Морская ведьма

Сара Хеннинг, 2018

Все знают, чем закончилась сказка: русалочка, принц, поцелуй любви. Но не всем известно, что произошло до этих счастливых событий. На свете жили две девушки. Первая обладала магической силой, а вторая была уже мертва. С тех пор как ее лучшая подруга, Анна, утонула, Эвелин стала изгоем в маленьком рыбацком городке. Ее винили в смерти девушки. Но однажды Эвелин заметила в море русалку, как две капли воды похожую на Анну. Неужели той удалось спастись? Однако у русалки есть темный секрет: ненависть поглотила ее сердце. Эвелин готова пойти на все, чтобы сохранить человеческий облик своей подруги. Но девушка еще не знает, что сделка с морем может стоить ей жизни.

6

Идеальная ночь, чтобы жечь ведьм.

Вот чем по своей сути является канун Дня святого Ганса. Праздник, посвященный избавлению от таких, как я. Сожжение, утопление, изгнание — все эти способы использовались в разное время.

Сегодня, к счастью, жгут всего лишь чучела ведьм. С этого действа традиционно начинается Литасблот в Хаунештаде. На берегах Эресунна мы первые начинаем его праздновать. Торжества длятся дольше, чем в других королевствах, — целых пять дней. Люди со всей округи собираются, чтобы посмотреть на игры, петь прославляющие Урду песни и отведать tvøst og spik: темное мясо кита с розовым салом и жареной картошкой. Даже во времена Засухи жители Хаунештада без сожаления делились своими скудными запасами провизии, чтобы отдать дань уважения богине.

Костер разгорается. Языки пламени поднимаются высоко в желтовато-розовое небо. Праздник начинается. Король Асгер произносит речь о любви и искусстве игры.

Затем Ник говорит о любви и искусстве игры.

Ведь несмотря на шторм, заставивший принца висеть на волосок от смерти, он, хвала небесам, все-таки стал совершеннолетним. Согласно традиции, Ник теперь должен взять руководство фестивалем в свои руки. Тот факт, что он чуть не утонул, не освобождает кронпринца от этой обязанности.

Едва восстановив свои силы, Ник проводил много времени в уединении. Он измерял шагами дворцовые залы и заучивал речь своего отца. Я дважды видела, как друг произносил ее полностью — до дня рождения и после. Оба раза он был великолепен. Может, спешил совсем немного. Но только от того, что все это было для него в новинку. Я знаю: принц выступит замечательно.

Но кронпринц Асгер Николас Брюньюльф Ольденбург Третий, прямой наследник престола независимого королевства Хаунештад, не разделяет моего мнения.

На нервной почве он стал бледным. Длинные пальцы юноши трясутся, когда он приглаживает волосы. Этот день сам по себе сложный для нас: сегодня исполняется четыре года с того момента, как утонула Анна. Добавить к этому волнение по поводу публичного выступления — и Ник выглядит так, будто вот-вот упадет в обморок.

Без лишнего стеснения я беру его руку. Наши пальцы переплетаются. Каким-то образом волнение Ника заставляет меня забыть собственные страхи — успешно ли пройдет испытание отцом моего изобретения; приедет ли Икер. Я сжимаю ладонь Ника.

— Единственное, чем ты занимался последние пару недель — это репетировал речь. Все будет хорошо.

— Но это совершенно не мое, Эви.

— Как же не твое? Ты потомок Ольденбургов. Королевской династии с тысячелетней историей. — Я подхожу к другу вплотную. Мое лицо в нескольких сантиметрах от его. Заглядываю в глаза. — Эта речь у тебя в крови.

Ник краснеет и отводит взгляд.

— Боюсь, я пролил эту кровь, когда разбил ногу о камень в десять лет.

Я сдерживаю себя, чтобы не рассмеяться: вспомнилось, как Ник потерял сознание от вида собственной крови. Это случилось прямо посреди тропы к перевалу Лиль Бьерг. Нам с Анной пришлось снять свои чулки, чтобы перевязать глубокий порез над голенью — прежде чем подхватить Ника под руки и помочь ему медленно спуститься с горы.

— Вспомни свой день рождения. Ты не смущался, когда пел песни, сидя на скамейке с лимонами в волосах.

— Тогда на меня не смотрело все королевство, как сегодня.

— Ну и что? Еще несколько пар глаз?

Ник величественно фыркнул.

— С каких это пор «несколько» означает «в сотни раз больше»? И не думаешь, что вспоминать мой провальный день рождения — не лучший способ меня успокоить?

— Ой, не драматизируй.

Ник вскидывает бровь.

— Ой, а ты не драматизируешь, когда выходишь на пристань, чтобы проглядеть все глаза в ожидании некоего мореплавателя из Ригеби Бэй?

Я ничего не отвечаю. Все мои остроумные реплики провалились камнем на дно желудка. Против воли я краем глаза взглянула на море, всем сердцем желая увидеть лодку Икера. Но на горизонте никого не было. Все корабли гостей и свободных от работы китобоев уже стояли в порту.

Ник вздыхает. Я понимаю: он пожалел о своем саркастическом выпаде. Как же хорошо, что Ник не знает о наших поцелуях с Икером. Он притягивает меня к себе. Я чувствую, как нервная дрожь утихает.

— Он приедет. Икер живет по своим правилам. Но он никогда не нарушает своего слова.

Это последнее, что Ник успел сказать мне, прежде чем королева Шарлотта потребовала его к себе для генеральной репетиции речи. Я опускаюсь на песок. На моих коленях лежит маленькая куколка в черно-белых одеждах. Под цвет пепла. Я с трудом могу себя заставить участвовать в этом обряде. И в этом году мне придется пройти через это одной — без Ника под боком.

Наверное, я могла бы присоединиться к придворным из замка. Мы знакомы с детства. Но, по правде говоря, они не считают меня «своей». Что же другие девушки моего возраста? Ну, они недвусмысленно дали мне понять за эти годы: о дружбе с ними я могу и не мечтать.

Возможно, изгнание не такой уж плохой вариант. Пока народ сжигает куколок-ведьм, я могла бы сотворить какое-нибудь волшебство у всех на виду и наконец покинуть этот город. Но это значит, что мне пришлось бы покинуть и Ника. И скомпрометировать всю свою семью.

И вот я сижу в одиночестве — ведьма, скрывающая свои способности; подруга принца, не способная найти себе места.

Пока Ник готовится к выступлению, я сажусь так, чтобы ему было хорошо меня видно. На случай если мужество покинет друга — как тогда на пути к перевалу Лиль Бьерг. Но я нахожу место с краю, чтобы, повернув голову, суметь беспрепятственно смотреть на море.

Он приедет.

Он обещал.

Какая тебе вообще разница?

Я снова взглянула на королевскую семью. И на языки пламени. Еще до дебюта Ника мне придется пройти эту пытку.

Перед началом «праздничного» обряда также принято произносить речь. И хотя король сложил все свои полномочия и передал их Нику, королева Шарлотта ни за что не упустит возможности поговорить об ужасном колдовстве.

Королева — воплощение красоты, со своей изящной фигурой и лебединой грацией. Ее волосы завиты и уложены в высокую прическу. Светлым ореолом они красуются вокруг короны из сапфиров и бриллиантов. Она делает шаг вперед. Свет костра освещает женщину — она словно сошла с картины.

В ее руках одетая в кроваво-красное платье кукла. Она первая совершит обряд.

Как будто бы в смерти каждого датчанина, ушедшего из жизни за последние шестьсот лет, были виноваты ведьмы.

Как будто бы Ольденбурги не казнили сотни женщин, не имея серьезных доказательств их вины.

Как будто бы король Кристиан IV, известный как «Охотник на ведьм», не кичился своей репутацией и количеством жизней, которые загубил.

— Добрый вечер, мои дорогие, — королева Шарлотта приветствует толпу улыбкой, напоминающей трещащий под давлением лед. — Этой ночью мы празднуем не только начало Литасблота в Хаунештаде, но и вспоминаем тяжелые испытания, выпавшие на долю наших предков.

Костяшки моих пальцев белеют, когда я сжимаю лежащую на коленях куклу. Слушать королеву даже хуже, чем бросать олицетворяющую меня фигурку в огонь.

— Мы, обитатели королевств на берегах Эресунна, живем в гармонии и безопасности благодаря храбрости короля Кристиана IV. Мы живем в гармонии и безопасности благодаря установленным им законам. Колдовству место в глубинах ада.

Королева резко поднимает красную куклу над головой. С головы маленькой ведьмы слетает колпак и исчезает в языках пламени.

— Если на наших берегах еще остались дьявольские отродья, пускай знают: им нет места на нашей земле и на этом свете.

Клянусь, она смотрит на меня, когда произносит эти слова.

— Свет одержит победу. Пламя поглотит вас, и вы вернетесь к своему рогатому прародителю.

Толпа взрывается гулом аплодисментов. Королева Шарлотта разворачивается на полоборота и кидает ведьму в огонь, властным движением уничтожая нас — ведь наша сила представляет для нее угрозу.

Теперь мы должны выстроиться в очередь вокруг костра. Однако я не могу этого сделать. Я не стану. Вместо этого я швыряю куклу через головы впереди стоящих. Им не терпится придать огню маленькие деревянные чучела, символизирующие меня. Мою мать. Мою тетю. Семью моего отца.

Я смотрю на Ника. Тот с улыбкой на лице следует примеру матери. Откуда-то доносится смех тетушки Хансы. Я отчетливо слышу ее грубый хохот. Я знаю: это уловка, призванная защитить нас. Но я не могу понять, как тетушке удается притворяться, будто ей все это безумно нравится. Более того, у нее самая нарядная кукла. Ханса смешивала краски и пасты — пока не получились цвета, сделавшие кукольные одежды самыми яркими на пляже. В этом году платье кислотно-оранжевое. Все благодаря одному из пациентов, который, к несказанному удовольствию тетушки, оплатил ее услуги куркумой.

Какая ирония: те же горожане, что приходят к тете лечить ожоги и превозносят ее изготовленные по старинным рецептам лекарства, год за годом превращают чучела наших предков в пепел. А она смеется им в лицо — как будто это ничего не значит. Пока сотни людей пытаются пробраться к костру, я сажусь на песок и вытираю руки о подол платья. На них всего лишь пот. Но кажется, будто они в крови.

Когда все ведьмы сожжены, толпа отступает. Ник оставляет родителей и выходит вперед — на место оратора. Костер полыхает у него за спиной. Даже в красно-желтом свете пламени кожа кронпринца кажется неестественно бледной. Я не отрываю от него сосредоточенного взгляда. Даже не моргаю, пока не ловлю его взгляд. Я улыбаюсь и киваю Нику.

Ты все сделаешь превосходно.

Уголки его губ ползут вверх. Принц делает глубокий вдох и прочищает горло.

— Славные жители Хаунештада, приветствую вас сегодня, в первую ночь Литасблота, когда мы прославляем Урду и благодарим ее за милость и дары, принесенные нам морем или землей.

Ник делает запланированную паузу. За ним весело потрескивает костер. Высокие языки пламени щекочут звезды. Хоть пляж и переполнен людьми, слышны только этот треск и шум прибоя. Все присутствующие знают эту речь наизусть. Мы могли бы говорить вместе с Ником, если бы позволяли приличия. В обычные дни он один из нас. Просто Ник. Но сегодня он наш кронпринц. И мы, как его подданные, забываем о фамильярности.

И ждем, не издавая ни звука.

Ник смотрит на толпу и снова встречается со мной взглядом. Я еще раз киваю, чтобы друг продолжал — хотя на его щеки вернулся естественный румянец.

— Следующие четыре дня мы будем праздновать. Мы устроим игры, забеги, песни и пиршества в честь нашей богини. Давайте не будем забывать, что все это — ради нее. Нам смешно. Нам весело. Но это торжество имеет одну-единственную причину. И причина эта — Урда.

Толпа громко ахает — Ник отступил от традиционной кальки. Он говорит от сердца. Меня переполняет чувство гордости за друга.

— На этой неделе мы будем делать то же, что делали в прошлом году, — Ник продолжает. Его голос набирает силу. — Мы одаривали хлебом голодных. Мы пели хвалу Урде. Мы наблюдали, как я ношу тяжеленный камень по пляжу.

Тут принц играет бицепсом и ослепительно улыбается — волнение сменилось бравадой. Пара человек в толпе сдавленно смеются. Отчетливо гремит одинокий взрыв хохота тетушки Хансы. Он доносится с дальнего края стола — там сидит старое поколение горожан.

В ответ на лице Ника появляется довольная усмешка. Затем он хмурит лоб. Его голос вновь становится серьезным.

— Да, я в курсе, что попытки щуплого принца прослыть силачом уморительны. Но над этим можно потешаться в любой день. — Он снова ухмыляется. — И не для этого мы собираемся каждый год. Мы делаем это для Урды. Бывали годы, когда она хотела преподать нам урок и напомнить о своем могуществе.

Ник делает паузу. В воздухе висит гнетущая тишина. Даже костер не смеет прерывать ее.

— Мой отец стоял на этом самом месте год назад и произносил ту же речь, что и на протяжении предыдущих тридцати лет. Ту же речь, что произносил его отец на протяжении тридцати лет до этого. И тем не менее нас с вами не минула Засуха. Продолжается она уже третий год. Отступила ли Засуха, когда мы собрались и пели песни Урде, пока наши голоса не охрипли, а пальцы не стерлись о струны гитар? Нет. Отступила ли она, когда я победил вас, слабаков, в беге с камнями? Нет.

В этот раз лишь тетушка Ханса осмеливается усмехнуться. Но никто не обращает на нее внимания. Все взгляды устремлены на кронпринца. Даже король с королевой ловят каждое его слово.

— Запомним же раз и навсегда: несмотря на то что мы устраиваем праздник в честь Урды, она не обязана быть к нам милостивой. Как волны во время прилива и отлива у нашего берега — ее волны, ее берега, — Урда может отнимать так же легко, как и одаривать.

Ник останавливается, устремляя взор своих угольно-черных глаз поверх голов — на волны гавани. Я понимаю: его слова относятся и к Анне. Урда решила забрать ее себе, а море исполнило волю богини.

— Давайте же будем в течение этой недели воспевать Урду. Но не просто прославлять ее имя, а искренне чествовать ее. Урда наша королева — прости меня, матушка. Она земля, что приносит нам урожай. Она море, что дарует нам пищу к ужину и товар для торговли. Урда больше, чем богиня. Она и есть мы. Хаунештад. Все его жители. Без нее мы ничто. Колдовством ее не проведешь. Словами Урду не обманешь. Ее воля непоколебима. Урда — королева, а мы всего лишь ее подданные.

Ник прерывает свою речь. Взгляд поверх толпы направлен на волны. Он стоит прямо, высоко подняв голову, — настоящий правитель.

Потрясенные оригинальностью и искренностью оратора, хаунештадцы не сразу улавливают окончание речи. Я поднимаюсь на ноги, начинаю аплодировать и кричать «ура!». Ник смотрит на меня. Прежде чем мне закрывают обзор, я замечаю выражение облегчения на его лице. Все до одного вскакивают, гудят, свистят и самозабвенно хлопают в ладоши. И мне начинает казаться, будто Ник очень далеко от меня.