Убийство в Сане

Саша Costa

Это рассказ об одном происшествии, случившемся в Йемене. Арабская страна, как восточный базар. Все всё знают, но у каждого своя версия происходящего. Поэтому истина, которая всегда одна, спрятана за правдой, которая, как известно, у каждого своя.

Елена

В конце мая в Йемене уже жара, но столица Сана расположена на горном плато, на высоте примерно двух тысяч метров, поэтому первую половину дня вполне терпимо. Если днём жар с небес, да ещё и отражённый от пышущей раскалённой земли, делает людей Севера вялыми и бесчувственными, то сладостная прохлада вечера и особенно утра меняет всё. Тогда вдруг ощущаешь прилив сил, необычайную энергию и потребность сделать что-нибудь в высшей степени хорошее. Но мне, уроженцу солнечной Хосты, жара лучше, чем холод. Хорошо, конечно, сидеть под кондиционером в посольстве, но третьего секретаря ноги кормят.

Созвонился с врачом Гайворонским, договорились о встрече. Семён Исаакович предложил приехать к нему. По голосу чувствовалось, что мужик в раздрае. Смерть любимой женщины. Его можно понять.

— Я сегодня дома после ночного дежурства в госпитале. Не могли бы вы приехать ко мне? — как-то виновато, по-интеллигентски начал он. Я согласился, тем более, что жил он в коттедже на территории госпиталя. От посольства это недалеко.

Дверь открыл мужчина лет шестидесяти. Высокий, худощавый, волосы с проседью, бородка, очки. Очень похож на Чехова, тот, который Антон Павлович, тоже, кстати, врач.

— Проходите, прошу вас. Чаю или, может быть, чего-нибудь прохладного?

— Да, спасибо, — поблагодарил я, — если можно, воды, холодной.

Пока Семён Исаакович копошился в холодильнике, я осмотрелся. На журнальном столике в гостиной стояла большая фотография молодой красивой женщины. Через угол портрета проходила чёрная траурная лента.

— Это моя Леночка, — услышал я за спиной дрожащий голос Семёна Исааковича. Старик стоял со стаканом воды. Руки его тряслись, из глаз катились слёзы, некоторые из них падали прямо в стакан. Я взял принесённую мне воду и помог врачу сесть на диван. — Она была моей студенткой. Ей двадцать четыре, мне пятьдесят. Все говорили, что разница большая, но я этого не чувствовал. Понимаете, как будто открылось второе дыхание. До неё — всё в работе, в науке. Книжный червь, хотя и практиковал много, оперировал. Сочетал, так сказать, науку и практику. А с ней началась другая жизнь. Интересная, насыщенная. Поездки, походы, встречи, спорт. Я чувствовал себя её ровесником. Ей-богу! Как заново родился. Мы поженились. Родилась дочка — Софья. Наша радость. Ей сейчас шесть. Она с бабушкой в Краснодаре. Такая умница, так похожа на мать.

Голос врача снова задрожал, глаза увлажнились. Я протянул ему стакан воды, к которому даже не притронулся. Семён Исаакович, сделав три больших глотка, продолжил:

— Мы приехали сюда заработать. Мечтали о своём домике. Софке на учёбу. Вот и заработали. — Комок подкатил к горлу старика. — Извините, молодой человек, я не могу, — задыхаясь, врач поднялся, достал из хрустальной вазочки на столе какие-то таблетки. Выпив одну из них, заметно успокоился.

Во время его рассказа я молчал, понимая, что человеку нужно выговориться. Теперь же, используя небольшую паузу, смог вставить своё слово:

— Семён Исаакович, я сотрудник Российского посольства. В своём обращении вы просите оказать содействие. Скажите, что конкретно мы сможем для вас сделать?

Слёзы на лице старика высохли, глаза заблестели.

— Я хочу справедливости, я хочу возмездия, чтобы преступника нашли и покарали по всей строгости.

— Семён Исаакович, поиск преступника — это дело полиции. А уж когда они его найдут, тогда суд вынесет приговор. Давайте так: если вам будет необходимо подать какую-либо официальную бумагу или помочь с переводом, то вот моя визитка, звоните, помогу.

Я положил визитную карточку на стол, поднялся, полагая, что моя миссия выполнена и я могу идти заниматься своими непосредственными обязанностями.

Гайворонский взял визитку.

— Александр Владимирович, к сожалению, местная полиция не настроена искать убийцу. Они всё спустят на тормозах, а при случае будут прикрывать своего.

— Отчасти это так, Семён Исаакович, но, как и везде, люди бывают разные, а полицейские — это люди. При всех особенностях Йемена, они глубоко верующие мусульмане. Убийство — это грех. За него здесь карают смертной казнью. Они с вами разговаривали? Какая у них рабочая версия?

На мой вопрос Семён Исаакович горестно махнул рукой:

— Они считают, что это просто убийство с целью ограбления! Это было здесь, в этом доме. Леночка забежала в обеденный перерыв немного отдохнуть и перекусить. Она застала грабителя в спальне. Он забрал некоторые её драгоценности, которые лежали там, на тумбочке. Она пыталась остановить его, схватила за волосы. Он повалил её на кровать и несколько раз ударил ножом в живот. Леночка истекла кровью. Она лежала прямо на кровати, — Гайворонский рыдал, показывая мне место преступления. Слёзы душили его. Он задыхался и не мог говорить.

Я понял, что больше здесь ничего не узнаю. Успокоив старика, вышел из коттеджа и направился по территории госпиталя к выходу, то есть к пропускному пункту, за которым оставил машину.

«Хорошо бы поговорить с врачами, медсёстрами и прочим персоналом, с которыми работала чета Гайворонских», — размышлял я. Арабская страна как восточный базар. Все всё знают, но у каждого своя версия происходящего. Поэтому истина, которая всегда одна, спрятана за правдой, которая, как известно, у каждого своя.

Территория госпиталя представляла собой хорошо охраняемый оазис, где среди пальм и искусственных водоёмов были расположены несколько современных зданий, напичканных импортным медицинским оборудованием по последнему слову техники. В стране, разорённой многолетней гражданской войной, было удивительно видеть такую роскошь, но таковы реалии.

Наступала дневная жара. Солнце превратилось в ослепительно белый диск — так бывает в горах или в пустыне. Пришлось надеть тёмные очки. В модных Rainbow больше смахивал на частного детектива или полицейского из какого-нибудь голливудского фильма, чем на российского дипломата. Проходя мимо лечебного корпуса, решил присесть на лавочку в тени нескольких раскидистых пальм, чтобы записать в блокнот главные результаты моей беседы с Семёном Исааковичем. Запись беседы — это профессиональная деформация дипломата. Secundum naturam habitus¹, как говаривали древние. Со временем входит в привычку фиксировать ключевые моменты любой встречи, каждой беседы и при первой возможности записывать короткие тезисы на бумаге. Потом, опираясь на свои записи, легче составлять разного рода справки, квартальные отчёты, готовить информацию и аналитику, предоставляемую в Центр периодически или по запросу. Работа дипсостава любого посольства — это на восемьдесят процентов повседневная бумажная волокита, а не приёмы с шампанским, как думают наивные абитуриенты, рвущиеся в университеты на «международные отношения».

Устроившись поудобнее и приготовившись писать, я понял, что на самом деле ценной информации немного. На первый взгляд — обычная история. Семейная пара врачей приехала на заработки в Йемен. Вор залез в богатый дом, чтобы поживиться, но неожиданно хозяйка вернулась раньше. Ему не повезло, и ей не повезло. В результате Елена Гайворонская была убита в спальне своего дома несколькими ударами ножа в живот. Записав кратко факты, я как обычно выделил вопросы, которые требовали особого внимания, уточнения или сбора дополнительной информации.

Под цифрой один я отметил большую разницу в возрасте супругов — больше двадцати лет! Нет, конечно, любовь студентки и маститого профессора — дело не такое и редкое в нашей жизни. Только весь налёт романтизма быстро уходит, а разница в возрасте остаётся, что со временем может стать серьёзной проблемой. Их дочери Софье шесть лет, значит, они были женаты примерно это время. Для такого брака период критический.

Под цифрой два я записал слово «драгоценности». Наши соотечественники, работавшие в Йемене, приезжали сюда, чтобы накопить денег на квартиру, машину, учёбу детям. Вряд ли бы они стали тратить драгоценную валюту на побрякушки. Да и в бедной стране хорошей ювелирки не купишь, надо ехать в соседние Эмираты или к саудитам. Там да, много богатых людей! А где есть деньги, там есть и золото, и бриллианты! В любом случае этот вопрос нуждался в уточнении. Возможно, Елена Гайворонская, как любая молодая, красивая женщина, могла не устоять перед какой-то исключительной вещью местного умельца и купить её. Пусть даже появилась в ней где-то на публике, но какой вор будет рисковать из-за одной или нескольких вещей? Да ещё так рисковать. Лезть на охраняемую территорию среди белого дня. Исламские законы очень суровые: за воровство — огромные штрафы или тюрьма, а за убийство — вообще смертная казнь.

Размышления по второму пункту заставили меня вывести цифру три, под которой я написал: «Охраняемая территория?».

Почему охрана никак не отреагировала на постороннего? Когда я входил на территорию госпиталя, внушительных размеров секьюрити с автоматом долго рассматривал мой дипломатический паспорт, данные которого аккуратно занёс в журнал. Да и время обеденное. День. Правда, в жару в Йемене всё замирает, но всё равно грабитель вёл себя очень странно. Это я записал под номером четыре.

Уже было вывел следующую цифру, даже подумал, что туда можно записать, как приятный женский голос извлёк меня из печальных размышлений об убийстве:

— Здравствуйте!

Я оторвался от своих записей, поднял глаза и молча кивнул.

Передо мной стояла молодая девушка в санитарной униформе на западный манер, но в платке, который оставлял открытым только лицо. Она смотрела на меня очаровательными арабскими глазами. Наверно, такие глаза были у рассказчицы сказок «Тысячи и одной ночи».

— Меня зовут Амера. Я медсестра. Работала вместе с Еленой.

Я молча указал на место рядом со мной на скамейке, жестом приглашая девушку присесть. Но Амера энергично закачала головой, категорически отказываясь от моего приглашения.

— Нет, нет. Я просто хотела сказать, что Елена муш тамам, му-уш тамам², так нельзя было, — тараторила так быстро моя молодая собеседница, что я едва успевал улавливать смысл сказанных ею слов. — Она плохая, непорядочная!

«Непорядочная» в моей лексике вообще переводилось как «шлюха или продажная женщина», но я не мог вставить ни единого слова в этот эмоциональный поток арабской речи.

— Абдо, он хороший! Он не виноват. Это она, она, она, — как заклинание шептала Амера.

Наконец-то девушка остановилась, чтобы вдохнуть горячего полуденного воздуха, и я успел спросить:

— Кто такой Абдо?

Амера вздрогнула как от удара электрическим током:

— Вы не из полиции? Не местный? У вас странный акцент.

— Нет! Я не из полиции. Я из Российского посольства. Мой арабский не идеален, — выпалил я заученную стандартную фразу. — Но я действительно интересуюсь делом Елены Гайворонской. Мне важно знать: кто такой Абдо и в чём он не виноват?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Secundum naturam habitus (лат.) — привычка — вторая натура.

2

Плохая, очень плохая.