Тысячелистник обыкновенный. Стихи

Светлана Севрикова

Латинское название тысячелистника обыкновенного – Achillea millefolium, что дословно обозначает – тысячелистник Ахиллеса. Ахиллес, античный герой греческих мифов, ценил тысячелистник за его способность заживлять телесные раны. Силой человеческого слова могут быть исцелены раны душевные. Значит, нужно тщательно собирать такие слова, сберегать на случай, когда они могут понадобиться, сочинять стихи, писать книги.

Двадцать лет без одиночества

…Рассудок лишнего не клянчит,

Но сердце просит перемен.

…Ты нарисуешь одуванчик,

Тому, взлетевшему, взамен,

И время траченное молью

Свернёшь в комок, в комод швырнёшь,

И всё, что ненароком вспомнишь,

В седьмую степень возведёшь.

Золушка

Под светский смех ликующего бала,

Под звоны ужасающих курантов,

От милого, от царственного франта,

От правды горькой Золушка бежала.

За два часа она почти привыкла

К величию красивой самозванки,

Но, меж карет, в грязи валялась тыква, —

Подарка феи бренные останки.

Наснились, что ли, дивные наряды?

На ней всё та же шаль и фартук старый,

И… жалкая сердечная отрада:

Хрустальный башмачок… И тот без пары!

Зонтик

Двадцать лет без одиночества, —

Ты — во всём. Повсюду — ты.

Дождь, который не закончится,

Раньше, чем мои зонты.

Я всю жизнь теряю зонтики,

По тебе сходя с ума.

Заслоняют струйки тонкие

Силуэты и дома…

Оглушают всхлипы тайные,

И тяжёлых капель плеск.

Все попутчики — случайные:

Рассмешить и надоесть.

Я делю свой зонт на ломтики,

Всех жалея и любя, —

Торгашей и алкоголиков,

И тебя, тебя, тебя.

По асфальту, как по радуге, —

(если вымок, то не сер),

Предстоящей встрече радуясь,

Как обряду старовер,

Рваною подошвой шлёпаю

(а других не помню ран).

Ну, спроси меня: «На что тебе

Этот зонт последний дан?»

На эскалаторе

Не встретимся. Огромный город

Мне не устроит этот шанс.

На эскалаторе: ты — в гору,

Я — вниз, не поднимая глаз.

И, даже не подозревая

О той случайности, — ни я,

Ни ты свой шаг не замедляем:

Работа, общество, друзья.

Мелькают лица, лица, лица,

Печаль — песчинкою ко дну.

Но… ночью ты мне снишься, снишься,

И я не знаю, почему.

Отменённые

Выходи и не бойся дохнувшего с юга

Ароматного ветра, — предвестника мая…

Нам судьба навсегда отменила друг друга,

Как диспетчер снимает с маршрутов трамваи.

Нас с тобой подменили на двух бессердечных

Сверхразумных существ, не похожих на прежних

Чудаков, убеждённых, что время не лечит

Сумасшедшую страсть и безбрежную нежность.

Даже если друг другу приснимся, — проснёмся

И забудем мгновенно свои сновиденья,

Заглядевшись на мирно встающие солнца,

Наши разные солнца в мирах параллельных.

Оградившись забвеньем от всякого риска,

По путям до депо прогуляйся под вечер.

Может быть, передаст тебе эту записку

Отменивший меня в твоей жизни диспетчер…

Важно

А помнишь как сирень цвела вчера?

Она цвела. И это было важно.

Давай о ней кому-нибудь расскажем

Потом, когда закончится игра,

В молчанки. Ты, наверно, победишь.

А я не пожелаю взять реванша.

В моём молчанье слишком много фальши

И я пишу стихи, когда ты спишь.

Ты победишь, душа твоя — кремень.

А у меня из олова и меди.

Давай обеим им после победы

Расскажем про вчерашнюю сирень?

Пускай они, бессмертные, поймут,

Как важно, что в тысячелетье третьем

На приютившей путников планете

Сирени иногда ещё цветут…

Перпендикулярные прямые

Годы словно волны, — след размыли,

Парус упорхнул, маяк погас.

Перпендикулярные прямые

Могут пересечься только раз.

Далее, — как будто в параллелях, —

Встречи не предвидится вовек.

Стань же хоть немножечко круглее, —

Просит эту Землю человек.

День и ночь бормочет ахинею,

Словно потерявший разум Лир:

Стань же хоть немножечко теснее, —

Тихо уговаривает мир.

Отвлекает занятого бога,

О каких-то глупостях молясь:

Начерти мне, Господи, дорогу,

Так, чтоб эта мука прервалась!

Годы, словно волны Океана

Жизни, высотою в Эверест,

Бились в побережье… Видно, мало!

Что-то сохранилось, что-то есть…

Именно поэтому на милость

Божию надеяться не смей!

Дабы ты опять с пути не сбилась, —

Не пересечёт Господь путей.

Щипок

Ущипнула себя за запястье, —

Обернулся щипок синяком.

Ну, какое же всё-таки счастье

Убедиться, что это не сон.

Столько лет, (перемножь их на ночи,

И узнаешь как жизнь коротка),

Я надеялась очень-преочень

Ощутить эту боль от щипка.

Столько раз, не почувствовав боли,

Я ресницы сжимала сильней,

Чтоб иллюзия встречи с тобою

Не покинула веры моей…

Столько раз этот сон выжигали

Восходящего солнца лучи,

Чтоб никто меня в жизни реальной

В сумасшествии не уличил.

Пальцы крепкие. Кожа упруга.

И нежна, и ужасно тонка.

Потираю болящую руку

С сокровенным пятном синяка.

…И упрямо сжимаю ресницы,

Понимая, что есть в том резон:

Даже если ты мне не приснился, —

Всё равно, всё равно это сон.

Камень

Обменяемся облаками,

Звездопадами и погодой?

И, зачем тебе этот камень?

А давай его бросим в воду?

Будем брызгами любоваться,

Исчезающими кругами,

И смеяться, и оставаться

Не друзьями и не врагами.

Он тебя всё равно не греет, —

У тебя даже взгляд холодный.

И хранить тебя не умеет

Талисман никуда не годный, —

Ты вчера улыбался шире,

Не толстел и не пил со скуки.

Я его у тебя не вырву,

Если сам не положишь в руку.

Чтоб не дважды да в ту же реку, —

Бросим с берега… Можно с чёлна.

Чем ты будешь колоть орехи?..

Телефоном наворочённым.

Или, может быть, толстой книжкой

Со стихами про бесконечность.

Ну, зачем тебе твой булыжник?

Ты ведь тоже не бессердечный!

Песенка из девяносто пьяного

АВА

Диапазон сердечной амплитуды

Неудержимо близится к нулю,

Не потому, что ты меня не любишь,

А потому, что я тебя люблю.

Прощальный снег тебя едва щекочет,

А на меня — горошинами льда.

Не потому, что ты меня — не очень,

А потому, что я тебя — всегда.

Всё впереди. Весна ещё в разгаре.

Но дни её и ночи сочтены…

Не потому, что я тебе не пара,

А потому, что ты да я — не «мы».

Ещё чуть-чуть… Чтоб было что припомнить,

В другом столетье, на другой Луне…

Не потому, что вспоминать не больно,

А потому, что забывать — больней.

Последний час.. Последние минуты…

Последний миг… Последнее «прости»…

Когда-нибудь ты тоже так полюбишь,

Что согласишься даже отпустить…

Кого-нибудь, кто выпотрошит душу,

И, уходя, с собою заберёт

Не потому, что ей всё это нужно,

А потому, что даже не поймёт.

2014

Повода нет

Белый ты волк с душой кошачьей!

Майская ночь тебе нашепчет ли,

Как я в подушку тихо плачу,

Или смеюсь как сумасшедшая?

Если нашепчет — не верь… не надо!

Так и скажи ей: изыди, подлая!

Повода нет! Просто ветер с яблонь

Звёзды сдувает и сыплет под ноги…

Слоны

Мы встретимся, быть может. Пойдём гулять по травке.

Наверное, за ручку. И даже босиком.

Я буду осторожной, как слон в посудной лавке,

И ты, конечно, тоже, серьёзный, словно слон.

Слоны, — они такие… Не станут строить глазки,

Блуждать и заблуждаться, тем более блудить!

Тем более, возиться друг с дружкой, словно хаски…

Слоны посудным лавкам не могут навредить.

Слоны всегда спокойны, доверия достойны,

Пожалуйста, не надо бояться за хрусталь.

Мы сами понимаем, что он чего-то стоит,

И если разобьётся, то будет очень жаль.

Мы сами понимаем… (слоны умны как люди,

…но жизнь нам доказала, что люди не умны!…

…слоны в сто раз умнее, слоны — они не будут

в одном четверостишье сто раз писать: «слоны»).

Мы сами понимаем, что бить хрусталь не надо,

Которого на полках и в тумбочках — битком.

По лавке и по травке пройдём воздушным шагом…

Наверное, за ручку. И даже босиком.

Легонько, словно тени. Зачем слонам проблемы?

Последствия, причины… И целый миллион

Новейших доказательств древнейшей теоремы,

Когда в посудных лавках так много аксиом.

Робкое лето

Вдруг ты его не заметишь!

Скажешь, что не было вовсе

Этого робкого лета,

Трепетно ждущего осень.

Словно боится наскучить,

Или привыкнуть навеки, —

Где-то в сиреневых тучах

Прячется от человека.

Также порою и люди

Тёплые чувства скрывают.

Может быть, ты меня любишь.

Может, я не понимаю.

Злобствуя, комкает ветер

Зонтика вымокший купол..

Робкое скромное лето

Ливнем по городу лупит…

Тени

Да, теперь уже не те мы…

И совсем уже не «мы».

Лишь причудливые тени

Поперёк большой стены

Слишком близко, слишком рядом,

Так, что разобрать нельзя,

(И, наверное, не надо)

Где твоя, а где моя.

Лишь расплывчатые тени.

Задержись и приглядись:

Наши тени нас длиннее…

Наши тени ростом в жизнь.

Параллельные дороги

Им, пожалуй, не нужны…

Два пятна как два ожога

На живом холсте стены.

На краешке души

Ладно, снись. Мелькай в толпе столицей,

Вспоминайся триста раз на дню.

Как у нас, у взрослых, говорится:

Я тебя уже не полюблю.

Я смирилась и почти привыкла,

Даже научилась с этим жить,

Как диктант с нечаянной ошибкой.

Можешь дальше голову кружить.

Поражай неведомою силой,

О которой вряд ли знаешь сам.

Я давно с тобою согласилась,

Что она принадлежит не нам.

Убеждай, что я тебя забыла,

Утверждай, что мы уже не те,

Притворяясь золотистой пылью

Двадцать лет в моём черновике…

Продолжай будить меня средь ночи,

Требуя: пойди и запиши!

В общем, будь и делай всё что хочешь

Где-то там, на краешке души.

До востребования

То ли этой, то ли прошлой весной,

То ль, сирени отцветившей давно,

В девяносто ли, в две тыщи ль восьмом…

Я послала тебе это письмо.

До востребованья. Ждёт тебя пусть!

Поскучает, изучая почтамт,

Зазубрит само себя наизусть.

Ожиданье это тоже талант.

Даже больше, если честно сказать…

Ожиданье, — это гений почти,

Сочиняющий последний абзац

И финальные аккорды в пути.

Я, конечно, не могу так писать…

И никто так не умеет, клянусь!

Не спеши читать письмо, адресат!

До востребованья ждёт тебя пусть…

27.05. 2015

Весна, и нам с тобой…

Весна, и нам с тобой едва за двадцать.

И никаких причин серьёзных нет

На целый день до вечера расстаться,

Не то что там на целых двадцать лет.

Весна. И нам с тобой чуть-чуть за сорок.

И нет причин… Но вновь — как будто лень,

А, может недосуг в соседний город,

На час, не то чтоб там на целый день…

Да не вопрос! Со мною всё в порядке.

Я сильная, как твой серьёзный взгляд.

Гуляй, пока пишу в своей тетрадке:

«Весна. И нам с тобой за шестьдесят»

05. 06. 2014