Верни мои сны

Саша Ирбе, 2018

В эту, ни на что не похожую книгу Саши Ирбе вошли стихотворения-переживания, скрученные воедино с ритмической прозой (отчасти стилизованным, отчасти глубоко личным «московско-готическим» романом). Перед нами неэвклидов обьем овеществленного воздуха: им дышишь, в него погружаешься. Это пространство забирает в свой внутренний мир образов и событий. Каждый сможет найти здесь и свое, и потустороннее, и просто находящееся (возможно, временно) по ту сторону себя; оставить в душе странное и томящее послевкусие. Соприкосновение с тканью этого странного полотна, его чувственный и исповедальный мистицизм, не оставят читателя равнодушным.

Готический роман

2. Случайный звонок

Был обычный офисный понедельник. 17 января 2008 года. По Москве неслись обмороженные прохожие и машины. Повсюду вставали троллейбусы и трамваи. Все только и обсуждали, откуда взялись такие несусветные холода.

От великой тоски, наплевав на всю выпавшую на этот день малозначительную работу, с доброй подружкой по офису я отправилась в магазин, который как раз находился этажом ниже. В нем отыскала себе ярко-желтое платье в ажурную сетку, подруга — красное, с маленьким наглым вырезом в форме сердечка. Оставаться на работе после этого было уже невозможно, и в третьем часу дня я поспешила домой.

Прямо перед лифтом меня остановил мерзкий и гнусавый звонок моего телефона. «Мерзкий», потому что в такой час и в такую дату звонят только самые занудные и самые неуместные люди.

На экране высветился неизвестный мне номер. Не здороваясь, незнакомый женский голос сказал, что случилась беда, что наш общий близкий человек умер.

Умер?!. Когда же я выведала у нее, наконец, о ком идет речь, то даже успокоилась. В первую минуту мне подумалось, что беда случилась с моим отцом, сыном или мужем… А оказалось: с человеком, с которым меня год как не связывало уже ничего.

Только желтый цвет купленного мною платья уже не радовал: и напоминал не солнце и песок желанного лета, а стены больницы, в которой мне в детстве месяцами приходилось лежать.

Очень насторожила меня просьба этой женщины, так, невзначай, перевернувшей весь день, а потом, как оказалось, и целые годы моей жизни. Она просила меня позвонить его папе и очень настаивала на этом. А я все не понимала, зачем же звонить, когда прошел уже год, как мы с его сыном расстались.

Когда и расстались-то мы не сказать чтоб друзьями.

Настанет день, опять начнем сначала

беззубую картину бытия,

а ты все хочешь, чтобы я молчала

или твердила только, что твоя.

Или еще пленительней: «Навеки!..

Не размыкая ни сердец, ни рук».

Беда лишь в том, что страсти в человеке

родятся сами и уходят вдруг.

И оттого не станем лгать напрасно.

Есть жизнь одна, а в ней есть жизней — сто.

У нас мгновенье есть… Оно прекрасно…

А что за ним?.. Не ведает никто.

Да… Я не умела любить.

Даже когда в последние месяцы звонила Сергею — звонила лишь потому, что мне что-то было от него нужно.

Последний раз, кажется, в три или в четыре часа ночи. В тот миг трещал по швам один из моих новоначатых, но пока не устаканившихся романов.

Хотелось побольнее ударить того, другого, который даже не понимал, не хотел понять, как глубоко, как сильно нужно меня любить.

Невольно привлекала грешная мысль: «Из постели одного тут же в постель другого».

И уже, как далекий и глубоко пережитый сон, вспоминала уютную комнату, покрытую алым, точно кровь, ковролином; резные, вставленные в оправу красного дерева, зеркала; глубокую нишу, возвышающуюся над вырезанным в виде орла изголовьем кровати…

И стены… Стены, такие вишневые, что иногда от их света рябило в глазах. «Замок… Маленький замок…» — подумала я, как только вошла в эту комнату впервые.

А еще вспомнилась церковь, стоящая на высоком холме прямо перед нашим окном. Белая, с черными, как смоль, куполами. Сколько раз я приезжала к Сергею под утро и сколько раз она высвечивалась на серо-лиловом зареве предрассветного неба.

В его комнате меня всегда, точно нега, вмиг охватывала царящая вокруг тишина. И только алые простыни, такие скользкие, что удержать их на себе, заранее не подложив под бок, было практически невозможно, нарушали гармонию, которая царила в этом доме всегда.

Только в тот раз к Сергею я не поехала.

Кажется, по дороге на стоянку такси помирилась со своим новым. Кажется, Сергей мне звонил уже через пару часов, узнать: приеду я или нет. Но, увы, ни одного слова из нашего с ним разговора тогда я не помню.

Горько устроена память: целые недели, месяцы нашей жизни она стирает напрочь, а оставляет какие-то минуты и даже доли минут, которые крутятся в сознании собранием замедленных кадров.

Представьте, как бы запомнила я этот предутренний разговор, если бы знала, что он у нас с Сергеем будет последним.

Но куда больше запомнила я пришедшую от него смс. Наверное, потому, что к трагедии она была ближе, и приход ее был куда мистичнее, чем какой-то банальный звонок в банальное московское утро.

Смс пришла ровно в тот миг, когда часы показывали полночь — момент безвременья, когда вокруг меня бурлило и кипело, как только может бурлить и кипеть торжество Новогодней ночи. «С наступившим тебя, моя любимая Серая Мышь (так, по-домашнему, звал меня Сергей за мою серую шубку и платье). Желаю тебе всего самого лучшего и твоего. Для меня главное, чтобы ты была счастлива!»

Надо сказать, что Сергей мне и раньше отправлял немалое количество смс. Только все они были ругательного или обвинительного характера. Эта же своим спокойствием меня поразила.

Но тогда я даже не успела на нее ответить. Так неотвратимо неслось в те дни время: первое, второе, десятое января сливались в одно. Беспечные встречи, свидания, споры с соседями и вынужденные праздничные разговоры с родней сменяли друг друга. Как всегда глупые, загромождающие пространство комнат, подарки. Пронзительный запах мандариновых корочек и, уже ставшего сродни соку, шампанского соединяли все в единое и, казалось бы, бесконечное пространство «Новогодние праздники».

И вот, будто обухом по голове, снова работа и снова роман. И вроде, уже поздно поздравлять людей с Новым годом. Все, что не сделано, кануло в Лету.

А то, что имело хоть какое-то значение вчера, уже не имеет никакого значения сегодня. И не потому, что обстоятельства слишком уж изменились, а просто время разделило пути.