Причесывая жирафу

Сан-Антонио, 1963

Глава 3

— Ты отправляешься в свет? — удивился Его Величество.

— Ты даже не представляешь, как верно сказал, — ответил я, завязывая шелковый галстук с черными полосками поверх крахмальной рубашки. — Я иду в большой свет.

— Ну, а куда? — настаивал Беру.

— Профессиональный секрет, толстяк.

— О, понятно! Ты подцепил роскошную мышку!

— Остудись! Я объясню тебе как-нибудь позднее.

Я быстро направился в путь, но чей-то голос произнес мое имя, и я повернулся, чтобы улыбнуться мисс Мугуэт. Сегодня утром она была очень шикарна, моя маленькая куропаточка — укротительница крупнокопытных хоботных. На ней была клетчатая юбка и черный полувер, из под которого здорово выпирала ее грудь.

— Вы направляетесь в город, Тони?

— Йес, мисс.

— Вы возьмете меня с собой?

Я удержался от того, чтобы нахмурить брови, так как это могло ее шокировать.

— Я очень хотел бы этого, моя крошка, но я должен повидать одну из моих теток, которая живет в монастыре, так что…

— Злюка! — бросила она.

Я не люблю таких, которые навязываются. Эта девочка, видимо, принадлежала к этой опасной категории.

— Я поведу вас погулять днем, — пообещал я.

Я уже собирался смыться, но около нас остановился «фиат-1500», набитый легавыми. Один тип, темный, как слива, с бархатным взглядом, выпрыгнул из машины.

— Куда вы идете? — спросил он меня по-итальянски.

— На рыбную ловлю, — ответил я по-французски.

Он поднял вверх правую бровь, что округлило его глаза.

— Да ведь мы знакомы! — закричал он.

Я сделал ему знак молчать, потому что здесь присутствовала мисс Мугуэт. Я тоже узнал прибывшего: это был комиссар Ферна-Брасса. Он отвел меня в сторону. Это очень удобное место, надо вам сказать!

— Сан-Антонио! — закричал он.

— Милый мой коллега, здесь я лишь служащий, — ответил я. — Но я думал, что вы в Риме.

— Я попросил перевести меня сюда, так как моя жена не выносит его.

— Счастлив это слышать.

— Но как это случилось, что вы?..

— Секретная служба, — прошептал я. — А вы проводите следствие по делу об убийстве сегодняшней ночью?

— Совершенно точно. А есть связь между ним и вашим делом?

— Я еще ничего не знаю. Но я, со своей стороны, суну вас в это дело.

Он помахал своим красивым пальчиком перед моим красивым носом.

— Вы просто сама скрытность! — пошутил Ферна-Брасса.

— Что вы! Если бы я знал что-нибудь, я бы вам сказал. Я даже не знаю личности убитого. Вы хорошо бы сделали, если бы осветили мой путь своим фонарем знаний.

— Наш фонарь светит только нам, — проворчал Ферна-Брасса. — Но я добрый. Убитый — это некто Джузеппе Фаролини. Он работал шофером у синьора Кабеллабурна, фабриканта, производящего электрические кофеварки.

— Грациасс, комиссар. Будем держать друг друга в курсе наших расследований. Не хотите ли пообедать вместе сегодня вечером?

— С удовольствием. Вы что, хотите вытянуть из меня все сведения относительно этого дела?

Он засмеялся, открыв рот так, что стали видны все его ослепительные зубы.

— Свидание в восемь часов у Квамода, в ресторане де ля Виа Расурелла.

После этого я покинул его.

Легкими шагами я направился к ближайшей автобусной остановке и сел в автобус, который за несколько монет довез меня до центра города. Проболтавшись некоторое время, я в конце концов нашел то, что искал: лавку, торгующую театральным реквизитом.

Лавка была темная и вонючая. Там распоряжался старик, которому надо было бы приделать к ногам колеса, чтобы он мог свободно двигаться — до такой степени он был жирный и неповоротливый.

Я ему наврал, что мне нужно идти на званый обед, и перерыл все его барахло, чтобы выудить то, что изменило бы мою приятную внешность.

Большие черепаховые очки с большими стеклами, каучуковые шарики для того, чтобы засунуть их в нос, — и вот я стал совершенно неузнаваемым. Арсен Люпен не смог бы сделать этого лучше. Я заплатил и быстренько смылся. Потом я зашел в почтовое отделение и стал листать телефонный справочник, чтобы узнать адрес синьора Кабеллабурна. Я легко нашел его потому, что он был напечатан как афиша, крупными буквами.

Фабрикант жил в районе Ризото, самом фешенебельном в Турине. Такси сверхбыстро доставило меня туда.

Отличная лачуга, дети мои!

Фасад весь из розового мрамора, подъезд в два раза импозантнее, чем в Фонтебло, а окна такие же большие, как в галерее Лафайетт.

Я появился в фальшивой бороде и больших фальшивых очках, и это совсем не придавало мне радости. Я также не был горд своим гримом. В нем я был немножко похож на господина, который ходит продавать овощеварки к маркизу Сен-Глингляни.

Слуга в ливрее открыл мне дверь. Он был худой, волосы на голове у него были совершенно белыми. Вид степенный. Можно было подумать, что его накрахмалили.

Он спросил меня, что мне угодно. Я ему ответил, что мне срочно нужно поговорить с синьором Кабеллабурна.

Тогда он сказал мне, что это трудно сделать, так как синьор находится в Соединенных Штатах Америки уже десятый день и вернется он не раньше конца месяца.

Так как я немного растерялся, слуга спросил, не из полиции ли я. Только такой старый раб, как он, может так хорошо распознать социальное положение парня. Несмотря на мой французский акцент, он унюхал, кто я такой, этот протиральщик ковров.

Я принял удивленный вид.

— Из полиции, мой боже! — воскликнул я. — Фатально! Прийти из-за убийства шофера в частный дворец и зацапать шикарную туринскую курочку! Ведь я думаю, мадам Кабеллабурна здесь, а?

Я изобразил на своем загримированном лице улыбку, способную растопить Монблан.

Он колебался.

— Синьора еще в своей комнате. Как о вас доложить?

— Вы ведь слышали о Сан-Антонио, не так ли? Вы ведь знаете, какое у него чутье? Скажите синьоре, что я пришел от ее друга Донато, — проговорил я с редким апломбом.

Он нахмурил брови еще больше, так, что они составили прямую линию. Потом указал мне на банкетку, покрытую шкурой пантеры, и исчез.

Я чувствовал, что побледнел до колен, мои дорогие. Вы представляете себе: проникнуть в частный дворец, да еще наврать одной из самых замечательных дам Пьемонта.

Время, казалось, текло бесконечно медленно. Наконец мой протиральщик ковров вернулся.

— Пожалуйста, следуйте за мной! — предложил он слегка смягчившимся голосом.

Вы понимаете всю важность происходящего, мои дорогие? Раз синьора соглашается принять неизвестного, который представился ей приятелем Донато, значит, она знакома с Донато. Интересно, скажу я вам.

Лакей подвел меня к лестнице из белого мрамора, по сравнению с которой лестница в опере казалась дешевкой.

Мы поднялись по ней и вошли в широкий коридор, устланный персидскими коврами. Стены были обтянуты белым бархатом с вышивкой из золота. Роскошь!

Мой ментор провел меня в будуар, в котором можно было делать все что угодно, но только не сердиться на бедность обстановки. Стены были покрыты шведской кожей. Кажется, в Италии это стоит дорого, так как привозить ее приходится издалека!

Мебель была английская, в стиле «регент». Я уселся в кресло и стал ждать дальнейших событий.

В воздухе веял тонкий аромат духов, и меня обволакивала успокаивающая теплота. На стенах висели картины Пикассо, Сагана и Бутони розового цвета.

Тяжелая, обитая железом дверь бесшумно отворилась, и ваш дружок Сан-Антонио совсем ошалел! Вы уж меня простите за выражение, дети мои.

Даже в Италии такого каждый день не увидишь.

Представьте себе особу лет тридцати пяти (на которые она не выглядела), сложенную как Венера в молодости. Эта куколка была блондинкой, вернее, ее волосы были белокуры белокуростью итальянок, у которых волосы не были темными, с большими черными глазами, длинными ресницами, с кожей цвета охры, с губами, созданными, чтобы говорить «ты», и длинными ногами американской кинозвезды.

Какое необыкновенное зрелище! На даме было белое шелковое дезабилье, схваченное на поясе золотым шнурком.

Когда она шла, ее одежда немного распахивалась, приоткрывая выше колен ее феноменальные ноги.

Она привыкла производить эффект. Я это понял потому, что она дала мне несколько секунд, чтобы я успел прийти в себя, прежде чем спросила голосом, который привел меня в неописуемое волнение:

— Кто вы такой?

— Мое имя вам ничего не скажет, — пролепетал этот бедный кретин Сан-Антонио.

— Это не основание для того, чтобы скрывать его от меня, — заметила восхитительная дама.

Разве тут не скажешь? Ошибки нет, я нахожусь в высшем свете. Мне нужно было надеть перчатки цвета свежесбитого масла шапокляк.

— Меня зовут Бенвенутто Челлини, — ответил я.

— И что вы хотите?

— Я пришел от Донато.

— Какого Донато?

— Того, который выступает в цирке, — ответил я и стал пунцовым.

Внезапно между глаз у меня появилась складка.

— Я не понимаю.

— Вы слышали о цирке Барнаби? — спросил я, очаровательно улыбаясь.

— У меня имеются большие основания для этого, потому что мой бедный шофер был заколот сегодня ночью именно возле этого бродячего балагана.

Я проглотил слова «бродячий балаган» и продолжал:

— Именно по поводу этой драмы я и пришел. Донато и его друг очень обеспокоены. Они сами не могут непосредственно войти с вами в контакт и поручили мне попросить вас прийти повидать их сегодня вечером после представления на пустыре за площадью.

Видимо, я начал слишком сильно.

Синьора открыла большие, как фонари, глаза.

— Но что вы мне тут рассказываете, месье! — воскликнула она с латинской живостью. — Я ничего не понимаю из того, что вы мне говорите! Я нахожу ваш визит просто подозрительным.

Вместо того чтобы протестовать, я подошел неслышными шагами к двери, в которую вошел, и резко распахнул ее.

Лакей, сидевший на корточках за дверью, влетел в комнату и растянулся на полу.

Я подобрал его вставные зубы и сунул их ему в руку.

— У тебя может случиться воспаление уха, дружок, так вот: нет ничего более предательского, чем замочная скважина. Если хочешь начать заниматься шпионажем, нужно сперва излечиться от астмы: твое дыхание слышно даже в Ватикане.

Очень сконфуженный, он ушел.

Синьора, которая присутствовала на этом спектакле, выдала мне улыбку, не лишенную беспокойства.

— А теперь, — сказала она, — может быть, вы объяснитесь?

Я пожал плечами.

— Что мне объяснять, синьора? Я только лишь повторил слова моего приятеля Донато. Это скромный человек, и он мне больше ничего не сказал.

Она покачала своей прекрасной золотой шевелюрой. Чем больше я смотрел на эту Офелию, друзья мои, тем больше мне хотелось провести с ней конец недели в укромной гостинице. У нее есть все, чтобы сгладить монотонность воскресенья.

— У меня есть желание сообщить о вас в полицию, — произнесла она, прямо глядя мне в глаза.

— Вам виднее, мадам, — не дрогнув проговорил я.

— Это все, что вы имеете мне сказать? — спросила она.

— По поручению Донато — да. Но со своей стороны я мог бы добавить несколько слов, если вы мне позволите.

— Я вас слушаю.

— Вы самая прекрасная женщина в Италии, синьора, — сказал я, страшно сожалея о том, что я так обезобразил свою прелестную внешность.

Она слегка вздрогнула от негодования.

Я сломался пополам в светском поклоне и вышел.

Лакей, стоящий в конце коридора, посмотрел на меня ледяным взглядом, но все же проводил меня до двери, держась на некотором расстоянии от меня.

Забавный домишко! Демарш, который я только что предпринял, — это просто идиотство с моей стороны. Ничто не доказывает, что мадам Кабеллабурна связана с Градос. Это просто фантазия моего разгоряченного мозга. Но потом я утешил себя мыслью, что, если она придет в назначенное место, я всегда смогу сделать небольшой сюрприз моему знаменитому коллеге, комиссару Ферна-Брасса. Ну что ж, поживем — увидим.

А пока надо, как говорится на юридическом языке, продолжать дело. Когда часы пробили восемь раз, я нашел Ферна-Брасса в ресторане. Он был здесь хорошо известен, и на него были устремлены все взоры.

— Итак, стрелок! — бросил он мне с акцентом, который я не собираюсь воспроизводить.

— Итак, большой шеф!

После того, как мы с легкостью поглотили по два «винано», мы заказали специальные деликатесы.

— Как ваше следствие? — спросил я.

— А ваше?

— О своем я сообщу завтра утром, так как ожидаю новостей еще сегодня. А как по вашему мнению, кто убил шофера?

— Если вы хотите знать мое личное мнение, то это сделал кто-то из служащих цирка, Сан-Антонио. За этим персоналом никто не следит. А разные преступники, бегущие от закона, нанимаются работать в цирки: это позволяет им переходить границу без особого риска. Я думаю, что это произошло так: шофер ждал свою подружку. Увидев его одного, да к тому же стоящего в тени, один из ваших бродяг решил его потрясти, а чтобы он не рыпался, воткнул ему нож в спину.

— А разве жертва была ограблена?

— Нет, что верно, то верно. Убийцу, несомненно, потревожили. По моему мнению, никто не стал бы так рисковать, не зная ради чего.

— А вы у всех проверили алиби? — небрежно спросил я.

— Да. Но это было не очень просто. Большинство артистов уже легли спать, во всяком случае они так утверждают, и по этой причине ничего не слышали.

— А вы их всех проверили?

— Да, всех.

— И все находились в своих фургонах?

Конец ознакомительного фрагмента.