Ставка на темного зверя

Светлана Алешина, 2004

«…Раздался мелодичный звонок моего мобильного телефона. Я поглядела на определитель – звонили из Гурьева. Наверное, Иван Николаевич хочет поблагодарить меня за смелость. – Ирина, – раздался в трубке искаженный голос Димы Федосеева, – берите Оксану и немедленно приезжайте! – В чем дело, Дима? – удивилась я. – Иван Николаевич погиб! – Почему, что случилось? – оторопела я, но Дима не отвечал, он повесил трубку. Я несколько раз перезвонила, но там было занято. Что я скажу Оксане? Посмотрев на мое исказившееся лицо, женщина встревоженно спросила: – Что-нибудь случилось? – Нет-нет, ничего! – Я вышла из комнаты и снова начала названивать в Гурьево. Не может быть, это какая-то ошибка! Или злая шутка…»

Глава 3

— Я сама родом из Юрьева, жила там всю жизнь, вот и привыкла, — объясняла мне Ася Петровна, мать Крынина, — а насчет того, что нам там житья не давали, так не было такого. Всегда дружно жили, там все, как родные. А Казей этот не местный, живет на отшибе, в коттедже.

— А как же рабочие, которые ему по рации про нас сообщили, а потом нас бульдозером давили?

— Это его прихвостни, их немного. Живут тоже особняком, все приезжие. Наши, юрьевские, их не любят.

Я уговорила старушку познакомить нас с односельчанами. Мы вновь поехали на «уазике» вместе с Димой. Он немного отошел, лишь выглядел хмурым. Когда мы прощались, он попросил нас быть осторожными — все-таки вражеская территория.

— И зачем вы туда едете, ума не приложу, — причитал он, — неужто не поняли, какие там люди живут?

— Оставь это, Дима, — строго оборвала его Ася Петровна, — такие же люди там, как и здесь. Ира с Павликом едут готовить передачу про ваших врагов, как они лес разоряют.

Мы выдумали эту версию для родни и знакомых Ивана Николаевича, чтобы не волновать их лишний раз. Ничего, под этим соусом сможем получше узнать предполагаемого противника.

Эта деревня понравилась мне гораздо меньше, чем Гурьево. Она стояла на голом месте, деревьев вокруг было немного. Но самое плохое — она была слишком рационально построена.

Два длинных ряда практически одинаковых домов тянулись вдоль реки. И что здесь может нравиться Асе Петровне? Нет такого очарования хаоса, присущего природе, как в Гурьеве.

Ася Петровна подвела меня к группе сидящих на завалинке стариков. Бабки и дедки апатично грызли семечки, перебрасываясь ничего не значащими замечаниями. Они поохали и повздыхали, выражая сочувствие матери Крынина. Прибытие тележурналистки из Тарасова стало для них настоящим событием — они забросали меня вопросами.

— Я всегда вашу передачу смотрю, — возбужденно тараторила старушка в белом платочке, — удивляюсь, где вы таких женщин находите? Все они счастливые, радостные!

— Стараемся, — скромно ответила я, — ходим, спрашиваем. Иногда через знакомых находим.

— Так ведь это понятно, — махнула рукой другая бабка, в темном платке, — в городе счастливых больше.

Понятно, хорошо там, где нас нет. Надо как-нибудь остаться наедине со старожилами, не тревожить же мать-старушку расспросами, касающимися смерти ее сына.

— А что, правда вы будете здесь свою передачу снимать? — спросил сухонький седой старичок, сидевший с краю.

— Конечно, мы готовим цикл передач про деревню, — соврала я, — согласно последним опросам населения, городской зритель очень интересуется, как вы живете!

— И чего они тут не видели, — махнул рукой дедок, — ничего интересного!

Главное, что контакт с аборигенами налажен. Мы с Павликом пошли за Асей Петровной к ней домой. Потом можно будет вернуться на завалинку и выведать у стариков что-нибудь интересное.

В избе пахло яблоками и сушеными травами. Запах, напоминавший о далеком детстве и о бабушке. Старушка напоила нас козьим молоком, замечательно вкусным и сытным. Молоко в пакетах, продающееся в Тарасове, просто жалкое подобие этого дивного деревенского напитка в масштабе 1:43!

Под предлогом, что идем выбирать места для будущих съемок, мы с Павликом покинули Асю Петровну.

— И что ты надеешься тут узнать? — спросил меня оператор. — Думаешь, тебе расскажут про волка-убийцу, которого послал злобный Кащей?

Не обращая внимания на его иронические замечания, я направилась к уже знакомой мне группе стариков. Как известно, пожилые люди знают все и обо всех и охотно делятся информацией. Мы присели рядом с ними.

— Вы смотрели нашу последнюю передачу? — поинтересовалась я у фанатки «Женского счастья».

— Конечно, — оживилась бабка. — А правда, что сынку Аси угрожали?

— Правда, — подтвердила я, — и есть подозрения, что это ваш Казей Васильевич постарался!

— И вовсе Кащей не наш! — возмутился худенький старичок. — Он лесхозовский, а мы сами по себе.

— Но что-нибудь вы про него знаете?

— Мы все про него знаем, — бабушка в белом платочке нетерпеливо облизнула губы, — про его холопов злых, что на хуторе живут!

— Что за хутор? — удивилась я.

— Это так вон та часть села называется, — пояснила бабка, показывая вдаль, — там лесхозовцы живут. Туда никто, кроме них, не ходит. Говорят, что у Кащея батрак есть, страшный, жуть!

— Я сама его видела, — перебила вторая, — шрам поперек рожи, мрачный, как черт!

— Михаилом его зовут, — сказал старичок, — готов любого по приказу хозяина убить!

— И главное, — волновалась одна из сплетниц, — этот душегуб волчонка в лесу нашел и воспитал. На охоту, говорят, с ним ходит!

Мы с Павлом переглянулись. Я торжествовала, ведь о такой удаче трудно было даже мечтать!

— Вы уверены? — спросил Павлик, прищурившись.

— Конечно! Мой сын Андрюшка их в лесу видел. Огромный волчище вымахал, как теленок!

— А как найти этого Михаила?

— В сторожке он живет, у хозяйского дома. Только вы туда не ходите, они на чужаков собак спускают. Или волков! — добавила бабка.

Узнав, как отличить дом Кащея от остальных, мы двинулись на хутор.

— И что ты делать собираешься? — уныло спросил Паша. — Я за волком бегать не намерен, не хочу деревянный сюртук надеть раньше времени!

— Не бойся, — успокоила я его, — мы просто понаблюдаем, так ли этот волк страшен.

— Ага, — воскликнул оператор, — когда он откусит нам руки и ноги, мы докажем, что он опасен!

Дом Кащея возвышался над остальными на хуторе, как дворец. Высоченный забор из красного кирпича исключал вероятность какого-либо наблюдения.

— Ну и как мы будем следить? — не выдержал Павлик. — Дырку в кирпичах ковырять, как граф Монте-Кристо?

Я пошла вдоль забора, не обращая внимания на ерничество Павла. Иногда он становится просто невыносим.

— Давай, Павлик, вперед! — сказала я, указывая на разлапистую липу, которая росла прямо около ограды. — Ты залезешь первым и затащишь меня!

— Сезон гнезд прямо-таки, — ворчал Паша, карабкаясь на дерево, — неймется нам!

Густая листва липы надежно скрывала нас от обитателей дома. Лучшего поста для наблюдения было не сыскать, весь двор открывался нам как на ладони. За забором бегали две угрожающего вида собаки, видно, хозяин не жаловал незваных гостей.

Из дома вышел белобрысый мальчик лет тринадцати на вид. Он постоял на крыльце и стал слоняться по двору. Скучно жить во дворце, пусть даже в таком шикарном — поиграть не с кем. Наверное, это сын Кащея. Папа настроил против себя всю деревню, а сынок отдувается.

Мальчик побегал за курами, потом попытался прокатиться на свинье. Эти занятия скоро надоели ему, и он пошел в небольшую будку, стоявшую напротив нас у забора.

— Миша, — заорал пацан, — поиграй со мной!

Из будки вышел высокий суровый мужчина со шрамом на лице. Так вот он какой, этот Михаил! Он посмотрел на мальчика, потом снова зашел в будку и вынес оттуда лук со стрелами.

— Ну поиграй со мной! — канючил подросток.

— Некогда! — бросил Михаил, вручая ему лук. — На вот, постреляй!

Пацан взял это «оружие индейцев» и пошел к дому. Вначале мишенью ему служила стена сарая, на которой он мелом нарисовал круги. Потом его заинтересовали голуби на крыше, и мальчишка начал стрелять в них. Естественно, ни разу не попал, юркие птицы взмывали в воздух еще до того, как он натягивал тетиву.

Павлик пошевелился, разминая затекшие мышцы. Он нечаянно задел ветку, и она закачалась. Этим он привлек внимание юного «Чингачгука», мальчик заинтересованно глянул в нашу сторону, наверное, подумал, что в кроне прячется птица. Час от часу не легче! Он достал стрелу и прицелился в нашу сторону. Мы с замиранием сердца ждали выстрела. Тетива задрожала, но летящей стрелы я не заметила. Только увидела, как Павлик как-то странно дернулся, словно поперхнулся. Ужас! В его ступне торчала эта проклятая деревяшка! Я услышала, как Паша тихо матерится.

— Терпи, Паша, птицы не матерятся! — я положила руку ему на плечо. Он даже оторопел.

— Какие, к черту, птицы? — прошипел он. — Этот сопляк мне ногу прострелил!

— Тсс! Он думал, что на дереве птица!

Все оказалось не так страшно, как я думала. Стрела застряла в крепком ботинке Павла, лишь немного поцарапав ступню. Главное, чтобы мальчик не полез за добычей. К счастью, парнишка не стал продолжать трюки Робин Гуда и вскоре ушел в дом. Мы долго сидели на дереве, но ничего не происходило. Двор словно вымер, даже куры и свиньи заснули. От долгого сидения спину начинало нестерпимо ломить, корявые ветви не располагали к комфорту.

Уже начало смеркаться, когда к воротам подъехала знакомая черная «Волга». Она посигналила, и из будки вышел Михаил.

— Привет, Миша! — поприветствовал работника Казей Васильевич. Я узнала этого человека, несмотря на сумерки, его худая фигура и скуластое лицо были хорошо запоминающимися.

— Сколько сегодня сделали, хозяин? — глухо спросил Миша.

— Два гектара расчистили! — довольно усмехнулся Кащей.

Разговор двух вурдалаков: «Ты сколько сегодня крови высосал?» Другого сравнения нет. Неужели такая работа может доставлять удовольствие? Я вспомнила слова Ивана Николаевича: «Если не я — то кто же?» Он делал свое дело из чувства долга и, как это ни парадоксально звучит, из любви к природе. А этот лесоруб как будто упивается осознанием своей мощи!

— Казей Васильевич, — голос Михаила стал просительным, — раз уж вы приехали, можно я на охоту пойду?

— Иди, коли не шутишь, — усмехнулся его хозяин. — Небось опять Серого с собой возьмешь? Гляди, чтобы не было как в прошлый раз, а то от крови не отмоешься!

Михаил пошел к сараю, предварительно привязав собак. Когда он вышел оттуда, то вел на поводке крупного серого волка! Псы стали дико лаять, беснуясь на привязи. Миша вскинул на плечо двуствольное ружье и пошел к воротам. Волк послушно шел рядом.

«А то от крови не отмоешься!» — звучала в моей голове последняя фраза Кащея. Жуткие слова — уж не про Крынина ли это? Мы стали осторожно спускаться с дерева. Паша не прекращал ворчать:

— Проклятое дерево, проклятый мальчишка, долбаный волк! Как меня все достало! — шептал он себе под нос.

— Прекрати, — одернула я его, — ты разве не слышал, о чем они говорили?

— Слышал, — нехотя ответил Павлик. — И что теперь — по лесу за ним бегать?

Миша пошел по улице, а мы, пригибаясь, короткими перебежками тронулись за ним. Вскоре он углубился в небольшой перелесок возле хутора. Уже было настолько темно, что мы спотыкались чуть ли не о каждую кочку и корень. Охотник же шел прямо, не запинаясь. Прибор ночного видения у него, что ли?

За перелеском было поле. Михаил ушел далеко вперед, а мы ждали, когда он скроется в темной и страшной стене леса, видневшейся вдалеке.

— Что ты там увидишь? — резонно возмущался Паша. — Думаешь, он убивать пошел?

— Пойдем, — сказала я с преувеличенным мужеством в голосе — мне самой страсть как не хотелось идти в чащу, где бродит мужик с чудовищем на поводке. Да мало ли, кто там водится, а у нас не то что ружья — ножа нет.

В лесу было темно, как в погребе. И тихо, слишком тихо. Мы не слышали ни единого звука, кроме шуршания листвы у себя под ногами. Может, Михаил затаился где-нибудь и ждет удобного момента? Я вспомнила изорванную и окровавленную одежду Ивана Николаевича, и по моему сердцу прошел могильный холод. Внезапно я увидела два больших светящихся глаза, смотрящих прямо на меня. Я вцепилась в руку Павлика. Он, кажется, был напуган еще больше меня — рука его дрожала. Кусты с треском расступились, из них вылетела большая птица, хлопая крыльями. Фу-ух, да это же сова!

— Пойдем домой, — зашептал Паша, — а если мы медведя встретим?

— Вперед, — сказала я с неизвестно откуда взявшимся упорством, — с песнями!

Паша покорно двинулся за мной. Мы раздвигали тугие ветки кустов, листья гладили нас по лицу. Фу, какая гадость: я, кажется, залезла в паутину! Очистив лицо от неприятной субстанции, я шагнула вперед и… полетела вниз по какому-то склону. Я чувствовала, что Павлик катится за мной. Наконец я остановилась, почувствовав под руками жидкую грязь. Павлик поддал мне сзади, и я проехала еще дальше.

— Черт, извалялись как свиньи! — зло прошептал Паша.

Я не ответила, только с ужасом поняла, что грязь под моими руками зыбко трясется. Это болото!

— Ползи назад! — приказала я оператору.

— Зачем? — не понял он.

— Идиот, мы в трясине! — чуть не заорала я.

Павлик осторожно пополз назад. Когда он встал на твердый берег, то стал шарить по кустам в поисках ветки, чтобы вытянуть меня. Колени и руки с чавканьем входили в гадкую жижу. Ощущение было, как будто меня заглатывает огромный слизняк. Вонь от болота была отвратительной, из-под грязи сочилась гнилая вода. Я вспомнила ужасные кадры из фильмов, в которых голова тонущего медленно-медленно скрывается в трясине, и яростно забарахталась. Это не помогло. Болото разверзлось с тихим всхлипом еще больше, и я провалилась почти по пояс.

— Павлик, быстрей, родненький, — зашептала я жалобным голосом.

— Сейчас, Ирина, держись! — Павлик с хрустом отломил толстую ветку и протянул ее мне. Я вцепилась в нее со всей силой, на которую была способна.

Когда я наконец вылезла из трясины, мой вид был ужасен. Одежда, покрытая толстым слоем жидкой грязи, прилипала к телу, мешая двигаться.

— Ну что, довольна? Пойдем назад? — отчитывал меня оператор. — Или еще немного развлечемся? Может, утонем наконец?!

Я молчала, чувствуя свою неправоту. В самом деле, что мы можем увидеть в таких дебрях? Жалко было, что вероятный убийца уплывал из рук, а ведь еще минуту назад казалось, что дело в шляпе.

Мы побрели назад. Сюда дошли быстро, а обратный путь показался долгим. Кажется, я не видела этого холмика? А может, не обратила внимания? Когда через десять минут мы все еще не дошли до опушки, стало ясно, что мы заблудились.

— Мать твою, — ругался Паша, — только этого нам не хватало!

Мы взяли правее. Говорят, что человек в лесу заворачивает влево, так как сильнее отталкивается правой ногой. Но это не помогло. Начался редкий ельничек, который мы в глаза не видели.

— Что же нам делать? — трясся Паша.

— Не бойся, — успокаивала я его, — не в тайге, выберемся!

Я смело вломилась в плотные кусты. Что-то твердое остановило меня. Я протянула руку и наткнулась на чье-то мохнатое и теплое тело.

— Мамочки! — взвизгнула я не своим голосом. Из чащи, похрюкивая, с треском стало ломиться какое-то крупное животное.

— Кабан! — заорал Павлик, хватая меня за руку. — Бежим!

Мы ринулись обратно. За нами, ломая ветки и свирепо хрюкая, бежал дикий вепрь. Мы не можем соревноваться с ним в скорости! Наткнувшись на ствол дерева, я увидела путь спасения.

— Наверх! — крикнула я Паше, обхватила дерево двумя руками и, как червяк, поползла по стволу.

— Быстрей! — закричал Паша.

Кабан уже подбегал к нам. Он стал неуклюже подпрыгивать, стараясь достать карабкающегося оператора. Но мой спутник резво подтянулся на руках и уселся на ветке.

Снизу доносилось сопение и хрюканье, «поросенок» был явно раздосадован нашим удачным бегством. Во мраке поблескивали лишь его клыки и глаза. Недобрые, скажу я вам, глаза! Как у школьного завуча, застукавшего прогульщиков вне стен школы.

— Хорошо! — Павлик довольно откинулся спиной на ветку. — Я люблю так гулять вечерами, искупаться в лечебной грязи, снять верхний слой загрубелого эпидермиса о ветки, побегать наперегонки с добродушным кабанчиком… Что может быть полезней для здоровья!

Несмотря на наше невеселое положение, я расхохоталась. Действительно нелепо. Буквально позавчера мы с Пашей сидели в красивой телестудии, он снимал, а я вела передачу, а сейчас мы находимся на дереве где-то в дремучем лесу, и внизу нас подстерегает свирепый кабан!

Мы услышали какое-то шуршание, затем хруст. Приглядевшись, я поняла, что кабан роется в земле возле дерева. Интересно, зачем? Хрясь! Наше убежище задрожало, мы вцепились в ветки. Возня внизу продолжалась, грузное тело тяжко ворочалось в темноте.

— Эта сволочь подрывает корни! — Павлик уже не кричал, он констатировал факт.

— Зачем? — испугалась я. — Ведь кабаны не едят людей! Чего он к нам прицепился?

— А может, едят? Может, им витаминов в лесу не хватает? А тут два аппетитных работника телевидения!

Хрусть! Еще один корень! Неужели он способен повалить такое большое дерево? Вепрь стал тереться боком о кору. Мы чуть не свалились на землю от интенсивной тряски.

— Скраб для вашей свинки — просто мурчишь от удовольствия! — Оператор нервно схватился за сук. — Пошел вон! Давай-давай! — Паша кинул в зверя веткой.

«Свинка» не послушалась, а начала методично биться о ствол клыками. Я почувствовала себя спелой грушей. Того и гляди, стрясут и понадкусывают!

Невдалеке ухнула сова, совсем как в фильмах ужасов. Словно по сигналу, наше дерево затрещало и, не выдержав напора, начало крениться. Мы заорали от страха, предчувствуя, что рухнем вниз. С хрустом и скрежетом, раздвигая кроны соседних деревьев, ствол понесся к земле. Бум! Паша закачался на своей ветке, едва не свалившись на землю. Я ударилась лбом о шершавую кору, расцарапав кожу.

Ствол нашего дерева, падая, попал в развилку раскидистого дуба. Кабан подпрыгнул, пытаясь достать нас в «живописном» полете. Вы видели хоть раз, как прыгают эти животные? Нет? Жаль, вы много потеряли! Приседая на задние лапы, как собака, тяжелый зверь отталкивается и, бешено мотая головой и половиной туловища, в слепой ярости пытается достать объект своего вожделения. С непринужденной грацией и завораживающей первобытной красотой он плюхается обратно и вновь взлетает в воздух!

Просто не верилось, что все это может происходить со мной. Мы с Павликом стали карабкаться по наклоненному стволу по направлению к дубу. Я первая вступила в развилку надежного дерева. Павлик уже готов был последовать за мной, как вдруг вепрь прислонился к шаткому стволу! Оператор не удержался и с воплем ухнул вниз.

Что же будет?! Я ничем не могу помочь!

— Павлик, беги! — истошно завопила я. — Спасайся!

Паша, по-видимому, подвернул ногу — он сидел на земле и держался за нее обеими руками. Ну все! Абзац!

Что-то серое, быстрое, словно молния, вывернулось из кустов и кинулось на кабана. Раздался жалобный визг, смешанный со свирепым рычанием хищника. Это волк! Из огня да в полымя — сейчас он разделается со свиньей и примется за Павла!

Оператор медленно отполз с места сражения — волк вцепился в бок кабану, а тот вертелся, стараясь его сбросить. Наконец ему это удалось. Вепрь стремглав кинулся через кусты прочь, а волк даже не пытался его преследовать. Это только усилило мои опасения, что на десерт хищник избрал все-таки человека, а не свинью.

— Паша, — я стала швырять в зверя желудями и листьями, — ползи сюда!

Волк спокойно сел под деревом, даже не пытаясь прыгать или грызть Пашу. Он лишь жмурился и уворачивался от всякой дряни, которую я в него швыряла.

Как будто он чего-то ждет! Только чего? В наступившей тишине я услышала шаги. Это явно человек! Заросли раздвинулись, и на поляну вышел рослый мужчина. Михаил! Ну все — тушите свет! Сейчас нами закусят!

— Кто ты такая? — спросил Михаил мрачным голосом, посмотрев на меня. — Чего шаришься в лесу?

— Гуляю! — пропищала я. — Никого не трогаю!

— А ну, слазь! — рыкнул мужчина. — Сейчас я посмотрю, кто здесь гуляет!

— Не слезу! — уперлась я. — Хоть режьте меня!

— Это запросто! — Михаил угрожающе надвинулся. — Думаешь, не сниму тебя?

— Не трогайте ее! — крикнул Паша из-за дерева.

— О! Еще один! — удивился охотник. — Сколько вас, гуляки? Небось еще семеро по кустам сидят?

Внезапно он шагнул к дереву и, подтянувшись на руках, запрыгнул наверх.

— Ну, — сказал он, сурово глядя прямо на меня, — признавайся, чего здесь делаешь?

Его лицо, пересеченное шрамом, выглядело угрожающим. Я не выдержала страшного соседства и сиганула вниз. Ноги впечатались в мягкую землю. Я схватила Павлика за шиворот и потащила прочь. Оператор дико хромал, охая и ахая.

— Серый! — спокойно скомандовал Михаил.

Сейчас из нас сделают шашлык! Волчище легко, словно играючи, вскочил на ноги и догнал нас в два прыжка. Грызть он нас не стал, лишь преградил нам дорогу, слегка ощерив клыки. Михаил спустился с дерева и не спеша подошел к нам.

— Ну что, беглецы, — усмехнулся он, — далеко убежали? Давайте быстро рассказывайте, кто такие и что здесь делаете!

— Мы здесь в гостях, — робко сказала я, мучительно соображая, что можно соврать, — пошли в лес и заблудились.

— У кого в гостях?

— У одной женщины, вы ее все равно не знаете.

— Я в Юрьеве всех знаю. А вас ни разу не видел. В нашем лесу трудно заблудиться, если только вы не пришли сюда ночью. Значит, вы пришли за мной, следили, значит, — его голос был размеренным и угрожающим. — А если следили, то из этого следует, что вы из Гурьева, копаете под Казея.

В логике ему не откажешь. Как возражать, когда все уже разложили по полочкам?

— Ну-ка постойте! — Михаил схватил меня за руки и придвинул к себе. Паша приготовился ударить мужчину, я видела, как он непроизвольно сжал кулаки. — А я вас сразу не признал, в грязи, ободранную! Вы телеведущая, ведь так? Той самой передачи, где жена директора Крынина на Казея бочку катила?

Я молчала, отпираться было глупо. Положение аховое: нас раскусили, мы стоим в чертовом лесу, против нас мужик с ружьем и волк. Тела наши могут даже не найти.

— Значит, шпионите? — его голос не предвещал ничего доброго. — Вынюхиваете, высматриваете, думаете, как бы чего-нибудь плохое откопать?

— Ничего мы не думаем! — неожиданно для себя самой закричала я. — Вы сами такие вещи делаете, что вас трудно не бояться! Вначале давите нас на бульдозере, потом травите волками! Признавайтесь, чем вам мешал Крынин? Зачем вы его убили?

Немая сцена: Павлик тупо таращился на меня, как на камикадзе-смертника, Михаил тоже словно проглотил язык.

— Чего вы добились этим убийством? — наседала я. — На место Ивана Николаевича сядет Дима и продолжит дело погибшего.

— С чего вы взяли, что это я убил вашего директора? — наконец пришел в себя Михаил. — Я вообще наемный работник, мне это даром не надо.

— Ага, — торжествовала я, — звучит, как наемный убийца! Вам и руки-то марать не пришлось, натравили Серого, и все!

— Да мой Серый, — заорал Миша, — если хотите знать, человека в жизни не тронет, пока ему на хвост не наступишь! Вот, глядите! — Он схватил мою руку и силой положил на голову волка. Она была теплой, покрытой густой жесткой шерстью. — Что, не загрыз он вас?

— Это вы его так выдрессировали! — сказал Павлик. — Прикажете, будет стоять!

— Хорошо, — Михаил отступил в сторону. — Я отойду, а вы его погладите.

Может, это хитрый шаг? Сейчас волк как цапнет меня! Переборов страх, я провела несколько раз рукой по косматой башке Серого. Он подтолкнул меня носом в ладонь, потом неожиданно лизнул! Вот уж не ожидала таких нежностей от хищника.

— Видите, — торжествовал его хозяин, — разве может такой добряк кого-нибудь загрызть?

— Все это спектакль, — упорствовал Паша, — почему тогда ваш Казей советовал вам «не испачкаться в крови, как в прошлый раз»?

— И про это знаете? — удивился охотник. — Вы давно за мной следите?

— Только сегодня начали, — сказала я, — и уже многое вызывает подозрения.

— Мой хозяин меня порой раздражает своей свирепостью, — вздохнул Михаил, — любит людей попугать, почувствовать свою власть над ними. Но убивать кого-то он не решится, слишком труслив. Письмо с угрозами он написал, но чтобы исполнить — никогда!

— Зачем вы тогда на него работаете? Вас устраивает ваше положение?

— А что мне остается? Я недавно вышел из зоны, работы никакой. Вот и стал у него батраком. А насчет крови, так это Казей имел в виду случай на охоте, когда Серый поранил лапу, и я его до дома на руках нес. Весь измазался!

Этот человек вовсе не такой страшный, как кажется! Почему-то он вызывал у меня доверие. И волк у него хороший, от кабана нас спас, прогнал его. Ласковый — если бы он человеческой крови отведал, то не позволил бы себя гладить.

— Скажите мне, Миша, а Казей Васильевич сильно с Крыниным враждовал?

— Да нет, чего ему упираться! Денег у нас хватает, и леса тоже! Кащей — большой артист, он на публику работал. Ну не может он спокойно жить. Надо встряхнуться, вот и решил в войнушку поиграть!

— Неплохая войнушка получилась, — усмехнулась я, — мы делили апельсин, четверо ранено, убит один!

— Кто любит апельсины делить, — посерьезнел Михаил, — так это Цыпа, то есть Цыплаков Сергей Валерьевич. Он нас давно уже подмял. Кащей только с виду такой грозный, а на самом деле — надавили на него «братки», он и сдался. Оттого и разрабатываем лес такими темпами — Цыпа подгоняет. А ваш Крынин молодец, держался до последнего! Только убрали его… Я тоже думаю, что это не несчастный случай. Волки у нас редкость, и все они знакомы с ружьем. На человека с двустволкой никогда бы не напали. Только зверь, наученный человеком, такое сотворить может. Или это была собака. Ей легче в доверие втереться.

— А вы что-нибудь знаете про Цыплакова? — спросила я, чувствуя, что возможен новый виток расследования. — Какой ему резон был убивать Ивана Николаевича, ведь на его место заместитель сел?

— А резон такой: заместитель этот, Дима, гораздо мягче, чем Крынин. На Крынина дави не дави, он только больше упирается. А этот сразу сломается, попомните мои слова.

— А какие методы у этого Цыпы?

— Самые резкие. Пришлет «товарищей» покрепче, они кого хочешь уговорят!

— А как же милиция? Она что, ничего поделать не может?

— Менты, конечно, побегают, — ухмыльнулся Миша, — сделают вид, будто работают в этом направлении. А на деле у них с Цыплаковым давно уже все обговорено. Начальник куш у них имеет. Я, когда сидел, с этой кухней хорошо познакомился. Иного если и посадят, то каждый день в камере шампанское и куры-гриль.

— Да ну! — не поверил Павлик. — Прямо-таки шампанское?

— Век воли не видать! — поклялся Миша. — Это мы, простодыры, баланду хлебали, а они отбашляют начальнику колонии, и он глаза на все закрывает.

— А за что сидели-то? — неделикатно поинтересовалась я.

— Да ни за что, — смутился охотник, — по глупости вышло. Видите шрам, — он показал на щеку, — лихой один придурок меня зацепил, односельчанин на тракторе разворачивался и по балде мне бороной въехал. Встаю я, весь в кровище, кинулся к нему, вытащил из кабины и избил. Не в себе я был, покалечил его сильно. Потом нас обоих до больницы едва успели довезти.

Конец ознакомительного фрагмента.