Поцелуй под дождем

Светлана Лубенец, 2008

Никто из парней, уверена красивая девчонка по имени Лариса, не может устоять перед ней! Но вот Андрей Разумовский ее чарам не поддается! Даже, несмотря на то, что они целовались как-то под дождем. Похоже, он всерьез увлечен новенькой – белобрысой Натальей, которая приехала откуда-то из медвежьего угла и теперь портит Ларисе жизнь… К тому же самый красивый парень в школе, Никита, один из Ларисиных обожателей, вероломно «перебегает» к этой ледяной блондинке. Что же делать?.. И Лариса придумала – отправилась к ворожее, чтобы навести на разлучницу порчу. Не беда, что гадалка попалась какая-то странная и порчу наводить отказалась. Лариса решила все сделать самостоятельно… Ранее повесть «Поцелуй под дождем» издавалась под названием «Горячее сердце Снегурочки».

Глава 5

Лариса

Лариса злилась. У нее ничего не получалось. Разумовский ее не замечал. Сколько бы она ни жгла его взглядом, он больше не краснел. И вообще обходил ее стороной. Вчера, когда они всем классом скучились возле стола математички, обсуждая результаты самостоятельной работы, Лариса оказалась притиснутой к Андрею вплотную. Он, заметив это, тут же выскользнул из толпы и оказался в гуще одноклассников с другой стороны стола Татьяны Николаевны. От Ольги Лариса без конца слышала только одно: «Ну я же говорила!» Так что победа над Разумовским стала для нее уже не просто условием пари, а делом чести.

После звонка на урок, когда все расселись по местам, Татьяна Николаевна сказала:

— В следующую пятницу городской тур олимпиады по математике. От вашего класса идут Карпова и Разумовский, от 9-го «В» Рудакова и Черных, от «А»-класса Наздратенко и Подкапаев. Андрей и Оля, запишите себе где-нибудь, что встречаемся в 9.00 у нашей станции метро.

— Я не пойду, — возразил Татьяне Николаевне Разумовский. — Что мне там делать?

— Как это не пойдешь? — От возмущения Татьяна Николаевна резко вскочила со стула. — Почему?

— Мне не нужна математика. Я собираюсь поступать на гуманитарный факультет и не хочу зря тратить время, которого у меня и так немного.

— Нет, вы только посмотрите на него! — Татьяна Николаевна жестом несправедливо обиженного человека показала на Андрея. — Он не хочет тратить время… Ему, видите ли, не нужна математика… А школе, между прочим, нужна победа на олимпиаде, Разумовский! А у тебя все шансы взять диплом!

— Ольга возьмет.

— Одного мало!

— А Рудакова с Наздратенко? Они ж математические гении!

— Эти гении, Андрей, могут накрутить такого, что ни одна комиссия не разберет. — Татьяна Николаевна подошла к столу Андрея, сменила выражение лица с благородного негодования на просящее и ласково произнесла: — Андрюшенька! Ну, для меня! Напоследок! Ты ведь собираешься уходить из школы, так что в следующем году я тебя уже не смогу послать на олимпиаду! Будь так добр, Андрюшенька, сходи, пожалуйста, на эту. Так сказать, на память!

И Андрей сдался. Он досадливо сморщился, но сказал:

— Ладно… Так и быть.

Татьяна Николаевна погладила Андрея по волосам, как какого-нибудь первоклассника, а Лариса сказала Ольге:

— Это шанс!

— Чего-чего? — не поняла Ольга.

— Ты же идешь с Разумовским на олимпиаду!

— И что?

— Будь к нему поближе, поворкуй поласковей и, между прочим, пригласи на день рождения.

— На чей?

— Ну, ты даешь? У кого день рождения через неделю?

— У кого?

— Ольга, хватит придуриваться! У тебя через неделю день рождения.

— Точно… Совсем из головы вон… Ларик! С чего это я вдруг его приглашу?

— Карпова! Нитребина! Что за балаган? У нас серьезная работа! — вмешалась в интересный разговор подруг Татьяна Николаевна. — Вы уже решили уравнение?

— Сейчас решим, — успокоила учительницу Ольга, а Лариса, вырвав из тетради листок, написала: «Придумай что-нибудь».

«Я не смогу, — коряво вывела Ольга и добавила: — Придумай ты».

«Скажи, что хочешь пригласить Колесникова, но стесняешься, а потому приглашаешь Андрея, чтобы он взял с собой Игорька».

«Больно сложно…»

«В самый раз».

«А если он откажется?»

«Ты уж постарайся, чтобы не отказался!»

«Тогда тебе придется наш разговор с ним разработать в деталях, а то я собьюсь».

Лариса кивнула, смяла бумажку и сунула ее в сумку.

Следующим уроком был ненавистный всем предмет под названием ОБЖ. Вел его полковник в отставке Марк Аронович Берлин, прозванный Макаронычем. Так вот Макароныч совершенно не умел общаться с детьми, а тем более с подростками. Старшеклассников он называл «эти юнцы» или «эти девицы» и считал всех наглецами, негодяями, проститутками и наркоманами. Свой предмет он вел скучно и бесцветно. Во рту его слова вязли, теряли окончания, и на последних столах вообще было не разобрать, о чем вещает у доски педагог, тыча указкой в серые плакаты. Но и сидящие за первыми столами не слушали Макароныча. ОБЖ обычно использовали для того, чтобы списать несделанную «домашку», выучить параграф по следующему предмету, поиграть в морской бой, почитать детектив или любовный роман. Все столы в кабинете были изрисованы и исчерчены. На многих велась душераздирающая переписка представителей разных возрастных категорий. Лариса, например, с большим удовольствием переписывалась с каким-то младшеклассником, который последнее время настойчиво умолял о свидании, поскольку они, по его мнению, уже давно стали почти родными людьми. Недавно Макароныч даже выставил Нитребину за дверь кабинета, потому что она не смогла сдержать смеха, когда прочитала вот такое признание в любви: «Ты мне очень ндравися. Приглашаю тибя к мине дамой».

Все это делало бы ОБЖ любимым предметом, если бы не злость и не мстительность Макароныча. Во всех классных журналах страницы ОБЖ пестрели «двойками» и «единицами». К концу триместров больше всего неуспевающих было именно по ОБЖ.

— Садитесь, Осипенко, «единица»! — Макароныч вывел в журнале очередной стройный, поджарый и очень прямой, как солдат в строю, «кол».

— За что? — Макс Осипенко, приняв независимую позу, совершенно не спешил садиться на место.

— Вы не знаете этого материала, поэтому даже не можете толком понять, что именно я вас спрашиваю!

— А вы нам того, что спрашиваете, и не объясняли! — Макс сказал это так громко, что класс перестал заниматься своими делами и с интересом прислушался к диалогу.

— И объяснял и задавал! — не согласился Макароныч. — Вот у меня и в журнале записано.

— Мало ли что вы там запишете! — не сдавался Осипенко. — У меня вот в тетради ничего про это нет!

— Я не виноват, что вы на моем предмете ничего не записываете.

— Кто не записывает? — Макс, войдя в роль, повернулся к классу. — Это я-то не записываю? Вот! Пожалуйста! Полюбуйтесь! — он схватил со своего стола тетрадь. — Вот мой конспект. Все темы с первого сентября есть, а того, что вы спрашиваете, нет!

— Перестаньте устраивать цирк! — Макароныч, как всегда, от злости сорвался на фальцет. — Вы заслужили свою «единицу», Осипенко, и разговор окончен!

— Ошибаетесь! — с ледяным спокойствием проговорил Максим. — Он продолжится и очень скоро. В кабинете директора. Мы все представим свои конспекты.

В классе повисла тишина. Макароныч, красный от негодования, ловил ртом воздух, не зная, как отреагировать на выпад Осипенко. 9-й «Б» перелистывал свои тетради.

Ларисина тетрадь по ОБЖ представляла собой три двойных листа, болтающихся на одной скрепке, в мятой обложке, разрисованной цветами и бабочками. На первом листе аккуратным почерком было выведено: «Порядок эвакуации при…», потом шло решение алгебраического примера. Под ним улыбалась рожица, подписанная: «Это Оля», а дальше шел столбик английских слов с переводом. На нынешнем уроке, под жалкий лепет у доски Макса Осипенко, в этой своей жалкой тетради Лариса только что начала писать черновик сочинения по литературе, по «Недорослю». Ни одной темы по ОБЖ в ее тетради не было, как, впрочем, почти ни у кого в классе. Лариса с нескрываемым раздражением посмотрела на Осипенко. Тот с независимым видом смотрел в окно. Спасительный звонок с урока прервал всеобщее замешательство. Макароныч неловко закрыл журнал, смяв при этом несколько страниц, и, провожаемый взглядами девятиклассников, почти выбежал из кабинета.

— Макс! У тебя крыша совсем съехала или как? — нарушил молчание Стас Белявский. — Чего ты завелся с этим конспектом?

— А то! Пора кончать с Макаронычем! — зло выкрикнул Осипенко. Он нам всем своей ОБЖой аттестаты перепортит. Ни у кого ведь даже «четверки» нет! Вот ты, Андрюха! — обратился он к Разумовскому. — Неужели тебе нужен «трояк» в аттестате?

— Не очень, — согласился Андрей.

— Вот! — Макс поднял вверх указательный палец. — Что и требовалось доказать! Но это у Андрюхи будет «три», потому что он как истинный гуманитарий может уболтать даже Макароныча. А что у остальных? Ларик! — Осипенко подошел к столу Ольги с Ларисой. — Олик! У вас, красавицы, наверняка «пары» получаются.

— И ты в самом деле хочешь предложить нам переписать тетради по ОБЖ? — Ольга сделала сумасшедшие глаза.

— Кстати, — Лариса не дала Максу ответить. — У тебя-то откуда такой шикарный конспект? Что-то я раньше не замечала за тобой такого усердия.

— Я поумнел, Ларик! Вспомнил, что девятый класс выпускной и что закончить его нужно как можно лучше. Хочу, милая моя, поступить в политехнический колледж! Верю, что ты не будешь против!

— Скажешь, что по этой причине ты весь лепет Макароныча с начала года вспомнил и аккуратненько в тетрадь записал?

— Не скажу. Думаю, такого не сможет даже Разумовский с его великим разумом. Это тетрадь моей сеструхи Юльки. Она в прошлом году школу закончила.

— Во дает! — Ольга с уважением рассматривала Юлькину тетрадь. — Какой красивый почерк! Гляньте, все главное выделено красным. А вот тут еще и зеленым… Скажи, Максик, каким образом твоя Юлька в манной каше Макароныча главное улавливала?

— Так она ж в девятом классе в другой школе училась! Хотя, если надо будет, уловишь нужное и в каше Макароныча! — назидательно изрек Макс. — Моя Юлия, между прочим, поступила в педагогический университет на специальность «ОБЖ»!

— Во ненормальная! — вырвалось у Ольги, но она тут же поправилась: — В смысле как она умудрилась? Да и зачем? Девчонке?

— Недопонимаете, девицы-красавицы, недопонимаете… Но я вас научу уму-разуму! Я и вам ОБЖ очень советую! Во-первых, у нас с Герценовским универом договор. Во-вторых, работенка непыльная. Если работать в школе — ни тебе тетрадей с сочинениями, ни особой борьбы за успеваемость. Это ж только Макароныч неизвестно зачем выпендривается. Вспомните, до него был Пал Захарыч. Душка! В журнале только «пятерки» и «четверки».

— Конечно, это неплохо, — согласилась Лариса, — но мне было бы неприятно преподавать предмет, который никому не нужен.

— Это смотря как преподавать. Если честно, то нам просто не везло. Пал Захарыч, несмотря на его душевность, был, честно говоря, пустым местом. А Макароныч вроде и не дурак, но злобный гад! А предмет-то на самом деле важный! Вот случись у нас вдруг авария на соседнем железнодорожном переезде, выльются из цистерн какие-нибудь отравляющие вещества… И кто знает, что надо делать? Никто! Не знаем, как свою единственную жизнь спасти!

— Важный предмет — неважный, я все равно не хотела бы работать в школе! — решительно сказала Ольга. — С такими, как ты, Макс, поседеешь раньше времени. Бедная Юлька!

— Ничего не бедная, — не согласился Осипенко. — Родичи все продумали. Юлька сможет работать на любом промышленном предприятии инженером по технике безопасности и охране труда. Или даже в военной части МЧС.

— Ладно, убедил. — Лариса поднялась со стула. — Верю, что твоя Юлька не пропадет, но даже это не заставит меня переписывать тетрадь по ОБЖ.

— Макс, — Лариса услышала голос Разумовского, — неужели ты хочешь тетрадью из другой школы да еще с пропущенной темой припереть к стене Макароныча?

— Представь себе! — Осипенко шаркнул ножкой и поклонился. — Ты имеешь что-нибудь против?

— Не что-нибудь. Я в принципе против и потому в этом не участвую.

— Подумаешь, чистоплюй, — совсем не огорчился Осипенко. — Другие найдутся, кому аттестат нужен получше.

Лариса уже от дверей опять с интересом посмотрела на Андрея. Тот кидал в сумку тетради и головы в сторону Ларисы не повернул.