Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2

Саша Токсик, 2023

Из гламурных двухтысячных в солнечный 1978-й. Из глянцевого журнала в сельскую районку. Надои… Покосы… Доски почета… Но хороший фотограф нигде не пропадет. "Зиночка, хотите сняться в стиле "ню"? Не знаете, что это?! Садитесь поближе, я сейчас расскажу!"

Глава 6

Всё же Мухомор гоняет меня не зря.

Отшатываюсь. Кулак мажет по скуле. Во рту становится солоно, но на ногах удерживаюсь.

Да что ж вы всё сегодня домахались до меня, суки?!

От нелепости, а главное, несправедливости ситуации у меня срывает чеку. Мысль о том, что устраивать драку в центре города не самая лучшая затея, отступает куда-то далеко в недра сознания. Другими словами, мне пофиг.

Пинком под колена подбиваю коренастому опорную ногу. Он проваливается вперёд, подставляясь под удар. Смачно впечатываю кулак в его физиономию.

Мне бы килограммов десять ещё массы, тогда бы я его срубил. Дохлое тело у Алика. Кушал мало, нагрузки себе не давал.

Но удар проходит хорошо. Парень трясёт башкой, нокдаун он получил.

Разрываю дистанцию, контролируя взглядом второго. Они оба старше меня и крепче, но к серьёзной драке не готовы."Проучить"хотели, уроды.

С чего я так решил? Длинный топчется, не зная, что делать дальше. Я тоже медлю. Врезать ему так, чтобы задержать на месте не получится. Момент упущен.

Дать"по тапкам"тоже такой себе вариант. В незнакомом, по большому счёту, городе сразу с двоими в догонялки играть. А ещё так я сразу перевожу себя в категорию жертвы, которую поймав будут бить без всяких разговоров. Сбежал — значит, виноват. А у меня тут бизнес, если что. С книжками я сюда мотаюсь. Прятаться мне теперь, что ли?!

— Парни, а вы не охренели? — поднимаю кулаки к лицу в классической боксёрской стойке.

Намекаю им на то, что победа лёгкой не будет.

— Ты чё кассеты спёр, сука?! — выплёвывает он.

Конструктива не предвидится. Жду его, чтобы встретить на контратаке. А затем ходу… Ходу!

Слышу сзади шорох. Девка, вспоминаю я. Сейчас кинется на спину или по голове чем-нибудь врежет, и каюк. От таких мыслей затылку становится холодно.

Девчонка проносится мимо и неожиданно повисает на длинном, обхватывая и прижимая ему руки к бокам.

— Вы дебилы?! — вопит она. — По ментам соскучились?!

— Кэт, ты чего?! — недоумевает длинный, — он же кассеты украл!

Самое время бежать, но с места я не трогаюсь. Любопытство пересиливает.

— Какой украл?! Вот же они — кассеты! — девушка тычет рукой в сумку.

— Катюха, — вступает коренастый. — Но ты сказала…

Шмяк! Как кошка лапой ему прилетает от Кэт по физиономии. Не так больно, как от меня, но гораздо обиднее.

— Алик, — говорю самое уместное, что приходит на ум. — Приятно познакомиться.

— Ты зачем сумку взял, Алик? — Кэт говорит без надрыва, скорее с интересом.

— А лучше, чтоб менты? — спрашиваю. — Они как раз по кустам шарились. Думаешь, вернули бы?

— Альтруист? — девушка приподнимает бровь.

— Музыку люблю, — говорю честно, — жалко стало, что столько добра конфискуют и под бульдозер отправят.

При моих словах о бульдозере их глаза округляются. Не видели они, как контрафакт уничтожают. Может, я лишнего сболтнул. Кто знает, как сейчас с конфискатом поступают. На складе хранят или в торговую сеть возвращают. Я уже мало чему удивлюсь.

— Какая в твоём колхозе музыка? — мстительно заявляет коренастый, — София Ротару или Иосиф Кобзон?

— ВИА"Лейся Песня", — говорю.

— Катюха, да что ты его слушаешь?! — снова заводится он.

— Джон, захлопнись, — женщины суровы к побеждённым.

Она наклоняется к сумке и вытаскивает оттуда кассету. Протягивает мне. Щедро. Я ей кучу товара спас, а она мне"с барского плеча". В том, что руководит всем этим музыкальным предприятием Кэт, я уже не сомневаюсь. Эти двое так — на подхвате.

— Ты сама такое стала бы слушать?

Кэт поворачивает к себе кассету. Там написано"Бони-М". Ухмыляется.

— А что, весело, — она вдруг делает несколько азартных движений попой, — не любишь диско?

— Мужчины не танцуют, — выдаю ей фразу из следующего тысячелетия.

— Слышал, Джон? — Кэт хихикает и тычет коренастого острым локотком под рёбра. — Вот ты и дотанцевался.

Понимаю, кого мне напоминает своим видом коренастый. Траволту из"Лихорадки субботнего вечера". Вряд ли в Союзе видели этот фильм. Крутить видеокассеты пока не на чём, а в кинотеатрах такое вряд ли показывали. Но какие-нибудь журналы, купленные советскими моряками, гуляют по рукам. А в них и идеологически чуждые кумиры.

У девушки прекрасное настроение. Ещё бы, товар вернулся, который она похоронить и оплакать успела.

— А что слушаешь? — осматривает она меня.

Видок у меня не очень. Шмотки разом выдают и скромное финансовое положение, и принадлежность к презираемому сообществу"ботанов"."Колхозник", то есть провинциал, тоже по каким-то признакам угадывается.

Приходит мысль вложиться, наконец, в"фирму". Встречают всегда по одёжке. Думаете, адвокаты свои кабинеты обставляют с пошлой роскошью, потому что пафосные говнюки? Ни один человек не доверит свою жизнь человеку, который с собственной справиться не способен. Ну разве что, если совсем припрёт.

Так и фотограф должен быть в"тренде", не выбиваться из общего потока и своим видом демонстрировать успех. Когда придёт слава, можно позволить себе любые закидоны. Одеваться с помойки, отращивать бороду до колен или ночевать на лавочке в парке. А до этого будь любезен вызывать у клиентов доверие. Иначе слава испугается и пройдёт мимо.

— Из этого, — киваю на сумку, — Моррисон и"Роллинги". А вообще, я бы у тебя сборничек попросил записать… Если не зажмотишься.

Вижу, что девушка раздумывает. Сборник записывать надо, время тратить. Стоит ли её благодарность таких усилий? С другой стороны, есть повод продолжить знакомство. Девушки любят интриги и тайны. А я как романтический герой, и дерусь, и бизнес спасаю…

— А там, глядишь, и постоянным покупателем стану, — подталкиваю её мысль в правильном направлении.

— Откуда у тебя башли, колхозник?! — Джону я, определённо, не нравлюсь.

— Я, кажись, видел его, — встревает более осторожный долговязый, — он с книжниками вертелся.

Кивком подтверждаю его мысли.

— Пойдём, — решается Кэт.

— А торговля? — возражает Джон.

— Твоим фейсом только торговать, — глумится над парнем она, — пошли, хоть лёд приложу.

* * *

— Ты чё, боксёр? — спрашивает Джон, пока лифт медленно считает этажи.

Под правым глазом у него расплывается бланш. Глаз заплывает и становится узкой щёлочкой. Отёк наливается глубокой лиловой синевой, похожей на грозовую тучу.

— Неа, — безмятежно пожимаю плечами, — фотограф.

Кэт разворачивается и смотрит оценивающе. Чувствую, как в тесном лифте к моей ноге прижимается её бедро. Люблю свою профессию.

— В смысле — фотик дома есть? — уточняет она.

— В смысле — работа такая.

Идти оказалось недалеко. До высокой двенадцатиэтажной свечки с единственным подъездом. Таких новостроек поставили восемь штук, вдоль всего проспекта Революции, и случайные люди здесь квартиры не получали. Кто-то у нас — из мажоров.

Лифт останавливается на последнем этаже. В данном случае это престижно. Почти пентхаус, весь город отсюда как на ладони.

Из-под фанерной, в прямом смысле слова, двери сочится дым. Сама дверь приоткрыта, но Кэт по этому поводу не переживает. Внутри топор можно вешать. Принюхиваюсь к дыму и с облегчением не чувствую сладковатого запаха"горелых тряпок". Не хотелось бы по глупости"присесть за компанию".

В большой комнате куча бородатых и волосатых личностей обоего пола пытаются переорать друг друга и стоны Дженис Джоплин. В руках у них сигареты и стаканы с чем-то розовым. Успеваю заметить пёстрые драпировки на мебели в цыганском стиле, сейчас бы его назвали"бохо", и мольберт в углу.

Долговязый пытается быть любезным и выкрикивает приветствие. Кто-то отделывается кивками и взмахами рук, большинство нас просто не замечает.

Кэт равнодушно проходит дальше по коридору и толкает вторую дверь. Ходят здесь"по-европейски", то есть не разуваясь. То, что в Европе при таком стиле жизни от паркинга до гаража на автомобилях ездят, а тротуары перед домом с шампунем моют, здешним обитателям неинтересно. Так что чистота пола соответствующая. Богема.

За второй дверью узкая длинная комната. Всё свободное пространство забито картонными коробками и аппаратурой. Она здесь серьёзная.

Величественно крутят катушки два бобинника"Союз", рядом в стойке установлены сразу пять кассетников."Вилма", читаю название. Здоровенные, массивные. Сразу видно, что дорогущие.

Из мебели только потёртая старая софа вдоль одной из стен и сильно подранное крутящееся кожаное кресло. В нём сидит лохматый субъект с буйной кустистой бородой в оранжевых наушниках-ракушках. Он медитативно качает головой, что-то подкручивая время от времени на небольшом микшерном пульте.

Кэт чмокает его в макушку. Субъект подпрыгивает от неожиданности.

— Нельзя так пугать, — заявляет он.

— Ты тут совсем одичаешь, — говорит Кэт, — людей он боится. Познакомься, это Алик.

— Мишаня, — тянет мне ладонь бородатый.

Его глаза за стёклами толстых очков кажутся очень добрыми. Такое почему-то случается с близорукими людьми. Иное расположение зрачка, что ли. Такое чувство, что они любят весь мир. А на самом деле не видят нихрена.

— Почему не Майк? — удивляюсь.

Коренастый Джон недовольно морщится, словно очередной мой камень прилетел именно в его огород.

— А нахрена? — пожимает плечами бородатый.

— Мишаня у нас"цивил", — смеётся Кэт, — клубный работник и подпольный дискотетчик.

— Бывший клубный работник — поправляет Мишаня, — видал я в гробу всю эту колхозную самодеятельность.

— Вот вам есть о чём поговорить… — тут же влезает Джон.

— Ты в районе работал? — тут же спрашиваю я.

— Ага…в……… Жопа мира.

Надо же, не то, чтобы по соседству, но и недалеко.

— Не рассказывай, — говорю, — я с Берёзова.

— Сосед! — Мишаня хлопает меня по плечу.

Контакт установлен, я в этой компании почти свой.

— Надо Алексу сборник записать, — говорит Кэт.

Бородатый смотрит на счётчик у бобинника, с которого сигнал идёт сразу на пять источников. Да у них тут почти фабричное производство. Денег вложено дохрена. Не удивлюсь, если на эту технику"Жигули"купить можно.

— Минут десять осталось, — говорит Мишаня. — А что записывать? Диско? Или"Ритмы Советской эстрады"?

— Вот, я накидал на бумажке, — протягиваю сложенный тетрадный лист, на котором я заранее изложил все свои хотелки. — У вас всё это есть, я уточнил.

— Кэт? — Мишаня умоляюще смотрит на босса, — это ведь каждую отдельно искать… это время займёт…

— Не бухти, — говорит девушка, — он наш товар спас. Надо отблагодарить. — Она берёт листок в руки и говорит, — заодно мастер-копию сделаешь и будешь ещё один сборник писать. Толково всё подобрано… сечёшь.

— Тебе на какую кассету писать? — спрашивает Мишаня.

— В смысле? — не понимаю его.

— На"фирму"или на простую? — он вытаскивает две коробочки. В одной никогда не виданная мне кассета AGFA, в другой слегка знакомый Maxell.

— Ого что у вас есть!

Они действительно сумели меня удивить. Я про такие кассеты слышал только в 90-е. Но толком их не застал, сразу окунулся в эпоху компакт-дисков и МР3.

— За"фирму"доплатить придётся, — говорит Кэт, — так далеко моя благодарность не распространяется.

— Сколько?

— Двадцатка, — улыбается Кэт, — тебе как родному, по закупочной.

Врёт конечно.

— У отечественных, плёнка, как наждак, — добавляет Мишаня, — если техника приличная, то головку сотрёт нахрен.

Деньги жгут карман. Понимаю, что проживу прекрасно без импортных кассет. Но понты из будущего, помноженные на подростковый гормональный фон дают гремучую смесь.

Тем более что есть смысл"завязаться", установить контакт с этой тусовкой, достающей вещи, которых у других нет. В такой среде нищебродов не любят. Покажешь себя таким — потеряют интерес. Торгашам всегда нравится слегка кутить и рисоваться. Это как система опознания"свой-чужой".

— Лады, — говорю, — давай на"фирме".

— Бабульки вперёд, — протягивает руку Мишаня, — Процесс обратного хода не имеет, плёнка затрётся… не возьмёшь, куда я его потом дену?

Блин, у меня даже бумажника нормального нет. Так и таскаю в кармане. Достаю оттуда купюры, сложенные в"котлетку"и перехваченные резиночкой. Она худенькая, триста с небольшим рублей. Но для советского времени деньги очень солидные. Как минимум пара месячных средних зарплат. Вытаскиваю полтинник и отдаю Мишане.

— Тогда давай две! — говорю, — на вторую"Роллингов"запишешь. С тебя червонец!

— Вот ты жучара! — хохочет Кэт.

— Если халява прёт, зачем отказываться? — подмигиваю ей, — тем более по закупочной цене. А из фотооборудования через вас можно что-то импортное найти.

— Попробовать можно, — морщит лобик Кэт, — но это дело небыстрое. Лучше джинсы возьми, а то ходишь как обсос.

Она вскакивает с софы и крутится передо мной, покачивая худой аккуратной попой.

— Нравится? — говорит.

Джон злится. Между этими двоими присутствует какой-то магнетизм, причём трясёт в результате одного парня. Длинный одобрительно смеётся. Мишане пофиг, он копается в стойке с коробками. Подбирает исходники для сборника.

— Нравится, — отвечаю. — Но не джинсы.

Она разворачивается и ерошит рукой мне волосы. Джон психанув, выходит.

— А ты правда фотограф? — спрашивает Кэт.

Вытаскиваю из кармана серую картонную книжечку. Это не удостоверение даже — пропуск в редакцию. Совершенно ненужный, поскольку никакого вахтера в газете нет, но безотказно действующий в стране, где"без бумажки ты букашка…".

"… фотокорреспондент… газета"Вперёд"…" — читает девушка.

Надпись"стажер"я старательно заляпал чернилами, как будто печать расплылась. Подосинкина ругалась, конечно. Но"корочку"менять не стала, они подотчётные.

— Ты Димку Плотвичкина знаешь? — поворачивается к нам Мишаня.

— А кто это?

— Фотограф у вас в газете, — удивляется Мишаня.

— Димана, что ли?! — делаю большие глаза, — конечно знаю, только фамилию его забыл. Меня на его место взяли.

Естественно, никого я не знаю. Но получить информацию о своем бывшем коллеге очень любопытно.

— Куда он? — интересуется бородатый.

— Не знаю… пропал с радаров, — говорю, — у тебя хотел спросить.

— Так я его два года назад и видел, — объясняет бывший клубный работник, — наши к вам с концертом приезжали. Мы тогда с Димкой и с главным вашим душевно посидели, так что я на следующее утро уехать не смог. Укачивало в автобусе, — он с улыбкой качает головой своим воспоминаниям. — Мордатый такой…

— Ивахнюк, — подсказываю.

— Точно…"хнюк"…помню, а что за дерево перед этим — нет.

— Мальчики, я вам не мешаю?! — влезает Кэт.

Мишаня тут же утыкается носом в записи. Девушка притаскивает стопку журналов. Бесплатная хрень из тех, что валяются на столах в отелях или на стойках у кассы супермаркетов. Внутри сплошные рекламные постеры с редким вкраплением заказных статей.

— Дорогие? — интересуюсь.

— Сто рублей!

Мечты о красивой жизни стоят дорого.

Кока-кола, тачки, девушки, ковбои, сигареты, девушки, клёши, диско и снова девушки.

В джинсах, в юбках, в купальниках, в форме стюардесс, на роликах, и даже в скафандре астронавта.

— Вот так сможешь? — спрашивает Кэт? — а вот так? — она листает страницы, — и вот так?

— А у тебя яхта есть?

На фото две упитанных американки в купальниках в белый горох болтают ножками на корме океанской яхты.

— У знакомого есть, — кивает, — только поменьше, конечно.

На водохранилище в яхтклубе.

Запись сборников оказывается долгой. Я и забыл, что всё действие происходит не просто в реальном времени. На запись часового сборника с учётом поиска композиций уходит почти полтора часа.

От нечего делать я складываю пальцы в"магический квадрат". Как говорится"вы вошли в кадр, и я увидел: передо мной звезда". Кэт тут же начинает позировать. Кажется, это у девушек в крови, как у котят гоняться за бантиком.

Встаю, с трудом помещаясь среди коробок. Королева подпольной звукозаписи вальяжно раскидывается на софе, сгоняя остальных. Дурачимся. Я подаю команды: поправить волосы или приподнять руку.

Джон притаскивает из гостиной Агдам и стаканы. Я отказываюсь. Не хватало напиваться в чужой хате и в мутной компании.

— Спортсмен? — пытается подначивать Джон.

— Забыл, что ли? — показываю ему кулак.

Кэт хохочет и неожиданно тоже отказывается от алкоголя. Зато коренастый пьёт за троих. Прикончив бутылку на пару с долговязым, который так и не представился, Джон уходит в коридор. Слышно, как он сначала бубнит, потом ругается, а потом снова бубнит с кем-то по телефону.

— Ты выставляешься? — спрашивает Кэт.

Сперва не понимаю, о чём идёт речь.

— Где?

— В стекляшке.

"Стекляшка" — это областной выставочный зал. Одноэтажное здание со сплошными панорамными окнами. Раньше там выставляли местных художников, потом торговали бижутерией и, наконец, открыли на грант очередной бесполезный музей"не-пойми-чего". Сейчас это здание переживает молодость и, видать, популярно.

— А разве фотографов выставляют? — спрашиваю.

— Конечно, — удивляется девушка, — только конкурс большой… людей знать надо.

Могла бы и не объяснять. Людей везде надо знать. Каким бы талантливым ты не был, без связей останешься со своим талантом в родном Мухосранске. Ну, или в Берёзове.

— Выставляешься? — догадываюсь я.

— Если пройду, — сжимает кулачки Кэт.

— Пройдёшь, — с пьяной вальяжностью заявляет Джон, — с твоим то… ааай!.. да чего я сказал-то?!

Хрясь! Острый кулачок бьёт его по плечу. Конечно, обидно, когда считают, что тебя везде кто-то двигает. Может, оно так и есть. Но зачем девушку расстраивать?

— Мне бежать надо! — подскакиваю, глядя на время, — у меня электричка скоро…

–"… опять от меня сбежала… последняя э-лек-тричкааа…" — напевает долговязый.

— Давай, ты"Роллингов"в следующий раз заберёшь? — предлагает Кэт.

Она берёт с ящика полтинник и протягивает мне. Лезу в карман за сдачей.

— Перестань, — говорит, — ты нас выручил тогда. Если б их нашли, меня бы"свинтили".

А"винтиться"ей совсем не с руки. Не знаю, кто у Кэт родственники, но они явно не простые люди.

— Спасибо, — отвечаю.

Я не дурак от денег отказываться.

— Лучше шмотки себе купи, — Кэт словно стыдно, что она дала слабину, — ходишь, как пенс.

— Как кто?

— Как пенсионер, дярёвня, — она снова ерошит мне лоб.

На этом романтическом моменте мы прощаемся. Джон неожиданно подрывается вместе со мной. Войдя в лифт, я уже сжимаю кулаки. В замкнутом пространстве главное — ударить первым.

Но коренастый на удивление дружелюбен.

— На вокзал тебе? — спрашивает он.

— Угу.

Мы выходим как раз, когда к дому подруливает вишнёвая Лада — "трёшка".

Джон направляется к ней, а навстречу ему вылезает ослепительно красивая девушка. Таких я здесь ещё не видел. Блондинка с длинными"шведскими"волосами и широко распахнутыми наивными глазами. Да ещё к тому же в миниюбке. Впору глаза протереть.

— Эй, фотограф! — машет рукой Джон. — Тебя подбросить?! Меня и так тянет к этому"чудному видению", как магнитом, а тут ещё приглашают.

— До вокзала можно? — спрашиваю.

— Ириш, подбросишь? — уточняет Джон.

— Я не спешу, — Ирина лучезарно улыбается, словно из-за туч выходит солнце.

Сажусь на заднее сиденье. Жигули резво набирают ход. Блондинка ведёт машину аккуратно, но уверенно. Из радиолы бубнит"Маяк".

— Покрути, может, музыку найдёшь? — предлагает Ирина.

Джон поворачивает какие-то настройки.

"…гремит февральская вьюгааа", — вырывается из динамиков.

Чувствую себя героем одного из фильмов Гайдая. И это скверно. Его комедии были смешными для зрителей, а не для героев. Тем, как раз доставалось по полный. Может, у меня интуиция, так странным образом, работает?

На одном из поворотов Ирина притормаживает, и Джон выскакивает. Мы остаёмся в машине вдвоём.

— Тебе же на вокзал? — уточняет Ирина.

— Туда, — говорю, — мне нужно успеть…

Едва успеваю произнести фразу, чтобы хоть как-то завязать разговор, как Ирина сама поворачивается ко мне. Меня обдаёт ароматом духов. Совершенно точно — французских.

— Успеем, — мило улыбается, она, — только мне домой на пару минут заскочить надо. Тут по дороге. Ты не против?