижал меня крепче и коснулся губами. Сильнее. Еще сильнее. Казалось, я схожу с ума. Здесь не страшно было отдаться желанию. Лютой зимой на мосту оно вряд ли заведет далеко. И я отдалась. Обняла его так крепко, как смогла, и поцеловала в ответ. И целовала, и целовала.

А потом рванулась и побежала. Он схватил меня за руку, не пуская. Отпусти — кричало внутри. Не отпускай — кричало еще сильнее. Через три секунды руки расцепились, и я побежала домой проживать этот вечер.

А потом оказалось, что у него отношения с Лерой. Вот прямо отношения, как у взрослых. Лера пришла и сама мне честно сказала. А я была еще настолько глубоко в детстве, что даже прочувствовать не смогла. Даже промелькнула мысль: «Ого, я попала в настоящий любовный треугольник, как в кино!». Да ладно, говорю, ничего страшного. Лера меня обняла и сказала: «Ты удивительная». Мне было приятно.

Но какие-то не очень настоящие у них оказались отношения. На выпускном он танцевал только со мной, а с ней даже не разговаривал. Блин, такое сожаление сейчас охватывает, когда понимаю, какой я была непроходимой тупицей. Я могла бы очень круто выглядеть — все данные для этого были — и фигура, и лицо, и даже волосы роскошные до попы. Даже одежда к тому времени была более-менее современная. Но нет же — я была уверена, что страшная, и что мальчик со мной танцует все медленные танцы, весьма недвусмысленно прижимая к себе, вот просто так. Просто делать нечего, не сидеть же просто так весь выпускной, пойду потанцую вон с той уродиной.

А сейчас я расскажу о Лере подробно. После выпускного мы расстались навсегда, но до этого случилось кое-что очень важное. Наши отношения были странными, с непонятным для меня подтекстом понимала, что происходит, потому что опыта не было. Я увязала в догадках. Интернета не было. Книжек не было. Поговорить не с кем. Не с Аней же. Аня ужасно ревновала к Лере, и я старалась, чтоб она как можно меньше знала о нашем общении.

После уроков мы часто возвращались с Лерой вместе и ехали к ней домой. Иногда она брала меня за руку. Ну и что, думала я. Подружки часто держатся за руки. Только вот чувства, возникающие при этом, были совсем не дружеские. Но откуда мне было это знать. А вдруг это нормально? Или наоборот, вдруг ненормально? Тогда об этом надо молчать. Ну в любом случае надо молчать. И я молчала.

Теперь я думаю, что Лера конечно же это чувствовала. У нее уже был сексуальный опыт. И она делала это осознанно. Осознанно, но осторожно. Почти неосязаемо. Я сходила с ума от этой неосязаемости. Она томила, кружила голову и оседала сладкой ватой в ногах, проваливалась тугим комком вниз живота. Не давала ни о чем думать. Я весь день ждала, когда кончатся уроки, и мы сможем пойти домой.

Я никогда не знала, пойдем ли мы к ней или просто разойдемся по домам. Я не могла спросить, язык будто примораживало к гортани. Могла только, как зачарованная, прилипать и идти. Не было сил отказаться. Хотелось быть рядом и пробовать, пробовать это незнакомое чувство.

Я пробовала. Тайком от всех переживала томительное головокружение, боясь написать о нем даже в дневник, который вела регулярно — мама могла прочитать.

Сейчас я знаю, что такой опыт есть у многих, просто о нем не рассказывают. Это нормально для подросткового возраста. Гормоны зашкаливают и надо их как-то перерабатывать. Если нет рядом партнера противоположного пола, то страсть выливается на того, кто рядом. Часто на друга того же пола. Не у всех это бывает, но бывает.

У меня это случилось с Лерой. Думаю, дело было не только в гормонах. Меня к ней тянуло душой. Чувство томило и отключало рассудок. Интересно, что я чувствовала влюбленность в Юру в тот же момент. Невероятно тянуло и туда, и сюда. Больше никогда в жизни такое не повторялось. Это уникальный опыт. Думаю, мама бы от меня отреклась, если б узнала. Поэтому мама не знала и не знает.

Меня с Лерой сближало чувство отверженности в семье. Ее мама второй раз вышла замуж, и в этом браке родился еще один ребенок. Отношения Леры с мамой были всегда на грани. Ссоры, после которых Лера хлопала дверью и уходила, случались все чаще. У меня дома тоже было все отвратительно. Мы укрывались друг в друге. Проводили много времени вместе. Но из-за вечной неуверенности в себе, я не верила, что нужна ей. Казалось, что она, как и Юра, проводит со мной время от нечего делать. Теперь понимаю, что люди редко так себя ведут. Какой смысл проводить время с человеком, к которому ты равнодушен. Я так никогда не делала, потому что это утомляло.

Один раз мы с Лерой делали вместе уроки у нее. Сидели в гостиной. Ее мама была дома, что-то готовила на кухне. В какой-то момент Лера встала, еда заметно коснулась губами моей шеи и растворилась в пошатнувшемся пространстве гостиной. Томительный клубок провалился в желудок, а оттуда еще ниже. Сейчас смешно, но я опять думала, нормально ли это? Ну вдруг?

Мы никогда не говорили об этом, но я все время мечтала, чтоб это повторилось. Инициативы никогда не проявляла, только ждала. Иногда мы бывали у нее дома, когда там никого не было. Казалось, что в напряжение между нами, можно забивать гвозди. Иногда лежали на кровати, разговаривая обо всем. Я вязла в ожидании, как в сладком киселе, но не могла даже протянуть руку.

Теперь я думаю, что она ждала хоть малейшего намека, что я хочу. Хоть слова. Хоть движения. Но я не могла. Не верила, что нужна. Думала, что случившееся случайность. О, эта подростковая неуверенность в себе. Спасла она меня или наоборот лишила чего-то?

Мы продолжали эту чувственную, никому не видимую игру. Держались за руки, гуляли вместе. Иногда Лера обнимала меня, вроде как по-дружески, но держала в объятиях чуть больше, чем диктовал кодекс дружбы. Однажды мы собрались в парк готовиться к экзаменам. Лера сказала:

— Нам нужно бояться клещей.

Я ответила, что мы будем бояться.

Лера засмеялась, а я почувствовала головокружительную радость от того, что смогла ее насмешить.

Иногда ко мне приходила мысль, что я люблю ее. Но не понимала, как. По-дружески или нет. Нормально ли это? Признаться в этом, конечно, было немыслимо.

Наш едва осязаемый роман длился около полугода и закончился после выпускного. Не знаю, как сейчас проходят выпускные, но тогда это была дискотека в столовой и прогулка на экскурсионном трамвае по городу. После этой прогулки настало первое после школы утро. Нужно было возвращаться домой и ложиться спать. В душе была какая-то серость. Неужели на этом все?

Лера подошла ко мне. Коснулась невидимо руки и сказала:

— Хочешь, поехали ко мне? Выспимся.

Отказаться было невозможно. Я поехала.

Мы легли на ее узкий диванчик. Я старалась уснуть изо всех сил, но сон не шел. А выспаться было необходимо. Лера легла ближе и обняла сзади. Потом я почувствовала ее руку на моей руке. И чуть слышные касания. По спине пробежал парад победы мурашек. Хотелось отдаться ему, но было страшно и непонятно — вдруг я неправильно истолковала Лерино поведение. И я лежала не шевелясь.

Пальцы осторожно шагали по моим пальцам, как бы спрашивая, хочу ли я. Я хотела. Еще ничего я так не хотела в этой жизни. Даже жвачку. Даже попрыгать на батуте. Леру я хотела больше всего, но не могла. Просто каменела, не могла признаться. Хотела сказать, что люблю, но чугунный язык был непреодолимой преградой. Пальцы двигались дальше. Я чувствовала тепло тела невыносимо близко. Обморочно ласковое тепло. Валерия бережно повернула меня к себе, я подалась. Она приблизилась так, что все сомнения отпали. Невозможно было истолковать это по-другому. У этого был только один смысл. Смысл юношеской любви.

Пальцы делали несмелые, не вполне уверенные движения. А вдруг я откажусь, остановлю ее? Я не могла говорить, не могла остановить. И даже здесь все еще сомнение обдавало жаром. И это же сомнение оседало тяжелым томящим металлом в конечностях. И оно же было желанием. Я не могла отказаться.

Тонкая грань между кожей двоих растворялась. Пальцы прикасались все смелее, ощущали согласие. Двигались в желанном направлении. Я молчала. Поддавалась. Было непонятно, но томительно прекрасно.

В какой-то момент я почувствовала невыносимое прикосновение внутренней стороны бедра Леры и замерла. Это было на границе допустимого. Даже желание отпустило. Нельзя было допустить переход этой границы. Это бы слишком травмировало и ощущалось как насилие. Валерия чутко словила едва уловимое отторжение. Чуть отстранилась. На пару сантиметров, что б я не чувствовала прикосновений. Я была благодарна. И до сих пор благодарна, что это опыт не остался опытом насилия в истории моей жизни. Он лег так органично, что до сих пор дарит тепло воспоминаний.

Через пару мгновений я снова почувствовала тепло ее тела над собой. На границе допустимого. Удивительную чуткость я ловила от этого человека. Ни капли насилия. Только вопросительная нежность.

Она приблизилась так близко, как никогда не приближалась. Я желала, но боялась поломать хрупкость своей невинности. Валерия имела опыт любви с обоими полами, ну а я нет. Было непонятно, что может произойти дальше. Когда я почувствовала своими губами теплую близость ее поцелуя, то инстинктивно плавно отвернула голову влево. Было невыносимо тягостно отказываться и также невыносимо согласиться. Казалось, что этим я сломаю что-то важное в жизни. Валерия коснулась губами моей шеи, задержавшись на секунду дольше, чем я могла выдержать. Не обижалась, не корила, только едва уловимо наслаждалась, стараясь не сломать. Спасибо, Лера.

Через пару минут она легла рядом. Обняла и сказала:

— Вот так это бывает между мужчиной и женщиной. Теперь ты знаешь.

Я сразу поверила, что вся эта нежность была только для того, чтоб научить меня. Стало мучительно грустно.

Лера встала с кровати и отвернувшись в сторону сказала, что это больше никогда не повторится. Теперь я понимаю, что ей было невыносимо стыдно. Я по сути отказала. Сперва поддалась, а потом отказала. Но мне наоборот показалось, что это она меня отвергла. Воспользовалась и оттолкнула. Может быть, так и было? Теперь уже не узнать, хотя она и есть у меня в друзьях в одной из соцсетей. Не могу же я написать и спросить. Или могу?

На этом отношения закончились. Я уехала, и Валерия ушла из моей жизни.

Валерия ушла, но Юра периодически еще появлялся, сыграв однажды решающую роль. После выпускного мы не виделись много лет. И когда снова встретились, у меня было трое детей и один бывший муж. И у него нечто из этой же серии. И оказалось, что в школе я ему нравилась. Просто для него это было нечто вроде игры — переглядываться, не разговаривать, улыбаться. Он считал, что я в курсе, что нравлюсь ему. Я была вот совершенно не в курсе. Говорю, ты что, сказать не мог? Что за игра такая? В чем прикол?

Но в целом мне, конечно, это польстило. Я поняла, что еще в школе была красивой и достойной внимания мальчиков. И мы ведь попытались снова, несмотря на моих троих детей, ибо оба чувствовали, что старые чувства готовы вспыхнуть с новой силой. Гештальт маячил красным флагом, призывая себя закрыть. Но опять что-то пошло не так. До серьезного опять дело не дошло. Отношения закончились, не успев как следует начаться. Теперь уже, видимо, навсегда. Я расскажу об этом позже.

С Лерой после выпускного мы больше никогда не виделись. И я опять не жалею. Ведь настоящие друзья остались со мной. Они прошли со мной первую трагическую любовь, брак, рождение троих детей, развод и новый брак. Но обо всем по порядку.