Во саду ли, в огороде

Светлана Гершанова, 2009

Мой новый роман продолжает цепочку исповедательной прозы. Это книга судьбы, очень личная. Но мне кажется, что в ней, как в капле воды, отражается непростая наша жизнь.

Светлой памяти мужа моего, Константина Николаевича Яковлева

Часть I

Глава 1

— Вы хотели, чтобы я полез в это болото? Да там в войну два танка утонуло! Дают людям такую топь, будто в стране земли мало!

Сторож

Наташин голос мы услышали ещё из коридора. Я так обрадовалась…

Она как будто являлась из другого мира в мою больничную палату. А это значило, что другой мир существует, не утрачен навсегда, как мне казалось все эти долгие месяцы.

Витя, мой муж, долго никого не пускал ко мне, боялся, что меня начнут жалеть и я растеряю всё своё мужество, так необходимое мне, чтобы выжить.

Витя не приходил из другого мира, он жил в моём, уходил ненадолго в никуда, и снова возвращался, и был той соломинкой, на которой держалась моя зыбкая ускользающая жизнь. И мужество моё держалось на нём…

Наташа появилась в дверях — яркая, в наброшенном на плечи белом халате, который не скрывал, а только подчёркивал платье в крупных цветах. И это облако дорогих духов в нашей пропахшей лекарствами палате…

— Н-ну? Как вы тут? Хорошо выглядишь, не спорь, я же вижу. Тебе нужно человеческое общение, а Витя держит круговую оборону.

— На общение, по правде говоря, у меня просто нет сил.

— Ничего, поживёшь на даче… Я узнавала, твоё заявление лежит, записано в книге на двенадцатой странице сверху.

— А когда будет — не только на бумаге?

— Саша Максимов занимается, затягивается согласование нашей второй очереди.

Оно продолжалось и когда я уже вышла из больницы, еле живая. Хирург твердил мужу:

— Вези её на природу! На природу!

И вдруг я так захотела на природу! Она представлялась мне хотя бы крошечным клочком земли, где можно посадить былинку. Любую!

Я часто встречала Сашу в поликлинике и бросалась к нему, вернее, еле тащилась:

— Как дела?

— Держит экология.

Потом держала комиссия Моссовета, потом ещё кто-то.

Наконец позвонила Наташа:

— Всё! Утвердили! Я уже знаю, какой у меня будет участок.

— А у меня какой?

— Списки у Лины, в союзе.

Лину удивило моё появление.

— Вы так давно не приходили!

— Операция была тяжёлая.

— Правда? Никто не говорил, что вы в больнице.

— Всё позади, слава Богу. Наташа сказала, утвердили нашу вторую очередь на дачные участки. У меня — какой?

— Какой участок! Вашего заявления вообще нет, видите? Потерялось, наверно, вы ведь не приходили!

— Не может быть. Этого не может быть. Наташа сказала, есть запись на двенадцатой странице сверху.

На двенадцатой странице сверху всё было замазано белым и аккуратно вписана чья-то фамилия, адрес, номер паспорта.

Я вышла на улицу. Они подумали, что я умерла? Но я же не умерла!

Секретарь Союза писателей был приветлив и внимателен:

— Светлана, я всё понимаю и мог бы решить этот вопрос в две секунды, там есть свободные участки. Но ни дорог, ни воды, ни электричества. А вы в таком состоянии. В первой очереди всё это есть, и мы получили разрешение подрезать там ещё пять участков. Хотите — пишите заявление!

Это было уже осенью. А зимой позвонил председатель товарищества:

— Ваши документы у меня. Приезжайте, выбирайте участок, и будем оформлять.

От станции мы ехали на такси. Снег лежал ровным ковром, вокруг был спокойный зимний лес, и у сторожки нас ждал невысокий пожилой человек.

— Смотрите, вот озеро. Возле него участок, и за озером ещё три, а за ними дорога.

— Мне второй от дороги, если можно.

— Замётано, оформляйте. Подбросите меня до Истры?

— Конечно! Вы специально из-за нас приезжали?

— Это моя работа, и Виктор Павлович просил.

И вот уже звонок от бухгалтера — я могу приехать, заплатить взнос полторы тысячи и взять документы на ссуду.

Шёл восемьдесят восьмой год. При инженерной зарплате 130–160 рублей я в руках не держала таких денег!

Для безопасности в сберкассу со мной поехал Витя. Взамен этой кучи денег нам дали членскую книжку, где чёрным по белому было написано, что участок 1-Ю-5 — наш собственный. Что захотим, то и посадим, и построим настоящий дом, у нас есть на это ссуда, пять тысяч.

Когда оформление закончилось, весна была уже позади и солнце палило. Добирались мы долго — троллейбус, метро, электричка, автобус, минут двадцать пешком.

Участок нам почему-то опять показали только издали. Сторож смотрел сочувственно:

— Пройдёте с объездной дороги, Первую улицу не отсыпали ещё. Колышки я поставил.

Колышки стояли, но их было только два. А я привезла с собой огромные мотки верёвки — почему-то первым моим желанием было установить границы.

И ещё мы никак не могли пройти участок насквозь, даже пройти! Через десяток метров от объездной дороги лежала широкая водопроводная труба, ещё через десять метров — маленькое озеро, а справа тянулось ещё одно, огромное, почти смыкающееся с пожарным. И граница с соседним участком, очевидно, должна идти прямо по воде.

Вокруг было болото, поросшее кустарником.

— Это край торфяных выработок, вот уже берег. Но это за границей вашего участка. Здесь и сосна растёт, и берёзы большие.

— Я никак не пойму, где вообще наш участок заканчивается! Тут только два колышка!

— А вы хотели, чтобы я полез в это болото? Да там в войну два танка утонуло. Дают людям такую топь, будто в стране земли мало!

Я посмотрела на Витю, его слово было решающим.

— Мы не поднимем этот участок, его и пройти невозможно. Смотри, вон ещё озеро!

Я с трудом нашла председателя.

— Василий Иванович, там же сплошное болото! Я не видела, не могла этого видеть зимой!

— Берите соседний участок, возле озера, он свободен ещё. Тут подъезд с дороги хороший. Десятка два самосвалов грунта, и всё будет нормально.

— Этот ещё хуже, тут вообще одна вода…

Витя пошёл через болото, пробуя трясину впереди палкой, стараясь держаться рядом с деревьями. Он всё же прошёл его насквозь и вернулся к нам на объездную дорогу.

— Пусть этот остаётся. Только дом придётся сдвинуть. Там, где он должен быть по плану, — озеро.

— Хорошо, сдвигайте до трубы. Здесь твёрдый грунт. А дальше проходит кабель, и сосну эту нельзя трогать, она зарегистрирована.

— Да она же такая красавица, у кого рука поднимется!

— И не такие здесь вырубали… Ну, с Богом!

Мы вышли на главную улицу. По обе стороны её были давно освоенные участки с прекрасными домами. Люди получили свои владения ещё четыре года назад, это нам предстояло начинать с нуля, даже и не с нуля.

Мужчина в спортивном костюме заметил, что я любуюсь его домом.

— Нравится?

— Очень. Даже не верится, что мы можем построить что-то похожее.

— Сейчас с материалами сложно. Когда мы строились, я купил два типовых дома и построил дом и хозблок. А сейчас это практически невозможно. Хотя если поездить по базам…

Ездить по базам предстояло мне.

Обычно спутники в электричках делились горьким опытом — где были уже, где ещё можно побывать. Домов не было ни брусовых, на которые мы с Витей нацелились поначалу, ни щитовых.

И ещё оказалось, что мы видим наш будущий дом совершенно по-разному! Все десять лет совместной жизни мнения у нас как-то совпадали по любым вопросам, а тут…

Витя вообще хотел начать с хозблока, а потом, постепенно, со временем, построить дом.

— Ты собьёшь хозблок и успокоишься, тебе не захочется строить дом! И почему ты не хочешь кирпичный?

— Он тяжёл для нашего грунта. Давай поставим дом-шалаш, как на Первой улице!

— Ни в коем случае!

И ещё я не верила, что он сам может построить дом.

— Ты же не строитель, что-нибудь сделаешь не так, и он развалится.

— С такими разговорами нельзя браться за стройку! Просто надо купить типовой дом, из брусьев и досок я действительно ничего не построю.

И тут позвонила Наташа:

— Мне посоветовали строителя. Говорят, он и брус может достать.

— Он тебе будет строить?

— Нет, у нас уже были строители, когда он появился. Но ты же совершенно беспомощный человек, ты никого не найдёшь.

— Знаешь, Витя собирается всё делать сам, только просит купить типовой. А я уже все базы объездила, и даром.

— Всё с тобой понятно. Я позвоню, если что узнаю. Но это на крайний случай, дом из бруса искать бесполезно, а у этого строителя — брус.

Витя скептически отнёсся к Наташиной идее, но договорился со строителем на субботу.

В промежутке между базами я ездила в больницу. Ждала своего хирурга из операционной и жаловалась:

— Мне плохо, почему мне так плохо?

Это была чистая правда: в любой ничем не обоснованный момент всё плыло перед глазами. Однажды очнулась в медпункте метро.

— Пойми, я сделал всё, что мог, теперь тебя должны лечить терапевты. И заруби себе на носу: ты инвалид. Никакой литературы, никакой сцены. Ты нуждаешься в уходе! Общественный транспорт — ни в коем случае! Если тебя придавят, даже я не спасу, у тебя кишка под самой кожей.

А терапевты говорили, идите к хирургу. Круг замыкался. Я отлёживалась полдня или день и снова бросалась на поиски дома. Витя целыми днями был на работе, он просто физически не мог этим заниматься. Деньги лежали в сберкассе, мы из них ещё не потратили ни копейки, не на что было тратить.

Наташа позвонила, в пятницу ночью.

— Ещё не купили дом?

— Нет, хотя я уже десять раз объездила все базы.

— Ты не умеешь разговаривать с людьми. Поезжай в понедельник в Одинцово, найдёшь продавщицу, Клавдию Николаевну, скажешь, от Наташи. Заплатишь за дом тысячу двести в кассу и сто двадцать — ей в карман. Дом небольшой, пять на шесть, одноэтажный, со встроенной верандой. Если договоритесь со строителем, этот материал пойдёт на второй этаж. Брать надо обязательно!

— Спасибо!

— И ещё, в том строительном магазине, куда мы с тобой заезжали, сегодня были скобы. Мне сказали, что утром они ещё будут. Их надо купить, это дефицит.

— А какие они?

— Ты что, с луны? Железные, буквой «П».

— Я поняла. А сколько их нужно?

— Двенадцать. Но можно и десять.

— Возьму пятнадцать, какая разница! Копейки всё это.

— Не бросайся, оглянуться не успеешь, как все твои копейки кончатся и влезете в долги.

— Вообще-то у меня завтра день рождения, вы придёте с Серёжей?

— Я же купила дом в Одинцово, мне завтра вывозить. У тебя ещё столько будет дней рождения!

— Да мы и не устраиваем ничего. Олег не вернулся из похода, два раза мы ему деньги посылали. Наверно, всё равно не хватило на самолёт, едет поездом. Ну, пока, спасибо тебе!

Олег — младший Витин сын, был ещё Иван, старший, мама у них умерла четыре года назад. Душа у меня болела за них, особенно за Олега.

Я не уводила Витю из семьи, мы поженились, когда он давно был сам по себе и только старался не потерять сыновей. Старший-то давно стал самостоятельным, жил с семьёй в бывшей родительской квартире.

А Олег вслед за Алёшей, моим племянником, поступил в физтех, экзамены сдавал с трудом. Жил один, мы с Витей купили ему однокомнатную квартиру в их старом кооперативе. Большую часть времени проводил у нас, и, когда уходил, я нагружала его сумками с продуктами.

Волнений с ним хватало. В прошлом году собрался в поход на Ямал. Запретить — разве я имела на это право!

— Скажи, других мальчиков родители отпускают?

— Они врут дома, что едут на Кавказ. Вы хотите, чтобы я вам врал?

— Нет, конечно.

Сейчас он был на Кавказе, и мы ждали его со дня на день.

Витя проснулся, когда я мостилась рядом.

— Опять Наташа? Звонит не иначе как в полночь.

— Она сказала, куда поехать за домом. И завтра в строительный магазин, скобы продают.

— Дом надо брать любой, была бы основа, перестроим, как захотим. Но скобы тут при чём, не нужны никакие скобы! Они придут с Сергеем? У тебя ведь день рождения!

— Она забыла. Я и сама забыла, но кто-то может прийти без приглашения, приготовиться надо всё равно. Мы справимся, в магазин съездить недолго.

— Не сдвинешь тебя. Не езди ни в какой магазин! Скобы! Конь не валялся, ни одной доски нет!

— Спи, Витенька…

Олег не приехал и утром. Витя ушёл, забыл поздравить меня, вечером помнил, а утром забыл. И мама, она жила рядом, так удачно я смогла поменять её квартиру, — и мама зашла только узнать, не приехал ли Олег.

Похоже, сегодня все забыли про мой праздник. Всё равно надо разморозить мясо, потом быстро-быстро в магазин, а там — по обстоятельствам.

Мама вспомнила и прибежала:

— Как я могла забыть! Детка, поздравляю тебя! Чтобы всё у вас было хорошо, здоровье — главное, ты себя совсем не бережёшь! Гости будут? Тебе помочь? Обед у тебя есть?

— Я вернусь, мам, а там посмотрим. Не звали никого, закрутились. Кто придёт, тот придёт.

Скобы лежали горсткой на деревянной подставке. Их всего-то было штук пятнадцать, по двадцать две копейки. Я, конечно, все положила в сумку.

В магазине было на что посмотреть. Большие оконные переплёты, явно не для дачных домов. И пачки смеси — голубая, зелёная, и розовый цемент! Я так ясно себе представила — цоколь из розового цемента и рядом розовые кусты!

Прекрасные плитки на дорожку, и всего девяносто восемь копеек штука! Больше ста штук и не понадобится, только от калитки к дому, и всего сто рублей из наших пяти тысяч!

Тут мои расчёты прервал парень лет тридцати. Гладкая причёска, пиджак новый, кожаный. Вполне приличный молодой человек.

— Строитесь? Хорошее дело. Дом-то купили уже?

— Нет, на той неделе обещали.

— Послушайте меня. Здесь очень много вещей, которые пока ещё можно купить недорого, но буквально со дня на день цены поднимутся. Двери-то вам точно понадобятся, три-четыре, не меньше. И уголка десятка два, и плинтус.

— Но у меня нет машины.

— У меня есть. Куда везти? В Истринский район? Сто пятьдесят рублей не жалко?

— Если я возьму четыре двери, и уголок, и плинтус… — Я посчитала деньги в кошельке. — Больше ста рублей я вам не смогу заплатить. И потом, я же не знаю, сколько нужно дверей. Мы ещё дома не видели! И муж сказал, любой дом придётся перестраивать… Он сейчас на даче.

Парень как-то насторожился, услышав, что муж на даче.

Не знаю, почему я его послушала! Он получал у продавца двери, осматривал придирчиво, выбраковывал плинтуса с сучками, в общем, вёл себя как хозяин. Наверно, продавцы думали, что на нашей стройке дело и вправду уже дошло до дверей и плинтусов. Голову даю на отсечение, никто не подумал, что у нас там только чахлые берёзки на болоте!

Ехали больше полутора часов, и я мучительно думала, хоть бы Витя был на участке! Я ведь даже не знаю, куда всё это деть, — ни ограды, ни сарая.

Своим опасением я поделилась с шофёром, мне просто надо было с кем-то поделиться. Но он, похоже, боялся только, что муж окажется на участке.

— Я вас очень прошу, скажите ему, что сначала купили всё это, а потом наняли меня.

— Хорошо! — почему-то согласилась я с лёгкостью.

Витя уже уехал. Это было ужасно, я так надеялась, что он всё решит, как всегда.

Шофёр же наоборот воспрянул духом, ему совсем не улыбалась встреча с моим мужем. Но то, что он увидел, потрясло его до глубины души.

— Ну и куда всё это? Тут голимая опушка, ни сарая, ни ограды!

— Я же говорила вам. Вот здесь, между берёзами, и поставим. Привяжем, у меня бечёвка спрятана. Я думала участок обвести, но нам только два колышка вбили.

— Нет, этого я не могу себе позволить. Тут бери не хочу! Не успеем уехать, отвяжут и унесут! Давайте хоть у соседей поставим, что ли.

С соседкой говорил он:

— Понимаете, там чисто ничейная земля, даже верёвкой не огорожено! Как посреди леса двери оставлять? И наличники? Это денег стоит!

— Конечно, поставьте у нас, вон туда, к хозблоку. А ваш муж только уехал, его сосед прихватил в Москву. Он спешил ещё, сказал — у вас день рождения. Он что, не знал, что вы приедете?

— Не знал… Я потом решила, двери подвернулись. У меня вправду день рождения.

И тут до меня дошло, наконец, как всё это выглядит на самом деле. Что там Витя думает, Господи! Хотя то, что я натворила, ему и в страшном сне не приснится!

Обратно мы ехали молча. Что я Вите скажу, что я скажу Вите…

Шофёр высадил меня у первой станции метро:

— Простите!

— Что вы, это я виновата.

Я влетела в комнату. На столе стояли два совершенно одинаковых букета гладиолусов. Наверно, и Витя, и Олег купили их у одной и той же бабушки у метро.

Они сидели за столом, такие похожие, и коньяк в неоткрытой бутылке, и торт в завязанной коробке…

— Олежка, ты приехал, как здорово! Я так волновалась!

— Лучше скажи, где ты была.

— На участке, Витя. Понимаешь, я поехала за скобами, и знаешь, вовремя, там всего пятнадцать штук оставалось. И тут мне сказали, что не сегодня завтра вдвое поднимутся цены на двери… и наличники. И я купила четыре двери и уголки ещё. У меня с собой было немного денег.

— Какие двери? Зачем? В доме они есть. С чего ты взяла, что надо именно четыре штуки? Я тебя тысячу раз просил, не проявляй инициативу! И куда ты всё это подевала?

— Шофёр отказался сгружать просто на участке, мы соседке оставили на углу Первой Северной.

— Света, у меня просто нет слов.

— Я понимаю, Витенька, у меня тоже не было бы. Меня можно убедить в чём угодно! Но я очень постараюсь, чтобы этого больше не было….

— Папа, у тёти Светы праздник, день рождения! Это же совсем небольшие деньги.

Витя вздохнул и опустил голову.

Так началось освоение нашего участка — с четырёх никому не нужных дверей. Наличники, которые не перекрутились от времени и сырости, прибили через десять лет. Двери так и стоят за сараем, не выбросим никак.

А строителя Витя тогда отправил, он долгие годы был против чужих людей у нас на участке.

В понедельник я поехала на базу. Дом был как игрушка. Я уже боялась решать сама, позвонила Вите:

— Знаешь, он маленький, одноэтажный. Комната одна, кухонька трёхметровая, веранда встроенная, четверть дома занимает. Всё вместе пять на шесть метров.

— Оплачивай. Пять на шесть — это хорошая основа. Веранду вынесем и второй этаж надстроим. Машину заказывай на субботу. А просто досок или набора на хозблок там нет? Жалко.

— Знаешь, там, где я скобы покупала, есть сборный асбестовый туалет, красивый. И они его доставляют сами.

— Пожалуй, надо купить его и использовать как сарай.

— Я завтра же съезжу туда.

Как хорошо, что есть Витя, пусть всё решает сам, не женское это дело!

На обратном пути в электричке я услышала, что на дальней базе есть материалы на хозблок. Я поехала бы туда сразу же!

Но когда я вышла на перрон, мир опять потерял свою привычную устойчивость, дома качались, и мостовая всё норовила стать вертикально.

Я обняла какое-то дерево, я очень крепко его обняла, и какое-то время мы качались вместе. На такси денег не было, не помню, как я добралась домой в метро и на троллейбусе.

В субботу я ещё лежала, и на базу поехали Витя с Олегом. Иван обещал приехать помочь в воскресенье. Встать не могла, комната ходила ходуном, как только я поднимала голову. Я уговаривала себя, что так уже было, и две недели назад, и раньше. И прошло, я не умерла, и теперь пройдёт. Прав мой хирург, нужен хороший терапевт.

И тут позвонила Витина сестра. Их мама болела давно и тяжело, но смерть, особенно в другом городе, всегда внезапна…

— Витя с Олегом на участке, я постараюсь найти Ивана, он съездит туда.

Ивана я нашла только вечером, он поехал на участок, хотя уже темнело. Ночью они втроём уехали на похороны.

А утром позвонила Наташа:

— Светик, помоги, пожалуйста! Мы уже две недели перетаскиваем дом, у нас же нет дороги. Может Витя приехать с ребятами помочь?

— Они сегодня ночью уехал в Ростов, у Вити мама умерла. Не знаю, когда вернутся. А я, знаешь, слегла всё-таки. Держалась, держалась… Хотя из меня какой помощник.

— Ну, придётся что-то придумывать.

Странно, как легко теряются близкие, казалось бы, друзья! Наташа не звонила больше, на мои звонки отвечала так, что я долго ходила вокруг телефона, прежде чем позвонить ей. А потом и я перестала звонить…

Наш дом пролежал целый год. Когда мы, наконец, добрались до его щитов, оказалось, какие-то пичуги свили там гнездо и успели вывести птенцов.

А пока у нас на участке, вернее, на его продолжении, появилось первое капитальное сооружение — туалет, похожий на скворечник, мы ещё долго использовали его как сарай. Витя настелил пол, и теперь там нас ждали три лопаты — штыковая, совковая и моя, небольшая, похожая на сапёрную, только с нормальной ручкой.

Тяпка, грабли и вилы появились позже, долгое время самыми востребованными были лопаты, пила, топор, молоток.

И я поднялась, самый лучший терапевт держал меня на этом свете до самой своей кончины.

Поехала на базу, где продавался набор на хозблок, едва поднялась, раньше, чем к терапевту.

После совершенно пустых огороженных участков со следами опилок — по ним следовало предполагать, что доски и изделия из них здесь всё же были… — эта база была каким-то нездешним оазисом. И образец хозблока выглядел вполне прилично, и штабеля досок, балок, оконных переплётов.

Никаких покупок, сказала я себе. Просто, как в разведке, собрать исчерпывающую информацию.

— В субботу можно приехать?

— Только не откладывайте. Объявлений мы не давали, но везде пусто, едет народ.

— А как с доставкой?

— Машины частные, и грузчики частные. Да вы можете сейчас оплатить хозблок, а в субботу заберёте.

— Нет, знаете, муж на работе, а я уже прокололась, двери купила раньше, чем дом.

Как мужики смеялись, я даже за воротами слышала, как они смеются!

На базу мы приехали ранним утром. Ходили, дышали смолистым запахом свежих досок, и я видела, как у Вити просто загораются глаза. Он точно знал, что ему нужно.

Парень с карандашом за ухом, с которым я разговаривала, когда приезжала на разведку, был приветлив и доброжелателен.

— Балки у нас точно по хозблоку, и вагонка — только 0,4 куба. А досок можете взять, сколько надо. Этого добра пока хватает, и место нужно освободить, пока есть поставщик.

И вот мы ходим на своём участке вокруг этой бесценной кучи, и пахнет свежей стружкой.

— Начать придется с сарая, просто сбить его из этих материалов на живую нитку и сложить внутрь что есть ценного.

— Справишься один?

— Ты же у меня такой помощник!

Место для сарая выбирать не пришлось, слишком мало было сухих мест на участке. Витя отмерил дорожку, по которой будет возить грунт в болото, отступил, сколько положено, от кабеля. Отодвинулся от красавицы сосны и положил балки в основание сарая. Почему-то получилось косо, но мы не придали этому значения. Это же времянка!

Я развила бурную деятельность на удивление всем окружающим. Знала дорогу на все окрестные базы, стала завсегдатаем того заветного магазина, куда ездила за скобами. Привозила балки для фундамента, кирпич на цоколь, плитку на дорожку, песок, цемент. Знал бы мой хирург!

Я нанимала машину, а Витя ждал на участке.

— Ты меня подгоняешь. Ещё земли нет, а ты плитку на дорожку привезла!

— Полежит плитка, подождёт, ничего ей не станется.

Начинать пришлось с дорожки. Нужно было возить песок и кирпич, а наша чудесная тачка, на двух высоких колёсах, с алюминиевым корпусом, погружалась в болото по самые ступицы.

Витя — Телец, этим всё сказано. Он работал с каким-то нечеловеческим упорством. Рыл траншею шириной с будущую дорожку.

— Знаешь, сыпать песок в болото бессмысленно, он уйдёт вглубь.

И я представляла себе, как песчинки медленно опускаются сквозь торф, как будто идёт подземный звездопад.

Вокруг царил покой и шла бесконечная жизнь нетронутого человеком пространства. Тишины не было, гудели шмели, пели птицы, лягушки перекрикивали одна другую.

И дышало болото, не веря ещё, что его можно засыпать. Это немыслимо, не родился ещё такой человек!

Родился. Вырос.

Твёрдой земли у нас был крошечный участок в двадцать квадратных метров. Мы называли его горкой и детским садом. Я возилась там, отвлекаясь только, чтобы полюбоваться Витиной работой. Он уже откопал неглубокую траншею по периметру балок.

Я сажала кусты какой-то необыкновенной, нахваленной продавцом на базаре малины, войлочную сливу, опять же купленную на рынке. Такой в природе не существовало, выросли огромные деревья.

И первый цветок, мамин, белый пион. Она купила его сама, у меня до цветов не скоро дошла очередь. Я сажала всё для еды, будто предчувствовала, что огород будет кормить нас в беспросветные девяностые.

Посадила три грядки клубники. Две получились длинненькие, а третья — углом. Больше не было земли!

Материал для посадки стоил дорого, но ведь клубника даёт такое множество усов, их просто срезают и выбрасывают!

Часть дала мне Валя, жена моего школьного друга. У них была настоящая, большая дача, в прекрасном лесу. Она была у них с тех незапамятных времён, когда я была нищим свободным художником, именно свободным от всего — от денег, от работы, от семьи. У меня и в мыслях не было, что когда-то у меня будет своя дача.

Хватило этих усов на одну длинненькую грядку.

Я обошла по окружной дороге пустующий соседний участок и увидела за штакетником прекрасный дом, о котором не смела и мечтать, и красивую женщину моих лет или немного моложе.

— Здравствуйте, я — Светлана, мы ваши новые соседи.

— А я — Даша. Очень приятно. Вы очень неудачный выбрали участок. Кому его только не предлагали, все отказывались. Все! А я шла как-то по дороге, она не отсыпана ещё, видите? И провалилась возле вашего участка, прямо посередине. Зачем вы согласились на этот участок, вы же не поднимете его!

— Я могла выбирать только из этих четырёх. У дороги не хотелось, соседний — ещё хуже. Мы упрямые, освоим. Даша, у вас нет лишних усов клубники? Мне на одну грядку не хватает.

— Да я почти все выбросила, что найду — принесу.

Витя поставил сарай быстрей, чем я ожидала. Я держала топор тыльной стороной, пока он вколачивал скобы. С радостью отвлекалась от любой работы, когда он просил меня что-то подать или подержать.

Я чувствовала себя дома. Это уже не была, как говорил тот шофёр, голимая опушка. Лежали штабелем щиты для дома, аккуратно переложенные балками, стоял туалет, похожий на скворечник, и сарай сверкал новенькими досками.

Я знала, что Витя может всё. Но самое главное, я так ярко представляла себе, какая тут будет красота, когда мы осушим болото, построим дом, посадим деревья и кустарник, разведём огород и настанет очередь цветов.

У меня уже был в жизни сад, посаженный своими руками. Это было в Ростове.

Сколько было вложено в него души, сил, воображения! Тогда это было далеко за чертой города, от окраины приходилось идти пешком несколько километров.

Но мимо наших садов ездили самосвалы в карьер за песком и обратно, и я храбро голосовала. Никто не просил денег, один раз даже дали баранку покрутить к ужасу всех, кто находился на дороге.

Это было так весело и здорово, что я помню до сих пор — машина шарахается из кювета в кювет, все встречные шофёры кричат:

— Ты там не выпил часом?

И счастливая по макушку девчонка за рулём.

Это называлось не дачи, а коллективные сады. И фазендами их тогда никто не называл, рабыня Изаура вошла в нашу жизнь значительно позднее.

Благодатный чернозём, с километр глубиной… Нужно было иметь немыслимый заряд отрицательной энергии или быть совершенным неумёхой и лентяем, чтобы не принялся любой прутик, что ни воткни.

Плохо было только с водой. Её давали в определённые дни и часы, и я их не пропускала. Но вдоль забора по дороге тянулась глубокая впадина, и каждый дождик заполнял её до краёв.

Я лила и лила эту воду под свои прутики, до ста вёдер выходило. Возвращалась домой совершенно без сил, но какое это имело значение! Я была там счастлива…

А потом лежала в сердечной клинике после развода. Сад оказался заброшенным и не нужным никому, кроме меня. Жена брата любую нашу с мамой просьбу о помощи воспринимала как посягательство на её собственность. Сад казался ей лишней обузой, всё можно купить на рынке.

А земля уже воздавала нам сторицей за труды — виноградом, черешней, абрикосами, грушами, яблоками, — всем, чем богат наш юг.

Я лежала в клинике и просто ждала, когда сердце перестанет разрываться от горя. Не сразу, но перестало.

Приходила мама, сидела рядом. По её мнению, развод был самым разумным поступком в моей жизни.

— Ты всё сделала правильно, но сад придётся продать. Твой брат отрезанный ломоть, а нам вдвоём без мужика не справиться. И действительно, всё можно купить на рынке! Приносишь два ведра винограда, а съедаешь кисточку.

— Мам, можно же не гнаться за идеалом, работать по силам.

— Вокруг мои сослуживцы, мне будет стыдно за неухоженный сад. И посмотри на себя, ты и здоровая падала с ног!

Я сдалась. А через год сад снесли и построили жилой квартал. И я вбила себе в голову, что это из-за меня, из-за того, что я предала его и он лишился моей защиты.

Это навсегда осталось утратой, с годами их всё больше. Я тогда дала себе зарок, я много дала себе зароков. Больше никогда не выйду замуж, любовь отдельно, бумаги отдельно. И никогда не посажу сад.

Никогда не говори никогда! Столько лет прошло, пока земля снова потянула меня к себе. Теперь она была бедной, больной, нуждающейся в уходе ещё больше, чем я сама.

Как-то я заехала на рынок и увидела старушку с рассадой клубники. Мне же не хватало усов на одну грядку!

Странно, листья у рассады были совсем не похожи на клубничные, и цветы — не белого, а жёлтого цвета.

— Это особый сорт, дочка с зятем из Германии привезли. Крупная, сладкая, не пожалеете!

— А почему цветы жёлтые?

— Так сорт заграничный!

Никогда не забуду Дашино лицо, когда она пришла посмотреть на мою аккуратную, будто нарисованную грядку. На ней «по шнурочке», как говорят овощеводы, красовались розетки с жёлтыми цветами.

— Светлана, что вы посадили? Это же самый злостный сорняк!

И последняя моя покупка на рынке — три голенастых куста смородины. Выхожу с ними из троллейбуса, и какой-то дядечка говорит возмущённо:

— Ну что ты накупила! Поезжай к Тимирязевке, там сортовую продают!

— А как ехать?

Очень скоро специальный блокнот заполнился адресами и телефонами окрестных питомников. Но у меня было так мало земли!

И ещё я поняла, что весь мой южный опыт огородничества ничего не стоит в Подмосковье, надо всё забыть и учиться заново.

Я завела тетрадку и по принципу телефонной книжки заносила туда всё, что попадалось в журналах и справочниках — о картошке отдельно, отдельно о капусте, помидорах, огурцах. До цветов, особенно роз, дело дошло ещё не скоро.

Мы продолжали бороться с болотом. Нас жалели, нам сочувствовали все, кто проходил мимо по объездной дороге. По нашей Первой Южной, которая была адресом нашего участка, никто не ходил.

Подходил сторож, смотрел, как Витя по сантиметрам отсыпает дорожку, сердито бросал окурок и уходил. Комендант, Виктор Николаевич, спрашивал:

— Как вы тут, утиная ферма? Сколько самосвалов привезли? Ну, это начало только, сюда не меньше сотни пойдёт.

— Так много? — ужасалась я. Каждый самосвал стоил сначала двадцать пять рублей, потом тридцать, тридцать пять, пятьдесят…

Как-то пришёл председатель, сел на пенёк, который Витя не успел выкорчевать.

— Не отчаялись ещё? Может, посмотрим какой-нибудь другой участок?

— Нет, — говорим хором, — мы уже привыкли к этому. И сарай поставили, и столько всего навезли!

— Вы никогда не освоите его, — сокрушалась Даша.

А у нас почему-то не было никаких сомнений! Болото — засыплем болото. Поставим дом, посадим сад…

Рабочие начали отсыпать дорогу. Вырыли канаву во всю ширину, так же, как Витя для дорожки, только не вручную, а бульдозером. Торф собрали в огромную кучу у главной дороги. Это же столько самосвалов грунта!

Я побежала к председателю.

— Забирайте, конечно. Вам нужней всех.

И вот уже первая порция едет по твёрдой земле соседнего участка, вот бульдозер перешёл нашу границу… и стал медленно погружаться в болото.

— Назад, назад! — закричала я. Но водитель сам почувствовал неладное и пытался вырваться на своей жёлтой машине из вязкой жижи. Он лихорадочно двигал рычагами, но каждое его движение только помогало болоту.

— Хозяин, трактор на Третьей улице. Сбегай, пусть подсобит!

Витя убежал, а я в отчаянии смотрела, как болото, будто живое существо, заглатывает свою жертву.

Трактор подъехал с дымом и грохотом.

— Что, увяз? Да к этому болоту и пешком подходить нельзя, а ты на бульдозере. Давай трос, да шевелись, пока самого не затянуло.

И тут мы с ужасом увидели, что этот бульдозер тащит за собой в болото старенький трактор! Тракторист выругался длинной очередью и пошёл за подмогой в село. Бульдозерист курил и крыл матом жизнь, болото, нас, правительство…

Витя держал меня за руку. Наверно, боялся, что я полезу вытаскивать эту несчастную технику.

Вечерело, кончались выходные. На автобусной остановке у объездной дороги собралась молчаливая толпа. Второй трактор на наших глазах медленно погружался в болото. Я уткнулась Вите в грудь и расплакалась, а он молча гладил меня по голове.

Ещё через двадцать минут подъехал большущий красавец, похожий на танк на своих грохочущих гусеницах, поднатужился, дымя и грохоча, и вытащил по одному — сначала трактора, потом бульдозер.

На этом промышленное освоение нашего участка закончилось. Больше никто и близко не хотел подъезжать со стороны болота, грунт сваливали на объездной дороге.

Витя возил его тачкой по своей дорожке, она уже дотянулась до западной границы дома.

Глава 2

— Вот появятся соседи, будем звать в гости, накроем стол под сосной…

Витя

Соседи у нас пока были только напротив. Все они отстроились за четыре года, им же не пришлось отсыпать болото!

К нашему участку можно было подступиться только со стороны объездной дороги. Пройти его насквозь мог только Витя, он знал, куда можно ступать, а куда нельзя. И только один раз повёл меня за собой, как на экскурсию.

Напротив нас, рядом с Дашей, участок был почти всегда на замке. За всё лето я только дважды видела пожилого мужчину, женщину значительно моложе его и полноватого подростка.

Дома как такового у них не было, председатель говорил, что они попросили разрешения поставить один хозблок.

— Они сказали, что приезжают редко, жить здесь не собираются.

Потом они годами лепили к нему дополнительные комнаты и второй этаж. Но однажды мы увидели, как этот второй этаж сползает с первого, нависая над землёй.

— Витя, мне страшно!

— Я же говорил тебе, нельзя никого нанимать. У нас ничего подобного не случится.

Рядом с ними — Валя и Толя, они приезжали только по выходным.

Дальше был участок Жени с Володей, я ходила любоваться их огородом. Была уверена, что у меня никогда не вырастет ни такая картошка, ни капуста, ни такие необыкновенные цветы.

А Женя говорила деловито:

— Здесь очень бедная земля, без навоза не растёт ничего, я каждый год привожу по машине. Сделает тебе Витя немного грядок, попроси любого шофёра, он привезёт, здесь ферма рядом. А пока можешь пособирать на лугу, коров гонят на траву, лепёшек много остаётся.

Иногда мы ездили на участок на старом-престаром Витином «москвиче», который он отдал Олегу.

Как-то он привёз нас, и я, не переодеваясь, в белой блузке и ситцевой юбке с белыми кружевами, схватила совок и ведро и побежала за навозом, пока не стемнело.

Встречный мужчина выдал:

— Как на вас приятно смотреть! Куда вы бежите?

— За навозом, — сообщила я.

— Зачем вы мне это сказали…

А я щедро обкладывала навозом все свои растения на горке, и клубнику в том числе. Она выросла на загляденье, только не дала ни ягодки, жировала. Всему приходилось учиться на собственных ошибках.

По обе стороны от нашего участка царила совершенно дикая природа.

— Вот появятся соседи, будем звать в гости, накроем стол под сосной…

Стола у нас не было, соседей тоже.

Собственно, мы ещё не добрались до самого участка, хозяйничали только на его продолжении. Западная стена дома, обращённая к болоту, как раз обозначала его границу. Рядом было небольшое, но довольно глубокое озерцо. Витя несколько дней подряд сыпал в него смешанную с гравием глину, он собирал её по краям главной дороги.

Я мерила глубину палкой. Было такое впечатление, что глина погружается в неведомые подземные глубины и вода тут же заполняет своё привычное ложе. Но Витя был упрямей. Озеро ушло под землю и живёт где-то своей новой жизнью.

Дальше лежал собственно наш участок, болото, поросшее чахлыми берёзками, кустами ивы и камышом. Витя вырубал их безжалостно, корчевал пни. А я боролась за каждое деревце.

Конечно, мы не трогали сосну, и ещё четыре берёзы росли кружком у сарая и десяток берёз между нашим будущим домом и соседним участком. Я уговорила Витю не трогать их.

Но ещё стайка взрослых прекрасных берёз росла на горке прямо у восточной стены, и я сдалась, они были обречены. Горка была из чистого торфа, и Витя подкапывал её, делая мне очередную грядку. Через год она просто исчезла с лица земли вместе с берёзами.

У южной стороны участка, на самой границе с другим ещё неведомым нам соседом, росла маленькая сосёнка, около метра ростом. Оставлять её было нельзя, её взрослая тень когда-нибудь закроет весь наш участок!

— Витя, давай пересадим!

— Она не примется, у сосны прямой глубокий корень, его придётся обрубить.

— Но мы ей хотя бы дадим шанс!

Пересадили к самой объездной дороге. Она выросла и оказалась необыкновенной красавицей с мягкими длинными иголками. Даже не верится, что всё это случилось на наших глазах.

К северу, за нашим сараем, был молодой лесок, тонкие ели и берёзы давали благодатную тень в то душное лето. И однажды в этой тени появились мужчина и женщина.

Как Витя обрадовался! Он сразу пошёл знакомиться с ними, и я потянулась следом.

— Здравствуйте! Вы наши соседи? Очень приятно! А то мы здесь живём, как на необитаемом острове, тем более что и вправду кругом вода. Я — Виктор, супруга моя Светлана.

— Да, нам тоже очень приятно. Мы Содомовы, Августа Ивановна и Эдуард Геннадьевич.

Я постояла немного, но какая-то невидимая стеклянная стенка возникла ниоткуда, у меня это бывает — косой взгляд, неприметный другим жест… Аллергия на фальшь!

Может, если бы они не отрекомендовались так официально…

— Извините, у меня много работы, — сказала я и пошла на свою горку. А Витя с Эдуардом ещё долго ходили, щупая землю палками, почему-то больше по нашему участку.

И продолжалась жизнь. На соседнем участке ничего не происходило, да мне и некогда было смотреть по сторонам.

Приезжали на машине, ставили пёстрый зонтик, Августа ложилась отдыхать. Эдик, как она окликала его поминутно, шёл смотреть, как продвигается наша работа.

— Витя, вы сами выкопали траншею под фундамент? Неужели? Вы знаете, сколько вы сэкономили! И сами начали фундамент! Вы знаете, сколько стоит поставить фундамент!

Меня он донимал вопросами по агротехнике, но я просто подарила ему справочник. Правда, это не помогло.

Мне кажется, он больше времени проводил на нашем участке. Чуть не увяз в болоте, когда мы с Витей отвлеклись. Я же не могла ему сказать, идите к себе!

А однажды, стоя на моей горке, он вдруг предложил:

— Давайте осушать болото коллективно. Возьмём технику и сравняем все три участка.

— Ни в коем случае.

— Вы же выиграете от этого, ваш — самый низкий.

— Значит, судьба моя такая. И он опять шёл к Вите.

— Вы работаете, не правда ли? Я смотрю, вы приезжаете только по выходным, а Светлана и по будням здесь бывает. Это она — литератор? А я переводчик, нигде сейчас не служу. Жена моя никогда не работала. Да, где вы собираетесь отпуск проводить, не на участке? В санатории! Хорошее дело. И когда вы уезжаете? Через неделю… Прекрасное время для отдыха.

Мы уехали в Кисловодск.

Это была моя первая поездка после операции. Врач в санатории, как и мой хирург, была убеждена, что я слабая женщина и нуждаюсь в постоянном уходе.

— В горы? Какие горы! Вы дойдите до Красных камней хотя бы к концу смены!

До Красных камней я дошла в первый день. А потом упрямо прибавляла по витку серпантина — до той скамейки, потом до грибка.

Этот грибок долго был пределом моих возможностей. Я шла к нему медленно, отдыхая на всех встречных скамейках.

После завтрака Витя убегал в горы. Названия его маршрутов звучали завораживающе — Малое седло, Большое седло… Потом он спускался ко мне, и мы ещё немного бродили в нижнем парке.

— К концу смены я встречу тебя на Красном солнышке.

— Только не надо подвигов, ты очень быстро всё забываешь.

Его одинокие прогулки не прошли незамеченными. Как-то я сидела под грибком и поглядывала то на часы, то на дорожку, откуда он должен был появиться. Он и появился в окружении трёх молоденьких девиц. И, очевидно, неплохо развлекал их всю дорогу, им было очень весело. Помню их удивлённые мордашки, когда я поднялась из-под грибка им навстречу. Я плохо выглядела, я знаю.

Им пришлось идти медленней, но Витя продолжал рассказывать что-то весёлое, и они прямо смотрели ему в рот. Я шла рядом, стараясь не отставать, не показывать явной своей слабости. Они всё равно опережали меня, но Витя замедлял шаг, и они тоже шли медленней, несмотря на заряд молодости и энергии.

Витя совсем не смотрел на меня! Как он только замечал, что я отстаю! И в лифте он продолжал развлекать их. Расплакалась я уже в номере.

— Тебе было так хорошо и весело с ними! Конечно, где мне угнаться за вами по горам!

— Ты ревнуешь меня! — почему-то обрадовался Витя. — За десять лет в первый раз!

— Повода не было, я была уверена, что я — главная женщина в твоей жизни.

— А теперь не уверена? Надо же!

— Чему ты радуешься, я не понимаю!

И всё же в последний наш день в Кисловодске я одолела последние витки серпантина до Красного солнышка. Я стояла на солнце лицом к дороге, и широчайшая Витина улыбка того стоила.

Я не вспоминала про Москву. Для меня долгие годы дом был там, где Витя. Вспомнила в поезде на обратном пути.

— Как там без полива наше хозяйство!

— Это не Ростов, засухи в средней полосе не бывает. Проживут от дождика до дождика, растения должны выживать сами.

— У нас на самом деле очень плохая земля.

— Вот-вот. Это в Ростове у тебя был сад, и ты не знала, куда девать урожай. А в Подмосковье — дачи. Люди приезжают отдыхать, так что не устраивай каторгу.

За окнами время от времени проплывали маленькие оазисы зелени среди бескрайней неухоженной земли. Аккуратные грядки, без единого сорняка, и на чёрной вспушённой земле роскошные картофельные кусты, белоснежные вилки капусты — исконная крестьянская еда.

Пусть, кто хочет, ездит на дачи отдыхать, для меня земля всегда была кормилицей. У нас обязательно будет своя картошка и капуста, огурцы и помидоры. Я не верю, что они не родятся в Подмосковье, надо только руки приложить!

Мы приехали на дачу в первый же выходной и не поверили своим глазам! Прямо за сараем, на продолжении нашего участка, стоял соседский дом. Настоящий дом, под крышей, сверкающий свежей краской и белыми наличниками.

— С возвращением! Как отдохнули? Витя, продайте мне ваш сарай, хорошие деньги заплачу.

— Нет, — сказала я, — ни за какие деньги. И как это вы здесь дом поставили? Это же продолжение нашего участка, нам разрешили его осваивать.

— Что, есть письменное разрешение? Нет, вот видите. Это ничейная земля. Продайте сарай, что, вам деньги не нужны?

— Ни в коем случае! Витя, надо срочно ставить забор, хотя бы до воды, а то он всё тут застроит. Вот тебе и чай с соседями.

— Но я же здесь отсыпал дорожку, как я буду грунт возить?

— Дом стоит, его не передвинешь.

На одной базе я нашла невысокие столбики, фирменные, с наваренной внизу основой, с выступами для продольных брусьев. Покрашены были заводским способом, краска не сошла за многие годы. Нашла я и штакетник в вязанках по двадцать штук.

Граница получилась уникальная: сначала шла прямая линия, потом заворачивала под углом и выходила на объездную дорогу. Тропинку Витя всё же оставил.

Но Содомов фактически отрезал нас от объездной дороги, оставил всего шесть метров, и посредине росла сосна.

— Надо будет попросить другого соседа отступить немного, чтобы можно было поставить машину. Очередь вот-вот подойдёт, а мы не сможем даже вкатить её на участок. Делать въезд со стороны Первой улицы нереально.

— А если он не согласится?

— Не может быть вражеское окружение с двух сторон!

— Ты всё ещё надеешься на чай под сосной?

Столбы были вкопаны, и мы уехали.

Среди недели я съездила, наконец, к Тимирязевке и купила двенадцать кустов смородины. Люди покупали по два-три, но я этого никогда не умела.

В следующие выходные мы повезли её на участок. Усталые, притащили её к будущему забору.

Столбы лежали как попало на земле! Я стояла между ними и едва находила слова от возмущения. А Витя молча взял лопату и вкопал столбы на прежнее место.

— Неси свою смородину.

— Давай подождём до следующих выходных, если он её повыдёргивает так же, как столбы, у меня просто сердце разорвётся!

В следующие выходные столбы снова лежали на земле, и среди них стоял Содомов. К моему ужасу, Витя поднял над головой лопату и двинулся на него!

Это мой Витя, умный, спокойный, уравновешенный, ироничный! Моя реакция была мгновенной, я кинулась ему на шею:

— Витенька, родненький! Пусть он подавится этой землёй, Витенька!

Он взял меня за плечи и увёл от этих столбов. Назавтра по моему заявлению пришла конфликтная комиссия, председатель испугался — не хватало только убийства на меже.

— Пусть он сам установит границу, комиссия утвердит, и мы поставим забор, — сказала я.

Никогда не забуду, как Содомов танцевал на границе, отступая на шаг, ещё на шаг, ещё на шаг в нашу сторону.

Я молча стояла с колышками. Витя в этом не участвовал, он только переживал, что Содомов отхватил себе его дорожку.

Потом они с Олегом поставили столбы, и мы посадили смородину.

— Светлана, может, вы всё-таки продадите мне сарай?

Самое удивительное, он считал, раз всё улажено, можно общаться с нами как ни в чём не бывало. А я никак не могла пережить мгновения, когда Витя шёл на него, подняв лопату над головой, не могла этого простить Содомову.

Витя же отвечал на его бесконечные вопросы, односложно, но отвечал!

— Как ты можешь разговаривать с ним после всего! Он же подонок!

— Нам с ними рядом жить. Пока вырастут твои кусты, вся наша жизнь будет на виду друг у друга. Не повезло с соседями, но что поделаешь.

Вторые соседи появились той же осенью. Их было трое — архитектор с женой-художницей и маленькая девочка, тоненькая, светловолосая, сероглазая.

Архитектор представился сам и представил свою семью — Вадим Петрович, Варя, Оленька. И сразу же, не дожидаясь ответа, сказал тоном, не допускающим возражений:

— Вы напрасно взяли этот участок. Я проектировал всё это и мог выбрать любой. На этом три озера и сплошное болото, вы никогда не освоите его.

— У нас не было выбора. Не сразу Москва строилась, освоим рано или поздно.

— Какой дом собираетесь ставить?

— Щитовой, другого не нашли.

— Фундамент ленточный?

— Столбы.

— Бригада есть уже?

— У нас нет денег на бригаду, сами поставим.

— Вы строитель?

— Нет, антенщик.

— Не боитесь?

— Есть немного. А вы что собираетесь строить?

— Мы поставим большой дом — с колоннами, трёхэтажный, и ещё один этаж будет цокольный. А здесь — двухэтажный будет дом, внизу баня, наверху — мастерская. И ещё вот здесь старый фундамент остался, грех не использовать. С дизайном участка не решу никак, может, заказать специалистам? Вы приглашали дизайнера?

— У нас по этой части Светлана. Пока по дизайну — огород, участок должен кормить. Вот въезд у нас отобрал сосед. Не отступите немного, только машину поставить?

— А у вас есть машина?

— К весне очередь подойдёт, я думаю. Строить без машины тяжело.

— Отступим, конечно. А нам для начала надо всё расчистить. У меня друзья уехали за границу, мне отдали секции на забор, фундаментные блоки, перекрытия. Привезём всё, а на будущий год начнём стройку.

— Да и мы раньше будущего не начнём.

— А это у вас что — сарай? Можно сложить пергамин и паклю?

— Конечно, там пусто пока.

— И не одолжите лопату? Мы ещё не купили инструменты.

Потом Варя прислала Оленьку за тяпкой, потом Витя сам предложил Варе буржуйку, жечь мусор…

Так мы и вошли в зиму — со щитами дома, сложенными аккуратным штабелем, сараем, крытым рубероидом, и новой дорожкой до западной границы дома. Больше ничего не успели в тот первый наш год на болоте.

Зимой мне напоминают, что у меня теперь большущая семья. Каждые выходные приходит Иван с женой Леной, маленькой Валюшкой и Олег. Я готовлю, пеку, накрываю стол. Подкладываю Олежке лучшие куски, подливаю добавку борща. Когда все встают из-за стола, он спрашивает:

— Можно, я доем картошку, что осталась на сковородке?

— Конечно!

Потом, послонявшись по комнате, где я занимаю Валюшку, Иван что-то рассказывает отцу, а Лена смотрит телевизор… послонявшись по комнате, подходит ко мне:

— Тётя Света, накормите меня сразу и ужином, и я пойду домой.

Я кормлю его одного на кухне, складываю в сумку писательский заказ — банки консервов, колбасу…

— Олежка, это тушёнка, ты свари макароны и брось её прямо в кастрюлю. Будет вкусно, вот увидишь.

Потом звоню по телефону — попробовал тушёнку с макаронами?

— Нет, я так съел её, холодную…

Но про участок я не забываю и зимой. Штудирую журнал «Приусадебное хозяйство». Я уже столько всего знаю о садоводстве и огородничестве в Подмосковье! Только где применять эти знания, у нас ведь так мало живой земли…

Весна в Москве начинается в феврале с солнца, такого яркого в нашей маленькой квартире с окнами на юг и восток, с южной лоджией.

Хожу по магазинам, покупаю семена. Я покупаю их в таком количестве, что продавцы, наверно, принимают меня за фермера.

На всех углах бабули продают в газетных пакетиках самые-самые, по их словам, ранние помидоры, самую сладкую тыкву.

Восьмого марта Витя говорит:

— Я не стану дарить тебе цветы. Возьми деньги и купи семена астр, я же вижу, какими глазами ты смотришь на эти картинки.

Я так обрадовалась! Денег у нас было очень мало на самом деле. На восемь выделенных рублей я купила несколько пакетиков, тщательно подбирая цвета. В каждом пакетике было по десятку семян. Я сажала их по всем правилам агротехники. Ни одно семечко не взошло, той весной цвели у нас одни одуванчики, зато помидорной рассадой можно было засадить несколько участков.

Я походила по магазинам и нашла лёгкие разборные теплицы — алюминиевый каркас и плёнка. Когда мы заехали за ними, я долго просила купить три штуки, но Витя с Олегом хотели вообще одну.

— Светинька, пойми, их некуда ставить!

Всё же купили две, под вторую пришлось срочно отсыпать площадку, и она стояла, горько склонившись к северу. Окружающие долго не могли понять, почему они у самого дома, здесь должны быть цветы.

— За этими теплицами тогда ещё было болото, — говорила я, но люди смотрели недоверчиво…

Зимой я нарисовала прекрасный план. От крыльца будущего дома до Первой улицы шла тропинка, справа, прямо за теплицей, — грядки овощей и клубники, потом картофельное поле и снова грядки. Слева от дорожки несколько грядок и три горы шириной в три метра, три метра между ними, высота — метр. Только на таких горах у нас могли расти деревья.

Клубника той весной на трёх моих первых грядках цвела белым ковром. И вот уже появились ягоды, сначала зелёные, потом розовые. Я так ждала, пока они созреют! Приехала среди недели с двумя ведёрками.

Её не было, и моему отчаянию не было предела. Будто я в жизни не пробовала клубники! Я ходила вокруг трёх своих грядок, двух длинненьких и одной треугольной, и вытирала слёзы. Пришла Женя:

— Я видела, это дочки бухгалтерши. Я прогоняла их, а они едят и смеются…

Так я и уехала с пустыми вёдрами.

А строительство наше откладывалось. Раньше, чем ставить стены с потолком и крышу, надо было сложить печку. Олег договорился с доцентом своего института.

— Он знает это дело и возьмёт недорого. Только велел привезти две старые ванны и глину накопать возле свалки, он сказал, где это. И нужен огнеупорный кирпич.

Витя выкопал глубокую яму. Треть балок, что я привезла на фундамент дома, пришлось потратить на фундамент печки.

Её ставили по выходным, в чисто мужской компании, и продолжалось это бесконечно долго. Я так и не видела этого Доцента. Со мной только согласовали, как всегда, дизайн — и печка воцарилась в самом центре дома, она росла красавицей, печник был действительно мастером.

Такой ровной кладки я не ожидала, и камин, который захотел Олег, долго был украшением нашего дома. Через много лет я узнала, что печку ставят в два-три дня…

Мне хотелось поскорей увидеть дом, а не балки по периметру! Нормальное желание нормальной женщины, у которой в генах заложено — вить своё гнездо.

Но вот уже печку с камином подняли до потолка, нужно было ставить стены и потолок, чтобы печка могла расти дальше.

И в один прекрасный день Витя сказал, что сегодня — сегодня! — мы будем разбирать щиты. Моему энтузиазму не было предела. Видел бы мой хирург, как мы вдвоём растаскивали щиты и раскладывали по сторонам будущего дома! Конечно, я только помогала, поддерживала, подкладывала кирпичи, чтобы не пачкать светлые доски.

Тогда мы и нашли это гнездо. Птички, его хозяева, успели вывести птенцов, там лежали только скорлупки от трёх яичек и пёстрое пёрышко.

Витя прислонял стенку к балке, я держала топор тыльной стороной. Скобы входили в балки намертво сквозь тонкие стены нашего будущего дома.

Напротив, у Вали с Толей, строители ставили точно такой дом, как мы купили. Возились всё лето, стен у них ещё не было.

Когда мы поставили вторую стенку, строители Валиного дома начали поглядывать в нашу сторону. На третьей они бросили работу:

— Глянь, уже третью ставят. Чисто карточный домик, распадётся к вечеру.

— Да нет, недельку продержится.

Я переживала: дом должен строиться медленно и стоять долго!

— Так. Теперь надо связать их сверху этой балкой со сложным названием, я неделю разбирался, как её крепить. Держи лестницу! И стенку другой рукой, она на живой нитке.

Но поставить щиты — это даже не половина дела, ведь мы не просто ставили дом, мы его перестраивали — без дополнительных материалов, без оконных переплётов, без оргалита на внутреннюю отделку и вагонки.

Надо было утеплить и отделать хотя бы одну комнату. Она была готова довольно быстро. На неё хватило половых досок и потолочных перекрытий, стены Витя обил вагонкой из хозблоковского запаса, правда, она была коротковатая, пришлось латать.

Камин был настоящим украшением. Мы привезли старый кухонный гарнитур, купленный по случаю за сто рублей, — буфет, рабочий стол, навесной шкафчик.

Дверь выходила прямо на улицу, на ступеньки из фундаментных балок. Потолок обшили узкими полосками оргалита, оклеенного плёнкой, мы купили их в магазине «Сделай сам» случайно, взяли под остаток всё, что было.

— Ну как тебе? — спросил Витя.

— Прекрасно!

Половину второй комнаты по проекту должна была занимать веранда, её застеклённые щиты ещё лежали стопкой под открытым небом. Материала на стенку не было, и окошек было всего три, маленьких, одинарных.

Мне удалось найти на базе только отходы — тяжёлый обзол и хлысты, обрезки от досок. Ведь под оргалит надо было класть утеплитель и пергамин и всё это забивать решёткой.

Обзол сложили у объездной дороги, начиная от границы, а плети громоздились рядом огромным ежом.

Содомов прибежал сразу:

— Это что это вы привезли! Это что же вы будете с этим делать?

— Разберёмся, — сказал Витя.

Я носила плети и складывала в аккуратную стопку. Я носила их целый день, пока Витя выстругивал из обзола нужную балку. К вечеру на месте ежа осталась горка стружки.

На этот раз к забору подошла сама Августа.

— Как вам это удалось? Мы думали, что будем любоваться этой горой до осени!

— Это не входило в наши планы, — ответила я.

Ночами в нашей единственной комнате было холодно. Мы ставили три раскладушки или четыре, если приезжали на машине и привозили маму. Без машины мы её не привозили — автобус и электричку в воскресенье вечером приходилось брать штурмом.

Ни печку, ни камин топить было нельзя, они стояли недостроенными. Доцент запил, и всё остановилось.

Вечерами мы гуляли втроём, смотрели на прекрасные дома, обжитые, с окнами, из которых струился мягкий электрический свет.

Я вела Витю и Олега так, чтобы пройти мимо белого дома на Четвёртой улице, такого необычного, не похожего на типовые наши дома — как будто он чудом перенёсся из Италии или с юга Франции… И Олег долго оглядывался на него.

— Не повезло тебе с родителями, — сказала я, — такой дом нам никогда не построить.

— Всё равно повезло!

— Тогда и нам повезло с тобой.

Электричества у нас долго не было, не хватало столбов. Как не было ни мелиорации, ни дороги, хотя мы за всё это заплатили, когда оформляли участок.

Я поехала в районную контору. Симпатичный мастер пообещал, что через неделю придет машина и всё будет сделано. Машина, конечно, не пришла ни через неделю, ни через две.

— Не получается, — отвечал мастер по телефону, — линия старая, латаем каждый день. Но через неделю — слово даю! В субботу в восемь утра.

В десять утра в субботу я села в автобус и поехала на станцию. Мастер стоял на площадке, машины не было. Я подошла и посмотрела ему в глаза. Через пятнадцать минут мы ехали с ним в машине, которая устанавливает столбы.

— Это и есть ваш участок? Это же десяток столбов нужен, чтобы довести линию по объездной дороге!

Я сидела растерянно на пеньке, пока они с Витей ходили вокруг.

— Выход один: ставить два столба по этой границе, а соседу тянуть провода через ваш участок.

— А можно это по технике безопасности?

— Почти…

— Спасибо вам! Мне просто не верится, что у нас будет свет, второй год при свечке!

И вечером в единственной нашей комнате светилась лампочка в простом патроне под потолком, и мы пили чай не из термоса, а настоящий, только что закипевший и свежезаваренный!

Дом наш со стороны выглядел довольно нелепо. До веранды, что предполагалась с западной стороны, у Вити руки ещё не дошли, и он был в высоту больше, чем в длину и ширину.

— Дом должен быть большим, — твердил Олег, — приготовьтесь, у меня будет много детей.

— Это хорошо, сколько будет — все наши! — отвечала я.

К нашему возвращению из очередного отпуска Олег соорудил фундамент под веранду. Он размахнулся, сделал её просторной, в три метра шириной по шестиметровой стороне дома. Витя ахнул, когда увидел, материала не хватало катастрофически. Каждую перекладину приходилось буквально вытачивать из отходов.

— Давай наймём кого-нибудь! — предлагала я.

— Никто не возьмётся строить из наших материалов. Им бы только готовую вагонку прибивать, я бы и сам это делал с удовольствием.

Я перечитала гору объявлений и нашла рижские электроинструменты, пилу и рубанок. Витя радовался им, как мальчишка, и я была счастлива.

— Ну, смотри. Рамы у нас есть только для части веранды, остальное придётся зашивать досками. Где будет дверь, где лестница на второй этаж?

— В один пролёт она будет очень крутая, придётся заворачивать. От двери до северной стороны — застекли и заверни, сколько хватит рам и того большого окна, что мы тогда купили по дороге. Остальное пусть будет стена. А с юга хорошо бы окошко.

— Окон у нас всего три, а только на первый этаж нужно четыре. На второй вообще нет ни одного.

— Ты знаешь, как бы мы ни утепляли дом, одинарные окна будут всё выдувать. Я думаю, нужны всё же нормальные двойные рамы. А эти — одно на веранду, два на второй этаж. И ещё одно на второй этаж, над верандой, надо будет докупить.

— Как это у тебя сразу полная картина вырисовывается!

И буквально назавтра ему подвернулись окна! Я онемела, когда увидела, как он несёт с двумя мужиками три прекрасных рамы с двойными стёклами!

— Оказались лишние на Шестой улице, и я купил.

— Как здорово! Жалко, что только три.

— Они стандартные, подберём ещё одно.

Он тут же вытащил маленькие окна, расширил проёмы и вставил новые, когда уже почти стемнело. А назавтра пришёл хозяин с Шестой улицы — ругаться. Окна, оказывается, украли рабочие.

Он постоял, посмотрел на наш нелепый укороченный дом, непроходимое болото, махнул рукой и ушёл.

Четвёртую раму на первый этаж случайно купил по дороге Олег, но она была без стёкол, она у нас очень долго была без стёкол. Не хватало ещё одного окна на второй этаж, в комнату над верандой.

И дом постепенно стал приобретать свои очертания. Жилой по-прежнему оставалась только одна комната, во второй были чёрные стены и потолок и окно, закрытое рубероидом. Пола не было даже чёрного, только балки.

Наверх вела доска с перекладинами, там тоже ещё не было ни пола, ни стен, ни потолка — одни голые балки перекрытий и рубероид крыши между стропилами.

Материала не было, просто не было, и всё. Как-то мы увидели гору ящиков на свалке возле магазина. Как обрадовался Витя!

Разбирала ящики я. Гвоздодёром это было легко, а главное, дощечки тут же находили своё место на стенке комнаты, где не хватало вагонки, и под рамами веранды. На первый взгляд казалось, что так было задумано по дизайну!

В таком доме мы и жили. И там же праздновали мой первый день рождения на даче.

Я позвала только самых близких друзей, Борю с Валей, они не пропустили ни одного моего дня рождения, приезжали и в общежитие, и в Переделкино, и в коммуналку. И Ларису с Лёвой.

Боря ходил по участку, по той его малой части, по которой можно было ходить, и ужасался — недавно засыпанное болото ещё дышало под ногами. Но алели помидоры, из-под сочных зелёных листьев глядели огурцы, летали шмели, и пели птицы.

— Витя, какие у тебя сорта помидоров?

— У меня? Ты смеёшься! У меня — пила, рубанок, лопата с тачкой. Это всё Светлана.

Боря изумился ещё больше. Откуда я знаю, как это делается? Неужели я умею сажать, поливать, полоть? В том совершенно не соответствующем действительности облике, что обитал в его душе, я могла, наверно, только улыбаться и ходить на высоких каблуках.

Жили мы все в те годы очень трудно, вернее, выживали, как могли. Борю с Валей, физиков, кандидатов, кормила дача, они даже стали разводить на ней кур и кроликов.

Накрывали стол все вместе. Валя привезла жареных цыплят, мы сделали огромные миски салата, наварили картошки, нажарили молодых кабачков.

— Светик, ты нас и накормила!

— Так — я смогу кормить вас всегда. А может, когда-нибудь и лучше!

— Витя, ты, главное, пол настели на веранде, чтобы по дощечке не ходить после Валиной наливки!

— И пол будет, и своя наливка тоже.

— Да вы и через десять лет не достроитесь и не засыплете болото. Это нереально.

— Не пугайте, мы будем стараться.

На эту женщину нельзя было не обратить внимания — стройная красавица с копной ярко-рыжих волос ниже плеч, мы сталкивались с ней по дороге в деревню. Сначала мы просто улыбались друг другу, потом начали здороваться и наконец разговорились.

— Это вы воюете с болотом? От вашего участка все отказывались.

— Я знаю, но у нас не было выбора.

— Как же, столько участков пустует, надо просто быть настойчивой! Вы литератор или ваш муж?

— Я поэтесса.

— А как ваша фамилия? Да я же вас знаю, у вас выходила книжка в «Современнике», мой муж там заведует отделом поэзии. Он принёс её, знаете, мне понравилось!

— Правда? Я очень рада, в последнее время — никакой обратной связи, как в вакууме.

— Приходите к нам, посмотрите, как мы построились. У нас с Мишей разделение труда, он зарабатывал деньги переводами, работал просто сутками. А я занималась стройкой — привозила материал, нанимала рабочих, в общем, строила сама, от и до. Но кончили ещё в прошлом году, теперь обустраиваем участок. Придёте? Я зайду за вами в субботу.

Они пришли вдвоём, мужа её я видела впервые, я всегда знала только своего редактора…

Мы ходим по нашему участку, я с увлечением рассказываю:

— Вот здесь будут шпалеры из яблоневых деревьев, но под них надо насыпать горы…

— Да у вас грунт буквально дышит! Какие горы! Как вы решились на этот участок!

— Ничего, грунт устоится, смотрите, вот этот участок я засыпал в прошлом году, и уже вполне твёрдая земля. Только вода близко, грядки приходится делать высокие.

— Отчаянные вы ребята! И дом строите!

— С материалами сложно, купили маленький, Витя вынес веранду и надстроил второй этаж. Всё ещё в проекте, только одну комнату приспособили для жилья…

— Нам было проще, кирпич можно было купить, и грунт позволял ставить дом, какой хотели. Пойдём посмотрим?

— С удовольствием!

Это был первый дом на участке, куда нас позвали в гости. До этого я видела только одну дачу, Борину с Валей. У них был простой деревенский дом, куда свезли мебель, ненужную в городской квартире. Старый диван, железные кровати, окна без гардин, облезлый шифоньер. Даже мой старый письменный стол, купленный по случаю, нашёл там себе место. Меня тогда выгнала квартирная хозяйка, и его некуда было деть…

Я и не представляла, что дача может быть такой, как у Али!

Аккуратная дорожка вела вглубь участка, огибала круглую клумбу с яркими цветами и бежала дальше, разветвлялась — к большому красивому дому из светлого кирпича с прекрасным крыльцом и к хозблоку. Это был скорее флигель — просторная столовая, кухня с фирменным гарнитуром.

Дом потрясает меня.

— Это у нас гостиная на первом этаже, уютно с камином, правда? А наверху Мишин кабинет, святая святых!

Мы поднимаемся по винтовой лестнице с коваными балясинами и полированными перилами, на ступеньках и на полу ковролин. И ещё один камин в кабинете, и огромный письменный стол, и кожаные кресла! Я смотрю вокруг и не перестаю восхищаться.

— Какие вы молодцы!

— Аля всё придумывала, я только обеспечивал оплату…

— Всё бы хорошо, но раньше у нас была нормальная соседка, мы договорились, чтобы места было больше, поставить хозблоки стенка к стенке. Только она продала участок, и новая хозяйка надстраивает дом.

— Да, соседей не выберешь, у нас вообще поставили дом на продолжении нашего участка.

Они провожают нас до большой дороги, мы идём к себе, и я молчу потрясённо.

— Завидуешь, Светинька? У нас ведь не будет ничего подобного.

— Роскоши такой не будет, но уют я тебе обещаю. Занавески на веранде повешу ситцевые, спальню устроим на втором этаже. Гостиная у нас тоже с камином, там будут гардины со шторами, и у мамы тоже.

A y них действительно потрясающий дом!

Он и сейчас у меня перед глазами, тогдашний. Я не видела, как он горел, когда мы приехали весной, от него оставался только остов. Кирпичная кладка не рушится до сих пор. Аля с семьёй давно не приезжает.

Дом поджёг рабочий, который работал у их соседки. Его осудили, но Аля всё пыталась доказать, что он не сам это придумал.

А соседка как-то жаловалась мне, что дело не закрывают никак, а давно можно было отправить мужика в зону, работал бы там, какие-то деньги выплачивал!

Я отвела глаза.

Стройка наша остановилась намертво. Доцент серьёзно запил, и Олег боялся поднимать его по нашей самодельной лестнице на второй этаж.

Витя говорил расстроенно:

— Сидит на балке и командует, а трубу ставит Олег, представляешь! В следующие выходные она должна подняться до крыши, и нужен шифер, хоть несколько листов. Поезжай на базу, посмотри. Если есть, я съезжу за ним в субботу.

Шифер был, как ни странно. Но мне твёрдо сказали, что он до субботы не долежит.

— Что с шифером? — спросил Витя вечером.

— Он на даче, — сказала я скромно, но не удержалась, расплылась в торжествующей улыбке.

— Надеюсь, ты сама не поднимала листы? Тебе ничего нельзя поручить!

— Я бы и не смогла. Там было много машин, а ни людей, ни материалов, день-то будний! Легко было договориться.

— Молодец, можешь быть прорабом.

Глава 3

— Вы нарываетесь на скандал!

Архитектор

Крышу накрыл Олег с товарищем, и дом приобрёл вполне приличный вид. Я хотела поскорее кончить стройку и просто жить! Но двумя Витиными руками, даже с электроинструментами…

Если бы только дом, но Витя ставил забор из штакетника, причём раньше со стороны Содомова, а только потом — с улицы.

Каждые выходные Содомов ходил вдоль нашего забора и канючил:

— Светлана, зачем вам эта земля между забором и сараем? А я машину поставлю, мне совершенно негде ставить машину!

— Олег, как ты думаешь?

— Решайте сами, я бы ему ничего не отдавал.

— Она же в тени, Светлана, вы всё равно здесь ничего не посадите.

— Витя!

— Решай сама.

— Ну, если вам очень нужно, берите уж.

Он обрадовался:

— Так, быстро убирайте эти дрова.

Я не ожидала такой наглости. Убирать брёвна, которые Витя и с места сдвинуть не мог, распиливал тут же…

— Всё отменяется, я ошиблась, не надо было соглашаться.

Он кричал мне вслед:

— Вы ненормальная! То — да, то — нет, чему прикажете верить?

— Конечно, нет. Я действительно ненормальная была, когда соглашалась.

— Света, иди сюда. Пойдём в дом, тебя трясёт. Как ты вообще могла согласиться, машина под окном, выхлопы…

— А ты что, не мог сказать — нет? Ты же мужик, главный в доме!

— Хозяйка участка — ты.

— Здрасте!

Содомов сделал себе удобный въезд со стороны площадки.

С другой стороны соседи собирались ставить железный забор. Собственно, ставить его должны были Витя с Олегом, это был наш вклад в общее дело. Ставили втроём, я держала, Витя готовил раствор, Олег заливал. Соседей не было.

В следующие выходные Варя позвала Витю. И вдруг я услышала, что кое-где не так заглажен цемент, и мой Витя озабоченно обещает это поправить! У меня что-то щёлкнуло внутри:

— Не трать время, я это сделаю сама.

— Ты не сможешь, цемент схватился, нужно сделать, чтобы поверхность была неровная.

— Она и так неровная! — сказала Варя.

Я не могла смотреть, как Витя доводит до какого-то немыслимого идеала цемент вокруг столбов.

Эти соседи свободно ходили по нашему участку, стирали бельё в нашей стороне пруда. Меня это коробило, ведь я брала там воду для полива. Но я молчала.

Ночами было холодно, и я сказала Вите:

— Возьми у них нашу буржуйку.

Варя сказала, что Витя её подарил. Я ничего не смогла сделать, они просто отказывались разговаривать на эту тему. И надо было, надо было разбирать сарай, Витя несколько раз говорил Архитектору:

— Заберите свои вещи, мне доски нужны, я дальше работать не могу.

— Конечно!

Разбирали мы сарай при них, но они забрали вещи, когда мы уехали, и прихватили два наших рулона рубероида. У них был только пергамин! Один, правда, вернули…

Я переживала ужасно, неужели мы вправду неуживчивые? Мама сказала, нельзя быть такими открытыми, и, как всегда, была права.

Мама рвалась на участок. Когда ехали без Доцента и не везли громоздких вещей, мы брали её с собой.

Она обходила участок медленно и деловито, дотрагивалась до деревьев, смотрела на цветы. Потом принималась полоть.

— Мама у нас враг травы, — говорил Витя.

Она уничтожала сорняки, и то, что считала сорняками, на грядках, между ними, по краям дорожек.

В том году я рассадила крупную ромашку. Даша дала мне два кустика в первый же год и сказала, что её надо рассаживать, чтобы не мельчала. Получилось целых одиннадцать молодых кустиков. Я представляла, какая это будет красота!

Семь выполола мама, ещё три — Витя. Последний, выживший, я от греха подальше посадила на клумбу перед домом, у нас уже была такая клумба.

Валя ходила через наш участок, сокращала дорогу. И если шла со своими гостями — по-хозяйски показывала, что мы с Витей успели сделать, а я стояла в стороне и скромно улыбалась.

И вдруг она говорит как-то:

— Ты зря заставляешь Витю таскать тачками грунт. К вам ни одна машина не заедет, а я привезу десять-пятнадцать машин, мой участок поднимется, и вся вода будет у вас. Всё, что вы делаете, — впустую.

— Я не заставляю Витю. Его ни заставить, ни остановить. А ваша вода к нам не доберётся наискось через дорогу.

У них на участке не росло ничего, вообще ничего. Приезжали в свой домик, точная копия нашего — до того, как Витя его перестроил, на выходные — и отдыхали по-своему.

Я ей не нравилась почему-то. Другое дело — Витя. Она постоянно звала его в гости, он отнекивался. Но однажды я увидела издали, как Витя поднимался к ним на крыльцо. Толя приговаривал:

— Живём напротив, а общаемся через забор. Пойдём, пойдём, у нас пивко холодное…

Было пять часов. В шесть у меня упало настроение. В семь я начала заводиться. Как же так — ушёл, ни слова не сказал. Столько лет мы вместе, а я ни разу без него ни в кино, ни в гости, ни к каким подружкам… И он без меня тоже! Нам было просто смешно, когда кто-то говорил, что супруги должны иногда отдыхать друг от друга!

Было уже восемь часов. Я не знала, что делать. Пойти и позвать его? Такое унижение для нас обоих! Уехать в Москву? Но последний автобус ушёл давно.

Я вышла за калитку, слёзы душили меня. В поле, через которое мы ходили в деревню, росли прекрасные дубы. Я села под дерево, обняла колени, закрыла глаза. Ни слов, ни мыслей, одно отчаяние. Знать бы тогда, какое оно — настоящее отчаяние!

— Ты что здесь делаешь? Я чуть с ума не сошёл, не знал, в какую сторону бежать.

— Вспомнил всё же, что я есть! Или пиво кончилось?

— Ну что ты, что ты! Я расслабился, не заметил, сколько времени прошло. Что ты, в самом деле! Слёзы на пустом месте. Разве я напился или к чужой женщине пошёл?

— Почему тебя позвали в гости без меня? Ты не должен был — без меня!

— Ну, позвали… Больше без тебя — ни ногой. Хватит, сто лет не плакала…

Олег вымахал в настоящего мачо. Красивый, высокий, мужественный — вылитый Витя в молодости, и Варя постреливала в него глазками. Как-то мы были с ним вдвоём на участке.

— Тётя Света, соседи приглашают нас на обед.

Я не посвящала его в наши сложные отношения.

— Ты согласился?

— Да, а что?

— Ну, раз согласился — срежь кабачок, вон тот, красивый.

Сама я взяла плотный вилок капусты, зелени, и мы пошли в гости.

На бывшей стоянке автобуса Архитектор поставил железный вагончик. По сравнению с нашим недостроенным домом там было вполне комфортабельное жильё. Две комнаты с походными кроватями, кухонька посредине, занавески на окнах… В наше отсутствие Архитектор протащил электрический кабель через наш участок, поставил нашу буржуйку.

Олег не привык есть щи без мяса, и кабачок, что пожарили, не обваляв в муке, и всё это он высказал. Я была готова провалиться сквозь железный пол, а Варя улыбалась.

— Олег, когда вы возвращаетесь в Москву?

— Как только тётя Света управится.

Было четыре часа дня, мне надо было дополоть клубнику, и раньше шести-семи вечера уезжать я не собиралась. Но они как-то дружно стояли рядом, и до меня доносилось:

— Ваша тётя Света просто трудоголик.

— Есть немного.

— Это же надо! Видит ведь, что её ждут!

И я не выдержала, переоделась, и мы уехали в Москву.

Чего-чего, а наглости им было не занимать. Мы привезли телевизор, и Архитектор попросился посмотреть футбольный матч. И смотрел его до конца, до часу ночи, хотя при нём я стелила маме и у неё слипались глаза! Только моё проклятое воспитание не позволяло сказать ему:

— Так, всё. Дослушаете по радио!

Вскоре в вагончике поселились рабочие и начали копать яму под фундамент. Даша спросила:

— Почему они копают фундамент у самого забора?

— Он извинился, это рабочие ошиблись.

— И вы согласились? А ты знаешь, что дом будет двухэтажный?

— Знаю, Даша. Но что мы можем сделать? С одним соседом не поладили, получается, и с другим.

— А ты знаешь, что будет в этом здании?

— Он сказал, внизу баня, а наверху мастерская.

— Это он тебе так сказал. А мне — что внизу будет печь для обжига изразцов, это очень вредное производство. Конечно, достанется и всей улице, но вам больше всех.

— Что же делать…

И тут Архитектор принёс мне на подпись план. Он расширял это здание на пять метров, и нужно было моё согласие. Я поставила подпись с оговоркой, что здание не будет использоваться с экологически вредными целями. Он был вне себя:

— Вы нарываетесь на скандал.

Отношения стали натянутыми. Как я мечтала, чтобы поскорей стал забор, но он с ним не спешил.

А мы дошли уже до первой горы, уложили в её основание все консервные банки, которые смогли собрать на свалке, потом стащили корни, что Витя выкорчевал на участке. Гора вырастала на глазах, наполняясь глиной с песком. Потом туда же легла почти целая машина навоза, а сверху — торф. Чтобы она не осыпалась, я лепила её бока, словно ласточкины гнёзда, и засаживала клубникой.

Оленька прибегала к нам, как только они приезжали на участок. Наверно, моя работа была интересней, чем у них. А может, ко мне, как всегда, тянулись дети.

Варя сердилась:

— Оля, подмети дорожку!

Оля подметала дорожку и снова бежала ко мне. Я думала — вот поставят забор…

Наконец привезли сварку, и с Витиной помощью забор сварили за пару выходных.

И со стороны объездной дороги у нас появился настоящий забор из штакетника, зелёный с белыми ромбами. За ним вымахал целый ряд подсолнухов, длинноногих, с крупными яркими шапками цветов. Я посеяла их густо, думала, не взойдут, но взошли все, как всегда. Это была восточная сторона участка, и утром они дружно поворачивались к солнцу.

— Какая красота! — говорили все, кто проходил мимо, и я улыбалась в ответ.

Теперь Оленька вбегала в нашу калитку, спокойно открывала щеколду:

— Здравствуйте! Я пришла вам помогать. Что вы сегодня делаете, гору?

— Сегодня я должна прорывать морковку.

— И я буду с вами прорывать морковку. Ту, что не нужна, можно есть? Я у дедушки, когда мне хотелось морковки, прорывала её, а когда хотелось клубники, полола клубнику, — делилась она своим нехитрым опытом.

— Оленька, папа обижается, что ты помогаешь мне, а не ему. Иди к себе, хорошо?

— Я что-то сделала не так, вы сердитесь на меня? Почему вы не хотите, чтобы я вам помогала?

— Я просто не хочу, чтобы твой папа обижался на тебя, и на меня тоже.

И она уходила, опустив светлую головку. У калитки оборачивалась:

— Только гору не лепите без меня, хорошо?

А я освоила весь огородный ассортимент средней полосы. Наверно, не было культуры, которую я не возделывала.

— Твоя работа не имеет никакого экономического значения, всё это можно купить за копейки. Чего только ты не сажаешь!

— Конечно, только твоя работа имеет смысл.

Как я умудрялась всё это выращивать на клочках земли, буквально по метру отвоёванной у болота!

Но мы дошли уже до твёрдой земли справа, островка в полсотки, которую немедленно засадили картошкой, а между её кустами я посадила фасоль.

Я применяла все способы уплотнённой посадки — огурцы оплетали вертикальные сетки, клубника росла на пирамидах, а кабачки и тыквы — в крошечных квадратных грядках, из которых они выбрасывали плети и свободно тянули их по целине. И конечно, яблони на первой нашей горе были самых лучших сортов.

Мы засыпали болото до второй горы, но ещё два озера никак не могли одолеть. Маленькое, дальнее, почти у Первой улицы, оказалось самым коварным, на его дне били родники.

Витя бросил клич, и в это озеро с окрестных участков понесли старое железо. Всё это сваливалось целыми тачками в чёрную глубину озера. Наконец железо стало выступать над водой, и Витя сыпал в него грунт тачку за тачкой, ждал, пока он осядет, и сыпал снова.

Оставалось одолеть сотки две болота и сегмент озера, который доходил до середины нашего участка. Вторая его половина была у Содомова.

Болото осушать было ещё сложней, чем озеро. Витя снимал верхний слой торфа и выстраивал «слоёный пирог» — сначала глину, потом песок, потом торф. И так на каждом квадратном метре. Грядки были высокие, насыпные.

Но я не могла себе представить, что можно засыпать большое озеро. А Витя прилаживался, сбрасывал по тачке по краям от дорожки. И озеро послушно отступало, сдавало свои позиции буквально по сантиметрам.

— Витя, ты не справишься с ним, пусть останется вода!

— Это не вода, это болото. Оно будет гнить со всеми прелестями этого процесса. И ещё мне очень хочется отгородиться от Содомова.

И вдруг позвонила Лена:

— С Иваном беда!

Такое отчаяние было в её голосе, что я подумала самое худшее.

— Что случилось?! Он жив?

— Жив, только в больнице. Осколок металла попал в глаз на работе.

Он лежит больше месяца, врачи пытаются спасти глаз. Лена по очереди со своей мамой дежурят у него в палате, я приношу какую-то еду. Витя просто сидит часами рядом. Он постарел лет на десять за это время.

Глаз всё же пришлось удалить.

Лена приехала к нам как-то вечером, когда дело уже шло к выписке. Она давно стала мне близким человеком, была тонкой, начитанной, умненькой.

— Поговорите с ним, тётя Света! Я не знаю, что делать… Он уходит из семьи!

— Не может быть! Всё же было хорошо?

— Не всё было хорошо, но я терпела. И женщины были у него, наверно. Часто возвращался Бог знает когда. Но чтоб уйти — этого не было. А тут эта врачиха, тихоня… Поговорите с ним, он вас послушает. Как я буду одна с Валюшкой?!

Он думал, я не знаю, что дело в другой женщине.

— Я не понимаю, чего она от меня хочет. То мало зарабатываю, то поздно прихожу, крик в доме постоянный!

Молодая врачиха говорила тихим проникновенным голосом…

Той зимой я покупала семена уже не у бабок, а в магазинах. Я чувствовала себя там, как модницы в бутиках дорогой одежды или у ювелиров. Набирала по сорок сортов помидоров, по десять-пятнадцать огурцов, какой только не брала капусты! Не гналась за красивыми картинками, даже астры покупала в белых дешёвых пакетиках. Правда, заранее выбирала по картинкам сорта — всех цветов и оттенков.

Количество рассады росло в геометрической прогрессии. Землю и песок мы привезли с дачи осенью, но стаканчики…

Покупаю торфяные, разовые, но они большие, уходит много земли. Самые удобные — от чая или кофе, что продают в ларьках, или от мороженого.

Витя выходит из себя, когда я собираю их в урнах. Все его тирады по этому поводу отскакивают от меня, как горох, потому что рассаду пора пикировать.

Захожу в «Макдональдс», где так ни разу и не стала покупателем. Собираю в сумку, когда успеваю раньше мальчиков и девочек в фирменной красивой форме, такие же красивые картонные стаканчики. Смущённо объясняю, что мне нужны только стаканчики для рассады. Я долго не знала, что их можно купить на рынках!

И вот уже Витя устанавливает на лоджии доски на подпорках, и я выставляю часть рассады на апрельское солнышко. Я сеяла с расчётом, что часть семян не взойдёт, но взошли все, абсолютно!

У мамы я тоже заняла все подоконники и стол придвинула к окну и заставила своими стаканчиками. На маминой лоджии мы поставили полиэтиленовый мешок, сделали в нём прорези и воткнули семена огурцов, как советовало всё то же «Приусадебное хозяйство». Я выслушала о себе много интересного, пока мы везли этот мешок, похожий на зелёного ежа, на дачу. Но огурцов в том году было несметное количество.

Мы могли что-то перевозить на дачу, только когда у Олега было время.

Я так мечтала о своей машине! Когда я ехала в троллейбусе, я загадывала, какого она будет цвета — такого, как третья, что пройдёт мимо, или пятая. Цвет каждый раз был другой. Марка могла быть только одна — «Жигули».

И наконец пришло письмо: получите машину на Варшавском шоссе, ваш номер такой-то.

Это была первая машина в моей жизни. В мечтах она рисовалась мне вишнёвой «четвёркой». Наверно, я слишком сильно этого хотела, чтобы исполнилось, так не бывает. Я сказала продавцу, что очень-очень хочу красную.

— Есть одна на складе, но она не укомплектована.

— Как это?

— Нет приборов, часов, датчиков.

Любой бы понял, что надо заплатить какую-то сумму за радость обладания заветным чудом. Я не поняла.

Когда мы выезжали на своей кремовой машине — это был основной цвет в городе, — когда мы выезжали на ней, на две машины позади шла вишнёвая…

Я долго не могла привыкнуть к этому счастью, к совершенно другому качеству жизни. Витя водил машину классически. Чувствовал дорогу, обладал мгновенной реакцией.

И теперь мы могли отвозить рассаду на участок по частям, иначе мне совершенно некуда было ставить очередную порцию. Астры, салат, капусту я посадила в теплицу, посеяла редис и зелень и лук на выгонку и на перо.

И приехали, наконец, помидоры. Их было в три раза больше, чем я могла поместить в теплицах и на двух грядках, отведённых для них в открытом грунте.

— Отдай лишнее Содомову!

Он появился тут же, вся наша жизнь была у них на виду. И на слуху тоже. Он стоял над моей рассадой и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Витя, я же для себя отберу лучшую. Ему достанется, что послабее, в его условиях она не даст хорошего урожая, и мы будем виноваты!

— Как это, лучшую — себе? — возмутился он.

Мы с Витей дружно рассмеялись.

— Пусть растут у нас, посадим гуще. Есть разные способы, — поясняла я растерянно моргавшему Содомову, — можно посадить редко и формировать в три-четыре ствола, а можно погуще, формировать в один-два, зато опробовать больше сортов. У меня в этом году их около сорока.

Он повернулся и ушёл, а помидоры долго росли у меня по краям картофельного поля, пока Витя сооружал временную тепличку и ещё одну грядку.

Три грядки белокочанной капусты, три — огурцов, фасоль среди картошки, кабачки, перец… Всё свободное место в тени занимал салат, мы раздавали рассаду его и Даше, и Жене, и Архитектору, и астры тоже, но всё равно до двадцатого июня у меня шли посадки. Я потом сокращала это срок год от года.

Дольше всего я сажала астры. Они заняли всё место, не занятое водой, болотом и овощами. Когда они расцвели, это было что-то невероятное, море изумительных, сочных цветов и оттенков, сплошной ковёр, — я не соблюдала канонизированных расстояний между ними, у меня не было пространства для такого множества рассады!

И оказалось, что я предвосхитила современный дизайн! Сейчас тоже сажают цветы на малом расстоянии друг от друга, чтобы создавать сплошные цветовые мазки.

В то лето у нас было особенно трудно с деньгами. Витя опять начал свою карьеру с нуля, с мастера по ремонту телевизоров — после должности начальника отдела головного оборонного института, серьёзных разработок, семнадцати лет полигонов в прошлой жизни, до меня. Судьба иногда выдаёт подобные зигзаги.

Про мои заработки вообще говорить не приходилось. Последние большие деньги, которые я получила, был гонорар за книжку стихов. Он был неожиданно внушительным, заказ по стране потянул на двойной тираж.

Денег хватило как раз на машину, тютелька в тютельку, с охранной системой, какими-то закрылками и ковриками. Слава Богу, занимать не пришлось.

Но уже в середине лета наступил самый настоящий кризис. Я всё поглядывала на женщин, что продавали цветы у метро. Мои астры были куда роскошней!

— Витя, я хочу попробовать продать астры.

— Ты с ума сошла! Лучше я пойду разгружать вагоны.

— Это ничуть не лучше. Я только попробую. Если мне будет тяжело, физически или морально…

— Нет, — сказал Витя и уехал на работу. А я взяла ведёрко и поехала за астрами.

Ему давно следовало понять: если я что-то решила, меня не остановить. Хотя любимым моим ответом всегда было:

— Как скажешь!

Я резала астры и ставила в воду, я налила её в ведро на треть. Долго выбирала очередную жертву, чтобы не нарушать цветовую гамму. Оставшиеся смыкали свои ряды, прислоняли головку к головке, и цветной ковёр не редел.

Они оказались стойкими, не привяли, пока я несла их в ведре, потом везла в автобусе, электричке, метро. Я всё продумала по дороге: у своей станции метро стоять нельзя, могут увидеть соседи. Остановилась у последней станции своей линии.

Все, ну все проходили мимо моих прекрасных цветов. У соседок, что продавали розы и гладиолусы, тоже никто не останавливался, на верно, людям было не до цветов. А я ведь просила недорого, всего по пятьдесят копеек за штуку.

Но вот одна девушка долго подбирала цвета, благо было из чего выбирать, и взяла три штуки. И какая-то бабушка выбрала четыре.

— Я на кладбище. Когда еду, всегда в городе покупаю, возле кладбища дорого, вообще они цены не сложат. Возьму тёмненькие, вот, фиолетовые и бордовые. Спасибо, детка!

Я взбодрилась! За какие-то полчаса — три рубля пятьдесят копеек! И тут подошёл мужчина и стал вынимать мелочь из всех карманов. Не много там было, всего четыре рубля с копейками.

— Выбирайте! — радостно предложила я ему.

— Вам не надо здесь стоять. Если бы у меня были деньги, я бы всё у вас купил, только бы вы здесь не стояли. Вам не надо продавать цветы!

— Муж говорит то же самое, — сообщила я ему.

Больше у меня цветов никто не покупал. Все проходили мимо, будто заговорили меня. Я уже и место меняла…

— Да не переживай, — сказала бойкая женщина с гладиолусами, — сейчас пойдёт народ с работы, всё расхватают, ты же не загоняешь цену.

— Мне надо вернуться домой раньше мужа.

Когда пришёл Витя, вся квартира была в цветах, и у мамы тоже. Я не хотела ему рассказывать, что продавала цветы. Но я никогда не обманывала его и даже не пыталась что-то утаивать.

Он только головой крутил, когда я рассказывала, как никто не покупал у меня астры, как мужчина выворачивал карманы, чтобы я не стояла у метро…

Наше советское воспитание — жить скромно, делать что-то полезное; торговля — табу! Будто мы, как дворяне в старину, должны презирать купцов!

Странно, через несколько лет он спокойно позволял мне продавать книги от издательства и помогал даже!

Но тогда он сказал тоном, не допускающим возражения, какого ещё не было в нашем доме:

— Я тебя очень прошу, слышишь, о-о-чень, — чтобы этого больше не было. Иначе я и вправду пойду разгружать вагоны по ночам. И ты меня не остановишь.

— Как скажешь, — ответила я покорно.

И этого больше не было.

Олегу вдруг перестала нравиться работа в его прекрасном институте океанологии!

— Ты же объездил полмира, я и мечтать не могу о каких-нибудь Магеллановых островах, а ты видел их собственными глазами!

— На любые острова можно прилететь самолётом, отдохнуть и прилететь обратно.

Замашки у него были не по нашим деньгам. Он понимал это, пытался сам зарабатывать. Возил пассажиров на старой отцовской машине, сколотил бригаду ребят — на тросах мыть окна в высотках, красить фасады. Как-то, когда отца не было поблизости, пожаловался:

— Знаете, как страшно спрыгивать с крыши на тросе! Я полчаса собираюсь с духом…

И я просто кожей почувствовала этот его страх.

Он кончил самый лучший институт, защитил диплом! В последний день перед защитой, в воскресенье, я искала машинистку, ночью чертила рисунки, и он защитился! Я была счастлива.

— Слава Богу, ты стал на ноги. Теперь я буду только волноваться, на ком ты женишься.

— Почему вы не доверяете моему вкусу!

— Ты бы привёл девочку, с которой встречаешься. Ты же встречаешься с кем-нибудь?

— Тётя Света, не переживайте, я не монах. Но я не собираюсь приводить к вам в дом кого попало. Иван привёл невесту? Вот и я приведу невесту.

И вдруг он объявляет, что не хочет возиться с железками.

— Если бы я рос рядом с вами с детства, я стал бы гуманитарием.

— Так. Определись, пожалуйста, чего ты хочешь. Нужно снова поступать в институт.

— Я хочу быть режиссёром.

Час от часу не легче, подумала я, но сказала только:

— Хорошо, но ты узнавал, где на них учат, как туда поступать, что сдавать? Наверно, снова нужен репетитор! И не откладывай, год терять обидно.

— Я устроился в театр администратором. Они обещают послать меня на режиссёрские курсы.

Были мы с отцом в этом молодёжном театре. Классическую пьесу они довели до абсурда, рекламный листок безграмотный…

В океанологии работали настоящие мужики. Они сказали:

— Иди, Олег, попробуй себя, не получится — возвращайся, увольнять пока не будем.

В театре он быстро разочаровался. И в институт не вернулся.

Мы сидим с ним на кухне. Я не знаю, что делать, ругать — бесполезно, да какое я право имею!

— Знаешь, Олежка, ты уже большой, это твоя жизнь. Трудно будет — приходи, накормить я тебя всегда накормлю. И деньгами поделимся, если надо будет.

Он ушёл. На мои звонки отвечал, что у него всё в порядке. Но не показывался к нам, долго не показывался. А потом организовал фирму со своим сокурсником и довольно быстро действительно стал на ноги!

И вдруг — звонок:

— Тётя Света, можно я приду сегодня? Только не один, с девушкой. Часов в семь можно?

— Конечно, Олежка, мы вас ждём!

В семь часов у меня был накрыт стол, фирменные булочки с корицей остывали под полотенцем. И Витя — при параде, в галстуке, который терпеть не мог.

Девочку звали Таня. Была она милая, чёрненькая, скромная.

— Я не ожидал, что вы нас так примете…

— Как же иначе, Олежка, ты ведь привёл невесту!

А у него уже были деньги доплатить Ивану за обмен — Олег отдал ему свою однокомнатную квартиру, а сам получил родительскую. Не маленькая, наверно, была доплата, Иван на неё дачу купил с домом.

И свадьба была с размахом, конная прогулка, обед в ресторане.

— Я женюсь один раз, не то что вы все — то женитесь, то разводитесь!

Это относилось и к отцу, и к Ивану, и к Диме, их дядьке, младшему брату их мамы, он скорее годился им в братья.

На свадьбе у Олега я познакомилась с новой женой Ивана, Ингой. Она была по-светски сдержанна, так не похожа на простую и открытую Лену…

А лето катилось неспешно. У Содомовых маленький внук. Его и раньше иногда привозили на дачу — он в машине, коляска на крыше. В прошлом году я слышала, как Августа зовёт, даже чаще, чем Эдика:

— Славик, Славунчик, Славушка!

Наверно, он уже начинал ходить. Я его не видела, я же не заглядывала через забор! Но в том году он уже разговаривал вполне членораздельно. И я слышала, как он вполне членораздельно предложил деду:

— Давай построим крепость, башню такую, чтобы я видел всё, а меня никто не видел.

— Наблюдательный пункт, — уточнил дед.

Наблюдать они собирались за нами, дед и так не отходил от забора. Я полола свои грядки и переживала. Он же интеллигентный человек! Он должен был сказать, это не зоопарк, за людьми не наблюдают, это некрасиво и невоспитанно!

Крепость не крепость, но вполне удобный шалаш вырос у нашей границы за озером.

— Витя, что же это такое! Я и так не могу раздеться до купальника, это ты ходишь в плавках.

— И ты можешь ходить в купальнике, пусть сравнивает со своей Августой и облизывается!

— Да, особенно внук! Не жди, пока засыплешь озеро, на это годы уйдут, поставь штакетник хотя бы от улицы до воды.

— Легко! — сказал Витя и опять переключился на забор. Он всё делал легко и красиво.

Но штакетник был ниже человеческого роста. Содомов продолжал торчать возле него, с интересом наблюдая за всем, что мы делаем. При этом он не стеснялся отпускать замечания и задавать вопросы. Свой наблюдательный пункт они просто подняли повыше.

Глава 4

— Неужели ты так любишь Светку, что делаешь это для неё?

Женя

У других наших соседей стройка шла полным ходом на вполне промышленном уровне. Уже была готова яма под фундамент у нашего забора. Когда я в неё заглянула, мне стало страшно.

Края ямы были из серой глины с прожилками железа, потом почва плавно переходила в торф, и уже на торфе росла старая берёза, высоченная, в три обхвата. Она стояла у самой границы с нашим участком на линии фундамента. Яма кончалась у самого ствола, три четверти корневища были вырублены, как говорят технари, заподлицо.

— Она же упадёт, — сказала я Архитектору, — и смотрите, упадёт прямо на наш дом! Вы же ей подрубили корни, спилите её!

— Мы поставим фундамент и снова засыплем эту яму. Не переживайте, никуда эта берёза не денется!

Приехал кран и установил в подготовленную яму блоки и перекрытия. Но их за объездной дорогой оставалось ещё несметное количество. Наверно, поэтому начали срочно копать яму под дом.

Там тоже была плотная глина, а по проекту надо было не просто выкопать яму, под зданием располагался цокольный этаж.

— Такая хорошая глина, — сокрушался Витя.

Наверно, Архитектор услышал этот крик души, наша жизнь была как на ладошке со всех сторон.

— Витя, я могу снять одну секцию забора. Берите глину, только сами копайте. Мне — цокольный этаж, вам — глина. Идёт?

— Идёт! — обрадовался Витя. Ему перепало немного и из первого фундамента, но там копали рабочие, насыпали серую глину в тачку, и Витя отвозил её в наше бездонное озеро. Сыпал по десять тачек в одно место, и вся эта глина оставалась под водой. На покупку грунта у нас тем летом не было денег.

Витя бросил наш дом и всерьёз взялся за архитекторский. Я не могла смотреть, как он ломом отбивает огромные куски глины.

— Это же каторжная работа, пусть лучше останется вода!

— Нет, надо использовать эту возможность. Поставят фундамент, перекрытия, и мы никогда не сможем засыпать озеро.

Содомов, конечно, не мог пропустить такого события. Он сбегал посмотрел, откуда Витя берёт глину. Долго ходил с шестом и мерил воду на своём и зачем-то на нашем участке.

А Витя сыпал и сыпал глину в одно и то же место, пока она не выступала из воды. Потом переходил на другой участок и возвращался, когда она оседала. По краям озера вырастала суша. Сначала она была мокрая, но через пару дней становилась влажной, потом сухой. Вода отступала медленно, но верно, метр за метром.

Пришла Варя, неодобрительно посмотрела на новорождённую сушу:

— Это сколько у вас получается дополнительной земли!

Потом она долго в чём-то убеждала Архитектора. А Витя в это время откалывал глыбу за глыбой, и в будущем цокольном этаже росло свободное пространство.

Может быть, поэтому не последовало никаких новых распоряжений.

Содомов не мог спокойно смотреть, как суша на нашем участке поднимается из воды.

— Как у вас это быстро получается! Кто бы мог подумать!

— Там глины — не мерено. Возите, засыпайте свою часть.

— Мне придётся дальше возить.

— Я вам освобожу проезд через наш участок.

Я слышала, как Августа говорила ему:

— Всё уйдёт под воду, вот увидишь. Посмотрим, что у них получится.

И Витя один долбил глину в будущих апартаментах Архитектора.

Как-то раз я увидела издали, как Женя остановилась возле него, когда он сбрасывал в воду очередную серую глыбу.

— Витя, неужели ты так любишь Светку, что делаешь это для неё?

Я невольно остановилась. Что ответит Витя? Он и мне-то не очень объяснялся в любви, правда, мне и не требовались объяснения! Но кому-то рассказывать, как он меня любит…

Он и не подумал рассказывать. Постоял посмотрел на неё, вытер лоб и снова взялся за тачку.

Цокольный этаж в один год переместился в озеро. Почва дошла до границы и, конечно, по законам физики почти до поверхности заполнила и полосу содомовской части озера.

Потом ему двух больших самосвалов хватило, чтобы отсыпать дорожку в метр шириной для забора.

Лето шло к закату. Отошла клубника, её было великое множество и на грядках, и на горах. Я заняла деньги, и мы купили по объявлению с грузовика, прямо на улице, маленький морозильник «Саратов».

Тем летом мы наелись клубники досыта и заполнили морозильник. Зимой я случайно продала оптом всю её, мороженую, и отдала долг.

В общем, участок исправно кормил нас всё лето, и осень, и часть зимы. Но иногда, летом ещё, мы выкапывали и один куст картошки, и второй, и только в третьем или четвёртом оказывались крупные клубни.

— Кто-то помогает нам, подкапывает кусты.

Витя не верил в злоумышленников.

— Не выдумывай, мыши, наверно, или медведка.

— Мыши, как же, выбирают крупные! И только человек не оставляет следов.

Огурцов было всегда много, на тёплых грядках они росли просто на глазах. А вот помидоры в открытом грунте были как заговорённые.

Зелёных была масса, висели нарядными кистями, но даже ни намёка на созревание. Я только ставила колышки и подпорки, чтобы урожай не поломал кусты.

А в теплицах они созревали быстро.

— Не нужно сажать в открытом грунте, не вызревают они!

— Ничего, соберём зелёные, дозреют потом. А что не дозреет — посолим в бачке на лоджии, очень будет вкусно, вот увидишь.

На двух больших грядках подрастала капуста. Возни с ней хватало, она, как царевна, требовала повышенного внимания — полива, подкормки, защиты от бабочек. Я по своему южному опыту ставила для бабочек розетки с квасом, чтобы они не успевали откладывать яйца в моей капусте.

Они гибли десятками, но природа не терпит пустоты — находились особи, у которых инстинкт продолжения рода оказывался сильнее. Я едва успевала вручную собирать народившихся гусениц. Куда девалась моя врождённая аристократическая брезгливость!

Но как я испугалась, когда увидела какое-то ползущее чудище с выпуклыми глазами!

— А-а-а! Витя!

Он прибежал с лопатой:

— Что, змея? Где? Не бойся, это всего-навсего медведка.

Я содрогнулась, когда он отрубил ей лопатой голову, и долго не могла прийти в себя.

Но однажды исчезла вся капуста с грядок. Ещё в прошлые выходные она белела большущими вилками, их было больше сотни, и вдруг не осталось ни одного, даже самого маленького!

Я позвала сторожей. Пришли двое упитанных парней, потоптались и молча выслушали всё, что я могла сказать.

— Что, милицию вызывать?

— А что милиция!

— Но это же не один вилок, надо было машину подгонять, уносить мешками!

Рядом на грядке зеленели помидоры. Витя открыл защёлку на теплице. И вдруг один из сторожей изумился:

— Оказывается, у вас ещё есть помидоры, да сколько спелых!

— Уходите, а то я и вправду милицию привезу!

— И уйдём! Нашли из-за чего шум поднимать, невидаль — капуста!

Я никак не могла успокоиться. А Витя был в своём репертуаре:

— Забудь. Я тебе с рынка привезу, сколько захочешь. Я же говорил, не затевай такой неподъёмный огород!

Я легко знакомилась с самыми разными людьми, мама называла это патологической общительностью.

Однажды зимой, в Москве, мы с Витей долго ждали автобус на остановке. Там была ещё только одна женщина, всего одна! За время ожидания мы с ней рассказали друг другу всю свою жизнь.

Витя отходил от нас, возвращался снова, но я не придавала этому значения. Зато дома он выдал мне по полной программе:

— Как ты можешь разговаривать с незнакомыми людьми!

— Но они сами со мной заговаривают…

— Почему со мной не заговаривают? У тебя такое выражение лица, что с тобой может заговорить любой человек, мужчина или женщина, трезвый или под градусом! И отвечаешь любому!

С Володей мы познакомилась в автобусе. Сначала он качался рядом со мной, и на поворотах нас кидало друг к другу. Потом освободилось место, и он наклонялся надо мной с высоты своего роста. Я не помню, в какой именно момент мы узнали, как зовут друг друга.

Он должен был выйти раньше и ещё за две-три остановки начал объяснять, как найти его участок, как будто само собой разумелось, что я приеду к нему.

— Вот дорога, видите? Вот поворот, водонапорная башня. Найдёте?

— Найду!

Конечно, я всё рассказала Вите. Он не рассердился почему-то и спокойно завернул к нему по дороге.

Это были старые участки, называть их дачами как-то не хотелось. Дома были победнее писательских — наверно, народ был проще. А может, строились, когда было множество ограничений — дом не больше, чем позволено, всё типовое, стандартное…

Я помню это по Ростову. У нас ещё и печки были запрещены! Наверху боялись, наверно, что мы превратимся в частных собственников и не захотим в их светлое будущее!

Здесь не было такого болота, как у нас, и прямо за забором росли прекрасные огромные деревья, и яблоки зеленели на них, почти закрывая листву.

Пожилая женщина сняла огромные розовые перчатки:

— Заходите, да заходите же! Володя, гости у нас!

Володя, наверно, думал, что я приеду одна, но заминка была секундная. И вот он уже водит нас по своему саду. Чистота, красивые дорожки…

— Это пион, очень красивый, жалко, отцвёл. Но сейчас его можно сажать, самое время. Аня, неси лопату! А крокусы у вас есть? Как же так, без крокусов — сад не сад!

— Володя, остановитесь!

— И тюльпаны у нас — чудо, посадите в сентябре, и весной будет такая красота! А это мускари, синенькие, их можно сейчас посадить вдоль дорожки.

— Ну разве так можно! Я просто боюсь что-то похвалить, вы тут же бросаетесь выкапывать!

— Погодите, я вам ещё пару слив откопаю. Сливы у вас есть? Хорошие?

— Мы не знаем, у нас ещё не цвели деревья. Третий год сидят войлочные, и ни одного цветка.

— Войлочные? Это что-то новенькое. В каком питомнике брали?

— На рынке мы их брали, на Черёмушкинском.

— Тогда понятно. Я вам сейчас выкопаю парочку войлочных вишен.

— У нас есть, спасибо, весной посадили. Приезжайте к нам, я вам усов клубничных дам, у вас клубники мало, а у нас отличная! Знаете писательские дачи?

— А как же! Мы к вам столько лет за брусникой ходили, там было Змеиное болото.

— Правда? Юморист какой-то отдал Змеиное болото писателям! Наш участок 1-Ю-5, но лучше с объездной дороги, сразу после автобусной площадки зелёный забор с белыми ромбами и подсолнухи!

Уезжаем с открытым багажником, из него торчат молодые сливы, кустики какой-то необыкновенной смородины и цветы, цветы…

С тех пор и от меня гости всегда уходили и уезжали с подарками.

Володя с Аней приехали в следующие выходные. Мы с ней ходили по моему огороду, и она повторяла растерянно:

— Это сколько же вам приходится тратить сил! Это зачем же загонять людей в такое гиблое болото!

— Сейчас что! Вы бы посмотрели, когда мы только приехали сюда. Витя с палкой только мог пройти по участку.

А Витя показывает Володе дом. Они деловито ходят вокруг, трогают балки, залезли на второй этаж. И я жду их внизу под нашей самодельной лестницей.

— Вам надо сделать хотя бы чёрный пол и потолок на веранде и во второй комнате, войдёте в осень — не натопите. Печку пробовали уже?

— Нет, Доцент — мастер, что клал её, — сказал, пусть отстоится. Но вот-вот попробуем. Володя, как вы вообще находите дом? Витя ведь не строитель.

— Ну да, не строитель! Какую домину отгрохал! Если бы ещё собирал типовой, а тут всё перестраивать пришлось.

— Были бы материалы нормальные, а то одни отходы. И участок отбирает почти всё время, сейчас у нас идёт глина дармовая…

— Ничего себе, дармовая! Покажи свою шахту.

Они стоят у края выработки, и Володя крутит головой:

— Да, не позавидуешь. Я бы никогда на такой участок не позарился.

— У нас не было выбора. Но хочется поскорее пожить в нормальных условиях. Хоть бы одного помощника Витя взял!

— Строители стоят дорого и требуют качественных материалов.

— Это понятно, — сказал Володя, — но у меня есть знакомый старичок, я поговорю с ним. Возьмёт недорого, только покормите его, и поживёт у вас, пока будет работать, чтобы не ездить туда-сюда.

Я наварила огромную кастрюлю борща, мы захватили из дома постельное бельё и одеяло.

Старичок был тщедушный, подвижной, суетливый. Мой борщ пришёлся ему по вкусу.

— Вы умеете работать с электроинструментом? — спросил Витя.

— Нет, что вы! Я вообще боюсь его, электричества. Вот обычный инструмент — какой хочешь. Хоть топор, хоть пила, хоть рубанок.

— Ладно. Вот обзол, нашейте чёрный потолок на веранде.

— Это что, это же просто!

Я измеряла ему расстояние от балки до балки, он отпиливал и прибивал. Но как только я ушла заниматься своими делами, идиллия кончилась. Он стал замерять сам, слезал со стремянки, быстро-быстро отпиливал доску, снова забирался на стремянку. Доска не подходила, она была длинней или — чаще — короче.

Витя возмутился на третьей-четвёртой доске, но почему-то пришёл ко мне:

— Прогони его, он мне весь материал переведёт!

Старичок пробыл у нас два дня. Я не помню, что он ещё делал. Съел борщ, каждые полчаса просил:

— Хозяюшка, чайку не поставишь?

Я всё бросала и накрывала чай, мне было его очень жалко. В конце второго дня я отдала ему деньги и сказала:

— Простите, но хозяин сказал, что он это сделает сам.

— Понятно, что ж. Он хозяин!

И снова наступил мой день рождения. На этот раз мы позвали столько друзей, что комната их не вместила, мы накрыли столы на улице.

Олег приехал с Таней, и я представила её гостям:

— Знакомьтесь, наша новая невестка. Она будет у нас всегда. Олег сказал, что женится один раз и навсегда.

— Ты так сказал? — удивилась Таня.

— Да. Только не расслабляйся.

Иван привёз Ингу. И она, и Таня, как сговорились, были в белых брючках, белоснежных блузках, и косметика, и свежий маникюр…

Куда мне, я еле руки привела в порядок, загар был не мягкий, курортный, а деревенский, густой.

Иван приехал в первый раз с тех пор, как помогал отцу с Олегом складывать щиты. Он обошёл дом, поглядел, но ничего не сказал. Потом посмотрел на участок:

— Я бы всё это сровнял с землёй, все эти горы и грядки, и посеял траву.

— Хорошо, что это от тебя не зависит, — сказала я. Ни разу не приехал помочь, и туда же!

— Олежка, ты стал редко приезжать.

— Я не могу смотреть, как вы вкалываете, и ничего не делать. А работать на земле я не люблю.

— Приезжай, я буду устраивать выходной!

А самая давняя моя подруга хваталась за голову:

— Вам не страшно ходить? Земля дышит под ногами! И горы в человеческий рост! Витя, как ты насыпал такие горы?

— Там огромные корни в основе.

— Но как ты их перетаскивал?

— Нормально, ломом.

На столе в основном были дары нашего огорода, но мы уже смогли себе позволить и покупную закуску.

Однажды я вошла в комнату и ужаснулась:

— Витя, откуда столько дыма? Ты забыл открыть трубу?

— Нет. Просто дым не идёт в трубу, ему удобней через камин.

— Ты ещё можешь смеяться! Может, есть какая-то задвижка, что отделяет печь от камина? Или её просто забыли поставить?

— Её некуда ставить. У камина с печкой общая труба. Печку придётся переделывать. Но может, просто прогреть трубу, протопить несколько раз…

Печка стала настоящим камнем преткновения. Я была против того, чтобы её топили даже утром, тепло выветривалось до вечера, а дым — нет, и с открытыми окнами.

И снова зима. Покупаю семена, сажаю множество рассады…

Как смеялся знакомый композитор, когда я сказала ему:

— У меня проблема: надо отдать рассаду помидоров в хорошие руки…

Я приспособилась, пикировала столько рассады, сколько могла посадить, остальное — отдавала в сеянцах.

И тогда же, на зыбкой границе между зимой и весной, позвонил Виктор Павлович, которому я была обязана обладанием участка.

— Светлана, как вы себя чувствуете? Разведка донесла, что вы там творите чудеса на своём участке, справились с болотом.

— Не совсем. Да с ним и невозможно справиться до конца! Каждую весну подсыпаем грядки, а торф уходит в болото.

— Я вот что звоню. У вас грядут перевыборы, и, по агентурным сведениям, истринцы хотят выбрать своего председателя. И в правлении почти не остаётся писателей, а товарищество-то наше! У меня просьба — войдите в правление!

Я только потом узнала, что стала членом какого-то альтернативного правления. Оно пребывало в состоянии войны с другим, избранным собранием на законных основаниях. Меня на это собрание, как и всё наше правление, просто не позвали.

Мы продаём нашу кремовую красавицу. Я никак не могу с этим смириться, но Витя непреклонен — машина прослужила три года, ещё пару лет, и её просто надо будет выбросить. А сейчас есть покупатель! Мне было жалко её, как живое существо.

Оформлять продажу надо было у нотариуса, и мама попросила:

— Возьмите меня с собой. Я хочу составить завещание.

Когда мы кончили с документами, нотариус вдруг спросила у Вити:

— У вас дети есть?

— Да, двое, от первого брака.

— A y вашей жены?

— У меня нет, к сожалению.

— Виктор Александрович, я вам очень советую тоже написать завещание. Если не станет вашей жены — вы единственный наследник. А если вы уйдёте первым, сыновья будут претендовать на всё ваше имущество.

— Что вы! Мои ребята! Я им всё оставил, когда уходил, только рубашки взял. И младшему мы купили квартиру.

— Я вам очень советую. У нас тут каждый день такие драмы разыгрываются!

И Витя написал завещание. Легко! И я отнеслась к этому как-то несерьёзно: как он может уйти раньше меня, как он вообще может уйти!

Ребята, что купили у нас машину, завезли нас домой. Я погладила её по тёплому боку, и она ушла навсегда.

Новую мы покупали весной. Я опять хотела красную «четвёрку»! Её так никогда и не было у меня. И вдруг в одном из салонов я увидела чудо — «четвёрку» цвета морской волны. Я была одна и без денег.

— Она достоит до субботы?

— Может, и достоит, — ответили мне.

Она достояла!

Весна у Архитектора началась, как, впрочем, и все последующие, с откачки воды из ям у фундаментов. Вешняя вода заполняла их доверху, и маленький насос гудел с утра до вечера.

Здания не росли вверх, за лето рабочие под его руководством только успевали в очередной раз укрепить фундаменты и подновить изоляцию.

На столбе появился щиток. И в наше отсутствие на высоте человеческого роста через наш участок от него потянулся кабель к вагончику.

— С точки зрения безопасности это форменное безобразие, — сокрушался Витя.

— Почему ты не скажешь ему самому об этом?

— Тебе мало скандала с Содомовым?

Содомовых мне хватало через край. У них стоял постоянный гвалт, а значит, и у нас тоже. Ребёнок не разговаривал, а кричал. Я говорила себе, нельзя быть такой нетерпимой, он ведь маленький. Вот подрастёт…

И ещё у них появился большой попугай. Проклятая птица тоже не умолкала ни на минуту.

Иногда они кричали по очереди, но чаще — одновременно, клетку ставили на столике у забора у самого нашего дома. Чтобы не слышать этих криков, я включала радио. Это я, любитель тишины, как говорил Витя. Когда я входила в дом, первым делом нажимала на все кнопки выключения.

Тишины не было. Не было того покоя и умиротворения, о которых я мечтала, когда рвалась на природу.

И тут нас перестали хвалить. Будто по невидимому радио кто-то сказал: «Хватит!»

Мы по-прежнему продолжали работать от темна до темна. Впрочем, я оставляла на тёмную часть суток полив, подкормку, перетаскивание с места на место плетей, которые должны были лечь под оргалит.

Участок уже приобрёл свои очертания, с окружной дороги вела калитка и временные ворота на площадку для машины, они простояли до дефолта. На Первую улицу выходила калитка для Даши, Витя выкопал канаву за забором и перебросил через неё доску.

Обе калитки были всегда открыты. Проходившие мимо люди и раньше останавливались, удивлялись, как мы справляемся с такой топью, иногда просили разрешения войти.

Моя патологическая общительность вступала в свои права. Я водила их по участку, показывала свои цветы, грядки и горы.

— А здесь было озеро.

— Правда? Не может быть! — вдруг заявила очередная гостья.

— Да, с двух улиц железки свозили, мы его никак засыпать не могли, там били родники.

— Ну и не надо было засыпать родники!

— Так совсем же земли не было, здесь вода доходила до дорожки.

— Никто не дал бы вам такой большой участок. Сами захватили?

— Что вы! Комиссия правления устанавливала границы.

От следующего посетителя я узнала, что на нашем участке по плану должен быть магазин со складскими помещениями и детская площадка. А мы эту землю захватили самовольно.

— Да нет же, у меня все документы…

— Документы можно купить.

Я чуть не плакала:

— Витя, что же это делается?

— Не води в дом кого попало, устраиваешь проходной двор, как маленькая!

К сожалению, это было только начало.

Заседания нашего альтернативного правления проходили как в партизанском штабе. Шла приватизация, и оба правления готовили списки. В тех, других, не было никого из нашего правления, и не было нас с Архитектором и Содомовым, новые участки считались незаконными.

Три-четыре человека были ещё в более сложном положении, у них вообще не было документов на участки. К тому же эти участки были у водокачки, в природоохранной зоне.

На очередном заседании председатель Анна Александровна предложила:

— Давайте закрепим за ними эти участки.

— Так нельзя, — сказала я и нажила себе новых врагов. — Сначала надо нанести их на план, для этого получить соответственные разрешения. Только после этого мы имеем право…

На самом деле наше правление не имело никаких прав. У нас требовали передачи документов и печати, Анна Александровна ушла в глухую оборону.

От имени нашего правления были составлены дополнительные списки на приватизацию. Наши участки включили, но только по шесть соток.

Я отказалась от такой приватизации, я не могла позволить забрать у нас землю, буквально созданную Витиными руками, как в Сингапуре.

Конец ознакомительного фрагмента.