Репутация

Сара Шепард, 2021

Журналистка Уилла Мэннинг возвращается в родной город, чтобы спасти свою сестру Кит, которую подозревают в убийстве мужа. Доктор Грег Страссер был найден мертвым вскоре после хакерской атаки, в результате которой в Сети появилась переписка всех студентов и сотрудников Олдричского университета. Уилла начинает расследование и сразу понимает: каждому есть что скрывать и никто не хочет делиться своими секретами, но она добьется правды любыми способами

Часть 1

1

Кит

Понедельник, 24 апреля 2017

Когда я появилась в баре на крыше гостиницы «Монако» в Старом городе Филадельфии, я уже успела выпить два крепких мартини — хотя это на меня совершенно не похоже. Но вы подумайте, каковы мои клиенты, точнее, клиенты фонда, ради которых я и отправилась в эту командировку! Кинули меня в последнюю минуту. Решили вместо нашей встречи отправиться на выставку лошадей. Я попробовала навязаться к ним в компанию — не подумайте только, что я большая любительница лошадей! — но то ли они не поняли намека, то ли мое общество было для них нежелательно. К своей работе я отношусь очень серьезно. Я занимаюсь привлечением средств для Олдричского университета, одного из старейших высших учебных заведений в Соединенных Штатах — он стоит в одном ряду с Гарвардами и Стэнфордами, а попасть в него, пожалуй, даже труднее. После того как умер мой первый муж, я стала ведущим специалистом по ловле особо крупной рыбы, то есть спонсоров для Олдричского университета. Я раскидываю сети повсюду, разыскиваю выпускников, получивших хорошие, денежные должности, руководителей и топ-менеджеров, слежу за теми, кто получает престижные премии, не ленюсь узнавать, какие из написанных ими книг попали в список бестселлеров по версии «Нью-Йорк Таймс», и так далее. Затем я атакую. Я тешу их самолюбие, нахваливаю, напоминаю об университетских корнях, которыми можно гордиться. А еще о том, что лучшее, что они могут сделать, наслаждаясь богатством и успехом, — это вернуть долг. Получив солидный чек от нового спонсора, я кайфую — для меня это что-то вроде наркотика. Поэтому известие о том, что доктор Роберт Хозер (Девон, штат Пенсильвания) с супругой вместо того, чтобы выпивать и закусывать вместе с очаровательной Кит Мэннинг-Страссер на обеде, который устроил университет, предпочли посмотреть на дрессированных лошадок, меня чертовски напрягло.

Возможно, я допустила ошибку? Хотя я ими даже не занималась — Хозеров обхаживала Линн Годфри, напористая, въедливая и амбициозная сотрудница моего отдела. Когда вернусь, позвоню и устрою ей разнос. Но это потом. А сейчас я не сорвусь. Я любезна, тактична и понимаю, когда следует отступить. На следующей неделе я снова напомню Хозерам о себе. Они увидят, что я мила, незлопамятна и великодушна. И мы начнем все сначала.

А пока мне хочется поскорее забыть о Филадельфии. В авиакомпанию я уже обращалась: билеты на все сегодняшние рейсы до Питтсбурга раскуплены. Любоваться Колоколом свободы мне неохота. Как и прогуливаться по Саут-стрит. Можно, конечно, доработать план благотворительного спонсорского бала в Олдриче (он состоится в ближайшую среду), но такие вечера напоминают хорошо смазанный механизм, там и делать-то нечего.

Я никогда не умела бездельничать.

Открыв в номере бутылочку водки из мини-бара, звоню дочерям. Старшую — милую, жизнерадостную Сиенну, — я застаю в комнате общежития. Она первокурсница в Олдриче, и, судя по всему, я помешала ей заниматься. После разговора, который длился сорок две секунды — Сиенна разливалась в извинениях за то, что не может долго беседовать, — я набираю номер тихой и замкнутой шестнадцатилетней Авроры. Она пока дома, но собирается уходить. «Куда?» — с подозрением спрашиваю я. К однокласснице с ночевкой. Аврора уверяет, что идет к Софи, просто чтобы вместе готовиться к тесту по физике, ничего особенного.

Смешав себе еще один коктейль, звоню Грегу. Вот уже два года как он стал моим вторым мужем. Разговор короткий, общие фразы. Я не говорю ему, что клиенты меня прокатили, — еще не решила, в каком свете хочу это представить. Грег не спрашивает, почему у меня такой унылый голос. Вообще, я не настолько ему интересна, как он хочет показать… Впрочем, когда-то, недолго, все было по-другому. Я сообщаю, что жива-здорова. Он говорит то же о себе. Я напоминаю, что до благотворительного бала осталось два дня. Это что-то вроде выпускного для взрослых, самое большое мероприятие университета, посвященное нашим спонсорам и сбору средств. А Грег — мой партнер. И я не то чтобы в восторге.

Почти сразу после разговора мой телефон звякает. На экране сообщение с незнакомого номера: «Готовься».

И все. Нахмурившись, я строчу: «Кто это?»

Ответа нет. По спине пробегает холодок. К чему я должна готовиться?

За окном громко сигналит машина. Обернувшись, я замечаю, что шторы на окне отдернуты, за ними видны крыши домов и мост вдалеке. С соседней крыши, хлопая крыльями, слетает голубь. Неприятное чувство, что за мной наблюдают.

Подскочив, задергиваю окно. Нужно поскорее убраться из этого гостиничного номера. Я хочу общества, шума и, может быть, еще выпивки. Ближе всего бар на крыше отеля.

* * *

— Вы должны попробовать «упрямого мула», — произносит голос рядом с мной, как только я усаживаюсь на барный табурет. Наискосок от меня на серой кушетке сидит мужчина, наполовину скрытый широкой мраморной колонной. Меня раздражает, что он подслушивал. Мы с барменом — дотошным, лет пятидесяти, с полуприкрытыми глазами, одетым с претензией на шик в костюм-тройку — долго обсуждали, какой коктейль мне выбрать — «упрямого мула» или «буравчик». После странного, анонимного, зловещего сообщения, которое я только что получила, меньше всего мне нужно лишнее внимание.

Но вид у любителя подслушивать вполне безобидный. Я поворачиваюсь, чтобы лучше его рассмотреть. По торчащим из-за колонны ногам можно догадаться, что он довольно высокий. Лицо открытое, приветливое, темные вьющиеся волосы спадают на воротник рубашки. Опущенные уголки глаз придают его взгляду искренность, а улыбка, широкая и располагающая, открывает ровные белые зубы. Он похож на ученика дорогой частной школы — с виду примерный, но за спиной может прятать рогатку. На ногах у него удобные кеды «Вэнс» вместо подходящих к костюму туфель. Сама-то я готовилась к важной встрече, но так и не успела переодеться — поэтому я до сих пор в туфлях от Ива Сен-Лорана, и пальцы уже онемели.

— Это водка, смешанная с халапеньо и кайенским перцем, — поясняет «школьник», в руках у него медная кружка. — Если любите острое, ничего лучше не найти.

Мои ресницы опускаются, потом взмывают вверх.

— С чего вы взяли, что я должна любить острое?

Одна бровь ползет вверх. Его глаза перемещаются вниз, к моим голым коленкам и высоким каблукам.

— А вы любите? — спрашивает он, и в его голосе, если только я не спятила, явно слышится флирт.

— А вам хочется узнать? — отвечаю я. И тут же одергиваю себя. Кит Мэннинг-Страссер не из тех женщин, что заигрывают с незнакомыми мужчинами в гостиничных барах. Ловлю на себе взгляд бармена. — Просто джин с тоником, пожалуйста.

Бармен отворачивается, скрывая неодобрительную усмешку. Молча смешивает коктейль, но я готова поклясться, что он презрительно кривит рот. У меня горят щеки, даже глоток джина не помогает вернуть хладнокровие.

Бармен снова отворачивается, а я слышу за спиной голос:

— Не обижайтесь на Бертрама. Он придурок.

Это снова «примерный ученик». Спиной чувствую его взгляд, как будто излучающий тепло.

— Вы с ним знакомы? — спрашиваю я с напускным безразличием.

— Нет. Впервые увидел его утром. Но я уверен. Я вообще хорошо разбираюсь в людях.

Делаю вид, будто поглощена созерцанием свечи, горящей на полке. Мне все еще интересно, почему этот тип решил, что я люблю острое. Хотя, возможно, это у него универсальный способ подкатываться к каждой женщине, какую встретит.

«Школьник», истолковав какое-то мое незаметное движение в свою пользу, срывается с дивана и садится на стул рядом со мной.

— Я Патрик, — представляется он. Взгляд его глаз с опущенными уголками притягивает меня, словно мощный магнит.

— Кит, — отвечаю я.

Он не протягивает руку для пожатия, и я свою тоже.

— Вы здесь по делам? — безразлично спрашиваю я.

Он поднимает ладонь, как бы останавливая меня.

— Да ладно. Мы с вами об этом будем разговаривать?

Я с недоумением смотрю на него.

— Простите?

— Мы в гостинице. Не знаем друг друга. Можно, конечно, затеять скучную беседу, а можно поговорить о том, что нам по-настоящему интересно. — Он откидывается назад, скрестив на груди руки. Красивые руки, отмечаю я. Мускулистые. На руке, которую я не пожала, нет обручального кольца.

— А что в вашем понимании интересный разговор? — спрашиваю я. — О политике? О глобальном потеплении? О системе здравоохранения?

— Предлагаю поговорить о том, кем мы на самом деле хотим быть. — В его глазах вспыхивает огонек. — Я играю в эту игру в поездках. Не так уж часто нам представляется шанс побыть не собой, а кем-то другим, правда? Я скажу вам не откуда я на самом деле, а откуда хотел бы приехать. А вы не говорите, кем работаете, а признайтесь, кем хотите быть в самых смелых мечтах.

От лампы Тиффани (возможно, это даже не подделка) по мраморной стойке разбегаются разноцветные зайчики. Сквозь панорамные — от пола до потолка — окна видны крыши города, но снаружи слишком холодно, чтобы хотелось выйти. Мне на ум приходит строчка из «Элинор Ригби», любимой песни моей матери. Там героиня на людях надевает лицо, которое в остальное время хранит в банке. А кем становится Элинор, когда она не обязана быть собой? И кем становлюсь я, когда мне не нужно быть Кит Мэннинг-Страссер?

— Интересно. — Я слегка отодвигаюсь. — Вот только сегодня, боюсь, я не блещу фантазией.

— А речь не о фантазии. А о том, чтобы заглянуть в себя. Знать себя. Хотите сказать, что вы себя не знаете?

Тихая, ненавязчивая электронная мелодия, звучавшая фоном, заканчивается, и начинается новая. Хочется сказать ему: Кит Мэннинг-Страссер не ведет подобных разговоров. Но вот вопрос: действительно ли я себя знаю? Знаю ли, чего хочу?

Мысленно перебираю свои достижения. Тут же в памяти всплывают и все ошибки, и неверные шаги, которые я делала. Оказывается, я нередко притворяюсь, постоянно о чем-то умалчиваю. В голове мелькают мысли обо всем, чего я хотела, достигла и лишилась.

— Отлично, — говорю я медленно, еще даже не осознав всего этого. Поудобнее устраиваюсь на табурете и задаю вопрос: — Так откуда вы приехали, Патрик?

— Из городка на юге Франции, — отвечает он, блеснув глазами. — Он славится своими лимонами. А вы?

— Из Марракеша, — отвечаю я, потому что действительно была там однажды с родителями. У отца был творческий отпуск… За несколько лет до того, как меня вызвали в морг, чтобы я опознала изувеченное тело матери. Пьяный водитель врезался в ее машину на скорости девяносто миль в час. Я вспоминала Марракеш как самое волшебное место, какое когда-либо видела. Всегда мечтала вернуться туда, но, хотя у моего нового мужа достаточно денег на такую поездку, он считает этот маршрут слишком экзотичным. — А вы чем занимаетесь?

— Я летчик-метеоролог. Летаю в эпицентр ураганов, — ответ следует быстро, как будто он так уже отвечал. — По выходным участвую в профессиональных гонках на ретроавтомобилях. В основном в старых городах, где много извилистых улиц с крутыми поворотами.

— Значит, вам нравится опасность. — Я гоняю кусок льда по дну стакана. — Встряски.

Его бровь снова поднимается.

— Можно сказать и так. А чем вы занимаетесь, Кит?

Вспоминаю «Криминальное чтиво», которое мы с сестрой Уиллой до одури смотрели в старших классах, особенно в течение нескольких месяцев после гибели мамы.

— Я — хранительница смысла жизни. Сейчас, вот прямо сейчас он у меня в номере, в коробке, и я должна защищать его ценой жизни. За это мне, кстати, очень хорошо платят.

— А вас-то посвятили в то, в чем он состоит, этот смысл жизни? — спрашивает Патрик.

Я киваю с загадочным видом.

— Но если я вам раскрою эту тайну, вас придется убить.

— То есть вам нравится самой всем распоряжаться.

Пожимаю плечами.

— Мне нравится определенность.

Наши глаза встречаются. Даже с помощью выдумок мы рассказали друг другу кое-что реальное.

У меня в зубах застрял кусочек кожицы лайма. Бармен стоит к нам спиной. Может, потерял к нам интерес, решил, что мы просто флиртуем. А потом Патрик — впрочем, может и имя не настоящее? — бросает взгляд на мою левую руку.

— А что собой представляет ваш муж?

Я поворачиваю широкое бриллиантовое кольцо камнем внутрь.

— Вообще-то, я вдова. — И это не ложь. — А у вас есть муж? Жена?

Что-то в его ответном взгляде заставляет меня поежиться — он будто видит меня насквозь.

— Ни того, ни другого.

Серьезно он говорит или только хочет, чтобы это было правдой? Даже не знаю, какой ответ мне больше понравился бы.

Мы пропускаем еще по паре стаканов и плетем небылицы о себе. Его родители — завсегдатаи модных курортов. Я состою в дальнем родстве с особами королевской крови. Рассказываю, что в юности совершила несколько убийств, которые до сих пор не раскрыты. Патрик говорит, что выходил из корабля в открытый космос и провел несколько дней на орбите, пока в НАСА не обнаружили его отсутствие. В какой-то момент — кажется, на подходе к третьему коктейлю — нами обоими овладевает меланхолия. Патрик сообщает, что никогда не влюблялся и даже не верит, что любовь существует. Я отвечаю, что влюблялась в юности, но со временем поняла, что это было заблуждением. Вообще-то, так и было, и я знаю, что играю не по правилам, но я сейчас навеселе, и Патрик с каждым словом придвигается все ближе, и что-то происходит — только я не понимаю, что именно.

Ты хулиганка, свербит в той части мозга, которая еще что-то соображает. Я замужем за красивым и успешным мужчиной. У меня две удачные дочки, подростки. Все так и есть, если смотреть со стороны. Но здесь, в полумраке этого странного бара, все кажется таким далеким. И когда я оглядываюсь на свою жизнь, ту, в которую была с головой погружена всего двенадцать часов назад, то думаю, что насквозь фальшивой выглядит та Кит, а не эта.

Горячее дыхание Патрика, пропитанное перцем чили, могло бы вызвать лесной пожар. Он смотрит так, будто всегда меня знал. Я как в тумане и спрашиваю себя — а может, и правда знал?

— И чем же ты, царственная убийца и хранительница истины, хочешь заняться сейчас? — спрашивает он.

Весь мир у моих ног. Могу сказать что угодно: хочу прыгать со скал на Луне, купить бутик «Шанель», совершить путешествие во времени — в эпоху Бенджамина Франклина, — окуклиться и превратиться в бабочку. Но в его глазах цвета старого золота я читаю, о чем он на самом деле спрашивает, и мне тоже этого хочется.

Я позволяю ему взять меня за руку и вывести из бара. Как только двери лифта закрываются, наши губы соприкасаются, и поцелуй из осторожного стремительно переходит в страстный, безумно страстный. Его пальцы нащупывают мелкие пуговки на вороте моей блузки. Мои руки на его талии.

— Боже, — стонет Патрик мне в ухо.

Но, внезапно придя в себя, я отстраняюсь.

— Подожди, — шепчу я. — Нет, не могу.

Его глаза до краев полны печалью.

— Как скажешь…

Задыхаясь, я опускаю взгляд. Поправляю блузку. Одергиваю юбку. Дрожащей рукой тереблю ключ от номера. Не приглашая его к себе. Мне этого хочется, уж поверьте. До смерти хочется.

— Прости, — я встряхиваю головой и улыбаюсь, грустно, с сожалением. — Просто я так не могу.

2

Линн

Вторник, 25 апреля 2017

Удачно выступив в школе перед одноклассниками сына, выложившись затем во время тренировки на велотренажере, соорудив прическу и заново нанеся макияж, я гордо выплываю из фитнес-центра. Ловя на себе восхищенные взгляды мужчин (я привыкла), забегаю в кондитерскую возле работы, где и получаю милый комплимент. Я подхожу к кассе с бутылкой вина, которую купила для сегодняшнего ужина, и девушка-кассирша просит меня предъявить какой-нибудь документ. — Это вы мне? — весело удивляюсь я. — Господи, да мне почти сорок! У меня двое детей! — Ой. — Девушка (ей не больше двадцати двух лет), щурясь, всматривается в мое лицо, сверяется с фотографией в правах и снова смотрит на меня. — Не знаю, как вы этого добились, но это потрясающе.

Вся очередь начинает меня пристально разглядывать — все, включая почти такую же стройную, горбоносую женщину, которая только что крутила педали на соседнем тренажере. Отлично! Я вбегаю в офис, окутанная облаком самодовольства, раздумывая, заслуживает ли этот эпизод отдельного поста в «Фейсбуке»^[2]. Вот оно, лишнее подтверждение того, что усиленная работа над внешностью, за которую я с удвоенной энергией принялась после переезда сюда, приносит плоды.

Но стоило мне подняться на свой этаж, как вся радость испарилась. В кабинете Кит Мэннинг-Страссер — первом, мимо которого я прохожу, — все еще темно. Она что же, еще не вернулась из Филадельфии? Неужели загостилась у Хозеров? Трудно поверить. На фотографиях эта суперсостоятельная семейка выглядит так, будто из всех развлечений супругов уже могут заинтересовать только их похороны. Интересно, мое имя хоть всплывало вчера — во время чудесного вечера, который они с Кит провели вместе? Хотя кто я такая? Всего-навсего та, что обхаживала этих Хозеров и сумела их приручить… Та, которая душу вложила в эти отношения, которая часами выслушивала излияния Люси Хозер о ее больном корги и о том, как в детстве она занималась верховой ездой; которая клевала носом, пока Роберт Хозер бесконечно, снова и снова рассказывал, как он играл в гольф с неким Уорреном Баффетом^[3]. Словом, та самая женщина — вспоминаете? Потому что, вообразите, это вовсе не та женщина, которая пригласила вас на ужин. Мы очень, очень разные.

У Кит опыт работы больше, и поэтому в эту командировку отправится она, объяснил еще на прошлой неделе Джордж, мой босс. Впрочем, это правда, ведь я работаю в отделе спонсорской помощи Олдрича всего полгода. Примерно год назад мы всей семьей переехали из Пенсильвании в Мэриленд, потому что компании мужа здесь светили огромные налоговые льготы. И все же я не люблю быть на вторых ролях.

Я сажусь за письменный стол, открываю почту и просматриваю сообщения, ища новости по Хозерам. Об этом ничего — ни от Кит, ни от Джорджа. Зато масса последних уточнений по предстоящему спонсорскому балу Олдричского университета, который состоится завтра в Музее естественной истории. Окончательно ли утвержден список гостей? Готовы ли выступления? Держите ли вы меня в курсе последних новостей? Да, да, да — организация вечеринок всегда была моей сильной стороной.

Покончив с этим, открываю «Фейсбук» и захожу на свою страницу. Мой пост с фотографией, на которой мы с дочерью Амелией и сыном Коннором стоим на смотровой площадке горы Вашингтон, а внизу под нами раскинулся город Питтсбург, собрал несколько комментов. «Красота!» — пишет мой школьный бойфренд Брок (тот, что женился на бабе, которая, родив троих детей, отрастила огромную задницу). «Твои дети — настоящие модели!» — пишет старая подруга из Мэриленда. Бедняжка пережила в прошлом году неприятнейший развод. Я собираюсь ответить, что меньше всего меня беспокоит, красивыми ли вырастут мои дети: мой главный приоритет — их достижения, мечты и надежды. Хотелось бы, конечно, побольше восторгов и лайков от мамочек из школ. Может, они решили, что пост слишком хвастливый? Или считают неприличным, что я разрешаю своей девятилетней дочурке пользоваться блеском для губ и капелькой туши для ресниц? А может, у меня паранойя, а мамочки просто заняты, вот и все?

Я щелкаю по страницам в поисках каких-нибудь грязных сплетен и слухов о тех, кто мне знаком, — чей-то девичник пошел наперекосяк или члены семьи пустились в бурный политический диспут и перегрызлись в комментах. Вижу фотки чьего-то нового дома (меньше моего), чьего-то младенца (уродца по сравнению с моими) и фото из отпуска моей однокурсницы с мужем (бывала я на яхтах пошикарней, да и фигура у меня лучше). В мире все в порядке.

У меня жужжит телефон, и я тянусь за ним, думая, что это эсэмэска от мужа. Он сейчас на пути домой — из Денвера? Или Сент-Луиса? — где искал еще одного инвестора-ангела, столь же великодушного и щедрого, как тот, первый, пожелавший остаться неизвестным, который несколько лет назад вложил в бизнес мужа кучу денег. Я почти уверена, что рано или поздно Патрику снова повезет: бизнес у него прекрасный, связанный с инновациями, богатенькие такое любят.

Вот только сообщение не от мужа. Оно пришло с незнакомого номера. Я читаю: «Готовься».

Мне остается только вглядываться в собственное призрачное отражение в экране мобильника. Я жду, что следом появится текст с объяснениями. Ничуть не бывало.

Выглядываю в окно. Небо низкое и серое. Воздух кажется странно неподвижным. Сообщение заставляет меня нервно поежиться. Звучит как предостережение. О взрыве. Массовом убийстве. Полчищах саранчи. Я хочу позвонить в школу моих детей и убедиться, что все в порядке.

И тут, будто в ответ, монитор темнеет. Я вздрагиваю от удивления и раздражения, потому что слышу характерный звук выключающегося компьютера. Что за черт? За дверью раздается изумленный возглас моей помощницы Бетси. Встав, я вижу, как она, отъехав на стуле, заглядывает под стол и проверяет, в порядке ли удлинитель: и у нее тоже погас монитор.

Я выглядываю в коридор. Все ошеломленно смотрят на свои мониторы.

— Скачок напряжения? — спрашивает Джереми — один из тех, кто занимается составлением заявок на гранты.

— Но свет горит, — помощница Кит, Аманда, показывает пальцем на потолок.

Экран Бетси вспыхивает неоновым желтым светом, заставив ее испуганно вскрикнуть. Я спешу назад в свой кабинет. Мой экран тоже пожелтел, и на какие бы клавиши я ни жала, вернуть исходные настройки не удается. Даже когда я выключаю и снова включаю компьютер, это ничего не меняет — будто кто-то захватил нашу энергосистему. Я выглядываю из окна, смотрю вниз, во двор Олдрича. Террористы? Пришельцы? Я вижу только сонных студентов, бредущих на занятия.

Экран перестает мигать, и возникает сообщение. «Вам не спрятаться, лицемеры». Это написано старым восьмибитовым шрифтом вроде того, какой принято было использовать в первых компьютерных играх. Ниже — жутковатый пиксельный рисунок, изображающий безглазое, искаженное криком лицо.

По спине у меня бегут мурашки.

В коридоре переговариваются: «Кто это делает?» А потом: «Это хакерская атака. Вот черт, нас взломали хакеры!» И дальше: «Наверное, наши компьютеры заразили вирусом. Похоже, системы сдохли!»

Хакерская атака? Зачем кому-то взламывать Олдричский отдел спонсорской помощи? Чтобы явить миру наших спонсоров? Но никто из них и не скрывается, почти все данные обнародованы. Может быть, кто-то ищет доступ к спонсорским банковским счетам или номерам соцстрахования? Я берусь за трубку, чтобы вызвать службу безопасности, — но соображаю, что наш шестидесятипятилетний охранник Гленн мало чем может тут помочь.

Прижав трубку к уху, я понимаю, что внутренний телефон тоже не работает. Хватаю мобильник. То странное сообщение все еще горит на экране. «Готовься». Почему хакер пишет мне? Мне хочется написать ему ответ, но страшно. Это может быть так же опасно, как щелкать на всплывающие окна, которые при этом заражают жесткий диск вирусом. А у меня на телефоне больше ключевой информации по работе, чем на компьютере.

Зловещее сообщение исчезает, появляется электронный адрес. Я навожу на него курсор. Если компьютер погиб, то от перехода по ссылке хуже не будет. Но ссылка не работает.

Снова и снова щелкаю мышью — ничего. Сосредоточенно сдвинув брови, я от руки переписываю адрес на листок. Несколько секунд — и монитор темнеет. Никаких новых сообщений не приходит. Я жму на кнопку выключения, но после перезагрузки на мониторе — только маленький вопросительный знак, мигающий посередине. Я, конечно, не великий компьютерщик, но даже я знаю, что это значит: операционная система стерта.

В коридоре все переглядываются.

— Это плохо? — в голосе Бетси слышен испуг.

— Как вы думаете, они добрались до наших страховых номеров? — это Билл, он работает с иностранными спонсорами.

— А кто-нибудь записал адрес, который был на экране? — спрашивает Оскар, самый молодой и технически подкованный в нашей группе.

— Я записала, — шагнув вперед, показываю ему лист бумаги с записанной на нем ссылкой. — Что это, как ты думаешь?

Оскар косится на мою запись.

— Похож на файл, размещенный на Planett, — и он перепечатывает адрес крупнейшего файлообменника в свой браузер на мобильнике.

— Подожди! — вскрикиваю я. — Вдруг твой телефон полетит?

— Тогда я буду винить во всем тебя, — бросает Оскар. Но, заметив, что я хочу вырвать у него бумажку, поспешно добавляет: — Господи, да не буду я. Мне тоже любопытно.

Вокруг нас собралась небольшая толпа. Закончив вбивать адрес, Оскар жмет на СТАРТ. Затаив дыхание, я жду чего угодно: например, что его мобильник взорвется или наше здание охватит пожар. Но на экране просто открывается страничка Planett. На ней список папок, и каждую можно открыть. Аарон, Бойд. Аарон, Коррин. Аарон, Десмонд. Что это за имена?

Оскар прокручивает дальше. Аароны пропадают, и я вижу новые имена: Антонишин, Магда и Апатреа, Лора Д. Погодите, а ведь я ее знаю — это же медсестра из отделения кардиологии Олдричской больницы. Они с мужем ответили на рассылку с приглашением на завтрашний бал.

Следом я замечаю еще одно знакомое имя — Бойд, Сидней. Доктор Сидней Бойд — профессор кафедры журналистики, который недавно получил Пулитцеровскую премию. Я расхваливала его одной большой шишке, выпускнику Олдрича, который собирался сделать неплохой спонсорский вклад.

— Это я? — Бетси стучит ногтем по экранчику. И правда, это она: Брек, Бетси. Это, похоже, приводит ее в ужас.

Оскар неуверенно смотрит на Бетси.

— Хочешь, чтобы я открыл эту папку?

— Нет! — вскрикивает Бетси, но потом начинает хныкать. — Или да. Или… я не знаю! Вдруг там сказано что-то ужасное?

Я оценивающе смотрю на Бетси — под сорок, рыхлая, страстная поклонница Джимми Баффета. Интересно, что для нее означает «ужасное»?

Оскар протягивает Бетси свой мобильник.

— Может, ты сама посмотришь? И скажешь нам, что там внутри.

Бетси, благодарно посмотрев на него, берет телефон и отходит от нас на несколько шагов. Она в жизни не вызывала у меня такого любопытства. Ну что тут скажешь? Да, я падка до всякой грязи в людях.

— Это… электронная почта, — медленно произносит Бетси. — Моя рабочая почта. Все сообщения моей рабочей почты. За… вообще за все время.

Джереми подбегает к ней. И я тоже. На экране — папка входящих ее аккаунта Aldrich.edu. Большая часть сообщений, судя по датировке, пришли не больше пяти минут назад, и все они до единого касаются организации Олдричского благотворительного бала.

— Здесь все-все твои сообщения? — кричит Джереми. — В смысле, и у других тоже почта вскрыта?

— Если твое имя есть в списке, то, думаю… да? — Оскар, похоже, удивлен.

— Н-но у меня в ящике деликатная информация, — голос Джереми поднимается на октаву выше. — Номера счетов разных людей! Записи телефонных разговоров!

Люди перешептываются. Поскольку телефон Оскара явно не поражен вирусом, все бросаются к своим мобильным и начинают проверять имена на сайте Planett. Я проделываю то же самое и нахожу свое имя, Годфри, Линнифер, Л. Щелкнув, открываю папку. Внутри — те же рассылки по благотворительному балу, которые я только что читала с монитора компьютера. Есть здесь и активная ссылка на папку исходящих и даже на корзину, полную реклам от Сакс, Тиффани и Кº и напоминаний о необходимости пройти техосмотр моей «БМВ».

Я возвращаюсь к основной папке, сердце готово выскочить из груди. Не очень-то приятно знать, что весь отдел при желании сможет прочитать мою переписку. Особенно потому, что в своих электронных письмах я не стесняюсь в выражениях по отношению к моим коллегам. Но, в отличие от Джереми, я не имею привычки доверять электронной почте ценную персональную информацию о своих клиентах. Не упоминаю я и о своих личных делах — или почти не упоминаю, не считая редких гневных монологов, адресованных боссу.

Чувство у меня такое, будто я увернулась от пули. А потом меня осеняет: если мой гинеколог или профессор журналистики тоже в этой базе данных, что же, и их компьютеры тоже полетели? И они тоже получили ссылки на все эти папки в облаке?

Я думаю, что будет, если обо всем узнают наши спонсоры. Думаю о деньгах, которые мы упустим, если секреты всплывут — потому что, сами понимаете, предполагалось, что это секреты. Я беру телефон, намереваясь звонить боссу. Нам необходимо принять антикризисные меры. Служба информационной безопасности покончит с этой базой данных раньше, чем сведения распространятся слишком широко, — но все же. Пока это не случилось, нам нужен какой-то план действий.

Но постойте.

Я снова изучаю страницу Planett. Если уж я «Фейсбук» считала отличным местом для вылавливания разного рода слухов и сплетен, то по сравнению с ним эта база данных с миллионами электронных писем, не предназначенных для чужих глаз, — настоящая золотая жила. Служба информационной безопасности, возможно, уже работает над ее ликвидацией. Так что в моем распоряжении всего несколько минут, чтобы ее просмотреть.

Пальцем я быстро прокручиваю страницы. Нет ли здесь кого-то, о ком я хотела бы узнать побольше? Может, это мать самой популярной девочки в классе моей дочери — та, что работает в администрации? Что-то в ее облике буквально кричит: свингер! И не исключено, что я могла бы как-то использовать это себе на пользу — например, добиться для своей дочурки приглашения на пару-тройку значительных детских вечеринок. А как насчет консультанта по брачно-семейным отношениям из Олдричской больницы? Мы с мужем дважды к ней ходили, пока я не пришла к выводу, что она шарлатанка, да к тому же с предрассудками. Я могу проверить, не вела ли она записи по нашему делу. Это помогло бы мне узнать, что она на самом думает по поводу нашего брака.

И тут меня осеняет. Ну конечно. Одно дело — выуживать случайные сплетни, и совсем другое — найти что-то такое, что даст реальный рычаг воздействия на работе. Ого, а вот это полезно. Овчинка стоит выделки.

И я принимаюсь искать в списке Кит.

3

Райна

Вторник, 25 апреля 2017

Стоя в очереди в бухгалтерии Олдрича, я становлюсь свидетелем хакерской атаки на университет. Это похоже на прекрасный танец — экраны компьютеров вспыхивают и гаснут, а там, где только что были страницы «Фейсбука» или кулинарные блоги, появляется жутковатая картинка — человечек без глаз. И все компьютеры разом отключаются. Женщина в окошке, где принимают платежи, хмурится, чуть слышно чертыхается и, встав со стула, обращается к студентам в очереди:

— Ребята, система полетела. Тем, у кого нет наличных, придется внести оплату в другой раз.

Стоны. Ворчание. Я поднимаю руку.

— Извините, а у меня наличные.

Вся очередь поворачивается ко мне. Высоко подняв голову, я напускаю на себя таинственный вид. Может, я такая богатая, что таскаю в кармане четырнадцать штук, и ничего особенного, высокомерно думаю я. Вам-то откуда знать.

Подхожу к окошку. Грузная кассирша с толстыми губами и шапкой густых русых волос на голове все еще держит руку на клавиатуре, словно надеется, что компьютер вот-вот оживет. Я протягиваю ей толстый конверт с купюрами.

— Райна Хэммонд, — весело говорю я ей. — Это за весенний и осенний семестры. Документ вам показать?

Она кивает, и я тут же его предъявляю. Тетка делает пометку в ведомости и перекладывает деньги в другой конверт. Мы как раз заканчиваем, когда женщина у соседнего окошка ахает.

— Лоррейн! На каком-то сервере выложили всю нашу электронную почту!

Та, что обслуживала меня, поворачивается на офисном стуле:

— Чью почту?

— Мою! Твою! Всех нас! — вторая женщина стучит по экрану своей мобилы, глаза у нее размером с мячики для гольфа. — Мне Бетани только что написала! Вся деловая почта выложена на каком-то сайте, и каждый может ее увидеть! Пишет, она и еще несколько человек сначала получили сообщение, состоящее из одного слова: «Готовься». Жуть какая!

— Готовься? — шепчет Лоррейн. — К чему готовиться?

— Разве не ясно? — Ее коллега так мотает головой, что серьги в ушах раскачиваются. — Это вроде того, что случилось с тем сайтом знакомств, как там он назывался? «Эшли», как-то так? Где спалили всех женатых мужчин?

— Эшли Мэдисон^[4], — машинально говорю я.

— Точно. — Она тычет пальцем в мою сторону. — Он самый. Или помнишь, что случилось с Сони? Все эти письма, выложенные на сайте? Там еще был тот чумовой рецепт с «Амазона», как покрасить волосы на лобке!

Услышав слово «лобок», люди в зале хихикают — как будто происшедшее только что заставило всех расслабиться. Но на моем лице нет и намека на улыбку. Я все еще обдумываю услышанное: личная информация. Утечка данных. По спине у меня бежит холодок. Как это понимать — всю нашу электронную почту?

Я опрометью вылетаю на улицу, но и здесь слышатся обрывки похожих разговоров: Взлом. Хакеры. Сайт. Электронная почта! Вокруг настоящая паника: Должен же быть способ уничтожить этот сайт! — раздаются крики. Не хватало еще, чтобы мать прочитала мою переписку, чувак. И просто: Черт! Черт! Вдруг меня теперь отчислят! На углу стоит микроавтобус с местными телевизионщиками — ого, быстро они! Оператор навел камеру на миниатюрную веснушчатую девицу в укороченной джинсовой курточке. Я узнаю ее — мы с ней встречались на вечеринке в женском студенческом клубе, болтали об учебе на старших курсах. Сейчас она тоже говорит про хакерский взлом. Господи, это случилось минут пять назад максимум. Вот так же, наверное, распространялась по Лондону чума? Слышу, как один из журналистов упоминает о Гарварде и Принстоне. Мне всегда льстит, когда Олдрич сравнивают с такими вузами, но слышать их названия сейчас и в таком контексте не очень приятно. Я подхожу поближе, чтобы подслушать.

— Райна!

Я подскакиваю на месте. Ко мне трусит Сиенна Мэннинг, и улыбка на моем лице застывает. Надеюсь, она не засекла, как я только что выходила из бухгалтерии. Я понимаю, что это паранойя, что никаких вопросов у нее не возникло бы, даже если бы она меня и увидела там, но все же. Трудно чувствовать себя спокойно.

— Привет. — Я машу рукой в сторону телевизионщиков. — Дикость какая, да?

— Что дикость? — Сиенна непонимающе моргает.

— Да эта хакерская атака. Все системы в университете накрылись. А кто-то говорит еще, что всю электронную почту вскрыли и переписку разместили на каком-то публичном сервере. — Я вглядываюсь в ее лицо. — Ты не в курсе, что ли?

Сиенна хмурится. Мы с ней познакомились, когда я работала у ее деда. Она сногсшибательная красотка с фарфоровой кожей, большими зелеными глазами и — думаю, последнее появилось только недавно — роскошными титьками. Что касается нашего знакомства, то я думала, что проводить время с ней будет клево и весело, но, как выяснилось, в ее представлении безумная ночь — это сходить на поэтический вечер и обпиться кофе. Однако она все равно мне нравится. Ее невинность придает мне сил. Мне даже вроде как стыдно за все, о чем я ей не рассказываю.

— Ты имеешь в виду, даже нашу почту? — спрашивает Сиенна. От ее лица отливает краска. — В смысле, студенческую?

Я дергаю плечом.

— Ага, наверное. Студентов… администрации… не знаю, чью еще. Я еще не смотрела.

Я собираюсь сказать что-то еще, но тут у меня звонит мобильный. Смотрю на экран, и сердце пропускает удар. Там имя Грега Страссера — отчима Сиенны. В шоке я сбрасываю звонок. Зачем он звонит? Мы же только что виделись.

Телефон почти сразу опять начинает трезвонить. Снова Грег. Я кошусь на Сиенну, уверенная, что она заметит виноватое выражение, буквально написанное у меня на носу, но она занята собственным телефоном и, морща лоб, читает что-то на экране.

— Извини, я на секунду, — бормочу я и отхожу на несколько шагов.

— Алло? — осторожно говорю я. На тот случай, если вдруг это звонит Кит, жена Грега — мама Сиенны, — а не он сам.

— Райна. Какое счастье, что ты ответила.

Это хрипловатый голос Грега, он слегка запинается и явно расстроен. У меня все сжимается внутри.

— Ээ… что?

— Ты в порядке? — осторожно спрашивает Грег.

От порыва весеннего ветерка мой шифоновый шарфик вздымается и закрывает мне лицо. В квартале от нас тормозит еще один микроавтобус. Из него один за другим выскакивают журналисты и подходят к каким-то ребятам, стоящим на лужайке.

— А что мне сделается? — спокойно спрашиваю я. Мне не хочется повышать голос, чтобы не привлекать внимания Сиенны.

— Эти хакеры, — говорит Грег. — ты ведь уже слышала?

— Конечно. В Олдриче накрылись все компьютеры.

— Да. А вся переписка — в какой-то… базе данных. Ты… с твоими все в порядке?

Я нахожу языком то место во рту, где много лет назад мне удалили зуб. У родителей не было стоматологической страховки, так что мне не поставили ни мост, ни имплантат, и я привыкла к тому, что вместо зуба — гладкая, ровная поверхность. Это мой тайный антистресс.

— Меня это не волнует, — ровно говорю я. И это не ложь.

— Ты уверена?

— В моей почте ничего нет. — Он начинает меня раздражать. — Ты мне не веришь?

— Нет, но… — На том конце слышны голоса. — Черт, я должен идти, — шепчет он.

И все, разговор окончен.

Я еще некоторое время таращусь в телефон, стараясь понять скрытый смысл. Может, Грег пытается намекнуть, что в его взломанной почте есть что-то, связанное со мной?

— Все нормально?

Ко мне подходит Сиенна. Вид у нее взбудораженный, но не подозрительный — по крайней мере, мне так кажется. Я сую телефон в карман так, будто он раскаленный, и торопливо приклеиваю на лицо улыбку.

— Ага, все окей. — Я внезапно беру ее под руку. — Слушай, может, выпьем чего-нибудь холодненького?

Она прижимается ко мне, нежно и доверчиво. Ничего-то она не знает. И никогда не узнает. Не может быть, чтобы Грег о чем-то проболтался в своих письмах — он так же осторожен, как и я. Потому-то мы с ними так хорошо друг друга понимаем. Потому-то мы на одной волне. Какова она, Райна Хэммонд с олдричского сервера электронной почты? Это та Райна, какой я стремлюсь быть. Амбициозная. Упорная. Педантичная. Нравственная. Девушка, которой нечего скрывать.

Я бы и в страшном сне не желала утечки данных, касающихся другой меня — той, о которой ни слова в университетской почте. Но я уж позабочусь, чтобы об этом никто никогда не узнал.

4

Лора

Среда, 26 апреля 2017

Мой шестимесячный сын отказывается есть. Я сижу на двуспальной кровати и пытаюсь впихнуть ему в рот сосок, но безуспешно. Предлагаю бутылочку — тот же результат. Беру с тумбочки пакетик детского питания в надежде, что ему понравится морковное пюре. Не-а. Значит, он отправится в ясли голодным и уже к полудню всех изведет капризами. Намучаются они с ним сегодня.

— Ну, давай, зайка, — снова отстегиваю клапан бюстгальтера для кормящих матерей. — Ну хоть немножко, а?

Фредди выгибается дугой и отворачивается. На его личике почти издевка, будто он понимает, что играет на моих нервах.

— Фредди, ну сколько можно! — страдальчески ною я.

— Ты что, детка? — В дверях стоит мой муж, Олли, и на его широком, на удивление симпатичном лице брезгливость пополам с неодобрением. — Тебе не кажется, что ты на него давишь?

Я закрываю сосок.

— Да просто…

Забрав у меня Фредди, Олли качает его на руках.

— Мамочка злая! — сюсюкает он. — Мамочка тычет тебе сисю?

— Он должен поесть, — раздраженно говорю я, застегивая блузку.

— Разве тебе не нравятся мамины сиси? — воркует Олли, держа Фредди перед собой. — Мне вот нравятся.

Наш малыш хихикает. Я разжимаю пальцы — оказывается, незаметно для себя я комкала в кулаке лежащий на кровати плед. Все хорошо. Олли не сердится. Не знаю, почему мне в последние дни по любому поводу мерещится, что он злится. Подняв на него взгляд, я убеждаюсь, что его глаза смотрят ласково. Он бережно передает мне Фредди.

— Если он не голоден, не переживай, — шепчет он. — Когда поест, тогда и поест.

Кивнув, я встаю. В любом случае уже пора. У меня четыре минуты, чтобы дойти до машины, а то опоздаю. Я складываю в сумку детские вещи, надеваю утягивающие брюки и набрасываю на плечи куртку, чувствуя себя неопрятной, потной и совсем, совершенно не в настроении работать. Внезапно вспомнив последнее сообщение от доктора Грега Страссера, я останавливаюсь в недоумении.

— Детка?

Я нервно оглядываюсь. Олли ждет в коридоре. Он в полицейской форме, правда, кобура пустая. Взгляд у него непроницаемый. Мне вдруг снова становится страшно.

— Ч-что? — пищу я.

— Просто будь осторожна, — говорит он. — Это я насчет вчерашней хакерской истории.

Я вытираю ладони о штаны, пытаюсь дышать спокойно.

— В моей почте ничего такого нет, — это я себя так утешаю.

— Меня напрягает, что твоя почта на взломанном сервере. Как и то, что мы до сих пор не можем с этим покончить. Но чем больше мы копаемся в этом деле, тем яснее становится, что тот, кто это сделал, имеет большой зуб на всю систему высшего образования в целом. И, судя по всему, это может быть только началом.

У меня по спине пробегают мурашки.

— Ты о чем? В смысле… будут новые взломы? Какая-то… атака?

Олли пожимает плечами.

— Просто не подставляйся, ладно? Пока я эту штуку не одолею.

Я нервозно улыбаюсь.

— Если уж кто и может с этим справится, то только ты.

Мой муж — офицер полиции в Блу Хилл, где мы живем. Вот уже десять лет у нас тут свой дом, хотя и один из самых дешевых в этом городке, обшарпанный домишко, требующий серьезного ремонта. Участок здесь спокойный, мужу по большей части приходится разгонять засидевшихся допоздна подростков да выписывать квитанции за превышение скорости. Правда, не так давно Олли накрыл притон сексуальных извращенцев в ветхом пустующем доме. В нашем округе это была настоящая сенсация, но Олли как-то намекнул, что эти делишки, возможно, продолжаются, просто по другому адресу.

Его хорошую работу заметили, и начальство предложило выбрать, какими делами он сам хотел бы заниматься. Олли ответил, что его интересуют преступления в сфере компьютерной информации… и вот, пожалуйста, огромное дело, как по заказу. Так что, как ни дико, эта хакерская атака для нас — удача. Хотя мне не нравится то, что случилось, для мужа это возможность подняться по карьерной лестнице. Из-за хакерского взлома вся работа Олдричского университета застопорилась. Всего университета — включая огромную и заслуженную Олдричскую больницу, где я работаю медсестрой. Компьютеры до сих пор не работают, и мы вынуждены пользоваться бумажной документацией, которую не особо прилежно вели — а с чего бы нам ее вести, если все давно делается в электронном виде? А попробуй-ка теперь выудить из памяти истории болезни пациентов, записи о назначениях и описания осмотров. Да еще и обзвонить попутно страховые компании по поводу каждого больного, потому что все эти записи тоже утеряны.

Не говоря уж о бардаке с электронной почтой всех сотрудников, выложенной на этом сервере. Кое-где в университете это привело к полному хаосу, то там, то сям вспыхивали скандалы. В частности, возник вопрос к приемной комиссии: на каком основании собирали электронную информацию решительно обо всем, что касалось олдричских абитуриентов — начиная с медицинских данных и вплоть до протоколов арестов, результатов успеваемости и налоговой истории их родителей. Всплывала и еще разная неприглядная информация — например, на театральной кафедре было известно о сексуальных домогательствах некоего профессора, но все его покрывали. Чем дольше вся эта переписка висела на сервере, тем больше грязи узнавали люди друг о друге.

И это еще далеко не все. Вчера стало известно, что атаковали не только Олдрич, но и несколько университетов Лиги плюща на Восточном побережье. Гарвард. Принстон. Браун. И в каждом из них студенты, преподаватели и администрация столкнулись с их собственными версиями ада. То, что хакеры напали сразу на много учебных заведений, немного успокаивает — не то чтобы я желала такого всем, зато ясно: атака была направлена не именно на Олдрич, а значит, вряд ли стоит ожидать, что из-за ближайшего угла выскочит хакер.

— Боже, чуть не забыла. Пригляди секунду за Фредди, ладно? — Я оставляю детское сиденье в прихожей и несусь по лестнице наверх. В шкафу висит черное платье, в котором я решила сегодня идти на благотворительный бал. Хватаю его, мои лучшие туфли, косметичку и щипцы для волос. Все, кроме платья, засовываю в спортивную сумку и спускаюсь по лестнице. Олли с недоумением смотрит на вещи, особенно на короткое платье с легкомысленной оборкой на подоле.

— Олдричский бал, — напоминаю я. — Ты что, не помнишь?

Олли изумляется:

— Хочешь сказать, что его не отменили?

Берусь за дверную ручку.

— Вроде бы да, все состоится. А что?

Олли хмыкает.

— Просто удивился. После этой атаки…

Я поднимаю детское сиденье.

— Ну, сам понимаешь, решения принимаю не я. Но у нас с тобой приглашения. Значит, надо идти. Все равно будет весело.

Олли наклоняет голову набок. У него хрустят суставы плеча, это всегда напоминает мне звук ломающихся костей. Иногда Олли ходит на тренировки в боксерский зал, они там занимаются смешанными единоборствами. На одном из первых свиданий он признался, что несколько раз ломал кости противникам. Это никак не стыкуется с образом моего Олли, добродушного и мягкого, как плюшевый мишка. Он утверждает, что такое случалось всего пару раз. Вообще-то, спарринг — отличный способ снять стресс при такой работе, как у него, когда нужно буквально каждую минуту быть готовым к тому, что придется целиться в кого-то, орать до хрипоты, спасать свою жизнь. И все же я не могу себе представить, чтобы он делал нечто подобное.

— Вообще-то, я завален работой, — говорит Олли. — После атаки хакеров уже прошло время, а мы до сих пор не приблизились к решению проблемы. Даже не знаю, как это будет выглядеть — полицейский прохлаждается на балу, вместо того чтобы гоняться за хакерами? Как-то это неправильно, малыш.

Я вздыхаю.

— Я об этом не подумала.

Улыбка исчезает с моего лица. Так хочется, чтоб он пошел со мной. Даже не знаю, выдержу ли я там без него. Почти девять месяцев назад, когда врачи из отделения кардиологии решили купить билеты на бал и для некоторых медсестер, я чувствовала себя польщенной. Мы с доктором Грегом Страссером тогда были… ну, расписание наших смен не так уж часто пересекалось, но и ситуация еще не была такой, как сейчас.

Теперь все изменилось. Если я останусь одна, буду чувствовать себя незащищенной. Олли нужен мне как щит. Но как это объяснить, не выдав себя? Я так предвкушала это событие, будет странно, если я вдруг передумаю.

— Без проблем, — говорю я, убирая волосы за ухо. — Но твой черный костюм вычищен. Захвати его на всякий случай.

Он кивает, и мы целуемся на прощание. Я еле затаскиваю в дверь громоздкое детское сиденье. Утро солнечное, но довольно холодное. Когда уже, наконец, наступит весна? Закрепляю кресло, и сын весело залезает в него. Заглядываю в огромные синие глаза Фредди, и меня охватывает внезапный восторг и неутихающее удивление: этот мальчуган, это чудо — мое. Восхитительное маленькое сокровище. Нам было непросто. Год назад мы и не думали, что у нас когда-нибудь будет ребенок. А теперь… вот он. Солнышко, осветившее наш мир.

Лишь бы только ничего не открылось и все не пошло прахом.

Я нервно сглатываю. Нет, ничего такого не будет. Не следует так думать. Ничего не изменится. Сажусь на переднее сиденье, чувствуя прилив уверенности. Мне нельзя бояться Грега Страссера. Это моя жизнь, мое будущее, я должна сама им распоряжаться. Достаю телефон и читаю письмо, которое отправила Грегу на этой неделе: «Я получила ваше письмо. Обязательно приму это во внимание. Но пока мне не нужно. Благодарю». Оно тоже появилось во вскрытой почте, но, если кто-нибудь спросит, у меня есть объяснение. Проблема в том, что Грег мне не ответил.

Ни за что не стану снова писать ему по электронной почте и рисковать, что это снова окажется на хакерском сайте. Отправляю СМС: «Прошу. Нам нужно поговорить. Вы пойдете на благотворительный бал?»

Телефон сигналит, что сообщение отправлено. С бешено бьющимся сердцем жду ответа от Грега — в былые времена он отвечал мне почти мгновенно. Нужно держать себя в руках. Нужно все уладить. И вдруг в голове как молния мелькает отчетливая мысль: Насколько все было бы проще, если бы Грега Страссера просто не стало.

* * *

Когда я вхожу в сестринскую, там стоит гул возбужденных голосов. Тина, хирургическая сестра, которая работает здесь сколько же, сколько и я, заметив меня, усмехается.

— Что? — спрашиваю я.

Тина отвечает что-то, но я не разбираю слов. Не могу сосредоточиться, то и дело посматриваю на телефон в ожидании ответа от Грега, который так до сих пор и не написал.

У Тины бегают глаза.

— Слышала о докторе Страссере?

Голос у нее насмешливый, знающий. У меня падает сердце. На ум приходят страшные вещи: Грег написал всю правду на доске, где сестры отмечают, какой больной за кем закреплен. Объявил обо всем по громкой связи. Разослал электронные письма всему университету.

— Н-нет… — Горло вдруг пересохло. — Что случилось?

Вперед выходит Марджори. Ее губы кривятся в ухмылке.

— О нем в открытом доступе выложили кучу всякого дерьма, — шепчет она. — Он, судя по всему, с кем-то спутался — и обалдеть можно, какую же похабщину он ей пишет по почте! Это стало хитом. Настоящим!

Тина обмахивается ладонями, как веером.

— Он там таким собирается заняться с ней прямо на томографе! Я теперь никогда не смогу смотреть на этот прибор спокойно.

— Бедная Кит, ей-то каково, — бросает Марджори, скрестив руки. — Такая потрясающая женщина! А помнишь, когда они только стали встречаться? Это же когда было, всего два-три года назад? Он был прямо как Том Круз на шоу Опры, разливающийся соловьем насчет Кэти Холмс.

— Мужчины, — как будто сплевывает Тина. — Им вечно молоденьких подавай. На все готовы.

— Если, конечно, письма настоящие, то девчонка — та еще штучка, — Марджори хихикает и смотрит на Лору. — Чонси в бешенстве. Говорит, что это пятно на всем отделении. Мы, дескать, выглядим непрофессионально.

Чонси руководит больницей, и мы все его побаиваемся.

— Из-за этого взлома все выглядят непрофессионально, — пожимает плечами Тина.

— Интересно, кто его так подставил? — Марджори возится у кофемашины. — Кто-то же выложил все это дерьмо о Греге на «Фейсбук»! В открытый доступ попали тысячи писем — но за другими почему-то никто не гоняется.

— Видно, есть у него враги. — Взгляд Тины снова падает на меня, и что-то в ее взгляде мне не нравится. Неужели знает? — Я очень удивлюсь, если Страссер сегодня явится на работу. Случись со мной такое, я бы навсегда залегла на дно. Может, и из страны бы уехала.

Тут как по заказу звонит мобильник Марджори. Ее брови поднимаются.

— Легок на помине. Доктор Страссер слег с гриппом. Надо же, как вовремя! Просит Элис перенести его операции.

— Трус, — ядовито замечает Тина. И опять смотрит на меня. Я делаю вид, что играю со своим шагомером.

Окутанная облаком ароматов жевательной резинки и антисептика для рук, Тина мчится, чтобы сообщить Элис об изменениях в расписании. Марджори отправляется в послеоперационные палаты. Я, сидя за столом, таращусь на записи, временно заменяющие нам электронные материалы, но мысли мои далеко. Мне нужно знать.

Выйдя в женский туалет, запираюсь в кабинке. Без труда нахожу ссылку на базу данных, в которой открыто болтаются все электронные письма Олдрича. Папка Грега Страссера тоже обнаруживается сразу. Быстро проглядев входящие и не найдя ничего предосудительного (даже каких-нибудь странных покупок на «Амазоне»), я открываю его корзину, и вуаля. Вот они, письма — единственные, которые Грег удалил. И у каждого темы вроде «Целую твои сладкие сисечки» или «Я кончаю от одной мысли о тебе» и «Обожаю твою сочную попку». Я только читаю — и то чувствую себя вымазанной в грязи.

Но, возможно, этот скандал мне на руку. На какое-то время Грег переключится на него и забудет обо мне. Станет сговорчивей. Уступчивей. И, чем черт не шутит, может, я смогу-таки добиться своего и получу от него то, что мне необходимо.

Мое дыхание понемногу успокаивается. Да, я поговорю с Грегом. И заставлю его встать на мое место. Я должна.

5

Кит

Среда, 26 апреля 2017

Утром в среду, перед работой, я заглядываю в отдел сыров супермаркета «Хоул Фуд» с Авророй под ручку. Дочка ищет для школьного ланча обезжиренную моцареллу определенной марки — она обожает этот сыр. А я до сих пор как в тумане после ночи в Филадельфии. Ни о чем не могу думать, кроме смешливых глаз Патрика. Крепком пожатии его руки. Касании его губ. Неужели это произошло на самом деле? Всю ту ночь в отеле я пролежала без сна, надеясь, что он постучит ко мне в дверь. Я и хотела этого, и до ужаса боялась. Но, когда он не появился, я испытала разочарование. Между нами проскочила искра, так неожиданно и так мощно нас связав, — полная противоположность тому, что у нас с Грегом. Я даже вспомнить не могу, когда в последний раз Грег смотрел на меня так страстно… да и посмотрит ли еще. Может, не стоило упускать возможность.

Но потом я говорю себе — слава богу, что ничего не было. Сейчас у меня есть все, чего хочу. Ну да, в нашем с Грегом браке почти не было этапа медового месяца. Мы с ним вместе прожили очень непростое (хотя и ужасно романтичное) время, но трудно долго сохранять такой накал чувств. Я прямо-таки упала Грегу в объятия, когда мой первый муж совершенно неожиданно умер совсем молодым. Грег тогда был настоящим рыцарем на белом коне. Но мне больше не нужны спасители.

А возможно, мы так быстро утратили иллюзии по поводу брака потому, что вступили в серьезные отношения, недостаточно присмотревшись друг к другу. Я была поглощена ролью потрясенной и хрупкой вдовы, а Грег вел себя идеально, как настоящий герой из фильма… но это были не настоящие мы. А стоило нам сбросить эти маскарадные костюмы, не оказалось ли, что мы вовсе не интересны друг другу?

И все же. Я не сдаюсь. Возможно, нам с Грегом неплохо было бы провести отпуск вдвоем, только удачней, чем та поездка на Барбадос на праздники. Может, стоит придумать какое-нибудь общее хобби. Или нужно уговорить его опять сходить к семейному психологу? Я впервые настойчиво заговорила об этом после той самой поездки на Барбадос, уговаривала, упирала на то, что у бывшей однокурсницы есть отличный специалист, и живет всего в нескольких кварталах от нашего дома. Грег на это не купился:

— Ага, прекрасно, мы ей выложим все свои проблемы, а потом наткнемся на нее в местном магазине, где она будет покупать туалетную бумагу. Нет уж, спасибо.

Я кладу в тележку упаковку сыра «Гауда». Добавляю туда же коробку крекеров. В этот момент мой телефон вибрирует. Я совершенно иррационально надеюсь на то, что это СМС от Патрика, что он каким-то непостижимым образом разыскал меня. Но это Аманда, моя помощница. «Ты должна это увидеть».

В прикрепленном файле — скриншот из базы данных, о которой я уже знаю. О хакерской атаке на Олдрич мне сообщили, как только приземлился мой самолет из Филадельфии. Я даже уже встречалась с нашей пиар-командой, чтобы обсудить, как и что говорить, если у меня будут брать интервью как у дочери президента университета. На сервере, в открытом доступе выложена личная жизнь двадцати тысяч студентов, таких как моя дочь Сиенна, сотрудников администрации, таких как я сама; спортсменов, моего отца, президента, и даже студентов прошлых лет, как мой первый муж Мартин.

И, помяни чёрта… открывается на экране папка с письмами Грега. Он, будучи работником больницы, тоже пользуется этим сервером. Несколько писем, адресованных какой-то Лолите Бовари, обведены кружками.

Я хмурю брови. Я уже просматривала почту Грега, а также свою и Сиенны, чтобы убедиться, что в ее письмах нет чего-то такого, о чем я не знаю. Но эта переписка Грега из папки «удаленные», открыть которую сама я не додумалась.

Телефон жужжит. Вторая эсэмэска, за ней третья. Не веря себе, я просматриваю новые скриншоты от Аманды, не понимая, что я читаю. Все больше отмеченных кружком сообщений, судя по дате, отправленных несколько месяцев назад. В них примерно такое: «Хочу завалить тебя прямо на томографе. Сегодня я вспомнил тебя и побежал в туалет мастурбировать. Ты такая сексуальная в своей короткой юбочке. Потанцуй для меня, когда увидимся в следующий раз».

Эти письма адресованы не мне.

Я прислоняюсь к сырным полкам. Женщина, которой пишет Грег, подписывается «Лолита». И отвечает ему, как послушный ребенок. «Спасибо», пишет она. «Я польщена. Ты очень милый». Сама она ничего не просит, но нет сомнений, что его внимание ей приятно.

К горлу подкатывает желчь. Поверить не могу, что это происходит.

Тут я понимаю кое-что еще: сама Аманда не стала бы разыскивать грязь о моем муженьке. Кто-то ей это прислал. Кто-то обратил ее внимание.

— Мам? Ты что?

У дочери озабоченный вид. Аврора, с ее темными волосами, зелеными глазами и пухлым ртом, очень похожа на моего первого мужа Мартина — иногда до ощущения, что я вижу призрак. Я не успеваю спрятать телефон, и ее взгляд падает на экран. Она хмурится. На шее у нее пульсирует жилка.

Я прижимаю мобильник к груди.

— Со мной все в порядке.

Но Аврора бледнеет. Конечно же, она увидела имя Грега в адресной строке.

— Мам? — резко спрашивает она. — Это из-за взлома?

Я поспешно подхожу к стойке с голубым сыром, не глядя беру большой кусок и швыряю в тележку. Терпеть не могу такие сыры. Он неделями будет гнить у нас в холодильнике. Но мне необходимо было отвернуться от Авроры. Я не могу смотреть ей в глаза.

— Все нормально. Не волнуйся.

Мы идем к кассе. Сердце у меня колотится. Взяв себя в руки, я отвожу Аврору в школу. Прежде чем выйти из машины, она долго вопросительно смотрит на меня, но я делаю вид, будто очень увлеченно слушаю диктора, вещающего об экономике по радио. Как только девочка скрывается в здании школы, я срываюсь с парковки и выношусь на шоссе, одновременно набирая текст.

«Кто об этом знает?» — пишу я Аманде трясущимися руками.

В ответе Аманды печальный сочувственный смайлик, будто она хочет выпалить то, что знает, и поскорее убежать (типа, только не стреляй в меня): «Все».

* * *

Вечером я стою у подножия лестницы Олдричского музея естественной истории, разглядывая фиолетовый баннер, извещающий о сегодняшнем мероприятии. Вечер именно такой, каким я его себе представляла: ранняя весна, красивейший закат. У края тротуара тормозят роскошные автомобили. Волшебно мерцают огни города. Я воображала, как буду стоять здесь рука об руку с Грегом. Представляла, как люди, видя перед собой привлекательную женщину в графитово-сером шелковом платье с глубоким декольте, будут обсуждать, что в свои тридцать девять я свежестью и красотой не уступаю старшекурсницам и просто невозможно поверить, что моей дочери уже девятнадцать лет. В моем воображении я ослепительно улыбалась, а мой супруг время от времени целовал меня в уголок рта. Этого маленького жеста было бы достаточно, чтобы показать всем — наш брак прочен как скала, не придерешься.

Из всего этого я угадала только с платьем.

Снова смотрю на свое отражение в пудренице. Внутри у меня все дрожит — на самом деле я в ярости, — но ни один волосок не выбился из прически. Небрежно бросив пудру в клатч, подбираю подол платья и с независимым видом поднимаюсь по ступеням… как будто с самого начала планировала прийти одна.

— Миссис Мэннинг? — окликает меня кто-то, и на миг мне кажется, что это он. Призраки Патрика мерещатся мне повсюду. Но это совсем молодой паренек в джинсах и черной футболке. — Вы могли бы прокомментировать хакерский взлом?

Стало быть, репортер. Видно, узнал дочь президента.

— Нет, — бормочу я и торопливо отхожу.

— Вы связывались с другими пострадавшими университетами? — это уже другой голос. — Есть какие-то предположения, кто за этим стоит?

Я низко наклоняю голову. Если бы я знала, неужели вы думаете, что давно не приняла бы меры?

Но Кит Мэннинг-Страссер не огрызается, разговаривая с журналистами. Опустив голову, я проталкиваюсь к двери, за которую, к счастью, репортеров не пускают. Мне не по себе. Хорошо, что репортер не спросил про переписку Грега. Он почти единственный, кто этого не сделал.

Бал уже начался, все происходит в музейном зале, среди костей динозавров, картин с шерстистыми мамонтами и мемориальными табличками, чествующими Артура Олдрича, железнодорожного магната девятнадцатого века, за финансирование палеонтологических изысканий по всему миру. Обслуживающие вечеринку студенты выглядят весьма презентабельно в черных смокингах, даже несмотря на разноцветные волосы и растянутые серьгами мочки ушей. Я осматриваю собравшихся. Люди пьют и смеются, но у многих вид… отсутствующий.

— Кит, дорогая! — ко мне подходят судья Пакард и его супруга Джоанна, отрывая меня от тягостных мыслей. Я выпрямляюсь — это одни из самых важных моих спонсоров, значит, надо сосредоточиться. Я мило улыбаюсь Пакардам и, когда они наклоняются поцеловать меня в щеку, понимаю, что судья уже успел пропустить пару стопок водки.

— Прелестная вечеринка, — говорит судья, и в его стакане шумно звякают кубики льда.

— И какое занятное место вы выбрали! — поддакивает Джоанна. — Я не бывала здесь с тех пор, как дети выросли. А где ваш замечательный муж?

Я настораживаюсь. Будь бдительна.

— Грег не смог прийти, — отвечаю я, сияя. — Ему нездоровится.

— Что вы говорите? Какая жалость…

Выражение лица у Джоанны недоверчивое, говорящее «кого ты хочешь обмануть». Значит, Джоанна в курсе. Должно быть, читала переписку — по какой-то причине письма Грега к Лолите, наряду с несколькими другими шедеврами мерзости, попали на «Фейсбук», пост назывался «Олдричский университет: худшее». Похоже, что никому за пределами университета это неинтересно — хотя могу поспорить, что в Гарварде, Принстоне и Брауне собирают свои коллекции «худшего» — но здесь-то каждый, разумеется, знает обо всем.

Утром, высадив Аврору у школы, я поехала прямо домой, потому что знала, что в первой половине дня у Грега нет операций. Его я нашла в кухне, читающим свежий номер «Гольфа». При моем появлении он даже головы не поднял. Какой контраст с тем, как он, бывало, меня встречал: бурно, выскакивая мне навстречу, осыпая поцелуями, а иногда даже сразу тащил меня в спальню.

— Я прочитала твою переписку, — хмуро сказала я. — Потрудись объяснить, кто такая Лолита?

Лицо Грега омрачилось. Он опустил глаза.

— Если уж тебе так важно знать, до сегодняшнего дня я в жизни не видел этих писем.

Если мне важно знать? То есть, посвящая меня в свои шашни, он делает мне одолжение?

— Они были в твоей папке «удаленные». Ты не мог их не видеть.

— Кто-то взломал мой ящик. Подсунул их туда. Честно, Кит, я понятия о них не имею. — Он запустил руку в волосы. — Но из-за этого я могу потерять работу.

Голос его звучал жалобно — даже испуганно. Но глаза часто моргали, верный признак, что у него рыльце в пушку. Он врет. Я вспомнила последнее письмо от этой Лолиты: «Не отвергай меня. Единственное, что скрашивает мое обыденное существование, — это ты». Грег даже не удостоил ее ответом. Порвал с ней? Бросил без всяких объяснений? Должна ли я чувствовать сочувствие к этой девице? Она хоть совершеннолетняя?

Дрожа от гнева, я сказала Грегу, чтобы он не приходил на бал. Я хотела успеть первой, чтобы это было моим решением, а не его. Потом я поднялась наверх. Грег за мной не пошел. Он даже не пытался больше защищаться и доказывать, что не писал этих писем. Когда я снова спустилась, он, запершись в своем кабинете, разговаривал по телефону. Первой моей мыслью было: ей звонит. Но, скорее, он беседовал со своим начальником, заведующим хирургическими отделениями больницы. Наверное, пытался спасти свое место.

Теперь я думаю, что, возможно, ошиблась, позволив Грегу остаться дома этим вечером, — я ему прямо подарок сделала. А было бы приятно посмотреть, как он корчится под взглядами. Пусть бы Джоанна Пакард ему вопросы задавала. Пусть бы он, а не я, мучился от перешептываний и косых взглядов.

Кто-то трогает меня за плечо. Мой отец, президент Олдричского университета. В смокинге он выглядит элегантным и стройным. За последние месяцы он подтянул живот, наверное, помогло его увлечение зарядкой. Будь я в лучшей психологической форме, обязательно расспросила бы, какие упражнения ему помогли.

Но у меня перехватывает горло. Я надеялась, что отец из-за неприятностей в университете пропустит сегодняшнее сборище. Но, с другой стороны, может, он показался здесь именно потому, что не хочет спугнуть спонсоров.

— Папа, привет.

Отец улыбается Джоанне Пакард ослепительной, тысячеваттной улыбкой, которая оказывает какое-то магическое воздействие на дамочек определенного возраста.

— Я понимаю, что Кит рассказывает вам что-то невероятное, но все же позвольте мне похитить ее у вас на минутку?

Уже отойдя на несколько футов, отец поворачивается ко мне, подняв бровь и будто говоря: Идем со мной. Вокруг меня шум нарастает, и я ловлю обрывки разговоров. Какой-то человек машет перед женой айфоном. «Давно это все началось?» Другой, могучего сложения мужчина, прижимает свой мобильник к уху. «Ты хоть понимаешь, что эти снимки сейчас выложены на всеобщее обозрение?»

С каждым шагом я чувствую себя все хуже. Почему я не узнала у Патрика его фамилию? Почему утром не проснулась одновременно с ним и не натолкнулась на него в вестибюле гостиницы? Если бы только я могла ему сейчас позвонить, услышать его голос, забыть обо всем этом кошмаре…

Отец останавливается у реконструкции доисторического крокодила и смотрит на меня строго, даже укоризненно.

— Ну, и где твой муженек?

Твой муженек. Он даже не хочет произносить имени Грега. Я изо всех сил стараюсь не опускать голову.

— Я сама велела ему не приходить.

— Понятно.

Чтобы отвлечься, я машу рукой стоящим поодаль супругам Лоурис, еще одной парочке Крупных Рыб.

— Ну что, айтишники прикрыли, наконец, эту страницу на Planett? — спрашиваю я отца. — Какой прогноз, скоро компьютеры заработают? Спонсоры испуганы.

Глаза у папы становятся узкими, как щелки.

— Я этим занимаюсь. Не беспокойся, — он вздыхает. Мотает головой, будто от стыда. — Я поверить не могу, что он так с тобой поступил, Китти.

Киваю. Я играю роль униженной, оскорбленной женщины с разбитым сердцем. Но на деле я чувствую далеко не только это. Часы летят, и мои обиды вытесняет новое чувство. Узнай я раньше то, что знаю сейчас, по-хорошему надо было бы перепихнуться как следует с Патриком. Думаю, это было бы классно, лучший секс в моей жизни. И уж конечно я была бы гораздо более осмотрительна. Уж я ни за что не доверила бы это сраной электронной почте. Измена Грега отвратительна сама по себе, но еще хуже то, что изменял он так глупо, неосторожно, как будто нарывался на то, чтобы его поймали, а его семья была унижена.

Теперь все будут уверены, что наш брак — фальшивка. Люди будут меня жалеть. Будут шептаться, обсуждая, почему Грег ходит налево. Даже мои дочери могут быть втянуты в эти пересуды. Народ может докопаться до того, как мы с Грегом познакомились и как это связано с моим первым мужем. И будут думать: Ну и ну, настоящая ирония судьбы.

— Кит? Эй! Кит!

Это Линн Годфри, моя коллега. Сегодня вечером на ней красное, в пол, платье без рукавов и пятидюймовые шпильки, а светлые, почти белые волосы уложены на затылке в затейливый пучок. Она машет мне с другого конца зала, как старой подруге, но я убеждена, что Линн сейчас переполняет злорадство — уж она-то наверняка знает про переписку Грега. От меня, к тому же, не ускользнуло, как Линн рассердило, что я отправилась в Филадельфию встречаться с ее клиентами.

Пробормотав извинения, я объясняю отцу, что мне нужно идти. После чего иду навстречу Линн. Она ждет меня с двумя бокалами мартини.

— Прихватила для тебя, — она протягивает мне один коктейль. — Кажется, тебе это нужно.

Я взмахом руки отказываюсь.

— Никогда не пью на подобных мероприятиях.

Линн фыркает.

— Мне не так-то просто было его добыть. Там, в баре, настоящий сумасшедший дом.

Наманикюренным пальцем она тычет в сторону одного из баров, а я замечаю там подругу моей дочери, Райну Хэммонд, которая смешивает коктейль. Райна радостно машет мне. Можно подумать, что она специально пыталась перехватить мой взгляд. Я в ответ не улыбаюсь — что-то в этой девице меня нервирует. Перед уходом на бал я позвонила Сиенне, та сказала, что планирует провести сегодняшний вечер с Райной. Еще дочь упомянула хакерскую атаку, делая осторожные паузы, словно хотела мне о чем-то сообщить, но боялась моей реакции. Разумеется, о переписке Грега — она наверняка тоже ее читала. Я почти бросила трубку, так мне хотелось поскорее закончить разговор.

В конце концов я все же решаю выпить коктейль. Делаю большой глоток и собираюсь спросить Линн, как проходит вечеринка, — нужно сверить наблюдения за спонсорами. Внезапно кто-то толкает меня в спину. Мартини выплескивается мне на руки и на платье.

— Что за… — невольно выдыхаю я.

— Боже мой, миссис Страссер! — От меня с круглыми от ужаса глазами пятится молодая русоволосая женщина. — Простите, простите!

Это Лора Апатреа, хирургическая сестра из отделения Грега. На ней дурно сидящее черное платье и тупоносые туфли на толстых каблуках. Для мероприятия такого масштаба ее темно-русые волосы причесаны вопиюще небрежно, будто она наспех кое-как заколола их в туалете.

— Я вас облила? — Лора хватает со столика салфетки. — Ну надо же, какая я…

— Все в порядке, — произношу я сквозь зубы, — ничего страшного.

Она до смерти напугана, но я без всякого сочувствия поскорее от нее отделываюсь. Мне не до Лоры с ее наивными глазками. Зато Линн оценивающе смотрит вслед удаляющейся вперевалку медсестре.

— Мне птичка на хвосте принесла, что врачи оплатили некоторым медсестрам билеты на бал. — В ее глазах вспыхивает озорная искорка. — Может быть, ваш муж ее проспонсировал?

Что-то в том, с какой интонацией она произносит «муж», меня задевает, но я не покажу вида, не доставлю ей такого удовольствия.

— Так вот, — оживленно говорю я, — с судьей и его супругой я уже побеседовала, и теперь собираюсь окучивать чету Лоури, а ты займись…

Но я смолкаю на полуслове. Линн, почти меня не слушая, отвернулась, чтобы поймать за плечо кого-то проходящего мимо нас. Мужчина стоит так, что вижу только его спину, но что-то в нем кажется мне странно знакомым, и это узнавание задевает во мне какие-то тайные, глубинные струнки.

— Кит, — голосок у Линн прямо медовый. — Я хочу познакомить тебя с моим мужем. — Она гладит мужчину по руке. — Дорогой, это Кит Мэннинг-Страссер, мы вместе работаем.

Мужчина поворачивается, и мне кажется, что я падаю в шахту лифта. Та самая мальчишеская улыбка. И очаровательная ямочка на левой щеке. Я усиленно моргаю в надежде, что меня подвело зрение, но нет… это он.

Патрик — ураганный пилот-автогонщик. Патрик, не имеющий фамилии. Мужчина, чей запах я до сих пор ощущаю, тот, о ком я мечтала, бесцельно бродя по супермаркету. Я чуть не роняю бокал. Ноги сразу стали ватными.

На лице у Патрика тоже мелькает изумление, но, мгновенно овладев собой, он протягивает мне руку.

— Кит, ведь так?

У меня язык не ворочается, кое-как удается пробормотать лишь:

— Да.

Линн сияет. Я вспоминаю все, что она рассказывала мне о муже: он успешный бизнесмен, ее любовь еще с колледжа. Они в браке одиннадцать лет, двое детей. Я должна бы беситься из-за того, что Патрик мне врал, но с какой стати? Он же сказал мне, что все выдумал. Это была игра.

— Очень приятно, — добавляю я, потому что надо же сказать хоть что-то. После чего залпом приканчиваю свой коктейль. Мир покачивается. Алкоголь действует на меня мгновенно. Я вдруг понимаю, что меня сейчас стошнит.

— Извините. — Я поворачиваюсь к ним спиной… и убегаю.

6

Линн

Среда, 26 апреля 2017

Когда людей просят назвать самое смертоносное морское животное, большинство наверняка вспоминают акулу, но это неправильный ответ. По мне, лучший охотник в море (я думаю об этом, ловко огибая стеклянную музейную витрину, в которой представлено нечто вроде ископаемой версии этой рыбы), так вот, лучший охотник в море — это морской конек. Их необычная голова так устроена, что рыбки тихонько рассекают толщу воды, почти не волнуя ее. Они могут подплывать к добыче, оставаясь совершенно незаметными. Если жертва не догадывается, что сзади приближается опасность, как она узнает, что нужно спасаться бегством? Просто лишнее напоминание, что коварные проныры всегда, всегда побеждают. Почти полчаса я болтаю с Рупертом ван Григом, одним из крупнейших наших спонсоров. Интересно, понравилась бы пухленькому, розовощекому и уже подвыпившему Руперту моя пикантная эволюционная фишка насчет морского конька или ему больше пришлась бы по душе слегка непристойная шуточка о католических священниках? Руперта обхаживаю я, потому что Кит сейчас не в лучшей форме. Она что-то невнятно мямлит. Путает слова. Джордж, наш босс, уже пару раз кинул в ее сторону озабоченный взгляд. Это не та Кит Мэннинг-Страссер, которую все мы знаем и любим.

Потихоньку и незаметно, вот как мы побеждаем. Потихоньку и незаметно.

Кроме одного мартини, выпитого раньше, у меня не было во рту ни капли алкоголя. Именно благодаря этому мне сегодня все удается, и плевать я хотела на хакерский скандал. Даже Хозеры, та пара, ради которых Кит специально моталась в Филадельфию, где так и не довела дело до конца, нынче прилетели сюда с другого конца штата. Тут-то их и заполучила я.

Я наблюдаю, как Кит едва не падает лицом на стол, заставленный вазочками с тирамису. Да уж, как говорится, не выносишь жара — уходи из кухни.

Руперт складывает губки бантиком, и я понимаю, что ему не терпится услышать очередной мой анекдот (и, посмотрим правде в глаза, как бы невзначай погладить меня по заднице). Тут я обнаруживаю кого-то слева от меня. Мой муж не столь незаметен, как морские коньки; я вижу, как он приближается, и, повернувшись к нему, тяну за рукав, приглашая присоединиться к нам. При виде смокинга, идеально облегающего его фигуру, у меня приятно екает сердце. С того дня, как мы познакомились, Патрик не постарел ни на один день — жуткая несправедливость, учитывая, на какие ухищрения приходится идти мне, чтобы приостановить отвратительное наступление времени.

Но что-то не так. Он не берет меня за руку. И не улыбается. Его глаза обшаривают зал. Вид у него отсутствующий. Он застыл в неподвижности, почти как динозавры.

— Ты в порядке, милый? — шепчу я с легкой ноткой тревоги.

Уголки рта Патрика ползут вниз.

— Кажется, сегодняшние закуски не пошли мне на пользу, — и для большей выразительности он шлепает себя по животу.

Я хмурюсь.

— А я себя прекрасно чувствую, — и поворачиваюсь к Руперту. — Мы с Патриком перед тем, как идти сюда, заглянули в «Белого кита». Любим мы морепродукты.

— А, — Руперт кивает. — Да, там отличная еда, но ужасный сервис.

За ужином Патрик тоже показался мне рассеянным. Он то и дело поглядывал в свой телефон. Но, когда я попыталась заглянуть, то ничего не увидела, кроме экранной заставки — фотографии наших детей, Коннора и Амелии, на пляже острова Киава. Мне пришло в голову, что Патрик о чем-то переписывался с приглашенной няней — он очень волнуется, когда мы оба не дома, регулярно надоедает няне своими напоминаниями и советами, — но муж покачал головой и сказал, что с детьми все в порядке.

— Боюсь, придется мне откланяться, — извиняющимся тоном говорит Патрик. — ты не против, если я возьму машину, дорогая? А ты можешь вызвать «Убер» — я все равно не хочу, чтобы ты садилась за руль.

— Почему? Я не пью, — я шутливо подбочениваюсь. И вдруг замечаю, как сильно утягивающий корсет впивается мне в талию. — Да будет тебе. Такая отличная вечеринка. Останься.

Оглянувшись на дверь, Патрик бледнеет.

— Думаю, без меня ты лучше повеселишься.

Над нами парит тираннозавр, скаля ископаемые челюсти. Я прикидываю, сколько времени заняла у меня подготовка к этому балу: визиты к парикмахеру и косметологу, депиляция и массаж, нанесение конопляного масла на ноги ради того, чтобы выстоять долгие часы в этих туфлях. Моделирующее белье, в которое я мучительно втискивалась, ювелирные украшения, тщательно отполированные, винтажный клатч от Шанель, которого я обыскалась, пока не вспомнила, что сама и убрала его в сейф, стоящий в шкафу. Все это время в моей голове звучал голос матери, которая твердила, что я недостаточно красива, что мне нужно больше стараться, чтобы скрыть свои несовершенства. Но, взглянув, наконец, на конечный результат в зеркале, я буквально захотела сделать селфи и отправить ей — в могилу. Смотри, мама, может, наконец, одобришь.

И все это плюс к тем часам, которые ушли у меня на запоминание важных подробностей, связанных со спонсорами: что жена любит оперу, что семья мужа из Венгрии, что у пары шесть пуделей, что отдых они обожают проводить в кемпингах в стиле Старого Запада, где изображают ковбоев. Я даже сделала чертовы шпаргалки, чтобы все это упомнить. И вот вам результат: я выгляжу грандиозно, все делаю суперпрофессионально — этот вечер очень важен для меня. Патрик просто обязан остаться. Мне нужно, чтобы он держал меня за руку, смеялся над дурацкими шутками спонсоров и давился очередным бокалом вина. Он должен бы это понимать. И обычно понимает — и выполняет мои просьбы.

Я вовсе не подавляю его, как может показаться, — просто Патрик нуждается в контроле. Нас познакомила общая подруга. Я тогда училась в университете Вирджинии, а Патрик парой лет раньше окончил Дьюкский университет. Патрик был красив, атлетически сложен и амбициозен. Уже в двадцать три года он начал свой первый бизнес-проект. Но без матери он был растерян, и бизнес оказался ему не по зубам. Попав в нелегкую ситуацию, он искал личную ассистентку, которая не только помогла бы ему стать достойным руководителем, но и взяла на себя хлопоты по дому. Патрику нужен был кто-то, чтобы организовать его рабочее расписание, устраивать деловые встречи, отвечать на звонки, но еще и делать покупки, выбирать меню на ужин и даже подсказывать, как вести себя на различных мероприятиях, чтобы не выглядеть посмешищем.

Мне всегда отлично удавалось все устраивать и при этом достойно себя вести: бесконечные уроки этикета и сверхкритичные родители — поневоле научишься. В старших классах моя ближайшая подруга мечтала стать кинозвездой. Она и впрямь укатила в Голливуд и сделала очень неплохую карьеру в качестве характерной актрисы — а помогала ей всем я, я была ее первым менеджером. И мне это давалось без особого труда. Я шла напролом, устраивая ей пробы и интервью, — даже сумела свести ее кое с кем из крупных продюсеров в Лос-Анджелесе. Я не делала ничего особенного, просто вела себя так, будто уже сто лет этим занимаюсь, — и люди мне верили. Некоторое время я вела свой небольшой бизнес, довольно успешный, но, поступив в колледж, забросила его, так как на него уходило слишком много времени.

Как бы то ни было, после нескольких месяцев чисто деловых отношений у нас с Патриком все стало серьезнее, мы поженились, бла-бла-бла, жили долго и счастливо. Сейчас я вижу себя персональным ассистентом Патрика, его инструктором по личностному росту и секс-бомбой в одном флаконе. Мне завидуют все матери и жены, потрясенные тем, какой у меня приятный супруг. «Такой милый и красивый, и богатый, да еще и образцовый папочка?» (Этому последнему я его никогда не учила: Патрик с ума сходит по детям, иногда даже чересчур.) Приятели Патрика могут звать его подкаблучником, но мне нравится думать, что мы под каблуком друг у друга. Не буквально — но и я тоже иду на определенные жертвы. Например, уже несколько лет не ем хлеба. Ежедневно неукоснительно выполняю упражнения и отслеживаю норму шагов по браслету-шагомеру. Ложусь в постель в макияже, который смываю только когда муж заснет — это, кстати, тоже совет покойной матери, которая всегда называла мое лицо без грима слишком простецким и неинтересным.

— Может, просто примешь таблеточку? — шепчу я ему сейчас.

На лице Патрика отчаяние.

— Буду рад снова вас увидеть, — говорит он Руперту, пятясь к выходу.

Руперт приобнимает меня мясистой рукой.

— Если вы уходите, то я могу отвезти эту даму домой, — и он прижимает меня крепче. От его кожи пахнет скотчем, а еще угадывается запах обезболивающей мази. Я ему подхихикиваю, но внутри вся киплю. Предложи я этому толстяку раздеться вместе со мной, он, глядишь, в штаны напустил бы.

— Но, если серьезно, — добавляет Руперт, обращаясь к Патрику, — эта милая дама — настоящее сокровище. Вам с ней повезло. И анекдоты рассказывает, и владеет четырьмя языками, а раньше она призналась мне, что прекрасно готовит блюда французской кухни! Берегись, Джулия Чайлд!^[5]

Патрик неискренне смеется.

— Да, Линн во всем этом поднаторела.

Пожав мне руку, он еще раз целует меня и направляется к двери. Я скашиваю глаза, чтобы посмотреть, заметил ли это еще кто-нибудь. Если бы он хоть уносил ноги из музея не на такой скорости. В смысле, это выглядит так, будто он буквально чуть ли не бежит от меня прочь.

Эх, вот бы на этом взломанном сервере оказались письма Патрика. Хочется надеяться, что он мне не изменяет — только попробовал бы! — но, увидев в той базе данных такое множество аккаунтов, я уже не так безоглядно верю людям. Интрижка мужа Кит — далеко не единственная измена, которую я обнаружила, и ведь замешаны совершенно неожиданные люди, те, на кого я никогда бы не подумала. Вот хоть, например, мой милый, слегка наивный сосед Чарли с медицинского факультета Олдрича. Трахает, представьте, свою лаборантку. А Томико Кларк, которая занимает руководящую роль в отделе по связям с выпускниками, изменяет своей жене с мужчиной! Я нашла даже десяток длинных, задушевных писем, адресованных некой Сэди в папке моего босса Джорджа. Знать не знаю, кто такая Сэди, — и, учитывая, что сегодня Джордж здесь с женой, либо они уже это разрулили, либо она его почту еще не читала.

Но Патрик был бы дураком, если бы затеял игру с огнем. Нечего даже заморачиваться насчет этого — мне сегодня еще работать и работать. Я должна выбивать пожертвования, зарабатывать деньги. А еще надо понаблюдать за представлением, которое устроила Кит. Так что я нахожу ее взглядом — вон она ковыляет, взмахивая руками, качаясь всем телом. У меня приятное чувство, что после сегодняшнего вечера многое пойдет по-другому.

7

Кит

Четверг, 27 апреля 2017

Первое, что я чувствую, войдя, — запах хлорного отбеливателя. И это скверно, потому что я ненавижу запах хлорки: он всегда, все эти годы напоминает мне о морге. Изнутри поднимается волна тошноты, и я зажимаю рот руками. Открываю глаза — они сухие, как у рептилии. Во рту — вкус смерти. Черт знает что! Где я?

Весь мир идет кругом. Я вижу кафельную плитку, комок пыли, ярко освещенную прядь собственных волос. А потом вижу фотографию. Это Энсел Адамс, фотография озера Сиеста в Йосемити-парке. Настоящая авторская копия Энсела Адамса, а не какой-то дешевый отпечаток, который каждый может купить в торговом центре, — свадебный подарок Грега. Я даже помню сопроводительную надпись: «Тихая, спокойная гавань для моей тихой, спокойной гавани». Поначалу, пока чувства были свежи, Грег был такой поэтичный, прямо лорд Байрон.

Ну ладно. Ясно, что я лежу на полу в своей ванной. В моем доме в стиле крафтсман, на Хейзел-лейн в Блу Хилл, в полутора милях от музея, где проходил бал. Как это случилось? Я что, пешком сюда дошла?

С трудом поднимаюсь на ноги. Мир вокруг кренится, и я еле успеваю схватиться за край раковины. Определенно, я еще не успела протрезветь после бала. Что я там пила? Не помню ничего, кроме одного мартини. Внезапно замечаю свое отражение в зеркале: серое платье измято, будто слоновья шкура. Вокруг глаз размазалась тушь, как у призрака. Помада давно съедена.

Из прихожей тянет холодом, как из тундры, и вскоре я понимаю причину: огромная дверь аркой — в стиле крафтсман — распахнута настежь. Ледяной ветер принес запахи земли и торфа. Господи. Я в самом деле оставила дверь открытой? И тут я замечаю свою машину, кое-как припаркованную на подъездной аллее. Закрыв глаза, стараюсь выбросить из памяти то, что в ней теперь есть. Я сама вела машину до дома. Это просто не укладывается в голове: я никогда не сажусь за руль, если выпью.

Рзворачиваюсь и стараюсь рассмотреть, что там, в ванной. На кафельном полу валяется мой клатч, из него выпали губная помада и ключи. Собираю все, вынимаю мобильник и смотрю на часы: второй час ночи. Меня охватывает холодная, липкая паника. Последний раз я проверяла время около десяти. Три часа куда-то провалились.

Пытаюсь вспоминать шаг за шагом: пришла на бал. Поговорила с отцом. Встретилась с Линн Годфри. А потом… Патрик. Закрываю глаза. На время я о нем забыла.

Восстанавливаю в памяти ужин, насколько могу, — милые разговоры с Фэрроу, Ридами, Лечтерами, но еще вдруг вспоминаю, как громко икала. Все снова глядят на меня. Кое-кто недобро хихикает. Кто-то вспоминает томограф. Линн Годфри с веселым интересом наблюдает за мной… ее муж рядом с ней. Но я избегаю смотреть в сторону Патрика. Не хочу знать, видит он меня в таком виде — или не видит.

В какой-то момент ко мне подошли Льюисы, раскланялись, сообщили, что уходят — и, о да, в этом году они воздержатся от спонсорского взноса, учитывая связанные с хакерской атакой скандалы. «Вы намекаете на моего мужа?» — выпалила я. Боже, я что, правда это сказала? Они смотрели на меня едва ли не с жалостью. Морин Льюис еще сказала, что мне стоит пойти домой и как следует отдохнуть.

Но все остальное… все эти часы и минуты… не могу вспомнить. Вообще.

— Аврора! — кричу я через весь коридор. Ответа нет.

— Грег! — голос у меня, как у ведьмы, хриплый и надтреснутый. Опустив глаза, я обнаруживаю, что на мне только одна туфля.

На кухне горит свет, и это очень тревожный сигнал. Помимо прочих своих милых качеств Грег — настоящий маньяк в том, что касается экономии электроэнергии. Он буквально впадает в истерику, если мы не гасим свет, выходя из комнаты. Неужели это я оставила свет? Что же, я сначала заходила на кухню? Ничего не помню.

И тут я вижу.

На белых плитках кухонного пола раскинуты ноги. Я резко останавливаюсь, решив, что мне это мерещится спьяну. Это ноги Грега. Домашние брюки «адидас», тоже принадлежащие Грегу. Футболка из Бар-Харбора, штат Мэн, а дальше… Господи. Грег лежит лицом вниз в луже… чего-то.

— Грег! — кричу я и падаю на колени.

Его спина резко вздымается и опускается, он издает булькающий звук. Теперь, опустившись на колени, я вижу, что за лужа на полу — это кровь.

— Господи боже мой. Черт. Черт. — Я внезапно трезвею. Хватаю мужа за руки — они холодные и липкие. — Грег! — кричу я. — Ты меня слышишь? Кто это сделал?

Я переворачиваю его голову, чтобы рассмотреть лицо, и к горлу подкатывает тошнота. Никогда и никого я не видела таким бледным. Никогда не видела таких синих губ. Глаза Грега стали мутными. Левую руку он прижимает к кровавому пятну на животе. С бешено бьющимся сердцем отвожу его руку в сторону. Между моими пальцами струится горячая кровь, и я снова начинаю вопить. Кажется, я нашла рану. Обшариваю безумным взглядом кухню, огромный деревенский стол. Никаких острых предметов не вижу. Не вижу ничего подозрительного.

— Грег, — я шлепаю его по липким щекам. — Грег, пожалуйста! Что случилось? Кто это сделал?

Мои руки покрываются гусиной кожей. Я вся мокрая, измазана кровью. Интересно, упаду ли я в обморок?..

— Милый… — и тут я будто получаю удар под дых: Аврора тоже дома. Я зажимаю рот рукой. — Аврора!.. — Я обращаюсь к нему: — С ней все нормально? Где она?

Грег смотрит мне в глаза. Потом моргает один раз. Это какой-то шифр? Я должна бежать к дочери, узнать, что с ней. Но ее комната наверху, целых три лестничных пролета, а я боюсь, что, если отойду от Грега, он умрет. Или он умрет в любом случае? Я чувствую себя последней сволочью, потому что весь вечер думала о нем с такой ненавистью. И еще чувствую себя никчемной идиоткой, потому что не умею оказывать первую помощь.

Я в таком шоке, что целую вечность ищу мобильник. Окровавленными пальцами пачкаю экран, из-за этого не сразу удается набрать 911.

— Не уходи, — прошу я мужа, дожидаясь ответа оператора. Зажимаю рукой рану на его животе, откуда хлещет кровь. Этого всего просто не может быть.

К счастью, скорая помощь приезжает быстро. Открываю дверь фельдшерам, что-то им говорю, но из-за страха и растерянности в голове все путается. Они входят, позвякивая оборудованием и распространяя запахи дезодоранта «Акс» и бургеров из «Макдоналдса», от которых снова начинается тошнота, напоминающая мне: эх, Кит, да ты пьяна. Медики сразу же опускаются над Грегом. Один выкрикивает показатели — давление низкое, пульс «нитевидный», уровень кислорода «опасно низкий». В следующее мгновение один из них смотрит на меня. Я понимаю, что он задал мне вопрос. Переспрашиваю. «Каким оружием нанесена рана, мэм?»

Я моргаю.

— Не знаю, — отвечаю я наконец. — Я нашла его в таком виде.

А потом снова вспоминаю: Аврора. Я должна найти ее. И бросаюсь к лестнице.

На втором этаже темно. Шум и суета внизу тут почти не слышны. Деревянные половицы зловеще скрипят под моими ногами. Я останавливаюсь посреди коридора, заметив тень в гостевой спальне. Черт. Что, если тот, кто сделал это с Грегом, еще здесь? Сердце колотится. Я включаю свет. В коридоре пусто, фотографии на стенах висят идеально ровно.

Поднимаюсь еще на один пролет, на верхний этаж, где спит Аврора, а еще недавно спала и Сиенна. Перед тем, как мы сюда въехали, Грег заказал перепланировку верхнего этажа: стены маленьких комнат были снесены и создано одно общее пространство, где жили обе девочки. В их комнате несколько мягких кресел-мешков, балетный станок, телевизор с гигантским экраном. Нам еще удалось впихнуть туда два встроенных шкафа. Но в розовой кровати у окна Авроры нет. Сердце уходит в пятки.

— Аврора! — зову я, вдруг ослабев. Никакого ответа.

Дрожащей рукой достаю мобильник и с третьей попытки мне все-таки удается набирать ее номер. Гудок, второй…

— Мам? — сонно отвечает Аврора. — Который час?

— Ты где?! — визжу я.

— Я у Эрики, — недоуменно говорит Аврора. — А что? Что-то случилось?

— Мэм!

Это меня окликают снизу. Я смотрю вниз через перила. Это не один из фельдшеров скорой, а коренастый, небольшого роста полицейский. Рыжие волосы коротко острижены, глаза косят. Он часто моргает, как будто выпил слишком много «Рэд Булла».

— Аврора, я перезвоню, — бормочу я. С недоумением смотрю на офицера. И вдруг меня пробивает холодный пот. Надеюсь, от меня не слишком сильно несет выпивкой?

— Вы его жена? — спрашивает полицейский.

Я киваю. Кажется, киваю.

— Можно вас попросить спуститься сюда?

Я киваю, но не трогаюсь с места. Чувствуя себя так, будто меня вдруг опустили в ледяную воду. Не знаю, откуда эта уверенность, но я убеждена, что муж умирает. Возможно, уже мертв.

Я вдруг вспоминаю, как запретила ему сопровождать меня на праздник.

— За что ты меня-то наказываешь? — протестовал Грег. — Ты правда веришь какому-то дурацкому сайту?

— А ты правда веришь, что хакер стал бы тратить время на подделку писем в твоем аккаунте? — рявкнула я. — Просто признай это, Грег! Признай, что ты сделал жуткую, жуткую гадость!

Но он не признавал. И продолжал мотать головой… неправда неправда неправда. Я так обозлилась, что швырнула в него туфлей. На высокой, острой шпильке: я целила прямо ему в голову. «Какого хрена?» — завопил Грег, уворачиваясь от летящей туфли, чтобы та не пробила ему череп.

И это были последние слова, которые он мне сказал. Какого хрена.

Я закрываю лицо руками. Внезапно мне приходит на ум мысль, которая давно вертелась в голове. В сырном отделе, когда я прочла ту самую переписку. И на балу, когда все на меня пялились. А если быть до конца честной, то, возможно, даже и раньше, до того. На Барбадосе, когда Грег отказался идти к семейному психологу и вел себя как сволочь. В Филадельфии, когда мы с Патриком прижимались друг к другу в лифте. Насколько все было бы проще, если бы Грега просто… не стало.

Я думала об этом постоянно. Это стало навязчивой идеей. Наилучший сценарий. И вот, пожалуйста, это происходит по-настоящему. Моя мечта сбылась.

Примечания

2

Социальная сеть, запрещенная в Российской Федерации.

3

Американский предприниматель, миллиардер.

4

Ashley Madison — канадский сайт знакомств, рассчитанный в основном на людей, состоящих в браке. Подвергся хакерской атаке в 2015 г.

5

Джулия Чайлд — американский шеф-повар французской кухни.