Отражения одиночества

Светлана Залата, 2022

История со "Свободой" и ее планами позади. Саша Неродова продолжает обучение в Ордене, желая стать полноправным магом. Впереди ее ждут расследование под прикрытием в детском лагере, изучение странностей на живой ролевой игре и визит в город из прошлого в поисках ответов на множество вопросов. А еще приключения, новые знакомства, не все из которых можно назвать удачными, и прикосновение к истории, что не всегда и не ко всем добра.

Кораблик детства

Глава 1

— Итак, господа адепты. К сожалению, я вынужден констатировать прискорбный факт: вы оборзели.

Саша вздрогнула, услышав слова начальника. Больше от невероятно спокойного тона, чем от содержания речи. Говорить так Михаил Ефимович мог что угодно, и все равно было понятно, что ничего хорошего сегодня никого из них не ждет.

— После того как ваши наставники отправились в международную командировку, вы потеряли последние остатки совести. За неделю на вас приходит три служебных записки. Три. Итак, начнем. Магия на костюмированном детском празднике. Что, Екатерина, так хотелось побыть фокусницей, не желая ничего учить по-человечески? Отлично, Закон кто соблюдать будет?

— Они ничего…

— Молчать. И слушать. Все трое. Вы плевали на Закон, развлекая детишек магией. Дважды, продолжив даже после того, как Станислав Алексеевич провел с вами воспитательную работу и мягко намекнул, что так делать больше не нужно. Вы плевали на Закон, ввязавшись в драку с байкерами и применив магию к людям.

— Там был оборотень.

— Да. Там был оборотень. Один-единственный оборотень, который не применял своих способностей к вам, и определенно, не заслужил отправиться вплавь по Кубани, куда вы отправили всех четверых противников, предварительно почесав кулаки и эго, вдоволь используя волшебство. И все еще притом, что оборотень никак не применял свои способности против вас. Подло, не находите? Один соблюдает Закон, а трое других нет.

— Они оскорбили Катю…

— Неродова, — Михаил Ефимович буквально замораживает ее взглядом, — я умею читать, спасибо. И я видел ваши объяснительные и все блеянье по поводу «сам первый начал». У тебя опять проблемы с самоконтролем и ты несешься сломя голову в потасовку, заслышав любую пару неприличных слов? В потасовку, которую вы, господа, без магии вчистую проигрывали, и остались в итоге без переломов только нарушив Закон. Захотелось, чтобы кому-нибудь кастетом голову пробили? Или сила не дает покоя, есть желание нести всем справедливость и исправлять заблудшие души? И это я молчу про остальные алкогольные похождения, о которых мне прекрасно известно. Перекрашенный недострой у Карасунов. Та стая собак, что вы приноровились натравливать на забулдыг, через пустырь проходящих, «отучая» их от пьянства. Погром в квартире твоего, Екатерина, бывшего ухажера. И это еще не полный список — за месяц, прошедший с начала каникул. Которые даны вам чтобы заняться своей жизнью, читать книги и отдыхать, и в октябре продолжить учебу. Но вы дуреете от безделья и подружившись с алкоголем окончательно раздружились с головой. Никакого особого отношения ни к кому из вас нет, не стоит питать иллюзий.

Последние слова были адресованы к Саше. Она только сильнее опустила голову. Прям как директор школы нерадивых учеников отчитывает. Впрочем, в некотором роде так оно и было.

В кабинете Главы Ордена Юга России, их непосредственного начальника, устанавливается тишина. Долгая и тяжелая.

— Нечего сказать в свое оправдание, господа адепты?

У Саши было что сказать. Но злить Михаила Ефимовича она не собиралась.

— Ваши наставники далековато сейчас для того, чтобы вправлять вам мозги. Они заняты делом, в отличие от вас. Но по взаимному согласованию мы пришли к компромиссу. Я не буду одевать на вас браслеты, работающие на территории города и запрещать вам уезжать, как хотел изначально. Более того — вы отправитесь наслаждаться отдыхом на природе.

Саша с некоторым недоверием бросает взгляд на начальника.

— В перерывах между работой, разумеется. Читайте, — через стол ко всем троим прилетели одинаковое картонные папки, — каникулы закончились, адепты. Вы ищите применения собственным талантам, и я вам его обеспечу. И не в архиве, как намеревался изначально.

Предполагалось, что этот жест стоило оценить. Возможно и стоило. Но у Саши еще звучали в разуме резкие, хлесткие фразы, которыми отчитывал ее вчера по телефону наставник. Разница часовых поясов и расстояние нисколько не помещало ему высказать все недовольство.

Не то чтобы пробудилась совесть… Но выволочка ее отрезвила. Им втроем было весело — но они и правда нарушали единый для всех Закон. Тот, который остальные Затронутые соблюдали, не устраивая… Ничего такого не устраивая.

Но как бы то ни был — сделанного не воротишь. Теперь нужно было понять, что хотел от них шеф.

Саша развернула папку.

Внутри обнаружилась вырезка из какой-то захолустной газеты, неожиданно явно скопированная из интернет-статьи и распечатанная на обычной белой бумаге. Вырезка была из колонки вроде «Очевидное — невероятное» и повествовала о расследованиях какого-то пожилого энтузиаста, утверждавшего, что в расположенном на территории края санатории «Дубы» пропадают люди. Статья была весьма объемной, автор приводил какие-то довольные бредовые доказательства причастности ко всему этому инопланетян, избравший «расположенный на пересечении геомагнитных линий» санаторий своими кормовыми угодьями или площадкой для экспериментов.

Автор, сам явно имевший какое-то касательство к работе «Дубов», считал, что исчезновения начались еще тогда, когда на месте санатория находился детский дом, а было это в довоенные дни. По мнению энтузиаста-следователя, изначально внеземные цивилизации захватывали для исследования детей каждую весну с момента возведения здания, теперь принадлежащего санаторию. Как именно это происходило, некий Валентин Викторович Оладько не пояснял, но указывал на то, что память о «похищенных» исчезала у всех, кто их знал при жизни, а любые бумажные свидетельства существования пропавших быстро оказывались в самых дальних частях архива, терялись, сгорали в пожарах и всячески уничтожались природными и не очень событиями. Хотя личные вещи таких вот «изъятых ради опытов» оставались, окружающие или выкидывали их, или присваивали, не помня, кому эти предметы принадлежали на самом деле.

Исчезновения, по мнению автора, продолжались и после войны, когда на месте интерната существовала больница, и позже, когда ее капитально перестроили и придали ей сначала статус санатория для «детей, пострадавших от тяжелых условий послевоенного времени», а после и просто санатория для работников промышленности и их семей. Продолжались они и во время перестройки, прекратившись только в девяностые, когда из-за нехватки денег санаторий пустовал почти десятилетия, и продолжились в новое время, когда его вновь открыли. Но правительство и администрация коварно молчали, не желая признавать реальность существования внеземных цивилизаций.

— Бред параноика, — пробормотал Коля, досмотрев до конца статью, — видно же, что он больной. Таких вот «открывателей инопланетян» десятки нелеченых.

— Возможно, — кивает Михаил Ефимович.

Кивает — и протягивает им троим еще одну папку. На сей раз с одним-единственным документом.

Это выписка из какого-то полицейского протокола об осмотре квартиры скончавшегося Оладько В.В. Опись имущества, найденного в доме. Никаких отрубленных рук и голов в банке. Лишь десятки, сотни вещей из самых разных десятилетий, непонятно кому принадлежащих и как оказавшихся в квартире пенсионера. От пионерских галстуков до комсомольских значков, от более-менее современных курток взрослых размеров до детского нижнего белья, пошитого в сороковых годах прошлого века.

— А этот старьевщик неплохо подкрепил свои измышления. Насобирать столько барахла за годы жизни… Ничего удивительного, что местных это впечатлило.

— Возможно. Этого мы не узнаем — жил этот Валентин в одиночестве, друзей и близких у него не было, и что на деле стояло за расследованием, — мистификация или попытка человеческого разума справиться с необъяснимым, — пока мы не знаем.

— Этот Оладько не был Затронутым? — Саша кивает на описание вещей.

— Нет. Он был человеком. Протокол обыска попал в нашу базу стараниями одного из работающих в органах оборотня, сбрасывающего в Орден все «странное». Местные маги проверили санаторий. Неофициально — по моей просьбе. Ничего. Как и вокруг. Никакой избыточной магической активности. Было это еще до смерти Оладько, так что тогда у нас не было оснований хоть как-то больше интересоваться результатами его расследования. А теперь вы отправитесь в «Дубы» и своими глазами посмотрите на то, что там и как.

— Что нужно сделать? — в глазах Кати зажегся явный интерес.

— Работать. Через три дня в Дубках начнется довольно крупная фестивальная смена. Почти весь санаторий будет занят детьми. Так бывало и раньше, насколько мы смогли выяснить. Вы отправитесь на эту смену вожатыми. Пообщаетесь с работниками, посмотрите на месте, как обстоят дела. И постараетесь выяснить что-то о похищениях, чего мы не знаем.

— Например — были ли они? — скептически поднимает бровь Коля.

— Например, — кивает Михаил Ефимович. — С нынешними данными нам нечего расследовать. Ваша задача или найти что-то более конкретное по этому делу. Доказательства того, что исчезновения действительно имеют место. Информацию, с которой мы можем работать. Или не найти ничего и подтвердить факт, что вся эта история не стоит внимания Ордена. Заметьте — я не прошу вас ловить того, кто может быть в этом замешан. Наша проверка не нашла в санатории и рядом никаких следов Затронутых, но если они все же там есть — ваша задача не в драку лезть, а получить информацию, не вступая в конфронтацию. Вообще не высовываясь — если так понятнее. Более того, — он достает из ящика стола три тонких шнура с медными круглыми амулетами, — вы поедете туда как самые обычные люди. Если там и есть Затронутые — это скроет вас от их внимания до тех пор, пока вы не начнете косвенно взаимодействовать с Гранью. Это не помешает творить магию, если понадобится, но любого заклинания маскировку уже не получится восстановить.

— А напрямую, без заклинания и форму, что-то делать можно?

— Считывать информацию — да. Шагать — нет, Александра. К тому же я предполагаю, что если вы что-то обнаружите, то позвоните сразу. Или мне, или Станиславу Алексеевичу, или своим наставникам, если получится. Сразу же. Никаких попыток лезть на рожон. Ваша задача — сбор информации и разведка, а не расследование. Доступно?

Все трое кивают.

— Сказать если мы что-то найдем, — Коля рассматривает амулет, — а если нет?

— Тогда вы, вдоволь пообщавшись с подрастающим поколением и поразвлекав его, закончите работу на смене и вернетесь из уголка дикой природы к нам, в душный город, проведя три недели в близости с обычными людьми и без применения магии. Если сожжете маскировочные амулеты без причины — я узнаю. И вы отправитесь в архив до начала занятий, и после них тоже. Доступно?

Саша кивает.

— И последнее, — Михаил Ефимович обводит их глазами, — я предвижу вашу радость от отдыха на природе и предупреждаю сразу. Не обольщайтесь — вы туда отправляетесь в первую очередь работать. Как люди. Работать — и если администрация лагеря пожалуется на вас, то архив будет ожидать вас во время каждого свободного часа на протяжении ближайшего года. Вы от и до подчиняетесь местному начальству и забываете о том, что магия даровала вам, господа. Смиряете свои амбиции — и работаете так, как последний незатронутый. Старшая вожатая в «Дубах» — Марина Владимировна, человек, не посвященный в дела Ордена. Хоть один случай неподчинения — и вы трое нескоро найдете время даже посмотреть в сторону спиртного. И наручники поселятся на ваших руках надолго. За нарушения Закона нужно нести ответственность. У вас два дня на сборы — в санатории надо быть послезавтра. Свободны, господа.

Глава 2

— Гитару брать? — Катя задумчиво рассматривала весьма запыленный чехол, стоявший в углу комнаты.

Саша, развалившаяся в мягком кресле-груше, только покачала головой.

— А как же это все вот — костер, пионеры, романтика? — Коля, занявший диван и потягивавший сок прямо из картонной коробки, пошловато хохотнул.

Саша возвела глаза к небу. Сама она свои вещи собрала еще с утра, и на предложение зайти в гости к Кате ответила согласием. К тому же подруга пообещала, что к ней зайдет и ее мама, готовая присмотреть за Боней три недели ровно так же, как и за Катиным Вельзевулом, черным хорьком с совершенно неумным характером. Как правда животины будут жить здесь вместе — Саша не представляла. Боню хорь уже загнал под шкаф, и судя по важному виду, на достигнутом останавливаться не намеревался.

Катя собиралась. А Коля, похоже, у нее в квартире и вовсе чувствовавший себя как дома, мешал.

Саша оборвала собственные мысли. Из них двоих была прекрасная пара, и проводить время вместе было действительно интересно. Но Коля, несмотря на то что был ее сверстником, временами казался легкомысленным мальчишкой. Не то что бы это было плохо, но иногда раздражала. Кто бы говорил, конечно. Но все же сама Саша по крайней мере в своих глазах казалась себе куда более спокойной и уравновешенной. Хотя бы потому что в драку с байкерами первым именно Коля полез, выпив и решив защищать «честь прекрасной дамы». Да и Катю в ее идеях иногда нужно было останавливать, а Николай делал это ну очень редко. И сейчас он, кажется, принципиально противоречил Саше по любому озвученному вопросу. Это… Утомляло.

А еще если бы не Катин энтузиазм — Саша давно сидела бы дома, никуда не влазила и предоставила этих двоих самим разбираться со всем. Но подруга особенно после всей той истории с ее «помощью в секретном деле» явно задалась целью присматривать за Сашей и постоянно звала куда-то, так часто, что отвечать отказом каждый раз было просто неудобно. Не кто-то ли из близняшек ее просил…

Саша усмехнулась про себя. Так она сама станет параноиком почище этого Оладько В.В. Просто Катя разом хотела общаться и с ней, и с Колей, вот и все. А получалось — что получалось. Тем более что она сама не без удовольствия во всех не совсем законных затеях участвовала.

— Костер будет. Как и пионеры. А из всей романтики — постоянный присмотр и за пионерами, и за костром, — Саша обрубает полет фантазии парня.

— Пусть друг за другом присматривают, делов-то, — Коля фыркает.

— Саш, ты ведь работала уже в лагере? — Катя разглядывает гору одежды, вываленную из шкафа, — что из этого может пригодиться?

— Ничего. Или все разом, — Саша пожимает плечами.

— Бери вот это, — Коля указывает пальцем на длинное черное облегающее платье. Саша и не знала, что у Кати есть что-то подобное.

— И зачем? На дискотеки ходить?

–Именно.

— В форме придется туда ходить, — Саша осматривает одежду, — бери что удобное и стирается легко. И что гладить не надо.

— Почему?

— Времени не будет на глажку. Или сил. А скорее всего — и того и другого.

— Ты так говоришь, словно мы едем не в лагерь работать, а на плантации, — Коля делает еще несколько глотков сока, — расслабься.

— Расслаблюсь. Когда мы найдем там что-нибудь толковое в первые пару дней и свалим обратно, передав дело оперативникам, а детей — сменщикам. Не раньше.

— Не смеши меня. Начальство просто от нас избавилось, отправив на этот глухарь.

— Думаешь? — Катя рассматривает какой-то пеньюар противного розового цвета.

— Уверен. Нету там ничего, такую статью я за день накатаю, еще и свидетелей найду сколько хочешь. Тот кто ее написал — просто больной, я это точно говорю. У меня папа — психиатр, я в психах разбираюсь. А эту прекрасную одежду — бери с собой, — Коля отпивает еще сока и подмигивает, — пригодиться.

— Я ничего не хочу знать о том, в чем именно. Но учтите — если мы будем работать одни на отрядах, а скорее всего это будет так, времени и сил ночью не останется ни на что.

— Пф. А кофе зачем? И час послеобеденного детского сна? Ты драматизируешь, Саша. Три недели абсолютно законных игр и развлечений с детьми в окружении леса, гор и речек. И за все это нам еще и заплатить обещали, между прочим.

— А ты в курсе, что вожатые вообще-то не аниматоры, а воспитатели в первую очередь? — Саша не сдержала раздражения. Она представляла, какой вожатый будет из Коли. И заранее негодовала. Знала она таких «игрунов», которые развлекались вместе с детьми, превращаясь в тридцать первого ребенка в отряде и отказываясь брать на себя всякую ответственность. Знала — и работала пару раз с такими в напарничестве. Хуже не придумаешь, лучше уж в одиночестве работать.

— Значит — воспитаем, — отмахивается Коля. — И вообще, поездка вожатыми в лагерь, или санаторий, как его там, — это не конец света, а ты сидишь так, словно мы к черту в пасть собираемся. Отработает да домой поедем. Ну или выкинут нашу троицу оттуда — и дальше что? Во-первых — это им самим не нужно, где они там замену нам найдут? А пока не нужно — жаловаться не будут. А во-вторых — ну отправят нас домой, и что? Посидим в архиве, делов-то. Не кисни.

Саша только кивает.

Она отработала в детских лагерях два лета — девять смен. Пусть почти все они были короткими, в две недели, но все же с вожатской кухней она была знакома не понаслышке. И точно не собиралась еще раз ехать туда, где из взрослых выжимают все соки, пока дети живут по установленным лекалам круглые сутки, пытаясь усвоить только то, что «воспитатели» считают правильным. Она до сих пор помнила, с каким энтузиазмом ее отряд снимал на конкурс мини-фильм о вампирах, с какими горящими глазами его представлял, — и как весь педсостав отчитывал ее и напарницу за «пропаганду жестокости и насилия», а бессмысленный ура-ролик без темы и идеи о том, какой хороший у них лагерь, хвалили на все лады. Все награды их небольшого фестиваля и получили «ура-патриоты». Тогда как ее девочкам достался один поощрительный приз несмотря на огромную работу. И так — всегда.

И что-то подсказывало, что в этих «Дубах» будет не лучше.

Еще и пропадающие дети.

— Так все-таки — брать гитару?

— Бери, — Саша только мельком ловит удивленный взгляд Коли, — хуже не будет. Сыграешь что-нибудь.

Лагерь. Песни у костра заданного репертуара. Строй, одобренные развлечения и попытки вожатых хоть чему-то на свой лад научить подопечных. Или просто следить за тем, чтобы последние не нашли себе лишних приключений.

Саша зареклась работать в этой системе. После той самой кинофестивальной смены с конкурсом, ставшим последней каплей. Вечное недопонимание с административным персоналом, огромные требования и мизерные зарплаты. Да и она сама какую-то нужную наивность для этой работы утратила.

Но что ж, за их предыдущие развлечения приходилось платить. Три недели в «Дубках» — все же лучше, чем три месяца без магии, которые минимально по Закону положенные за все, что они наворотили.

Справится она. Куда денется-то? В конечном счете дети — самое лучшее, что было в вожатской работе. И дети не виноваты, что их воспитателей сплавили на это работу насильно. И ради них Саша будет стараться так, как может. Вот и все. Справится.

Глава 3

— И здесь мы будем жить? Уму непостижимо.

— А ты пятизвездочный отель хотела? — Саша кинула сумку на верх двухъярусной кровати, — скажи спасибо, что мы жить вдвоем будем, а не вчетвером.

— Но тут один шкаф, — Катя явно была в растерянности. — И две тумбочки. Места нет даже вдвоем, а ты говоришь…

— Комната на четверых рассчитана. Но, благо, вроде как подселять никого не будут — все вожатые уже приехали, мы последние были. Так что считай, что нам повезло.

— Кажется, ты права, — Катя бросает взгляд на телефон и разворачивает его к Саше экраном. — Глянь, как Коля живет.

Такая же крохотная комнатушка с окном посередине между двумя двухъярусными кроватями, шкафом около входа и парой разваливающихся тумбочек. Только здесь на фото было уже трое — Коля и двое незнакомых ребят.

— Говорит, что еще один приехать должен. Кошмар!

— Привыкай. Все лучшее — детям.

— Ну ладно. Всегда могло быть хуже, — без особой уверенности говорит Катя. — Только вещи где сушить? Места нет, и веревок нигде нет, балконов в корпусе я не видела.

— Вообще тут вроде как внизу прачечная есть. Ну или в душе стирай и суши на втором ярусе, если получится, конечно, помыться попасть.

— А с этим могут быть проблемы? — в голосе Кати послышался неприкрытый ужас.

Саша фыркнула.

— В моем первом лагере, тоже, кстати, работавшем на базе санатория, только для детей из космической отрасли, воду горячую отключали в час ночи и включали в шесть утра. А планерка обычно заканчивалась в полвторого. А в палаточном лагере, где работала потом, помыться взрослому можно было только пока дети на мероприятии. А так как вожатые с ними обычно на том же мероприятии — то никогда, считай. Ну или в пять утра приходи и свети прелестями с такими же ранними пташками из детей.

— Кошмар.

— Ладно, может тут и лучше будет. Есть ведь кулеры с горячей водой в холле, так что хотя бы с ней не будет проблем. Главное детей отгонять.

— Зачем?

— Чтобы доширака не налопались до расстройство живота, — со знанием дела говорит Саша. — А потом их родители всех собак на вожатого не вешали. Ты ведь социолог вроде как, неужели вы на педагогическую практику не ездили?

— Я не ездила. Меня привлекли к одному общеуниверситетскому опросу и обработке полученных данных в тот год в обмен на автомат. Работать пришлось немало, но, кажется, я еще легко отделалась.

Саша вздыхает, мысленно надеясь, что их не поставят на один отряд. Трусливо, но надеется-то ей никто не мешает.

— Ну вас готовили хотя бы? Игры на знакомство, игры на доверие, развлечение в свободное время, вот это все. Возрастная психология, периоды смены, КТД, вот это все хоть немного знаешь?

— КТД — это Коротко Трехчастное Движение из курса магической диагностики? А оно зачем, нам же вроде без магии с детьми работать нужно?

Саша делает глубокий вдох — и выдох. Если бы знала — она бы чертовым фокусником стала за полчаса без всяких иллюзий. И в Кубань бы сама нырнула с головой.

Ей на секунду кажется, что она видит Михаила Ефимовича — и его довольную усмешку. Но только на секунду.

Саша поворачивается к товарищу по несчастью. Катя сидит на кровати, наполовину вывалив вещи из сумки, с крайне несчастным видом.

— Я ничего не знаю. Я не подумала, что как-то готовиться надо, нам ведь не сказали ничего.

Потому что, кажется, это я должна была вам все рассказывать. Как самая опытная.

— Ладно, Катя. Не кисни. У нас есть еще четыре часа до планерки, я тебя сейчас пришлю несколько статей — прочтешь и задашь вопросы, какие будут. И пришлю ссылки — там сайты неплохие, с них можно будет потом информацию брать.

За последующие четыре часа они выясняют следующие вещи. Когда надо, Катя быстро читает. И она, и Коля были детьми в лагере и даже помнят, как играть в «Летели лебеди», «Ниндзю» и «Снежный ком». Саша тоже помнит о последнем и со страшным лицом запрещает даже название этой игры упоминать. Зато достает из памяти тройку простеньких игр на знакомство. На доверие играть забавно и со взрослыми, особенно когда она старается показать «Точку баланса», взяв за руки Колю и пытаясь заставить его расслабиться, несмотря на явную разницу в габаритах, которая для этой игры кажется критической, Саша ощущает разом от Изнанки детский восторг товарища и внимание, смешанное с ревностью, давимой Катей. А сама-то не захотела делать, побоялась. Выясняется, что за десять минут Саша ухитряется рассказать особенности работы с детьми от возраста семи до семнадцати лет так, словно всю жизнь провела детском лагере и всю жизнь готовила вожатых, а за двадцать — придумать на ходу три сценария огонька на разные периоды смены и даже худо-бедно объяснить, зачем они нужны.

— В одном нам повезло. Вам в особенности, — Саша говорит это уже вечером, когда, почти охрипнув от длительных объяснений последних часов, они втроем отправляются по заросшей деревьями аллеи санатория в соседний корпус, где должно пройти планерка.

— А? В чем? У меня голова пухнет от всего. И это кажется только краткий курс. Нам на ритуалистике столько не объясняли за раз, при том что тогда я думал что ничего не понимаю в мире, — Коля хмур.

— Тише, — Катя глазами показывает на чуть отставшую от них группу ребят-студентов, тоже идущих к нужному им корпусу. — Не стоит привлекать внимание к нам. Так в чем повезло, Саш?

— Есть железный закон — тот, кто хоть одну смену отработал, может из ненужного, но наличного, сделать нужное, но отсутствующее. Иными словами — кто работал вожатым, тот может все.

— Звучит обнадеживающе.

— И пугающе.

— Так и есть, — посмеивается Саша, — так и есть.

Мариной Владимировной оказалась молодая, чуть полноватая женщина едва ли на пять лет старше самой Саши. Требовала она себя называть по имени-отчеству и всячески подчеркивала всю серьезность предстоящей смены, и важность выполнения целой кучи всяких разных требований.

Планерка, проводившаяся в каком-то полуподвальном зале собраний, не слишком хорошо проветриваемом, но зато со внушительной школьной доской и жесткими, не давшими и попытаться расслабиться, стульями, шла уже третий час, и Сашу начинало клонить в сон. Не из-за позднего времени, хотя начали они обсуждать дела только в восемь, и прервались почти на час для того чтобы выслушать нуднейшую лекцию сморщенного старичка, чьего имени никто не запомнил, о технике безопасности, а из-за обилия информации и невозможности даже немного подвигаться или вставить хоть слово.

Марина Владимировна говорила. И говорила. И говорила…

— Хотя у нас и фестивальная смена, я думаю, вы понимаете, что детям нужно не только выступать на сцене и участвовать в конкурсе. К тому же, как вы понимаете, конкурсных процедур немного, а времени свободного куда больше, да и отвлекаться от соревнований необходимо. Дети разного возраста в коллективах, так что не все из них и задействованы в каждый день будут. Как вы понимаете, каждый день по нынешней погоде мы будем выходить на речку, там оборудованы места для купания. Отряды у нас небольшие, места всем хватит. Но как вы понимаете — вожатые вместе с детьми купаются, и никак иначе. Напарник один в воде, один на берегу сидит. И все в головных уборах, обязательно. Руки тянуть не надо, барышни — вы понимаете, что с напарником поговорите — и все разрешите. Один в воде, один на берегу. И как вы понимаете — зарядка обязательна, и вы главный пример для своего отряда. В свободное время все дети с вами, все заняты, вы знаете — чем и где каждый занят, что делает. Завтра они приедут к обеду, и как вы понимаете — нам нужно подготовить встречу. Места отрядные украсить. Как вы понимаете…

Саша устала от бесконечного «вы понимаете» еще в первые сорок минут. Многих вещей она, к тому же, не понимала. Ни когда раньше работала, ни сейчас. Например, зачем ей, никогда в жизни, что было проверено десятками попыток, не попадающей ни в один ритм, было обязательно учить танцы и выходить на растанцовку, когда только позориться будет? Зачем непременное купание в реке каждый день по два раза? Какой бы чистой и теплой сейчас вода в ней была, детям все равно приестся, а два раза ходить — приестся в два раза быстрее. Зачем вожатым по нынешней жаре запретили носить сандалии с фиксированной пяткой, и почему форма была белого цвета — что бы испачкать единственную футболку в первый же день?

К тому же, как Саша поняла из пространных объяснений, смена была фестивальной в том смысле, что все отряды представляли собой разновозрастные танцевальные коллективы, и приехали в «Дубки» соревноваться в мастерстве. Это было плюсом. А минусом — то, что помимо соревнований администрация санатория в этом году, кажется, не стала придумывать никакую программу по принципу: «Вожатые разберутся». План-сетка смены пестрела огромными дырами после утренних танцевальных занятий и вечерних конкурсных, которые, к тому же, еще и не каждый день были, и дыры эти предстояло занимать самим вожатым. Или КТД, или подготовкой к выступлениям на праздниках: «День талантов», «Экватор», «День королей», «День национальностей» и прочая ерунда. Хотя общая идея у смены была, как и несколько мероприятий по профориентации и планирующиеся дни самоуправления. И все же, все же…

Саша рассматривала предлагаемые ориентиры программы. «Раскрытие не только творческого, но и личностного потенциала каждого участника смены». И образцы предлагаемых КТД вроде «Смотра талантов», «Театральных подмостков» и «Вечера костюмов». Аляповатый разнобой. Идея-то была интересная и довольно привычная — каждому занятие найти. Вон даже чемпионат по футболу для мальчиков и по пионерболу или волейболу, в зависимости от команд, для девочек планируется. Но на деле… На деле почти все общелагерные мероприятия разрабатывать и воплощать будут «ответственные группы вожатых». То есть надо было не только работать с детьми, соблюдать распорядок дня и проводить все отрядные дела, но и создавать общелагерные активности, видимо, ночью или на сончасу. И это при том что, кажется, у остальных ребят вообще не было никакого опыта работы.

Саша обвела глазами будущих коллег. Кроме их троицы на планерке была как раз замеченная на подходах группа студентов — десять человек с грустными и усталыми лицами. Интересно, за что их сюда в такое время отправили? Явно косяк должен был быть ну очень крупным.

А еще их всего было тринадцать человек. Вряд ли кто-то пойдет работать в тройках. И, значит, кому-то не повезет быть без напарника.

— Неродова. Александра, так?

— Это я, — Саша подняла руку.

Она отвлеклась и пропустила окончание речи Марины Владимировны, и теперь несколько вопросительно смотрела на начальницу.

— Ты, — Саша поморщилась от неприятно резанувшего слух фамильярного тона, — раньше работала вожатой.

Это было вопросом, а утверждением.

— Да. Несколько смен.

— Значит у меня верные данные. Как ты понимаешь, только тебе я могу поручить седьмой отряд. Он самый маленький, но, увы, вас нечетное количество человек, и работать ты будешь без напарника. Уверена, что ты справишься.

А куда я денусь?

Но Саша только кивает.

— Вот и отлично, у вас будет время познакомиться получше со своими напарниками. А сейчас все встаем, будем с вами репетировать вожатский танец.

— Сейчас? Так поздно? — с растерянностью спрашивает какая-то блондинка из студентов.

— Ну разумеется. Как вы понимаете, завтра вы будете с утра готовить на вечер вожатскую визитку, огоньки, приветственные подарки детям, а к половине двенадцатого уже приедут первые автобусы, и вы будете сопровождать приехавших на медосмотр и заселять в корпуса. Кто где живет я вам список пришлю. И пока будет время — подумайте над своим мероприятиями, там в план-сетке указанно, что кто делает.

Саша скосила взгляд на план-сетку. Седьмой отряд. Ей нужно было сделать"Веревочный курс". Игра по станциям на доверие. И на двадцатый день «Смотр достижений», он же — праздничный концерт.

Ладно, могло быть и хуже.

— Встаем, встаем. Итак, дамы и господа, — Марина Владимировна старается перекричать шум: — стулья убираем. Девочки вперед, в линию, мальчики назад. Итак, наш педагогический отряд, пусть и не самый постоянный, имеет название «Молодая поросль». И как вы понимаете, и своя музыка, и свой танец, который вы будете танцевать в начале всех мероприятий, чтобы детей привлечь, зажечь и дать им от лишней энергии избавиться, у нас есть. И сейчас мы его с вами разучим, да так, что фестиваль сами сможем выиграть. Визитку, девиз и остальное вы сами сможете придумать на свою смену, а вот танец — неизменен. Смотрите и повторяйте за мной!

Саша, как всегда, не попадает в ритм. Раз, другой, третий… На десятый раз сложно сказать, кто больше злится — старшая вожатая на ее неуклюжесть или она сама на необходимость участия в дурацком танце.

Когда спустя вечность ее мучения заканчиваются, Марина Владимировна одаривает Сашу взглядом, ничего хорошего не сулящим.

— Неродова, мне все равно, как ты раньше работала. Здесь делай как все и не смей самодельничать.

Саша только кивает. Спорить и доказывать что-то нет никакого желания. Хотелось лишь выспаться перед завтрашним днем, пусть Катя с Колей явно намеревались пойти к студентам и познакомиться поближе с ними и с принесенной в санаторий контрабандой спиртным.

Это, определенно, будут нелегкие три недели.

Глава 4

Саша сидела в беседке. В благословлённые полтретьего ночи тут было пусто, и несмотря на подкрадывающиеся первые осенние холода — довольно тепло. Интересно, не планируется ли к концу смены отказаться от дурацких купаний? Вода-то прилично похолодает.

Или так и будут ходить к реке «принимать солнечные ванны»?

Сегодняшний день был суетным. Не просто суетным — выматывающим. Выматывающими настолько, что сейчас она сидела здесь, держа в руках кружку с остывшим чаем, а не лежала в постели. Пора было спать, но сон в ближайшее время ей не грозил — слишком много собственных впечатлений. И желающая поделиться своими эмоциями за сегодняшний день Катя. Все время, прошедшее с закончившийся в час планерки она без умолку рассказывала обо всем — о детях, об огоньке, о напарнике, о столовской еде и возможных трудностях. И ей, и пришедшему «в гости и на обсуждение стратегических планов, о которых людям знать необязательно» Коле.

Саша честно слушала час, отвечала и старалась поддержать во всех начинаниях. А потом, пока Катя была в душе — позорно сбежала. Не то что бы… подруга? Знакомая? Саша так пока не определилась, как относиться той, с кем жила вместе здесь и с кем развлекалась в городе. Аню она посчитала было подругой… и чем все закончилось? Не то что бы Катя раздражала ее. Точнее — не то что бы именно Катя раздражала ее. Сейчас ее просто раздражало все. Больше всего хотелось одиночества. А еще больше уехать отсюда прямо сейчас.

Вовсе не потому, что ее отряд оказался проблемным — дети как дети, наивные и по-своему мудрые. Фамилии, да и, чего греха таить, и имена каждого в отряде она пока не запомнила, хотя всех и уже знала в лицо, и даже сумела немало выяснить об их характере, просто рассматривая детей с Изнанки. Иронично — бытие волшебником никак не отменяло напряжения от необходимости постоянно находиться с кучей людей рядом, но анализировать и узнавать многое о каждом человеке было легче легкого. К тому же — дети ей нравились. И смышленый не по годам Илья, которого скорее всего выберут лидером завтра, и молчаливый Василий, спортсмен и музыкант, и близняшки Хасавьюртовы, держащиеся друг за друга как за спасительные круги, и замечающая малейшее изменение в поведении окружающих Софа, и даже держащийся особняком старожила «Дубов» Леша — все они были… Своими. Один день — но они были своими. Четырнадцать мальчишек и девчонок.

В лагере ты быстро привыкаешь ко всему. Нет выбора. Ты постоянно с отрядом, отряд постоянно с тобой. Это нормально. В таком ритме жить три недели, и вожатый для детей — проводник, опора и образец в новой маленьком мире, которым и является каждая лагерная смена.

А вожатому опираться только на себя. На практике. Саша привыкла, но по своей воле все же никогда больше не взялась за такую работу.

Она устала. Мысли, эмоции, впечатления, ситуации, знакомство не только со своими детьми, но и с медсестрами, поварами, остальными участниками смены. Решение десятков вопросов от «где столовая» и «как нас расселят» до «на речку не пойду», «здесь есть не буду» и «не отдам ничего из того, что мама дала с собой, и плевать что мы на поезде сутки ехали».

Все привычно. Все знакомо. Но от того не менее хлопотно.

Встретить, познакомиться, отвести на медосмотр, заселить, провести по территории, сходить на обед, ответить на множество вопросов… Выяснить, что друг с другом дети знакомы, хотя и не так хорошо, как думают, поиграть в несколько игр и научиться нескольким их развлечениям. Ужин. Вечерние визитки делегаций и вожатское выступление. Первый сбор у костра. Хорошо хоть на территории «Дубов» были именно костровые места, а не какие-нибудь убогие закутки, где только свечку и жги. Потом — сонник, который достался и Саше, больше из удачи, Софа отказалась и отдала свою порцию, а так-то вожатым не полагалось ничего. Уложить всех спать, сходить на планерку, послушав, как они всем вожатским коллективом не дотягивают до высоких стандартов, выслушать Катю…

И дела это только с полудня. А сколько всего было до…

Кажется, с утра прошла вечность. И сейчас эмоции успокаивались медленно, еще и потому, что сегодня Саша вовсю пользовалась возможностью прикасаться к Изнанке, рассматривая и детей, и взрослых, и приезжих, и местный персонал. Теперь она знала обо всех увиденных больше, чем хотела бы, пусть и не все могла выразить словами. Но точно была уверена — среди них Затронутых не было.

Катя и Коля тоже никого не нашли. Так что возможно они и правда застряли тут на три недели. Ну или похищения и исчезновения были связанны с кем-то или чем-то за пределами санатория, которого Саша по привычке называла «лагерем».

Первые дни — самый трудные. Как и последние. Надо задать образец, следить за исполнением правил жизни здесь, поддерживать иерархию, привыкать… Как поведётся сейчас, так потом и будет. Во всем — будут ли ее слушать, будут ли ей доверять, будут ли общаться друг с другом за рамками обычных ролей. Вон хоть и коллектив, а кто-то из отряда впервые на фестивале, кто-то впервые на фестивале здесь, кто-то уже много где бывал сам или с родителями… Все разные. А лагерь, быт смены высвечивает очень и очень многое.

Саша повела плечами. Ей всегда нужно было время что бы «переварить», усвоить впечатления. Время в одиночестве. Лучшим была последняя поездка в палаточный лагерь, когда она привезла свою палатку и разом и настроение вверх пошло, и простуды отступили, да и сил больше появилось.

Серафим прозвал это «чувствительностью». Саша предполагала что речь идет о каких-то особенностях нервной системы. Она всегда легко включалась в любую деятельность, и, увы, всегда быстро уставала от нее. И как мудро заметил наставник: «Если тебе хочется побыть в одиночестве — иди и побудь в одиночестве. Исполнять свои желания в рамках разумного — лучшая возможность поддерживать свое тело и разум».

Саша сделала большой глоток чая. Кулер был прекрасной идеей. Правда прекрасной, ведь мало где у вожатых был доступ к горячей питьевой воде. Идеальная возможность пить чай в одиночестве, пока Катя делиться эмоциями с Колей, наверняка сидящем в их комнате.

Впереди на аллее мелькнула тень. Саша нахмурилась. Тень, кажется, была детской. Но кто не спит в такое время? Она оглянулась на корпус, где жили участники смены, — все до одного окна на детских этажах были погашены. В их «взрослой» двухэтажной постройке, древней, пусть и с небольшим ремонтном, и куда менее удобной, свет горел. Но дети-то там не жили, даже дети сопровождающих.

Тень тем временем приблизилась — шла она прямо к беседке.

Не то что бы Саша хотела чужого общества… Но это был ребенок. А для вожатого чужих детей не бывает. Может это и идеализм… Но так ее научили, и этого правила она всегда старалась придерживаться.

В круге света стало понятно, что приближался к ее «укрытию», никого вокруг не замечая, невысокий очень худой рыжеволосый парень лет одиннадцати, в видавших виды брюках и несколько старомодной белой рубашке, под воротом которой была узкая полоска какой-то ткани, похожая не то на узелок на память, не то на истрепавшийся щегольский галстук.

— Извини, — Саша поднялась со своего места, когда мальчик поравнялся с ней, — ты откуда?

Парень вздрогнул и остановился, поднимая на ее глаза.

Саша с некоторым удивлением рассмотрела определённо незнакомое лицо. Угрюмый сероглазый подросток с веснушками на все лицо. Дети всего полдня были здесь, но Саша могла поручиться — рыжеволосых среди участников смены не было. На ужине, по крайней мере. Приехал поздним вечером, что ли?

Она машинально коснулась Изнанки — и не смогла сдержать удивления. Ничего. Этот пацан не просто был ребенком — он был совершенно спокойным ребенком, в три часа ночи гуляющим по закрытой территории и застуканный взрослым. Обычно это вызывало хоть какую-то реакцию. На секунду Саше даже показалось, что за спокойствием есть что-то еще… Но это ощущение исчезло так быстро, как и появилось.

— Откуда надо. Тебе-то что?

— Я вожатая. Александра. Тебя как звать?

— Василий, — по-прежнему угрюмо ответил парень, — какая разница?

— Василий, — Саша призвала все свое терпение. — Если ты оттуда, — она кивнула на детский корпус, — то знаешь, что отбой давно был и что после него на улицу нельзя выходить.

— А тебе что? Я ведь в любом случае не из твоего отряда.

Саша вздохнула про себя. Обращение на «ты» ее не коробило — все равно при «выканье» она чувствовала себя древней старухой, пусть большинству детей куда проще было обращается на «вы» ко всем взрослым. Кажется, в этом она начинала понимать наставника. Не то что бы ее радовала возможность сейчас разбираться с чужим ребенком, но все вожатые должны были следовать единым стандартам поведения. И точка. Все равно, с кем именно из педколлектива будет взаимодействовать ребенок, ведь по действиям одного он будет судить о всех. И намного проще работать, если каждый починяется тем же правилам, которые они сами втолковывали детям и без которых в «общежитии» воцарился бы полный хаос.

— Чужих детей не бывает, — Саша чуть улыбается. — Я думаю, что тебе рассказывали про отбой. С какого ты отряда?

Несколько секунд парень ее еще изучает. Потом его лицо чуть смягчается.

— Не из какого. Сын поварихи я, если это важно.

— И ты гуляешь сам в такое время?

— Гуляю. Мать разрешает, — сказано это было с вызовом.

Саша помедлила. Она не видела всех поваров, да и их детей. Конечно, пацан мог залезть сюда… Только зачем? Да и… Это просто мальчик. И хотя это не ее дело — это мальчик, который не спит в полтретьего ночи.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Помочь? Зачем?

— Незачем. Просто. Могу?

Серые глаза на секунду стали почти прозрачными. Судя по взгляду — у парня едва ли была легкая жизнь.

— Неа. Хотя… Конфету дашь?

Саша только сейчас поняла, что все еще держала в руке здоровую шоколадную конфету с сегодняшнего сонника, которой поделилась Катя. У нее в отряде берегущих фигуру девушек оказалось больше одной.

— Держи.

— Спасибо.

Кажется, парень хотел сказать что-то еще. Но не стал.

— Я пойду.

— Иди. И, — Саша поколебалась. Что-то было в этом пацане… Может, взрослый взгляд? Такого не бывает у детей его возраста, не столкнувшихся еще с трудностями. — Я иногда буду здесь. Если захочешь поговорить — приходи.

Парень фыркает, а потом осматривает ее еще раз таким же колючим взглядом.

— Ладно.

И разворачивается, удаляясь куда-то по своим делам.

Что ж, кто-то едет в санатории отдыхать, а кто-то, видимо, тут живет. И ездит за столько, километров за двадцать в ближайшую школу? Этот парень ведь не из участников смены, которым каникулы, по сути, продлились. Ему учится надо. Но родителей не выбирают, что поделать.

Саша повела плечами. Пора было спать. Сегодняшний день был длинным и нелегким. Посмотрим каким будет завтрашний.

Глава 5

Саша умолкла, закончив песню, всегда сопровождавшую «Легенду о Круге». С небольшими изменениями это орлятское изобретение рассказывали много где. Везде, где работали те, кто хоть раз побывал в «Орленке». Да и легенда, чуть измененная, ей нравилась. К тому же Круг — хорошая отрядная традиция.

Благо, «Мы пройдем сквозь земной простор» знала не только она, а то с оттоптанным медведем ушами в один голос было петь еще тем позорищем.

Саша первой села обратно на бревна и подкинула веток в костер. Сегодняшний огонек прошел хорошо и быстро. Как и дневной командный сбор, на котором и имя отряду выбрали — «Несломимые», и капитана назначили, и девиз придумали, и все остальные роли распределили.

А теперь, у костра, было время знакомиться и это тоже прошло быстро. Но знакомиться можно было и с людьми, и с легендами. И закончив с первой частью, Саша перешла ко второй.

— Вот такая история, — она подкинула еще дров, — а теперь может кто-то еще знает какую-нибудь легенду или историю, с которой готов нас познакомить? У нас не так много времени, но на один рассказ точно хватит.

Несколько секунд все молчали. А потом Леша, сторожил и тот еще сорванец, сегодня отказавшийся быть капитаном потому, что «безответственный слишком», хотя ему другие ребята и предлагали, подал голос.

— Я вот знаю легенду прямо про это место. Она, правда, не такая веселая. Страшная. Но крутая, да и мы тут ведь все уже второй день как, надо знать. Рассказать? — Леша обратился явно к Саше, спрашивая разрешения.

Остальной отряд притих. Даже те, кто приехали в «Дубы» не в первый раз и наверняка знали эту историю, все равно не были против услышать ее еще раз — Саша видела это по глазам. К тому же все опасались, что вместо рассказа может начаться какое-нибудь скучное обсуждение чего-нибудь, которое может легко перерасти в обсуждение всех провинностей и головомойку для особо ретивых.

— Рассказывай, — Саша поджала под себя ноги, — я здесь в первый раз и с удовольствием послушаю легенду про это место.

Вообще-то рассказывать страшные истории — это не то чтобы педагогично. Да и не то чтобы хорошо для неокрепших умов младших членов отряда — потому будут еще плохо спать и своей тени боятся. Но момент все-таки стоило поддержать. Когда еще эти мальчишки и девчонки соберутся у костра и когда еще заводила и задира Леша сможет побыть в центре внимания не благодаря очередной выходке? Он уже за столь малое время с начала смены успел и подраться, и тарелки в столовой побить, и с территории попытаться сбежать. А так хоть пусть в мирное русло свои таланты направит.

И к тому же… Саша ведь сюда приехала не только ради работы вожатой. Конечно, это байка, но все же… а вдруг?

— Хорошо. Но потом не жалуйтесь что было страшно.

— Не будем, — уверенно басит мощный Илья Комаров, совсем недавно ставший капитаном отряда. — Давай, не тяни.

Леша только улыбается. Его глаза чуть поблескивают в отблесках костра. Вылитый инкуб перед трапезой… Вот только он самый обычный человек. Как и все остальные.

— Все это давно началось. Еще до того, как тут лагерь появился. Это теперь здесь санаторий, все эти КПП да пропуски на вход и выход, безопасность, — Леша поморщился, явно вспоминая свой побег, — а раньше здесь очень давно было вроде как сначала чье-то имение, какого-то богача, а потом его отобрали, и переделали в загородный интернат. Дети тут жили, в общем, те, что без родителей. Жили они круглый год, и зимой и летом. И никуда не уезжали, те что по старше становились нанимались работать в соседние колхозы и совхозы. Знакомились там с местными частенько, дружили. И повадился из одного совхоза, деревни, что неподалеку была, сюда в интернат мальчишка бегать. Подросток, худощавый, молчаливый. Скучно ему было, играть было не с кем у себя, дружить тоже, вот и ходил в гости к интернатовским. Ночью обычно, когда свою работу в своей деревне заканчивал. И при галстуке всегда был, чтобы в интернат пускали, местные-то все тоже ходили, гордились многие. Да и вообще интернатовским положено вних тогда было быть, пионеры же, это тогда важно было. И тот пацан тоже приходил с галстуком, был правда пионером или нет — никто и не знает. Общался он с местными, дружбу близкой не водил, правда, нелюдимым был и замкнутым. Просто крутился рядом, его многие знали, играли порой, но и только. И однажды в его родной деревне голод начался. Тогда ж это никак сейчас было, магазинов-то не было на каждом углу, да и денег не было почти. Нечего было есть. Парень тот помаялся, помаялся, и пошел просить еды в интернат. А здесь и для своих-то не хватало, а куда чужих кормить. Раз пришел. Два пришел. На третий старшие ребята собрались да вытолкали взашей, тумаков надавали и наказали больше не появляться. Он и не появился.

Леша взял паузу, пошевелив ветками в костре. Все молчали. Даже Комаров.

— Это, так сказать, присказка, — Леша продолжил, — начало истории. Мальчик тот больше не приходил в интернат. Неделю не было его, две, месяц… Даже имя его позабылось за всяческими заботами. Через три месяца все и забыли, что тут такой был. А ребята постарше, что работали, рассказывали что в каких-то из окрестных деревень и правда неурожай да крысы все запасы погрызли, но что и как — не знал никто особо. Тогда времена другие были, и даже взрослые о многом молчали или врали, и детям-то подавно мало что известно было. В интернате не очень кормили, что правда, то правда, но местным не привыкать было. А до чужих бед им не было дела. И когда через полгода по осени опять начали говорить, что появился ночью на территории интерната мальчишка в пионерском галстуке, кто порадовался за него, кто разозлился, что опять пришел. Но удивительное дело — как не хотели его вечером ребята найти, так никак не могли. Но слухи ходили, что приходит ночью «пионер», вроде и видел его кто. А потом, — Леша опять замолчал, и понизив голос, продолжил рассказ тихо и вкрадчиво: — дети пропадать начали. То один исчезнет, то другой. И вот в чем странность — не просто исчезнет ребенок, но и забудут все про него. Был человек — и нету. Только друзья помнят, и то недолго. Так одна девочка запомнила, что видела свою подружку ночью с мальчишкой в пионерском галстуке. А утром проснулась — нет подруги. И не помнит никто о том, что она вообще была, ни воспитатели, ни остальные ребята. Ну она и рассказала друзьям, только ей никто и не поверил, пересказывали только как байку. А потом год прошел, другой — и она и сама пропала. И о ней такую же историю рассказывали. Из уст в уста передавали, что здесь Ночного пионера увидеть можно. Его и потом видели, после войны, когда не интернат уже был. И еще позже. И когда санаторий появился, он по-прежнему появлялся. Ходит по ночам по территории, в корпуса не заходит никогда. Молчит, а с кем заговорит — того к себе заберет, и скоро. Навечно. И все о нем забудут, и искать не будут. Можете не верить — но до сих пор люди пропадают. И дети, и взрослые — и не докажешь ничего. Вот так вот.

Несколько минут тишина перемежалась только треском костра.

— Да ты гонишь, — пробасил Комаров, поняв, что продолжения не будет. — Не может так быть. Кто-то бы точно что-нибудь бы знал. Как кто-нибудь может без следа исчезнуть?

— В том-то и соль. Как искать, если даже не помнишь — кого? И никакие полицейские не помогут, — Лена Хасавьюртова казалось напуганной. — Леш, а ты сам видел этого… Ночного Пионера?

— Нет, конечно, — отмахнулся парень. — Я бы тогда тут не сидел. Пионер ведь приходит только к тем, кого с собой увести хочет. Потому в него не все и верят, а когда верить начинают — поздно уже.

— Грустная история, — София смотрит в костер. — Он ведь, выходит, умер, наверное. И теперь один, ищет кого-то. Может девочка у него тут была.

— Ага, скажи это тем кого он с собой забрал, — отмахивается Комаров. — Если верить всему этому. И вообще… Я вот не верю ни во что. И если надо будет, ночью ходить буду не оглядываясь на всяких «Ночных пионеров».

Нестройный хохот был ему ответом.

— Как хочешь, — Леша пожал плечами. — Я предупредил.

— А ты кого-нибудь знаешь, кого он с собой увел? — Лена не унималась.

— Может и знаю, — Леша повел плечами. — Только не помню. Иногда смотрю на несколько дисков дома и не знаю, откуда они у меня. Или на ветровку на пару размеров больше, чем у меня. Но с этим ведь в полицию не пойдешь.

— Не пойдешь, — София тяжело вздохнула. — И все равно… жалко. Пионер этот ведь тоже человек. Ну или был им.

У Саши завибрировал телефон. Старшая вожатая.

Сообщение было лаконичным: «7 отряд, опаздываете на сонник!»

Она выругалась про себя.

— Что ж, хорошего понемножку. Я уверена, что вам всем здесь ничего не грозит. Особенно если мы сейчас подкрепимся сонником и отправимся спать, и после отбоя никуда не выйдем из корпуса. Вперёд, Илья, веди отряд на сонник, я подойду как костер затушу.

— Хорошо, — Комаров поднялся. — За мной.

Саша улыбнулась про себя, наблюдая, как новоиспеченный командир организовывает притихших ребят. Он явно не казался напуганным. Стоило всем разойтись, пока Саша ворошила угли, как Леша принес ведро с водой, без всяких просьб.

— Хорошо рассказываешь. Талантливо, — улыбнулась она. — Не хочешь потом актером стать?

— Спасибо. Не знаю пока.

— Признавайся, — Саша затушила костер и направилась к выходу из лесочка, — про куртку ты для нагнетания добавил?

Леша только головой покачал

— Историю я от старших ребят еще в первый заезд слышал. И я ни в чем не соврал. Ни одним словом. И куртка, и диски и правда есть.

— Ладно, идем на сонник, пока есть что есть, — чуть более легкомысленно, чем надо, отозвалась Саша.

Непохоже, что парень врал. Он действительно был уверен во всем, о чем рассказал. И про куртку в том числе. Может быть это ровно тем следом, что не нашли орденцы раньше?

С одной стороны — тут ведь профессионалы работали. А с другой — и как бы они эту историю узнали? Расспрашивали бы детей о местных страшилках? Может и не стали. Не захотели, или не сумели подход найти.

Да и одна история, рассказанная детьми у костра — слишком мало для отчета и начала полномасштабного расследования. Но достаточно для того, чтобы поверить в его необходимость.

Глава 6

Саша даже не удивилась, обнаружив Васю в беседке. Почему-то она знала, что найдет его тут. Уже третью ночь она приходила сюда побыть перед сном почти в одиночестве, а парень… За чем-то еще. Хотя его присутствие, на удивление, не раздражало. Вася умел быть незаметным, да и,откровенно говоря, почему-то она хотела ему помочь.

— Тебе спать не пора? — она устало вытянула ноги, сжимая руками кружку с чаем. Несмотря на длинный суматошный день, спать не хотелось. Не говоря уже о том, что Катя опять собиралась до ночи миловаться с Колей.

Не то чтобы ее это раздражало… Но черт побери, хотелось растянуться на кровати и не думать о постоянно находящемся в комнате парне и о том, не торчит ли ничего лишнего из шкафа или о том, как незаметно достать сменные трусы из прикроватной тумбочки. В конечном счете — нашли, блин, место. И что, что у него еще три соседа? Она так-то тоже в комнате живет…

И вроде как и не выскажешь ничего. Ясно, что так им проще со всем справиться. Нагрузка все-таки немалая. И что она и потерпит, все-таки не чужие люди.

Вася пожимает плечами.

— А вам?

— Отвечать вопросом на вопрос невежливо, между прочим, — строгости в Сашином голосе нет ничуть. — Будешь кефир? Свежий.

— Давайте.

— И вафлю держи, — Саша положила рядом с собой сонник, который Вася пожирал глазами. — Вкусные. Тебя мать не кормит что ли? Кожа да кости.

— Кормит, — Вася пожимает плечами и принимается за еду. — Просто конституция такая.

— Был бы девушкой — сказала бы, что повезло. Впрочем, и парную есть и не толстеть — приятный бонус, что уж.

Василий только хмыкнул.

— Да ладно тебе. Ты часто сюда приходишь? — ей и правда было любопытно.

— Иногда. Когда день сложный — мне эта беседка нравится.

— Понимаю. И мне.

— Тоже сложный день?

— Ага, — на педсовете очередная выволочка была еще глобальнее предыдущей. Кажется, Саша принципиально все делала не так. По мнению старшей вожатой. В особенности не так танцевала и разговаривала с начальством, — но я переживу. А ты, если хочешь — рассказывай.

— Это нечестно.

— Что именно?

— Ты предлагаешь мне рассказать. А сама не хочешь.

Саша чуть улыбается, видя насупленный лоб мальчишки.

— Предполагается, что взрослые могут пережить сами свои трудности и при том помогать детям. Кстати — врут, — Саша устала и откровенничала больше, чем хотела. — Но я и правда могу пережить все. Просто рабочие трудности и сложный день. Завтра я проснусь с новыми силами буду все разрешать. И послезавтра. И до тех пор, пока будет нужно.

— И как ты это делаешь?

— Что?

Вася определённо ставил ее в тупик своими вопросами как никто другой.

— Веришь в то, что завтра проснешься с новыми силами, — поясняет парень. — Прости, что лезу не в свое дело, мне любопытно. Знаешь… Ну, у матери такого не спросишь.

— А. Пустое, если я не захочу отвечать — то не отвечу. Ну нужно просто во что-то верить. Я в это верю, а иначе грустно становится.

— И тебе никто не помогает?

Саша чуть пожимает плечами.

— Воспоминания иногда помогают, если о чем-то хорошем помнить. А так — только я сама себе помочь могу. Ну или кого-то попросить, но это не значит, что кто-то другой мне помогать должен. В этом и смысл быть взрослым. Но в этом есть и удовольствие, на самом деле.

— Удовольствие?

— Ага. Ты сам все можешь. Сам. Не нужно ни от кого зависеть. Можешь делать что хочешь — если последствия устраивают.

Вася молчит, допивая кефир.

— Так ты не расскажешь, что такого привело тебя сюда?

Парень чуть пожимает плечами.

— Знаешь, иногда ты на кого-то надеешься, а это не оправдывается. И это…

— Ранит.

— Хорошее слово, — Саша чуть улыбается.

Не по годам смышленый парень был ей симпатичен. Она много общалась с подростками, и многие из них были куда лучше, чем взрослые. Чище и искреннее. Что-то было в нем такого… Как будто он сам был не от мира сего.

Из окна корпуса послышались хихиканья. Саша обреченно подняла голову. Так и есть, комната ее девочек.

— Знаешь, я бы сказала, что все будет хорошо и ты со всеми помиришься — если бы ты был в моем отряде.

Вася фыркает.

— Но я не там.

— Ага. Поэтому скажу: хорошо, когда можно на кого-то надеется и кого-то о чем-то попросить. Но и когда на просьбу не отвечают — это тоже часть жизни. Ты со всем справишься. Рано или поздно, так или иначе.

— Спасибо за честность.

— Да не за что.

Хихиканье девочек повторилось.

— Мне пора идти. Боюсь, мой рабочий день еще не закончился.

— Хотел бы я быть в твоем отряде, — негромко говорит Вася. — Доброй ночи.

— Доброй, — Саша поднимается с лавки и отправляется успокаивать девочек.

И что им неймется?

Глава 7

— Дамы и господа, — ноль реакции. Ладно. — Хорошо. Кто меня слышит — хлопните раз.

Раздается всего пара хлопков, но этого достаточно, чтобы отвлечь остальных от разговоров.

— Хорошо. Кто меня слышит — хлопните два раза.

Теперь хлопки куда четче и куда более слаженные.

— Отлично. Итак, дамы и господа, — Саша обвела глазами отряд. Все пятнадцать человек уставились на нее. — Мы с вами собрались здесь и потому, что до выхода на речку есть полчаса времени, и потому, что с завтрашнего дня начинается образовательная программа нашей смены. Вы читали объявления?

— О курсах? — пробасил Илья.

— О них самых, — Саша кивает. — Я надеюсь, что вы ознакомились с тем, что вывесили для вас в холле корпуса. Если нет, то после того, как мы вернемся с купания, прочтите обязательно. Там вывешен список образовательных курсов. Образовательных — не значит скучных. Занятия будут проходить всю следующую неделю после сончаса, по часу в день, до купания. Курсы самые разные, от чеканки мяча до готовки или стихосложения. Словом, ничего общего со школьной программой, зато то, что наверняка пригодиться.

— А если я ни на что идти не хочу? — Леша, как всегда, взъерошил волосы, и теперь смотрел вызывающе — я все видел и уже во всем поучаствовал.

— Едва ли во всем.

— Да я тут уже шестой раз. Все одно и тоже, только учителя разные. Ну или то, что мне не пригодится. Ну не хочу я фенечки плести, вот совсем.

— Образовательные курсы обязательны, — Саша покачала головой. По отряду пронесся тяжелый стон. — Это возможность для вас научиться чему-то новому.

— Но я все знаю. Чему меня тут научат?

— Прямо все? — Саша продолжала подначивать парня.

— Сто процентов. Хотите — мы с вами подойдем к этому стенду сейчас, вы любой курс выберете, а я скажу, чему там учат? Или сам был, или друзья рассказывали.

Саша склонила голову, размышляя. Старожилы — всегда сложно. Но не гнать же парня просто так туда, где ему скучно будет? Есть у нее пара идей. Эксперимент? Эта Марина Владимировна точно ничего не одобрит. Правила и все такое. Но шанс-то реальный дать ребятам сделать что-то свое. Новое. Попробовать себя в новой деятельности. Где еще, если не здесь?

— Я думаю, мы это можем решить, — Саша обвела глазами отряд, — но без прогулов. Есть идея.

Совсем детьми ее подопечных на этой смене нельзя было назвать. Разве что тихого, застенчивого Женю, который приехал позже других и так ни с кем и не общался пока. Только он был щуплым и на вид выглядел лет на двенадцать. Остальным было уже по четырнадцать, а Леше-буяну — все шестнадцать. Ну какие дети? Взрослые. Только опыта жизни пока маловато.

Даже в одиннадцать можно уже и ребенком-то не быть. Почему-то Вася вспомнился с его не по годам взрослыми рассуждениями…

— Если вы все знаете и не хотите учиться ничему из того, что вам предлагают, то значит будете учить сами. Это будет вашим заданием. Если нет желания ничего брать, то тогда задумайтесь о том, что бы что-то отдавать.

Саша несколько секунд колебалась. Конечно, она превышает свои полномочия. Но, с другой стороны — они правда взрослые. Даже шестой отряд был куда моложе, им было по тринадцать. Конечно, ее ребятам в смешанных группах будет тяжело и скучно.

— После купания на речке вы пойдете в холл и осмотрите список курсов. Прочитаете все, что там написано. И если, я подчеркиваю, если вы решите что вам ничего не интересно, вот совсем, тогда я жду от вас собственный курс. Или занятие. Я согласую все, и тогда вы или будете обучать остальных наравне со взрослыми преподавателями из вожатых, или мы будем работать внутри нашего отряда, обучая друг друга.

Оставалось только порадоваться, что ее саму не привлекли к преподаванию образовательной программы. В итоге на остальных отрядах по одному напарнику просто в обязаловку должны были выбрать из списка курсов тот, что могут провести, представить программу и, собственно, по этой программе и провести цикл занятий. Ее сия чаша минула — из-за того, что она была одна.

Интересно, выходных ей тоже не положено? Или будет подмена? Про это пока не заикались даже на планерке. И так вечно кто-то косячил. То дети без присмотра остались и все разносят, то на репетицию опоздали, то кто-то, даже не Леша, подрался, и все это на планерке прям со смаком обсуждалось. И осуждалось.

— Вы это серьезно? — Лена подняла голову, встречаясь с ней взглядом, — нам нужно будет самим проводить занятия, что-то… что-то рассказывать?

— Рассказывать. Или показывать, — Саша пожимает плечами. — Вам в любом случае в жизни рано или поздно придется это делать. Не в школе, так в университете и уж точно хотя бы несколько раз на работе и много раз тогда, когда сами станете родителями. Да и к тому же на этой смене, вполне возможно, будет день самоуправления, и там вы сможете еще раз чем-то поделиться с другими и сами получить реальную. Да и если кто-то из вас хочет быть учителем, актером, политиком или вообще с людьми хочет работать, то попробовать себя здесь, в лагере, со своими сверстниками — то это отличный шанс. Даже если у вас не получиться так, как вы задумаете, то все равно это будет отличным опытом. Ладно, думайте пока над этим предложением, а пока — идем на речку.

Сборы и обсуждения занимают немало времени, и в итоге к реке они спускаются последними.

Саша ловит на себе взгляд Константина Михайловича, дородного физрука, следящего за купанием.

— Вы опоздали. Двадцать отжиманий. Всем, — выносит приговор ответственный за купание.

По отряду прокатываются разочарованные вздохи. Но что делать — отжимания были любимым занятием Константина Михайловича. За любую провинность, от опоздания на купание до случайной порчи волейбольного мяча, он назначал их десятками с видимым удовольствием.

Иногда Саше казалось, что из физрука вышел бы прекрасный инкуб. Кажется, Константин Михайлович просто упивался недовольством ребят и тем, как девочки и мальчики выполняют упражнения. Особенно девочки, она это прекрасно ощущала в Отражении. Но, увы — он был человеком. А жаль. Физрук не делал ничего, за что Саша могла бы приструнить, а за взгляды и мысли никаких мер ни к кому применять не будут, да и не докажешь ничего. Хотя находится рядом с ним было физически неприятно. И сколько таких физруков еще?

— Все, молодцы, — Саша хорошо ощущала разочарование мужчины окончанием наказания. Но только в Отражении, так он хорошо скрывал эмоции. — А теперь переодевайтесь, и в воду, время ваше как раз.

Переодеваются они быстро, Леша отбирает у кого-то из выходящих ребят младших отрядов мяч, и в итоге в воду заходят все, кроме пары девочек. Правда, играют в вышибалу одни парни да Лена, и все. Девочки что-то обсуждают в своем кругу, а Женя и вовсе в одиночестве бродит у берега в поисках раков и мидий. Вода пока теплая, и Саша, дурачась, пару раз даже плескается с ребятами, пытаясь забрызгать всех, до кого может дотянуться.

Пока тепло. Пока солнце.

Даже времени в воде на первых порах не хватает, чтобы накупаться вдоволь. Как всегда в начале смены. Когда резкий свисток физрука заставляет их отряд выйти, мало кто доволен этим. Пусть и не море, но все же речка здесь широкая, дно в огороженном месте расчищено, да и новизна ощущений не исчерпала себя.

На берегу Сашин отряд разбивается на небольшие группы. Вполне понятно и вполне знакомо. Девочки о чем-то щебечут под навесом. Несколько парней просто загорают, Илья и его друзья громко спорят о какой-то онлайн-игре, Леша старательно обкладывает широкими, плоскими и теплыми камнями совершенно не сопротивляющуюся и вполне довольную этим Софию. Словом, все при деле. Кроме сидящего в одиночестве Жени.

Саша так и не успела с ним пообщаться. Он приехал позже всех и держался особняком от других ребят, да и те его не очень замечали, на самом деле. С его тезкой, Евгением Вавиловым, одним из друзей Ильи, не было никаких сложностей. А вот этот новый Женя казался вещью в себе.

Надо будет попробовать хоть немного его разговорить.

— Ты чего в стороне от всех? — Саша садится рядом с мерно строящим какую-то башню парнем, — все нормально?

— Ага, — Женя кивает, — просто мне с собой интереснее, чем с ними.

— А ты хоть пробовал общаться-то? — Саша не могла вспомнить момента, когда видела Женю просто разговаривающим с кем-то. Хоть раз. — Ты ведь их, кажется, не слишком знаешь, и не очень хочешь контактировать.

— У них — коллектив, — по слогам произнёс Женя с явной иронией. — А я там лишний. Вот и все. Им и без меня хорошо.

— Я могу понять, — Саша, несмотря на нынешнюю работу, была не самым общительным человеком, — но может хоть дашь им шанс?

— Да зачем? Девочки обсуждают помады, прически, макияжи и то, как на них посмотрел Илья, Алексей или Рома из шестого. Парни хвастаются бицепсами и меряются достижениями — в играх, спорте или кто во что горазд. Или ищут девчонок и на них смотрят. А я не в макияже ни смыслю, ни в контру не играю, ни в футбол, да и распускать перья ради мимолетной улыбки и томных вздохов не хочу. Все нормально, — Женя пожал плечами. — Мне и себя достаточно.

— Тебе с собой проще, и это нормально, — замечает Саша. — Но нам всем нужно с кем-то общаться, с кем-то делиться своими мыслями. Не о футболе или о контре, так о чем-то другом. Что ты любишь? Книги? Фильмы? Что-то еще?

— Звезды, — сказано это было серьезно и мечтательно разом.

— Астрономию?

— Звезды. И те, о которых в книгах пишут, и о которых мечтают, и те, что в телескоп увидеть можно. Это мало кому интересно.

— Но ты мог бы рассказать остальным. Попробовать. Да и — почему не интересно? Вон фильмов немало популярных. Звездные войны те же.

— Там воют не звезды, а люди. Да и к тому же — пустое это кино. А вот «Солярис» или «Страну багровых туч» вряд ли кто-то читал и кто-то обсудить готов.

— Ты ведь ни у кого не спрашивал — может и готовы.

Женя только пожимает плечами.

— Александра Николаевна! Александра Николаевна!

Саше потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Илья звал ее. При том что она сидела буквально в десятке метров.

— Что такое? — она поднялась и подошла к уже выстроившемуся в ожидании чего-то отряду.

— Так мы купаться идем? Вон наша очередь, — Илья показал на физрука, явно раздраженного нерасторопностью ее ребят. — А вы пропали куда-то.

— Так я рядом была, — с удивлением ответила Саша. — Ладно, идем воду.

— Ура!

Ребята за ее короткий разговор с Женей кажется, уже успели изрядно поджариться на солнце, и в воду бухнулись с энтузиазмом.

Женя ходил по берегу в одиночестве.

Звезды… Впрочем, если ему в таком возрасте нравится «Солярис», так что нечему удивляться.

Саше, кстати, эта книга тоже нравилась в этом же возрасте. И также не нравился пустой треп со сверстниками. И — выросла же. Но все-таки… Надо присматривать за парнем. Он умен, возможно, получится ему занятие по душе найти. Жаль, что сопровождающая предпочитает только на занятия для подготовке к фестивальному выступлению, и ничего у нее толком не узнать про Женю и его интересы, как и про остальных. Все равно, что-нибудь можно будет придумать. Показать парню, что и в общении, в дружбе есть свои плюсы и свои приятные стороны.

А если нет… Что ж. Она выросла, и не самым вроде плохим человеком. И Женя вырастет. Пусть и в одиночестве.

Глава 8

— И что мы имеем? — протянул развалившийся на кровати Кати Коля — Ничего. Херня вся эта история, из-за которой нас сюда сбагрили.

— Ну почему это — Саша грызла сухарики, растянувшись на собственной постели прямо в одежде и кроссовках.

Тот час, пока детки готовились к конкурсным выступлениям фестивальной программы, что должны были начаться уже завтра, был для вожатых поистине счастливым. После окончания организационного периода смены было дружно решено, что в это время за детьми смотрят сопровождающие, они же — педагоги их творческих коллективов, а вожатые отдыхают.

Для их тройки это было единственное время, когда можно было посовещаться о «миссии» без вечерней усталости и с более-менее ясной головой. Правда, толку от этих собраний было немного. Расследование застопорилось, едва начавшись.

— Да потому, — Коля потягивал любимый яблочный сок, — что пусто тут. Ни Затронутых, ни проклятых мест, ничего. Совсем ничего — мы все втроем, по-моему, осмотрели вообще все уголки и корпуса.

— Ну легенды-то на пустом месте не берутся.

— Пф, — Коля отмахнулся, — это детские сказки. Придумали, что б страшнее было. Вон раньше — Черная Рука, Гроб на Колесиках, сейчас Слейдермены эти все. А тут этот самый Ночной пионер. Да, мне тоже про него пацан, который тут во второй раз, рассказывал. Кто-то придумал когда-то, и теперь все повторяют и повторяют. Да и к тому же — идеальная история же, как хочешь, а не подкопаешься и не поспоришь. Пропавших почему нет? Потому, что все о них забыли, так что кто пропал, тот пропал. И этот старик, что заметку накатал, наверняка легенду услышал да и решил присочинить. Или и правда поверил. Я ж говорю — больной.

— И как-то все подозрительно похоже — дети рассказывают страшилку о мальчике, который забирает с собой кого-то, о ком забывают, и репортер пишет о случаях исчезновения здесь, и потом в его доме находят кучу старых вещей непонятно откуда.

— Изнанка чиста, Саша. Чиста. Ты сама это видишь. Да, тут куча детских эмоций и страхов, но и только. Мистификация. Или семья маньяков может быть, но это точно не наш профиль.

— Или Тульпа, — задумчиво говорит Катя, приобнимая парня.

— Что? — Коля, явно не ожидавший, что его девушка его не поддержит, оборачивается с каким-то детским удивлением.

— Тульпа. Дети верят в Пионера — Пионер приходит. Они же дети, они ближе к Грани желаниями и чувствами.

— Насколько я помню, чтобы тульпу создать нужно сознательное усилие мага. Мага, Кать.

— Но мы не знаем, не было ли тут магов раньше, — Катя по-прежнему рассматривала кровать над собой. — Детей могли Становить и маленькими. Или кто-то из взрослых постарался, кто тут не работает. Да и к тому же ведь считается, что дети и правда могут материализовать свои желания. Кто-то из подростков-волшебников приехал, впечатлялся историей про Пионера, что-то вообразил, поверил в нее всем сердцем — и вот основа. А остальные уже подкрепили тульпу силами.

— Да ну. И почему мы ее не видели тогда?

— Потому что не верим и не боимся — Катя пожимает плечами — Пионер ведь приходит и с собой забирает. Его боятся и от него убегают. А мы здесь его найти поскорее хотим, так что эмоционального резонанса точно не будет. Если я права — то тульпа слаба, так что мы ее и не увидим.

— Тогда какая разница? Слабая-то она безвредна. Ерунда это все.

— А может и нет, — Саша перебирала в голове все, что помнила об этом явлении. — Для тех, кто поверит, тульпа опасна.

— А может и нет, — передразнивает Коля.

— Есть один способ проверить — Катя резко села на кровати, выпутываясь из объятий к неудовольствию Коли, — нам нужно зайти с другой стороны. Надо понять, действительно ли кто-то исчез, или нет.

— И как мы это сделаем?

— Да просто, — Катя обворожительно улыбнулась. — Я тут посплетничала с Ниной Васильевной, медсестрой, когда ребетенка водила к ней. Она поговорить не дура. Ну я и сказала, что отец мой тут мог отдыхать, а у меня ни карточек его, ни документов, только фотография старая, и что мол как жаль, что точно нельзя ничего узнать. Ну она и проговорилась, что вообще-то все документы в административном корпусе хранятся, вот только несколько лет как в архиве пожар был от проводки неисправной, и не осталось ничего. А вот старые медицинские карты по-прежнему хранятся в медкорпусе. Может видели помещение с ними — за дверью с решеткой на первом этаже. И там не горело ничего.

— И? — Коля повернулся к Кате, — как мы что-нибудь поймем?

— Они там будут, в отличие от тех, что выдали на руки. Или, если на руки ничего не выдавали, то в картах пропавших не будет выездного осмотра, — задумчиво проговорила Саша. — А это мысль.

— Какого осмотра?

— Выездного. Я не знаю, как тут принято сейчас и как раньше было, но по идее карту должны или уезжающему на руки отдать, или записать по крайней мере данные его на отъезде, чтобы если не дай бог что случиться в поезде, там отравится, например, или температура поднимется, то сказать можно было что, мол, когда уезжал — все в порядке было. Даже с температурой повышенной могут не выпустить сейчас, кстати. Так что если кто-то приезжал в лагерь и не уезжал — значит их медкарты должны быть без выездного осмотра. Или быть вообще, тогда как остальные карты со смены на руки раздали. Это все-таки документы, не думаю что кто-то их выкинул специально. Если о них просто забыли, значит стоят где-то еще там в дальнем углу. Вот только — как мы туда попадем?

Коля пожал плечами.

— Мы — маги. Придумаем что-нибудь.

— Маги без магии, — Саша ткнула себя в висящий на груди амулет. — Мне кажется, что писать в объяснительной «нарушила Закон чтобы расплавить замок ради проникновения в медицинский архив» будет не лучшей идеей. Мы сами в наш архив на годы засядем.

— Расслабься, — Катя подняла вверх руку с зажатыми в ней ключами, на кольце которых висело несколько длинных тонких предметов, явно ключами не являвшихся. — Замок — не проблема.

— Серьезно?

— Разумеется. Наставница научила, сказала что пригодиться. А я была и не против.

— Опасная женщина — пробормотал Коля.

— Ага, — Катя его прекрасно услышала, — когда идем?

— А что тянуть? — Саша глянула в окно на сероватый продолговатый силуэт медицинского корпуса — сегодня и пойдем после планерки.

— Может завтра? — протянул Коля. — Мне с Марианной еще дело готовить ночью.

— А мне готовить свое дело завтрашней ночью, — Катя морщится. — Не будет идеального дня. Быстрее сходим — быстрее узнаем, может и не придется мучиться остальную смену.

— Ладно, — проворчал Коля — договорюсь тогда с напарницей. Попробую по крайней мере.

— Договаривайся. Встречаемся после планерки?

— Ага. Подождем как все улягутся — и пойдем.

Зазвонил будильник, оповещавший о приближении конца передышки.

— За работу, товарищи, — Саша поднялась на ноги. — Творить великие дела и учить детей разумному, светлому и вечному не жалея сил.

Ответом ей был синхронный вздох.

День был длинным. И продолжался и продолжался. Даже после отбоя работа не оставляла Сашу. Теперь до похода в архив предстояло пережить еще и планерку.

— Итак, как вы понимаете, у нас началась образовательная программа.

Саша отбивала пальцами ритм под столом, как и всегда на вечерних планерках. Марина Владимировна умела говорить как-то так, что хотелось спать. Просто спать, уткнуться лицом в стол и спать. Наверное, ей когда-нибудь предлагали стать суккубой. Или вампиром. Энергетическим, пусть в реальности таких и не бывает.

Саша терпеть не могла планерки. Главным образом потому, что в них не было толка, никакого. Все отлично, дети в порядке, понравилось то и это — и так по кругу. И потом длинное разглагольствование самой старшей вожатой о том, что кто не так что сделал и как надо делать. Потом план на завтра — для тех, кто, видимо, не умел читать. И опять куча «надо». Не то чтобы Саша имела что-то против дисциплины, она была необходима. Но, на деле, если бы они просто разбирали план на день и уходили спать, то было потрачено меньше нервов и осталось бы больше времени для сна. Марина Владимировна обожала рассказывать, что они — педотряд, а не просто согнанные сюда для работы от безысходности юноши и девушки, радующиеся, как Саша надеялась, детям, и устающие от всего остального.

Педотряд. Ну-ну. Она не помнила, как звали половину студентов-коллег — особо не представилось случая спросить, а никаких дел они, кроме тех несчастных танцев, тяжело рождавшейся визитки и вот этих вот планерок вместе и не делали.

— Таким образом, как вы понимаете, необходимо обеспечивать полное присутствие всех ваших детей на занятиях. Сегодня я, обходя творческие мастерские, насчитала из седьмого отряда только пятерых. Где были остальные, Неродная?

— Курс взросления проходят, Марина Владимировна.

— Что?

— На самообучении, — Саша так и чувствовала, что этот вопрос всплывет.

После того, как только пять ее ребят решило пойти на общие курсы, остальные, посовещавшись, предоставили ей планы занятий, которые собирались проводить столько же раз, сколько и основные курсы. Пять разных занятий, все от ребят из ее отряда для своих же товарищей. Сестры Коваленко собирались рассказать о простых правилах выбора одежды, Илья с Олегом, чей отец работал в агентстве подбора персонала, решили провести небольшую игровую встречу, посвященную резюме и типичным ошибкам на собеседовании, Лена с подругой Варей намеревались рассказать о типах темперамента и провести пару простеньких тестов на его определения, Леонид с Соней планировали поделиться несколькими лайфхаками при обучении английскому, а Леша в гордом одиночестве нацелился на мастер-класс по распознаванию лжи.

Весь тихий час ребята потратили на примерные планы занятий, и, определённо, Саша не намеривалась им это запрещать. К тому же прошедшая лекция-беседа насчет одежды и стиля в целом ей понравилась, пусть явно была заметна неопытность ведущих. Но с другой стороны — а где им еще себя пробовать, кроме как не здесь и не сейчас?

— Я запретила эту вашу самодеятельность.

— Мы действуем в рамках устремления к целям смены — Саша уже наперед заготовила аргументы.

Не уволит ведь она ее в самом деле. Вчера после планерки она пришла со всеми планами занятий и своими пояснениями, но старшая вожатая и слушать ничего не захотела, сказав только что делать все надо так же, как и все, и не считать себя лучше других.

Саша и не считала. Но ребята хотели, и отказывать им она не видела смысла. Она вообще была удивлена, что подростки решились на такое — обычно стоит только предложить что-то сами сделать, как сразу тонна отказов. А тут поразительно — дети хотят, а взрослые им не дают.

— Это каких же?

— Раскрытие не только творческого, но и личностного потенциала каждого участника смены. Где еще ребята смогут попробовать?

— Неродова, как ты считаешь, что случится, если все наши сто тридцать пять ребят решат, что им, как и десятке самых умных из седьмого отряда, можно самим придумывать себе образовательные занятия?

— Они получат опыт придумывания образовательных занятий? — некоторую издевку в голосе скрыть не удалось.

По-своему, конечно, переделенная правда в словах Марины Владимировны бала.

— Неродрва, ты понимаешь, что дисциплина — залог порядка, при котором дети будут развиваться морально и физически? Дисциплина. Подчинение единым правилам.

— Но повторяя одно и то же — развития не будет. Ребята обосновали свое нежелание учиться тому, чему им предлагают, и согласились не только заниматься у сверстников, но и самим примерить на себя роль лекторов. Все необходимое для этого есть, я нахожусь с ними. В чем трудность?

— В том, что вам это было запрещено.

— И почему? Я была на занятии, и всех приглашаю. Ребята стараются, все достойно. Если понадобится — мы представим результаты с остальными группами или проведем повторные открытые уроки для всех желающих. Детям — развитие, ведущим остальных курсов — снижение нагрузки благодаря уменьшению количества слушателей. И все в плюсе.

Несколько секунд взбешенная старшая вожатая смотрела Саше в глаза. Она, однако, отступать не собиралась, несмотря ни на что. Забавно, что большинство вожатых наблюдало за их перепалкой, не вмешиваясь.

— Предоставите результаты вместе со всеми, — наконец сдалась Марина Владимировна. — И коль седьмой отряд столь самостоятелен, что сам решает, чему учиться, то я рассчитываю, что на Дне Самоуправления они покажут свои знания и остальным детям, а также возьмут на себя нелегкую роль управления своими сверстниками, и будут своим стремлении к потаканию амбициям подавать конструктивный, а не деструктивный, пример всем остальным.

— Все будет сделано в лучшем виде, — Саша улыбается, чувствуя внутреннюю усталость. Еще и день Самоуправления теперь на ней

— Было бы жестко по отношению к детям, которым уже разрешили реализовать себя, отменять все, несмотря на неправильность данного разрешения. Но это не значит что кто-то еще впредь по своему разумению сможет изменить программу смены для себя или прикрываясь нуждами детей. А Неродова остается без премии за нарушение план-сетки смены.

Саша фыркает про себя. Как будто там эта премия большая была.

— Увы, лишать детей вожатого в этот период смены — не лучшая идея, — Марина Владимировна говорит это с явным значением, сверля Сашу взглядом. — Но это — первый и последний разговор на данную тему. Итак, перейдем к завтрашнему плану на день. Как вы понимаете…

Саша фыркает про себя еще раз, чувствуя скользящие по ней взгляды остальных собравшихся. Злые, восхищенные, заинтересованные, разраженные… Самые разные. Пускай смотрят. Может поймут что. Она углубляется в свои записи, вполуха слушая старшую вожатую. Понимает она только то, что после этого нудного собрания они, вполне возможно, смогут наконец найти в архиве хоть что-нибудь стоящее о пропажах здесь. Хоть какое-то разнообразие.

Это и есть ее настоящая работа. А эта Марина Владимировна пусть ее вообще без зарплаты оставляет — все равно. Пока Саша может дать детям шанс на что-то полезное и интересное — она его даст, и никакие выволочки от начальства не остановят.

Глава 9

Проникнуть в архив оказалось не сильно сложно. Было бы еще проще, если у Кати не потели руки и отмычки один раз с грохотом не упали бы вниз. Но Коля, стоявший у входа и по общей договоренности взявший на себя обязанность изображать недужного, если кто войдет, и отводить медсестер подальше от архива, только покачал головой, вглядываясь в Изнанку.

Тихо. Дежурный врач, судя по всему, дремала в своем кабинете в самом дальнем конце коридора, а здесь даже освещение работало плохо. Впрочем, и неудивительно — никому не нужна была подсветка места, в который никто и не забредал.

Сложнее всего было дойти сюда, не попадаясь никому на глаза, и зайти в корпус так, чтобы никто их не видел. А дальше — дело техники. Помещение с рядами стеллажей и длинных коробок внушало уважение слоями пыли и монументальностью кип бумаги, высившихся со всех сторон.

Саша вошла первая, подсвечивая себе путь фонариком с телефона.

— Что мы ищем? — Катя заглянула через плечо, рассматривая вынутое из дальней коробки досье на некого Василия Вайторовского. — Бесхозные документы?

— Ага. Надо только найти детские карточки.

— Вот они, — Катя обратила внимание на стоящие у глаз коробки. — Первая смена, тысяча девятисот девяносто девятый год.

— Так, вот глянь, здесь выездные данные, — Саша ткнула пальцем на последний листок осмотра, прикрепленный к папке степлером. — Нам повезло, на руки не выдавали. Значит ищем те, что без такого листка.

Через час копания в пыли Саша, в очередной раз сдерживая богатырский чих, помахала карточкой.

— Этот подходит.

— И у меня есть, — Катя кивнула.

— Это еще ничего не доказывает, — негромко говорит Коля от двери, продолжая поглядывать за движением в здании.

— Увы, — Саша не может согласиться. — Но уже что-то. Ладно, ищем дальше.

Через полчаса копания в пыли и пожелтевших от времени страницах она сама разрывает тишину, до того наполненную только шуршанием страниц.

— Вы тут без меня закончите?

— Ага, — пробормотала Катя, просматривая очередную кипу документов. — А что?

— У меня есть одна идея, у кого спросить можно про исчезновения, — шепотом говорит Саша. — Я до того только при старшей вожатой упоминала, и она явно ничего не знает. Вызверилась на меня.

— Медсестры тоже, — подхватывает Катя, и поясняет: — я успела посплетничать почти со всеми.

— Физрук тут первый год работает, — Коля, по-прежнему рассматривающий Отражения в поисках угрозы, рассеяно покачал головой, — как и дворники.

— У меня в общем есть идея, и я хочу ее проверить.

— Сейчас?

— Ага, — по идее Вася не должен был никуда уйти еще из беседки, — сейчас, потом может поздно будет. К тому же следующий чих из-за пыли я могу не успеть сдержать.

— Ладно. Встретимся тогда у нас в комнате, как закончишь. Вроде немного осталось, если что потом еще раз придем.

— Хорошо, — Саша протиснулась мимо полок, уворачиваясь от торчащих пыльных коробок, и направилась к выходу.

На самом деле идея к ней пришла буквально минуту назад. Простая идея, которая почему-то до того на горизонте не появлялась. Еще в самом начале смены они втроем постарались максимально аккуратно расспросить местных работников о подоплеках детской легенды. Действовать приходилось осторожно, не до всех можно было дотянуться, да и, чего греха таить — сама Саша в этом почти не участвовала. Времени не было, сил — работать без напарника было непросто, да и откровенно говоря, она была не лучшим человеком для таких расспросов. По крайней мере, если они не хотели пока привлекать внимание к расследованию.

Но один информатор, с которым точно можно было поговорить, у нее был. И как она сразу об этом не подумала?

Вася сидел в беседке. Саша порадовалась, что захватила с собой печенье с сонника — насколько она могла судить, парень был постоянно голодным.

— Привет. Я думал — ты не придешь.

— Были дела. Печенье будешь?

— Давай. А что за дела?

— Секрет взрослый, — Саша на секунду улыбнулась. Потом отмахнулась. — Работа, что б ее. Работа.

— Слушай, — Вася тут же зашелестел оберткой, — я спросить хотел.

— Спрашивай.

— Ну это личное.

Саша кинула острый взгляд на парня. Еще подростковых влюбленностей ей не хватало.

— Валяй.

— Я тут давно. Много вожатых видел. И хотел вопрос задать, да никак — вот зачем это все?

— Что — все? — вопрос поставил Сашу в тупик.

— Ну ты вот зачем этим занимаешься? Платят вам мало. Как я не вижу тебя — усталая, как собака. Дети потом уедут и забудут, а тебе все равно другую работу искать, не всю же жизнь так. Вот зачем?

Потому что иначе меня лишат магических сил неизвестно насколько за глупости…

Хотя… Работала-то она раньше. И ушла не потому, что выгнали, а потому что во всем разочаровалась. Ни во всем даже — в системе. Устала. В детях она не разочаровывалась, это было попросту невозможно.

— Потому что могу.

— Что можешь?

— Смею надеяться — могу помочь ребятам из отряда прожить смену с пользой для себя. Или хотя бы без большого вреда. Передать то, что для меня важно — и об это «важно» изменятся те, кто окажутся рядом. И пойдут своей дорогой, — Саша чуть пожимает плечами. — Нам всем хочется быть нужными. Я не исключение.

— Нужными — эхом откликается Вася. С грустью.

— Увы, мы не всегда можем дать то, кому-то то, в чем он нуждается. Мир несовершенен. Мы предлагаем что имеем — но иногда этого недостаточно, — осторожно говорит Саша. Если она права насчет семьи пацана… Может, это хоть немного примирит его с реальностью. — Я просто надеюсь что то, что я могу дать, будет нужно ребятам, хоть в какой-то мере. И только.

— А тебе в этом что?

Саша поводит плечом.

— Это неважно. На самом деле неважно.

Ей — ничего. Или по крайней мере, если что-то и было — то явно недостаточно. Поэтому она и не стала работать вожатой больше, пока сюда не пришлось ехать.

— Вопрос за вопрос, — она кидает взгляд на парня, — тоже давно спросить хотела.

— Валяй, — Вася хрустел печеньем. До сих пор, пусть печенюшки было и всего две. Он всегда так ел, словно наслаждаясь каждой крошкой. Видимо, с матерью у него были ну совсем не лучшие отношения.

— Ты здесь давно живешь?

— Давненько. Мать не первый год работает.

— Значит наверняка слышал легенду о «Ночном Пионере»?

Вася едва не поперхнулся от неожиданности.

— Слышал конечно. Неужели и ты в это веришь? Это ведь детские сказки.

— Разумеется. А что такого в них, что тебя пугает?

— Да ничего. Просто россказни малышни.

— Но иногда сказки базируется на правде, знаешь ли. Вот я и хочу узнать — может, ты слышал о том, что бы здесь кто-то исчезал? Или о телах или смертях?

— Не, — Вася помотал головой для пущей убедительности. — Ничего такого. Ладно, спасибо за угощение, пойду я. Доброй ночи.

— Доброй.

И что он так напрягся? А Вася напрягся, или Саша совсем чувствительность потеряла. Ладно. Что делать — надо идти к себе.

В комнате уже ждали Катя и Коля, порядком встревоженные. Впрочем, при ее появление оба расслабились.

— Что такое? У меня рога выросли? — Саша плюхнулась на свою кровать.

— Да не, — Коля на часы показывает. — Мы думали, тебя уже сцапал кто или еще чего. Думали уже искать идти.

Прошел почти час с момента, когда она вышла из архива. Час. Какого черта? Разговор с Васей занял сколько — десять минут? Двадцать?

— Все нормально. Но, увы, ничего нового я не узнала. К сожалению.

— А у кого спрашивала-то? — Катя с интересом рассматривает ее.

— Та пацан есть один, сын поварихи. Но он говорит, что не в курсе. Но напрягся знатно и сбежал, едва пятками не сверкая, как я его спросила.

— Боится? Или что-то знает?

— Не боится, но напрягается точно, — Саша покачала головой. — А насчет «знает» — понятия не имею. Может просто не любит все эти легенды.

— Я попробую его попытать, — Катя улыбнулась. — Как выглядит?

— Рыжий такой. И худой.

— И вообще — с поварами поговорить надо обстоятельно, со всеми еще раз, — Коля бросает на стол три смятых листка, найденных в архиве. — Может они что-то знают об этой Алле Поляковой хотя бы? Если вспомнят — то точно пустышка.

— А если нет — это ничего не докажет, — со вздохом констатирует Саша. — Как древние записи о Яне Павловом и этом Арсении Костюшко. Почти двадцать лет прошло. Если их не вспомнят — это все равно ничего не доказывает.

— Увы.

— И мы опять знаем, что ничего не знаем. Ладно — пора спать, — Катя спихивает Колю с ее кровати. — иди к себе. Мне завтра работать.

— Нам всем.

— Иди давай.

— Ладно, ладно. Доброй ночи, дамы.

Глава 10

— Вы прекрасно выступили сегодня, — Саша улыбается, подбрасывая дрова в костер. — Поздравляю с заслуженной победой!

Шелест потираемых ладоней, заменяющих аплодисменты, был сегодня как никогда громким.

— Давайте споем! — Леша на сегодняшний огонек принес незнакомую никому гитару — я играть умею.

Надя Назарова покосилась на парня.

— Ты гитару откуда взял? Не у вожатых же. У Феди из пятого, что ли?

— Ну да. А почему нет?

— Та он эту гитару весь день ищет, словно подругу потерял, — по отряду прокатились смешки. Но Лешу это определённо не смутило.

— Ну и пусть ищет. А вечером найдет. Она вообще мне нужнее, этот Федя даже играть на ней не умеет и хранит под кроватью, она пылью покрылось. А мы все без гитары так и смена пройдет.

— Александра Николаевна, скажите ему!

Саша вздохнула. Обижать Лешу не хотелось, но и потакать такому порыву тоже нельзя было.

— Леша, владелец гитары разрешил тебе на ней играть?

— Ну он сам-то не играет! И вообще — это не Федина гитара, он ее нашел просто, и все. Спрашивал всех — никто не знает, чья. Вот и хранит у себя.

— Я так понимаю — она не твоя, так что имя предыдущего владельца неважно. Тебе понравится, если завтра ты не найдешь любимые штаны, а кто-то другой в них ходить будет, верно?

— Да пусть ходит, мне не жалко!

— Ничего не жалко? Никакой вещи? Позволишь ребятам из всех отрядов взять все что хотят без спроса, чтобы потом как-нибудь вернули?

Леша насупился.

— Сегодня будем просто петь. А завтра, если тебе владелец гитары разрешит — сыграешь обязательно. Договорились?

— Ну вы все равно по-другому не позволите — явно расстроился парень.

— Увы. Брать без спроса чужое нехорошо.

— Ладно, ладно, понял, отдам этому жирдяю гитару, пусть спит в обнимку с ней, — с досадой Леша плюнул на землю. И протянул гитару Саше так, словно она ему руки жгла. — Пусть у вас пока побудет, после огонька зайду и отдам.

— Хорошо, — Саша кивает и принимает инструмент, ставя его на свободное место позади себя. И замечая с любовно выведенные на боку гитары буквы, складывающиеся в нехитрые слова. «Алене от Виталика. 09.09.2001»

Не могла же гитара храниться в санатории больше пятнадцати лет, верно? Или кто-то в сердцах мог оставить столь важный для себя инструмент здесь?

Но поразмыслить об этом Саше не дали.

— Пора, собирайтесь скорее,

Мы что-то бездарно стареем,

Пора разобраться по реям

И рвать якоря.

Затянула Соня высоким, красивым голосом, мигом меняя настроение вечера.

— Чтоб снова пройти нам ребята

Речные судьбы-перекаты

Покатим туда, где по небу

Восходит заря.

Саша эту песню знала. И Леша, внезапно, тоже знал, подтягиваясь третьим.

— Мы время свое не забыли,

Нам ветры побудку трубили,

Нас женщины в шутку любили,

А мы их всерьез.

Оставим на завтра заботы,

Оплатим все сплетни и счеты

И вновь ощущенье полета

И высохших слез.

Постепенно песню подхватывали и остальные. Даже Женя — тихо, почти про себя, но его голос Саша слышала. Едва закончили эту — как затянули другую, теперь ее начал мощный бас Ильи.

— Все расстояния когда-нибудь в круг замыкаются…

Саша подпевала, рассматривая в отблесках костра лица ребят. Сегодня был финал конкурсной программы, пусть до конца смены было еще далеко. Но все же — в этом тоже был определённый итог. Пока — итог не смены, а их фестивальной жизни. И пусть завтра все определённо расслабятся и будут нарушать режим, подбивать всех остальных на то же самое, опаздывать и отказываться купаться без мяча и ныряния с головой, пока физрук отвернулся — это не имеет значения. Сегодня они прекрасно поработали.

Изнанка пульсировала ровными, яркими цветами, лучилась счастьем, переливалась наслаждением и радость. Даже рядом с вечно сдержанным Женей, что танцевал в последнем ряду и имел столь флегматичный нрав и худощавое телосложение, что казался незаметным и на танцевальной сцене, и на общих посиделках. Но теперь он присоединился к веселью, пусть сдержанно — но и это было немаленьким шагом вперед. До того он даже не пытался петь вместе со всеми.

Седьмой отряд, вы нам мешаете!

Саша фыркнула, прочитав сообщения. От Тамары, вожатой четвертого, чье костровое было недалеко от них. Сегодня ее ребята были вторыми и громко возмущались, обвиняя жюри в нечестном судействе. Дети.

Но шуметь и правда не стоило.

— Эта ночь легла как тот перевал, за которым исполненье надежд, — негромко начинает Саша. В ноты она редко попадает, но это сейчас и не страшно.

— Все нам вспомнится на страшном суде, — Леша поет тоже негромко, с чувством. И Женя — вместе с ним.

Остальные молчат. Не то не знают, не то не хотят мешать. Так они и заканчивают — втроем.

— Увы, из меня не лучший исполнитель, — чуть извиняясь, говорит Саша. — И кому-то эта песня может показаться грустной. Но я, приехав первый раз вожатой, ее услышала в свой первый вечер у костра, и мне тогда казалось, что вот это мой перевал. И мне хотелось, чтобы она прозвучала здесь. Было много ночей и много перевалов — и еще будет. Сегодня вы выиграли. И важно не то, как оценило вас жюри и что скажут другие, а то, что вы сегодня превзошли сами себя. Стали чуть лучше, чем были. Вы вышли на сцену, не позволив волнению и страху остановить вас, и сделали все прекрасно — и ради своей радости, и ради радости других. Я мало что понимаю в танцах, но это было захватывающе. И я верю, что сегодня — еще один перевал. Вы вместе создали прекрасный рисунок, историю в движении, которую не создать одному. У вас будет много выступлений и конкурсов, и я желаю, что бы вы помнили — важнее всего победа над собой. Важнее всего то, что вы создаете, что творите в самом широком смысле и ради собственного удовлетворения и для тех, кто оказывается рядом. Что бы это ни было — искусство, наука, спорт, общение, отношение. Все едино. Будьте счастливы и творите!

Ответом ей была секунда тишины — и громкое шуршание аплодисментов.

Радость витала в Отражении, и Саша позволила себе слиться с ней, отдавая свои чувства и присоединяясь к чувствам других.

— Кораблик детства, уплывает в детство,

Белые большие трубы скошены назад.

Дайте наглядеться, на прощанье наглядеться,

Дайте мне наслушаться, как они гудят.

Телефон опять завибрировал и Саша даже отсюда чувствовала раздражение Тамары, вложенное в очередное сообщение. Ну и пусть. Оно не имело никакого значения. Здесь и сейчас у костра она и ребята были счастливы. И остальное не было важным.

Глава 11

— Ты в последнее стала раньше ложиться спать, — замечает Катя, когда Саша, уже который день подряд не обнаружив Василия в беседке или рядом с ней, возвращается в комнату.

Подруга сидит на кровати одетая даже не на работу, а на выход в свет. Коли нет, хотя следы его недавнего присутствия в комнате ощутить может, кажется, любой способный прикасаться к Грани. Как и то, что бежал Коля отсюда едва одевшись.

— Правда?

— Ага.

Саша чуть пожимает плечами.

— Мой знакомый местный паренек после расспросов об исчезновениях сам исчез, и, похоже, появляться вновь не собирается.

— Подожди, так ты все это время общалось с ребенком что ли вечерами, а не на свидания ходила?

Саша фыркает.

— Конечно. Только свиданий здесь мне не хватало. У меня не то чтобы есть хоть малейшее желание общаться с этими студентами-качками без капли разума больше, чем приходиться по работе.

— Да? Зря. Они неплохие парни, пусть и своеобразные. И нас, кстати, всех троих звали отдохнуть вечером в кафешке, что в поселке рядом. У Вани Митина день рождения. Я тебе написала, но ты как всегда ничего не читаешь.

— Ты говоришь так, словно я этого Ваню Митина знаю, — беспечно отмахивается Саша, — и до поселка полчаса только в одну сторону топать, а в местном кафе обшарпанном, догадываюсь, будет одна водка… В общем — я буду спать.

— Туда все пойдут.

— Ну и пусть идут. Мне как бы завтра с утра работать. Как и вам, кстати. И без репетиций теперь детей будем развлекать своими заготовками еще больше чем раньше.

— Пф. Саш, тут три дня осталось. Всего три дня, к тому же вон уже часть завтра-то и уедут, кого родители заберут. У меня двое, например. Три дня — это фигня.

— Это заключительный период смены, Кать. Не только вожатые, но и тоже чувствуют что скоро конец и начинают на ушах ходить.

— Скучная ты. Пойдем, хоть с кем-нибудь пообщаешься, а то сидишь вечно нахохлившись что в столовой, что на планерке, одна работа, ни с кем словом не перемолвишься.

— Катя, — усталость давала о себе знать, и в голос Саши прорвалось раздражение, — давай договоримся — что и как делать я сама решу. У тебя есть ко мне вопросы по работе? Претензии по тому, как мы ведем расследование?

— Нет. Да и расследования нет никакого, ничего по тем медкартам не нашли. Пусто все и тихо. Нас просто сюда сослали, смирись и получай удовольствие от происходящего. Пошли, развеемся.

— Катя, нет. И мне все равно, что скажут остальные. Я устала, и я буду спать. Можешь съесть мою порцию и передать этому Минину искренние поздравления.

— Митину.

— Хоть Пожарскому.

Саша отвернулась к окну, привлеченная едва заметным движением около любимой беседки. Кажется, там кто-то был. Вася все-таки пришел, может удастся с ним поговорить? Почему он перестал появляться?

Дверь открылась.

— Коля, хоть ты на нее повлияй!

— Что? Зачем? — непонимающе спросил появившийся на пороге парень.

— Саша намеревается киснуть тут в одиночестве.

— Катя, отстань ты от человека — Саша легко ощутила расходящуюся по Отражению радость.

Коля определённо не горел желанием развлекаться в ее компании. Интересно, почему? Раньше вроде не возражал. Спросить, что ли? Вряд ли он сам понимает, что его чувства ощутимы на Изнанке. Вон Катя этой радости и не чувствует явно. Или из них троих вообще только она способна напрямую эмоции понимать? Мда, а ведь и не спросишь же.

Сегодняшний день выдался суетным, а Саша, уже уставшая невероятно, с трудом сдерживала свое раздражение. И эта вот радость ее кольнула больно.

— Коля, ну неправильно это!

— Отстань от него, — Саша повернулась к Кате. — По-моему, твой друг вполне рад тому, что я не буду виться где-то рядом и претендовать на твое внимание. Разве нет?

— Как ты могла такое подумать… — Коля смутился.

— Могла. И думаю все еще — эмоции тебя выдают, я вижу их на Изнанке. Так что, Кать, для всех будет лучше если вы насладитесь на этом празднестве обществом друг друга в полной мере, а я буду наслаждаться тишиной и одиночеством здесь. И все будут в плюсе.

— Саша, это не то, что ты могла подумать, — Коля выглядит сконфуженным.

— Да неважно, что я могла подумать, — отмахивается Саша. — Все пройдет и изгладится. У всех свои тараканы. И мои не хотят никуда идти, только и всего. Это не преступление. Идите, развлекайтесь, пейте и веселитесь. Я вам не мешаю и не запрещаю ничего. Просто меня не трогайте.

Катя несколько секунд явно колебалась, потом все-таки повернулась к Коле.

— Ладно, если ты готов, то идем.

— Удачно отдохнуть.

Катя кивает, выталкивает Колю за дверь, и уже на пороге оборачивается.

— Саш, я тут вспомнила. Я сегодня с последней из работниц кухни поговорила, и только у одной есть ребенок, он живет в поселке с бабушкой, сюда не приходит. И это девочка.

Дверь закрылась, оставляя Сашу в одиночестве — и в недоумении.

Какого черта?

Она не почувствовала никакой лжи в словах Васи. Но и Катя — ей-то врать зачем? И тоже никакой лжи в Отражении.

Из окна Саша наблюдала, как компания вожатых отправилась из корпуса. В беседке все еще кто-то был. Но по аллее удалялись все двенадцать человек вожатых. Кто-то из персонала сидит там?

Вася верил в то, о чем говорил. Мать врала ему о своей работе? Или он сам создал эту легенду, а на деле был детдомовским или сыном алкоголички, вот и решил выдумать «маму»? Вопросы, вопросы. Жизнь-то у парня была нелегкая. Есть все время хотел, взрослый не по годам. Попрошайка, приходящий по всем окрестным санаториям и деревням и столь раз повторявший, что его мать работает на кухне, что сам в это поверил?

Саша прижалась лицом к окну. Гнев и раздражение выгорели, оставляя в душе какую-то мешанину чувств, ни одно из которых не было светлым. Загадочный подросток, друзья, которые рады ее отсутствию рядом… Разумно было бы предположить, что Коля просто ревнует. Катя старалась и ей уделять внимания, а он явно желал быть единственным претендентом на все свободное время своей подруги.

Как будто Саша в этом виновата. С самого приезда она чувствовала себя третей лишней, и теперь это чувство вылилось хоть и в приглаженную усталостью, но ссору. Да и не стоило ничего насчет Грани говорить, ей еще общаться с ребятами, с Катей жить. Едва ли им теперь будет комфортно, зная, что она способна ощутить те эмоции, которые люди хотели бы скрыть.

Словно чувствовать или нет было ее каким-то выбором.

Сидящий в беседке человек подвинулся, и Саша даже на таком расстоянии смогла различить проглядывающую сквозь прутья беседки рыжую макушку.

Вася.

Она почти бегом отправилась вниз, едва накинув куртку. Но опоздала. Выходя из холла она заметила, как из беседки быстро вышел худой невысокий парень в белой рубашке, но совершенно точно не рыжий, и отправился в детский корпус. Саша прибавила шагу, но к моменту, когда она поравнялась с любимым местом вечернего отдыха, там было пусто. Вася ушел, и куда ушел — видно не было.

Может о нем что-то расскажет собеседник? И кто вообще в такое время еще не спит из детей? И как выпустили на территорию после отбоя?

Саша отправилась в детский корпус. В холле свет не горел, только за столом вахтера сидела привычно-дородная вахтерша Нина Васильевна и разгадывала кроссворд при свете настольной лампы.

— О, Александра. А твои-то тихие сегодня, видать вымотались со всеми этими игрищами. Ты чего тут? Отбой уже и у вас, спать надо.

— Все в порядке, — Саша улыбается. — Я скоро и пойду к себе. Вы только подскажите, тут сейчас пацан проходил, он…

— Нет.

— Что?

— Не проходил никто. Ни единого человека.

–Такой худой, волосы черные, рубашка еще была белая…

— Александра. Я тут, на этом вот месте сижу уже пять часов. Не сдвигаясь. И никто тут не проходил до тебя, суетная. Ни одного мальчика в рубашке, ни девочки без рубашки.

— А может вы вышли…

— Нет, — Нина Васильевна начала злиться. — Я стара, но не слепа.

— Извините, — Саша пошла на попятную, — мне показалось. Простите, доброй ночи.

Ругаться еще и с вахтером — уже слишком на сегодня.

Но какого же черта? Она парня видела. Что, галлюцинации из-за переутомления? Саша осмотрелась в Отражении, ища спрятавшегося в холле или где-то рядом ребенка. Никого.

Она вышла из корпуса, неспешно возвращаясь к себе. В беседке было пусто.

Наваждение? Но на ней висело немало защит и амулетов помимо того, который блокировал активную магию. Да и тут не было тут ни одного Затронутого. Просмотрели кого-то? Или тоже такой амулет имеет, и снял на время? Но все равно, будь это магия, она что-нибудь бы почувствовала. Хоть что-то. Нечаянную радость Коли она чувствовала, а магию, объяснившую растворение в воздухе ребенка — нет, что ли? Или и не было никакой магии…

— Вот так и сходят с ума, — пробормотала Саша, возвращаясь к себе в комнату. — Вот так и сходят.

Она подошла к окну и кинула взгляд на беседку. Пусто. Наверное, и правда привиделось с недосыпу.

Надо отдохнуть. Еще три дня — и домой. Домой, где будет Боня, будет ее личное пространство и не будет соседок по комнате, их парней и исчезающих мальчиков-галлюцинаций.

Глава 12

Звонит телефон. Требовательно, нудно и нескончаемо.

Саша переворачивается набок, бросая взгляд на Катины электронные часы. Шесть утра. Она прикрывает глаза, в надежде заснуть вновь, но это совершенно бессмысленно — вибрацию смарта все сложнее игнорировать.

— Господи боже, ну кто может звонить в такую рань?.. — Саша нашаривает телефон в глубине тумбочки.

Катя, кажется, и не собирается просыпаться. Впрочем, если учесть, что ввалилась она сюда в полпятого, громко смеясь и никак не желая спровадить Колю, разбудив Сашу и нарвавшись на пару словесных проклятий, то ничего удивительного. До подъема еще полтора часа, и тот, кто лишил ее этих полутора часов отдыха, определённо, очень нехорошая личность.

Саша наконец нашаривает телефон, разворачивая его экраном вверх, видя звонящего. И ругается про себя.

Начальник. Это не к добру, определённо.

Саша несколько секунд раздумывает о том, чтобы малодушно выбросить телефон в урну и сбежать на другой конец света, хотя никаких косяков вроде за ней и не водится. Но потом берет себя в руки, расставаясь с остатками сна, и принимает вызов.

— Александра. Доброго утра. Сразу к делу — где вы были прошлой ночью? — Михаил Ефимович говорит совершенно спокойно, как и всегда, но это спокойствие таково, что у Саши медленно начинают становиться дыбом волосы на затылке. Но она все же старается не паниковать раньше времени.

— Мы?

— Вы. Втроем.

— Эм… Честно говоря, я не смогу ответить на этот вопрос исчерпывающе. Я была в санатории, где мы и работаем.

— Екатерина и Николай?

— Не знаю. Они день рождения ходили отмечать коллеги.

Спросонок Катю она сдает быстрее, чем понимает, что вообще-то в шесть утра просто так такие вещи не спрашивают. Но слово не воробей. Да и в любом случае если Михаил Ефимович захочет что-то узнать — он узнает. Наверняка.. Просто так главой регионального отделения Ордена не становятся.

— Ты была с ними?

— Нет.

— Отрываешься от коллектива. Ладно, Екатерина сейчас с тобой? Дай ей трубку, я очень хочу побеседовать.

Саша сглатывает. По тону мага — ни о чем хорошем этот разговор не будет.

— Секунду, — она подходит к Кате. — Эй, вставай. Вставай.

Ноль реакции.

— Вставай, — Саша чувствительно трясет ее за плечо.

Катя только всхрапывает.

— Михаил Ефимович, возможно ли, что Катя вам перезвонит? Через пару минут.

— Жду.

Маг отключился.

— Катя, подъем, я не знаю, что вы там натворили, но начальство зло.

В ответ — только мычание.

Саша тяжело выдыхает, берет со столика недопитую вчера воду — и выливает Кате прямо на лицо.

Через минуту мата и ругательств соседка садится ровно на своей кровати.

— Какого хрена? — Катя точно не до конца трезва. Еще и синяк под глазом где-то получила.

— С тобой начальник поговорить хочет, — Саша показывает на телефон. — И сейчас.

— Какой-такой начальник?

— Наш начальник, Катя. Михаил Ефимович.

— Да пошел он…

— Вот ему это и скажешь — телефон опять вибрирует — сейчас.

— Я тут спала ночью и ничего не знаю.

— Боюсь уже поздно, — Саша вталкивает в руку Кати мобильник. — Держи.

— Ты меня сдала? Какого черта?

— Врать главе Ордена — плохая идея, — пожимает плечами Саша. — Я не знаю что вы там сделали и почему он звонит мне. Но это и не мое дело.

— А ты руки умыла? Предательница.

Саша только вздыхает — и нажимает вызов, оставляя трубку у Кати.

— Сама натворила — сама со всем и разбирайся.

Саша натягивает куртку и выходит из комнаты прямо в спортивном костюме, в котором спала, прихватывая со столика кружку и чай.

Предательница.

Если посмотреть — пожалуй. С Аней она обошлась по-свински, сейчас… А что сейчас? Она не пошла на гулянку в том числе и потому, что опасалась сама что-нибудь не то сотворить от усталости и алкоголя. Все сложнее и сложнее становилось держать себя в руках. Магия в венах, сила, текущая по телу, позволяла ей все же куда лучше, чем раньше справляться с усталостью, но даже пределы этой силы существовали. Она работала без выходных все три недели, была со своими ребятами на организации «Дня Самоуправления» без всякого злобного указания Марины Владимировны, спала все это время в лучшем случае по четыре часа — и при том была вполне бодра телом. Но усталость разума накапливалась, как и желание решить все проблемы просто выпустив магию на волю. И на празднике ей пришлось бы сидеть в углу и не отсвечивать, стараясь отгородиться от суеты и портя всем отдых, иначе, выпив, она могла бы утратить и так небольшой остаток самоконтроля.

И теперь Коля с Катей куда-то влезли, а она еще и крайняя. Прекрасно.

Саша наливает кипяток в кружку со старым чайным пакетиком. Кофе хочется, сил нет, но растворимый закончился еще на исходе первой рабочей недели, после того как Коля его «одолжил» и вернул с жалкими остатками на дне банки. А идти в поселок ради него не было сил и желания. Да и времени, откровенно говоря — круглосуточных магазинов там не было, а обращаться к кому-то, кто работал с напарниками на отрядах и мог отлучиться на час ради банки, которая через три дня стараниями парней закончится, не хотелось.

Подходя к беседке Саша поняла, что она не пуста.

Только, к ее удивлению, был там не Вася, а Женя из ее отряда. Такой же худой и невысокий.

Не его ли вчера она видела?

— Доброго утра. Ты чего тут так рано?

— Доброго. Выспался уже, — Женя пожимает плечами.

— Ты один тут давно сидишь?

— Почему один? Я с другом был, он ушел уже. Тоже рано просыпается.

— Я рада, что ты нашел, с кем пообщаться, — Саша улыбается, вполне искренне, — кто-то из отряда, если не секрет? Мне казалось, что ты можешь найти с ними общий язык, несмотря ни на что.

Всю смену Женя тенью следовал за всеми, но ни с кем, кроме нее, не общался и стремился быть как можно дальше от любых контактов — и от физических, и от социальных вообще. Парень был умен не по годам, хотя воспитывала его явно бабушка или пожилая мама. Это чувствовалось — в общении, в речи, в интересах. Даже в любимых книгах, многие из которых у Саши и у него были общими. У них вообще нашлось немало тем для разговора. Выяснилось, что помимо любимых обоими Стругацких, были и другие точки соприкосновения. Вчера, например, все время, что Саша не была в воде с отрядом, они обсуждали концовку Фауста «Гете». Женя тоже считал ее нелогичной и был уверен, что изначальная задумка автора отличалось от итоговой, но сам предполагал иной вариант, чем тот, что считала правильным сама Саша, и спорили они не без обоюдного удовольствия. Было ощущение, что по возрасту Женя старше не только ребят из отряда, но и ее коллег-вожатых.

— Не, это мальчик из другого отряда, — Женя чуть отмахивается. — С ним интересно, правда.

Саша искреннее улыбается.

— Вот видишь, иногда разделить свои увлечения с кем-то — хорошая идея. А то ты всю смену сам и сам.

— Почему сам? Я с вами общаюсь. Или это не считается?

— Считается. Но со сверстниками ведь тоже по-своему интересно.

— Не сказал бы. Мне со взрослыми только общаться нравится.

— Ну это пока тебе с ними неинтересно. Но так не всегда будет. Я тоже общаюсь с людьми старше себя, но им не все и не всегда скажешь, а с ровесниками свои темы и возможности. Это нормально. К тому же со временем ты сам станешь взрослым и поймешь, что взрослых не существует.

— Как это? — кажется, эта фраза Женю почти обидела.

— А так. Страшный секрет — ты вырастешь и останешься собой, как и был, только будет задач побольше и возможностей тоже. Опыта. Книги почитаешь, попробуешь много что. Но будешь собой и так же будешь со всем справляться, как и сейчас. Это мало меняется. Поэтому в оставшиеся три дня, потом все равно разъедитесь — общайся как можно больше. Терять нечего все равно.

Женя чуть усмехается.

— Ладно, я не буду тебя смущать, — парень явно был погружен в свои мысли, и не стоило навязываться. — Только это, — Саша чуть колеблется, но все же говорит: — если тебя куда-то пацан рыжий позовет, который Вася, не ходи с ним, ладно? Мне скажи.

— А что? Он плохой?

— Нет, — Саша качает головой. — Почему же? Хороший парень. Пропал только куда-то с половины смены, хочу узнать все ли у него в порядке.

И почему он мне соврал. И не является ли он тем, кто с собой детей забирает…

— Ладно, я скажу вам если увижу.

— Просто не с кем никуда ходить не надо, ни со взрослыми, ни с детьми.

— Знаю, не маленький.

— Определенно, — мягко говорит Саша. — Просто мне будет спокойнее, если я это скажу.

Женя пожимает плечами. Саша поднимается, выходя из беседки. Чай остыл, а перед детским корпусом дежурный сегодня пятый отряд уже устанавливает аппаратуру.

Она очень быстрым шагом припускается к своему корпусу — не хватало еще опоздать на зарядку и дать повод Марине Владимировне для недовольства. И куда время подевалось? Только ж полтора часа до подъема было…

Глава 13

— Следующий знак — Илье, — Саша подбросила дров в костер. Прошла уже половина прощального огонька, и большой поначалу костер сейчас прогорел, освещая только детские лица, сидящие близь него привычным полукругом.

Все шло своим чередом.

Прощальный огонек. Все как в Орленке, разве что без посвящения, а только с подарком из небольшого значка в виде трех дубов, тех же, что и на гербе пансионата. Знак Опоры. Марина Владимировна, явно вдохновлённая при придумывании этого знака орлятскими идеями, рассказывала, что вручать его надо всем, подчеркивая то, в каждом ребенке есть что-то, на что можно опереться. И создавая «положительное подкрепление» любым, даже минимальным успехам ребенка, о которых и требовалось рассказать на огоньке. Все так же, как и в Орленке — два свидетеля, возражения, и вручение знака под общие тихие аплодисменты.

— Илья, чье мнение ты хочешь услышать?

— Я знаю что много у кого мог бы спросить. Но хочу чтобы сказал Алексей. И Лена.

— Хорошо. Кто первый?

— Я, — Леша поднимает руку, — я удивлен, что ты спросил меня. Но, если серьезно — на тебя можно опереться. Во всем. Ты настоящий лидер — и пример, даже для меня. Вот и все, никаких других слов и не надо.

— На тебя можно опереться. Я знаю тебя уже пять лет, — негромко продолжает Лена, — и все это время ты тот, кто стоит как скала, что бы не происходило. И когда мы выигрываем, и когда мы проигрываем, и когда мы празднуем, и когда горюем. И это смена все только подтвердила.

Саша улыбается, разглядывая лица собравшихся в отблесках костра и протягивая Илье небольшой металлический значок.

— У кого-то есть возражения против вручения Илье знака Опоры?

Тишина.

— Отлично. Илья — кто должен тебе прикрепить знак?

— Леша.

— Алексей, прошу, — значок перекочевал из рук в руки, и под тихое потирание ладоней, вновь заменявшее у костра привычные аплодисменты, совершенно неуместные в такой момент, занял свое место на футболке, около сердца.

Когда так проходит весь круг, заканчиваются и значки, и дрова.

А Саша понимает, подбрасывая в костер последнее полено, что здесь их сидит ровно четырнадцать. А не пятнадцать. Она пробегается по лицам, пытаясь понять, кого не хватает, и довольно быстро обнаруживает пропажу, удивляясь, как не заметила этого раньше. Жени нет. Любителя звезд, Соляриса и Фауста. Даже странно, что она сразу не поняла — ведь еще во время того, когда старшая вожатая рассказывала о вручении значков, подумала о том, кто и что может сказать ему.

— Так, мы все здесь, или, как мне кажется, кого-то не хватает?

— Да все, — Илья отзывается после некоторой паузы, пересчитав отряд. — Точно все. Никуда никто не убегал. Я следил.

— А Женя?

— Да здесь я.

— Ты-то понятно. А другой?

— В смысле — другой? — в голосе Ильи было слышно изумление. — Путаете вы что-то. Вот наш Женя и других нет.

По спине разлилось нехорошее предчувствие. Неужели это оно? Неужели Вася и правда тот самый Пионер, он прицепился к Жене и все подозрения Саши сбылись?

— Извини, я перепутала. Уже поздно, и день был долгим. Но закончим мы его песней. У кого-то есть предложения, какой именно?

— Мы пройдем сквозь земной простор, — затянула Лена.

— По равнинам и перевалам, — подхватили остальные.

Саша подпевала. Во весь голос, с чувством — но без всякой возможности отделаться от грызущей нутро тревоги. Илья не врал. И недоумение всех остальных от ее вопроса было совершено искренним. А еще у нее не осталось значков. Она брала по списку. Четырнадцать ровно. Неужели?..

Одна песня. Еще одна. И еще — Огонек, последний в этой смене и почти наверняка последний в ее жизни, закончился. Дети разошлись, радуясь, что забрали сонник заранее и предвкушая «Королевскую ночь».

Саша вынырнула из леса позади своего отряда. Достала мобильник — пока закончили огонек только они, как самый маленький отряд. Время до планерки было. Нужно было действовать, но для этого оставалось разогнать всех по комнатам, с чем Саша успешно справилась.

Жени нигде не было. Теперь, напрягая память, она не была уверена, что помнила, в какой из комнат парней он жил. По утру они всегда встречались уже на зарядке, даже в первый день, когда он только приехал после всех. Где его комната? Или его поселили с другим отрядом? Все были на местах. Вообще все из ее ребят.

Конец ознакомительного фрагмента.