Следуй за ритмом

Сара Дэсс, 2021

Семнадцатилетняя Рейна выросла на прекрасном тропическом острове Тобаго. Но два года назад ее жизнь изменилась после смерти матери. К тому же лучший друг детства и первая любовь Эйден уехал на материк, чтобы стать музыкантом. Окончив школу, Рейна смирилась с тем, что не может осуществить свою мечту – обучаться живописи и искусству. Неожиданно на остров возвращается Эйден. Теперь он участник одной из самых популярных музыкальных групп. Вместе с ним в гостинице, которой владеет семья Рейны, останавливаются две светские львицы из Лос-Анджелеса. Сможет ли Рейна воспользоваться вторым шансом, подаренным ей судьбой?

Глава 6

Шесть лет назад

Я встретила Эйдена в начале июля. В последний учебный день начальной школы, прямо перед двухмесячными каникулами. После года интенсивной подготовки к вступительным экзаменам в среднюю школу я наконец могла расслабиться и бездельничать, чем и собиралась заняться.

Мама, не ведая о моих планах, повезла меня из школы не домой, а в гостиницу.

— Мы только на пару минут, — уверила она. — Поздороваться.

Это означало, что в гостинице я проведу не пару минут, а час. Как минимум.

Она захватила меня с собой, чтобы я поприветствовала одну тетушку, приезжавшую раз в год погостить в «Плюмерию». Тетушка была пожилой тринидадкой, проживающей теперь в Нью-Йорке. Она чересчур сильно трепала меня за щеки и пахла так, словно искупалась в мяте, зато рассказывала забавные истории и любила дарить подарки. В этот раз она привезла мне две коробки ирисок — особой марки, изготовлявшиеся только в одной кондитерской лавке Бруклина.

Когда час спустя мама припарковала машину у нашего дома, я уже придумала, где припрячу свои вкусняшки: в дальнем углу овощного ящика, куда никогда не догадается заглянуть папа. Если дело касается сладостей, ему доверия нет.

— Будет здорово, если ты сделаешь для тети Джен благодарственную открытку, — словно бы предложила мама. Однако я знала — это наказ. — Ей будет приятно.

— Но я уже поблагодарила ее, когда она подарила мне конфеты.

Мама выключила мотор.

— Ты поступишь хорошо, если сделаешь это, Рейна. Тебе же нравится рисовать. Почему бы не нарисовать открытку?

Я со вздохом открыла дверцу.

В машину ворвалась музыка калипсо^[7]: ритмичная, бодрая, с ревущими духовыми и энергичными ударными.

Мама вышла из машины и захлопнула дверцу.

— Давно не слышала ее. — Прислушиваясь, она склонила голову набок, а потом начала подпевать на английском и испанском.

— Кого? — в замешательстве спросила я.

— Калипсо Роуз^[8].

— Эм?

Мама удрученно вздохнула.

— Ни испанского не знаешь, ни истории музыки. Чему тебя учат в школе? За что я им плачу?

Я промолчала. Мама увлекалась защитой и прославлением культуры Тринидада с Тобаго и их населения. Поэтому часто использовала гостиницу и свои ресурсы для поддержки и инвестирования местных предприятий: художественных, мебельных и пищевых. Большая часть еды в гостиницу доставлялась с островов.

— Вслушайся в эту музыку, Рейна. Это музыка твоих прародителей.

Я указала в конец Иксоры Драйв:

— По-моему, музыка моих прародителей доносится из старого дома Чандры.

— Верно, — подтвердила мои слова миссис Клей по другую сторону забора, разделявшего наши дворы. В руках она держала два продуктовых пакета. Видимо, только что вернулась домой из магазина.

— Хотите сказать, ее поставил старик? — рассмеялась мама. — Не знала, что у него такой хороший вкус.

— Нет, его внук, — ответила миссис Клей.

У мистера Чандры есть внук?

Шелл Хейвен — маленькая деревушка. Все знают друг друга если не по имени, то в лицо уж точно. Но старик Чандра каким-то образом оставался для всех загадкой. В свои семьдесят он жил один и держался особняком. Заядлый рыбак, он уходил на пляж еще до рассвета и возвращался с рынка уже далеко затемно. Иногда Чандру месяцами не видели, и единственным доказательством старика служил горящий ночами в его доме свет. До этой самой минуты я понятия не имела о том, что у него есть семья.

— Мальчик, лет одиннадцати-двенадцати. — Мисс Клей подошла поближе к забору поделиться новостями. — Останется у деда на несколько недель. Думаю, приехал помогать ему на рыбалке.

— Он приехал с мамой? — удивила меня вопросом мама. Похоже, ей о семействе старика было известно больше моего. — В последний раз мы с ней виделись… еще до рождения Рейны.

— Вроде нет. Но это и не удивительно после того, как он вышвырнул ее из дома беременную. Как будто от нее можно было ожидать чего-то другого. Девчонка всегда была… сама знаешь какой. Однако удивительно, что после случившегося она отпустила сюда своего ребенка.

Мама сузила глаза.

— Возможно, у нее не было выбора. Особенно если она все еще одна.

Ее тон стал резковатым, но миссис Клей этого не заметила.

— А вот этому я бы не удивилась. Как говорится, яблочко от яблони…

Мама молчала, устремив взгляд в конец улицы. Из-за кустов вышел мальчик моего возраста. Прижимая к груди серый шлакоблок, он скрылся за деревьями, которые росли возле двора мистера Чандры.

— Что он делает? — спросила мама.

— Да кто ж его знает, — пожала плечами миссис Клей. — Пэт сказала, он к ней заходил. Предлагал подстричь лужайку за пятьдесят долларов. На что ему такие деньги?

Мама неопределенно хмыкнула.

Заиграла песня Машела Монтано^[9]. Ее я узнала и беззаботно начала подтанцовывать.

— Как ты сама, Клэр? — понизила голос миссис Клей. — Сейчас все хорошо? Вижу, волосы отрасли. Красивые.

— А, спасибо. — Натянуто улыбнувшись, мама пригладила волосы на висках. — Это парик.

У меня сжалось сердце, и я перестала танцевать.

— Ох. — Мисси Клей отодвинулась. — Попробуй постричь волосы в новолуние. Будут расти быстрее. — Она подняла пакеты. — Нужно разложить продукты. Поболтаем позже.

Мама снова неопределенно хмыкнула, по-прежнему глядя в конец улицы. Судя по задумчивому наклону головы, что-то планировала. Я пошла домой, но как только нога коснулась первой ступеньки крыльца, меня окликнула мама:

— Рейна, сходи к соседям и поздоровайся со внуком мистера Чандры.

Я остановилась.

— Мне обязательно это делать?

— Ты поступишь хорошо, если сделаешь это. — Мама пересекла лужайку и подошла ко мне. — Бедный мальчик… Я знаю, каково это — когда незнакомые люди осуждают тебя и твою семью. Мама растила меня в одиночестве. — Она взяла из моих рук школьный рюкзак. — Когда она была занята, мне приходилось оставаться с любым, кто меня примет. Мне было бы гораздо проще и легче, если бы встречавшиеся на моем пути люди были ко мне добрее. — Прежде чем я успела возразить, мама достала из рюкзака коробку конфет и протянула мне. — Подари ему в качестве приветственного подарка.

У меня отвисла челюсть. Я не успела и глазом моргнуть, как меня лишили половины ирисок.

— Но они — мои.

— Не будь жадиной, Рейна. — Мама взяла меня за плечи, развернула и подтолкнула в сторону дома Чандры. — Вернись до темноты.

Я удалялась от нее, обиженно пыхтя. «До темноты», сказала она. Да я там дольше чем на пять секунд не задержусь. Все это нечестно по отношению ко мне, но «хорошие поступки» для мамы превыше всего.

Я шла по улице к дому. Музыка доносилась с заднего двора, поэтому я юркнула в кусты, скользнула вниз по склону и наткнулась на скрытый пятачок земли за домом. Внук Чандры там пилил доску. Он положил ее на импровизированный рабочий стол, который смастерил из старой двери и двух перевернутых мусорных баков. Ступени позади дома подпирали три цементных блока.

Черные как уголь волосы парня были коротко подстрижены, и кожа на голове блестела от пота. Он работал, сосредоточенно сдвинув брови. Босые ноги покрывала грязь. Он уже тогда был высоким, с длинными узловатыми руками и ногами. Однако, несмотря на нескладность тела, двигался поразительно ловко.

Вел он себя не по возрасту. Вынужденно, как позже узнала я. Ему приходилось самому заботиться о себе, когда его мама долгие часы пропадала на работе, будучи медсестрой. Недавно она восстановила общение с отцом. Дед согласился брать внука на каникулы, чтобы тому не пришлось сидеть целыми днями дома одному.

Парень поднял взгляд, увидел меня и вздрогнул от неожиданности.

— Привет! — громко поздоровалась я. Не знаю, слышал ли он меня за музыкой. — Меня зовут Рейна. Я пришла познакомиться с тобой и отдать тебе приветственный подарок. Ты — внук мистера Чандры?

Он не ответил, направившись к припаркованному возле дома грузовику. И по пути все время бросал на меня изумленные взгляды, словно ему не верилось в то, что я здесь. Мне тоже в это не верилось.

— Это был глупый вопрос, — продолжала я, повысив голос. — Конечно, ты его внук. Иначе с чего тебе торчать у него во дворе. Если бы ты не был его внуком, это выглядело бы стремновато.

Музыка оборвалась на половине последнего предложения. И мы уставились друг на друга во внезапно наступившей тишине.

Парень захлопнул дверцу грузовика и пошел ко мне, удивленно подняв брови. Я стиснула в руках коробку, борясь с желанием удрать с ней, спрятать ее, а потом тайком, пока мама не видит, пронести в свою комнату. Но кого я обманываю? Она узнает.

Мама знает все.

— Ты слышал хоть что-нибудь из того, что я тебе сказала? — спросила я.

— Только то, что ты назвала меня стремным.

— Я не называла тебя стремным… — смущенно замямлила я. — Ты не слышал полной фразы. Я, наоборот, говорила, что ты не стремный.

— Все равно довольно странный способ поздороваться с незнакомцем.

— Да нет же, клянусь, я не имела в виду ничего плохого. — Куда-то не туда идет этот разговор. — Я просто…

Я умолкла, когда он начал смеяться.

Он прикалывался надо мной.

Никогда не встречала никого, кто бы умел взбесить меня быстрее его. Ни до нашего знакомства, ни после.

— На, — протянула ему коробку. — Мама сказала отдать ее тебе. В знак приветствия.

— Спасибо. — Он взял конфеты. — По виду классные. Очень мило со стороны твоей мамы.

— Да, она очень милый и добрый человек, — ровным голосом отозвалась я и повернулась уходить. — Добро пожаловать в Шелл Хейвен. Еще увидимся. — Или нет.

— Подожди… Может, останешься ненадолго? Хочешь конфеты? Я с тобой поделюсь.

Я застыла и глянула на него через плечо.

Он поднял коробку.

— Ладно. — Я медленно повернулась к нему. Может, он не так уж и плох. Раз хочет поделиться конфетами.

— Меня зовут Эйден. — Он попятился и сел на ступеньки. — А тебя?

— Рейна. Я живу в оранжевом доме. Самом первом после поворота.

— В том, у которого большой двор?

— Да. — Не знаю, почему он посчитал его большим и почему вообще обратил на это внимание.

Эйден возился с оберточной пленкой на коробке конфет, пытаясь ее открыть. Возился целую вечность. У меня руки зудели отобрать у него коробку и открыть ее самой. Чтобы отвлечься, я огляделась.

Участок земли возле старого дома Чандры загромождали вещи. Вокруг машины стояли кипы коробок, полки с инструментами, пластиковые контейнеры и рыболовные снасти. В углу приткнулись проржавевшая стиральная машина и сушилка. Между двух свай висела бельевая веревка. Я почувствовала себя неловко оттого, что стояла, в то время как Эйден сидел, и заняла место рядом с ним, уперев ногу в цементный блок.

— Зачем тебе все это?

— Делаю дополнительную ступеньку. — Он указал нам под ноги. — Нижняя слишком высока для деда. Ему трудно спускаться.

Нижняя ступенька и правда была высоковата. Не для нас, а для пожилого человека за семьдесят. Подъем и спуск действительно могли вызывать трудности. Как мило со стороны Эйдена позаботиться о своем дедушке. Все-таки он неплохой.

Эйден ухмыльнулся.

— Дед заплатит мне за это сотню долларов.

Неа. Все-таки плохой.

— Ты делаешь это для своего деда за деньги?

Он выгнул бровь.

— Это работа. И он ее оплачивает. Так делаются дела.

— Я постоянно помогаю маме в гостинице, но не заставляю ее оплачивать мой труд. — «Плюмерия» — наше общее дело. Семейное.

Эйден оторвался от вскрытия пленки на коробке, глянул на меня.

— Какой школы у тебя форма?

Я провела пальцами по складкам на юбке.

— Частная начальная школа Нельсона. А что?

— Так я и думал.

— Не поняла.

— Что ты из Нельсона.

— И?

— Тебе не понять. У твоей семьи есть деньги.

Я вскочила на ноги. Слышала, что говорят о детях, учащихся в моей школе. Но мне никогда не говорили подобного в лицо.

— Думаешь, знаешь меня, раз я хожу в эту школу? Типа, я снобка? Выпендреха? Считаю себя лучше других?

— А ты считаешь себя лучше других?

С меня достаточно.

— Я пришла сюда вручить тебе подарок.

— Твоя мама заставила тебя прийти сюда и вручить мне подарок.

— Эти конфеты подарили мне, но я отдала их тебе из вежливости. Которая и тебе не помешает.

Я взобралась по склону к дороге, ни разу не оглянувшись назад. Вне всякого сомнения, Эйден Чандра ужасен. В следующий раз при встрече проигнорирую его. Будет знать!

* * *

Утром меня разбудил звук работающего под окном мотора. Я сунула голову под подушку, чтобы приглушить шум. Когда это не помогло, спрыгнула с постели, распахнула шторы и увидела источник моих проблем.

Эйден. Он косил лужайку.

Движение штор, должно быть, привлекло его внимание, и он посмотрел прямо в мое окно. Остановился и помахал мне. Я торчала у окна застывшей статуей, пока не вспомнила, что стою в пижаме с Пикачу и растрепанными со сна волосами. Смутившись, резко села на корточки.

— Мам! — поползла на карачках к двери.

Маму я нашла в гостиной. Она клала в сумочку банку с тунцом и крекеры, чтобы потом позавтракать ими.

— Зачем он косит нашу лужайку?

— Доброе утро, Рейна, — бодро ответила мама. — Эйден утром зашел поблагодарить меня за ириски и предложил услуги газонокосильщика. Он показался мне находчивым молодым человеком, и я его наняла. — Она застегнула молнию на сумочке. — Эйден спросил, свободна ли ты сегодня, чтобы сходить с ним на пляж. Я сказала ему спросить об этом тебя, но ты можешь погулять с ним, если хочешь. — Мама улыбнулась и поцеловала меня в лоб. — Похоже, у тебя появился новый друг.

Друг?

Я потерла глаза.

— Ты на работу?

— Да. Тебя сегодня не беру с собой. — Мама стерла большим пальцем с моего лба отпечаток своей помады. — Эйден кажется мне хорошим мальчиком. Повеселитесь.

Хорошим? Он?

— Вернусь к семи. — Она пошла к двери, звякнула взятыми со стойки ключами. — Папа в спальне работает над своей статьей. Постарайся до обеда не беспокоить его.

Я кивнула. Папа и о еде забывал, если его не трогали. Он работал независимым журналистом, и его статьи регулярно печатали в крупнейших газетах и местных журналах. Однако самым его любимым проектом был обширный путеводитель по острову. Иногда он брал нас с мамой в исследовательские поездки по самым популярным местам и достопримечательностям, рассказывая их истории.

— Плата за работу Эйдена на стойке, — сказала мама, выйдя за порог. — Можешь отдать ему, когда он закончит.

— Уху, ладно. — Я придержала дверь открытой, провожая ее взглядом до машины.

Полчаса спустя, поле того как Эйден покосил лужайку, я встретила его на веранде.

— Что ты сказал маме? — спросила, отдав ему деньги. — Ты показался ей «хорошим мальчиком».

Он выгнул бровь.

— Я хороший мальчик.

— Ты обозвал меня снобкой, — скрестила я руки на груди.

— Ты сама себя так обозвала. — Эйден снял и отложил в сторону папины защитные перчатки, подхватил оставленный в углу рюкзак. Достал из него знакомую коробку конфет и протянул мне. — Это тебе.

Я, не задумываясь, взяла ириски и тут же пожалела об этом.

— Ты их не хочешь?

— Не люблю сладости. Думал перепродать их, но не стал заморачиваться.

Боже, ну и чудной он. Как он собирался их перепродать?

Заполучив ириски обратно, я решила любезно уделить ему немного времени и села в одно из кресел на веранде.

— Для чего тебе нужны деньги?

Эйден плюхнулся в соседнее кресло. Вытащил мобильный и, понажимав на кнопки, протянул его мне. На потрескавшемся дисплее подсвечивалась фотография гитары.

— Акустическая гитара «Гибсон сонграйтер». Мамин друг продает ее за тысячу американских долларов. Он дал мне время накопить на нее. До конца лета.

Тысяча американских долларов — примерно семь тысяч долларов Тринидада и Тобаго. Невероятная сумма.

— И сколько ты уже накопил?

— Тысячу триста двадцать два доллара.

Ну да. За два месяца ему ни за что не собрать нужной суммы. Я, конечно, этого не озвучила.

— Ты умеешь играть? — спросила я.

— Немного. Чему-то мама научила, чему-то сам научился. — Эйден размял пальцы. — Но у мамы старая-престарая гитара. Плюс для написания песен мне нужна своя.

— Ты пишешь песни? — Впечатляюще. Но не особо верилось. — Споешь одну?

— Я только что сказал, что мне не на чем играть, — закатил он глаза. — В этом-то и проблема.

— А на синтезаторе играть умеешь? У меня есть. Можешь взять, пока гостишь у деда.

— Правда? — обрадовался Эйден. У него загорелись глаза.

— Правда. — Почему бы нет? Если синтезатором будет пользоваться Эйден, мама перестанет заставлять меня играть на нем каждый день. Мне с лихвой хватало выступлений за роялем перед отдыхающими гостиницы. Своей неуклюжей игрой я выставляла себя на посмешище.

Я принесла из дома синтезатор, и мы установили его на веранде. Играл Эйден поразительно, особенно учитывая то, что не нуждался в нотных записях. Он с серьезным видом послушал, как я сыграла «Прелюдию и фугу до мажор» Баха: склонив голову набок и не сводя опущенных темно-карих глаз с моих пальцев. И я чуть со стула не упала, когда минутой позже он сыграл ее мне сам без нотных записей.

— Опять прикалываешься надо мной? Ты берешь уроки. И уже годы как практикуешься в игре.

Эйден попытался сдержать улыбку, но его губы заметно дрогнули.

Я пихнула его в плечо.

Он, морщась, потер ушибленное место.

— Ну ладно. Мама моего друга начала учить меня играть в январе. Однако эту песню я исполнил впервые.

— В январе? — нахмурилась я. — Не может быть. Чтобы так играть, нужно больше практики.

— Почему? Думаешь, я хорош?

— Ой, заткнись.

Эйден улыбнулся еще шире.

Я годы брала уроки по музыке и часами практиковалась играть мелодию, которую он выучил за минуты и исполнил, не глядя в ноты. Я не знала, восхищаться им или ненавидеть его.

— Сыграй мне что-нибудь еще, — попросил Эйден, снова приклеившись взглядом к клавишам. В ожидании он придвинулся ко мне ближе.

Он взволнованно покачивал ногой, пошатывая кресло. И мне передалось его возбуждение.

— Ладно. Что бы сыграть… — Я стала листать нотные записи. Обычно я избегала самых сложных мелодий в конце тетради, но рядом с Эйденом мне вдруг захотелось попробовать. И, что еще страннее, я стала получать от этого удовольствие.

Примечания

7

Афрокарибский музыкальный стиль, возникший на Тринидаде и Тобаго.

8

Певица-калипсонианка.

9

Тринидадский певец и актер.