Обряд

Светлана Алексеевна Аксенова

Заброшенная деревня в кировской глубинке, ритуальные сосны, живое кладбище; все это Тоня хотела забыть как страшный сон, да и почти забыла, если бы через двадцать лет не раздался телефонный звонок от золовки и заставил вспомнить и счастливое замужество, и свой побег из странной деревни. В той деревне не светит солнце, в ней нет детей и возле каждой избы жители сажают сосны. Тоне нужно вернуться, ее первая любовь, ее муж умирает. Чтобы спасти его, она должна провести немыслимый и дикий обряд.

Часть вторая. Обряд

Глава 1. Звонок

Звонок от бывшей золовки раздался как гром среди ясного неба.

— Демид умирает, приезжай… — не поздоровавшись, бросила она в трубку.

Тоня даже не сразу поняла, с кем разговаривает. Забылся за двадцать лет властный голос сестры мужа, забылся…

— Слышишь меня, Антонина! Приезжай! Алле! — приняв молчание невестки за отвратительную связь, золовка начала дуть в трубку и аллекать так громко, что зазвенело в ушах.

— Да, слышу я, Устинья, слышу! — с трудом вспомнив имя бывшей родственницы, отозвалась Тоня.

А вот не надо было отзываться, и вообще, лучше бы и не отвечала на звонок с незнакомого номера. Не хотелось еще сотовый в руки брать, так и надо было прислушаться к чутью, и пройти мимо.

Так все одно бы дозвонилась Устинья, раньше, или позже, какая разница…

— Слышишь, так отвечай! — гаркнула золовка. — Когда приедешь?

— Не приеду я, — коротко бросила Тоня.

— А должна приехать, — припечатала Устинья. — Знай, что первой жене положено просидеть возле гроба мужа три ночи.

— Да плевать я хотела на ваши ненормальные устои! — не выдержав, заорала Тоня. — И какой еще, помилуй Господи, гроб! Он же не умер еще! — и чтобы не слышать дальнейшей чуши, запульнула телефон в открытое окно.

Запульнула, а потом выбежала и долго искала его в первой весенней траве. В голове не укладывался и странный звонок, и еще более странные слова. Откуда эта ведьма ее номер достала? Почти двадцать лет прошло с тех пор, как дед Захар чуть ли не силком забрал ее из той семейки.

Да где этот долбанный телефон?

Внезапная трель заставила ее вздрогнуть. Осторожно подкравшись, будто звонивший мог слышать, или видеть, Тоня наклонилась над дисплеем.

— Инна! — радостно завопив, она без опаски схватила телефон. — Иннусик, ты где?

— Ой, Тоня? А ты на даче? — раздался голос любимой подруги.

— Да! А вы когда уже приедете? Лодыри!

— Так я здесь… С самого утра порядок в доме навожу.

Не дослушав, Тоня припустила к калитке и, накинувшись на худенькую Инну, чуть не удушила ее.

— Тонька, кобылица эдакая! — вырвавшись из мощных объятий подруги, Инна еле перевела дух. — Ты поправилась, что ли? Чуть шею не свернула…

— Ну, набрала немного за зиму, — смущенно призналась та. — Да и не забывай, что мне по работе положено разные удушающие приемчики знать. Ничего, сейчас огород пойдет, речка, все сброшу! А благоверный твой где? Что-то не наблюдаю… Уж его шея меня точно выдержит!

— Вот через месяц и попробуешь!

— Не поняла, а куда это он умотал?

— Да в командировку, — погрустнела Инна. — В Москве объект какой-то срочно сдать надо.

— И не печалься, вернется! — бодро заявила Тоня. — Как же я рада, теперь почаще видеться будем. А то за зиму всего несколько раз встретились, а весной так вообще не до этого было.

— Как перезимовала? Не страшно было? Пустеет ведь коттеджный городок в зиму…

— Да ну! Пяток соседей наберется и уже нормально! Отопление есть, чего не зимовать? Дед Захар молодец. Так все в доме продуманно до мелочей, живи и радуйся… И чего я раньше сюда не переехала?

— Ты не только не переехала, так еще и деда в квартиру забрала, — напомнила Инна.

— Теперь понимаю, насколько ему тяжело в четырех стенах жилось. Но вернула же обратно…

— Ага, на одну ночь…

— Так, все! Хватит о грустном, — нахмурилась Тоня. — Ты все в доме переделала?

— Ой, в доме разве все переделаешь…

— Поехали в город? Посидим в кафе, салатик закажем, коктейль кокосовый… Вон тот, что на новый год пили… Как он там называется?

— Пина колада, — вспомнив, как прекрасно отметили зимние праздники, Инна улыбнулась. — А что? Поехали! Переоденусь только.

Тоня деловито кивнула.

— Лады, встречаемся здесь минут через двадцать!

— Есть, товарищ командир, — со смехом откликнулась подружка и скрылась за калиткой.

Заказав такси, подруги с шиком подкатили к кафе «Веранда». Кафе находилось возле небольшого пруда и состояло из немыслимых переходов и арок. Одно большое деревянное здание и много маленьких и не очень беседок, которые соединялись булыжными тропинками.

Суровая смесь камня и дерева придавала таинственную и немного мрачную атмосферу, но подругам интерьер пришелся по душе.

Чуть не заплутав в бесчисленных переходах, они наконец-то приземлились в уютной беседке возле самого пруда. Плакучие ивы томно колыхались от ветра и, пытаясь дотронуться до своего отражения, тянули гибкие, убранные серебристо-зелеными сережками ветки к воде.

— Отличное местечко! — довольно констатировала Тоня. — Главное, чтобы нас теперь официант отыскал.

— Что-то ты сегодня подальше ото всех спряталась, — удивленно озираясь, заметила Инна. — На тебя не похоже совсем… — и тут она внимательно присмотрелась к подруге. — Что-то произошло?

Увидев официанта, Тоня приложила указательный палец к губам и кивнула.

— От тебя ничего не утаишь, — призналась она. — Сейчас сделаем заказ и расскажу…

— Хорошо, — вздохнув, Инна уткнулась в меню. — Я салат «Цезарь» буду, который под номером два идет…

— В чем отличие?

— Во втором черри заменены на ананасы и маслины.

— Думаешь, так вкуснее?

— Мне больше нравится это вкусовое сочетание… Креветки с ананасом и маслины с сыром… М-м-м-м! — смачно причмокнула Инна.

— О, блин! — захлопнула меню Тоня. — Вечно ты так о еде, что слюни текут! Тоже такой салат желаю! И этот… да как его? Коктейль…

— «Пина колада», — подсказала подруга.

Подняв руку, Тоня подозвала официанта, который в ожидании заказа старался не мозолить глаза и прятался за плакучими ивами.

Через пятнадцать минут столик уже был полностью сервирован.

Отсалютовав бокалом, Тоня отодвинула трубочку в сторону и с наслаждением отхлебнула густой кремовый напиток.

— Обалдеть как вкусно! — блаженно улыбаясь, протянула она.

— Ты рассказать что-то хотела… — напомнила подруга.

— Да забудь… — отмахнулась Тоня. — Бред какой-то…

Внезапно показалось, что несуразный разговор с бывшей золовкой был не более чем чьим-то розыгрышем. Прошлое ворошить не хотелось…

Глава 2. Пина колада

Прекрасный день весны, вкусный салат и невероятный коктейль сделали свое дело; о плохом не думалось.

— А что ты там говорила про этот коктейль? — вспомнила она вдруг новогоднее застолье. — Где его пьют?

— На Карибском море…

— Так мы сейчас как славные пираты Карибского моря? — хмыкнула Тоня и, привстав, огляделась в поисках официанта.

— Вряд ли пираты разбавляли ром кокосовым молоком и ананасовым соком… Кого ты ищешь?

— Молодого человека, что обслуживает наш столик. Хочу еще коктейль заказать… Слушай, а ты как его делала? У тебя кокосовое молоко было?

— Нет, я ликер Малибу замутила. Кокосовая стружка, сгущенка… — начала было перечислять Инна. — Ай, да не интересно это совсем! Сделала и сделала, — отмахнулась вяло. — Вот у тебя работа, другое дело. Преступники, допросы, расследования… Вот это жизнь!

— Жизнь, только держись, — смешливо фыркнула Тоня. — Нашла чему завидовать… Эй, милейший! — заметив белую рубашку официанта, завопила она.

Заказав еще по бокалу, подруги приступили к салату.

— Слушай, вот никогда бы не подумала, что ананасы и морепродукты так сочетаются. Маслины тоже в тему… И авокадо… И ведь все это оттуда, из-за кордона. Может поэтому…

Тонины рассуждения о заморских продуктах перебил звонок телефона. Взглянув на дисплей, она так и застыла с вилкой у рта.

— Черт… — прошептала испуганно. — Опять неизвестный номер…

— Наверное, банк кредит навязать хочет. Или мошенники… — не понимая ее нервозности, Инна принялась перечислять потенциальных абонентов. — Тебе ли их бояться?

Одарив ее смурым взглядом, Тоня опять уставилась на заливавшийся трелями сотовый. А тот все трезвонил, и замолкать не собирался.

— Ты уже или ответь, или сбрось… — подсказала Инна. — Тебе кто-то угрожает? — догадалась вдруг.

— Можно сказать и так, — наконец-то заговорила подруга и, включив громкую связь, приняла вызов.

— Антонина! — загремел на всю беседку дьявольский голос золовки. — Ты почему телефон не берешь?

— Господи… — отшатнувшись от стола, Инна чуть не свалилась со стула. — Что это? Преисподняя на связи?

— Почти угадала, — тихо ответила подруга и, набравши в грудь воздуха, почти отважно рявкнула в телефон. — Чего тебе надо?

— Я уже говорила! — где-то далеко отсюда бушевала невидимая Устинья, но Билайн отлично донес до ушей скрежет ее зубов. — Ты должна приехать!

— А если не приеду? — теряя остатки самообладания, Тоня закатила глаза.

— Ты приедеш-ш-шь, — зловеще прошипели динамики сматфона. — Ты просто не сможешь не приехать! Ты не посмеешь нарушить обряд, и он не позволит тебе…

— Какой еще обряд? Да к чертям собачьим ваши дикие традиции! А если Демид уже к сегодняшнему вечеру преставится, вы что меня неделю или две ждать будете? И тело земле не предадите?

— Мы подождем…

— Варвары, мать вашу! Не приеду я…

— Ты приедешь… — голос, что холодной струйкой разливался из телефона, начал примораживать носы и кончики пальцев.

Нажав отбой, Тоня еще долго молчала и косилась на молчавший аппарат.

— Может, выключить его? — зябко поеживаясь, предложила Инна.

— Не, вдруг с работы позвонят, или мама… — качнула головой подруга.

— В черный список кинь…

— Это можно.

Принеся коктейли, официант заметил слегка подмороженный вид посетительниц, что еще минут пять назад радовались жизни, а теперь сидели как на поминках.

Что у них там приключилось, не его дело, главное чтобы совсем не замерзли. И исчезнув в одном из переходов, быстренько притащил два клетчатых и теплых пледа, чем определенно напросился на хорошие чаевые.

— Спасибо, добрый человек… — кутаясь в домашний уют, пробормотала Тоня.

Инна же во чтобы-то ни стало, решила добиться правды.

— Теперь расскажешь, что за звонок, откуда и от кого? И куда ты должна ехать?

Тоня хотела отшутиться, что следователь в этой компании она и посему, только ей положено задавать вопросы, но взглянув на взволнованную подругу, поняла…

А кому как не Иннусику поведать о той хрени, что с самого утра гонит бывшая золовка? Чтоб они там, в тартарары провалились всей деревней.

Перед глазами как наяву встали темные бревенчатые избы, высокие мрачные ели и какой-то неизбывный сумрак, словно солнце и об этом крае земли даже не догадывалось.

Спрятав лицо в ладони, Тоня неожиданно застонала.

Двадцать лет прошло с тех пор, как дед Захар вытащил ее оттуда. Все-таки дед обладал мощной харизмой и силой духа, что и ведьма Устинья не смогла противостоять ему.

Разглядела противника и решила не связываться, поняла, что себе дороже будет.

А теперь дедушки нет и эта мегера лесная, словно прочухала про то. Звонит, угрожает и ни капли не страшится… стерва такая.

Надеялась Тоня, что забылось все, поросло бурьяном, затянуло временем…

Что совсем не с ней произошла та непонятная непонятность…

Не с ней, не с ней, не с ней…

Но нет, всколыхнул звонок прежнее, нехорошее, и погнала волна за волной, накрывая воспоминаниями.

Оказывается, впитался в кровь липкий и холодный страх и въелся в поры…

Думала, что исчез он, так нет, до сих пор рядом. Просто ждал своего часа и дождался…

И самое интересное, что ничего такого очевидно страшного и не происходило…

А вот ощущение какой-то противоестественности ощущалось во всем.

Она же так и не поняла, что же на самом деле с ней тогда произошло, или могло произойти. Помнит только, дед Захар напугался сильно, хотя и вида не казал.

Что могло его так напугать? Ее дедушку, который прошел огонь, воду, медные трубы, чертовы зубы, Крым и рым…

Глава 3. Кировская глубинка

Со своим первым и пока единственным мужем Демидом Тоня познакомилась той далекой весной, когда вместе с мамой приехала в Киров к родне.

Темноглазый парень будто околдовал ее. Такая любовь промеж них случилась…

О такой любви слагают легенды и пишут романы.

Домой мама уехала одна. Она никак не могла образумить ошалевшую от чувств дочку, да и Тоне стукнуло уже восемнадцать. Совершеннолетняя…

Сама может принимать решения и родители ей не указ.

Вот так и оказалась она в той глухой деревушке в Кировской глубинке. Там и свадьбу сыграли…

И если задуматься, то весьма странноватая свадебка-то вышла; просто расписали в районном сельсовете и все.

Но Тоня на тот момент прямо-таки срослась с розовыми очками, и все воспринимала через призму такой эйфории, что не хотела замечать очевидного. Как-то все наспех и тайно…

И как она со своим цепким умом повелась на такое? Как опоили чем…

Вот так и прожила она опоенная, а месяца через два трезветь начала потихоньку.

Родителей у Демида не было и жил он с сестрой Устиньей, которую Тоня вначале приняла за его мать. А когда узнала, сколько той лет, удивилась… Всего-то на десяток зим старше брата…

Радушно приняла Устинья невестку, но вот так и сквозили в этой напускной ласковости фальшивые нотки. Тоня все успокаивала себя; кажется мол…

Но каждый раз, мило улыбаясь Устинья, словно заживо сдирала с нее кожу черными, как и у брата глазами.

Вот как понять, о чем она думала?

И однажды Тоня нечаянно подслушала странный разговор, после которого и начала потихоньку приходить в себя.

Возвращаясь из леса с полным лукошком сочной и душистой малины, она свернула к реке и, умостившись под огромной черемухой, вдруг поймала себя на мысли; возвращаться домой, совсем не хочется…

Возле речки и солнышко греет и светло и краски лета играют, а в деревне мрачно и промозгло…

Разморившись под теплыми лучам, Тоня незаметно задремала. Разбудил ее чей-то говор.

Узнав голос мужа, чуть было не подскочила от радости, чтобы бежать и лететь к любимому со всех ног, но почему-то передумала и, пересилив желание, замерла и слилась с густой травой.

— Демид, твоя сосна скоро до крыши дома достанет. Смотри, перерастет и поздно будет. Может пора уже?

Неприятный голос золовки ни с кем не спутаешь. О чем это она речь ведет? Какая еще сосна и почему поздно?

— Знаю, — недовольно отозвался любимый муж. — Так сосна еще и замереть на несколько лет может…

— Может замереть, а может и за ночь выше крыши вымахать! — зло проскрипела Устинья. — Тебе ли не знать, как это бывает? Или что… — в словах золовки явно промелькнул испуг. — Или ты действительно влюбился?

— Не твое дело! — резко ответил Демид. — Без тебя как-нибудь разберемся…

Да о чем это они вообще? Бред какой-то…

Бред, не бред, но из укрытия Тоня так и не показалась, а дождавшись, когда брат с сестрой уйдут, полежала еще немного и не спеша двинулась следом. По дороге она все думала о подслушанном разговоре и, зайдя в деревню, машинально отметила; возле каждой избы растут сосны. Где одна, где две, или три…

Вроде и ничего удивительного, если бы не одно но… Как-то не встречала Тоня в здешних лесах сосен…

Мрачные елки до небес, пожалуйста! Рябины и черемухи, да сколько угодно. Березки, дубы, мягкие пихты, не сосчитать. Но сосны не попадались.

Может регион для них не совсем подходящий?

Значит, специально их сажают. И вовсе непонятно…

Сажают, а потом переживают, как бы дерево выше крыши не вымахало. Смысл-то в чем? Попереживать лишний раз?

Так, так, так…

А может на сосны какая-то миссия возлагается? Воздух там целебный…

Поморщившись, Тоня отогнала эту мысль. Нет, ну смешно; здесь этого целебного воздуха хоть лопатой греби! Совсем другое должно быть, совсем другое…

Тень создают? Да зачем здесь тень… солнца бы дождаться… Нет, опять не то.

А вполне возможно, что и эзотерика примешана; например, злых духов отгоняют!

Точно! А когда дерево вырастает, то стареет и его меняют!

Порадовавшись своему смекалистому уму, Тоня немного успокоилась.

Успокоиться, успокоилась, но разговор застрял в голове; просто так не вытряхнуть.

Мысли разные тревожат, зудят, как комары… Может это и есть интуиция?

И пошла Тоня по дворам, деревья считать. А дворов-то, к слову сказать, и не так и много оказалось.

Вот же дела… Поначалу деревня больше казалась, а на деле, всего-то семнадцать дворов…

Темные бревенчатые избы стояли далеко друг от друга, и заборов промеж них не наблюдалось. Так что, напустив на себя беззаботный вид человека, который гуляет и приходит в восторг от каждой травинки, Тоня обошла все дворы.

И не зря!

Не утаились от ее зоркого глаза пеньки, что окружали каждую избу. Старые, заросшие травой и сровненные с землей, они были почти неуловимы, и так бы остались таковыми, если бы не угораздило Тоню споткнуться.

Значит, домыслы верны…

Когда сосна перестает приносить пользу, то ее срубают. Вот вроде и ничего страшного, правда? У каждого народа определенные суеверия и ритуалы, но Тоню почему-то напугали эти присыпанные землей пеньки.

С того разговора с сестрой поменялся Демид. Тоня то и дело ловила на себе взгляды мужа, но не полные любви и нежности как раньше…

Смотрел как-то особенно, будто задачку сложную решал, да не получалось пока…

И так тоскливо ей сделалось…

Одна среди огромной тайги в странной деревне, с обретенными на скорую руку родственниками, молчаливыми соседям и с соснами этими непонятными.

Вот тогда-то и протрезвела…

Страсть как захотелось позвонить маме, папе и дедушке Захару. Хотя бы голос их услышать, хотя бы просто знать, что они где-то есть…

Прощение вымолить за поведение свое нелепое и дикое. Записку матери оставила и прямо с поезда сбежала. Господи, да кто же ей так глаза застил?

Да как она вообще могла так поступить? Она?! Рассудительная и правильная девочка, которая всегда жила умом, а не сердцем.

Глава 4. Райцентр

Ох, как же тяжело было прозревать и сдирать с глаз розовые очки…

И замыслила Тоня бежать… Но это тебе не с одного района в другой переехать. Здесь тайга со всех сторон в тиски взяла. Не, верная погибель одной да в тайгу.

Решила хитростью попробовать; намеками разными, дескать, хорошо бы ей маму навестить и одежку перевезти, а то с весенним багажом, с которым она с поезда свистанула, здесь долго не продержишься. Осень не за горами.

— Обойдешься, — не очень дружелюбно отозвалась на ее просьбу Устинья. — Демид в райцентр свозит, вот и закупите что надо.

Тоже неплохо, лишь бы там телеграф имелся. Позвонить успеть, или телеграмму отбить…

В райцентр собрались только через две недели, но за эти дни с нее окончательно слетели остатки романтической шелухи.

Если мрачность деревни она уже разглядела и даже свыклась немного, то пришедшие неизвестно откуда запахи полностью лишили душевного равновесия.

Запах сырой земли вызывал необъяснимую тревогу и сводил с ума, а едва уловимое тошнотворно-сладковатое амбре, что так и накатывало волнами, то и дело вызывало рвотные позывы.

И последней каплей стало то, что Тоня наконец-то заметила, в деревне нет детей и подростков. Ни одного! Хорошо, допустим, подростки на летние месяцы куда-то свинтили, но где же шумная малышня?

Они должны сейчас носиться по дворам, бегать на речку, лазить по огромным черемухам.

Визжать, кричать, устраивать потасовки…

Где они? Неужели на семнадцать домов ни одного ребенка?

Натурально вымирающее место…

И все чаще и чаще казалось, что и люди в ней неживые, и она Тоня тоже скоро станет такой…

В райцентр добирались на грузовике, который по ходу был единственным транспортом в деревне. Демид молча смотрел перед собой, и Тоне вдруг показалось, стоит поднапрячься, и сможет услышать мысли мужа.

Разговаривать не хотелось, да и если честно, она всеми силами пыталась запомнить дорогу, но очень скоро поняла; затея глупа.

Райцентр был похож на обыкновенный райцентр. Здесь досужие запахи не преследовали, и уже подумалось, что все это бред ее разыгравшейся фантазии. А увидев бегущую мимо ребятню, Тоня и вовсе было расслабилась, но заметив тяжелый взгляд мужа, быстро пришла в себя.

Теперь осталось придумать, как же незаметно заскочить на телеграф. Благо все рядом и универмаг, и магазинчики и даже столовая.

Но тут Демид сам пришел ей на выручку. Вручив деньги, сказал, чтобы купила все, что надо, а он пока подождет в забегаловке, что стояла прямо у входа в универмаг.

— Сколько у меня времени, — робко поинтересовалась Тоня. — Я вещи очень долго выбираю, — добавила она.

— Там выбор-то не велик, — усмехнувшись, муж легонько сжал ее руку. — Но я подожду сколько надо, поняла?

Вот сейчас через столько лет ей вдруг показалось; вот этим пожатием он будто сказать что хотел…

Но это сейчас, а тогда, спрятавшись за круглой колонной, она замерла, подбирая момент, чтобы незаметно перебежать через улицу.

Удивительно, но оказывается, она до сих пор помнит тот холод, что шел от колонны, декорированной мелкой темно-синей, голубой и белой мозаичной плиткой. Похоже, даже рисунок какой-то изображен был…

Дождавшись, когда Демид встал в небольшую очередь и отвлекся на витрину с закусками, Тоня рванула к старому одноэтажному зданию из красного кирпича.

— Можно в Волгоград позвонить? — подбежав к свободному окошку, выпалила она. — И еще телеграмму отбить?

— Все можно, — мило улыбнулась ей светлоглазая худенькая женщина в цветастой косынке.

Заполняя бланки, Тоня все бросала взгляды на эту веселенькую косынку. Странно, но эти белые ромашки на зеленом поле вселили в нее уверенность и надежду.

Надежду, что дома кто-то да будет. И обязательно возьмет трубку…

Она ведь даже не знала, какой сегодня день недели… Рабочий день у мамы с папой, или нет?

А дедушка… он же на даче живет, а там телефона нет…

Вот на этот случай телеграмма и сгодится. Две! Одну на дачу, другую на квартиру. Заметано!

Сидя на неудобных деревянных стульях, Тоня от нетерпения постукивала ногой. Ну, быстрее же, пожалуйста, быстрее…

Казалось, уже час прошел, но поглядывая на забегаловку, она видела, что муж до сих пор топчется у прилавка.

— Волгоград, первая кабина! — услышав свой город, Тоня вздрогнула от неожиданности.

Ворвавшись в кабинку, она трубку-то с первого раза снять не смогла, руки тряслись, и так и казалось, что за спиной вот-вот возникнет муж и просто растерзает, или глазищами испепелит…

А ни того, ни другого как-то не хотелось.

— Алле? — раздался в трубке далекий голос деда Захара.

— Дедуль! — воскликнула Тоня и тут же прикрыла рот ладошкой, чтобы дедушка не услышал ее сдавленных рыданий.

— Тонюшка? Это ты? Где ты сейчас? Тоня?

— Деда, я в деревне Варыгино. Знаешь такую… Я там… Деда, мне страшно…

Дед Захар не стал читать нотаций, что, мол, сама дура, сама сбежала, не стал выяснять, что и как, он только коротко ответил.

— Еду! Только продержись, солнышко! Слышишь меня? Тоня?

— Слышу, дедушка. Я буду ждать… — опустившись на скамейку, она уронила на колени замолчавшую трубку и расплакалась.

Даже не удивилась тому, что дед находился в квартире, а не на даче. Как потом узнала, дед Захар, словно уловив ее страх через тысячи километров, уже как месяц каждый день ошивался в квартире в надежде на телефонный звонок.

Дверь кабинки открылась и, подняв голову, Тоня увидела ту самую милую женщину в ромашковой косынке.

— Все хорошо? — спросила та и, взяв телефонную трубку, повесила ее на рычаг.

Судорожно втянув воздух, Тоня кивнула.

— Ты откуда такая напуганная? — тихо поинтересовалась телеграфистка.

— Из Варыгино…

— Нет такой деревни…

— И, тем не менее, я оттуда, — Тоня решительно встала. — Спасибо вам, я пойду. Мне еще вещи теплые купить нужно.

— Все будет хорошо, — шепнула ей вслед милая работница почты.

Выскочив на улицу, Тоня сразу наткнулась на тяжелый взгляд мужа, который уже сидел за столиком. От испуга ноги заплелись и, запнувшись на ровном месте, она плашмя грохнулась на облупленные деревянные ступени крылечка.

А когда поднялась и, отряхивая темные джинсы, покосилась в сторону забегаловки, то так и застыла; Демид сидел к ней спиной. Раздумывать, показалось или нет, Тоня не стала и, забежав в универмаг, опрометью пронеслась по отделам.

Выбор действительно был невелик и, купив самое необходимое, она направилась в забегаловку.

Заметив ее, Демид тут же вскочил, взял сумки и повел в столовую, что находилась за универмагом.

— Там поедим, а то в этих забегаловках такая дрянь сроду, — подмигнув жене, объяснил он.

И показалось Тоне, что у мужа по какой-то неведомой причине отлегло от сердца. Повеселел вдруг…

И ни словом не обмолвился, что видел ее у здания почты.

Глава 5. Спасение

Хоть немного и повеселел Демид, но заметила Тоня, сквозь веселье, то и дело просачивалась тоска. Такая неизбывная, щемящая… и вечная…

А как вернулись обратно в деревню, так опять помрачнел…

Тоня же жила ожиданием и все размышляла, сколько дней понадобится дедушке, чтобы добраться…

Сообщит ли папе и маме об этом? Не хотелось бы…

Мама разволнуется, а папа последнее время и так чувствовал себя хуже некуда.

А дедушка… ему же лет…

Сколько же ему лет?

Тоня всегда забывала об этом. Дед Захар для нее был незыблемой скалой, утесом!

Богатырь из сказки…

Таких мужчин, к сожалению уже не производили…

Сломался завод. Печально…

И тут до нее дошло; а Демид-то схож с дедом статью и орлиным взором. Прижав к пылающим щекам ладони, Тоня так и осела там, где ее и нахлобучила эта мысль; в сенцах.

Сидя на ворохе сена и приходя в себя от неожиданности, вдруг приметила, притулившийся в углу, небольшой саженец сосны.

Что может быть страшного в безобидном саженце дерева?

А у Тони сердце так и оборвалось, будто гроб увидела, или еще хуже; покойника…

Убежала она на речку в тот день и просидела там до самого вечера, а заявившись домой, постаралась не обращать внимания на настороженные взгляды мужа и золовки и, опередив их расспросы, буркнула, что очень плохо себя чувствует и посему ляжет спать отдельно в маленькой комнате.

Комната больше походила на кладовку… Без окон, с железной старой кроватью и кованным сундуком возле стены. Страшноватая комнатенка, но зато здесь имелась дверь с огромной щеколдой.

Как раз то, что ей и надо. Закрыться ото всех, закутаться в одеяло и забыться.

Ночью небеса словно разверзлись; такой дождь ливанул, того и гляди, пробьет насквозь крышу. Сорвавшийся с цепи ветер с ревом носился по верхушкам елей, а наигравшись с деревьями, заскакивал в трубу и выл так, что душа сжималась.

Совсем не спалось в эту ночь. К утру дождь прекратился и, натянув резиновые сапоги, Тоня выбежала глянуть за околицу. Тревожило от чего-то сердце…

Пусто, только туман клубился…

Дед Захар возник посреди дороги внезапно как гриб после дождя. Вот только пусто место было, а уже глядь, стоит, оглядывается ошалело, будто сам не понял, как здесь очутился.

— Антонина? — приглядываясь к внучке, он словно не поверил глазам. — Антонина, ты?

— Деда! — чуть не поскользнувшись, та бросилась к долгожданному гостю. — Ты нашел меня, ты меня нашел…

— Ох, Тонька, куда тебя занесла нелегкая, — обнимая ее, испуганно бормотал дед. — Чудом отыскал тебя, чудом. В Зуевке спросил, как добраться в Варыгино, а мне ответили, нет такой деревни. Когда-то была, да сплыла уж давно… Решил, что ослышался тогда по телефону. И где искать тогда?

Но с другой стороны, если ты дозвонилась, значит, на телеграфе побывала. На почту зашел и спросил, не помнят ли они дивчину, что на днях Волгоград вызывала. А там две кулемы, переглянулись, плечами пожали и говорят, не было такого. Ну, все, думаю, приехал…

Зашел в забегаловку, что напротив; бутерброды с чаем взял, сижу, жую, думу думаю.

Тут чувствую, на плечи легонько так ладошки чьи-то опустились, и милый женский голосок шепчет, значит, что та, кого я ищу, вот здесь находиться; и клочок бумаги на стол передо мной опустился, а на нем карандашом; север, юг и стрелочками показано, как до деревни дошагать. Смешная такая карта, будто ребенок рисовал, но понятная.

Хотел было повернуться, да взглянуть на благодетельницу, а она как прочуяла, и серьезно так приказала не оглядываться. Только косынку в ромашках и успел разглядеть.

— Косынку в ромашку, — удивленно охнула Тоня. — Так это же телеграфистка с почты!

— Не, не было на почте никого в платке. Говорю же, там две гусыни недовольные сидели, лет уже за пятьдесят. А эта по голосу слышно, молодая… Может за тридцать немного будет.

Ох, и намесил я километров… Верст восемьдесят точно прошел. Чего только не увидел на пути.

Но об этом потом! Давай, хватай пожитки свои, и дергаем отсель. Не обессудь, но знакомиться с твоими непонятными родственниками желанием не горю.

— Куда же она от законного мужа пойдет? — насмешливый голос золовки как обухом по голове ударил.

И подкралась же так неслышно, ведьма чертова.

Отодвинув Тоню за спину, дед Захар окинул взглядом Устинью.

— Так считайте, с сегодняшнего дня я им развод дал, — жестко ответил он.

— Да вы шага отсюда не ступите, — расхохоталась золовка. — Тайга сплющит…

— Ну! — бесстрашно хмыкнул дед. — Сюда же я как-то добрался. Не сплющила, хоть и пыталась. И что у вас здесь за дела неприглядные творятся, а? — перешел он в наступление. — Лес сосновый я встретил… Странный такой. Может, подскажете, почему на каждой сосне римская цифра семнадцать вырезана? Или мне самому додумать?

Поразительное дело, но слова деда, если не напугали золовку, то в замешательство ввести сумели.

А дед между тем продолжал наступать.

— А еще, попалось мне на пути очень неправильное кладбище… Слыхивал я про такие погосты, — и выдержав паузу, во время которой с наслаждением упивался смятением Устиньи, продолжил.

— Знаете, как они называются? Живыми кладбищами… А знаете почему? Потому что…

— Хватит! — взвизгнула золовка.

— Почему же, хватит? — не согласился дед. — Я только начал… Вот ваш дом, правильно? — кивнул он на избу. — Две сосны вижу. И вот знаю, что когда-нибудь эти сосны появятся в том странном лесу. Так никто мне не помешает срубить их прямо сейчас, и пополнить ими тот лес, но римская цифра семнадцать, будет говорить уже от вашего имени.

И вот непонятно совсем, шутит дед, или же блефует…

Да и о чем вообще говорит? Какие еще сосновые леса, живые кладбища и римские цифры?

Но судя по реакции Устиньи, только Тоня не понимала, о чем тут речь ведется.

Золовка же окрысилась, да попятилась к дому.

Тут из избы с дорожной сумкой вышел Демид. Увидев его, дед Захар сразу примолк, и ощутила Тоня, как он напружинился, словно зверь пред прыжком. И если бы муж удумал препятствия чинить, то, как пить дать, разорвал бы его дед.

Но Демид ничего такого исполнять и не собирался. Молча протянул Тонину сумку и, глядя жене в глаза, беззвучно произнес губами; «Прости…»

Вот и все прощание…

И дед, боясь, как бы внучка не бросилась вслед за мужем, развернулся и, не давая опомниться, потащил ее за собой.

— Ох, ну и мракобесие… Сплошное мракобесие… — все плевался он, пока деревня Варыгино полностью не скрылась из вида.

Глава 6. Дорога

Тоня уже давно выбилась из сил, а дед Захар все пер как танк. Вот закваска дореволюционная! Всю ночь шагал и, не отдохнувши, опять ногами километры меряет.

— Деда, скажи, ты, сколько часов от Зуевки до Ворыгино добирался? — решила поинтересоваться внучка.

— Не считал. Шел и шел себе… А тебе зачем?

— Да вот думаю, сколько же километров в день человек пройти может?

— Человек много чего может, — остановился дед. — Я от страха за тебя земли под собой не чуял. Что, устала?

Тоня хотела бодро ответить, да нет, мол, сил во мне еще о-го-го сколько, как ее повело в сторону и, не устояв, она приземлилась на мокрую траву.

— Стало быть, устала… — констатировал дед и настороженно огляделся.

— Чего? — вслушалась в молчавшую тайгу внучка. — Опасно здесь?

— Не знаю…

Взглянув на Тоню, дед понял, что та и шагу не в состоянии сделать.

— Давай передохнем немного, — решительно произнес он.

Отыскав, более-менее, приличное бревно, дед Захар накинул на него покрывало, и помог внучке пересесть.

— Господи, да ты и не одета совсем, — разглядев одежку, охнул он.

Вытянув ноги, Тоня с неподдельным интересом рассматривала фланелевые пижамные брючки. Такие уютно-серые в мелкий синий ромбик.

— Вот прикол… — пробормотала она. — Удираю от мужа, в чем мать родила. Почти…

— Переоденься, — кивнул на баул дед. — А я пока поесть соображу…

Открыв сумку, Тоня сразу наткнулась на джинсы, футболку и ветровку. Демид словно знал, что эти вещи понадобятся в первую очередь.

— Дрянь! — вдруг закричала она. — Дрянь, дрянь, дрянь! — и со злостью пнув баул, разревелась.

Ревела, орала, выла, рычала, кусала кулаки, била ими по земле.

Дед Захар не мешал выплеску горечи, обиды и гнева. Нехай выплеснет здесь и сейчас. Чем раньше, тем лучше…

Пусть эта муть останется в тайге на веки вечные, чем потом разъест душу…

Найдя еще одно бревнышко, дед превратил его в стол и теперь не спеша выкладывал из своего рюкзака вареную картошку, яйца, пупырчатые огурцы, копченую колбасу и хлеб, который раскрошился, но стал от этого еще вкуснее.

— Все, наревелась? — покосившись на внучку, спокойно проговорил он. — Иди, перекусим. Даже чай еще горячий, — открыв термос, обрадовался он. — В Зуевке чаек наводил. В забегаловке, что напротив почты. А вот и лисичкин хлеб, — показав на раскрошившуюся буханку, он заговорщически подмигнул. — Помнишь, как ты его в детстве любила?

Понюхав хлеб, Тоня откусила кусочек, пожевала и обиженно уставилась на деда.

— Обыкновенный отрубной, — нахмурилась она. — Причем тут лисички?

— Ты забыла? — хлопнув ладонями по коленкам, дед озорно рассмеялся. — Забыла, как тебе лисичка из леса гостинец передавала?

— Чего-о-о? — Тоня решила уже, что пережитые эмоции спровоцировали у дедушки бред, как то далекое воспоминание из детства вынырнуло перед ней и прорисовалось яркими красками, вплоть до запаха и вкуса.

Дедушка с папой часто ходили по грибы и, возвращаясь, заполняли уловом все кастрюли, тазики и ведра. И этот непередаваемый запах грибов и прелых листьев наполнял комнаты и переносил в осень.

Из еды, что бралась с собой, оставался лишь хлеб. Неважно какой, черный, белый или отрубной, но он всегда был помятым и даже раскрошенным и пах колбасой и картошкой.

А еще он пах лесом, путешествиями и приключениями…

И дедушка всегда говорил, что этот хлебушек ей передала лисичка, и маленькая Тоня до последней крошки съедала этот волшебный подарок из леса. Лисичкин хлеб…

— Вижу по глазам, что вспомнила, — протягивая ей горячий сладкий чай в чашке от термоса, дед Захар улыбнулся.

— Вспомнила… — счастливо выдохнула Тоня и набросилась на еду.

Эх, давно она так вкусно не ела. Непонятные запахи, что сводили с ума, исчезли.

Какой же бесподобной свежестью пахнут огурчики; и почему-то сразу вспоминается море…

А картофелина в мундире? Присаливаешь ее крупной солью и в рот вместе с ломтиком колбасы…

Страх постепенно отпускал, и казалось, не было никакой странной деревни, не было замужества…

Но тоска, что то и дело сжимала сердечко, напоминала, все было, милая. Помни и не забывай теперь…

— Все, отдохнули и в путь, — встав, дед стал собирать провизию и скатывать покрывало и тут из рюкзака выпал обрез.

— Дед, это что? — поперхнулась от такого сюрприза Тоня.

— Сама не видишь? Винтовка с обрезанным стволом…

— Ты как ее в самолет пронес?

— Скажешь тоже, — фыркнул дед. — Я эту красавицу здесь уже приобрел.

— На фига? Ты что, стрелять собирался?

— Нет, попугать просто! Если бы я знал, что за чертовщина здесь вытворяется, то еще и серебряной картечи прикупил бы! А то обычная, супротив твоих родственников, это как снежками пошвыряться…

— Может, расскажешь уже, — попросила Тоня. — Про какое кладбище и сосны ты Устинье нес? Или на понт брал?

— Ну-у-у, — почесав за ухом, замялся дед. — Малеха взял, не без этого… А так, видел я, Антонина, и погост непонятный и сосновую рощу с цифрами. Мутные места и как я там оказался, убей не пойму…

— Погоди, так мы сейчас тоже мимо них пойдем?

— Слава богам, нет… Они мне перед самой деревней показались. Показались и исчезли. Знаешь, как одна картинка другую сменила. Шел по дороге, раз, в бору сосновом очутился, пока стоял да гляделки таращил, уже на погосте, а потом на месте погоста деревня разрушенная появилась.

Я уж решил, что от усталости видения посетили.

Но я ощущал эти видения! Я их руками трогал! И сосны с цифрами, и могильные камни с изображениями умерших. И изображения эти совсем не фотографии…

А как бы выразиться понятнее… Лики мертвых как из-под камня выступают. Или сквозь камень…

Чтобы понять, это видеть нужно. И избы ворыгинские… От них же только стены перекошенные остались… Все сгнило и развалилось.

Пока размышлял, туман все затянул, а когда развеялся, смотрю, избы-то целехонькие стоят.

Целехонькие, но пустые. Клянусь, в каждый дом зашел. Заброшенно все, будто и не живут здесь давно.

Вот же думаю; куда занесло, где нужную деревню искать, пес его знает. Тут опять туман закурился и слышу шаги вроде навстречу, и через минуту ты посреди дороги нарисовалась…

— Бред какой-то, если честно… — допив чай, Тоня встряхнула крышку. — Кто б другой рассказал, высмеяла бы, и решила, что обкурился. А про сосны, что срубить грозился, ведь угадал! Заметил, как Устинья перепугалась?

— Ну, так, считай, в самое яблочко попал, догадками своими, — закинув рюкзак за плечи, дед бросил взгляд на небо. — Ох, не успеем мы до Зуевки к ночи добраться, не успеем, — посетовал он.

— Дед, давай мне баул, — подскочила внучка. — Сама понесу.

— Антонина, не мешай, — сердито цыкнул тот. — Вон, дамскую сумочку перекинула через шею и шагай себе.

— Значит, точно сказать про сосны не можешь, — семеня следом за дедом, все галдела Тоня. — Наобум ляпнул?

— Наобум, наобум… Зато точно знаю, смерть тебе родственнички уготовили. И если бы муженек твой не разрешил тебе на телеграф заскочить, то переселилась бы ты, Антонина, на живое кладбище. Как именно они это делают, не ведаю. Но уверен, что делают.

Со стороны проклятой деревни послышался шум мотора и дед с внучкой, не сговариваясь, нырнули в гигантские заросли борщевика.

Глава 7. Семен

— Ой, чесаться потом будем, — сжавшись, Тоня покосилась на разлапистые листья растения.

— Лучше почесаться, чем опять к каким-нибудь охламонам попасть, — глядя в просвет на дорогу, откликнулся дед. — Да и в закрытой одежде мы. Капюшон на голову надвинь поглубже.

— Да надвинула уже… Что там едет, видишь?

— А на чем вы в райцентр мотались?

— На грузовике каком-то…

— На грузовике, — недовольно пропыхтел дед Захар. — Марка какая?

— Деда, ты чего вообще? — возмутилась внучка. — Мне до марки было? Не знаю… Раздолбанный такой грузовик с деревянным кузовом… Или что там у него сзади?

— Кузов, кузов… Не разбираешься в марках машин, так и скажи, — быстренько охладил ее пыл дед. — Ничего, домой доберемся, и восстановим этот пробел. Так… Ну, это явно не грузовик… — облегченно выдохнул он. — Сиди пока здесь, я выйду, остановлю.

— Дед, да может ну его… — испуганно зашептала вслед Тоня.

Но тот уже не слышал…

Выйдя на дорогу, дед Захар отважно встал прямо посередине. Навстречу ему, рыча как порядочный камаз, тащился пыльный уазик.

Согнувшись в три погибели, Тоня подкралась ближе к краю и приготовилась, если что, шустро выскочить на помощь. Хотя чем она могла помочь, если бы это самое «если что» приключилось?

Уазик затормозил. Высунув из кабины лохматую голову, водитель несколько секунд придирчиво оглядывал вставшего на его пути незнакомца.

— Добрый день, — наконец произнес он.

— Добрый, — кивнул дед. — А вы не в Зуевку случайно?

— Случайно в нее… Подвезти?

— Я не один, — повернувшись к зарослям, дед махнул рукой. — Антонина, выходи! Дальше на колесах поедем!

Выскочив, внучка первым делом сняла ветровку и вытрясла ее как следует.

— Случилось у вас что? — поглядывая на странных пассажиров, поинтересовался водитель.

— С чего вы решили? — усаживаясь назад, неприветливо буркнула Тоня.

— В куширях прячетесь не просто так…

— Антонина, не дерзи, — урезонил дед. — Захар, — протянув руку, представился он. — А на внучку внимания не обращайте. Перенервничала немного…

— Семен, — ответив на рукопожатие, шофер понимающе кивнул. — Да ничего страшного. Молодые они резкие… Сами такие были, помним, — и он примиряюще подмигнул в зеркало строптивой пассажирке.

— Как вас сюда занесло-то, — задумчиво произнес Семен. — Тут за много километров ни одной деревни. Заблудились, что ли?

— Так точно, заблудились, — поддержал удобную версию дед Захар. — Вторые сутки кружим, уже и еда закончилась… Счастье, что на дорогу вышли.

— Леший закружил, значит… — многозначительно протянул новый знакомый. — Не одних вас закрутил, шельмец. Меня тоже каким-то Макаром на другую дорогу вынесло. Ехал по одной, а оказался на другой. Такие дела иной раз в этих лесах творятся… — начал было он, и замолчал.

— Какие дела? — затаив дыхание, спросила Тоня.

— Да разное болтают…

Заметив, что Семен еще не готов посвятить их в это самое разное, дед Захар зашел с другого бока.

— А мимо Ворыгино проезжал?

— Сегодня довелось…

— И как там?

— Что, как? — оторвав взгляд от дороги, водитель недоуменно уставился на пассажира. — Никак… Несколько изб разрушенных, да и все… Там давно никто не живет…

— Как не живет? — не удержалась Тоня. — Совсем никого нет?

— Ну, если только звери какие, — хохотнул Семен. — Кто там жить будет? Одни бревна от домов остались… Вы разве не знали?

— Не знали… — вздохнул дед и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза.

— Что-то вы замученные какие-то, — сочувственно поглядывая на попутчиков, заметил водитель. — Вам вообще куда надо? В Зуевку, а потом?

— В Киров на вокзал, — не открывая глаз, ответил дед. — И домой к степям Волгограда, подальше от всего этого кошмара.

— Волгоградские, значит. Понятно… Ваши степи, то не наши леса. И чего вас в тайгу понесло? Хорошо, живы остались… А могли бы пропасть с концами и вся песня, — будто на что-то рассердившись, Семен резко выкрутил руль.

Уазик подпрыгнул на ухабах.

Ойкнув от неожиданности, дед Захар почесал ушибленную макушку и досадливо крякнул.

— Если не то сказал, извини, — смущенно произнес он.

— Да ты не причем, — хмуро отозвался новый знакомый. — У меня своя боль… Сестра моя в тайге пропала…

— Сестра, говоришь, пропала… — оглянувшись на внучку, задумчиво протянул дед. — Давно?

— Лет пятнадцать ни слуху, ни духу…

Пассажирка на заднем сиденье вдруг тоненько всхлипнула и, уткнувшись лицом в сумку, расплакалась.

— Чего это? — обеспокоенно заерзал Семен. — Остановить?

— Да, не, не… езжай. У каждого своя боль… Как пропала сестра? Искали хоть? Лет сколько ей на тот момент было?

— Искали, конечно, а что толку? Двадцать годков как раз накануне справили. Как пропала? Да как…

С друзьями в лес отправились… С палатками, со всеми делами. Там она и пропала.

— А остальные?

— Остальные вернулись.

— Так, а версии? Что друзья говорят? — не отставал дед.

— Да что они сказать могут! — вспылил водитель. — Блеяли про какого-то парня, который к ним в лесу присоединился. Вроде как знакомый Валюши. Валя, это сестра, — пояснил он. — А в итоге, никто из друзей ни имени, ни внешности не запомнил. Прямо не человек, а призрак какой-то.

Зато в один голос твердили, что с этим парнем Валюша вроде как к речке прогуляться пошла.

Наутро хватились, а ее нет нигде…

— А вещи? — подала голос Тоня.

— Что, вещи? — не понял Семен.

— Вещи ее в палатке остались? Или тоже исчезли?

— Не было вещей…

— И что она, по-вашему, с вещами к реке пошла, или без вещей на природу выехала?

— Вот и нам так же сказали, что сама ушла по своей воле…

— Вещи и спрятать могли… — вставил дед.

— Да все могло быть, как только теперь правду узнать? — тяжело вздохнул Семен. — А знаете что, я на днях в Киров по делам еду. Давайте вы у нас перекантуетесь, а потом вместе махнем?

Как вам идея? Устали вы… А в Зуевке электричку ждать еще… Голодные, холодные, оно вам надо? А у нас банька. Аннушка моя харчо сварила. Вкусное! Посидим, поговорим, а?

— Банька хорошее дело, — мечтательно произнес дед Захар.

— Да и харчо неплохо совсем, — в том ему откликнулась Тоня.

— Это значит, что вы согласны? — и Семен расплылся в довольной улыбке.

— Согласны… — настороженно переглянувшись, ответили пассажиры.

После пережитого наивно доверять первому встречному не очень-то и тянуло. Но теперь они вместе и их так просто не взять.

Глава 8. Фотография

Подъехав к деревянному дому, покрашенному в яркий желтый цвет, Семен лихо просигналил.

— Приехали, выгружаемся! — скомандовал он. — Вон и Аннушка моя чешет. Соскучилась видно…

Из-за калитки выскочила высокая женщина со светло-русой косой до самой поясницы и, увидев рядом с мужем незнакомых людей, затопталась на месте.

— Иди ко мне, Анют, — обнял засмущавшуюся жену Семен. — Вот, в тайге потерялись, — кивнув на попутчиков, объяснил он. — По чистой случайности пересеклись наши пути. Позвал их погостевать у нас денька два.

— Ваш муж нам жизнь спас, — серьезно заявила Тоня. — Меня Тоня зовут. А это мой дедушка, — показала она на деда.

— Захар, — галантно поклонился тот.

— Здравствуйте, здравствуйте, — напевно произнесла хозяйка. — И хорошо, что согласились погостить. Шутка ли, в тайге заблудиться! Заходите в дом, не стесняйтесь. Банька уже натоплена. Устали, поди, с дороги-то? — мило окая, зачастила она.

После бани угостившись харчо и другими вкусностями, Тоня под ненавязчивую болтовню дедушки с гостеприимными хозяевами, заклевала носом.

— Дивчина наша разомлела, — заметил Семен. — Анют, уложи ее.

— Я ей в Валюшиной комнате постелила, — зачем-то пояснила хозяйка. — Пойдем, милая, ляжешь, — приобняв гостью, позвала она.

— Все правильно, — кивнул вслед Семен. — Нечего комнате простаивать…

Коснувшись чужих подушек, Тоня моментально уснула. Кто-то настойчиво касался ее лица. Сначала мягко и нежно, но потом стало неприятно и колко.

С трудом разлепив веки, Тоня обнаружила себя в сосновом лесу. Протягивая колючие ветки, деревья пытались схватить ее, но у них ничего не получалось и от жалящих прикосновений холодком покалывало кожу.

— Замри, — послышался голос. — Замри, иначе он найдет тебя.

Отбиваясь от настырных веток, Тоня отчаянно замахала руками.

— Нашел… — разнесся тихий вздох.

Сосны расступились, и она увидела Демида. Прищурившись, он оглядывал лес и, трепеща тонкими крыльями ноздрей, жадно втягивал воздух.

Заметив Тоню, он наклонил вперед голову и, достав ножик, стал осторожно приближаться. Муж ступал плавно и бесшумно, словно она была дичью, которая уловив малейший шорох и звук, тут же сорвется с места и поминай, как звали.

Но Тоня не то чтобы бежать, она и шевельнуться не могла.

«Будто дерево…» — мелькнула нехорошая мысль.

А Демид уже рядом. Пригвоздил к земле тяжелым взглядом, и, разорвав на ней футболку, опустился на колени и вырезал на ее животе римскую цифру семнадцать.

— Ты жила… — глядя на жену снизу вверх, прошептал он.

— Я не жила, я жива! — заорала Тоня и проснулась.

Вокруг темень, хоть глаз коли, и в эту секунду показалось, под землей она. Что похоронили-таки заживо родственнички…

Боясь шевельнуться, Тоня лежала и слушала удары сердца. Такие громкие, оглохнуть можно…

Скосив глаза, заметила слабую полоску света, потом донесся и негромкий говор.

И постепенно вспомнился сегодняшний день; и уход из деревни, и как долго месили расквашенную после дождя землю, и как ее от усталости свалило. Вкусный привал, лисичкин хлеб и звук мотора за поворотом.

Семен, пропавшая сестра и, наконец, банька и вкусное харчо.

И когда она уже засыпала за столом, то успела шепнуть дедушке.

— Не могу больше, рубит… Деда, если что, то со мной все что хочешь, сегодня сделать могут.

На что тот ответил.

— Иди, милая, отдыхай. Я с хозяином побеседую, да за обстановкой в оба смотреть буду. Иди, спи, золотко.

Заставляя болезненно сжиматься, остатки страшного сна еще кружили рядом. Убежать, убежала, но, видимо, Демид будет долго еще тревожить во снах. Опустив ноги с кровати, Тоня нащупала тапочки, что дала хозяйка и, поводив ладошкой по стене, щелкнула выключателем.

В комнате пропавшей сестры, по всей вероятности, так все и оставили, как пятнадцать лет назад. Брат до сих пор надеялся, что Валюша вернется.

Интересно, деревня Ворыгино причастна к этой пропаже? Заметив на письменном столе семейный альбом, Тоня без тени смущения взяла его в руки.

А вот и Валя на фотках. Вглядываясь в неброские, но милые черты лица, Тоня все не могла уловить, почему девушка кажется ей знакомой. Решив, что Валя просто похожа на брата, она успокоилась.

Успокоилась ровно до тех пор, пока не добралась до последней фотки.

Да и ничего особенного в этом снимке не было…

Глядя прямо в объектив, хозяйка этой комнаты заразительно смеялась и все бы ничего, если бы не эта веселенькая косынка на ее голове.

Белые ромашки на зеленом поле…

— Это что за фигня такая? — поворачивая фотку то так, то эдак, пробормотала Тоня.

Теперь-то до нее дошло, почему Валюша показалась знакомой. Сестра Семена оказалась той самой работницей почты. Только повзрослевшей…

Так и не удивительно, пятнадцать лет прошло. Что же, выходит, Валя жива? Жива и работает на почте в том же райцентре, где живет ее брат. И они еще ни разу не встретились…

Как такое возможно?

Зацепившись языками, дед Захар и Семен все еще сидели за столом. Поглядывая одним глазом в телевизор, Аннушка тихо звякала спицами, вывязывая что-то узорчато-яркое и, изредка бросая взгляд на разошедшихся мужчин, по-доброму улыбалась.

Наблюдая эту премилую картину, Тоня притормозила; так не хотелось рушить славную идиллию нерадостными расспросами…

Пока она раздумывала, дед Захар обернулся.

— Антонина? — удивленно вздернул он брови. — Ты ж спала вроде?

Ну, раз ее заметили…

Решительно подойдя к столу, она положила перед Семеном фотку.

— Это ваша сестра? — спросила утвердительно.

Хозяин дома икнул, протер глаза, повертел снимок и нахмурился.

— Да, Валюша это. Снимок как раз в тот день сделан был, когда они в свой бестолковый поход отправились. Косынку я ей на день рождения подарил, — уточнил он. — А что случилось?

Приглядевшись к гостье, он вдруг побледнел.

— Ты ее видела, что ли? Когда?

Заметив, что внучка дрожит, дед тут же накинул на нее плед, усадил на диван, и попросил хозяйку соорудить чайку.

— Успокойся, — гладя внучку по худеньким плечам, приговаривал он. — Чего вдруг разволновалась так?

— Это та самая женщина, что на почте мне помогла, — отхлебнув горячего чаю, призналась Тоня. — Я же тебе говорила про нее… В ромашковой косынке… Она же и тебе подсказала, где меня искать.

Бросив быстрый взгляд на фотку, дед хотел было что-то сказать, как замер и, схватив снимок, пристально вгляделся.

И чем дольше он смотрел на фотографию, чем сильнее мрачнел.

Глава 9. Ромашковая косынка

— Может, объясните мне, что происходит? — не выдержал хозяин дома. — Вы что, оба ее видели?

Глядя на сникшего деда, Тоня решила вкратце поведать, где встретила Валю.

— Я на днях на почту, что на площади возле универмага, заходила… Так вот, там Валюша работала. Я телеграммы отбила, и звонок в Волгоград заказала. Она еще ко мне в кабинку зашла и сказала, что все хорошо будет.

— И когда именно ты на ту почту заскакивала? — подозрительно поглядывая на гостью, поинтересовался Семен.

— Ой, да может неделю назад…

— Почта дня два как открылась! Месяц на ремонте стояла…

— Да не может быть! — подскочила с дивана Тоня. — Я Валю видела как вас сейчас! Разговаривала с ней… И как я тогда домой дозвонилась? Деда, мы же с тобой по телефону говорили?

— Говорили, — кивнул тот. — А как иначе, я тебя отыскал бы?

— А телеграммы дошли?

— И телеграммы дошли. Хорошо, что я в квартире на тот момент находился. Если что, родители про наши приключения не в курсе, — и, взглянув на растерянного хозяина, дед Захар вздохнул.

— Хочешь или не хочешь, Антонина, но придется все как есть поведать…

Забравшись обратно за диван, Тоня плотнее укуталась пледом и рассказала все, от начала до конца.

Как поехала с мамой в Киров и познакомилась на городском пляже с Демидом.

Как любовь шарахнула ее по глупой голове и унеслась она с малознакомым молодцом в глухую деревню, да еще и замуж успела выскочить.

Про подслушанный у реки разговор брата и сестры упомянуть не забыла, про запахи неприятные, про весь тот мрак и непроглядность. И самое главное, про страх, что разъедал изнутри.

Пугала ее эта деревня, эти дома и люди…

Она же, если задуматься, никого из соседей в лицо не помнит. И имен не знает…

А если разобраться, называл ли ей кто имена? Ладно, имена, но лица!

Она же видела соседей, а вот сейчас пытается воссоздать в голове образ, но кроме серых теней ничего не получается. Ненормальность какая-то…

Рассказала про саженец сосенки, про жуть, что обуяла и заставила ее трястись всю ночь.

А на следующее утро объявился дед Захар и им дали уйти…

И ей почему-то до сих пор кажется, муж позволил ей убежать…

И дед со своими дикими домыслами очень помог. Устинью его виденья из колеи знатно так выбили, а Демид вроде и рад был этому.

Но тут другой вопрос, как дедушке удалось увидеть то, что так тщательно скрывают жители Ворыгино.

И сосновый лес, и кладбище и саму деревню сразу в трех стадиях.

Кто позволил ему увидеть все это?

Неужели Демид? Ведь он вынес собранную уже сумку, показывая, что отпускает. Отпускает, пока может…

И она считает, что благодаря испугу Устиньи и желанию мужа помочь, им удалось уйти. А иначе, нет оттуда выхода…

Вывалив все это взахлеб, Тоня допила остывший чай и, настороженно бросая взгляды на ошарашенных слушателей, притихала.

— Интересные мысли мелькают в твоей светлой и временами неразумной головушке, — заметил дед Захар. — Кто-то помог мне увидеть недозволенное… И это напугало ведьму ту хвостатую, которая несмотря на свой возраст довольно-таки резво к нам прокралась.

— Деда! — округлила глаза внучка. — Ты про что? Она всего-то Демида на десять лет старше. Выглядит, конечно, на все пятьдесят, но разве это возраст?

Тут пришла очередь деда Захара удивляться.

— Да ну… — и, словно пытаясь прогнать наваждение, он помотал головой. — Внученька родная, окстись! Какой еще к чертовой матери полтинник? О чем речь ведешь? Лицо у нее как старый кирзовый сапог! Пакли белые, да проплешины светятся! Зуб один одинешенек во рту кулдыхается… И не приведи господь, мне с ней еще раз повстречаться! — сплюнув, дед яростно перекрестился.

— А Демид? — севшим от волнения голосом спросила Тоня.

— Что Демид?

— Его ты, каким увидел?

Потерев лоб, дед задумался.

— Не могу вспомнить, — признался он. — Я кроме его глаз ничего и не видел. Он будто не разрешал рассмотреть себя. Как примагнитил колодцами черными. И вот сейчас вдруг на ум пришло, глаза у него, как человека, что давно уже живет на земле. Уж меня сложно чем-то напугать, но тут, честно скажу, оторопь взяла…

— Да что же это такое! — бросив вязанье, запричитала хозяйка. — Куда же вас, родимых, занесло, затянуло, а? Да той деревни давно уже нет…

— Тихо, Анют, не голоси, — поморщился Семен. — Что ты, в самом деле? Значит, ни в какой тайге вы не заплутали? — обратился он к гостям.

— Нет, — развел руками дед Захар. — Приврали немного. А если бы признались, что от нечисти ноги уносим, поверил бы?

Почесав в затылке, хозяин замялся.

— Навряд ли… Может, еще по сто грамм, — предложил он. — А потом про Валюшу расскажешь.

Ведь тоже ее видел?

— Наливай, — кивнул гость.

— А можно мне еще чаю? — попросила Тоня.

— Сейчас, милая, сейчас, — засуетилась Аннушка. — Ох, девонька… Да что же такое у нас тут творится… Вот же верно говорится, не дремлют черти рогатые, все рыскают по земле… Охохонюшки…

— Ну, заквохтала… — разливая наливку, цокнул Семен. — Давай, не чокаясь…

Одним махом опрокинув стопку, дед Захар вышел в коридор, пошуршал чем-то и, вернувшись, положил на стол клочок бумаги с планом дороги к Ворыгино.

— У меня чертовщина началась в Зуевке, когда в забегаловке незнакомка в ромашковой косынке передала мне вот это.

— Незнакомка в ромашковой косынке? — разглядывая рисунок, переспросил Семен. — Валя?

— Скорее всего, — кивнул дед. — Лица ее не видел; она со спины подошла и велела не оглядываться.

Но когда уходила, я все же обернулся и только и успел заметить легкий силуэт и косынку эту.

— А чего тогда на фотку Валюшину так пялился? — недоверчиво покосился хозяин.

— Да потому что… — не зная, как преподнести нелегкую правду, гость занервничал. — Пошел я по этим стрелочкам, — постучав пальцем по рисунку, продолжил он. — И когда по идее должен уже оказаться в деревне, то увидел сосновый лес, где на каждом дереве римская цифра семнадцать вырезана. Потом бор сменился погостом, где вместо крестов камни, а сквозь камни лица людей, как живые смотрят.

— Чего? — удивленно протянул Семен. — Это как так? Камни прозрачные, что ли?

— Обыкновенные камни… — дед снова заволновался. — Но на них будто фотографии отпечатались. Лица в своем натуральном размере. Понимаете меня? Не как на фотках, маленькие…

— Уже яснее, — медленно произнес хозяин. — Черно-белые?

— В том-то и дело, что цветные! И вот чувство такое, что смотрят на тебя. Нет, не зло совсем, — поспешил успокоить дед Захар. — Просто смотрят… Я в сторону, а они глазами следят.

В какой-то момент даже показалось, что и головы поворачивают. Честно, испугался…

Живым кладбищем про себя окрестил, и тут до меня окончательно дошло, что Антонина моя в крепкую переделку попала, — и, словно приступая к самой тяжелой части истории, рассказчик глубоко вздохнул. — Вот на одном из камней я Валюшу и увидел. И не обратил бы внимания, если бы не косынка эта яркая. Сразу вспомнилась незнакомка, что рисунок-карту передала… Уж не обессудьте за такие слова… — и он сочувственно посмотрел на хозяев.

Конец ознакомительного фрагмента.