Нилачала. Перезагрузка

Светлана Геннадьевна Рычкова, 2017

Во второй книге кварты "Сударшана" "Нилачала. Перезагрузка" читатель узнает ещё об одном приключении главной героини кварты Дашки-Даршаны, которая живет одновременно в двух измерениях, окунется в восточный колорит, узнает о философии Гаудиа-вайшнавизма. Любители фэнтези, ценители восточной мудрости и те, кто не прочь почитать приключенческую литературу, – моя книга для вас. От автора

Гл. 1 Базар Нилачалы. Предвкушение.

Стоял раскалённый, как раскрасневшийся мангал, шкварчащий и прыскающий во все стороны счастьем жития восточный полдень. Вместе с ним в воздухе стояла великолепная золотисто-бриллиантовая пыль. Та пыль, которая бывает только в святых, отмеченных присутствием самого Господа уголках избранных Им планет. Звенела, ликовала, кружилась и колобродила на пике своей торговой активности ярмарка в благословенной всеми тремя мирами Нилачале. Было непонятно, чьи голоса в этом общем веселом гомоне преобладают: торговцев, на разные ритмические мотивы расхваливающих своей товар; или безумолчный щебет птиц в зарослях лиан и резкие выкрики павлинов, гуляющих на лугах у бесчисленных кунд; вторящих им визжащих от страха и восторга обезьян, стянувших у одного ротозея замечательную связку бананов или мычанье разомлевших от полуденного зноя сытых коров, зовущих своих зазевавшихся отпрысков… И всё это вместе почему-то при всём гомоне и весельи сливалось в один странный молитвенно-печальный мотив с каким-то, на первый взгляд, абсурдным текстом, будто растерянная гопи повторяла"Купите Кришну…Пожалуйста, я прошу Вас, купите Кришну…"Этот мотив висел в воздушной пыли, звенел в ушах жителей Нилачалы, покачивался на ветвях деревьев и нырял во влажные сердцевинки бутонов… Но каждому, даже пелёночному младенцу и неоперившемуся птенцу в Нилачале было понятно, откуда взялся этот странный мотив: всё в городе пело о Ратхаятре — празднике Колесниц и призывало его, всё таяло в предвкушении встречи с ним. «Скоро, скоро», — шелестели листья: «Ещё недолго», — перекликались взволнованные павлины…

…Камала своими маленькими проворными ручками быстро-быстро собрала в легкую, сплетенную из лианы молодого винограда, корзинку несколько мешочков для покупок; ещё быстрее проворными привычными жестами соорудила из платка на голове прочный каркас для корзины и, укомплектовав это вместительное гнездо на своей изящной головке, побежала на кипящий базар, предвкушая бойкую его атмосферу и, чего уж греха таить, купание в растревоженных взглядах Прабху. Сегодня вечером её хозяйка, Джахнави Ма, приехавшая к празднику в Нилачалу, устроит замечательный пир для своего дорогого гостя — нежного, как глаза юной лани, Гададхара Пандита, одного из самых-самых близких друзей самого Господа Чайтаньи, близкого Господу аж с детства. Поэтому нужно купить очень спелых, красивых и дорогих фруктов, которые вот-вот лопнут от распирающих их соков; самых лучших овощей, самых свежих пряных специй, а ещё влажной зелени и немного синдура для украшения пробора хозяйки. Ах, как же хотелось Камале тоже нанести на ровный пробор меж непослушных пышных завитков волос, предательски топорщащихся на милой головке, этот сладкий синдур и гордо ходить по рынку, чтобы Прабху тайно вздыхали, а юные подруги завистливо смотрели ей вслед. Но сердце Камалы не было занято. Её родители рано ушли с этой милой планеты во вселенной восьмиголового Брахмы под названием Земля. С одной из планет Земля в одной из многочисленных вселенных, с самой счастливой планеты во всех вселенных, на которой сейчас являет свои игры всемилостивейший Господь Чайтанья… И, скоропостижно уйдя, родители не смогли позаботиться о том, чтобы найти достойную пару для малютки с огромными синими глазами, сосватать её, как полагается по обычаю, чуть ли не с пелёнок, за ровесника — сына друзей, который бы подходил маленькой кокетке по показаниям ведического астрологического прогноза — джйотиша. Поэтому Камале предстояло самой найти своего суженого — по зову сердца…

Ну, на судьбу свою юная чаровница не жаловалась. Ей несказанно повезло: мало того, что хоть и бедные, но очень добрые бабушка с дедушкой вынянчили голубку, ещё и в 12 её лет Камалу в служанки взяла сама святая Джахнави Ма, юная жена зрелого великана Нитьянанды, лучшая из всех матушек во всех трёх мирах!

И вот теперь, в раскалённый полдень, 15-тилетняя стрекоза летела на базар Нилачалы, не подозревая, что летит навстречу своему единственному Прабху, данному ей в мужья на эту последнюю в материальных мирах жизнь и на счастливую вечную — на Голоке, когда она будет задушевной подружкой самой сестры Шримати Радхарани — Ананги-манджари, самой милой и бескорыстной во всех трёх мирах, а он…ну, не будем пока открывать вам все карты, милые наши читатели…

Камала отличалась редкой для Земли красотой, будто полубоги опростоволосились и послали одну из своих прекрасных небесных танцовщиц вместо высших на среднюю планету: её невысокого ростика фигурка как будто была выточена из золотисто-розового мрамора, настолько пропорционально безупречны, изящны, гибки и неуловимо грациозны были все её линии: где нужно — тонкие, но без острых углов; где нужно — пышные, но без вульгарности и топорщащегося вызова. В ней всё было настолько в меру и со вкусом, что некоторым прохожим невольно хотелось снять с алтаря своё божество и водрузить на него это юное созданье (прохожие покачивали головами, укоряя себя за такую крамольную мысль, но ещё долго не могли освободиться от впечатления). Особой редкостью для жаркого климата Бхарата-варши, где у женщин в их большинстве были густые чёрные косы, был цвет волос Камалы — золотистый, как пыль Нилачалы. Волосы были настолько пышны и непослушны, так не хотели быть одной длинны, что выбивались из тугой длинной косы, обрамляя мелкими завитками миндаль овала личика, колышась золотым ореолом над всей головкой, щекоча своими игривыми локонами протискивающихся рядом в базарной толпе.

Огромные, в пол-лица глаза Камалы казались ещё больше из-за её удивлённого, наивного и восторженного, как у её дорогого мурти Джаганнатхи, взгляда. Синие васильки зрачков искрились такой нежностью и очарованием, что тем, кто в них смотрел, хотелось утонуть в их небесной лазури. Маленький коралловый ротик с пухлыми губками, редко скрывающий мелкий жемчуг безупречного строя зубов, точёная прямая полоска тонкого носика с нервными крылышками ноздрей и отличной бессарой с капельками жемчужин, подобные крыльям чаек тонкие струны высоких смоляных бровей, — всё это бесконечно играло и резвилось на неугомонном личике. Губки готовы были ежеминутно растягиваться в улыбку, образуя игривые ямочки на щёчках, а потом сложиться в капризную гримаску; брови то удивлённо взлетали, то упрямо хмурились; Крылышки носика трепетали то от поддельного гнева, то от взрывного хохота; многочисленность выражений глаз просто невозможно описать, разве что это смог бы передать самый искусный мим…

Красоту фигурки Камалы, тонкость и мягкость линий её рук, шейки, стана, бёдер, груди, стройных ножек восхищенный поэт мог бы воспевать часами, но мы с вами, дорогие читатели, предоставим возможность нарисовать их очарование нашему воображению, облачив эти юные прелести в нежно-голубые шелка сари, перехватив стан золотым пояском, слепящим каменьями и ласкающими слух малюсенькими колокольчиками и надев на головку, запястья, в ушки и на шейку изящность дорогих украшений. Джахнави Ма баловала свою любимицу…

Пока мы с вами рассматривали юную прелестницу, резвые ножки донесли её до шумного базара. Шутливо и бойко торгуясь с продавцами, наполняя корзину благоухающей разнообразной снедью, Камала не замечала ни времени, ни страстных взглядов, жадно пожирающих её формы, — так она была увлечена процессом приобретения всего лучшего для своей дорогой Ма и ещё более дорогого гостя. Вдруг рядом раздался не терпящий возражения голос:

— Нет, эта гамчха не подойдёт — у неё очень жесткая ткань. А вы знаете, кто мой хозяин?! Это же сам Гададхара Пандит, воплощенная нежность и утончённость, разве можно такому Прабху предлагать такую деревянную ткань для омовения?!

Услыхав «Гададхара», Камала невольно резко повернула голову, корзина покачнулась, и спелые фрукты обрушились на стоящего рядом, убедительно ораторствующего и отчаянно жестикулирующего юношу. Наша прелестница доходила ростиком ровно до подреберья стройного великана. И, не успев опомниться…Дальнейшую картину Камала запомнила всю, до мелочей. Время вдруг потянулось, как в замедленной съемке, и запечатало в её памяти каждую деталь этой сцены: по обнаженному по пояс телу стройного красавца с мягкими волнами вороных кудрей потекли струи разбивающихся об юное упругое тело сочных помидоров, клубники, слив и сладкой хурмы; на длинное безупречно накрахмаленное белое дхоти щеголя полетели брызги сока разбитого арбуза… Глаза Камалы превратились в два огромных блюдца, она, забыв о приличиях, кинулась очищать пострадавшего от вкусного комфуза, но, ощутив запах разгорячённого мужского тела и нежность его податливо-упругой кожи, отпрянула, спрятав за спину руки и моментально побагровев от смущения, залепетала слова оправдания. И каково же было удивление красавицы, когда, прорезав гиканье и улюлюканье развеселившейся толпы, вместо бранных слов, она услышала настолько заливистый, добрый и радостный смех, что посмела поднять взгляд на незнакомца…

Перед ней стоял отлично сложенный юноша лет 18-20, продолжающий тщетно смахивать краски с груди и пытающийся выпутать зелень из гривы роскошных кудрей, озёра его чёрных глаз приветливо щурились, заразительный смех обнажал крепость ровного белозубия, а красивый мужественный подбородок и всё стройное и сильное тело тряслись от невозможности прервать потоки хохота:

— Вот наказал меня Кришна за то, что я на весь базар горжусь своим хозяином! — сквозь смех и выступившие от него слёзы говорил юноша: — Как Вас зовут, жестокая исполнительница Его воли? Может, Вы поможете мне как-то отмыться от моего позора? Если я приду домой в таком виде, то навряд ли обрадую хзяина, ведь нам нужно скоро идти в гости, а путь до дома моего Господина весьма далёк…

Ошалев от выпаленного скороговоркой неслыханного по наглости предложения юного Прабху и одновременно чувствуя себя виноватой и должной искупить свою вину, Камала оглядывалась по сторонам, ища поддержки у толпы. Озорные мужчины и наглые полные торговки её подначивали: «Давай, красотка! Не упускай своего шанса!», — целомудренная Камала, не выдержав позора оскорблений, горько зарыдав и забыв про корзину, развернулась и побежала наутёк по лесной тропинке к любимой кунде, чтобы пожаловаться Кришне на злую судьбу, прореветься и смыть потекшую косметику прохладой озера… чтобы снова и снова повторять в памяти эти дивные ощущения — оторопь от прикосновения к телу юноши и его манящий запах, такие новые, непонятные и будоражащие чувства…

Гл. 2 Затяжной депресняк или все крошки в постель!

«Наверное, это уже никогда не закончится — мой день сурка», — обреченно-равнодушно думала Дашка, просыпаясь в очередной раз в очередное своё деньсурковое вчетырехстенахзключенное утро: «Ну, и так можно жить. Человек же ко всему привыкает. Значит, другого я не заслужила…Так что хвост пистолетом — и впахивать»…

Все её мечты, связанные с «вступлением» в ряды ИСККОН (международного общества Сознания Кришны), развеялись в пух и прах, когда… сбылась её самая заветная мечта — в 40 с гаком Дашка выскочила замуж. Да-да, наша полнеющая пигалица с невесть какой биографией и без гроша за душой смогла-таки откопать себе мужа. Пять лет доблестного служения на поприще преданности дали свои плоды. Так что приходите девки к Кришне, служите Ему бескорыстно и до потери пульса… и вы встрянете по полной. Как Дашка.

Мало того, что уехала в местечковую дыру из почти мегаполиса, от детей, друзей и храма, так ещё и встретили её в этой дыре-приветили, на любовь ответили. Шишки посыпались отовсюду: и муж — злобный гений, и ятра — сплетники и дикари-неотесы, и с работами-карьерой в этом городе полный швах.

И окопалась Дашка, пардон, Даршана деви даси тепереча уже (инициацию наша героиня получила залпом — сама не поняла, как это произошло. Само собой, по милости и огромным авансом) в своей маленькой уютной норке — дома. Вспомнила детство золотое, когда ей из дому никуда и не хотелось. В детстве Дашка-примерная девочка готова была целыми днями напролет, не думая ни о времени, ни о перспективах играть в куклы, рисовать и читать книжки. В зомбоящике ей кроме мультиков и «В гостях у сказки» ничего не нужно было. А это по часу в день максимум. Вариантов же игр и чтения было море: можно пошить одежки пупсам, слепить им из глины или пластилина мебель. Потом заняться бумажными куколками: рисовать им роскошные наряды на все случаи жизни, делать из тетрадок толстые гардеробы и подписывать «ящички»: пальто, летние платья, комбинезоны… Потом взять толстенную книгу сказок Афанасьева или сказки народов мира и унестись в дивную реальность или долго-долго разглядывать картинки в детской энциклопедии искусств… Проголодавшись, закинуть в себя любимый молочный суп из термоса, оставленного мамой. Счастливейшее ж время! И Дашка начала вспоминать его и заново воплощать в жизнь….

Нет, не так. Надо ещё кое о чем здесь рассказать вам, дорогие читатели, для полной картины. Сначала Дашка ж пыталась в этом забытом Богом месте — в тамагунном городке — произвести революцию, нас же ждут великие дела, так и местечко надо встряхнуть! Как-то: разоблачить преступления мужа и его друга, коих совершено в отношении некоторых личностей превеликое множество, дойти с этим разоблачением до начальственной верхушки российского джибиси, и тд и тп. Но Гуру-Махарадж так настучал Даршане по шапке, что ей надолго расхотелось воевать с кем бы то ни было. Наконец, путем превеликих крюков и ломов, дамой пылкой, но и вполне разумной было понято: все наши беды — внутри нас. Только изменив себя мы можем изменить ситуацию вокруг, наоборот — не выйдет, хоть ты трижды благословлена Нараяной на великие дела…

Ну и волшебным образом друг мужа всё чаще и чаще начал уезжать в длительные командировки из города, вследствие чего катастрофическое события в местечке поуменьшились. Муж всё реже стал проявлять свои тиранические наклонности, потому как Дашка догадалась об одной наимудрейшей схеме: не дергай его, не доставай разоблачениями и замечаниями — и он успокоится.

Вот после таких трехлетней протяженности революций и войн наступил только этот тихий домашний мир с возвращением Дашки в детство. Мир, конечно, относительный, потому как лености и наглости у мужа таки не поубавилось: крошки в постели всегда наличествовали из-за любви сибарита ко вкушению на диване. Дашке приходилось волочь на себе всё домашнее хозяйство, да ещё и горбатиться на родителей мужа в их саду. У детей в их мегаполисе тоже было всё далеко не гладко, что прибавляло Дашке седых волос. Но таки затяжной депресняк медленно, но неизбежно таял, обретались некие внутренние смыслы даже в такой вот одиночнокамерной жизни, несмотря на крошки в постели…

И однажды, когда тетушка, окопавшись в своем мирке, вылизав до возможного тщания уютную маленькую квартирку и присев посмотреть милую сердцу классику (экранизация «Бесов» Достоевского, пожалуй, подойдет), поднесла ко рту кусочек свежей булочки с маком…в инет к ней постучалась некая странная личность…

Глава 3. Ничто не слишком, или одно утро перфекциониста

Согласитесь, это все таки приятно — родиться совершенным. Встать утром, случайно увидеть свое отражение в начищенном до блеска полу и… забыть про все на свете. Джаганнатха дас часто вспоминал об этой лиле Кришны — как тот влюбился в свое отражение, не веря, что облик, отраженный в зеркале пола — его собственный. То, что при этом Кришна думал, что хочет насладиться зрелищем Своей красоты так, как им наслаждается Радха, Джаганнатх упустил. Ему многое позволено упустить, ведь он в духовном мире — сама Радха, само совершенство.

В этом Джаганнатха уверяли ещё с пеленок. Его нежная, почти женская красота — тонкие, плывущие, неуловимые линии губ, бровей, абрис всего стройного гибкого тела, красота движений не оставляли в том сомнений. Пожалуй, в его облике не было четкости, законченности — казалось, что творец оставил своё произведение на полпути, чего-то не договорив, не домыслив, упустив некую деталь. Но Джаганнатха и это не смущало. Пусть его многочисленные воздыхатели дорисуют сами для себя его наипрелестнейший портрет…

К тому же, Джаганнатх дас был прекрасным поэтом, и он это прекрасно знал. Он знал, что его поэтическим изложением «Шримад Бхагаватам» восторгаются все без исключения, и будут восторгаться ещё века и века. Творения Радхарани ведь безупречны!

Несмотря на то, что всё красавцу Джаганнатху давалось легко, он ещё и прилагал к исполнению задуманного максимум усилий — во всем хотел быть безупречен. И, играючи, великий Джаганнатх оттачивал поэтические образы, явившиеся ему из духовного мира, нашептанные самой Радхрани, то есть им самим.

В это утро Джаганнатх, приведя в порядок свое божественное тело, решил, что больше не будет повторять днями напролет Святое имя вместе со своим одержимым учителем — Харидасом Тхакуром. Сколько можно тратить на это драгоценное время! Его ждут великие дела — Джаганатх придумал дописать недостающие пять глав в десятую песнь Шримад Бхагаватам — так сказать, из первых уст поведать об отношениях Радхи и Кришны. Вот написанием этих глав сегодня с утра и займется его святейшество, как в шутку себя называл великий Джаганнатх… Главы будут в разы поэтичнее — кардинально отличаться от суховатого текста самого ШБ, в них будут пикантные детали, множество красивых оборотов и сладких метафор, этими главами испокон веков будет зачитываться весь мир. Ну, хватит пустых мечтаний, нужно браться за великую работу…

Глава 4. Секрет Рати

Первым желанием Рати было, несмотря на улюлюканье толпы, рвануть за прекрасной незнакомкой. Но у мужчин разум обязан побеждать чувства, особенно когда это касается служения. Его хозяин ждал новой гамчхи, необходимо было найти достойный отрез… Упрямо тряхнув гривой непослушных кудрей, презирая свое заляпанное дхоти, Рати нарезал круги по базару Нилачалы, собираясь во что бы то ни стало найти то, что искал. Ну, вот и они — аккуратными стопочками сложенные в углу маленького пандала, вполне тонкая ткань (нижнюю одежду негоже выкладывать в первые зазывные ряды — это вам скажет любой мало-мальски разбирающийся в своем деле торговец). Рати помял уголки тканей, выбрал неброского оттенка и мягче на ощупь (Рати знал, что у хозяина нежнейшая кожа), как полагается, поторговался, выторговав пару рупий, и степенно, будто он не забрызган фруктами, а идет с праздника холи, отправился домой. По дороге Рати невольно искал глазами незнакомку, так и не представившуюся ему, и время от времени что-то бормотал под нос и смущенно почесывал затылок, воображая, что догнал юную особу и пытается её утешить, не оскорбив. На подходе к воротам дома Рати разочарованно вздохнул — красавица так и не встретилась ему. И — как знать — встретится ли ещё в этом большом пестром городе. Рати не так часто выходит на его улицы — только выполняя немногочисленны просьбы хозяина, и праздник Ратха-ятры приближается, а после Гададхара Пандит покинет Нилачалу, а вместе с ним придется уехать и нашему герою.

Конечно, Рати прилежно учился, постигая вайшнавскую философию, с любовью и преданностью служил своему хозяину, но в глубине души юноша лелеял мечту отнюдь не об отрешенном образе жизни, которым славились Гададхара и Гауранга, поэтому Рати честно не надевал шафран, даже будучи в положении ученика. Горячая и страстная кшатрийская кровь, данная ему отцом — одним из выдающихся полководцев своего времени, и любовь к домашнему очагу, к теплу, которым окружала его самая нежная и заботливая на свете мать, не позволяли юному прабху выбрать отречение. «Ну, значит, тебе это и не нужно», — похлопал его по плечу все понимающий Гададхара, и милостиво — в порядке исключения — оставил Рати в слугах до женитьбы юноши. Гауранга бы так не поступил, все его ученики и близкие, исключая высокочтимых домохозяев Нитьянанду, Адвайту и Шриниваса, ходили в шафране и не смели подойти к представительницам противоположного пола.

А сегодня у Рати появились секрет и цель: он решил во что бы то ни стало отыскать ту фарфоровую красавицу и любоваться на неё до конца жизни на этой прекрасной планете, служить и хранить ей верность…

Гл. 5 Странная переписка

Нимай:

— Гауранга! Ну, что, привет тебе, частичная-закадычная, пойдешь сестру спасать, или так и будешь зябнуть в своем маленьком мирке?

Дашка:

— Простите, Вы кто, чем могу служить?

Нимай:

— Моё имя тебе ничего не говорит? Ну, Нитьянанда я, авадхута бывший, нынче женатый приличный человек. Ха-ха — человек… Шифруюсь, как могу. Изучил вот, как общаются в вашем времени матушки 30-40 лет, решил соответственно к тебе обратиться. Не слишком фамильярно? Я не очень ориентируюсь в вашем сленге.

Дашка:

— А, сам Нитьянанда. Кхм. Понятно. Мои нижайшие поклоны. Нараяна мне привет не передавал? И почему «частичая-закадычная», и что от меня требуется?

Нимай:

— Частичная — потому что частичная экспансия Сударшаны, насколько я в курсе (привет тебе от другана, кста, залетал недавно). Закадычная — потому что духовная сестра и задушевная подруга моей супруги Джахнави Ма в нашем времени и измерении, насколько я от неё узнал. Ну, ты там не очень-то рассусоливай. Говори: спасать идешь?! Тут без ваших частичных сиятельств не справиться, мож, и справился б, да своих дел хватает…

Дашка:

— Да, со сленгом у вас всё в порядке. Иду, раз надо. Куда идти, что делать?

Нитай:

— Ну, прости уж, если переборщил. Постоянно приходится ориентироваться во всяких эпохах, не всегда в точку получается метить, иногда перебарщиваю со стилем, особенно с разговорным. Кароч, таки дела. Часть тебя останется дома, печет мужу блинчики — всё в ажуре, он не заметит. А часть — ноги в руки, и в коллапсическую турбулентность. Попадаем так: видишь на шкафу узоры, якобы кольца дерева, среди которых тебе вечно всяческие существа чудятся (они живые и есть. Ха-ха, но ща не до того). Присматриваешься, находишь длинноносого — протягиваешь ему руку, закрываешь глаза, повторяешь махамантру — и стараешься не особо орать и визжать, когда он тебя за руку схватит. Дальнейшее — дело нашей техники. Поняла? Только оденься поприличнее: сними мешок, что сейчас на тебе напялен, и закатайся в сари. А то у нас не поймут, особенно этих резиновых ужасов, что у тебя на ногах… слан-цы, кажется. Дичайшая вещь. Всё. Адью, крошка. Заходи в гости, жена тебе будет рада. Сударшане привет передам, он там по тебе истосковался — биться одному-то с ратью демонов нелегко, а вы все — частичные — как назло по всем трем мирам разбежались одновременно. Подмоги ждет. Ну, эт уж в следующей калпе. Пока воюй с собой — лилу отрабатывай да помогай в измерениях. Гауранга!

Дашка:

— Нитьянанда! Тьфу ты, эт я ответила по привычке. Спасибо, счастливо, помогу, чем смогу! До встречи!…

…Дашка свернулась в клубок, долго-долго задержала дыхание, длинно выдохнула и пошла напяливать сари. Дом-домом, а ежели труба зовет, то аты-баты, мы — солдаты Прабхупады. Покрутилась на пальчике Нараяны — пора и в других сферах вращаться… Вот знала же, что эти чудики, вечно её дразнящие на дверцах шкафа, — не просто так, чууувствовала, не успела их всех перерисовать, надо как-нить взяться… если вернусь… ну, блинчики мужу обрезанная стряпать буду — и то ладно, как-никак надо выполнять матаджинскую дхарму (вот зачем? чистка всё эта генеральная, лилы…) и в этой кали-юге в этом измерении на этой планетке Земля, изобретенной всего лишь четырехголовым Брахмой…

Гл. 6 Удачная прогулка Джаганнатха

Стоял раскалённый, как раскрасневшийся мангал, шкварчащий и прыскающий во все стороны счастьем жития восточный полдень… Кажется, я это уже писала где-то в начале романа, но — не важно. Главное, что тот самый полдень и стоял. Разомлевший от зноя Джаганнатх, написав пару страниц первой из своих дополнительных к Бхагаватам глав, решил прогуляться до берега любимой самой живописной в окрестностях городка кунды. Искупать свое затекшее тело в её прохладе, затем подремать в тени лиан, предварительно отведав пару тающих на языке спелых луковиц любимого инжира — одной из многих слабостей нашего красавца. Второй после сочного фрукта слабостью его были молодые прелестницы. Джаганнатх, покинув пещеру учителя, с удовольствием себе в этом признался: несмотря на то, что его стройную фигуру обвивает искусно задрапированный шафран, его святейшество кидал весьма страстные взгляды в сторону противоположного пола. Да, в духовном мире он — Радхарани, но здесь ему дано мужское тело, жаждущее отнюдь не крепких дружеских объятий, молодое и привлекательное. Почему бы уже этим не воспользоваться? Пригласить на лекцию, создав свою сампрадаю, стать гуру молоденьких кокоток, ну и всяческие прилагающиеся к делу амурные обстоятельства… Таки Богу — Богово, а Кесарю-Кесарево, как сказали однажды последователи одного ученика, ушедшего на север. Родился 4 столетия с гаком назад такой чудак, начудил, а нашим расхлебывать, некоторых ещё с панталыку сбил…панталык…Понтий… «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром 14-го числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду»… бред какой-то в голове… ну да не важно, пустое…

Конец ознакомительного фрагмента.