Блеск презренного металла

Светлана Алешина, 2002

Ольга Бойкова, главный редактор криминальной газеты «Свидетель», и шага не может ступить по своему родному городу, не попав в историю… На этот раз она просто хотела помочь странноватой девчонке перейти дорогу, а оказалась… запертой в страшном погребе, куда вот-вот хлынет болотная вода! А все ее страсть к расследованиям и желание во что бы то ни стало добыть сенсационный материал для своей газеты. Но на этот раз шансов выбраться из рук хитрых мошенников, готовых на все ради блеска презренного металла, очень мало…

Глава 3

— С чего это тебя потянуло на благотворительность? — спросила секретарша Маринка, с которой мы помимо служебных отношений поддерживаем еще и дружеские.

Вопрос был задан снисходительным тоном, и это мне не понравилось.

— Вот ты филолог по образованию, — заметила я, — а слова употребляешь весьма приблизительно. О какой благотворительности может идти речь, когда я даже не дала бедной девочке денег? Здесь можно говорить, скорее, о милосердии, и то с большой натяжкой.

— Ну, хорошо, — не смутившись, продолжила Маринка. — С чего тогда тебя потянуло на милосердие, если тебе так больше нравится? Хотя как филолог я настаиваю именно на своем варианте. Что из того, что ты не дала денег? Кстати, только этого не хватало! Зато ты тратила на эту прохиндейку бензин, время…

— Она не показалась мне прохиндейкой, — возразила я. — Несчастная девчонка, оставшаяся без ориентиров и поддержки…

— Наркоманка какая-нибудь! — убежденно заявила Маринка. — Сама же говоришь, что она несла всякую несуразицу.

— Ты хочешь сказать, что наркоманы не заслуживают милосердия? — сердитым голосом поинтересовалась я.

— Вот я и говорю, с каких пор тебя потянуло на милосердие? — упрямо повторила Маринка. — По-моему, это все-таки не твой профиль. Или ты надеялась почерпнуть от этой курицы какой-нибудь сенсационный материал?

— Твой цинизм отвратителен, — заявила я. — Завтра любой из нас может оказаться в положении еще более худшем…

— Ну и будь уверена, что к нам-то никто не разбежится со своим милосердием! — убежденно сказала Маринка. — Я знаю, что говорю. Между прочим, эта подруга, наверное, только и мечтала, как бы от тебя побыстрее отделаться. А ты вбила себе в голову, что без тебя она непременно погибнет. Это вечная ошибка благодетелей. Люди самостоятельные вовсе не нуждаются в нашей заботе!

— Может быть, мы просто разучились ее проявлять? — возразила я. — А кто-то этим пользуется и продает людям воздушные замки. Кстати, что тебе известно о неведомой стране Шангри-Ла?

Маринка посмотрела на меня туманными глазами — не хуже, чем Аглая накануне, — и сказала:

— Шангри-Ла, Ксанаду, Мандала, Эльдорадо, град Китеж… Сказочные легендарные земли, которых никогда не было на карте, но куда всем так хотелось попасть! Могу приплюсовать сюда Атлантиду, если хочешь. Все равно я знаю о них обо всех примерно одинаково — то есть ничего.

— Спасибо за информацию, — иронически сказала я. — Моя знакомая Аглая знает про Шангри-Ла гораздо больше. Более того, она надеется в скором времени туда попасть и встретиться там с погибшими родителями. Любопытная интерпретация земли обетованной, тебе не кажется?

— Мне кажется, тебе нужно побыстрее выбросить из головы эти бредни, — безапелляционно заявила Маринка. — Есть вещи поважнее. Между прочим, тебе звонил тип, которого ты вчера искала — Галабуцкий, что ли, — и опять предлагал бумагу. Он очень извинялся за то, что его не было на месте, и предлагал бешеные скидки. Он просит дешевле, чем за туалетную бумагу, представляешь?

— Мне это совсем не нравится, — сердито ответила я. — И сам этот Галабуцкий вызывает у меня теперь большие сомнения. Не люблю необязательных людей. И мне не нужна туалетная бумага. Здесь что-то нечисто. Пусть ищет дураков в другом месте.

— А может, у человека проснулась совесть? — предположила Маринка. — У тебя — милосердие, а у Галабуцкого — совесть. Может быть, сегодня магнитная буря — ты ничего такого не слышала?

— Все равно, не желаю иметь дело с человеком, у которого совесть просыпается только во время магнитной бури, — решительно заявила я. — Если он будет опять звонить, так ему и скажи.

— Он не будет звонить, — возразила Маринка. — Он уже везет бумагу.

Я вытаращила глаза.

— Что значит — везет бумагу? Куда он ее везет?

Маринка пожала плечами.

— Сюда, наверное, — невозмутимо ответила она. — Разговор-то шел о нас…

— Сумасшедший дом! — в сердцах выпалила я. — У нас здесь что — склад? Мы еще ни копейки не заплатили, а он уже везет бумагу! Может, ты что-то не так поняла, дорогая?

— Я все поняла так! — парировала Маринка. — Кстати, Сергей Иванович присутствовал при разговоре. Если мне не веришь, можешь спросить у него.

— Вот уж где благотворительность в чистом виде! — пробормотала я, поднимаясь из-за стола. — И спрошу! Спрошу у Сергея Ивановича.

Сергей Иванович Кряжимский, мой заместитель, был у нас старейшим и самым авторитетным сотрудником. Его жизненный опыт, обширные связи и трезвый рассудительный ум очень часто нас выручали. По всем спорным вопросам мы рано или поздно обращались именно к Кряжимскому. Он действительно присутствовал в приемной, когда Маринка разговаривала по телефону с Галабуцким, но сразу же предупредил, что помочь мне ничем не может.

— Ольга Юрьевна! — заявил он. — Боюсь, я знаю не больше, чем вы. Да, разговор шел при мне, но я слышал только то, что сказала Мариночка, а она была в этот раз немногословна, поверьте. То, что Галабуцкий везет сюда какую-то бумагу, меня, по правде сказать, настораживает. Эта фигура вообще не вызывает у меня положительных эмоций. Выскочила она, извините, как черт из табакерки, никому неизвестна, ведет себя подозрительно… На вашем месте я был бы с этим товарищем крайне осторожным!

— Именно этой линии поведения я и собираюсь придерживаться, — пообещала я. — Жаль, что эта мысль не пришла мне в голову сразу.

Честно говоря, лично господина Галабуцкого мне не доводилось видеть ни разу в жизни. О его существовании я узнала только накануне от некоего Кособрюхова, с которым меня тоже связывало шапочное знакомство. Он занимал небольшую должность в комитете печати, но до сих пор не был замечен в какой-либо активности. Его неожиданный звонок с предложением помочь немало меня удивил. Но координаты Галабуцкого, располагающего запасами столь необходимой нам бумаги, я приняла с благодарностью. Что из всего этого вышло, вы уже знаете.

Одним словом, все мы находились в состоянии напряженного ожидания, когда в приемную редакции без стука ввалился мужчина лет пятидесяти, стриженный под машинку, с багровой морщинистой шеей и рыжей щеточкой усов под носом. Мужчина был одет в какую-то умопомрачительную косоворотку и полотняные белые брюки, а на голове у него красовалась старомодная шляпа из тонкой соломки. Он будто сошел с экрана — таких героев часто можно было видеть в фильмах пятидесятых годов о колхозной жизни: они там играют себе на уме завхозов и бухгалтеров-бюрократов, попадающих в разные комические ситуации. Вломившись в редакцию, этот человек окинул нас всех исподлобья цепким сердитым взглядом и недовольно рыкнул:

— Главный редактор есть тут?

Мы переглянулись, и я с некоторым сомнением произнесла:

— Допустим, я — редактор. А вы — Галабуцкий, насколько я понимаю?

Комический завхоз, наклонив голову, быстро подошел к столу и с размаху шлепнул по нему сложенной газетой. Совершив такой эффектный жест, он победоносно огляделся и веско сказал:

— Я — Пименов! И намерен требовать у вас сатисфакции по полной программе. Вот так вот!

Весь состав нашей редакции смотрел на этого непонятного человека, раскрыв рты. Во-первых, мы ждали Галабуцкого, а во-вторых, никто из нас и слыхом не слыхивал ни о каком Пименове. Между тем посетитель, не обращая ни на кого внимания, по-хозяйски рухнул в кресло, снял шляпу и принялся вытирать вспотевшую лысину клетчатым носовым платком. Его рыжие маленькие глазки сердито сверкали из-под кустистых бровей.

— А позвольте узнать, любезнейший, — деликатно произнес Сергей Иванович Кряжимский, — по какому поводу вы изволите требовать сатисфакцию?

Пименов зыркнул в его сторону быстрым взглядом и в величайшем волнении воскликнул:

— Ничего себе — по какому поводу! Да вы меня в своей газетенке оболгали! Выставили, можно сказать, на посмешище перед всей страной! А теперь притворяетесь невинными овечками? Не выйдет! Я вас всех выведу на чистую воду!

— Чего это мы вас оболгали? — враждебно спросила Маринка, которая чувствовала профессиональную антипатию к прорвавшемуся в редакцию скандалисту. — Выражения-то выбирайте! Здесь вам не полевой стан! — наверное, ей тоже пришли на память старые фильмы.

Гражданин Пименов обмахнулся старомодной шляпой и, грозно глядя на меня, ответил:

— Как же не оболгали? Просто-таки оклеветали, а не оболгали! Вон, полюбуйтесь! Что у вас в газетке написано? — он кивнул в сторону стола, где лежала брошенная им газета. — За это морду надо бить, уважаемые!

При этих его словах встрепенулся и придвинулся поближе наш редакционный фотограф Виктор, человек немногословный, но, как сейчас любят говорить, крутой, прошедший огонь и воду — в прошлом войсковой разведчик и участник в афганской войне. Кроме своей основной профессии, в которой Виктор, кстати, тоже был асом, он еще и осуществлял в редакции функции службы безопасности. Желающих бить нам морду он обычно брал на себя.

Его долговязая мрачная фигура произвела на разгневанного посетителя должное впечатление, и он, опасливо покосившись в сторону Виктора, чуточку сбавил тон.

— Пчеловод Пименов держит шесть ульев! — обиженно сказал он. — Это курам на смех! Но я не позволю над собой издеваться! Требую опровержения — не шесть, а шестьдесят шесть — так-то вот!

Даже у выдержанного Сергея Ивановича при таком заявлении беспомощно вытянулось лицо, а Маринка просто покраснела от злости и выпалила:

— Вам случайно не голову напекло? Что вы здесь плетете? Какие ульи? С какой стати мы будем писать про какие-то дурацкие ульи?

Пчеловод Пименов улыбнулся хитрющей улыбкой и погрозил Маринке толстым пальцем.

— Ульи дурацкие? — спросил он с сарказмом. — А медок-то любим трескать! А как он достается, медок, знаете?

— Послушайте! — вмешалась я наконец. — Насчет меда мы кое-что знаем, конечно. Но в своей газете этих вопросов мы практически не касаемся. У нас криминальное издание, понимаете? Нас интересуют убийства, ограбления, аферы… Так что, если вы до сих пор никого не прикончили, вряд ли мы станем о вас писать. Вы что-то перепутали, уважаемый!

Пименов вытаращился на меня с таким недоверием, словно я действительно предложила ему отправить кого-нибудь на тот свет. Он явно ничего не мог понять. Возникла неловкая пауза.

Но тут всех выручил курьер Ромка, наш семнадцатилетний стажер, который в глубине души считает себя великим сыщиком и будущей звездой криминалистики и журналистики вместе взятых. Ему одному пришло в голову заглянуть в скомканную газету, валяющуюся на столе.

— Позвольте! — воскликнул он удивленно. — По-моему, мы зря толчем воду в ступе. Вы ссылаетесь на эту газету? Но ведь это «Огни Тарасова», а вы сейчас находитесь в редакции газеты «Свидетель»! Вот и все недоразумение…

Гражданин Пименов недовольно покосился на нашего Шерлока Холмса и, не желая сдаваться, буркнул:

— Ну и что?

— Ничего себе — ну и что! — разгневанно фыркнула Маринка. — Редакция «Огни Тарасова» этажом выше. Вот туда и отправляйтесь и не морочьте нам голову!

Пчеловод Пименов долго размышлял, поочередно разглядывая всех нас тяжелым недоверчивым взглядом, а потом сказал с угрозой:

— Я сам знаю, куда мне отправляться! Я правды все равно добьюсь, не беспокойтесь! Вы еще Пименова не знаете! — Он натянул на уши свою несуразную шляпу, вороватым движением схватил со стола газету и, прибавив на прощание: — Так что бывайте! — выкатился из приемной в коридор.

Едва за ним захлопнулась дверь, Маринка, сдерживавшая себя из последних сил, произнесла громко и с выражением:

— Вот это идиот! Просто какой-то чемпион среди идиотов!

— В тяжелом весе! — подхихикнул ей Ромка.

— Молодые люди! — строго провозгласил Кряжимский, обводя обоих ледяным взглядом. — Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что подобные заявления характеризуют вас как блестящих интеллектуалов. К сожалению, впечатление создается совершенно обратное. А мне, признаться, не хотелось бы, чтобы мои коллеги роняли себя даже в узком кругу. Давайте не забывать, где мы работаем. Ведь нам, как и врачам, доверены людские судьбы…

— Ой, да, Сергей Иванович! — тут же заныла Маринка. — Ну чего тут особенного? Как же прикажете называть дурака — умным, что ли?

— А никак не называть, — твердо сказал Кряжимский. — Просто ни к чему. Знаете это выражение «дурак — это другой»? Ну, вот тот-то и оно. И потом, первое впечатление может быть очень обманчивым…

— Первое впечатление-то как раз еще было ничего, — пробормотала Маринка, подмигивая мне. Сергей Иванович сел на своего любимого конька, и теперь его было невозможно переспорить.

Но на этот раз спор прервался сам собой, потому что в приемную влетел следующий посетитель — молодой расхристанный парень в кожаной тужурке и мятых брюках, испачканных солидолом и машинным маслом.

— Это «Свидетель»? — гаркнул он с порога. — Ну, все путем — принимайте!

— Ульи привез, что ли? — прыснула Маринка, которая никак не могла отойти от встречи с пчеловодом.

Парень задумчиво посмотрел на ее ноги, вытер нос грязным кулаком, ухмыльнулся и сказал:

— Пчелами интересуешься, симпатуля? Можно договориться! Подожди пока. Я сейчас с делами разделаюсь, и, считай, весь твой!

— Да нужен ты мне! — обиженно проговорила Маринка, отодвигаясь подальше от весельчака. — Штаны сначала постирай! А то к тебе подходить опасно.

— А без штанов я еще опаснее! — серьезно заявил парень, пожирая Маринку бессовестными черными глазами.

— Господи, что это за полоса такая! — простонала я, опускаясь в кресло. — Все сговорились, что ли? Вы-то кто такой, молодой человек?

Парень обернулся ко мне, что-то прикинул в уме и сообщил деловито:

— Ага, значит, ты хозяйка! Значит, короче — куда сгружать бумагу?

Я чуть не подпрыгнула.

— Что значит сгружать? — завопила я. — Ничего не надо сгружать. Где этот ваш Галабуцкий? Я должна с ним срочно поговорить.

— Не знаю никакого Галабуцкого-Малабуцкого, — весело сказал парень. — Я — водила. У меня задание — отвезти тонну бумаги «Свидетелю». Все разговоры побоку. Вот накладная — получи и распишись! — широкой темной ладонью он припечатал к столу какую-то бумажку.

— Не стану я нигде расписываться! — заявила я категорически. — Пока не поговорю с Галабуцким, никаких накладных!

— А хоть с Кремлем говори! — легкомысленно отозвался водила. — Мое дело маленькое. Принял — сдал. А там уж как хотите разбирайтесь. В общем, я поехал. Бумага во дворе. Мы ее с ребятами уже сбросили — можете не благодарить. Пока, симпатуля, передавай привет пчелкам! — кивнул он Маринке и, прежде чем мы успели что-то возразить, выскочил из комнаты.

Мы ошарашенно переглянулись, а сообразительный Ромка тут же помчался вниз, во двор — проверять наличие бумаги. Сергей Иванович развел руками.

— Сколько лет живу, а такого не видел! — признался он. — То есть это все настолько кажется мне подозрительным, Ольга Юрьевна, что и передать не могу.

— Я же говорю, магнитная буря! — веско заключила Маринка.

Мы с Виктором ничего не сказали. У меня просто не было сил. Я еще надеялась, что все это шутка, и Ромка, вернувшись, сообщит, что никакой бумаги во дворе нет. Но он появился возбужденный, даже слегка напуганный, и, разведя руками на манер записного рыболова, сказал с восхищением:

— Есть! Вот такой рулонище! Как они его сгружали, не представляю!

— А машина? — мрачно поинтересовался Виктор.

Раз Виктор решился открыть рот, значит, он был по-настоящему обеспокоен. А ответ Ромки ему совсем не понравился — это было видно по его лицу.

— Машина уже уехала, — сказал Ромка. «Зилок» какой-то…

— Номер? — спросил Виктор.

— Не заметил, — виновато ответил Ромка.

— Да черт с ним, с номером! — раздраженно сказала я. — Все равно мы к этой бумаге не имеем никакого отношения. Глупость какая-то!

— Троянского коня напоминает, — блеснула знаниями Маринка. — Может, с этой бумагой нам что-нибудь подсунули? Бомбу, например, или споры сибирской язвы… Как вы насчет такой версии — биологической?

— Это не смешно, — сказала я.

— А я и не смеюсь, — возразила Маринка. — В городе полно людей, имеющих на нас зуб. Некоторые из них и рулона бумаги не пожалеют. Даже рулонища…

— Ладно, не каркай! — сказала я. — Лучше передай-ка мне эту накладную — у меня сил нет подняться.

Маринка шагнула к столу, протянула руку… Но в этот момент опять распахнулась дверь, и вошли трое. Особенно не понравился мне первый из них — лощеный молодой человек с большими залысинами на висках и ядовитой улыбкой.

— Всем оставаться на своих местах! — тихо, но внушительно произнес он, запуская руку во внутренний карман пиджака. — Мы из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Моя фамилия Ерохин. Поступил сигнал, что в распоряжение вашей редакции поступила партия бумаги, похищенной с пензенского комбината. У нас есть постановление прокуратуры на проведение здесь обыска. Надеюсь, ни у кого нет возражений? — он улыбнулся так противно, что у меня заныли зубы.

Какие тут возражения?! У меня вообще не было слов.