Любовь вслепую

Светлана Нарватова, 2022

Станислав Борисович Дежнев – мужчина в самом расцвете сил. Работает Станислав Борисович заведующим отделением в роддоме. И несмотря на то, что Стас окружен женщинами с утра до ночи, он не женат. А может, именно поэтому. Когда молодость подходит к концу (а пятый десяток, нужно признать, уже конец молодости), хочется оглянуться и… Обрести второе дыхание, быть может? Как еще можно назвать то безобразие, в которое он дал себя втянуть? И главное – кому? Которая из «пипеток» его отделения сумела превратить роддом №3 в его персональный дурдом? Вот бы знать… Ранее публиковался под названием "Темная история в третьем роддоме"

Глава 2

После обхода и визита к главврачу по кадровому вопросу, Станислав Борисович вернулся в ординаторскую. Раньше у него был свой кабинет, но почему-то здесь, среди копошащихся коллег, он всегда чувствовал себя уютнее. Здесь легче было переносить боль утрат и подпитываться радостью побед. Поэтому, став «большим начальником», Дежнёв стол свой не освободил, используя кабинет завотделением лишь для приёма посетителей. А когда больнице выделили финансирование на ещё один кабинет УЗИ, с лёгкостью отдал его под нужное дело. В ординаторской было безлюдно. Ничто не напоминало об утреннем жарком спиче в защиту профессиональной и корпоративной этики. Стас вскипятил чайник, бросил в кружку разовый пакетик чёрного чая, взял из «благодарственной» коробки «Коркунова» конфетку и сел на своё рабочее место. Слева лежала стопка, мать её, карт, пробуждая нездоровое желание вылить на них тот самый свежезаваренный чай. Подводя итог ещё не завершившегося дня, завотделением вывел новую примету: «Если день начинается с „пипеток“, к вечеру неизбежна клизма». Главврач даже до вечера ждать не стала. На вопрос, где Стас возьмёт новых врачей на вакантные ставки, Валерия Ефимовна ответила, что у них родильное отделение. Рожайте.

— А ничего, что у нас отделение патологии? — напомнил Дежнёв.

— Нынче, Станислав Борисович, не время привередничать. Так что кто родился, того и воспитываем. За вашего ординатора хватаемся двумя руками и держим. Правильно держим, Станислав Борисович. Нежно, но крепко. Не мне вас учить, вы мужчина опытный… — похлопала Валерия Ефимовна заведующего отделением по плечу.

Конфетка подтаяла в тёплой комнате и оставила шоколадный след на пальцах. Стас открыл верхний ящик, где хранил салфетки. И обнаружил листок, на котором было напечатано: «Злой вы какой-то, Станислав Борисович. Когда у вас в последний раз женщина-то была?» Терпение Дежнёва держалось буквально на ниточке. И вряд ли этот шов можно было назвать состоятельным. В общем, Стас вытер пальцы, и размашистым почерком прямо на том же листке написал: «Если своими сочинениями вы пытаетесь предложить себя в качестве женщины, то боюсь разочаровать: из 90-60-90 больше всего меня возбуждают 120 IQ». До конца смены он устроил ещё пару разносов младшему медицинскому персоналу, заполнил карты, посмотрел результаты обследований пациентов, поправил одно назначение и с чистой совестью, но плохим настроением направился домой. Размышлять, когда у него в последний раз была женщина.

А утром в его столе лежал другой листок, на котором было напечатано: «А-а-а. Вы предпочитаете в мозг… Так это у нас вчера групповуха была? А девчонки-то и не знают».

Вчера Стас был совершенно уверен, что «стенгазеты» — дело рук Ангелины. Большого ума они не требовали, а записка с головой выдавала истинные мотивы. Теперь же Дежнёв задумался. Не то чтобы тезис о «групповухе» был высокоинтеллектуален. Но Гелины потенции превосходил. И дело даже не в нестандартной оценке ситуации. То, что выглядит оригинальностью, нередко оказывается проявлением альтернативной женской логики. Нет, записка содержала намёк на самоиронию. А самоирония — однозначная заявка на мозги. Тогда кто? Из имеющих мозги в отделении, помимо себя, Стас ещё знал Лизу и Маму Фриду. Но Лизы не было физически. А Мама Фрида не стала бы использовать слово «групповуха».

М-да. Вопрос…

Дежнёв уложил листок на столешницу и нацарапал уничижительный ответ: «Для тех, кто не понял с первого раза: меня привлекает не всякий мозг. Одноклеточные не вызывают во мне сексуального влечения». И быстро убрал листок в стол. Недостаток мозга у одноклеточных обычно с лихвой компенсируется чувством собственного величия и объёмами обид. Очередной обход прошёл в приподнятом настроении на фоне повышенного уровня любопытства. Пройдёт «первопечатница» тест на одноклеточность или нет? Увы, по завершению обхода в ящике всё было, как прежде. И после плановых операций. Завотделением даже ушёл работать с документами в пустующий кабинет УЗИ. Но, увы, к вечеру декорации так и не изменились. Стас испытал некоторое разочарование от того, как легко сдалась его визави. А потом его вызвали к многоводной роженице с диабетом, и ему стало не до глупых записок.

Зато утром его поджидал очередной образец эпистолярно-принтерного творчества: «У одноклеточных нет мозга, Станислав Борисович. Совсем. А у нас на четверых IQ даже на 240 наберётся! Кстати, вы так и не ответили на вопрос».

«Не ответил», посмеиваясь про себя, согласился Стас. Если хочешь разговорить собеседника, просто повтори его последние слова. Это как выдернуть пробку, затыкающую фонтан. Предвкушая поток, который прорвёт его реакцией, завотделением провёл «летучку» и пошёл домой. Интересно, «240» — это самоирония и недооценка соперниц? Если они соперницы. Не жмёт ли вам корона, Станислав Борисович? Что-то не заметно в обозримом пространстве очереди кандидаток в постельные грелки. Стас последние полгода так утрахивался работой, что о женщинах думал сугубо как об объекте профессиональной деятельности. А теперь он шёл домой после ночной смены, а у него энергии было ещё на три подвига и одну женщину.

Наполненный кипучей субстанцией, Стас совершил первый подвиг. Расчистил Авгиевы конюшни, то есть навёл порядок дома. Когда дом — место, где ты спишь (иногда), постепенно он покрывается слоем хлама. Дежнёв выдраил квартиру. Распахнул шторы. Открыл окна. Дышать сразу стало легче. Просто фэншуй какой-то. Закончив уборку, Стас понял, что про три подвига он погорячился. А вот от женщины бы не отказался. Чтобы приготовила ужин. За неимением женщины Дежнёв поимел доставку из знакомого фастфуда. За деньги, зато без моральных издержек и гарантированно вкусно. Он вытянулся на диване, пощёлкал новостные каналы на телевизоре, убедился, что мир не поумнел, и пошёл спать.

* * *

Когда Стас проснулся, за окном царила ночь. Однако будильник настаивал, что уже утро. Организм отказывался мириться с обманом зрения и требовал доспать. Дежнёв нажал отсрочку и укрылся с головой пледом. Интересно, что там насочиняла «пипетка»? Мысль вспорола вязкую дремоту, как лазер — метастаз. Сонливость как рукой сняло. Дежнёв побрился, подпевая музыкальному каналу. Может, не очень в тон, — со слухом у него было хуже, чем с руками, — зато с душой. В больнице завотделением одаривал коллег сияющей улыбкой. Но когда уже третий встречный поинтересовался, не нашёл ли Стас работу получше, понял, что внутренний фонарик стоит притушить. А то слухи пойдут, сплетни… Главврач опять вызовет. Душеспасительные беседы начнёт. Оно надо? До ординаторской Дежнёв держал лицо, но чуть не скатился в банальный «Й-есс!», обнаружив в столе очередной листок. «А говорили, что мы можем спрашивать о вашей личной жизни, что угодно. Ай-ай-ай! Нехорошо обманывать!», — вот, что было там напечатано. «По-ве-лась!», — мысленно пропел Стас, прищёлкнув пальцами. И пока не набежали зрители, написал: «Как можно! Я говорил, что вы можете спрашивать, что хотите. Хоть про длину моего пениса в эрегированном состоянии и среднюю продолжительность коитуса. Но я не обещал, что вам отвечу».

Ощущая себя мужественным советским бойцом, от которого подлый фашист получил гранату, завотделением переоделся в зеленый медицинский костюм. Мальчишеское шило свербело в сфинктере анального отверстия и звало на подвиги. Вышеупомянутый сфинктер чуял, что добром дело не кончится. Но сидеть на месте все равно не получалось. Взяв для серьёзного вида несколько бумажек со стола, Стас посмотрелся в зеркало. Бумажки не помогли. Серьёзного вида не получилось. Торжество справедливости цинично полыхало из-под очков, как прожектор перестройки. Два прожектора. Завотделением вернул бумаги на место, заложил руки за спину и прогулочным шагом отправился дозором по владениям.

Припоздавшие сонные барышни и дамы разного возраста и степени беременности несли баночки на анализы и себя — на взвешивание. Некоторые здоровались, некоторые ещё недостаточно проснулись, чтобы выделять заведующего отделением из фона. В конце коридора находилась процедурная. Утренние уколы ещё не начались, и скамеечки у дверей были пусты. Однако внутри работа кипела, судя по женским голосам. Стас собирался заглянуть внутрь, но услышал из-за приоткрытой двери: «А теперь закрой глаза, и представь этого мужчину у себя за спиной…» — и передумал. Может же заведующий, измученный тяжёлым обходом, присесть на скамеечку отдохнуть? В телефоне покопаться, например. Кстати! Он вынул телефон и перевёл его в беззвучный режим.

* * *

–…Нет, ну какой дурой нужно быть! Он же женат!.. — пробивался сквозь завесу Татьяниных мыслей звонкий голосок Ольги.

Сегодня они дежурили вместе. Таня была медсестрой на замену, и ею затыкали дыры. Вот и сегодня её попросили подменить работницу из Ольгиной смены. Та села на больничный с ребёнком, а уколы сами в попы не поставятся, как точно подметила старшая медсестра. Оля продолжала трындеть про события вчерашнего сериала, но Зуева пропускала её слова мимо ушей. Разве картонные драмы мыльных опер могут сравниться с накалом страстей, что закрутились в ящике офисного стола? Станислав Борисович оказался трудным пациентом. Агрессивным. Недоверчивым. Несговорчивым. Его реакции и веселили, и задевали. Веселили предсказуемостью. Задевали тем же. Восемь лет Дежнёв был для Татьяны недостижимым идеалом. Принцем в белом халате. Воплощением спокойной уверенности, компетентности, ответственности и интеллекта. Тех качеств, которые Зуева ценила в мужчинах выше всего. Но это ещё не всё. Станислав Борисович был для неё эталоном мужской красоты. Не слащавой, как у эстрадных «альтернативов». Не брутальной, как у бойцов ММА. Не экстравагантной, как у Бенедикта Камбербэтча. Простой, человеческой мужской красоты, на которую хотелось смотреть. И смотреть. И смотреть. И иногда трогать руками. В общем, Дежнёв был персональное «всё» Тани Зуевой. Поэтому осознание, что кумир оказался таким же мужским шовинистом, что и прочее большинство игреконосителей, стало для Татьяны потрясением. С другой стороны, как говорили великие устами Гели: «Хочешь избавиться от прошлого — сделай его смешным». Резкие ответы завотделением вызывали желание подразнить. Таня чувствовала себя корноухим котом, который вновь и вновь забирается на забор соседского дома, чтобы позлить цепного волкодава. И ей было интересно, как именно отреагирует волкодав Дежнёв на очередную с-котскую проказу. А дуры из телевизионных мелодрам были ей глубоко до лампочки.

— Ой, Оленька, — появился в помещении новый голос, спуская Таню на землю. — Ты не представляешь!..

На кушетку для инъекций уселась рыжая Марго. Взгляд её был полон вселенской скорби.

— Ну что? — Оленька присела рядом с акушеркой, сжимая пальцами её руку. — Опять звонил?

Маргарита мрачно кивнула.

— А ты? — продолжила допрос Оля.

— А я говорю: «Чего тебе надо?»

— А он?

— А он: «Я ж отец».

— А ты?

— А я: «Какой ты отец? На день появишься, на полгода исчезнешь. Ты не отец, а дятел-мозгоклюй».

— А он?

— Обиделся, — вздохнув, ответила Марго. — Сказал, что все бабы — стервы, и сами не знают, чего хотят.

— А ты чего хочешь? — поинтересовалась Оленька.

— Не знаю, — пожала плечами Маргарита.

— О! — Ангелина сунула голову в дверь, и слово «проце-дурка» заиграло новыми красками и смыслами. — Что, шеф снова собирает?

— Нет, мы просто, — ответила Оленька.

— Да? — спросила Геля тоном «А что показывают?» и присела на вторую кушетку.

— Маргарите бывший звонил, — тут же по секрету «настучала» Оля.

— И? — с теми же интонациями уточнила Ангелина.

— Стервой обозвал, козёл, — не стала размениваться на мелочи медсестра.

— Козёл, — согласилась Геля. — Это не твой типаж мужчин, — сообщила она рыжей.

— Слава Богу! — отреагировала на это заявление Марго.

— В смысле тебе нужен другой, — пояснила Геля.

— Мне бы с одним как-нибудь справиться, — с сомнением ответила рыжая.

— Не в этом смысле. Смотри, сейчас ты закроешь глаза… — выдала Ангелина оксюмороновую фразу. — И будешь представлять, что я скажу. Готова?

Маргарита послушно сложила руки на коленях и кивнула.

— Представь себе мужчину напротив себя. Вы стоите лицом к лицу. Что ты чувствуешь?

— Так бы и дала, гаду!

— В каком смысле «дала»? — не удержалась Таня с насмешкой, за что получила три укоризненных взгляда.

Татьяна повинно склонила голову и замахала перед носом руками крест-накрест, демонстрируя, что её здесь нет и звуки из её угла девушкам причудились. И вернулась к своим ампулам. Пальчиками. А ушами, разумеется, осталась в разговоре.

Марго подняла кулак и мелко потрясла им, демонстрируя, как именно она бы дала и как тяжело ей сдерживаться.

— У-у-у! — подвыла она.

— Это позиция «мужчина-соперник», — пояснила Геля. — Некоторые женщины любят острые ощущения, чтобы как на войне. Чтобы соперничество. Но это разрушительные отношения. Такие отношения хороши для любовников, но семья, построенная на соперничестве, обречена. Мужчина уйдёт из такой семьи.

— Почему мужчина? — возмутилась Марго.

— Потому что женщины часто любят играть в мужчин. А мужчины в женщин — редко. Когда мужчине нужен соперник, он идёт на ринг. А дома он хочет видеть уютную кошечку, красивую, ласковую и удобную.

— Ой, Гель, ты сама додумалась? — с придыханием спросила Оленька.

— Нет, конечно, в книжке прочитала, — возмутилась Ангелина.

Таня представила себя лицом к лицу со Станиславом Борисовичем. Он стоял, перекрестив руки на груди, и насмешливо смотрел из-под очков. Таня почувствовала себя провинившейся школьницей. В общем, соперничества не выходило, как Зуева ни старалась.

— А теперь закрой глаза, и представь этого мужчину у себя за спиной, — велела Геля.

Таня представила, хотя велели не ей. Почему-то Станислав Борисович прижимался к ней всем телом. Его руки лежали у неё на груди и явно не с диагностическими целями. Он целовал её в шею, и под ушком, и в попу упирался… Татьяна встряхнулась. Так, вот не нужно увлекаться всякими «видениями». А то так вот напредставляется, а ей ещё целый день работать. В мокрых трусах.

— Представила? — уточнила читательница психологической литературы.

Марго кивнула.

— И как?

Рыжая пожала плечами:

— Никак. Не представляется.

— Совсем? — уточнила Ангелина.

— Ну представляется какой-то мужик. Стоит там. Неуютно. Мало ли, чего замышляет. Маньяк, может.

— Мужчина сзади — это «мужчина — родитель», — тоном лектора заявила Геля, и Татьяне с трудом удалось сдержать смешок. — Это заботливый мужчина, который принимает на себя ответственность и заботу. Тот самый мужчина, которого так хотят все женщины — который будет баловать и делать подарки…

— «Папик», — хихикнула Оленька.

— Почему «все»? — возразила Маргарита.

— Ну ты, конечно, не хочешь, — свысока ответила гуру межполовых отношений. — Отсюда все твои проблемы. Ты не готова принимать подарки и заботу.

Рыжая акушерка надулась. А Таня подумала, что она, выходит, готова. И подарки принимать. И не только… подарки. Только вот никто не дарит. Как-то неправильно всё получается по Гелиным «штучкам». Наверное, они просто неправильные. Или Таня неправильная.

— А теперь представь, что ты стоишь за мужчиной. В смысле, мужчина стоит к тебе спиной.

— И зачем он мне нужен, если он спиной? — удивилась Марго.

Таня была с ней согласна. Станислав Борисович перед ней не представлялся. То есть представлялся, конечно. Воображение у неё было богатое. Только он там стоял и стоял. Мало ли, зачем человек встал? Шёл, задумался…

— Ну как? — возразила Оля. — Обнять его. Пожалеть… — продолжила она с трогательной улыбкой.

— Вот Оля у нас предпочитает «мужчину-ребёнка», — поведала Геля.

— Все мужчины — большие дети. Это же всем известно, — заявила на это Оля.

— В принципе-то, да. Вопрос, как этот большой ребёнок будет вести себя с тобой? Конечно, если ты хочешь ему всю жизнь сопли подтирать…

Ангелине детёныши самцов явно не нравились. Но Оле на это было глубоко плевать:

— Ой, а где ты теперь «мачо» найдёшь? Мужики теперь пошли нежные и ранимые, — пояснила она.

— Особенно, если их кухонным ножом, — поддакнула Марго и показала сжатой в кулак рукой, как именно нужно. Сверху вниз.

— Рита, ты, это… Валерьяночку попей, — посоветовала Оля и похлопала подружку по руке.

— Да я так, к слову, — стала оправдываться рыжая, но Геля взглянула на неё с опасением. — Я правда ничё такого…

— Ладно, а теперь представь, что мужчина рядом с тобой, сбоку…

Таня представила. Станислав Борисович стоял возле неё. Но смотрел в другую сторону. Вроде рядом, но Татьяну не замечал.

Однако в следующий момент увидел.

Потому что вошёл в процедурную.

* * *

Стас и дальше бы продолжил греть ухо, как тот царь «позадь забора», но со стороны палат, перекатываясь уточками, потянулись первые пациентки. Дежнёву ничего не оставалось, как сыграть свою роль заведующего отделением. Он встал, убрал смартфон в карман, показательно взглянул на часы и решительно шагнул в процедурную. И обнаружил, что девиц, вопреки голосам, было не три, а четыре. Вся компания в сборе. Включая его тайную визави, которую он минут десять назад учил, о чем ещё его можно спросить.

— У нас тут что, заседание женсовета при полном кворуме? — поинтересовался Станислав Борисович, нахмурив брови.

— Никак нет! — отрапортовала ординаторка, по-военному приложив руку к медицинскому колпаку. — Готовимся к утренним инъекциям! Другие приказания будут?

А ведь раньше молчала как рыба. Интересно, кто она по знаку Зодиака? Тьфу! Глупости какие антинаучные в голову лезут…

— А Маргарита Васильевна и Ангелина Михална к утренним инъекциям какое отношение имеют? — поинтересовался Дежнёв у зарвавшейся (или завравшейся) Зуевой.

— Способствуют повышению морального духа! — продолжила Татьяна в том же стиле.

Вид лихой и придурковатый был нарушен сползшими на нос очками, которые хозяйка поправила изящным жестом выставленного среднего пальца. Вроде и не оскорбила. А так, показала, что и как она клала на его недовольный вид. Возможно, даже непроизвольно. Но очень удачно.

— Арбайтен, девочки, арбайтен! — скомандовал Стас, громко хлопнув в ладоши, отчего три девицы на кушетках словно выпали из прострации. — У нас тут не санаторий!

— А концлагерь, — тихо пробурчала под нос ординаторка.

— Что? — переспросил Дежнёв с намёком.

— А больница, — с дебиловатой улыбкой исправилась Татьяна. Коза драна.

— То-то же, заключённая Зуева. А теперь — все по рабочим местам! Вас там под дверью женщины ждут не колоты. А вы лясы точите и плакаты по стенам развешиваете. Совсем я вас распустил! — посетовал Стас и, пользуясь тем, что все на рабочих местах, вернулся в ординаторскую.

Он вынул из ящика листок. Помедитировал. Кто из четырёх? Ангелина оказалась не такой дурой, как казалась. С другой стороны, начитанность — ещё не ум. Особенно, начитанность гламурными журналами. Хочет? Хочет, ещё как. Глазки закатывала, сиськи выкатывала и вообще подкатывала. Наверное, видит в Стасе того самого «папика». Конечно, теперь, когда платная медицина открыла для специалистов возможность подработать, Дежнёв не перебивался с хлеба на воду. Но, по его скромным расчетам, потребности Гели он покрыть бы не смог. Ни сексуальные, ни материальные. Понимает ли это Геля? Вопрос. В том числе, об её интеллекте. Не исключено, что Ангелина на нём просто разминается перед борьбой за золотые медали. В смысле, бриллиантовые колечки. Поэтому хочет-то хочет. Но чего?

Маргарита. Агрессивна, импульсивна, темпераментна. Может? Может. И юмор есть. Хоть и специфический. Если она, то вряд ли с серьёзными намерениями. Так. Яд сцедить. Уж лучше на бумагу, чем на кухонный ножик, а потом им и приласкать… М-да. Вариант рабочий.

Татьяна. Пожалуй, она — главный претендент. Точнее, была бы, если бы проявляла к Стасу хоть какой-то интерес. Но идея любопытная. Девочка с потенциалом лидера. Вон как быстро отреагировала на опасность в его лице. Пока остальные спрятались за воображаемым кустиком и трясли хвостиками, эта отлаялась за всех. Напоследок ещё и за ляжку цапнула. Для профилактики. Может, однозначно. Только оно ей надо?

Ольга? Вряд ли. У этой материнский инстинкт гипертрофированный. Впрочем, женщины — непредсказуемы. А женская логика рациональными методами необъяснима. Возможно, это всё проявление заботы. Мол, не волнуйтесь, девочки, ничего страшного в мужчине-гинекологе нет. Забота о будущий мамочках. Шарфик надел? Обед скушал? Тёплые носочки не забыл? Бабу поимел? Нет? Нехорошо. Для здоровья необходимо. Желательно пару раз в неделю. Но хотя бы раз. Очень такая… забота. Правда, тезис о «групповухе» в эту картину не укладывается. Но отбрасывать не будем. Пусть живёт.

Итого. Ху из ху — пока не понятно. Но интересно.

Станислав Борисович ещё раз взглянул на листок и подумал, что всё-таки палку перегнул. Но вымарывать не стал. Что уж. Однако ниже дописал: «А вы мужчину с какой стороны предпочитаете?» Потом подумал и дописал ниже свой сотовый. Ожидание по полдня напрягало. Убрал листок в ящик и занялся картами новеньких.

— Вы как хотите, а я побежала, — отмерла Марго, когда дверь за Дежнёвым захлопнулась. — А то СтасБорисыч нам щаз тотальный холокост устроит.

Она подскочила с кушетки, как теннисный мячик от корта.

— Холокост — это же когда евреев, — проявила эрудицию Оленька.

— Я тебя умоляю, — Маргарита развела поднятые ладони от себя вниз. — Когда зав в таком настроении, у него все евреи, кроме Фриды Марковны.

И подорвалась по делам.

— Гель, ну что там с мужчиной рядом? — жалобно попросила Оля.

— Это мужчина-партнёр. Но здесь такие не водятся, — она подмигнула. — Всё, девчонки, пока. Увидимся!

Она сделала «чмоки-чмоки» и тоже упорхала. А в дверь заглянула первая беременяшка.