Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы

Светлана Бурлак (2019)

Исследование вопроса о происхождении человеческого языка, или глоттогенеза, похоже на детектив: слишком много версий и улики-доказательства приходится собирать по крупицам. Причем крупицы эти — из разных наук: антропологии, нейрофизиологии, этологии, археологии, генетики и, конечно, лингвистики. В книге «Происхождение языка: Факты, исследования, гипотезы» лингвист, доктор филологических наук Светлана Бурлак собрала данные всех этих наук, рассказала о них простыми словами и выдвинула свою гипотезу происхождения языка. Это уже второе, дополненное издание книги. С момента выпуска первого издания прошло 10 лет. За это время в глоттогенезе были сделаны десятки открытий, а вопрос о происхождении языка стал одним из самых модных направлений науки. В новом издании учтены последние научные данные, появилась новая глава, а остальные главы были существенно расширены.

Глава 3

Путь к языку: каждый раз заново

Процесс возникновения человеческого языка недоступен непосредственному наблюдению, поэтому судить о нем можно лишь по косвенным данным. В качестве одного из источников таких данных нередко называют развитие языка у ребенка. Стадии, выделяемые в овладении языком, представляются легко сопоставимыми либо с последовательно сменявшими друг друга видами гоминид, либо с палеолитическими индустриями. Основанием для этого служит так называемый основной биогенетический закон Эрнста Геккеля: онтогенез (т. е. развитие единичной особи) — это сжатое и сокращенное повторение хода филогенеза (т. е. развития вида).

Действительно, развитие языка происходит по определенной программе. Как отмечает Стивен Пинкер, «нормальные дети могут отставать друг от друга или опережать друг друга в развитии речи на год или даже больше, но стадии, через которые они проходят, обычно одни и те же, независимо от того, растянуты они во времени или сжаты»³¹¹. Но значит ли это, что овладение языком — столь же генетически детерминированный процесс, как, скажем, превращение гусеницы в бабочку? По-видимому, как и со многими другими поведенческими признаками (см. гл. 6), отчасти да, отчасти нет.

В развитии каждого человека существует так называемый чувствительный (или критический) период, когда он усваивает язык. Как пишет Пинкер, «нормальное овладение языком гарантировано детям до шестилетнего возраста, и с этого момента оно все больше и больше ставится под угрозу до достижения ими пубертатного возраста, а потом редко имеет место»³¹².

Уже в момент рождения человеческий ребенок имеет заметную предрасположенность к овладению языком. Например, он способен отличать по звучанию свой родной язык от чужого и вообще язык от не-языка: на речь на своем языке, на чужом языке и на неязыковые стимулы у младенцев реагируют разные участки мозга³¹³. Левое и правое полушария реагируют на речевые звуки с разной интенсивностью (и по этой разнице можно, по мнению авторов работы, предсказать, каковы будут речевые успехи ребенка в 3 года³¹⁴). Но единственный доступный младенцу способ сообщить окружающим о своих проблемах — это крик, который не издается намеренно, а просто вырывается у младенца, испытывающего те или иные эмоции, — так же, как это происходит у многих других видов (см. гл. 5).

Однако уже примерно в 2,5–3 месяца начинается так называемое гуление: появляются звуки, похожие на гласные³¹⁵. Малыш начинает не только плакать в случае голода, боли или другого дискомфорта, но и издавать нежные звуки, когда он сыт и доволен. Эти звуки — первая попытка настоящего общения: ими малыш отвечает на обращение к нему матери или призывает ее вступить с ним в контакт. В этом возрасте человек уже способен соотносить слышимые звуки с соответствующими им движениями губ. В эксперименте детям 2–3 месяцев предлагали изображения лиц, произносивших с одной стороны звук [и], а с другой — звук [у], при этом из динамика, стоявшего ровно посредине, доносился один из этих звуков. Дети поворачивали голову, дольше задерживая взгляд на том лице, которое произносило правильный звук³¹⁶.

В это время не только возрастает способность различать речевые звуки, но и закладываются основы способности запоминать слова: уже с трехмесячного возраста нейроны в зоне Вернике ускоренно формируют связи друг с другом³¹⁷.

С 5–7 месяцев младенец начинает лепетать — пробовать издавать разные звуки, сочетать их между собой. В это время среди издаваемых младенцем звуков появляются структуры, похожие на слоги³¹⁸.

Как отмечают психолингвисты Барбара Дэвис и Питер Мак-Нилидж³¹⁹, специалисты по овладению фонетикой в детстве, у лепета есть целый ряд нетривиальных свойств. Например, чаще всего в нем встречаются слоги типа «согласный + гласный» (заметим, что этот же тип является единственным, который допусти́м, вероятно, во всех языках мира). Набор возможных согласных и гласных у младенца крайне ограничен (если, конечно, иметь в виду те звуки, которые он может повторять, и не учитывать тех, которые один раз случайно промелькнули в его лепете). Сочетания согласного с гласным в пределах одного слога подчиняются принципу инерции: если согласный зубной (как, например, d), то гласный обычно бывает передний (типа i или e), если согласный задненёбный (типа g), то гласный, скорее всего, окажется задним (и огубленным, как, например, u), и эти устойчивые связи не зависят от того, каким языком овладевает младенец. Если лепечущий малыш произносит два слога подряд, то обычно эти слоги одинаковы, а если нет, то первый слог начинается с губного согласного (b, p, m и т. п. — это связано с тем, что губные согласные проще для произнесения), а второй — с негубного.

Для того чтобы нормально лепетать, ребенку необходимо слышать (хотя бы себя, но желательно еще и настоящую человеческую речь), необходимо пробовать свои силы и наблюдать обратную связь, — в результате формируются нейронные ансамбли, связывающие определенные артикуляции с определенными акустическими эффектами. Точность соответствия, впрочем, бывает поначалу довольно приблизительной и увеличивается со временем (хотя некоторые люди даже во взрослом возрасте не чувствуют различий, например, между нормативным и картавым л — и, соответственно, не выговаривая л, уверены, что говорят чисто). Дети с нарушениями слуха не лепечут (или начинают позже), если же лепет присутствует, то по своим характеристикам он достаточно сильно отличается от лепета слышащих детей. Впрочем, «если их родители используют жестовый язык, дети начинают вовремя лепетать… руками!»³²⁰

Сначала звуки, издаваемые ребенком, бывают самыми разнообразными, в том числе такими, каких нет в языке окружающих его взрослых (например, у русскоязычных детей могут появляться придыхательные, носовые, гортанные звуки и т. д.³²¹). Но постепенно устанавливается звуковой строй, характерный для того языка, который младенец слышит вокруг себя. Уже в 5–6 месяцев в лепете можно усмотреть тенденцию к воспроизведению именно тех гласных, которые представлены в языке окружающих младенца взрослых³²². Месяцам к десяти утрачивается чувствительность к фонемным различиям, не свойственным этому языку. Например, японские младенцы 9 месяцев от роду разучиваются отличать r от l, поскольку в японском языке этого различия нет (а американские младенцы с возрастом начинают различать эти звуки все лучше и лучше)³²³. Интересно, что чем надежнее эта утрата, тем лучше ребенок учится говорить³²⁴. Начиная с 6–10 месяцев можно (с вероятностью выше случайной) по лепету различить, произносит ли эти звуки будущий носитель английского, французского или китайского языка³²⁵.

Уже в этот период ребенку свойственно стремление вычленять в речевом потоке взрослых определенные модели. В одном из экспериментов детям 8 месяцев давали послушать цепочку слогов (вида «согласный + гласный») без пауз, а потом те же слоги подавали для прослушивания одновременно с двух сторон: с одной стороны звучала цепочка, содержащая те же слоги в случайном порядке, с другой — слоги в тех же комбинациях, что при первоначальном прослушивании. Дети продемонстрировали, что уже двухминутного предъявления непрерывного потока речи — даже не обращенной к ним, а просто звучавшей, пока они играли (при скорости 270 слогов в минуту; всего было произнесено 180 «слов» без пауз, ударений и каких-либо иных указаний на границы слов), — вполне достаточно, чтобы отчетливо отличать знакомые «слова» от незнакомых³²⁶. Впрочем, такие же результаты, свидетельствующие о большой предрасположенности к статистическому научению, дает предъявление чистых тонов или визуальных стимулов, не связанных с языком³²⁷.

В других опытах детям 7 и 12 месяцев предлагали послушать цепочку «слов», сделанных по некоторому правилу (например, «один слог + два одинаковых других слога»: wididi, delili и т. п.). После этого дети предпочитали слушать тот поток «речи», в котором слоги (хотя бы и другие) были сгруппированы по знакомым принципам (bapopo и т. п.)³²⁸.

Месяцев с пяти начинается понимание отдельных слов. Присущее людям стремление интерпретировать звуки, похожие на речевые по своим тембральным и ритмическим характеристикам, как знаки (см. гл. 2) приводит к тому, что дети — уже примерно с 8 месяцев — начинают связывать слова с объектами (правда, только в том случае, если эти объекты движутся³²⁹

Конец ознакомительного фрагмента.