Зеркало в старинной раме

Сауле Калдыбаева

Висит ли на стене вашей квартиры говорящее зеркало, готовое из любви к вам на убийство? А может, вы встречали в торговом центре элегантную уборщицу в зеленых резиновых тапочках? Познакомьтесь с этими и многими другими персонажами новой книги Сауле Калдыбаевой. Волшебства продолжаются.

Вторая часть

Граф с конюшней

Подруга пригласила Айку отметить день рождения в модном клубе. Там среди множества танцующих и беззаботных людей выделялся крепкий парень выше среднего ростом — у него была особенная посадка головы, он был в костюме и пил коньяк у барной стойки с друзьями. Такой хорошо смотрелся бы на фоне интерьеров банков, инвестиционных компаний или переговорных комнат.

— Чистый граф, — отметила его уверенную спину подруга.

— Со своей конюшней, — засмеялась другая.

— И глаза с улыбкой тоже из дворца, — добавила Айка и отвернулась, а он в ответ пригласил ее на медленный танец, достаточно медленный, чтобы вдохнуть и выдохнуть: «Ах».

Вернувшись домой, она еще пару минут (часы засекали) покружилась по комнате, выпила кефир и состроила зеркалу мину, вспомнив, как прищемила дверцей такси платье, и «графу» пришлось открыть и закрыть дверцу снова. Потом посмотрела недоверчиво на свое отражение в зеркале, повернулась в профиль, чтобы лучше разглядеть горбинку на носу, вздохнула, вспомнила Его глаза и легла спать.

Теперь не только зеркалу, но даже голове деревянного коня на шкафу стало понятно: глаза того парня похожи на теплое бархатное одеяло-корпеше³, оно лежит сейчас на голубом диване в зале.

Подруги

До десяти лет она дружила со всем двором и с девочками из класса. Одна из них утверждала, что все мальчики, ухаживающие за Айкой, плохо учатся. Айка ей не отвечала, не знала даже, что ответить. Когда ее пригласил в кафе-мороженое одноклассник, та девочка всем рассказала, что этот мальчик на самом деле приглашал ее — он передал на первую парту записку, а Айка записку перехватила и нагло пошла есть мороженое вместо той умненькой девочки. Пришлось записку заново перечесть — в ней было:

«Айкена, разреши пригласить тебя завтра, 7 мая, в кафе есть мороженое. Я тебя очень люблю. Твой Вадик».

То, что Вадику нравится Айка, знал уже весь класс — слишком густо он краснел и отворачивался, когда она проходила мимо. Вадик ей нравился тоже, как друг он был хороший и часто носил после школы ее портфель.

— Ну я пойду, — говорил он напоследок, не дойдя несколько шагов до подъезда и ковыряя носком ботинка старый асфальт.

Еще была девочка из летнего лагеря — почему-то всех Айкиных подруг звали на букву «А». Три Асели, одна Айнур и вот теперь интеллигентная девочка Айнаш — когда Айка будила ее на утреннюю зарядку, та вежливо переспрашивала с еще закрытыми глазами:

— Разве? Ты уверена, что нам надо делать зарядку?

Айка любила потом приходить к ней в гости — у подруги в зале стояло немецкое пианино, а на полу лежал голубой ковер, и больше ничего — ни стенки, ни книжных полок, только шторы на окне. Зато ковер был огромный, три на четыре метра, и под ним был красивый дубовый паркет, выложенный елочкой, — это был добротный «совминовский» дом, прохладный летом и теплый зимой, с большой кухней и тремя отдельными комнатами. Когда через год родители Айнаш купили в зал диван и два комода с буфетом, ковер как-то сразу потускнел и потерялся, воздуха в комнате стало меньше, и Айка решила, что, когда вырастет, обязательно купит голубой ковер. Через много лет она раздала родственникам почти все вещи и мебель, напоминающие ей о счастливых временах, когда папа с мамой были рядом, купила, как и обещала, голубой ковер и обтянула диван новым бархатом. Оставила только гипюровые занавески на окнах, старинное зеркало, коврики ручной работы, привезенные мамой из поездок и путешествий в Восточную Азию, и льняные бельгийские скатерти — мама купила их в антикварном магазине маленького города Брюгге, он находится недалеко от Брюсселя, и такие магазинчики там есть на каждом углу.

А через много лет, когда у Айки была командировка в Лондоне, Айнаш приехала к ней в гости — она училась в лондонском пригороде и, как и многие студенты, подрабатывала по вечерам официанткой, чтобы заработать на карманные расходы. Они поехали в субботу на блошиный рынок, и Айка влюбилась там в серебряную масленку с таинственным вензелем «AA» сбоку. Она несколько раз прошла мимо, стараясь на масленку не смотреть, а больше разглядывать ложки и старинные рамки для фотографий — их можно узнать по выпуклому стеклу, сейчас такие не делают.

В какой-то момент подруги пропали друг у друга из виду — рядов много, легко потеряться.

— Ты где? — спросила Айка по сотке.

— Уже расплачиваюсь, — ответила подруга откуда-то совсем близко. Айка посмотрела через двух женщин направо — там стояла Айнаш со знакомой масленкой в одной руке и двумя купюрами по пятьдесят евро в другой.

— Что ты делаешь? — удивилась Айка.

— Масленку покупаю! — подруга положила трофей в бумажный пакет из Starbucks, протянутый продавцом, и торжественно вложила его в Айкину руку.

— Мне?! Тебе же за нее месяц подносы таскать придется!

— Ну что ты! Во-первых, я торгуюсь, как бог, продавец еще и довольный — смотри, как он нам машет, во-вторых, ты недооцениваешь мою зарплату. А в-третьих, я буду рада, если у моей подруги будет масленка какого-нибудь английского аристократа!

И она обняла Айку — как в тот день, когда не стало родителей. Тогда было много людей вокруг, кто-то плакал, кто-то молча вытирал слезы. И каждый подходил, чтобы пожать руку и обнять — все по-разному. Кто-то обнимал быстро и коротко, чтобы уступить место другому, идущему следом, кто-то долго и внимательно — как подруга сейчас. Айка достала из пакета масленку и бережно ее погладила.

Глаза

Они бывают плоскими, в такие можно удариться с разбегу, как о бетонную стену. Бамммс.

Еще бывают глаза «цвета лягушки во время дождя» — так сказал один Айкин знакомый. Он, конечно, был рыжий, потому что сравнить глаза понравившейся девушки с зеленой лягушкой было смело даже для его волос цвета огненного дракона. Если бы он сравнил их с росой на траве, это было бы куда романтичнее. Где этот парень сейчас, не известно никому, даже автору этой книги. Возможно, колесит по миру с мастер-классами «После этого она тебя не забудет».

А еще был официант в ресторане лондонского отеля: он принес овсянку с яичницей на подносе, а потом откинулся весом всей своей 190-сантиметровой фигуры на одну ногу, сложил перед собой руки с чувственными пальцами (кажется, так пишут в старых нервных романах) и, наклонив голову вбок, произнес:

— Your eyes like a deep seа,⁴ — и нарисовал указательным пальцем море на потолке.

Люди, сидящие за завтраками в ресторанах, хоть и делают вид, что нет ничего в мире значительнее sausages⁵ и porridges⁶, все же держат открытыми уши, включая ту застывшую от ботокса особу с баночкой апельсинового джема в руке. Она посмотрела сначала на потолок, потом на девушку с морским дном вместо глаз — не каждый день такие встретишь.

В том бутиковом отеле (так их называют, если они в меру маленькие и камерные), где жила Айка во время командировки в Лондоне, все оправдывало название — холл при входе, номер с окнами на таунхаусы и такой же продуманный ресторан на первом этаже. В паре кварталов от отеля располагались знаменитые Harrods с Selfridges⁷, и потому люди под окнами проходили солидные, иногда с белой камелией Chanel на черном пакете.

Однажды к Айке на улице подошел марокканец и достал скатерть из большой сумки, висящей на плече. Скатерть была льняная, аккуратно простроченная белыми нитками, с мережкой и салфетками в придачу — ручная работа и недорого. Когда девушка досчитала салфетки до двенадцати, марокканец с упреком отвернулся:

— I’m a serious man, madam⁸.

Она вспомнила о нем пару лет спустя, когда проходила паспортный контроль в аэропорту Лос-Анджелеса. Пограничник на выходе отобрал пятнадцать человек, в числе которых оказалась Айка, и предложил группе «счастливчиков» пройти дополнительный контроль. Нарядная женщина из группы посмотрела растерянно на Айку, ища сочувствия, и возмущенно произнесла:

— It’s terrible! I don’t understand why they do it with us!⁹

«Ай'м э сириуз вумен»¹⁰, — вспомнила Айка. Рядом уже размахивали руками и боялись опоздать на рейс две громкие испанки — не нужно знать язык, чтобы понять энергию жестов. Та, что помоложе, летела из Валенсии, другая из Мексики. Всю группу вместе — состоящую из индусов, китайцев, испанок, афроамериканцев, одной казашки и двух возможных англичан, — провели в проверочный отсек, занавешенный плотными серыми шторами:

— What a big family!¹¹ — пошутил офицер, окинув зорким внимательным взглядом непохожих друг на друга людей.

— Beautiful eyes¹², — добавил он, возвращая Айке паспорт, и улыбнулся.

Художник

Тот официант из отеля был на самом деле художником — он предложил Айке нарисовать портрет в студии, «это недалеко, вы увидите». Студия оказалась двухэтажным таунхаусом с окнами на Гайд-парк в двадцати минутах ходьбы от отеля: на первом этаже кухня и мастерская с расставленными вдоль стен холстами, а на втором — две небольшие спальни.

— Одна — моя, другая — родителей, когда они приезжают ко мне в гости, — пояснил Себастьян во время небольшой экскурсии по дому.

Его папа был владельцем сети отелей и ресторанов в Милане, в одном из которых он пару лет подрабатывал барменом — учился делать разноцветные коктейли из ликеров: красные, зеленые, синие.

— Я тогда был похож на смесь алхимика с художником. Много экспериментировал с цветами, даже не знаю, чего во мне больше: папиных генов администратора или, откуда ни возьмись, таланта художника. В нашем роду творческих людей никогда не было, ни одного артиста или писателя, представь себе. Так что папа, ожидаемо, не обрадовался. Но что делать — я уже подал заявление в Королевскую академию художеств и мне уже прислали приглашение. И вот я здесь — работаю и учусь.

— Родители тебя так сразу и отпустили? — спросила Айка. — В такую даль…

— Да, — поспешил ответить Себастьян и запнулся: — То есть, конечно, отговаривали. Я тогда и сам в себе сомневался: лучшие художники исторически голодали, а если ты единственный наследник отелей ресторанов, голодать как-то плохо получается. В общем, я написал письмо в Royal Academy¹³: так и так, извините, я, похоже, передумал.

Тогда оттуда пришло письмо, знаешь кому? Папе, представь себе. В том не самом вежливом в мире письме родителю пеняли на то, что искусство может потерять великого художника, если я не передумаю, и что мы там все с дуба рухнули. Что-то типа того. «Надеюсь, мы с вами оба понимаем, — писал президент академии, — что талант даруется Богом?» И продолжал дарить отцу одно за другим новые открытия, когда узнавать и не догадываться, насколько прекрасен твой собственный сын, становится неожиданно приятно: «Ваш сын создан для искусства, он умеет видеть вещи под другим углом, отличным от того, какими их привыкли видеть обычные люди».

И папа отступил, вернее, приехал на церемонию поступления и купил в честь моего будущего в искусстве этот таунхаус. Да, мои родители богаты, что делать. Мама сюда часто приезжает, папа реже — дела. Впрочем, чем больше я здесь живу, тем чаще понимаю, что, скорее всего, буду заниматься и тем и другим.

Почему нет? Мир не должен потерять двух гениев в одном лице, и, в конце концов, эти две профессии можно сочетать. Устройство вещей так парадоксально, что в одном человеке вполне могут ужиться серьезный антиквар и начальник продуктовой базы.

— А я пишу стихи, — призналась Айка, чтобы не молчать, когда Себастьян нанес карандашом первые наброски на холсте. — Но, по правде сказать, не все друзья их понимают, иногда даже спрашивают, о чем они, представляешь, как будто я на тарабарском пишу.

— Мне это знакомо, — засмеялся Себастьян, — картины тоже не все понимают, иногда их нужно объяснять. Хотя, как, например, объяснить музыку? Или доказать право яблока быть на этом боку желтым, а на том — зеленым? Я ведь не реалист и не вырисовываю каждую деталь, мои картины меньше всего напоминают фотографии, а люди в основной своей массе предпочитают достоверность: им, чтобы увидеть лес, нужны деревья. Знаешь, что говорят японцы? «Художник — тот, кто увидел».

— Уважаю японцев, — подтвердила Айка. — А это кто? — она показала рукой в сторону большой картины в дальнем углу: на ней стоял на коленях старик с завязанными за спиной руками, а между ним и уходящей далью растворялся в песке чей-то исчезающий след.

— Знаешь, я проголодался, ты не против пообедать?

— Я — нет, — ответила Айка, — но ты же расскажешь?

— Расскажу, — пообещал он.

Они зашли в кафе неподалеку. Себастьян заказал стейк с запеченным картофелем и спаржей, Айка — форель на гриле. Принесли воду в графине и калифорнийский «Совиньон Блан» — выбор будущего ресторатора. Когда дошла очередь до чая с лимоном, Себастьян, почти ничего до этой минуты не обронивший, кроме «ну и как наша форель», вдруг стал рассказывать, торопливо, будто боясь сбиться с намеченного пути:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Казахское лоскутное одеяло ручной работы.

4

Ваши глаза похожи на глубокое море.

5

Сосиски.

6

Овсяные каши.

7

Крупнейшие лондонские универмаги.

8

Я серьезный человек, мадам.

9

Это ужасно! Я не понимаю, почему они себе такое позволяют с нами!

10

Я серьезная женщина.

11

Какая большая семья!

12

Красивые глаза.

13

Королевская академия