Утреннее сияние

Сара Джио, 2013

Печальные события в жизни Ады Санторини вынуждают ее уехать на другой конец страны и поселиться в очаровательном плавучем домике на Лодочной улице. Жизнь на озере кажется настоящим приключением, а соседи становятся близкими друзьями. Но однажды Ада находит на чердаке сундук, в котором покоятся свадебное платье, записная книжка и несколько фотографий. Ада рассказывает о своей находке соседу Алексу, и он ее предупреждает: вероятно, сундук принадлежал девушке по имени Пенни, которая когда-то жила в доме Ады. Но Пенни пропала много лет назад, и старожилы Лодочной улицы не любят вспоминать эту историю. Однако вещи многое могут рассказать о своем хозяине. Изучив «сокровища», которые остались от Пенни, Ада понимает, что за ее исчезновением кроется нечто особенное…

Глава 8

Ада

Я пила кофе на палубе, когда вдруг увидела Джима, выглядывающего из-за угла.

— Простите, я вас не побеспокоил? — Он, как всегда, полон дружелюбия, но все же было заметно, что с ним что-то не так. Может быть, чем-то расстроен. Мой сосед не из тех людей, которым удается спрятать дурное настроение за улыбкой. Может быть, поэтому он мне так нравился.

— Нет, — ответила я. — Разумеется, нет.

Он протянул мне карточку, очевидно напечатанную на струйном принтере — края были слегка запачканы краской.

— Мама настаивает на том, чтобы мы приглашали всех соседей на это мероприятие. Оно проводится каждый год.

Я рассмотрела открытку.

ПРИГЛАШЕНИЕ

на ежегодный Бал холостяков на Лодочной улице

30 июля в 18.00

Убедительная просьба спиртные напитки приносить с собой.

— Бал холостяков? Звучит заманчиво.

Джим пожал плечами.

— Его проводят, сколько я себя помню. У нас раньше даже был музыкальный квартет. Но они все поумирали. Сейчас из участников остался только отец. Он играет на скрипке.

— Правда? — удивилась я. — Мне тут на днях казалось, что я слышу звуки скрипки. Наверное, это ваш отец играл.

— Угадали, — Джим расплылся в улыбке. — Я так счастлив, что он по-прежнему играет. Конечно, он уже почти не видит ноты, но музыкальная память его не подводит. Он играет по памяти.

— Потрясающе, — воскликнула я.

— Понимаете, старческая деменция — ужасная болезнь. В какой-то момент он кажется совсем нормальным и тут же обращается ко мне, принимая меня за своего коллегу с факультета английской литературы. Маме так тяжело все это видеть. Впрочем, иногда он вспоминает вещи, о которых она сама забыла напрочь. — Он пожал плечами. — Человеческий мозг абсолютно непостижимая вещь.

— Как печально, — посочувствовала я. — Наверное, это очень тяжело для вас.

Он снова пожал плечами.

— Во всяком случае, мама очень настаивала, чтобы вы тоже были приглашены.

— Благодарю, — ответила я, улыбаясь. — Вы ее нашли?

Он посмотрел на меня в недоумении.

— Я имею в виду Генриетту, — напомнила я.

— Увы, нет. Она так еще и не вернулась домой.

— Грустная новость. А как себя чувствует Хейнс?

— Отвратительно, — ответил он. — Он категорически отказывается есть.

— Я попытаюсь поискать ее, — сказала я, поворачиваясь к задней двери. — Что ж, пожалуйста, передайте вашей матери мою благодарность за любезное приглашение. — Джим расплылся в улыбке, как будто его внезапно осенила какая-то идея.

— А почему бы вам не навестить нас и не познакомиться с ней? Это пойдет ей на пользу. У отца сегодня плохой день, а когда это случается, ей тоже приходится несладко.

— А вы уверены, что стоит это делать? — осторожно поинтересовалась я. — Я даже не успела привести себя в порядок. И на самом деле…

— У мамы катаракта, — пояснил он. — Для нее вы всегда будете выглядеть как Анджелина Джоли.

Я улыбнулась и последовала за ним по причалу. Внезапно я заметила зеленый вьюнок, обвивающий край пристани. Белые цветы жадно тянулись к утреннему солнцу.

— Этот вьюнок, — обратилась я к Джиму, — как он называется? В Нью-Йорке мне не приходилось видеть ничего подобного.

— Его называют «утреннее сияние», — ответил он. — Прелестное растение, вы не находите?

— Просто чудо! — сказала я, наклоняясь, чтобы дотронуться до нежного белого граммофончика.

— А вот мама так не считает. В прежние времена она вела с ним беспощадную борьбу и никогда не позволяла этому растению так буйно разрастаться. Она бы давно уже выполола его с корнями. Вот такая у нее была причуда.

На мгновение я задумалась, почему так случается, что люди обязательно находят себе объект для личной вендетты. Это может быть определенный человек, место, любые предметы. Мой отец, например, воевал с газозаправочными станциями. Он всегда утверждал, что там жульничают. Всегда с подозрением рассматривал колонки в полной уверенности, что датчики врут. А у Джоани были заморочки в отношении барменов, готовящих кофе. Она, например, как-то вообразила, что студент, подрабатывающий за стойкой бара, во вторник утром намеренно испоганил большую порцию латте без кофеина с цельным обезжиренным молоком просто ради того, чтобы досадить ей, и потом переносила свое раздражение на всех барменов. Именно по этой причине я никогда не ходила с ней в кафе. Я едва удержалась от смеха, когда вспомнила нашу ожесточенную перепалку с управляющим в кафе «Старбакс» в Среднем Манхэттене. О, милая моя Джоани.

Почему так происходит? Почему психика человека пытается найти объект для ненависти и раздражения? Чем, например, не угодило прелестное «утреннее сияние» матери Джима Клайда?

Мы остановились у дома, перед которым стояли горшки с красивыми растениями.

— Ну, вот мы и пришли, — произнес Джим.

Он открыл дверь, и я вошла вслед за ним в дом. Зеленые стены оттенка авокадо и ворсистое ковровое покрытие коричневого цвета. Мне вдруг показалось, что я очутилась году эдак в 1963-м. И возможно, так оно и было, — время словно замерло здесь. Я вспомнила, что именно в этом доме вырос Джим.

— Мам, ты прилично одета?

В коридоре появился мужчина весьма преклонных лет. Он был высок и худощав, со сгорбленной спиной, и я подумала, что он страдает остеопорозом. На нем были мешковатые брюки, которые, казалось, были на три размера больше, чем надо, и мятая белая полотняная рубашка, одетая шиворот-навыворот.

Конец ознакомительного фрагмента.