Перед вами четвертый, последний том сборника, приуроченного издательством «Четыре» к 200-летию Фёдора Михайловича Достоевского. В трех предыдущих книгах приняли участие 152 писателя из регионов России, ближнего и дальнего зарубежья. Сборник уже начал свой путь, отправившись в магазины и библиотеки. Объединив прозу и поэзию современных писателей, он привлек внимание СМИ, а читатели уже присылают первые теплые отзывы. Причина популярности проекта, призывающего самому себе не лгать, заключена в том, что темы честности и прямодушия, размышления о собственной гражданской позиции с каждым днем становятся все более злободневными и насущными. Мы живем сегодня в противоречивое время, когда количество вопросов превышает число ответов. К тому же иллюзии и заблуждения порой легче и проще принимать за правду… А потому одна из важных целей писателей в любую эпоху – стремление побудить человека мыслить, рассуждать и искать в своей душе истину. Участники сборника призывают именно к этому.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Самому себе не лгите. Том 4 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Юрий Выборнов
Поэт, автор и исполнитель песен. Номинант Национальных литературных премий имени Сергея Есенина «Русь моя», «Поэт года», «Наследие», «Георгиевская лента», премии имени А. Грина в рамках конференции «РосКон-2020», премии имени Сергея Довлатова, премий «Большая книга» и «Национальный бестселлер». Участник Литературного конкурса «Классики и современники», Международного поэтического фестиваля «Дорога к храму», Национальной литературной премии «Золотое перо Руси», Международной литературной премии имени святых Петра и Февронии Муромских. Член Общероссийской общественной организации «Российский союз писателей», член Межрегиональной общественной организации «Интернациональный Союз писателей (Международный Союз писателей, поэтов, авторов-драматургов и журналистов».
Что толку
Что толку глаголить вполголоса?!
Уж лучше молчать… не чирикать!
А уж в зеркале зрея оболтуса,
Поверьте… не стоит и пикать!
Коль есть, что сказать, говорите!
Да не шушукайте там!
Речью внятной воздух встряхните!
Дайте волю вашим устам!
Дайте волю, но только учтите,
Что за слово ответ держать вам!
Коли правы, то смело гласите!
Коли нет, то в ряды к молчунам!
Что толку глаголить вполголоса?!
Уж лучше молчать… не чирикать!
А уж в зеркале зрея оболтуса,
Поверьте… не стоит и пикать!
По-доброму
По-доброму брошу насмешку в лицо,
усмехнусь, ротозеи романтики,
без гримасы и злобы, смакуя винцо,
смяв небрежно конфетные фантики.
Досадно, но ныне вас не хвалю,
прочь сорвите улыбочки, бантики,
откройте глаза и узрейте зарю…
не заменят мечты зимой ватники.
Не заменят мечты снедь и яств на столе,
не заменят и пары сапог,
не осветят в ночи, лишь ослепят во мгле
на колдобинах пыльных дорог.
Коль унизил насмешкой, зла не держи,
ротозей романтик-поэт,
тише-тише, погоди, не брюзжи,
держи к реализму билет.
По-доброму брошу насмешку в лицо,
усмехнусь, ротозеи романтики,
без гримасы и злобы, смакуя винцо,
смяв небрежно конфетные фантики.
Осенняя хандра
Ночь звездами таращит зенки,
ни жива ни мертва… тишина…
только шорохи где-то у стенки
и мышиная чья-то возня.
Лунный свет чрез окно вползает
и крадется, гад, не спеша,
схоже с тем, как к хлебной буханке
таракан ползет из угла.
Гложет червем сердце и душу
черная ночь октября,
главу обращает в баклушу,
рубит мысли без топора.
Вкусом терпким бессонница душит,
и в испарине лоб уж давно,
тело сковано, но утро обрушит
на хандру солнца свет и тепло.
Ночь звездами таращит зенки,
ни жива ни мертва… тишина…
только шорохи где-то у стенки
и мышиная чья-то возня.
Лунный свет чрез окно вползает
и крадется, гад, не спеша,
схоже с тем, как к хлебной буханке
таракан ползет из угла.
Не спорю
Взросли, утвердились, но очерствели,
сгорбились чувства, в потугах сгорели,
стремления, нравы, мечты оскудели,
не спорю… куда мне… вы преуспели.
Возвысились. Да. Добрались до цели.
Жаль, в благородстве слегка обмелели,
нет-нет, не зажрались и не ожирели,
не спорю… молчу… вы преуспели.
Желчью не брызжу… что побледнели
или отныне все же прозрели,
душу прошляпить давно уж успели,
молчу… куда мне… вы преуспели.
Взросли, утвердились, но очерствели,
сгорбились чувства, в потугах сгорели,
стремления, нравы, мечты оскудели,
не спорю… куда мне… вы преуспели.
Расправив крылья
Разум, расправив крылья,
мысль отправляет в полет,
полный карт-бланш, без усилья,
душа дает право на взлет.
Оставив житейскую прозу,
взмывает мысль в небеса,
ласточкой юркой порхает,
мудростью льет, как звезда.
Мудростью льет, озаряет,
вдохновенно, вольготно поет,
дерзновенно всю соль излагает,
нещадно догматы клюет.
Рдеет, горит и пылает,
гениально… но прерван полет,
околотки немедля взывают
увязнуть в пучине забот.
Разум, расправив крылья,
мысль отправляет в полет,
полный карт-бланш, без усилья,
душа дает право на взлет.
Годы
Годы юные мои
все живут еще в груди,
коли худо, согревают
памятные те деньки.
Что под горку, что на горку —
неразлучны вместе мы,
но в родимых закоулках
ярче все-таки они.
По родимым по задворкам
бродим мы и тут и там,
вспоминаем, как когда-то
все стремились к небесам,
восхищались, познавали,
прыгали по гаражам,
опосля, взяв подорожник,
к ссадинам — и нету ран.
Как же было интересно,
неформально и легко,
ныне все уже избито,
скучно, пресно и темно.
Нет былого изумленья,
нет восторга, и запал
отсырел в земном забеге,
былую искру потерял.
Годы юные мои
все живут еще в груди,
коли худо, согревают
памятные те деньки.
Что под горку, что на горку —
неразлучны вместе мы,
но в родимых закоулках
ярче все-таки они.
В молчании
В молчании стою я под всеобщий хохот,
в душе нет укоризн, из уст не слышен ропот,
а зубоскалы лаются под свой зловещий клекот,
но шумный гул толпы твой заглушает шепот.
Стой на своем! Будь твердым, как гранит!
Живи и поступай, как сердце говорит!
Живи, не забывай, что храбреца хранит
Бог, Вера и Удача, а труса не щадит!
Будь верен слову, коли дал, держи!
А честью больше жизни дорожи!
Открыто страху ты в глаза смотри!
Вперед иди, ползи, но не сходи с пути!
В молчании стою я под всеобщий хохот,
в душе нет укоризн, из уст не слышен ропот,
а зубоскалы лаются под свой зловещий клекот,
но шумный гул толпы твой заглушает шепот.
Под колпаком
Под колпаком у неба мы с пеленок,
под колпаком у чуткого Творца,
под колпаком мужчина и ребенок,
под колпаком цветущая Земля.
Мы смотрим ввысь под едким слоем пыли,
но ныне уж не видим небеса,
беспутство, алчность взор наш притупили,
затмила шушера чистейшие глаза.
Давно забыли, просто схоронили
черты заветные, дарованные нам,
грехи все, как и муки, отпустили,
со словом богохульным зайдя в храм.
Пусть буду я осужден, пусть презрен
за то, что дерзко отрекусь и погружусь я в муки,
раскаюсь духом, превращусь я в тлен,
но уходя, пожму Творцу все ж руки.
Под колпаком у неба мы с пеленок,
под колпаком у чуткого Творца,
под колпаком мужчина и ребенок,
под колпаком цветущая Земля.
В лицо
В лицо трудодню взором открытым
смотрю, не ропщу, что усталый, разбитый,
решительно силу сгребаю в кулак,
волю для вкуса — без нее ведь никак.
Сердце кровь гонит, качает насосом,
глотает взахлеб рот пылесосом
воздух рутины с частицами пыли,
реальность отлична от сказочной были.
Пускай утомлен, немного замучен,
но восхищен, что жизнью научен
честно, без лени трудиться всегда,
добросовестно, стойко, не ведать стыда.
В лицо трудодню взором открытым
смотрю, не ропщу, что усталый, разбитый,
решительно силу сгребаю в кулак,
волю для вкуса — без нее ведь никак.
Притворная улыбка
Притворная улыбка не сокроет взгляд,
взгляд полный грусти, муки и страданья,
не обернет движенья время вспять
и не простит пустые обещанья.
Но все же естество в притворстве этом есть,
есть искорка чуть тлеющей надежды
услышать радостную, стоящую весть,
забросить траур и сменить фасон одежды.
Вслед прошлому без злобы подмигнуть,
без злобы, без гримас, без сожаленья,
но не забыть себя все ж тоже упрекнуть
за все проступки без толики стесненья.
Притворная улыбка не сокроет взгляд,
взгляд полный грусти, муки и страданья,
не обернет движенья время вспять
и не простит пустые обещанья.
Как знать
Как знать, где подстелить соломки?!
Какая грусть! Ответа нет!
И тут и там головоломки
веревки вьют, туманят свет!
А глянь-ка сквозь все ж эту серость,
ишь, провиденье обретешь,
возможно, повстречаешь зрелость
и стариной еще тряхнешь.
Все гладко в жизни не бывает,
ухабы, рытвины в ней есть,
капканы, западни, арканы —
всего полно, что и не счесть.
Как знать, где подстелить соломки?!
Какая грусть! Ответа нет!
И тут и там головоломки
веревки вьют, туманят свет!
Тучи сердито толкутся
Тучи сердито толкутся
в небе осенне-седом,
волны отчаянно бьются,
им вторит раскатами гром.
Свищет, безумствует ветер,
унылую песнь выдает,
лишь тело, как гордый крейсер,
в пучину без страха идет.
Сердце колотит и бьется,
а с ним Человек заодно
за жизнь и свободу дерется,
достойно приветствуя дно.
Сыро, промозгло и зябко,
тускло, но все же светло,
дух светом играет ярко
всем бедам в жизни назло.
Тучи сердито толкутся
в небе осенне-седом,
волны отчаянно бьются,
им вторит раскатами гром.
Свищет, безумствует ветер,
унылую песнь выдает,
лишь тело, как гордый крейсер,
в пучину без страха идет.
Боюсь, что не хватит
Боюсь, что не хватит чернил
написать, о чем плачет душа,
да и колокол уж отзвонил,
расстаться пришла нам пора.
Мы с листом друг подле друга,
как и прежде, за старым столом,
а в руке моей жизни подруга —
ручка черная с острым пером.
Все скрипит, строчит, излагает,
чем томился, грезил и жил,
иногда, всплакнув, упрекает
кляксой жирной за то, что грешил.
Клякс немало поставила ручка,
слез немало она пролила,
опосля как всплакнув, закорючка
и от сердца все же слова.
Боюсь, что не хватит чернил
написать, о чем плачет душа,
да и колокол уж отзвонил,
расстаться пришла нам пора.
От пустословной уйду болтовни
От пустословной уйду болтовни
красноречиво-увесистой речью
спокойно, тактично, без беготни,
без нападок, что лупят картечью.
Жгучим не стану словом язвить,
ядовито шипеть, как змея,
буду открыто, остро гласить
громогласней, чем трель соловья.
Эхом аукнусь, все ж уходя,
растворюсь в заветной тиши,
нажитую мудрость с собой унося,
пустословье оставив вдали.
От пустословной уйду болтовни
красноречиво-увесистой речью
спокойно, тактично, без беготни,
без нападок, что лупят картечью.
В бесконечно-бескрайней рутине
В бесконечно-бескрайней рутине
невозвратно тону и покой
потерял я давно уж в пучине
дел насущных жизни земной.
Все заметней мгновения тают,
все быстрее мчатся года,
а заботы не отступают,
осаждают ордою меня.
Беспощадны ордынцев набеги,
атакуют ордынцы гурьбой,
истребляют мечтаний побеги,
плюют в душу скупой пустотой.
Но придет благодатное время,
сброшу гнет и осаду забот,
осушу до капли рутину —
и вольготно душою в полет.
В бесконечно-бескрайней рутине
невозвратно тону и покой
потерял я давно уж в пучине
дел насущных жизни земной.
В нужном месте в нужное время
В нужном месте в нужное время
пинок под зад, чтоб жизнь закипела,
отвесит судьба довольно умело,
бесцеремонно, увесисто, смело.
Отвесит разок, отвесит другой,
коли не понял, в клозет головой
макнет не единожды добро, с душой,
чтобы ясней доходило порой.
Макнет, но все же со знанием дела
дорогу к успеху проложит умело,
к цели заветной душу и тело
на крыльях домчит без потери всецело.
В нужном месте в нужное время
пинок под зад, чтоб жизнь закипела,
отвесит судьба довольно умело,
бесцеремонно, увесисто, смело.
Языку
Посол, оратор, глашатай,
а попросту — язык,
подвешен будь, но не болтай —
прошу тебя, старик.
Чего не знаешь, не мели,
в чужую речь не лезь
и ахинею не неси —
в ушах от ней лишь резь.
Украдкой молвить прекрати,
как и шушукать вслед,
коль надо, остротой рази,
достойный дав ответ.
Изречь мысль хочешь, говори,
откинув пафос, лесть,
но только, ух, не посрами
достоинство и честь.
Я замахнулся
Я замахнулся словом, словно палкой,
на злобу нравов нынешнего дня,
немного жаль, что молвил я украдкой,
еще вчера вполголоса шепча.
Мне жаль, что чествуют отныне
порочность, вознесли на пьедестал,
похабщина, цинизм витают в мире,
безнравственность и алчность — идеал.
Мне жаль, что шелуха затмила
все доброе и светлый блеск очей, [
но я надеюсь, что найдется сила,
ведь верю, как и прежде, я в людей.
Я замахнулся словом, словно палкой,
на злобу нравов нынешнего дня,
немного жаль, что молвил я украдкой,
еще вчера вполголоса шепча.
В родном глаголе
Редчают волосы в главе,
а думы ширятся все боле,
но чувство жалости к себе
отправлю я в родном глаголе.
Отправлю прочь, отправлю вдаль,
чтоб не мешало оно воле,
позорных чувств совсем не жаль,
не мил мне свет в их ореоле.
В черед становятся деньки,
а ночи в траурном узоре,
но все же смерти вопреки
я молвлю ей в родном глаголе.
Отправлю прочь, отправлю вдаль,
чтоб не мешала она воле,
позорных чувств совсем не жаль,
не мил мне свет в их ореоле.
Как скоро уж померкнет свет
да муза запоет в бемоле,
но, как и прежде, молвлю вслед,
отправлю я в родном глаголе.
Отправлю прочь, отправлю вдаль,
чтоб не мешала она воле,
позорных чувств совсем не жаль,
не мил мне свет в их ореоле.
Безмолвствую
Безмолвствую… Влечет закат…
Несет в заоблачные дали…
В оттенках теплых тонет взгляд…
Но нет и толики печали…
Льды сердца тают… Тишина…
Подлога нет, явь воскресает…
А на душе царит весна…
Поет восторженно, витает…
Всю жизнь в мгновении тонуть…
Красой природы восторгаться…
Быт позабыть… Легко вздохнуть…
Гореть в закате, наслаждаться…
Безмолвствую… Влечет закат…
Несет в заоблачные дали…
В оттенках теплых тонет взгляд…
Но нет и толики печали…
Не отрекаюсь
От самоволия не отрекаюсь,
инстинктам бой даю всегда
душой, рассудком жить стараюсь —
с природой у меня война.
Война суровая, война лихая,
удары все исподтишка,
но я их ловко отражаю —
быть крепостным мне не судьба.
Мне не судьба, мне не по нраву
во всем инстинктам потакать,
быть в услужении природы,
животным жить и умирать.
От самоволия не отрекаюсь,
инстинктам бой даю всегда
душой, рассудком жить стараюсь —
с природой у меня война.
Я волен
Я волен петь, шутить, смеяться,
любить всем сердцем и мечтать,
простым сюжетам удивляться
и время алчно расточать.
Я волен жить, я волен думать,
я волен мысли излагать,
что на бумаге, что на слове,
как и язык порой держать.
Я волен в выборе сюжета:
с кем пить, с кем есть, с кем танцевать,
но только за свободу эту
мне предстоит ответ держать.
Мне предстоит за все ответить,
возможно, даже горевать,
но только вас прошу заметить —
я волен жить и выбирать.
Отутюжьте
Отутюжьте, но не парьте
жизнь измятую мою,
заберите безнадегу
и тревогу, вас прошу,
приберите скорбь, усталость,
неуемную тоску,
чтоб душа открылась свету
и не канула во тьму.
Чтобы чинно, благородно,
чтоб хотелось и моглось,
чтоб с уверенностью ясной,
а не только на авось,
чтоб со знанием, уменьем,
а не вкривь, да и не вкось,
складно, ладно жизнь сложилась
да была бы белой кость.
Отогрейте, но не лейте
яд в сердечко вы мое,
только лишь прошу: успейте,
пока бьется все ж оно,
пока бьется и колотит,
как безумное стучит,
верит людям, верит чувствам,
но истошно уж кричит.
Чтобы чинно, благородно,
чтоб хотелось и моглось,
чтоб с уверенностью ясной,
а не только на авось,
чтоб со знанием, уменьем,
а не вкривь, да и не вкось,
чтоб сердечко бойко билось,
не селилась в нем бы злость.
Отбелите, не черните
думы грешные мои,
веру в Господа верните
и простите все грехи,
коли словом или делом
я кого-то попрекнул,
коли в шаге твердом, смелом
чрез кого-то я шагнул.
Чтобы чинно, благородно,
чтоб хотелось и моглось,
чтоб с уверенностью ясной,
а не только на авось,
чтоб со знанием, уменьем,
а не вкривь, да и не вкось,
чтоб жилось миролюбиво,
места бедам не нашлось.
Своя рубаха
Своя рубаха ближе к телу,
своя, своя, своя, своя,
но забывать о личной шкуре
порою нужно иногда!
Порою нужно встать на горло,
на цепь все ж эго посадить,
не сдуру, а всецело, полно
родное «я» на «мы» сменить.
Сменить не словом, сменить делом
и не остаться в стороне,
лицом вперед лишь в шаге смелом,
плечом к плечу, рука к руке!
Что, невдомек, о чем читаешь?
Иль захлебнулся смехом ты?
Жаль, в эгоизме утопаешь
и духа Братства нет в крови!
Своя рубаха ближе к телу,
своя, своя, своя, своя,
но забывать о личной шкуре
порою нужно иногда!
Два века
Два века я не жил, но от судьбы подарок,
не знаю все ж, за что, роскошный получил:
был вхож я в оба, причем без контрамарок,
но право по счетам исправно все ж платил.
Летели годы, минуты отбивали,
двадцатый канул где-то за спиной,
а двадцать первый принял эстафету,
вперед рванул, как быстрый метеор.
С собою прихватил меня попутно,
за руки, ноги в гущу уволок,
ту гущу, что зовут водоворотом
земных страстей, волнений и тревог.
Но я доволен и безмерно счастлив,
что довелось промчаться все же мне
одною жизнью, живой и настоящей,
по двум векам благодаря судьбе.
Два века я не жил, но от судьбы подарок,
не знаю все ж, за что, роскошный получил:
был вхож я в оба, причем без контрамарок,
но право по счетам исправно все ж платил.
Ты лети-лети, перо
Ты лети-лети, перо,
по бумаге далеко
и, скользя легко-легко,
ты пиши домой письмо.
Ты пиши моей любимой,
маменьке моей родимой,
другу детства и сестре,
брату, детям о судьбе.
Ты пиши, что все в порядке,
дни чудесны, ночи сладки,
беды где-то в стороне,
жив, здоров и на коне.
Ты пиши, что нет печали,
чтоб они спокойно спали
да меня не забывали
и с любовью дома ждали.
Ты пиши, что я скучаю,
часто их всех вспоминаю,
что они всегда при мне,
в моем сердце и душе.
Ты лети-лети, перо,
по бумаге далеко
и, скользя легко-легко,
ты пиши домой письмо.
О черт, ей-богу
О черт, ей-богу, мне бы знать,
что предстоит еще отведать,
успею стих ли дописать,
с прекрасной дамой отобедать.
Успею ли детей поднять,
увидеть внуков становленье,
и хватит сил ли устоять,
когда явится провиденье.
О черт, ей-богу, что молчать,
будь добр тихо мне поведать,
когда с тобою встречи ждать,
как долго по земле мне бегать.
Когда решишь меня прибрать,
ты не тяни, бери мгновенно,
не страшно мне ведь умирать,
привык я уходить почтенно.
О черт, ей-богу, что сказать,
чтоб от души, но не злословить,
чтоб кости не перемывать,
а сердце все же успокоить?
Тому, что быть, не миновать,
не избежать нам нашей встречи,
благодарю, что дал понять,
благую силу Божьей речи.
В осеннем пламени
В осеннем пламени аллеи октября,
листва горит и молча опадает,
упав на землю, меркнет не спеша,
прощается навек и догорает.
Прощается по-доброму, тепло
в своем ярчайше-огненном убранстве,
дождям, туманам и ветрам назло
играет красками отчаянно в пространстве.
Играет красками листва на посошок,
шуршит, милейшая, под шагом разлетаясь,
лишь к ночи угасает костерок,
очарованьем в темноте скрываясь.
В осеннем пламени аллеи октября,
листва горит и молча опадает,
упав на землю, меркнет не спеша,
прощается навек и догорает.
Вагон недомолвок
Недомолвок вагон в жизни каждого есть,
у кого-то с телегой — их просто не счесть,
там промолчал, сям позабыл,
дал слабину иль зло затаил.
Несказанных слов армада растет,
в души людские сеет налет,
молвить бы ныне, да вышел уж срок,
нет Человека, прибрал его Бог.
Все, Дорогой, прозвенел уж звонок,
хоть кричи, хоть зови, но поезд убег,
оставив в наследство достойный урок
из недомолвок, не сказанных в срок.
Недомолвок вагон в жизни каждого есть,
у кого-то с телегой — их просто не счесть,
там промолчал, сям позабыл,
дал слабину иль зло затаил.
В душе нет места
В душе нет места для толпы,
толпы вульгарной, оголтелой,
той, что летит вперед молвы,
молвы пустой, остервенелой.
Остервенелой, безымянной,
злословной, хладной и чужой,
чужой, бескровной, окаянной,
в союзе с глупостью людской.
В союзе с глупостью, безумьем,
безумьем нынешнего дня,
того, что блещет скудоумьем
рассудка, душу потесня.
В душе нет места для толпы,
толпы вульгарной, оголтелой,
той, что летит вперед молвы,
молвы пустой, остервенелой.
Ищу
Ищу слова, не нахожу,
ищу, перебирая чувства,
плутаю в них, я в них тону,
ищу изюминку искусства.
Ищу душой без укоризн,
сварливости и малодушья,
средь серости земных картин
ищу изюминку искусства.
Хожу-ищу, брожу-ищу
на грани яркого безумства,
но правильный все ж курс держу,
ищу изюминку искусства.
Ищу слова, не нахожу,
ищу, перебирая чувства,
плутаю в них, я в них тону,
ищу изюминку искусства.
Простите мне
Кто на распутье не стоял,
кто зло и благо не встречал,
кто близких в жизни не терял,
простите мне… таких не знал…
Кто совестью все торговал,
кто другу яд в бокал мешал,
кто улыбался, подставлял,
простите мне… не уважал…
Кто в жизни сам себя ковал,
кто спотыкался и вставал,
кто веровал, не предавал,
простите мне… им руку жал…
Кто нос до звезд не задирал,
кто видел явь среди зеркал,
кто понял жизнь и не стонал,
простите мне… всегда искал…
Простите мне… вы все простите…
но измениться только не просите,
в заоблачные выси не зовите,
вам говорю, простите мне, простите.
Почему?
Слеза остудит огонь глаз,
угасит искорки души,
добавит серости в пейзаж,
похитит солнечные дни,
затмит светило, чистый свет,
сиянье звезд и красоту,
сокроет на вопрос ответ,
вопрос извечный: «Почему?»
Вопрос извечный и больной,
давно живущий на Земле,
короткий, но весьма простой,
знакомый ей, тебе и мне.
Знакомый каждому из нас
не понаслышке от людей,
жизнь изменяющий на раз
с уходом близких и друзей.
С уходом близких, дорогих,
родных, любимых и детей,
как старых, так и молодых
в расцвете сил, во свете дней.
«В расцвете сил, но почему?»
Досель неведом все ж ответ,
не стыдно проронить слезу
и мир окрасить в серый цвет.
Слеза остудит огонь глаз,
угасит искорки души,
добавит серости в пейзаж,
похитит солнечные дни,
затмит светило, чистый свет,
сиянье звезд и красоту,
сокроет на вопрос ответ,
вопрос извечный: «Почему?»
Надежда, Вера и Мечты
Душой открытою всмотритесь
в сиянье звезд в ночной тиши,
от всех невзгод вы отрекитесь,
верните к жизни вновь мечты.
Пусть не тревожит тяжесть века
и духота земной поры,
пусть окрыляют Человека
Надежда, Вера и Мечты.
Пусть окрыляют и возносят
за грозы будней, до небес,
пусть без оглядки вас уносят,
рождают к жизни интерес.
Пусть нелегка, в пыли дорога,
но Бог даст сил ее пройти,
пусть будут крепче год от года
Надежда, Вера и Мечты.
Душой открытою всмотритесь
в сиянье звезд в ночной тиши,
от всех невзгод вы отрекитесь,
верните к жизни вновь мечты.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Самому себе не лгите. Том 4 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других