Повернуть судьбу

Светлана Петровна Соловьева, 2018

Роман "Повернуть судьбу" является первым романом трилогии "Женская доля". Светлана и Ольга – две подруги с тяжелыми, трудными судьбами. Жизнь Светланы полностью меняется после того, как открывается история её рождения. Ольга, живя со страшной тайной гибели мужа в тайге, через многие годы узнаёт насколько мучительной была его смерть. Но всё плохое когда-то проходит, и они становятся счастливыми. Судьба, соединившая Светлану с Андреем, открывает возможность найти потерянных ещё в годы ВОВ членов большой семьи, корни которой уходят в два следующих романа трилогии "Женская доля".

Глава 4

Как и обещал, Владимир Викторович позвонил на следующий день. Светлана сообщила о своём намерении встретиться со Светланой Викторовной. Ей хотелось посмотреть той в глаза и спросить, почему она лишила совсем маленького ребёнка матери, любви и заботы, которой Светлана не знала в детстве? Сказать этой женщине, что она была никому не нужна и жила как волчонок. И это было по её вине!

В назначенное время за ней пришла машина. Светлана спокойно села на заднее сиденье черного Мерседеса, удивляясь тому, что не волнуется и не боится этой встречи.

Машина подъехала к новому дому в «Тихом центре». И вот, Светлана медленно поднимается по лестнице, держась за массивные, полированные перила.

На третьем этаже помощник адвоката обогнал её и хотел нажать на звонок, но дверь резко открылась. Отступив, сопровождающий мужчина пропустил Светлану вперёд.

Они стояли напротив друг друга и молчали. Хозяйка была взволнована, но старалась держаться. Прямая как струна, в строгом костюме, белой блузке, волосы собраны в аккуратную прическу, на лице чуть заметный макияж. Светлана молча рассматривала свою родную мать: такие же чёрные брови с красивым изгибом, прямой аккуратный носик с узенькими, как прорези ноздрями и такие же немного пухловатые губы. Стоявшие, напротив друг друга женщины были очень похожи!

— Светлане Викторовне шестьдесят три года, но она не выглядела на свой возраст, — с несвойственной злостью, думала Светлана. — Вот что значит человек жил для себя! Ухоженная, гладенькая, похожая на настоящую женщину, — ей стало не по себе, захотелось уйти и забыть всё как кошмарный, неприятный сон.

— Здравствуй! — заговорила Светлана Викторовна, но не зная, как говорить правильно, поправившись, повторила: — Извините, здравствуйте, — растерянно глядя на Светлану, предложила: — Проходите, пожалуйста. — Светлана стояла, не двигаясь с места. Хозяйка тихо произнесла: — Пожалуйста! — и отошла в сторону, пропуская дочь в комнату.

Поколебавшись, Светлана шагнула вперёд. Войдя в просторную гостиную, с большим количеством мягких диванчиков и кресел, Светлана Викторовна, пригласила присесть. Светлана опять остановилась. Постояла колеблясь и прошла, так и не произнеся ни слова.

Обе молча смотрели друг на друга. Чем дольше Светлана разглядывала хозяйку, тем больше находила сходство с собой. Заметила, что от волнения у Светланы Викторовны приподнялись брови, сделав изгиб ещё круче, и она закусила нижнюю губу, точно так как это делает от волнения она. Разными были только глаза — у Светланы карие, как у отца, а у Светланы Викторовны зелёные, как будто выцветшие. И взгляды у них были разные! Светлана Викторовна смотрела со страхом и нескончаемой виной, а Светлана сердито, даже зло.

Суетясь, женщина садилась то с одной стороны у Светланы, то с другой.

— Чай, кофе, может быть, что-нибудь хотите? — предложила хозяйка.

Светлана молча покачала головой. Светлана Викторовна села в кресло напротив дочери.

— Я понимаю, — со страхом в голосе, произнесла она, — я отлично понимаю твое отношение ко мне и моему появлению в твоей жизни. Я виновата, очень виновата! Я виновата перед тобой, перед девочками, но в тот момент, я не могла поступить иначе. Я была слишком молода и не смогла найти выход из той ситуации. Прости меня, за неопытность, за слабость, — она с таким трудом это выговорила, что, после сказанного, сжалась в комочек, как будто ждала приговора.

— Даже волчица не бросает своих детёнышей! — с трудом разжав губы, сухо произнесла Светлана, не узнавая свой голос.

Сидящая перед ней женщина, опустила голову, поняв, что Светлана не простит её, наверное, никогда?! Она не заплакала. Стала маленькой, беззащитной. В Светланином взгляде не было ни сострадания, ни жалости. В этот момент, к этой маленькой, взволнованной женщине, она не чувствовала ничего кроме злости и обиды!

— Может быть, ты дашь мне шанс? — слабым голосом, чуть не плача произнесла Светлана Викторовна. — Может быть, мы всё-таки попробуем? Пожалуйста! — взмолилась она в конце.

Не понимая, что делать, Светлана молчала. Она не знала, как ответить на этот вопрос? С одной стороны, хочется узнать кто она такая и почему только через сорок пять лет решила найти её? А с другой стороны — если она и в самом деле её мать, то почему бы не узнать всё подробнее, не познакомиться поближе, а главное, попробовать понять её поступок.

— Хорошо, давайте попробуем! — не зная к чему это приведёт в последствие, ответила Светлана.

Не сдержавшись, Светлана Викторовна всё-таки заплакала. Наконец-то она позволила себе расслабиться! Плакала тихо, промокая глаза белоснежным, кружевным платком. Наблюдая за ней, Светлана поглядывала на красивый платок и ждала, когда Светлана Викторовна успокоится.

— Тебе, наверное, уже сказали, что зовут меня Светлана Викторовна? — стараясь взять себя в руки, произнесла хозяйка, дрожащим от волнения и радости голосом. — Светочка, расскажи о себе, о своей жизни. Мне всё интересно, все мелочи. Пожалуйста, расскажи!

— Вы, действительно хотите знать? — пристально глядя на хозяйку, сухо спросила Светлана, как-то нехорошо ухмыльнувшись в душе. — Хотите знать, как я росла? Как ко мне относились в детстве?

— Да, очень хочу, — уже немного успокоившись, твёрдо ответила Светлана Викторовна, — расскажи всё подробно, с самого детства! Про себя, про отца. Я всю жизнь мечтала об этом, мечтала о том, чтобы видеть, как ты росла, как заговорила, как сделала первые шажки. Закрывала глаза и представляла, какой ты стала.

— Вы же всю жизнь следили за нашей семьёй, за мной? — пристально глядя на неё, сказала Светлана.

— Нет, что ты, — теребя в руках белоснежный платок, ответила Светлана Викторовна, — конечно не всю жизнь. Только последние годы, после смерти мужа, я смогла заключить договор с адвокатской конторой, и они начали собирать для меня сведения о вас. Поэтому про твою жизнь я совсем ничего не знаю. Расскажи, пожалуйста!

— Мой рассказ не будет приятным, — безжалостно взглянув на Светлану Викторовну, с еле заметной усмешкой, произнесла Светлана. — В детстве у меня мало было радостного. Ведь, как выяснилось, я была подкидышем!

— Прости, но я хочу знать, что пришлось тебе пережить, — прочтя всё во взгляде дочери, сказала Светлана Викторовна. — Это же всё из-за меня!

— Хорошо, что, Вы, это понимаете. Ну, что же, слушайте! — безжалостно, не подбирая слов, начала рассказывать Светлана. — Своё раннее детство я, конечно, не помню. Как заговорила и как пошла, не знаю и мне об этом никто не рассказывал! С пяти лет я начала не только понимать, но и видеть, различия в отношении мамы ко мне и брату. Он был любимым ребёнком, его баловали, ласкали. А я с завистью наблюдала за этим! Подходила к маме в надежде, что и меня сейчас приласкают, поцелуют, но она вставала и уходила. В пять лет произошёл перелом в моём детском сознании, и я повзрослела! На мой день рождения, собрались гости. Все несли ткань на платья.

— Почему не игрушки? — осторожно спросила Светлана Викторовна.

— Игрушек у меня не было, — задержав на ней взгляд, ответила Светлана. — Так вот! В тот день, не знаю откуда, появился фотограф и гости начали фотографировать своих детей. Взрослые предложили сфотографировать именинницу. Мама ответила, что мне не в чем фотографироваться. Тогда, одна из женщин, сняла со своей дочери платье. У меня таких платьев не было никогда! Мне было стыдно и обидно. Я была маленькой, но эта ситуация перевернули мне душу. Мне кажется, я тогда и повзрослела, и сразу во всём начала разбираться. Эту фотографию я не люблю, она у меня спрятана от людских глаз. А вечером, когда разошлись гости, мне попало.

— За что? — вытирая слёзы, осторожно спросила Светлана Викторовна.

— За то, что я не отказалась и маме пришлось потратить деньги на фото, — без капли жалости к этой маленькой, тихо плачущей женщине, ответила Светлана. — Это была первая фотография в моей жизни! — она замолчала, воспоминания никогда не приносили ей радости.

— Может быть, продолжим за чашечкой кофе или, если хочешь, у меня есть настоящий английский чай? — как можно ласковее, предложила Светлана Викторовна.

— Лучше чай! — взглянув на неё, сухо ответила Светлана.

— Сейчас я принесу! — быстро встала и на ходу говоря, Светлана Викторовна направилась на кухню.

— Не нужно, не утруждайтесь, — вставая с дивана, вдогонку ответила Светлана, — пойдемте на кухню.

— Хорошо. На кухню так на кухню, — Светлана Викторовна шла впереди дочери и думала про себя: — Да, отвыкла я гонять чаи на кухне, как в старые, добрые времена.

Включила чайник и, стоя рядом, молча ждала пока он вскипит. Разлила чай по большим голубым чашкам с золотой каёмкой и поставила перед Светланой. Открыла, накрытый белоснежной салфеткой, большой серебряный поднос с вазой конфет, печеньем и пирожными.

— Угощайся, пожалуйста! — опускаясь на стул, произнесла хозяйка.

Светлана посмотрела на это вкусное изобилие, но есть не хотелось, и она пила чай, отпивая маленькими глоточками.

— Рассказывай дальше, — осторожно попросила Светлана Викторовна.

— Дальше? — пристально посмотрев на хозяйку, сухо спросила Светлана. — С этого момента я начала замечать неодинаковое отношение ко мне и к брату. Мы росли, у нас появились определённые обязанности по дому. Правда, делились они не поровну. Мне почему-то всегда поручалась больше, чем ему? Если вечером мама видела, что брат ничего не сделал, я получала встрёпку.

— За что ты, если не сделал он?! — промокая глаза, спросила Светлана Викторовна.

— За то, что я видела не сделанную работу и не выполнила за брата, — ухмыльнувшись в душе, ответила Светлана.

— Но, это же несправедливо?! Это было его задание!

— Да его, но попадало мне и меня заставляли делать его работу, но уже с тумаками и скандалом, — стараясь не показать вида, что говорит сквозь зубы, даже немного смакуя, произнесла Светлана. — А брат, в это время, смеялся надо мной.

— Что же отец? Почему он позволял это?

— Ему было не до нас. Отец пил. Я редко помню его в трезвым!

— Как пил? — ошеломлённо спросила Светлана Викторовна.

— Сильно!

— Странно, когда мы познакомились, он не пил, в рот не брал?!

— Не знаю, как было до моего рождения, но, сколько помню — он пил всегда. Каждый день приходил с работы пьяный и весь вечер пил, пока не упивался до невменяемости. Напившись, садился на диван и плакал. Теперь я понимаю, почему?! — сказав последнюю фразу, она бросила грустный взгляд на хозяйку.

— Когда же он начал пить? — не заметив этого, спросила Светлана Викторовна.

— Не знаю, но мне казалось, всю жизнь. Я видела его трезвым только по утрам в выходные, а к вечеру он уже напивался. Он так и умер от цирроза печени, когда ему не было и пятидесяти.

Светлана Викторовна уже не успевала промокать глаза. Слёзы тоненькими ручейками текли по щекам, оставляя бороздки на гриме.

— Значит и ему я испортила жизнь? — вздохнув, произнесла она.

— Получается так! — ответила Светлана и, посмотрев на Светлану Викторовну, только сейчас до конца поняла душевное состояние отца.

Светлана смотрела на плачущую женщину и ей не было её жалко! Ей было тяжело, но она не хотела жалеть Светлану Викторовну, хотя чувствовала, что вспоминать и рассказывать всё труднее и труднее. Опять, как в детстве, было жалко и обидно за себя.

— Помню, отец привёз заводную игрушку — металлического коня с каретой, — отгоняя жалость к себе, Светлана сухо продолжала рассказывать. — Карета ехала и толкала коня, а он в воздухе перебирал ногами. Очень красивая и интересная, по тем временам, игрушка! Но я недолго играла ею, она исчезла. Мама, конечно, обвинила меня. Больше я никогда её не видела.

— Откуда отец привёз игрушку?

— Не знаю, он ездил каждый год отдыхать. У него был бесплатный билет на самолет, поэтому он не отказывал себе в удовольствии. Один раз, перед выпускным балом в школе, он привез мне туфли. Белые, лакированные, очень красивые! Мама хотела их забрать себе, но он не дал. Был большой скандал, но отец все-таки настоял на своём. Я эти туфли долго носила, очень берегла. Мы внешне неплохо жили в материальном плане.

— Как это внешне?

— В дом всегда что-нибудь покупали раньше, чем это появлялось у соседей. Мама старалась, чтобы в доме было уютно и красиво. Когда я стала старше, мне это казалось каким-то соревнованием. Отец много вещей привозил из других городов. У нас, у первых на улице, появился телевизор. Помню эти вечера, как в кинотеатре. Много народа собиралось в доме. Приходили со своими стульями и смотрели кино, мужчины собирались на футбол или хоккей. Потом, отец привёз холодильник с Кавказа. Женщины соседки, приходили смотреть: гладили холодильник, заглядывали в него, выдвигая каждый ящичек. Наблюдая за этими показами, я удивлялась, что в очередной раз нами восхищаются соседи, мама ходит счастливая и радостная, хотя в доме нет ни копейки и у меня, например, нет сапог или ещё чего-то необходимого для повседневной жизни.

Мне отец вещей не покупал никогда, зарплату отдавал маме, а она тратила деньги на дом, себя и брата. Тогда я ничего не понимала, думала, что она просто не умеет распределять расходы и ей никогда не хватает денег до получки. Мы всегда жили в долг или жестко экономили и, как правило, на мне. Взрослея, я всё начала замечать и понимать. В семье каждый жил для себя. Вернее, отец для себя, мама для себя и брата, а я сама по себе и никому до меня не было дела.

Когда оформляли отцу инвалидность, выяснилось, что он от зарплаты отдавал только четвёртую часть в семью. На оставшиеся деньги уезжал каждое лето в отпуск. Особенно часто ездил в Севастополь, — взглянув на Светлану Викторовну, Светлана продолжала рассказ: — Узнав об этом, мама полностью урезала затраты. От этого пострадала больше всех я! В нашей семье основным и главным было — что скажут люди. Поэтому и старались пустить пыль в глаза и прикрыть имеющиеся дыры. А одной и единственной дырой была я! Меня хочешь, не хочешь, но нужно было как-то одевать, чтобы кто-нибудь что-нибудь не сказал. Подарки мне дарила, на праздники и на дни рождения, необходимой одеждой и обувью, но такой, которую не каждая пожилая женщина оденет. Брат — это другое дело! Ему, на шестнадцатилетие, мама купила магнитофон. Первый выпуск в стране — «Комета». Никто даже не видел их, ни то что имел! На восемнадцатилетие, подарила двухколёсный мотоцикл. Самый настоящий, взрослый мотоцикл! Соседи просто ахнули.

— А тебе? — не скрывая ужаса, со страхом спросила Светлана Викторовна.

— Я же сказала, что мне не дарили подарков! — с горечью ухмыльнувшись, ответила Светлана. — Про какие подарки можно говорить, если меня одевали кое-как? В двадцать лет я выходила замуж у меня не было даже кофты, простой шерстяной кофты! Собирая вещи, мама отдала мне свою кофту красивого голубого цвета, правда, локти уже светились, но хоть такую, а то стыдно в люди отдавать ни с чем. За всё детство я не помню, чтобы меня погладили по голове или посадили на колени. Я помню только подзатыльники, ремень, иногда веник или валенок, в общем, всё, что подвернётся под руку. Отец жалел меня, но любви и ласки я и от него не видела. Он смотрел на меня с такой грустью и печалью, что мне было не по себе, — Светлане стало неприятно от собственного рассказа и она печально произнесла: — Наверное, на сегодня хватит воспоминаний? Я стараюсь не думать о своём детстве и никому не рассказывать. Его у меня не было! Поэтому сегодня я первый раз за всю жизни так подробно вспомнила обо всём и мне от этого совсем не радостно.

Светлана никогда, никому не рассказывала о своём детстве. Ни её лучшая подруга Ольга, ни тем более дети, никогда не слышали от неё ни одного плохого слова о маме, о Неле Витальевне. Она никогда не жаловалась.

Светлана Викторовна вытирала глаза уже кухонной салфеткой, её белоснежный платок давно был мокрым от слёз и грязным от косметики. Она уже не промокала глаза осторожно, а терла их, не успевая высушивать слёзы. И нос, и глаза покраснели, от косметики не осталось и следа.

— Бедная, бедная моя девочка! — с жалостью поглядывая на Светлану, произнесла Светлана Викторовна.

Первый раз за всю беседу, внимательно посмотрев на неё, Светлана почувствовала сожаление о том, что так жестоко, правдиво рассказала о своём детстве. О том, что хотела сделать больно этой маленькой, плачущей женщине. После поднятых из глубины души воспоминаний и видя, как её кто-то пожалел, первый раз в жизни, у неё что-то ёкнуло в груди.