Год нашей любви

Сарина Боуэн, 2014

Кори Каллахан должна была стать звездой хоккейной команды колледжа, но из-за трагической случайности оказалась прикована к инвалидной коляске. Адам Хартли – единственный, кто хоть как-то может понять ее чувства, ведь и он вынужден отказаться от спорта из-за сложного перелома ноги. От одного вида Хартли сердце Кори начинает биться так, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Они понимают друг друга без слов и, кажется, просто созданы для того, чтобы быть вместе. Если бы не одно «но»: у Хартли есть девушка, а Кори для него просто друг, с которым можно смеяться до колик и играть в видеоигры. Так бы все и продолжалось, но однажды ночью Хартли пришел к Кори с бутылкой шампанского.

Глава 6

Веселее только в Диснейленде

Кори

Отправляясь на учебу в понедельник, я увидела просунутую под дверь записку. Это был сложенный кусок бумаги с надписью КАЛЛАХАН на верхней стороне. Развернув его, я прочитала:

Я не могу пойти на экономику, так как сегодня утром мне ввинчивают в колено два винта. Поделишься со мной конспектом? Умоляю. Х.

После обеда я написала ему сообщение:

Получила твою записку. Операция? Чертовски сочувствую.

Через пару часов он ответил:

Не сочувствуй. Анестезия — это круто. Тебе не обязательно навещать меня, но, если соберешься, принеси чего-нибудь поесть.

Я:

Какой еды?

Хартли:

О боже, да без разницы. Больничная еда — блевотина.

Я рассмеялась, потому что это было правдой.

Когда я заглянула в палату Хартли, первым, что увидела, было его перевязанное колено, прикрепленное к аппарату, который то сгибал, то разгибал его.

— Весело тут у тебя, — сказала я, мысленно отметив, что массивная гипсовая повязка исчезла с ноги Хартли, уступив место маленькому гипсовому сапожку на ступне.

— Веселее только в Диснейленде.

Хартли повернул голову в мою сторону и подарил мне блеклую улыбку. На нем была больничная одежда, а из капельницы что-то вливалось в вену.

Я содрогнулась от того, насколько все это было мне знакомо.

— Держись, — сказала я. — А почему тебя оперируют?

Он снова опустил голову на подушки.

— Тренер хотел, чтобы меня посмотрел его любимый ортопед. И этот ортопед сказал, что нога заживет быстрее, если в ней будут винты.

— Ну… Это ведь неплохо, да?

Он пожал плечами:

— Это хорошо для колена. Но лодыжка будет заживать с той же скоростью, что с ней ни делай. И теперь я лежу, пытаясь понять, что изменилось, кроме того, что теперь я частично человек из стали.

— Еще ты будешь повелителем металлодетекторов, — сказала я, въезжая в палату. — Ты не против, что я заскочила? Я сама всегда ненавидела посетителей.

Хартли вскинул голову.

— Ты ненавидела посетителей? Что ты имела против людей, которые хорошо к тебе относились?

— Я не хотела, чтобы на меня смотрели, вот и все. Это унизительно — быть распластанной на кровати, немытой и практически голой — за исключением больничной одежды.

— Тут мы расходимся, — сказал Хартли, приподняв голову. — Я ничего не имею против отсутствия душа. И обнаженки.

Я вытащила из сумки белый бумажный пакет.

— Что ты мне принесла?

— Итальянский сэндвич и пачку чипсов. И «Гаторад»^[6].

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты чудо?

— Ты — каждый раз, когда я предлагаю тебе что-то поесть.

— Не поспоришь. Дай-ка.

Он протянул руки, и я передала ему сумку.

Я посмотрела на капельницу и вещества, текущие ему в руку.

— А тебе можно есть?

— Какая разница? Я голоден. — Он развернул сэндвич и надкусил. — М-м-м-м, — восхитился он. — Красота.

— Я или сэндвич?

— И ты, и он. — Хартли откусил еще. — Каллахан, а ты долго лежала в больнице?

От этого вопроса все у меня в груди сжалось. Я не любила говорить о несчастном случае.

— Шесть недель.

Его глаза расширились.

— Это слишком долго для того, чтобы есть отвратительную еду.

Я кивнула, хотя плохая еда даже не входила в первый десяток пунктов списка, который включал все, за что я ненавидела больницу.

— Много в школе пропустила?

— Три месяца. Я вернулась на последние несколько недель. К счастью, я отправила запрос в Харкнесс рано, так что мое разрешение пришло еще до травмы.

— Но ты закончила школу вместе со всеми?

— Школьный округ прислал мне репетитора, как только я отправилась на реабилитацию.

— Вот это жестко.

— Да? — Я вздохнула. — Все равно мне было нечем заняться в свободное время. Лучше уж решать уравнения, чем просто сидеть и думать целыми днями. — Я указала на его колено. — Признайся, что сам лучше бы оказался вместо всего этого на лекции по экономике.

Он на секунду задумался.

— Конечно, но только если бы мне разрешили оставить сэндвич.

Он открыл пачку чипсов и предложил их мне. Я взяла один, и с минуту мы хрустели в молчании.

— Каково это — вернуться в школу в инвалидном кресле?

Я вздохнула.

— Серьезно? Собираешься заставить меня откровенничать об этом?

Он развел руками.

— Не отвечай, если не хочешь, но ты ведь знаешь, как говорят: если, живешь в Риме…^[7]

— Было именно так ужасно, как ты и подумал. Окружающие были со мной очень-очень милы, но легче мне не становилось. Я убивала разговоры. Когда я проезжала мимо, все как по команде прекращали болтать про выпускной и тому подобном. Они почему-то решили, что именно так и должны делать.

Хартли помолчал минуту.

— Да, дерьмово. Но тебе пришлось вернуться?

— Ну не то чтобы пришлось, просто дома было еще паршивее. Родители психовали, и я подумала, что, если вернусь в школу, они, может быть, перестанут балансировать на грани нервного срыва. К тому же мне надоело, что меня рассматривают, как жука под микроскопом. — А теперь мне надоело говорить на эту тему. — Кстати, Дана сейчас тоже на грани. Завтра вечером станут известны результаты прослушивания.

Хартли подарил мне еще одну слабую улыбку.

— Да? Если завтра я все-таки откинусь из этой тюряги, то посижу и подожду с вами. Придется сыграть пару раз в хоккей, конечно.

— Само-собой, — согласилась я.

Когда я пришла из библиотеки следующим вечером около девяти, дверь в комнату Хартли была распахнута. Заглянув внутрь, я увидела, что он сидит на кровати. Больная нога покоилась на офисном стуле.

— Привет, Каллахан, — сказал он, вырывая кусок бумаги из тетради и комкая его.

— Привет и тебе. — Я внимательно посмотрела на него, отметив бледность и утомленный взгляд. — Выглядишь не очень.

— Спасибо за комплимент.

Он кинул бумажный комок в корзинку на отдалении. И, конечно, попал. Потому что Хартли — это Хартли.

Я проковыляла глубже в его комнату.

— Я серьезно, ты в порядке?

— Скоро буду. Второй день всегда худший, так? Мне просто нужно выспаться. Ты же знаешь, что такое больницы. — Он покосился на меня снизу вверх.

— Да, знаю. — Я аккуратно уселась рядом — так, чтобы не задеть его. — Сколько раз они будили тебя, чтобы проверить жизненные показатели?

— Потерял счет. — Он наклонился, поднял бутылку с водой с пола, затем осушил ее. — Каллахан, ты не против подлить сюда воды?

— Конечно, не против. — Я вскочила. Обмотав ремешок бутылки вокруг пальца, сходила в ванную и наполнила ее.

— Тебе уже можно принять новую дозу адвила? — спросила я, заметив пузырек на раковине.

— О да, — сказал он.

Я достала две таблетки из бутылки и положила в карман. Потом отнесла воду Хартли. Это было страшно — видеть его больным и беззащитным. Я едва узнавала его. Поддавшись неожиданному порыву, я протянула руку и положила Хартли на лоб. Его большие карие глаза вопросительно уставились на меня.

— Жара нет, — сказала я. — Послеоперационные инфекции могут быть очень опасны.

Он закрыл глаза, и его голова опустилась мне на руку. Долгое время я не двигалась. Я знала, что мне нужно отойти, даже если совсем этого не хотелось, а хотелось обнять его и никогда не отпускать. Если бы я только знала, что он мне позволит, то, не раздумывая, так и сделала бы.

Вздохнув, я убрала руку и вложила бутылку ему в ладонь. Когда он выпрямился, я достала таблетки.

— Только две? — спросил он хрипловатым голосом.

— Но этого же достаточно! Ты принимаешь больше?

— Обычно по три или четыре.

— На бутылке написано две, Хартли.

— Я тебе вот что скажу, Каллахан. Я сейчас сяду на тебя верхом, а потом ты мне объяснишь, почему моя дозировка должна равняться твоей. — Его губы растянулись в улыбке, но глаза оставались печальными и усталыми.

— Ну ты и заноза в заднице, Хартли, — сказала я, чтобы скрыть беспокойство за него.

Я отправилась в ванную еще за одной таблеткой.

— Спасибо, — прошептал он, когда я вернулась. За один присест проглотив все таблетки, он откинулся на спинку кровати с гримасой на лице. — Сколько сейчас времени?

Я взглянула на часы.

— Почти девять.

— Нам нужно пойти посидеть с Даной, — сказал он.

Я моргнула. На мгновение я абсолютно забыла, что сегодня у Даны большая ночь. Очень скоро все вокальные группы начнут бегать по Лужайке новичков, приглашая лучших вокалистов.

— Точно! Ты уверен, что хочешь пойти?

Он закрыл глаза на мгновение, а потом опять открыл их.

— Хорошо, что для этого нужно всего лишь пересечь коридор.

— Подожди, — сказала я. — Дай мне сначала все подготовить.

Я проковыляла обратно в нашу комнату, убрала несколько книг с дивана и подготовила импровизированный журнальный столик для колена Хартли. Затем меня осенило: я вытолкнула свое инвалидное кресло за дверь, провезла через коридор и втолкнула в соседнюю комнату. Это было идеальное решение, так как сама я добиралась до библиотеки Бомонта (где было всего три лестничных ступеньки) с помощью скоб и в кресле не нуждалась.

Он стоял, когда я вошла.

— Смотри, — сказала я. — Теперь тебе не нужно никуда идти.

— Ну, спасибо, — вздохнул он.

Я подтолкнула кресло к Хартли, и он сел. Я быстро отрегулировала подножку перед ним, подняв его больную ногу вверх. Он положил руки на колеса и толкнул их.

— Так вот как мир выглядит для Каллахан, — сказал он, направляя кресло к двери.

— Дана, мы здесь! — сказала я, когда мы въехали в общую комнату. — И уже девять. Что будем делать?

Она выскользнула из своей комнаты.

— Просто подождем.

— Можно, я включу футбольный матч? — спросил Хартли.

Дана насупилась.

— Без звука. Иначе я не услышу, как к нам постучат.

Хартли хватило такта не указывать Дане на то, что с распахнутыми ей самой окнами и входной дверью под боком мы ни за что никого не пропустим. Он молча взял пульт от телевизора и нашел игру. Потом пододвинул мое кресло к дивану и принялся подыскивать способ пересесть.

— Привет, ребята! — сказал Бриджер, заходя с пакетом льда. — Специальная доставка. Я уберу это в твой мини-холодильник, братан?

— Спасибо, чувак, но я бы охладился прямо сейчас.

Бриджер исчез, и Хартли переключил внимание на другую задачу — он хотел выбраться из моего кресла.

— Ты можешь просто остаться в кресле, — предложила я. — Побереги ногу.

Хартли рассмотрел мою идею, а потом отрицательно покачал головой. Он встал на здоровую ногу и, откинувшись, переместился на диван.

— Мне лучше здесь, — сказал он тяжело дыша.

И отвел глаза.

Я молча отодвинула кресло от дивана. Но, если честно, мне было обидно. Очевидно, Хартли не мог вынести мысли о том, что будет сидеть в кресле, когда в комнату впорхнет стайка девушек-вокалисток. Я всегда чувствовала, что кресло превращает меня в невидимку или в лучшем случае в объект для жалости, и Хартли только что подтвердил это.

Удручающие мысли прервал топот за окном. Лицо Даны застыло в ожидании.

Я быстро проковыляла в коридор и открыла дверь. Двенадцать девушек в красных футболках пробежали мимо меня в комнату. Они соединили руки и запели «Уважение» Ареты Франклин еще до того, как я вернулась в комнату.

Допев песню, девушки предложили Дане стать новой вокалисткой «Веселых полнозвучий». Я задержала дыхание, так как не знала, что ответит Дана. «Полнозвучия» не были номером один в ее списке. С другой стороны, девушки пришли за ней очень быстро, а значит, и правда были заинтересованы заполучить ее.

— Возможно, — ответила она быстро.

Допустимыми ответами были: «да», «нет» и «возможно», но стоило иметь в виду, что после десяти вечера группа имела право отдать место другой вокалистке. Получалось, в запасе у Даны оставалось всего сорок пять минут.

— Надеемся, ты изменишь решение на «да»! — сказала ведущая солистка и дала Дане карточку со своим номером телефона.

После этого они побежали к следующему кандидату из их списка.

— Блин, — проворчала Дана, когда они ушли. — Может, стоило согласиться? — Она снова заняла свою позицию у окна. — Я правда хочу в «Нечто особенное», — прошептала она. — Но, наверное, я хочу слишком многого…

— Я тоже хочу нечто особенное, — ухмыльнулся Хартли, закинув руки за голову.

— Хартли! — возмутилась Дана.

— Похоже, ты тащишься от обезболивающего — пробормотала я.

Бриджер вернулся в комнату с пластиковым пакетом, полным льда, который Хартли осторожно опустил себе на колено. Но тут зазвонил его телефон. Даже минимальное движение, чтобы аккуратно достать телефон из заднего кармана, заставило Хартли вздронуть от боли. Он взглянул на дисплей и выключил звук.

— Что-то поздновато Стейша звонит, да? — спросил Бриджер.

Хартли повел плечом.

— Она, наверное, пьяная и звонит мне из какого-нибудь клуба. Я не смогу справиться с ней и с болью одновременно.

Бриджер фыркнул:

— Напомни, почему ты хранишь верность девушке, которая даже не знает, как расслабить чувака, когда ему больно?

— Не лезь в это, Бридж. — Голос Хартли прозвучал так, будто у него совсем не было сил.

— Ладно, но тогда не трахай мне мозги речами о том, какой я развратник, если сам выставляешь отношения в таком прекрасном свете.

— Я не хочу трахать тебя, Бридж. Ты не в моем вкусе.

— Спасибо, что признался этом, — поблагодарил Бриджер, и я рассмеялась.

На другом конце комнаты Дана, кажется, не слышала ни слова из нашего разговора. Она теребила карточку в руке и расхаживала туда и обратно. Ее собственные феи надежды, должно быть, трудились сверхурочно, нашептывая ободряющие слова и прогоняя страх.

— Держись, Дана, — сказал Бриджер, указывая на экран телевизора. — Где звук, чувак?

Хартли просто покачал головой.

Долгое время ничего не происходило, кроме того, что «Пэтриотс» заработали тачдаун. По крайней мере, в этом нам везло. Пока минуты ползли, Дана изо всех сил старалась то протоптать дыру в нашем новом ковре, то изорвать края карточки, которую дали ей «Полнозвучия». Тем временем цвет лица Хартли улучшился, и он перестал корчиться от боли при каждом движении.

Зато на меня нахлынули эмоции. Было трудно удержаться, чтобы не обнять их обоих. Дана выглядела вымотанной и растерянной, а я сказала себе, что приняла правильное решение насчет прослушивания в вокальную группу. Отбор вокалистов был вроде средневековой пытки, в результате которой мир в течение часа уведомлял вас, насколько вы ему нужны.

Кому это надо? Лучше уж справляться с неприятностями и разочарованиями по мере их поступления. Я принимала постоянную дозу каждый день — взгляды Хартли в ответ на предложение посидеть в инвалидном кресле, Широкие Улыбки людей, которым нечего было мне сказать. Я наблюдала за тем, как угасает победный настрой Даны и думала: зачем покупать проблемы, если их раздают бес — платно?

Как только я начала задаваться вопросом, сколько еще выдержит Дана, за окном снова послышались шаги, и я почти увидела, как каждый мускул моей подруги напрягся. В наружную дверь постучали. Бриджер взметнулся и выбежал из комнаты, чтобы открыть.

Стайка девушек в фиолетовых футболках вбежала в комнату, соединила руки и принялась на четыре голоса исполнять спортивный гимн колледжа. Лицо Даны зажглось, как елка в Рокфеллеровском центре.

— Дана, хотела бы ты стать новым членом группы «Нечто особенное»? — спросила одна из девушек, когда они допели.

— ДА! — завопила Дана.

Ребята зааплодировали, а я обняла Дану. Она буквально лучилась радостью.

Ни с того ни с сего уроки этого вечера обернулись для меня болью. Риск, на который пошла Дана, окупился с лихвой. Она нашла свое племя. Группка девушек в фиолетовых футболках, обнимающих ее сейчас, была лучшим тому свидетельством. Я же улыбалась широчайшей из своих улыбок и была за нее искренне рада.

Жаль, что эта улыбка досталась мне такой ценой.

Примечания

6

Популярный спортивный напиток.

7

… живи по римским обычаям. Si vivis Romae, romano vivito more (лат.).