Любовь не терпит отлагательств

Светлана Никитина

Молодая студентка из Ростова случайно знакомится с молодым человеком из криминального мира, помогает ему скрыться от недоброжелателей. Они проникаются симпатией друг к другу, но он уезжает, у каждого своя жизнь и разные взгляды на нее. Спустя несколько лет она бежит из родного города, спасая девочку-подростка от рук работорговцев, в Москву, где вновь встречает того самого парня, свою первую любовь. Их чувства друг к другу сильны, но его опасный образ жизни втягивает хрупкую молодую женщину в борьбу с настоящими криминальными авторитетами. Ей придется найти в себе силы и проявить такие качества характера, о которых она прежде и не подозревала.

Глава 1

— Объясняю в последний раз! У меня через пять недель сессия!

— Ира, ты не перестаешь расширять границы своей безответственности! Тетя Маша не простит, Любаша обидится! — с укоризной высказался мой брат.

— Знаю, знаю! Но у меня столько нагрузки, что я не могу точно сказать, смогу ли вырваться, — я задумчиво почесала нос, плечом покрепче прижимая к уху мобильный. — Я все понимаю, свадьба и все такое… но, помимо подготовки к экзаменам, на мне еще и общественная работа. Угораздило же проявить инициативу в первый день учебы!

В прошлом году я поступила на первый курс филфака. Пришлось, как это бывает у выпускников общеобразовательных заведений, собирать свои вещички в чемодан и бежать на электричку. Так, за несколько дней до начала учебы я перебралась из родного городка Новочеркасска в Ростов и поселилась в университетском общежитии. В маленькой комнатке помещались лишь две кровати, письменный стол, допотопный шкаф и два деревянных жестких стула, — вся мебель едва ли не довоенного производства. Соседкой по комнате оказалась веселая и легкая на подъем Марина Рудько — восхитительно экстравагантная девчонка с рыжими крупными кудряшками и голубыми глазами. Как-то сразу стало понятно, что мы с ней уживемся.

Первого сентября мы сидели в аудитории, в окружении таких же, как и мы, семнадцатилетних, веселых, но в глубине души взволнованных одногруппников. Преподаватель психологии опаздывал уже на десять минут. Все сидели, вертясь и переговариваясь между собой, но дальше риторического вопроса «Ну и кто пойдет за преподом?» дело не шло. Я не выдержала первой и молча пошла на кафедру. В спину мне донесся нестройный хор мальчишеских голосов: «А вот и староста!». Вот так меня и угораздило взвалить на свои плечи ответственность за группу, посещаемость, информирование однокурсников и прочее, и прочее.

Вместо того, чтобы сидеть спокойно на перемене между парами и чесать языком, я крутилась по всему корпусу, узнавая расписание, какой пары не будет, кому и что нужно досдать, кому и что нужно отксерить на втором этаже в кабинете информатики. Не скажу, чтобы меня это слишком напрягало, но ведь и беспросветной заучкой я никогда не была. Да и Маринка мне всегда составляла компанию, когда я подкарауливала у кафедры методиста или лаборанта.

Первую зимнюю сессию я сдала с честью, все своими силами, благодаря своей усидчивости, упорству и бессонным ночам над учебниками и конспектами. Отгуляв короткие каникулы в Новочеркасске и справив двадцать третьего января свое восемнадцатилетие, я вернулась к учебе. Сейчас уже конец апреля, практические и курсовые работы уже почти готовы к сдаче — ведь учусь я и впрямь неплохо! — но в июне меня поджидает кошмар любого среднестатистического студента. То есть, целых десять кошмаров: пять зачетов и пять экзаменов. Поэтому-то у меня и идет голова кругом, ведь каждый день после пар я усаживаюсь за книги. Обычно занимаюсь в нашей комнате за письменным столом, но иногда и в библиотеке — засиживаюсь в читальном зале до часу ночи. Но это уже не из любви к книгам. Есть у нас с Маришкой такая договоренность: если одной из нас понадобится комната, ну то есть, чтобы привести к себе парня, — вторая где-нибудь гуляет. Потому-то я и коротаю вечера в библиотеке, где от долгого сидения за столом ломит спину, а не на своей односпалке, где, не смотря на продавленную сетку, все равно несоизмеримо удобнее. А в библиотеке мне приходится отсиживаться раза эдак три в неделю. Иногда я ворчу, что с ее стороны это невиданная наглость, но по-доброму. Какая мне, в конце концов, разница, где читать? А вот с парнем уединиться в библиотеке не дадут: здесь блюдет порядок строгая, но справедливая Ираида Степановна, статная женщина интеллигентного возраста, в элегантных очках, с аккуратной прической и в неизменно строгих старомодных костюмах, — все, как и положено даме этой профессии.

Откровенно говоря, я еще ни разу не воспользовалась своим правом на уединение в нашей общажной комнате. С парнями у меня как-то не клеится. Нет, дело не во внешности: я эффектная блондинка с яркими чертами лица; и фигурой своей я крайне довольна, талия у меня тонкая, а объем у меня имеется только там, где ему полагается быть. Дело, скорее, в том, что я не слишком уверенно общаюсь с парнями, да меня не очень-то и привлекают эти малолетние юноши. Я с ними, можно сказать, дружу и вполне нормально общаюсь, а порой и командую некоторыми лентяями. Но не созрели они еще умом, и поговорить с ними на серьезные темы не так просто.

Маринка только посмеивается надо мной, дразня старой девой, но я не обижаюсь, понимая, что быть девственницей в восемнадцать не зазорно. Не модно, но и не стыдно, — я так считаю.

А в данный момент я сижу на широком подоконнике в коридоре и разговариваю по телефону со своим старшим братом Вовкой. Образование он уже давно получил и работает в компьютерном сервисном центре в Новочеркасске. Он-то и зазывает меня приехать на следующей неделе на выходные, побывать на свадьбе нашей двоюродной сестры Любы. Мы дружим, любим друг друга; и конечно же я с удовольствием навестила бы их в такой день, в такой праздник. Но методист Наталья Павловна по-страшному нагрузила меня кое-какими поручениями, что я как раз и пытаюсь «разжевать» брату.

— Я просто хочу, чтобы ты предупредил Любаню, что нет никакой уверенности в том, что мне удастся вырваться вовремя. Я хочу, но, чтобы ее не обнадеживать зря, так говорю. Если удастся разгрести эту работу к следующим выходным, обязательно приеду. Ну, может припозднюсь на регистрацию… Что непонятного?

— Так бы сразу и сказала, — протянул Вовка.

— Я тебе так и говорила всю прошлую неделю! Ну и зануда! Ладно, Вовчик, я с пары отпросилась выйти, мне уже возвращаться пора!

И я, завершив разговор, пошла в аудиторию.

В пять вечера я побрела в библиотеку, которая стояла отдельным храмом в студгородке. В пятничный вечер здесь было малолюдно: большинство студентов разъехались по домам, а те, кто не торопился увидеться с родными, разбежались по клубам, скверам и пиццериям.

Маришка тоже поскакала в общагу собираться на танцульки, справедливо полагая, что тратить вечер пятницы на сидение над учебниками — ничем не оправданное расточительство своей молодости. Я с ней не была согласна в этом вопросе, быть может, от того, что, в отличие от подружки, у меня нет парня; а может, я просто отличаюсь от своих однокурсников сознательностью и обостренным чувством ответственности. Последний вариант тешил мое самолюбие гораздо больше.

Вместе с этой мыслью пришло воспоминание об обвинении меня в безответственности моим братом. Вовка старше меня на пять лет, но в свои двадцать три он и впрямь вызывает большое уважение. Он заменил мне родителей, и в частности мать, которая четыре года назад познакомилась в интернете с каким-то иностранцем и переехала к нему жить в Амстердам. О детях она благополучно забыла, полностью завертевшись в водовороте новой страсти. Не знаю, как сложились их отношения — весточки о себе она не подала ни разу, даже открыток не присылала на праздники.

Отца своего я и вовсе никогда не видела. Почему? Очень просто: с Вовчиком папы у нас разные. Родители развелись, когда ему было четыре. Мать пустилась во все тяжкие, закрутила роман с одним мужиком, привела его в дом и велела Вовке называть его папой. Однако скоро она забеременела, и отчим, ничего не говоря и не объясняя, собрал свои пожитки, уместившиеся в одной дорожной сумке, и был таков. Аборт делать оказалось уже поздно. Так и появилась на свет я. Не отличавшаяся особым материнским инстинктом мама мало мною занималась, устремив все свои силы и таланты на устройство собственной личной жизни, и «отчимы» сменялись в нашей двушке с завидной регулярностью. Наверное, только благодаря этому мы с Вовкой и сплотились. Когда же сбежала в Нидерланды мама, на нем повисла задача обеспечивать себя — тогда второкурсника на факультете информационных технологий и программирования — и меня — четырнадцатилетнюю сестру-школьницу. День его был забит под завязку: с девяти до пяти — пары, вечером зарабатывал на автомойке в ночную смену, улучая краткие моменты, чтобы выполнять домашние задания. Учился он тогда тоже в Ростове. Я же жила одна в нашей квартире под присмотром тети Маши, моего крестного — дяди Жени и соседки по лестничной клетке Зинаиды Марковны — строгой сухопарой женщины, работницы районного исполкома. Так что, одной мне было в квартире не страшно. В случае чего — всегда могла позвонить родственникам или побежать к ответственной и активной соседке. А вот чтобы не быть обузой для старшего брата, которого я очень любила, жалела и, в какой-то мере, боготворила, я старалась есть как можно меньше, экономила продукты и деньги, которые он мне присылал, никогда не требовала новых нарядов, до последнего донашивала старые свитера и ботинки и никогда не устраивала истерик из-за того, что мы не могли позволить себе покупку новой школьной сумки или красивых дорогих тетрадей.

Оберегая его нервы и финансы, я самостоятельно окончила школу, поступила в университет, получила стипендию. И ныне продолжаю усердно заниматься, чтобы сдавать все сессии, не прибегая к взяткам, хотя сама я, как староста, перед каждым экзаменом регулярно составляла список одногруппников, желающих проплатить сдачу того или иного предмета, собирала с них необходимую сумму и вручала преподавателю. Меня в этом списке не было ни разу.

Вовка, конечно, понимал, что и я стараюсь эти четыре года, поэтому отношения у нас сложились нежно-дружеские.

Я потерла глаза и оглянулась вокруг. В читальном зале никого не было, кроме меня и Ираиды Степановны. Часы на стене показывали полвосьмого. Я поймала на себе взгляд библиотекаши, который словно говорил: «Имей совесть, иди в общагу, отдохни. Пятница. Нормальные люди в это время вовсю тусят, а не маринуют честных библиотекарей на рабочем месте».

Я вздохнула, сгребла в охапку конспекты, учебники и методички и подошла к столу Мурены, — так называли Ираиду Степановну абитуриенты. Наверное, за выжидательное выражение строгих глаз.

Она занесла в мой формуляр названия книжек, я поставила подпись и вышла на улицу, собираясь продолжить работу над ними в нашей с Маринкой комнате. Интересно, она уже ушла? Наверное, да. Посижу спокойно в одиночестве над учебником по психологии за чашечкой кофе и сигареткой. Благодать!

Я пошагала по узкой плиточной дорожке к своему корпусу общежития. В гудящей голове до сих пор вертелись всяческие правила и определения из книжек. Даже в чудесных весенних сумерках уставший мозг не мог расслабиться — сказывались напряженные месяцы беспрерывной зубрежки.

Вот и фонарь над дверью общаги появился в поле моего зрения. Совсем скоро я плюхнусь на свою койку с панцирной сеткой и немного отдохну, прежде чем опять начну штурмовать взятые в библиотеке пособия.

Вдруг слева от меня, словно вырвав из глубин этих раздумий, послышался негромкий стон. Я споткнулась от неожиданности и посмотрела на пышные кусты еще не расцветшего, но уже обзаведшегося зелеными свежими листочками жасмина. Уже было совсем темно, и было трудно что-то разглядеть, но я поняла, что это не какая-то пьяная парочка студентов копошится в кустах. Возни не было. Я напрягла зрение и поняла, что на земле в кустах лежит лишь один человек, черный силуэт которого безошибочно принадлежал мужчине, причем высокого роста. Я сначала испугалась, что это грабитель. Однако человек не шевелился, лежа навзничь на еще промозглой весенней почве. Наверное, пьяница. Но как его занесло в студгородок? Или это кто-то из наших? Чтобы убедиться, я шагнула вглубь кустарника и пригляделась к чертам лица молодого мужчины, который — было понятно даже в темноте — не являлся студентом нашего ВУЗа. На вид ему было около двадцати пяти — двадцати шести лет. И он совершенно не был пьян: одежда оказалась чистой и дорогой, да и запаха алкоголя и близко не было, только едва уловимый аромат мужского парфюма, и еще чего-то смутно знакомого. Казалось, мужчине было плохо. Он лежал на спине, с закрытыми глазами и, похоже, даже не заметил, что рядом с ним кто-то стоит.

— Эй, вам плохо? — негромко окликнула я.

Он резко открыл глаза, но, видимо, с трудом различал, что происходит вокруг.

— Вам плохо? — отшатнувшись от испуга, так же в полголоса повторила я.

Он что-то промычал в ответ, но я не разобрала ни слова. Я присела на корточки, чтобы расслышать его слова:

— Что?

— Помогите… — с трудом прошептал он пересохшими губами.

— Что с вами? Погодите, я сейчас вызову «скорую»!

— Нет! — мужчина, не смотря на слабость, вдруг резко схватил меня горячей рукой за запястье. — Нет, не надо, пожалуйста.

— А что с вами? Чем я могу помочь?

— Воды… попить…

— Вода, вода… — забормотала я, роясь в сумке. — Должна быть… Вот!

Я вытащила маленькую бутылочку минералки без газа, в которой оставалось около половины.

Мужчина с усилием приподнялся на один локоть, и в свете фонаря, пробивавшемся сквозь ветви жасмина, я заметила, как на правом плече его весенней куртки блеснула кровь. Он, скривившись от боли, потянулся травмированной рукой к бутылке.

— Я помогу, — вызвалась я и поднесла горлышко бутылки к его губам.

В считанные мгновения он осушил ее и задышал гораздо свободнее:

— Спасибо.

— Что случилось? — почти требовательно спросила я.

— Небольшой инцидент, — сказал он, посмотрев, наконец, на меня осознанным взглядом. — Нарвался в одиночку на своих недоброжелателей. Один против пяти вооруженных парней — неравный бой, не находите?

— Вас подрезали?! — ахнула я.

— Если бы не удалось убежать, убили бы наверняка… — словно что-то прикидывая в уме, произнес он.

— Убили бы?!

— Совершенно верно. У меня в правой руке две пули. Я потерял уже немало крови, поэтому выбился из сил. Даже не понял, как здесь оказался… А я, кстати, где?

— Это студгородок, — пояснила я, глядя на него широко распахнутыми глазами. — Вам срочно нужна помощь врача…

Парень сел.

— Нельзя мне к врачам. Меня быстро найдут в больнице. И добьют. Мне сначала надо связаться со своими ребятами, а пока нельзя никуда высовываться.

— Но… У вас же ранение… — пробормотала я, лишь где-то в самой глубине подсознания удивляясь тому, что среди бела дня в центре Ростова вообще могли стрелять.

— Точно. И поэтому мне очень повезло, что меня нашла именно ты. Думаю, у тебя как у любой девушке, в сумочке непременно найдется зеркальце и маникюрные ножнички… или щипчики для бровей — тоже сойдут. Я сам вытащу пули.

Меня пробрала дрожь от воображения подобной картины.

— Еще было бы неплохо чем-нибудь перевязать… — продолжал он.

— Вообще-то, нет, — я даже слегка сконфузилась от того, что в моей сумке нет обычных для всех девушек предметов, в том числе зеркала, поскольку смотреться в него и подправлять макияж мне совершенно некогда. — Не ношу с собой подобных вещей. Но у меня все есть в комнате. И бинты тоже есть… Только здесь мы ничего не увидим.

— Верно. Но не садиться же на лавочке под фонарем с таким занятием…

— Угу, — задумчиво протянула я. — Ладно, я тебе помогу, — решительно сказала я, тоже переходя на «ты».

С чего я решила ему помогать, я и сама не знала. Что я о нем знаю? Ничего, кроме того, что он как-то связан с «криминальными» личностями. Недоброжелатели у него, видите ли, есть! И к чему мне эти проблемы? Черт его знает! Но раз сказала «А», говори и «Б»! Взялась помогать — помогай до конца.

— Давай проведу тебя в общагу. Избавишься от пуль, и можешь быть свободен.

— А сможешь?

Я достала телефон и набрала номер Маринки.

— Да? — весело промурлыкала она в трубку.

— Мариш, ты еще в общаге?

— Да, но уже обуваюсь. Сейчас уйду. Меня уже девчонки ждут. А что? Неужели надумала присоединиться?

— Уж этого ты от меня, наверное, никогда не дождешься, — нервно улыбнулась я. — Но мне нужна твоя помощь. Можешь очистить вход ненадолго? Ко мне брат приехал. Он, правда, по работе, но мы давно не виделись, да и денег на гостиницу нет. Хочу его к себе провести. А ты же знаешь нашего коменданта: заставит тест на ДНК проходить!

— О чем разговор! Нет проблем, — весело отозвалась подружка. — Сейчас немного пошумим!

Я спрятала мобильный в сумку.

— Подняться можешь? — спросила я раненного.

— Да. Спасибо, — он поднялся на ноги, поддерживая раненную руку и прижимая ее к телу.

— Ничего. Людям помогать надо, — сказала я, скорее всего, сама себе.

— Даже незнакомым? — спросил он, следуя за мной к общаге.

— Да. Я, конечно, о тебе ничего не знаю, но, думаю, ты не причинишь мне вреда в благодарность за помощь?

— Что ты! — улыбнулся он неожиданно очень красивой и притягательной улыбкой. — Правду говоришь: ты ничего не знаешь обо мне, а я вполне в состоянии материально отблагодарить тебя за человеколюбие.

— Я не только человеколюбива, но и не страдаю жаждой наживы, — хмуро ответила я, не оборачиваясь.

— Извини, не хотел тебя обидеть. Просто и впрямь не так часто встретишь человека, готового помогать незнакомцу. Я лишь имел в виду, что можешь рассчитывать на мою благодарность и ответную помощь в случае чего…

— Стой тут, — оборвала я его и заглянула в вестибюль общежития. Коменданта на месте не было, видимо Маришка уже исполнила обещанное.

Я ухватила мужчину за куртку и быстро потянула за собой по коридору. Откуда-то со второго этажа доносился шум, громкие голоса и невероятная суета. Мы добежали до середины длинного коридора и скрылись в нашей с Мариной комнате.

— Садись, — я легонько подтолкнула его к своей аккуратно заправленной кровати, заметив, что с его появлением комната как будто уменьшилась — гость был высокого роста, широкоплечий, в черной куртке.

Я снова достала мобильный:

— Мариш, спасибо, мы вошли. Что ты там устроила? Такая суматоха!

— Да я замок в Риткиной комнате подожгла, — хихикнула Маринка, имея в виду свою заклятую соперницу и задаваку Маргариту Котову. — Так что можешь даже не считать себя моей должницей! Мне это было в радость!

Я тоже засмеялась.

— Ладно, пока! Увидимся завтра! — завершила она разговор. — Не жди меня! Буду утром, не раньше!

Я бросила взгляд на сидящего на моей кровати молодого мужчину с красивым — при ближайшем рассмотрении — лицом и, вздохнув, принялась вынимать из ящика стола бинт, вату, йод, зеленку — все, что было. Затем положила все это на тумбочку у кровати, из косметички изъяла пинцет.

— Ну что, готов? — деловито спросила я у неожиданного визитера, который с интересом наблюдал за всеми моими движениями.

Я скинула легкий весенний плащ и повесила на вешалку. Переобула тапочки, затем вымыла руки под допотопным краном у двери — единственное и даже эксклюзивное удобство в нашей комнатушке, переделанной из какой-то подсобки, наверное. Душ, туалет, кухня — располагались в конце коридора, и кроме нас с Мариной никто не мог похвастаться даже краном в комнате.

Я приставила к кровати деревянный стул — прямо напротив потерпевшего. Лишь сев и взглянув в неправдоподобно красивое мужское лицо, я внутренне призналась себе, что за всей этой суетой и быстротой моих движений скрывается подспудно разрывающее меня сомнение: зачем я вообще его сюда привела, зачем ввязалась?!

— Готовься, — сухо сказала я, но мои глаза явственно выдавали мой страх перед предстоящей операцией.

Я открыла пузырек перекиси водорода и опустила в него пинцет.

— Кстати о незнакомцах, — сказал мой «пациент», словно продолжая прерванный разговор, и принялся снимать куртку, орудуя одной рукой. — Меня Андрей зовут.

— Ну да… Ира, — словно очнувшись, ответила я.

Глядя, как он изворачивается, не двигая правой рукой, я стала ему помогать.

— Вообще-то, дело не только в боли, — словно оправдываясь за эту мою помощь, произнес он. — Пуля как-то попала, возможно в сустав, и не пускает плечо. И пошевелить не могу…

— Ничего, — ответила я. — Сейчас устраним главную неприятность, и ты снова побежишь к своим ребятам. Подремонтируем, так сказать. Рубашку…

Андрей начал расстегивать пуговицы на рубашке. Я же не могла оторвать взгляда от насквозь пропитанного кровью рукава… пока он не снял рубашку со здорового плеча. Тут уж я приклеилась глазами к его идеально накачанным мышцам на груди и руках, прессу, и не могла оторваться, пока он не поднял на меня глаза, и я свои стыдливо опустила долу. В мгновение взяв себя в руки, я стала аккуратно стаскивать рукав, стараясь не задевать обнажавшиеся раны — одна и впрямь в плечевом суставе, вторая в трицепсе.

— Держи, и свети на раны, — я вложила в его здоровую руку карманный фонарик.

Тусклая лампочка под потолком только сгущала тени, а не рассеивала их.

— Ты это сделаешь? — удивленно приподнял одну бровь Андрей.

— Ну да. Тебе одному неудобно будет.

— Ты смелая, — мягко заметил он.

— Я в детстве всех кошек и собак во дворе вылечила.

Андрей вдруг засмеялся очень приятным смехом:

— Честно говоря, этого я знать не хотел.

Мои губы тоже тронула слабая улыбка. На самом деле мне было очень страшно. Руки дрожали. Хорошо еще, что пули не вошли глубоко — застряли в крепких мышцах. Должно быть, преследователи стреляли с большого расстояния, либо с неудобного ракурса.

Андрей, в отличие от меня, держал фонарик твердой рукой, поглядывая то на действия моих нервных пальцев, то на мое сосредоточенное лицо. Но на его лице за всю процедуру ни один мускул не дрогнул, лишь иногда напряженно сжимались губы. Вынув два маленьких, но разрушительных кусочка металла из его руки, я обработала раны, зашила парой стежков шелковой нитки и забинтовала.

— Крови ты довольно много потерял. Все равно тебе следует обратиться к врачу.

— Да нет, сейчас я чувствую себя гораздо легче. Перекусить бы чего… И кровь, и силы восполнятся!

— Ну да, я бы тоже не отказалась.

Я отправилась на кухню и быстро сварила жидкую манную кашу. Пока стояла над кастрюлькой, я все губы себе искусала, нервничая и думая о том, что вот сейчас вернусь, а его уж и след простыл… вместе с моим кошельком, телефоном, парой сережек из тумбочки и… а больше у меня и брать-то нечего. Но все равно — свое есть свое.

— Извини, ничего другого нет, — сказала я, возвращаясь в комнату и вручая ему тарелку.

Он был здесь. Да, здесь.

— Здорово! — весело воскликнул он. — Давно не ел манки! Прямо, как в детстве!

— Справишься сам? — спросила я.

— Обижаешь! Я же не инвалид, слава Богу! А ранение в руку — это пустяк!

Да уж, пустяк…

Я только теперь заметила бледность в его лице. Я села за письменный стол, наблюдая за своим странным гостем, который в два счета уплел всю порцию.

— Слушай, ты, наверное, добрая самаритянка, — заявил Андрей.

Я лишь пожала плечами, молча прихлебывая кашу.

— Можешь позвонить своим друзьям, — я протянула ему мобильный.

— Понимаю. Горишь желанием поскорее избавиться от меня, — кивнул он, но за телефоном не потянулся. — Только по телефону лучше мне с ними на связь не выходить, тем более по твоему. Те, кто стреляли, быстро вычислят наше местонахождение.

Он замолчал на несколько секунд.

— Извини, не хотел тебя втягивать…

— Тогда можешь переночевать здесь, — сказала я и прикусила язык. — Я имею в виду, если слишком устал. Я просто подумала, что тебя смогут забрать твои друзья и отвезти в больницу. А так, я даже на такси тебе денег не могу одолжить — нету. Поэтому можешь остаться до утра, но уйти придется очень рано.

— Я и впрямь чувствую себя неважно, но передвигаться в состоянии. Просто, если позволишь, мне бы хотелось побольше узнать о своей добродетельнице. Быть может, в ходе разговора придумается, как лучше тебя отблагодарить. Ты мне жизнь спасла.

— Пустяки! — махнула я рукой.

— Для меня — нет.

— Ладно. Оставайся, — решила я, хотя и чувствовала себя в его компании очень скованно. — Только мне к экзаменам готовиться надо. На долгие разговоры у меня времени нет. Кстати, нужно застирать рубашку…

Я быстро поднялась со стула.

— Что ты! Выброси ее. Еще чего не хватало!

— Да ты что! В чем ты завтра пойдешь? В куртке и брюках?

Собственно, истинной причиной моего внезапного хозяйственного энтузиазма была не забота о ближнем. Просто меня почему-то очень нервировало то, что он сидит передо мной полуголый и… весь такой идеальный.

Я постирала-таки рубашку под краном и повесила на натянутую под потолком веревку.

Затем открыла форточку и снова села за стол, прикурив сигарету и выпустив дым в окно. Андрей оказался некурящим и отказался.

Скользнув глазами по учебникам на выщербленной столешнице, я поняла, что могу за них даже не браться — я чувствовала на себе взгляд Андрея и все равно не смогла бы сосредоточиться.

Я подложила ему вторую подушку, и мы стали просто беседовать: я — сидя на стуле и периодически выкуривая очередную сигарету, он — полулежа в моей постели. Он укрылся одеялом, и мне стало гораздо легче говорить, когда я перестала видеть его обнаженный торс.

— Вообще-то дело еще знаешь в чем, — говорил Андрей. — Я ведь не здешний. В городе совершенно не ориентируюсь. Прилетели только вчера…

— Откуда? — поинтересовалась я, весьма невежливо прервав его речь.

— Из Москвы. Поэтому сейчас я не знаю, как добраться до своих. Только при свете дня.

— Что же они тебя бросили? Что не ищут?

— Ищут, я уверен. Просто я в неурочный час оказался один, да нарвался на наших врагов. Меня во двор многоэтажки затащили, пистолет и телефон отобрали, я стал отбиваться, а когда побежал, схватил две пули. Они вскочили в машину и погнались за мной, поэтому пришлось скрываться дворами. Потом окончательно заблудился в незнакомом городе. А как я в вашем студгородке оказался даже и не скажу — сам не помню, да и ослаб к этому моменту.

— Так тебя, наверное, до сих пор ищут? Твои враги!

— Вероятно.

— Чего же им от тебя надо было?

— Ну… Есть у нас кое-какие споры. Денежного характера.

— Ясно. Только диву даешься, на что готовы пойти люди ради денег… Даже на убийство. Ну а ты-то чем занимаешься, раз ходишь с пистолетом?

Андрей усмехнулся уголком рта.

— Нет, красавица. Я и так с тобой тут как на исповеди. Нужно знать, когда следует остановиться. Особенно это касается опасных вопросов. Просто запомни на будущее.

— Не хочешь — не говори, — пожала я плечами. — Как рука?

— Как после огнестрельного ранения, — усмехнулся он. — Но ничего, на мне все, как на собаке заживает… Только ты все равно никому не говори обо мне, ладно? Я через несколько дней вернусь снова в Москву и больше никогда тебя не потревожу. Но тем не менее, очень тебя прошу не распространяться на эту тему… хотя бы эти дни, пока мы здесь, пока не решили кое-какие проблемы и не уехали. Это может снова очень плохо отразиться на моих делах в Ростове. Да и на себя можешь навлечь опасность. Слушай, — он вдруг откинул одеяло и сел, спустив ноги на пол. — Ир, я и впрямь должен идти. Не хочу еще и тебя подставить. Я уже отдохнул, так что… Ничего, что ночь. Фонари везде. А меня и впрямь могут караулить в этом районе. Я просто обязан отвести от тебя эту опасность. Ты мне только скажи, как добраться на Левобережную. Возможно, мне даже будет легче скрываться в темноте.

Андрей стремительно встал и сдернул с веревки рубашку.

— Погоди! — я подскочила к нему, сама не зная от чего внутренне запаниковав. В ходе разговора вместо смущения и скованности я стала чувствовать абсолютное спокойствие от звуков его ровного голоса и исходившей от него теплой энергии. — Она же еще мокрая! — только и сказала я.

— Ничего. Уже не мокрая, а влажная. Правда, тебе не безопасно рядом со мной. Ты и так очень мне помогла. Я безмерно тебе благодарен. Но сейчас я представляю для тебя большую угрозу. Вернее не я, а мое присутствие здесь и люди, которые меня разыскивают.

— Глупости! Ничего я не боюсь, — заявила я, ощущая непонятную потребность его остановить во что бы то ни стало. — Все будет в порядке. Ты еще слаб! Тебе нужно поспать. Не волнуйся. Да и пешком тебе будет непросто туда добраться!..

Он вдруг прикоснулся к моему плечу и сказал, слегка наклонив ко мне голову:

— Ты еще очень молодая и глупая. Извини, не хочу тебе грубить, но тебе следует меньше доверять людям. Ты не знаешь, в какую компанию ввязалась.

Его прикосновение обожгло мне кожу — даже сквозь рукав пуловера, а дыхание перехватило. Но его слова вовремя остудили во мне эту необъяснимую, сладостно-томительную и жгучую симпатию к нему, словно окатив холодным душем.

— Я просто не уверена в успехе твоих ночных походов. Сейчас людей на улице мало, так что ты только привлечешь к себе внимание преследователей. Утром тебе будет гораздо легче затеряться в толпе торопящихся на работу горожан…

Андрей улыбнулся:

— Забираю свои слова обратно. Ты нисколько не глупая. Ты авантюристка.

Я улыбнулась в ответ:

— Ничего подобного. Я никогда не ищу приключений на свою голову. Просто сегодня… думаю, тебе повезло, что я рискнула тебе помочь. Ой, — вдруг вздрогнула я. — У тебя кровь просочилась…

Я снова усадила его на койку, сняла повязку с верхней раны и снова обработала ее. Кровь остановилась, и я заново забинтовала его плечо.

— Постарайся не двигать рукой, — сказала я тихо, завязывая бинт и отрезая кончики.

— Ты сейчас на первом курсе учишься? — спросил он, все это время глядя только на мое лицо.

— Да. А что?

— А мне двадцать пять лет.

Я вскинула на него удивленный взгляд:

— По-моему, у тебя еще вся жизнь впереди.

— А я себя сейчас, почему-то, чувствую ужасно старым.

Я лишь промолчала, глядя в его глаза, устремленные прямо в мои.

— Тебе следует отдохнуть, — наконец с трудом выговорила я. — Постарайся уснуть.

Он лег, а я села за стол и уставилась невидящим взглядом в учебник по психологии. В желудке снова заплескался холод, легкие стали делать очень мелкие вдохи, а спина держалась прямая-прямая.

Не знаю, сколько времени я просидела так, бегая по строчкам ничего не фиксирующими глазами, но когда, наконец, решилась обернуться, увидела Андрея уже спящим.

Я осторожно и облегченно вздохнула. Легкие словно раскрылись, позвоночник расслабился, а желудок перестало мутить.

Что он имел в виду? Что он стар… для меня? Если так, то он прав. Мне совсем недавно исполнилось восемнадцать. Негоже мне связываться с мужчиной, с которым меня разделяет семь лет. Это была бы слишком большая разница в возрасте. Еще в детстве разница в пять лет между мною и Вовкой казалась непреодолимой, а его превосходству надо мной не было предела. Сейчас наши отношения изменились и стабилизировались, но все равно я продолжала ощущать на себе его «взрослость». А тут… семь лет! Ужа-асно! И все же он будоражит во мне совершенно новые и интригующе приятные чувства, которые, в свою очередь, вызывают яркий стыдливый румянец на моих щеках.

Завтра он уйдет, и это будет правильно, подумала я. И хорошо, что уйдет.

Я снова посмотрела на его выразительное даже во сне лицо. Вид привлекательного мужчины, спящего в моей постели, вызывал внутри меня какую-то незнакомую дрожь. Но ничего, завтра он уйдет — и хорошо…

Я выключила верхний свет, оставив включенной лишь настольную лампу, и снова опустилась на деревянный стул. Чиркнула зажигалкой и закурила, выпуская дым в сторону открытой форточки.

Все-таки это неправильно — то, что я его впустила. Я и себе могу заработать головную боль, если кто-нибудь обнаружит его в моей комнате. И сам он какой-то… Представляет опасность, вот что!

Ну не дура ли!

Пригласить человека, судя по всему, криминального рода занятий да еще уговаривать его остаться на ночь!

Скажи кому — не поверят. Я сама-то не могла ожидать от себя подобного безрассудства.

Я бросила на Андрея опасливый взгляд. Он спал все в том же положении на спине, склонив голову немного набок. Какой же он все-таки красивый!

Встряхнув головой, затушила сигарету и взяла в руки учебник, начав читать его на этот раз по-настоящему внимательно.

Сейчас с часик позубрю и лягу на Маринкину постель. А завтра моя жизнь снова вернется в прежнее русло…