Демон из сна. Мистические мини-романы

Светлана Рябова-Шатунова

В книгу вошли три мини-романа – «Демон из сна», «По ту сторону жизни» и «Связь времён». Объединяют их три разные женские судьбы, в которых мистика тесно переплелась с реальностью.

По ту сторону жизни

Ветер легко трепал штору через открытую форточку. Луна так сильно освещала комнату, что можно было разглядеть всё то, что стояло в самом дальнем углу спальни. Анна открыла глаза. Кто-то приятным, тихим, словно шелест листвы, голосом звал ее. Где-то она уже слышала его. Какая-то тень быстро скользнула по стене в сторону окна, и голос сменился тихим детским плачем.

— Витя, проснись, ты слышишь?

Она трепала мужа за плечо, а взгляд был прикован к детской кроватке.

— Витя, Витя, — продолжая будить мужа, взволнованно говорила Анна. Но тот, был погружен в крепкий сон.

Её тянуло туда. Вокруг уже не существовало ни спящего мужа, ни тени, ни ее положения, ни ночи, ни времени, вообще ничего, кроме детского плача, доносившегося из дальнего угла комнаты.

Анна откинула одеяло, встала и пошла. Чем ближе она подходила, тем тише становился плач. Она видела, как маленькие пухлые губки причмокивали, а сладкое выражение личика говорило о том, что малыш спит крепким сном.

— Родной мой, — прошептала Анна. — Кровиночка моя.

Она, наклонившись над кроваткой, смотрела на малыша каких-то несколько секунд, но ей показалось, что прошла целая вечность. И в этой вечности она хорошо знала его и любила всем сердцем.

— Пора-а-а… — снова зашелестел тот же голос. На этот раз очень грустно и протяжно. — Пора-а-а…

У Анны закружилась голова, резко навалилась тяжесть, перемешанная с болью во всём теле. Опершись одной рукой о кроватку, а другой о бедро, она стала искать взглядом голос. Когда же Анна посмотрела снова в кроватку, то малыша там уже не было. Вся боль жаром прошлась от сердца в голову.

— Ох, — выдохнула она, прикрывая глаза.

Обхватив свой большой живот, Анна на полусогнутых ногах попыталась дойти до спящего мужа. Ее трясло.

— Витя, проснись, пора, — словно завороженная, повторяла за голосом Анна.

Сонный, ничего не понимающий Виктор, бормоча, привстал на локоть. Видя, что Аня стоит, согнувшись, и что-то беспорядочно говорит, он резко встал — сон улетучился, как его и не было.

— Аннушка, ты чего? Что случилось? — помогая жене сесть, спросил Виктор.

— Витя, у меня кажется схватки.

— Так вроде бы еще рано?

— Помоги, родной, одеться мне и поехали.

— Хорошо, ладно, хорошо, — уже переживая, говорил Виктор.

***

Дождь хлестал в лобовое стекло. Словно предчувствуя нехорошее, оно плакало. Неуёмные слезы струями стекали в бока. Дворники своими тоненькими ручками то и дело вытирали их, а рёв машины словно помогал их большему появлению.

Виктор, поглядывая на жену, вел машину молча. Его крепко сжатые губы не позволяли проронить ни единого слова. В голове проносились картины давно минувших дней. «Ну, почему я тогда не выехал на пять минут раньше? — думал он. — Сейчас бы Аннушку никакие боли в голове не мучили. Бедная моя девочка».

В тот день Виктор торопился отвезти и передать все документы, заключающие договор о поставках в его фирме. Уже третий раз звонили, чтобы поторопить его. Из-за ограниченного времени, представитель фирмы не мог долго ждать. Поезд на Н-ск уходил в 11 часов утра, но почему-то именно в этот день Виктор был настолько рассеян, что у него валилось всё из рук.

— Да, да. Выезжаю! — ловя рукав куртки, на лету отвечал он в трубку телефона. — Всё, еду.

Поглядывая то и дело на часы, Виктор вел машину по широкому шоссе. Еще полчаса и он на месте. Всё сходилось.

Проехав большую часть половины пути, он еще издалека заметил, как по обочине идут две девушки. Постоянно оборачиваясь на шум мотора, они тянули руки, ловя попутку, и весело о чём-то переговаривались. Время поджимало. У Виктора не было никакого желания останавливать машину и брать попутчиков. Пока он размышлял над этим, его обогнала «Тойота» и притормозила около девчат.

«Ну, вот и хорошо», — подумал он, проезжая мимо.

Только вот взгляд одной девушки задержался в его памяти. Почему-то именно ему захотелось подвезти ее, и он уже жалел, что «Тойота» опередила.

Она опять пошла на обгон. Виктор взглянул на номер — «В 666 АД»

— Ну, и номер! Как с «того света» явилась, а вернее, «тьмы», — удивился он. Тем временем, машина скрылась за поворотом. Музыка, звучащая в салоне, каким-то сверхъестественным образом связывала всё это действо.

Глубоко выдохнув, он стал собираться с мыслями. Надо было обдумать предстоящую встречу. Поворот, пятнадцать минут и на месте. Но то, что ждало его за поворотом, он теперь не забудет никогда. «Тойота», обняв носом ствол дерева, уже никуда не торопилась. Как в замедленном фильме, Виктор смотрел на произошедшее. Та девушка, чей взгляд задержался в его памяти, сидела, не шевелясь, возле водителя, который наполовину вылетел из лобового окна и лежал с вытянутыми по швам руками на капоте. Ее голова прислонилась к боковому стеклу, и тоненькие струйки крови прокладывали себе путь через лицо девушки.

«Почему она, а не эта?» — глядя на другую девушку, лихорадочно думал он, тут же стыдясь своих мыслей.

Другая девушка с ужасными воплями выбиралась из автомобиля, а сидевший с ней на заднем сидении мужчина не подавал никаких признаков жизни.

Виктор притормозил.

На трассе не было кроме них больше никого. Взяв лежащий телефон, он стал вызывать скорую и милицию. Посмотрев на часы, а затем на кейс с документами, вышел из машины и побежал в сторону потерпевших аварию.

— Успею, — говорил он сам себе.

Та девушка, что пыталась вылезти, беспорядочно выкрикивала:

— С водителем плохо, приступ… Анька, дура, не умирай… Гад, больной… Анька, слышишь?.. Вставай, давай, вылазь…

Так она орала, пока не доковыляла, опираясь на машину, к дверце, где сидела её подруга. Дверь заклинило. Она, ревя и стуча беспомощно кулаками то по стеклу, то по дверце, пыталась привести в чувства Анну.

Виктор попытался успокоить ее, обещая, что сейчас придет помощь, а сам тем временем нырнул в открытую дверцу, чтобы проверить, жив ли кто еще.

Оба мужчины были мертвы, девушка подавала признаки жизни, но очень слабые.

— Вашу подругу надо срочно везти в больницу, — пытаясь осторожно вытащить ее, говорил девушке Виктор. — Срочно. Вы подождите здесь скорую, милицию, а я сейчас…

Осторожно положив Анну к себе на заднее сиденье, он продолжил путь.

— Что за день такой, — ругаясь, ворчал Виктор. — Ну же, бери трубку, — нервно говорил он, держа возле уха телефон. — Стас, я не могу приехать на место, быстро гони на край города к областной больнице, там у меня заберешь все документы и передашь сам лично в руки поставщикам. Не спрашивай у меня пока ничего, всё потом. Давай гони. Через 10 минут буду там.

***

Сейчас он вез Анну тоже в больницу, но уже для того, что бы она дала жизнь еще одному человеку на земле. Его лихорадило от мысли, что вот-вот он станет отцом.

«Дождь, нудный дождь, — думал он. — Небеса плачут, почему? Да. Почему? Тревожно мне как-то».

Вот и роддом, Виктор подъехал ближе к выходу.

— Аня, всё, приехали. Сейчас, родная, помогу.

***

В голове нарастал шум, уши закладывало, глаза давило изнутри.

— Тужимся, тужимся. Давай, давай, милая, помогай… — отдавала команды врач.

Акушерка стояла рядом и гладила руку Анны.

— Молодец, поднатужься, еще, еще. Помоги своему малышу…

Анна набрала больше воздуха в легкие, багровея, и потея от натуги, вдруг поплыла. Всё дальше и дальше она слышала голоса, которые сливались в одно целое и плач. Детский плач… Ей легко, хорошо. Она не чувствует никаких болей. Тело словно парит.

Очнувшись, как от сладкого сна, Аня замечает вокруг себя нервозность и суету. Сестра быстро уносит ребенка из родовой, даже не запеленав как следует. Кроме врача и акушерки появились откуда-то еще медики. Они о чем-то торопливо переговаривались, употребляя медицинские термины, и Анна понимает из их разговора, что кто-то почти умер.

Мгновение, и с этого же стола, на котором она сейчас лежала, только что сняли и положили на каталку какую-то женщину, откачивая ее на бегу, вывозя из родовой.

Настала тишина.

Оборвало ее шарканье ног пожилой женщины, которая, держа в одной руке ведро с водой, а в другой швабру, переваливаясь с боку на бок, входила в родовую. Оставив всё около двери, качая головой и прикрывая рот руками, она какое-то время ходила туда-сюда и причитала.

— Охо-хо-хо, девочка совсем. Бедненькая. Господи, спаси и сохрани. Охо-хо. Надо же в смену Ларисы Дмитриевны. Ой, как жалко-то их. Охо-хо-хо-хо…

Анна поняла, что это пришла санитарка убирать операционную, и ей ничего не оставалось, как у нее расспросить, что случилось и куда это все ушли.

— Извините, — спросила она. — Что случилось с той женщиной? Почему унесли моего ребенка? Где все?

Та, не обращая никакого внимания, прополоскав хорошо тряпку, принялась за уборку.

— Извините, — ещё раз повторила Анна. — Вы меня слышите?

«Она либо глухая, либо умышленно не слушает меня», — подумала Анна.

Ей ничего не оставалось, как лежать и следить, как та, кряхтя, занимается уборкой, вытирая влажной, затем сухой тряпкой всё, что попадало под руки. Она повернула в сторону Анны, не обращая никакого внимания, принялась убирать из-под неё ванночки с кровью и последом. Анна быстро убрала ногу, как только та занесла тряпку над ней, чтобы вымыть подставки. Недоумевая, она смотрела на уборщицу.

— Клавдия Васильевна, роженицу привезли, — заглянув в кабинет, сообщила медсестра.

— Да-да. Заканчиваю. Иду, милая.

Анна уворачивалась от ее тряпки, ничего не понимая. Разозлившись не на шутку, она начала слезать с родильного стола.

— Я вам не мешаю, Клавдия Васильевна? Вы же хорошо слышите, и думаю, видите тоже. Когда меня переведут в палату? Что тут, в конце концов, происходит? — спрашивала Анна, не замечая, что уже идёт к входной двери, продолжая возмущенно говорить о том, что все ее оставили, и никому до нее нет дела.

В это время в проходе двери опять показалась медсестра, что минутой раньше заглядывала в кабинет — она несла чистые инструменты. Анна, не успев открыть рот, чтобы спросить, в чем дело, увидела, как та прошла сквозь неё и уже шла за спиной. Все слова повисли в воздухе. Ничего не понимая, Анна развернулась к ней в недоумении.

Выйдя в коридор, она увидела стоящих в стороне женщин. Те, выглядывая по очереди в конец коридора, вели довольно-таки невеселую беседу.

— Сказали, что умерла, — говорила темноволосая, лет тридцати женщина.

— А ребенок? — подхватила крашенная молоденькая девушка.

— Ребенок жив. Вроде, мальчик. Там в вестибюле муж нервничает, ждет, — продолжала темноволосая. — Видела его, такой симпатичный мужчина.

— Ой, девочки, — вступила в разговор третья коротко стриженная. — Я когда сына рожала, такая же история была. Только у той муж за ребенком не приехал. Такая суматоха была. Ребенок, видите ли, с другим цветом волос родился.

— Во, урод! — возмутилась молодая. — Может, он в бабку какую уродился.

— Да, девочки, все они мужики одинаковые, — сказала темноволосая с большой грустью в голосе.

— Нет, Валь, у меня не такой, — говорила ей коротко стриженная. — Я когда своему рассказала, так он мне, мол, давай его себе возьмем. Вот брать только некуда, сами в двух комнатах ютимся, еле помещаемся, да еще свекровь приезжает, живет иногда, когда свекор пьяный гоняет. В общем, ужас. Мечтаем с мужем дом купить.

— Смотрите, Лариса Дмитриевна в вестибюль пошла, наверное, к нему. Айда глянем одним глазком, — предложила молодая.

Анна шла за ними. Ей необходимо было увидеть и поговорить с врачом, узнать, что с ребёнком. И очень сильно хотелось видеть мужа.

Лариса Дмитриевна, замедлив шаг, подошла к Виктору и, запинаясь, спросила:

— Мне сказали, что вы муж Бойковой Анны Леонидовны?

— Да. Я её муж. Как она? Уже родила?

— Да. У вас родился прекрасный мальчик. Здоровый. Поздравляю вас, — грустно улыбаясь, говорила она. — Я не знаю, как вам сказать, — потирая лоб и растягивая слова, продолжила Лариса Дмитриевна. — Во время родов вашей жене стало плохо. Она потеряла сознание. Привести в чувства мы ее не смогли. Не довезя до реанимационного блока, у нее остановилось сердце. Всё, что могли, делали, но тщетно. Простите, — на последних словах, глубоко вдохнув в себя воздух и выдохнув, она опустила голову.

— Что? — Виктор, впившись в нее глазами, бессвязно выжимал из себя слова. — Как? Почему?

— Простите, — еще раз повторила доктор. — Можете пройти посмотреть ребенка. Я вас провожу.

— Да, конечно, — мотая головой, ещё не веря в произошедшее, ответил Виктор.

Взяв у дежурной сестры белый халат и бахилы, она протянула их Виктору.

***

Женщин в коридоре остановила нянечка, так все ласково называли сестру, которая развозила детей на кормление роженицам.

— Всё, мамочки, по палатам. Готовьтесь, сейчас привезу ваших деточек. Давайте, давайте, — подгоняя, и заворачивая их обратно, приятным ласковым голосом говорила она.

— Пошли, девочки, — немного разочарованно сказала молодая. И уже быстрым шагом разошлись все по своим палатам.

Аня немного растерялась, быстро увернувшись от одной из них, которая, не замечая, шла прямо на нее.

Послышался детский плач. Нянечка, осторожно открыв дверь детского отделения, выкатила коляску с тремя младенцами. Ничего не говоря Анне, она повезла их в сторону палат. Анна стояла и смотрела, ее сердце переполнилось теплом к этим маленьким существам.

Услышав приближающие шаги, она обернулась. На встречу шли Виктор и Лариса Дмитриевна. Улыбаясь мужу и светясь от счастья, она двинулась им навстречу, не замечая, в каком состоянии, пребывал сейчас Виктор. Он не шел, он вёл себя. На его лице была неподвижная маска, а глаза смотрели вперед, ничего не видя.

— Сейчас мы зайдем ко мне в кабинет, и я попрошу детскую сестру привезти малыша, — говорила ему Лариса Дмитриевна.

Они поравнялись с Анной, ещё шаг, второй и они оказались за её спиной, пройдя сквозь неё. Она в испуге остановилась, уставившись в пол, ничего не понимая.

— Витя! — резко повернувшись, закричала она мужу, видя как он удаляется. Ей стало жутко.

— Витя! — еще раз выкрикнула она.

Виктор, не слыша Анну, уже заходил в кабинет.

Детский врач, молодая, красивая женщина, открыв дверь кабинета, ввозила такую же коляску на трех младенцев, но на этот раз там лежал один ребенок.

— Вот ваш мальчик, — показывая Виктору рукой и предлагая подойти ближе, сказала Лариса Дмитриевна.

— Здравствуйте, — поздоровалась врач. — У вас родился мальчик весом 3кг 600г, рост 54 см, без патологии… — она стояла, перечисляя всё, что, по ее мнению, должен знать родитель.

Аня, зайдя вместе с ней в кабинет, уже не отрываясь, смотрела на ребенка. Перед ней лежал младенец, которого она уже видела в ночь перед родами. Ей стало душно.

— Вашего ребенка мы выпишем через пять дней, если не будет никаких осложнений, — сказала напоследок детский врач. — И не беспокойтесь, мы позаботимся о нем, а вы улаживайте свои дела и приезжайте, — увозя обратно ребенка, приостановившись, говорила она.

— Примите искреннее соболезнование, — прощаясь, говорила Лариса Дмитриевна. — Я вас провожу. Пойдемте.

— Да. Пойду к Аннушке, — находясь еще не в себе, ответил Виктор.

***

Опомнившись, что стоит одна в кабинете, Анна быстрыми шагами пошла в сторону открытой двери. Она вышла в коридор. Виктор и врач уже заворачивали в холл, когда Анна услышала голос. Голос, который она слышала ночью.

— Подожди-и-и, — спокойно и растянуто произнес голос.

Этим словом окутало всё пространство. Оно было всюду. Аня остановилась и стала искать того, кто говорит. В коридоре наступила полнейшая тишина. Яркий свет стал нарастать с конца коридора, но он не слепил, а притягивал и завораживал. Из него вышел человек. Не веря своим глазам, Анна, чуть дыша, спросила:

— Папа, это ты? Как же это?

— Девочка моя. Здравствуй.

Он подошел и обнял ее.

— Здравствуй моя хорошая, здравствуй.

— Папа, как же так? Значит, ты всё время жил рядом и никогда не пытался навестить меня и Пашку? Как же так? Папа? Мы так ждали тебя, скучали. Я понимаю, мама не подарок, но мы?

— Тише, тише, моя хорошая, я всё расскажу. Потерпи немного. Мне разрешили встретиться с тобой и времени у нас не так уж много.

— Пап, не пугай меня. Что значит разрешили?

— Послушай дочка, я не бросал вас. Слишком частые скандалы с твоей мамой стали невыносимы для нас всех. Я не выдержал и ушел.

— Да, папа, помню. Мы с Пашкой всё слышали. Это действительно нельзя было уже терпеть.

— Я уехал к брату на Урал, устроился на работу. Ушел весь с головой, лишь бы заглушить боль, что стояла у меня в груди. Я написал тебе с Павлом, чтоб простили меня. Видеться с вами не мог. Посылал каждый месяц деньги, считай, все. Заработки у меня были немалые, и я думаю, вам с мамой хватало жить безбедно, даже если она не будет работать.

— Папа! О чем ты говоришь? Какие деньги? Какое письмо? Мы жили так бедно, что Пашке пришлось уйти из школы и устроиться на работу. Куда только он ни напрашивался, мёл дворы, мыл подъезды, машины и еще Бог знает что. Мама вечно пропадала где-то, объясняя, что ищет работу. Потом вроде бы устроилась санитаркой в больницу. И мы ее стали видеть еще реже. То я в школе, то она на смене, Пашка на работе. После этого ты говоришь, что высылал нам деньги? Как ты можешь? Спасибо брату, а то бы с голоду сдохли. Он настоял, чтобы я училась дальше и получила профессию. В училище училась, а жила на его содержании. Вот скажи, кто из нас врёт?

— Я сказал тебе правду и не могу понять, слушая тебя, что ты такое говоришь. Дай я обниму тебя, я так мечтал об этом. Плохо, что при жизни не суждено этому быть, — он подошел к ней, взяв за плечи, прислонил к себе. — Прости, моя девочка.

— Почему ты появился только сейчас? С мамой мы почти не общаемся, Паша стал выпивать часто, никак не может жениться. Ты обязательно должен встретиться с ним, поговорить. Я думаю, он будет рад тебе очень.

— Пока не могу.

— Что значит, не могу, — перебила его Анна. — Что значит, не могу?

— Погоди. Мне с тобой уже пора заканчивать разговор. А с Пашей мы обязательно увидимся, но лучше бы не так скоро. Я объясню тебе, вернее, даже не знаю, как объяснить, чтоб не напугать тебя, моя дорогая девочка. Я очень просил эту встречу, очень. А теперь слушай, время уже не ждет. Понимаешь, там, на Урале, я работал до такого изнеможения, что стало сдавать сердце. В один из дней, на смене, я попал под холодный ливень. Меня так промочило, словно я был из губки. Машина, как назло, не заводилась, и мне все время приходилось под ливневым дождем ее чинить снаружи. Я так устал, сильно озяб, меня колотило. И чтобы не потерять сознание, я присел на ступеньку. Тут и произошел удар. Сперва нестерпимая боль в груди, потом я уже видел себя упавшего вниз лицом прямо в грязь. Дождь эхом отстукивал по мне дробь, как по барабану. Тот я был уже мертв. А этого меня тянуло куда-то идти. Когда я пошел, увидел двух мужчин, очень высоких. Когда они подошли ко мне, то сообщили, что пришли за мной. А дальше все вокруг вдруг исчезло, но эти двое меня всё вели и вели, пока я не оказался возле большого экрана, в котором я видел всю от начала до конца свою жизнь. Я плакал, хотел что-то исправить, но не мог, и от бессилия плакал еще сильнее. Так я смотрел, думал, размышлял и мучился до тех пор, пока не потерял сознание. Очнулся в другой безликой одежде, на скамье. Ко мне подошла моя мама, твоя бабушка, взяла за руку и повела. Вот только тогда я успокоился. Там, где была она, было спокойно. Одно терзало — мне не хватало вас. Тебя и Паши.

Анна, не отрывая взгляда от отца, слушала, не веря. После оцепенения она неровным голосом произнесла то, на что боялась получить утвердительный ответ.

— Если ты умер, и я вижу и говорю с тобой, значит и я умерла?

Он опустил голову, качая ею, произнес:

— Да. Но в отличие от меня, ты будешь, находиться, здесь. Малышу будет нужна твоя помощь. Когда он окажется в надежных руках, мы с тобой обязательно встретимся и уже, надеюсь, будем вместе.

— Пора-а-а… — произнес все тот же голос.

— Что с ним, с малышом? — испуганно спросила Анна, готовая уже бежать защищать ребенка.

— Не пугайся, пока всё хорошо. Просто будь рядом. Прощай! — ласково улыбаясь, он удалялся вглубь коридора.

Там ждало его появившееся облако света, и когда он коснулся его, то мгновенно растворился в нем. Всё исчезло. Исчезла и тишина. Всё вокруг ожило. В коридоре стали входить и выходить роженицы, ходить туда-сюда медики. Еще не осознав всей реальности своего положения, Анна сделала несколько попыток заговорить с женщинами. Но тщетно.

***

Похороны прошли тихо и скромно. Родители Виктора вечером должны были уже улетать. Хотя они были пенсионного возраста, но никто не давал им их лета. Подтянутые, хорошо одетые, они все еще продолжали ходить на работу. Мама, Валентина Сергеевна, продолжала преподавать физику и химию в школе. А отец, Владимир Николаевич, работал в администрации города и занимал довольно высокий пост заместителя мэра города. Поддержать сына в его горе, вылетели по первому же звонку.

Надежду Васильевну — мать Анны, искали через всех знакомых и соседей. После того, как Анна вышла замуж, а Паша ушел жить в общежитие при заводе, на котором он работал красильщиком, Надежда Васильевна была предоставлена сама себе. С детьми она практически не общалась, звонила только, когда были нужны деньги. Все ее объяснения на этот счет не проверялись и, пользуясь этим, она находила все новые и новые поводы, чтобы просить деньги. Аня жалела ее, все свои сбережения, что Виктор оставлял на личные расходы, отдавала ей. Та старалась приходить, когда не было в доме зятя, и клятвенно просила дочь не говорить ему ни слова. У Паши ей стало все труднее и труднее клянчить деньги, последнее время он много тратил на спиртное, угощая всех, кто на данный момент был рядом. Мать боялась его выпившего и поэтому старалась не попадаться на глаза.

Конец ознакомительного фрагмента.