Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

Светлана Гребенникова

Почти триста лет спустя призрак Наташи поселился в доме той, кто является ее продолжением, той, в чье тело вселилась ее душа, и рассказал свою историю в надежде, что восторжествует истина. Наташа указывала на свои портреты и просила сорвать маски с тех, кто убил ее и воспользовался ее именем после смерти.Наташа считает, что срока давности у преступления, которое совершено над ней, нет! И просит, чтобы ее последовательница, ее отражение в этом мире, раскрыла все секреты.

Глава 104. Что-то должно произойти…

В это утро я намеревалась сразу после завтрака двинуться к Надин и провести там весь день. Я открыла гардероб и начала выбирать платье. О, как же я соскучилась по этому приятному времяпровождению! Одежда висела ровненько, старательно приготовленная к моему возвращению. На платьях не было ни складочки, кружева бережно разглажены, новые туфельки выстроились в ряд, всё так и манило: «Надень нас скорее и иди покорять Петербург, порази всех своим великолепием».

Нежно проведя рукой по своим любимым нарядам, я все же выбрала новое платье, из тех, что мне соизволил подарить граф. Мраморно-розовый атлас с мягко драпированной распашной юбкой «полонез» красиво сочетался с кружевным верхом. Ткань нежно струилась, и, если приподнять руки, можно было уловить сходство с крыльями бабочки.

Я выложила платье на кровать и не спеша начала подбирать к нему туфельки, веер и кружевные перчатки, легкую шляпку и накидку. Но это было еще не всё: в маленьких коробочках я обнаружила шелковые чулки разных оттенков. Особый восторг у меня вызвали белые ажурные со сложным, изысканным рисунком и вышитой стрелкой — мечта всех придворных модниц. Я держала их в руках и мысленно благодарила Катерину: только она могла послать мне столь прекрасный подарок. Наверное, я не ошибусь, если предположу, что и новые платья, появившиеся в моем гардеробе, тоже были выбраны ею. Она знала толк в моде и всегда выглядела безупречно, ее наряды были последним писком заграничной моды и при этом отличались отменным вкусом.

Сколько приятных мгновений доставило мне перебирание гардероба! Находясь в благостном расположении духа, я оделась без чьей-либо помощи, дополнив свой образ комплектом из двух ниток серого жемчуга и сережек, так хорошо гармонирующих с туфельками, веером и перчатками.

Придирчиво оглядев себя в зеркале, я позвала одну из горничных девушек, чтобы узнать, не прибыл ли куафер, который должен привести в порядок мои волосы. Я хотела придать своему образу законченный вид, а для этого необходимо было соответствовать всем требованиям моды.

Этикет требовал от светских женщин разорительных трат на шиньоны, парики и каркасы для причесок, а также на драгоценные шпильки. Бог наградил меня роскошной шевелюрой, так что даже в особых случаях мне было достаточно лишь воспользоваться услугами куафера. В Петербурге и в Москве, где многие следовали французской моде, появились виртуозы парикмахерского дела. По моей просьбе Проша нашла для меня выдающегося мастера, итальянца Даниэле Богдини. Он не так давно приехал из Парижа, и за право пригласить его бились лучшие дома петербуржской знати. Обходительный маэстро бегло говорил на нескольких языках, включая русский, был чрезвычайно мил и искусен в своем деле. В нём души не чаяли все его клиентки, пожилые дамы, не владеющие иностранными языками, именовали сеньора Данилой Богданычем и вспоминали о знакомстве с ним с умилением.

Теперь и я стала одной из светских дам, пользующихся его услугами. Парикмахерских изысков я не любила, но не хотела отставать от моды… особенно сейчас.

Выслушав мои пожелания, маэстро быстро и умело приступил к работе, без умолку болтая то по-русски, то по-французски. Он поведал мне много интересного о том, что сейчас модно во Франции.

— Скажу не хвалясь, Наталья Дмитриевна, меня учили искусству укладки волос придворные куаферы самой королевы Франции, Антуанетты. Они знают толк в своем деле! Королева, смею заметить, в отличие от вас, очень любит высокие прически. Над ними трудятся по несколько часов кряду. Прихоть знатной дамы требует не только кропотливой работы мастера, но и богатой фантазии, и вкуса, и гармоничного сочетания волос, лент, перьев и цветов. А чтобы прическа долго оставалась красивой, приходится чуть ли не неделями спать сидя… Mamma mia! Вы не поверите, но при королевском дворе куафюры буквально растут в высоту, дамы даже соревнуются, у кого на балу прическа будет самой сложной, высокой и затейливой. Но, поверьте, никто не смеет превзойти королеву: это рискованно, хотя она и славится веселым нравом и добродушием.

Я слушала и улыбалась: «Да-а-а, Антуанетта никогда не любила чопорности, которой славился двор ее матери, австрийской королевы Марии-Терезии. Я запомнила ее милой девушкой с легким веселым нравом и светлыми кудрями».

— Чтобы быть comme il faut, следуя правилам и веяниям новой моды, главное — не закрывать чела. Нужно делать прически, которые зрительно увеличивают лоб. Локоны и пряди, ниспадающие на лицо, виски и щеки, считаются признаком дурного тона, mauvais ton.

Даниэле красиво собрал мне волосы вверх, заколов моим любимым бриллиантовым гребнем, а часть оставил распущенными по спине. Закончив работу и получив щедрое вознаграждение, он рассыпался в комплиментах и удалился.

Я осмотрела себя: мне очень понравился созданный образ. Добавив капельку пудры и румян, я пристально вглядывалась в зеркало: не хотелось выглядеть простушкой. Слишком румяные лица, «кровь с молоком», тоже считались признаком дурного тона. На меня гордо взирала не оборванная нищенка с потухшим взглядом, а настоящая графиня. Так я себя и ощущала.

Я распорядилась закладывать экипаж. Старая коляска не вернулась из путешествия, но папа давно приобрел новую. В этот момент я сообразила, что нужно нанести визит графу — поблагодарить за прекрасные дары. Узнать, как у них дела, и поговорить с Катериной, чтобы она развеяла мои сомнения и помогла стать увереннее в той новой жизни, от которой я чуть не отказалась. Возможно, стоит отправиться вместе с ней на прогулку… Катерина была интересным собеседником, и она мне импонировала. С этими мыслями я начала спускаться вниз и встретилась с отцом, который тоже намеревался покинуть дом. Он был облачен в парадный мундир. Я удивленно посмотрела на него и, улыбаясь, спросила, нарочито обращаясь «на вы»:

— Папенька, куда это вы изволите отправиться в столь блистательном виде? Давненько я не видела вас при параде.

Отец выглядел немного уставшим, но стоило ему увидеть меня в новом образе и хорошем расположении духа, как он улыбнулся и глаза его засветились.

— Наташа, как же мне приятно лицезреть тебя в добром здравии! Ты у меня просто красавица! Я должен нанести визит в дом Шереметьевых, — увидев в моих глазах немой укор, он поспешил продолжить: — я не приглашаю тебя с собой, дочка, лишь только потому, что визит будет деловым, по государственной надобности.

Я вздернула плечики:

— Папа, в следующий раз непременно возьми меня с собой. Я там никогда не была, а мне бы этого очень хотелось. Когда-то, ты помнишь, мы с графом гостили на каком-то приеме, там присутствовал и Шереметьев, с сыном и дочерью. Но я их совершенно не помню…

Отец усмехнулся:

— Неугомонная моя бабочка! Конечно, возьму. Я заручусь приглашением на чай, и в следующий раз мы обязательно поедем вместе. Я тебя представлю и графу, и его сыну, и дочери… но она старше тебя и уже года три как замужем — за Алексеем Кирилловичем Разумовским. В их доме всегда много знатных людей, и, конечно, тебе там понравится. Правда, после смерти младшей дочери Анны граф Петр Борисович не очень жалует особняк на Фонтанке, предпочитает жить в Москве: там ничто не напоминает ему о трагедии с любимым чадом.

— Ты никогда не говорил об этом, папа. Что с ней случилось?

— Анна Петровна скончалась ужо, почитай, десять лет назад, прямо перед самым замужеством — от черной оспы. К ней посватался граф Никита Иванович Панин и получил согласие, но свадьбе не суждено было состояться. Поговаривают, ей странным образом — неведомо, кому это надо было, — подложили то ли в шкатулку, то ли еще куда лоскут материи, зараженный оспой. После кончины любимой дочери граф окончательно отошел от дел при дворе и удалился в Москву. Но сейчас особый случай: прибыл из-за границы его сын, Николай, и Петр Борисович вернулся в Петербург по важным и неотложным делам. Но об этом позже, дочка, спешу я, да и ты, похоже, куда-то собралась.

Отец явно ждал разъяснений.

— Я к Надин поеду, папа, хочу с ней посплетничать.

— Поезжай, дочка, дело молодое. Пришли весточку, если вздумаешь задержаться. А мне поспешать надобно. Негоже опаздывать к столь уважаемым людям.

С этими словами он надел головной убор и вышел из дома, сел в экипаж и отправился. Я была рада, что он не вспоминал о тревожных событиях прошлой ночи. Папа был достаточно бодр и пребывал в хорошем настроении.

Я последовала за ним. Завидев меня, лошади дружно заржали. Я подошла, встала между ними, взяла за поводья и прижала их морды к своему лицу, ощущая приятное щекотание мягких губ. Радость встречи переполняла не только меня: Беня и Яша довольно зафырчали, не пытаясь отстраниться. Так мы и стояли, прижавшись. Они дарили мне радостные чувства, на которые были способны только эти животные. Вновь обретенное единение с моими любимцами давало мне силу и уверенность, увлекая вперед, к новым приятным событиям, которые, я верила, обязательно будут.

Намереваясь сесть в коляску, я вдруг почувствовала, что кто-то наблюдает за мной, так и буравит пристальным взглядом. Мне показались знакомыми ощущения, которые сопровождали этот взгляд. Стало не по себе. Боязливо оглядевшись вокруг, но никого не увидев, я быстро вспрыгнула на облучок и резко натянула поводья. Щелкнула хлыстом над ушами лошадей и спешно тронулась к воротам. Кузьма распахнул их, и я полетела вперед. Лошади неслись во весь опор, мне даже не нужно было их подгонять: они словно чувствовали мою тревогу.

Чтобы попасть в поместье родителей Надин, мне нужно было проехать через весь город. Я специально сбавила скорость на улицах, чтобы рассмотреть горожан, проходивших предо мною, и свои любимые места: наблюдала, как они изменились за время моего длительного отсутствия.

Я выехала на берег Невы. Набережную вовсю застраивали жилыми домами и дворцами богатых вельмож. Среди них был и Мраморный дворец, подарок императрицы графу Орлову, но о нём я расскажу чуть позже. С этим строением связано знаменательное событие в моей жизни…

Берега Невы уже во многих местах были облицованы гранитом. Начали мостить давно, с Дворцовой, от Зимнего дворца до Лебяжьей канавки, далее отделали Французскую набережную, и уже завершалась облицовка Английской. По ним в большие праздники, с блистательной свитой любила прогуливаться сама Екатерина.

День был теплый, Нева спокойная, и я залюбовалась, глядя на воду. Река поражала величием и ширью. Переправиться на другой берег можно было при помощи перевозчичьих лодок, которые мерно покачивались на воде. По Неве под пение гребцов и роговую музыку плавно скользили прогулочные суда богатых горожан, одни позолоченные и обитые бархатом, другие — крытые шелковой тканью, красиво колышущейся на ветру. Гребцы, одетые в плащи и шляпы с перьями, одновременно нажимали на весла. Знать могла позволить себе подобную роскошь.

Лошади звонко били копытами по булыжной мостовой, вынося меня на Дворцовую площадь, которая когда-то называлась Адмиралтейским лугом. Настроение располагало к созерцанию, и я притормозила.

…Лето, мне восемь… Мария в сопровождении сыновей выехала на лечение за границу. Отец, облачившись в парадный мундир, поторапливает меня: мы отправляемся в город, на празднество. По дороге папа рассказывает, что мы едем на настоящую конную карусель, и объясняет, что это такая военная игра, пришедшая на смену рыцарским турнирам Средневековья. И что проходить она будет на Дворцовой площади: зрелище одобрено императрицей не столько для увеселения народа, сколько для прославления воинской доблести.

Всю дорогу я вертелась, в нетерпении выглядывая в окно кареты, и никак не могла дождаться, когда же мы приедем.

На площади собралось столько народа, сколько, мне кажется, я доныне и не видывала. На ветру полоскали шатры, украшенные рыцарской атрибутикой. Барьер, обрамлявший арену, был расписан гирляндами, воинскими доспехами и львиными головами. Пятью уступами возвышались места для зрителей. Поверху шла балюстрада, украшенная вазами.

Мы с отцом заняли свои места, папа осторожно указал мне на противоположные трибуны, где восседала императрица с двенадцатилетним наследником. Он всё время тихонечко объяснял мне, что происходит. Мой пытливый ум позволил очень хорошо запомнить всё. Екатерина, со слов папы, была великолепной наездницей, но на этот раз предпочла отказаться от участия. Я с замиранием сердца взирала на происходящее.

Живописными потоками кавалькады участников вливались на арену. Сияние драгоценных камней на их костюмах завораживало. Глянец тяжелых узорных шелков, блеск переливающейся золотом и серебром парчи, матовое благородство роскошных бархатов… словно дамы и кавалеры на самом деле явились из Средневековья. Трепетанье легчайших перьев на шляпах и струящиеся газовые шлейфы платьев переносили в сказку.

Сигналом к началу послужил троекратный залп адмиралтейских пушек. От неожиданности я вздрогнула. Все захлопали. И тут я увидела знакомое с детства лицо. Григорий Орлов был одет в костюм римского патриция, на его голове возвышался шлем, украшенный перьями. Красивый, уверенный в себе, он гарцевал на буланом коне. Граф возглавлял Римскую кадриль, Славянскую вел И. Салтыков, они двигались от Летнего дворца по Миллионной улице. Индийская и Турецкая кадрили, под командованием П. Репина и Алексея Орлова, шли от Малой Морской.

Первыми в атаку пошли дамы. На золоченых колесницах, управляемых аристократами-возничими, они летели по арене, поражая дротиками цели. Победительницей среди дам стала графиня Наталья Петровна Чернышова, в замужестве княгиня Голицына, впоследствии получившая в свете прозвище Princesse Moustache — «усатая княгиня».

У кавалеров была более сложная программа: они на всем скаку срубали головы манекенам, изображающим мавров, пронзали копьями картонных негров и муляжи кабанов. Когда объявили, что победа присуждается Григорию Орлову, моей радости не было предела: я вскочила, хлопая от восторга. Ему вручили золотой лавровый венок, а дамы бросали под ноги победителю живые цветы из своих уборов…

…Всё поменялось с того времени — люди, мода. Было ощущение, что всё случилось совсем недавно — и в то же время так давно… Меня посетило яростное желание вернуть что-то очень дорогое, утерянное навсегда. На мгновение мне показалось, что прошлое возвращается и город пребывает в странном состоянии ожидания. Время остановилось… Словно что-то должно было произойти, но почему-то не происходило…

Я отвлеклась от воспоминаний, взяла поводья, и лошади медленным шагом тронулись дальше. С интересом наблюдая за людьми, я сворачивала в знакомые улочки, специально выбирая окольные пути, чтобы подольше побыть здесь и лучше рассмотреть любимый Петербург. Но я не могла заниматься этим бесконечно: мне давно пора было сворачивать на дорогу, которая вела к дому Надин. Выехав на нее, я снова прибавила ход. И вновь мне показалось, что за мной кто-то следит. Опасливо озираясь вокруг, я никого не заметила, но никак не могла избавиться от этого ощущения. «Может, кто-то и вправду следует за мной?» — подумала я, не зная, как к этому относиться. Отбросила навязчивые мысли о том, кто бы это мог быть, и хлестнула лошадей.

Добравшись до места, я остановилась у ворот. Кони громко заржали. Мне отворили, я въехала внутрь и еще раз оглянулась. Прислужники запирали ворота, а я всё пыталась разглядеть то в глубине дороги, то в зарослях глаза, которые пристально следят за мной. Желая хоть на миг увидеть знакомое лицо, я хотела разобраться в своих чувствах, но, так ничего и не увидев, отбросила смущающее наваждение, проехала вперед и остановилась у лестницы, ведущей в особняк.