Тайная лавка ядов

Сара Пеннер, 2021

1. Роман «Тайная лавка ядов» был переведен на 23 языка и признан самым громким дебютом 2021 года. Сара Пеннер сплела историю трех героинь и двух эпох в единый рассказ о ядах, мести и тайном объединении женщин, поддерживающих друг друга во враждебном к ним мире. 2. Захватывающая, интригующая история, пропитанная духом старых-добрых английских романов: с узкими лондонскими улочками, зваными ужинами, хозяевами, слугами, тайнами, секретами и скелетами в шкафах никого не оставит равнодушным. 3. «Тайная лавка ядов» – роман о сестринстве, выстраивании границ и о том, как одна женщина может спасти другую, несмотря на то, что их разделяют два столетия. 4. Динамичный, феминистский роман придется по вкусу фанатам сериала «Почему женщины убивают» 5. Каждый читатель получает дополнительные материалы для полного погружения в атмосферу романа: аудиокнигу, статью и обои для скачивания. 6. Fox купил права на съемки сериала по книге! Бестселлер The New York Times, книга месяца клуба Опры Уинфри. История женщины, жившей в XVIII веке, удивительным образом перекликается с судьбой нашей современницы. 1791 год. Холодный февральский вечер. Задворки маленького лондонского переулка. Нелла в своей аптекарской лавке ожидает новую заказчицу. Когда-то Нелла была целительницей, а теперь использует свои знания, чтобы помочь отчаявшимся женщинам освободиться от мужчин, обошедшихся с ними подло и жестоко. Но в тот вечер вместо заказчицы у нее на пороге появится двенадцатилетняя Элайза, и это знакомство приведет к неожиданным событиям. Нелла и все женщины, чьи имена она бережно хранит в своем журнале, окажутся в опасности. Наши дни. Кэролайн Парсуэлл ради семьи пожертвовала многим, а главное – карьерой исследователя. И вот, накануне годовщины свадьбы она узнает о неверности мужа и отправляется в Лондон, чтобы отвлечься и прийти в себя. Кэролайн бесцельно бродит по городу, все глубже уходя в свои переживания. И вдруг неожиданная находка: на берегу Темзы под ее ногами блеснул маленький старинный флакон… «Фанаты исторических романов счастливы: Лондон XVIII века, тайны, яды, интриги. Высококлассный сюжет!» Анастасия Ханина, главный редактор ReadRate «Сара Пеннер сплела историю трех героинь и двух эпох в единый рассказ о ядах, мести и тайном объединении женщин, поддерживающих друг друга во враждебном к ним мире». Кейт Куинн, писательница «Увлекательная история о ядах, зельях и темных делах, совершаемых во имя выживания». Хезэр Уэбб, писательница

5. Нелла. 4 февраля 1791 года

Я подошла к полке за спиной Элайзы и сняла с нее молочного цвета блюдце. На нем лежали четыре коричневых куриных яйца, два — чуть покрупнее остальных. Я поставила блюдце на стол.

Склонившись вперед, словно ей непреодолимо хотелось потянуться к блюдцу, Элайза положила руки на стол, и от ее ладоней остался влажный отпечаток.

По правде говоря, я видела в ней себя, когда была ребенком, — широко открытые от любопытства глаза при виде чего-то нового, чего-то, чего не знает большинство других детей, — хотя та часть меня умерла, казалось, тысячу лет назад. Разница была в том, что я впервые увидела содержимое этой лавки — сосуды, весы и каменные гири, — когда мне было куда меньше двенадцати. Мать познакомила меня с ними, как только я смогла поднимать и раскладывать предметы, отличать один от другого, складывать по порядку и переставлять.

Когда мне было всего шесть или семь и я не могла подолгу сосредоточиться на одном, мать учила меня простым, легким вещам, вроде цветов: склянки с синим и черным маслом должны стоять на этой полке, а красные и желтые на той. Когда я стала подростком и овладела разными навыками, научилась различать больше, трудность заданий возросла. Например, она могла высыпать целую банку хмеля на стол, разметать сухие горькие шишки и попросить меня разложить их по цвету. Пока я работала, мать трудилась рядом над настойками и отварами, объясняя мне разницу между скрупулами и драхмами^[2], аптечными банками и котелками.

Они были моими игрушками. Пока другие дети развлекались в грязных переулках с кубиками, палочками и картами, я проводила детство в этой самой комнате. Я выучила цвета, плотность и вкус сотен снадобий. Я изучала великих гербологов и запоминала латинские названия из фармакопеи. Мало было сомнений в том, что однажды я приму лавку матери и продолжу ее дело на благо женщинам.

Я никогда не хотела запятнать это наследие — исказить его и осквернить.

— Яйца, — прошептала Элайза, пробудив меня от размышлений. Она растерянно взглянула на меня. — У вас есть курица, несущая ядовитые яйца?

Несмотря на серьезность нашей с Элайзой встречи, я не могла не рассмеяться. Для ребенка было совершенно логично сказать именно это, и я откинулась на спинку стула.

— Нет, не совсем. — Я взяла одно яйцо, показала его девочке и вернула на блюдце. — Посмотри, если мы взглянем на эти четыре яйца, лежащие рядом, ты сможешь сказать, какие крупнее?

Элайза нахмурила лоб, склонилась вперед так, что ее глаза оказались на уровне стола, и несколько секунд рассматривала яйца. Потом она резко выпрямилась и с гордым лицом указала пальцем:

— Вот эти два, — объявила она.

— Хорошо, — кивнула я. — Два покрупнее. Ты должна это запомнить. Те два, что покрупнее, ядовитые.

— Те, что покрупнее, — повторила она. Отпила чаю. — Но как?

Я положила три яйца обратно на блюдце, но одно из тех, что покрупнее, оставила. Повернула его в руке так, чтобы оно легло тупым концом мне в ладонь.

— Чего ты не видишь, Элайза, так это крохотной дырочки на вершине яйца. Сейчас она замазана воском в цвет скорлупы, но, если бы ты была здесь вчера, ты бы увидела крошечную черную точку там, куда я иголкой внесла яд.

— И оно не разбилось! — воскликнула Элайза, словно я показала фокус. — И я даже не вижу воск.

— Именно. И все-таки яд внутри — его достаточно, чтобы кого-нибудь убить.

Элайза кивнула, глядя на яйца:

— А что это за яд?

— Nux vomica, крысиный яд. Яйцо — лучшее место для истолченного семени, потому что желток — вязкий и прохладный — сохраняет его так же, как сохранил бы цыпленка.

Я вернула яйцо на блюдце, к остальным.

— Вы скоро будете использовать яйца?

— Завтра утром, — сказала Элайза. — Когда он дома, моя госпожа ест вместе с мужем.

Она помолчала, словно представляя накрытый для завтрака стол.

— Я подам госпоже два яйца поменьше.

— А как ты их различишь после того, как разобьешь на сковородку?

Это ее озадачило, но ненадолго.

— Я сперва приготовлю яйца поменьше, положу их на тарелку госпожи, а потом пожарю те, что покрупнее.

— Очень хорошо, — сказала я. — Это совсем недолго. Через пару мгновений он может пожаловаться на то, что у него горит во рту. Смотри, подай яйца как можно более горячими, так, чтобы он не разобрал, — может, с подливкой или под перечным соусом. Он подумает, что просто обжег язык. Вскоре его затошнит, и он, скорее всего, захочет прилечь.

Я склонилась к Элайзе, чтобы она ясно поняла то, что я собиралась сказать.

— Советую после воздержаться от того, чтобы его видеть.

— Потому что он умрет? — сказала она без выражения.

— Нет, сразу, — пояснила я. — В часы после употребления nux vomica большинство жертв страдают от судорог. Их может прогибать назад, как будто их тело — натянутый лук. Я никогда не видела этого сама, но говорят, что это ужасно. Что видевшим потом всю жизнь снятся кошмары. — Я откинулась на стуле и смягчила взгляд. — Конечно, когда он умрет, эти судороги прекратятся. Тогда он будет выглядеть куда более мирно.

— А потом, если кто-нибудь захочет осмотреть кухню или сковородки?

— Они ничего не найдут, — заверила я ее.

— Из-за чародейства?

Я сложила руки на коленях и покачала головой:

— Малышка Элайза, постарайся понять — это не чародейство. Не ворожба и заклинания. Это все вещи земные, такие же настоящие, как грязь у тебя на щеке.

Я облизнула палец и провела по ее щеке. Потом удовлетворенно откинулась назад.

— Чародейство и маскировка могут вести к одному, но, уверяю тебя, сами по себе они различны.

На ее лице отразилось непонимание.

— Ты знаешь, что такое маскировка? — добавила я.

Она покачала головой и дернула плечом.

Я подвела Элайзу к тайной двери, в которую она зашла.

— Когда ты сегодня утром вошла на склад, с той стороны стены, ты знала, что я за тобой наблюдаю сквозь дырочку в стене?

Я указала на вход в свою тайную комнату.

— Нет, — ответила она. — Я понятия не имела, что вы там. Когда я вошла и увидела, что тут пусто, я думала, вы войдете из переулка, у меня из-за спины. Я бы очень хотела себе в дом такую спрятанную комнату когда-нибудь потом.

Я склонила к ней голову:

— Ну, если тебе будет что прятать, тебе, возможно, и придется выстроить тайную комнату.

— Она всегда тут была?

— Нет. Когда я была ребенком и работала тут с матушкой, в такой комнате не было нужды. У нас тогда не было ядов.

Девочка нахмурилась:

— Вы не всегда торговали ядами?

— Не всегда, нет.

Делиться с юной Элайзой подробностями смысла не было, но это признание пробудило болезненные воспоминания.

Двадцать лет назад моя мать в начале недели начала кашлять, к середине у нее развилась лихорадка, а к воскресенью она умерла. Ее не стало всего за шесть дней. В двадцать один год я потеряла всю семью, единственного друга, лучшего учителя. Дело моей матери стало моим делом, я не знала в мире ничего, кроме наших настоек. В то время я жалела, что не умерла вместе с ней.

Я едва могла удержать лавку на плаву, такое отчаяние тянуло меня на дно. Я не могла обратиться к отцу, потому что не знала его. Десятилетия назад он, моряк, прожил несколько месяцев в Лондоне — достаточно, чтобы соблазнить мою мать, — а потом отплыл с командой дальше. У меня не было ни братьев, ни сестер, и друзей почти не было. Аптекарь ведет странную и одинокую жизнь. Сама природа занятия моей матери означала, что мы проводили больше времени в обществе зелий, чем в человеческом. Когда она меня покинула, я считала, что мое сердце разбито, и боялась, что наследие моей матери — и лавку — постигнет та же участь.

Но в самое пламя моей скорби будто плеснули эликсира: в мою жизнь вошел темноволосый юноша по имени Фредерик. В то время я думала, что эта случайная встреча — благословение; его присутствие начало остужать и смягчать то многое, что пошло вкривь и вкось. Он был торговцем мясом, и он быстро справился с неразберихой, которая накопилась у меня после смерти матери: с долгами, которые я не выплатила, красителями, которые не внесла в опись, платой, которую не собрала с должников. И даже когда дела лавки были приведены в порядок, Фредерик остался. Он не хотел расставаться со мной, а я с ним.

Когда-то я думала, что сведуща только в тонкостях аптекарского ремесла, но вскоре осознала, что понимаю и в другом, в том, что происходит между двумя телами, целебном средстве, которое нельзя было отыскать в склянках, стоявших у меня вдоль стен. Следующие несколько недель мы были чудовищно, чудесно влюблены. Море моей скорби обмелело; я снова могла дышать, я видела будущее — будущее рядом с Фредериком.

Я не могла знать, что всего через несколько месяцев после того, как полюбила его, приготовлю смертельную дозу крысиного яда, чтобы его убить.

Первое предательство. Первая жертва. Первое пятно на моем наследии.

— Лавка тогда была не такой забавной, — сказала Элайза, отворачиваясь, будто с разочарованием. — Ни ядов, ни тайной комнаты? Хм. Тайная комната любому понравится.

Ее невинности можно было только позавидовать, она была слишком молода, чтобы понять, каким проклятием становится место, которое когда-то любили, — тайная комната или что угодно другое, — если его омрачит потеря.

— Дело не в забавности, Элайза. Дело в сокрытии. Вот что означает маскировка. Любой может купить яд, но нельзя просто бросить крупинку кому-то в яичницу, потому что следователь может найти остаток или коробку от яда в мусоре. Нет, все нужно так хитро замаскировать, чтобы отследить было нельзя. Яд спрятан в этом яйце, так же как моя лавка спрятана в недрах старого склада. Так, что любой, кого здесь не ждут, без сомнения развернется и уйдет. Склад перед лавкой — это, можно сказать, моя маскировка.

Элайза кивнула, и узел волос качнулся у нее на шее. Скоро она станет красивой молодой женщиной, куда красивее других, с этими длинными ресницами и четкими чертами. Она прижала блюдце с яйцами к груди.

— Тогда, думаю, у меня есть все, что нужно.

Она вытащила из кармана несколько монет и положила их на стол. Я быстро их пересчитала: четыре шиллинга и шестипенсовик.

Она встала, потом коснулась губ кончиками пальцев.

— Но как же я их донесу? Боюсь, они могут разбиться у меня в кармане.

Я продавала яд женщинам втрое старше ее, и те не задумывались о том, что сосуд разобьется у них в кармане; Элайза, похоже, была умнее всех них, вместе взятых. Я протянула ей рыжеватую стеклянную банку, и мы вдвоем аккуратно уложили яйца в банку, засыпав каждое древесным пеплом на сантиметр, прежде чем класть следующее.

— Но все-таки неси их осторожно, — предупредила я. — И, — я легонько коснулась ее руки, — если потребуется, хватит и одного яйца.

Она помрачнела, и в эту секунду я поняла, что, несмотря на ее юность и жизнерадостность, которую она до сих пор выказывала, она и в самом деле осознает всю серьезность того, что собирается сделать.

— Спасибо, мисс… эээ…

— Нелла, — сказала я. — Нелла Клэвинджер. А его как зовут?

— Томпсон Эмвелл, — уверенно ответила она. — С Уорик-лейн, возле собора.

Она подняла банку, чтобы убедиться, что яйца должным образом улеглись внутри, но вдруг нахмурилась.

— Медведь, — заметила она, глядя на маленький значок, выгравированный на банке.

Моя мать давно выбрала медведя, поскольку Малых переулков в Лондоне было множество, но только наш пролегал рядом с Медвежьим переулком. Маленькая гравировка на банке была достаточно безопасна, ее узнавали только те, кто был должен.

— Да, — поторопила я Элайзу, — чтобы ты не спутала банку с другой.

Элайза шагнула к двери. Уверенным движением провела одним пальцем по закопченным камням возле входа. В саже осталась резкая черта, открывшая полосу незапачканного камня шириной в палец. Она улыбнулась весело, словно только что нарисовала мне картинку на чистом листке бумаги.

— Спасибо, мисс Нелла. Должна сказать, что мне понравился ваш чай и эта тайная лавка, и я очень надеюсь, что мы еще увидимся.

Я подняла брови. Большая часть моих покупателей не промышляла убийствами, и, если только она не вернется за лекарством, я не думала, что увижу ее снова. Но я только улыбнулась любознательной девочке.

— Да, — сказала я, — возможно, мы еще увидимся.

Я отперла дверь, открыла ее и смотрела, как Элайза вышла через склад в переулок, пока ее маленький силуэт не смешался с тенями снаружи.

Когда она ушла, я на несколько минут задумалась о ее визите. Странное юное создание. Я не сомневалась, что она исполнит свою задачу, и была благодарна за мгновение веселья, которое она принесла в мою лавку, торговавшую ядами. Я была рада, что не отказала ей, рада, что не послушалась зловещего предчувствия, которое сперва внушило мне ее письмо.

Усевшись обратно к столу, я подтянула к себе журнал. Открыла его с конца, нашла свободное место и приготовилась сделать запись.

Потом, окунув перо в чернильницу, поднесла его к бумаге и написала:

«Томпсон Эмвелл. Яйцо обр. NV. 4 фев. 1791. По заказу мисс Элайзы Фэннинг, двенадцати лет».

Примечания

2

Аптекарские меры веса.