Дневник убийцы

Самина Шумякова (2024)

Истории совершенно разных, но чем-то неизменно похожих людей. Если вы хотите пощекотать себе нервы, окунуться в мир преступлений, поразмышлять, почему люди совершают те или иные злодеяния, чем они при этом руководствуются и что способствовало тому, что они такими стали, тогда вам точно сюда. Но будьте осторожны — вас могут преследовать ночные кошмары.

Меня зовут Кларк Фостер, и мне 12 лет…

Я родился в Майами, штат Флорида, в 1999 году. Мою мать зовут Брук Сунна. Мой двадцатилетний отец получил десять лет условно за насилие над моей мамой в обмен на клятву быть в моей жизни, но в итоге он нарушил свою клятву и полностью исчез из моей жизни.

Два года спустя мы с мамой попали в приемную семью, после того, как власти обнаружили, что в 4 часа утра я, будучи грязным и голым, шел по улице в 4 часа утра возле мотеля, где моя наркозависимая бабушка присматривала за мной. Она впоследствии была найдена далеко не в трезвом разуме.

В 2007 году, Департамент по делам детей и семьи расследовал сообщение о том, что старший двоюродный брат подвергал меня насилию. Чиновники отметили, что были и другие тревожные инциденты с моей стороны: убийство котенка, имитация полового акта со знакомыми, мастурбация в общественном месте.

Я научился подавлять свои чувства и однажды сказал психологу:

— Нужно засунуть чувства подальше и пережить это.

К октябрю 2010 года я и моя мать жили с ее новым мужем, когда я получил настолько серьезную травму глаза, что меня отправили в больницу, где провели обследование на предмет повреждение сетчатки.

Я рассказал полицейским, что меня ударил отчим. Когда полицейские пришли в нашу квартиру, они обнаружили отчима мертвым от огнестрельного ранения, которое он нанес себе сам.

Мы с семьей переехала на север, в Джексонвиль, и я поступил в среднюю школу, где учился на одни пятерки. Поселились же мы в унылом бежевом многоквартирном доме.

Допрос

Я сидел за столом в белой футболке. Возле меня находилась взрослая женщина с темными волосами. Нервничая, и проявляя открытое недоверие к незнакомому человеку, я спрятал руки под стол.

— Так, значит тебе 13 лет, — начала прокурор вести запись в блокнот.

— Мне 12, — поправил я ее.

— А, да, точно, двенадцать, — тут же поправилась Алекс Корван. — Хорошо. Я хочу объяснить тебе твои права, чтобы ты их понимал. Я зачитаю их тебе и объясню, что они значат, а ты мне скажешь, все ли ты понял. Ладно?

Я утвердительно кивнул головой, и тогда Корван начала заполнять протокол допроса.

— Какое сегодня число? — нарочито спросила она.

— Четырнадцатое, — ответил я.

— Уже пятнадцатое число, — словно вспомнив, поправила меня Алекс, весело посмеявшись, чтобы немного разрядить обстановку. — Было четырнадцатое, но уже пятнадцатое. И уже поздно, ух…

Записав число и мое имя, она начала объяснять мне мои права:

— Здесь написаны твои конституционные права, и я собираюсь зачитать их тебе, ладно?

Я снова утвердительно кивнул, и женщина продолжила:

— Здесь сказано, что конституция Соединенных Штатов гарантирует тебе следующие права: ты можешь не делать заявлений и ничего не говорить, Кларк. Ты понимаешь, что это значит?

— Не понимаю, — ответил я. — Нет.

— Это значит, что ты не обязан отвечать мне, когда я говорю с тобой, — объяснила мне прокурор. — И ты не обязан что-либо мне рассказывать, но ты можешь говорить. Просто ты не обязан. Ты понимаешь, что это значит?

— Угу, — неуверенно пробурчал я.

— Повторюсь, ты не обязан делать заявлений и говорить что-либо. То есть ты не обязан говорить со мной, но я бы хотела, чтобы ты говорил со мной. Но ты не обязан делать это. Ты понимаешь, что это значит? — повторила она свой вопрос.

— Угу, — уже гораздо уверенней ответил я.

— Хорошо, — продолжила Алекс. — Дальше говорится, что все сказанное тобой может быть использовано в суде. Понимаешь о чем речь?

— Неа, — ответил я.

— Это значит, что все сказанное тобой сегодня может упоминаться позже в суде. Ты понимаешь, что это значит? Да?

— Угу, — сказал я.

— Это да? — уточнила женщина.

— Угу, — повторил я снова.

— Мне нужен ответ «да», — настояла Корван.

— Да, — уже более четко сказал я.

— Дальше, — продолжила она. — У тебя есть право на консультацию адвоката до того, как ты сделаешь заявление или до любых вопросов, а также на присутствие адвоката во время допроса. Это значит, что ты можешь запросить адвоката, чтобы поговорить со мной, но ты не обязан этого делать. У тебя есть такое право и тебе полагается адвокат. Понимаешь, что это значит?

— Угу, — ответил, посмотрев на нее.

— Окей, дальше. Если адвокат тебе не по карману, его тебе может предоставить государство. Если ты захочешь. Это значит, что, так как тебе двенадцать, если у твоей мамы нет денег на адвоката, то тебе его предоставят бесплатно. Ты понимаешь, что это значит?

— Угу.

— Хорошо. В последнем говорится, что если ты отвечаешь на вопросы, то у тебя есть право перестать делать это в любой момент и проконсультироваться с адвокатом. Это значит, если ты говоришь со мной, ты можешь остановиться в любой момент и запросить адвоката. Ты понимаешь, что это значит?

— Угу, — повторился я.

— Хорошо, — сказала Алекс. — Я хотела все подробно объяснить, чтобы ты понял. Ладно?

— Угу.

— Поставь здесь подпись, что ты все понял, — она протянула мне лист с ручкой, и я поставил свою подпись. — У тебя хороший подчерк.

— Спасибо, — поблагодарил я ее.

— Мой сын этому учится, — улыбнулась женщина. — Тебе приходится в школе постоянно писать от руки?

— Да.

— Так, — теперь расписывалась Корван. — Думаю даже я не смогу так красиво это сделать, как ты. Безумие, — усмехнулась она. — Нужно постараться.

Закончив, Алекс отложила лист с ручкой и сказала:

— Я хочу еще раз поговорить с тобой. Хочу вернуться назад к некоторым моментам, о которых мы уже разговаривали. Я спрашивала тебя о маленьком Деймоне. Он Деймон или Дастин?

— Дастин, — ответил я.

— Дастин… Хорошо. Это твой младший брат, да?

— Угу.

— И ты говорил мне, что живешь с мамой, с двумя младшими братьями и младшей сестрой. Верно?

— Угу, — подтвердил я.

— А Дастин совсем ребенок. Ему 2 года, да? Знаешь, когда он родился?

— Нет, — ответил я.

— Не знаешь, когда у него день рождения?

— Вроде летом, но я не уверен.

— Хорошо, — проговорила прокурор. — Ему два, но, возможно, скоро будет три. Сегодня вечером ты был дома. Ты говорил, что в январе он пострадал, да?

— Угу, — сказал я.

— Дастин сломал ногу?

— Угу.

— А как он сломал ногу?

— Занимался йогой, — ответил я.

— Йогой? — переспросила женщина. — В какой комнате вы находились?

— В нашей… комнате.

— Окей. Она у вас общая на двоих?

— Нет, — ответил я, с досадой подумав о том, что мой младший брат словно особенный, раз спит с мамой. — Он всегда спит с мамой.

— Окей, значит, он спит с мамой. А ты, твой пятилетний брат и четырехлетняя сестра делите одну комнату?

— Угу, — сказал я.

— Итак: вы были в комнате и занимались йогой.

— Угу, — повторился я.

— Вы смотрели какое-то видео или что?

— Нет.

— А что именно произошло в тот январский день?

— Я закинул ему ноги за спину.

— Окей, — немного удивленно проговорила Алекс. — А как… Можешь показать мне? Наверное, ты не такой гибкий, но ты можешь показать, что ты сделал с его ногами?

— Как делают индусы, — ответил я.

— Как делают индусы? — уточнила Корван. — Ты закинул ему ноги за шею? Или как?

— На полу… за спину… сзади.

— А, значит что-то типа позы лука, — понятливо кивнула она. — Вроде как выгибаясь назад в индийском стиле?

— Угу.

Я чувствовал себя напряженно, словно меня осуждают. Но я ведь не хотел на самом деле причинить боль своему младшему брату или сломать ему ногу. Я просто пытался научить его йоге индусов.

— Никогда такого не видела. Это индусы так делают?

— Угу.

— Вы это увидели по ТВ?

— Нет.

— А где вы такое увидели?

— В книге. Я читал ее, когда был в Майами.

— Хорошо. Кто еще был в комнате, когда это произошло?

— Я и он.

— А где была мама? — уточнила женщина.

— Я думаю, она отводила моего брата в школу, — неуверенно ответил я.

— Хорошо, — она пометила информацию, а затем, расслабленно облокотившись на стол, спросила: — Так, а что случилось? Ты сделал это целенаправленно или…

Алекс недоговорила. Полицейский зашел в допросную и передал ей тряпичную куклу.

— О, вот, — взяв куклу в руки, воскликнула прокурор. — Она, конечно, не похожа на твоего брата, но… Ты можешь показать мне на кукле, как ты это делал? — она посадила куклу на стол и ноги куклы выпрямились. Женщина, продолжая придерживать куклу за спину, промолвила: — Он сидел вот так. Что ты сделал с его ногами, чтобы мы понимали, что произошло?

— Я сделал так, — взяв куклу в руки и перевернув так, что она оказалась лицом к столу, я выгнул ее верхнюю часть, а ноги удерживал на столе.

— Я поняла. Что ты делал еще с его ногами?

— Я сделал вот так, — я еще сильнее выгнул верхнюю часть туловища куклы в неестественную позу. — И все.

— Ты толкал их назад? — уточнила женщина.

— Угу, — подтвердил я.

— А ты их не выкручивал?

— В смысле? — не понял я.

— Ну, я не знаю. Я просто уточняю, что именно ты сделал. Покажи мне.

— Вот так, — я вновь сделал с куклой то, что делал до этого, демонстрируя на бездушной вещи то, что делал со своим братом.

— Ясно, — проговорила она. — А ты слышал треск или что-то подобное?

— Что вы имеете в виду? В смысле треск?

— Ну, вот, когда ты сломал ему ногу, ты слышал треск?

— Не думаю, — неуверенно ответил я.

Этот разговор давался мне довольно сложно. И не только морально, но и физически. Мне сложно было говорить, произносить слова. Так было всегда, но я правда старался.

— Ты слышал хруст? — тем временем гораздо понятней для меня спросила прокурор.

— Нет, — виновато ответил я. — Простите.

— А что произошло?

— Он начал плакать, и я остановился.

— Через сколько времени твоя мать пришла домой? — задала она следующий вопрос.

— Не знаю… Через несколько минут…

— И что ты ей сказал? — спросила женщина. — Ты рассказал, что случилось?

— Я не помню, какую историю придумал, — ответил я. — Не помню, что ей наплел.

— Что ты имеешь в виду? — уточнила прокурор.

— Я не говорил ей, что мы занимались йогой.

— Поняла, — промолвила Алекс. — А твой младший брат долго плакал, когда это случилось?

— Угу, — едва слышно ответил я.

— Наверное, ему было очень больно… Когда его отвезли к врачу?

— Я не знаю, — сказал я, скрестив руки на груди. — Думаю, в тот же день, но я не уверен.

— А кто-нибудь из департамента по делам семей и детей приходил поговорить с тобой?

— Приходили ли к моей маме? — уточнил я.

— Да, — ответила женщина.

— Угу, — подтвердил я.

— И что ты сказал им по поводу случившегося?

— Что он упал со шведской стенки.

— Это твоя мама так сказала?

— Угу.

— Так, значит, твоя мама велела тебе сказать им?

— Угу.

— А зачем придумывать такое? — полюбопытствовала Корван. — Почему ты не сказал им правду? Она боялась, что у тебя будут проблемы?

— Угу, — ответил я.

Я чувствовал немое осуждение со стороны прокурора, словно врать это плохо. Но я не понимаю, почему это плохо? Ведь мама врет, и нам позволяет это делать. Не ругает, не осуждает. Почему тогда эта тетя считает, что врать — это плохо?

— Так, — немного помолчав, словно что-то обдумывая, она, наконец, промолвила: — После случившегося, ему наложили гипс.

— Угу, — подтвердил я ее слова, хоть это и не было вопросом.

— И ему стало лучше? — спросила прокурор.

— Угу, — в очередной раз выдал я подтверждение.

— А сегодня вечером вы были вдвоем в комнате? Только ты и Дастин?

— Ну, да.

— Там были твои брат и сестра?

— Угу, — ответил я на автомате, но тут же поправился, сообразив суть вопроса: — Нет, думаю, были только мы вдвоем.

— Окей. Что произошло сегодня вечером? Потому что изначально ты сказал, что он упал с двухъярусной кровати, но это не правда, верно?

— Ага, — подтвердил я свою изначальную ложь, почесывая затылок и старательно пытаясь вспомнить подробности минувшего вечера.

— Расскажи мне, что на самом деле случилось сегодня вечером.

— Я сказал ему принести книги, — ответил я, вновь скрестил руки на груди.

— Что за книги?

— Те, что у нас на полке, — размыто ответил я, чувствуя стресс от данного разговора.

— Они большие или маленькие?

— Куча тонких книг.

— Окей… Он их куда-то нес?

— Угу.

— И он нормально ходил в гипсе?

— Он немного хромал, но ходил нормально.

— И у него в руках были книги, — задумчиво констатировала она. — И что потом произошло?

— Они упали на него, — ответил я.

— Они упали на него, пока он их нес?

— Да. Они упали ему на голову.

— А как они могли упасть, если они были в руках? — недоумевала прокурор.

— Он нес их вот так, — я поднял руки над головой, изображая, что держит книги. — Потому что он не знает, как это правильно делать.

— Что еще произошло?

— Они выпали и упали прямо на него.

— Окей, но случилось что-то еще. Как книги упали? — уточнила женщина.

— Ему на голову и на лицо, — ответил я.

— Окей, — женщина взяла в руки куклу и, дотронувшись до левой части лица куклы, промолвила: — Вот на этой части головы у него сильные кровоподтеки и отёчность. И его нос тоже сильно опух. Так что сегодня вечером произошло что-то еще, кроме падения книг. Расскажи мне, что случилось?

— После этого меня больше не было с ним рядом, — уверенным голосом ответил я.

— Хорошо, значит, — женщина немного помолчала, обдумывая, как бы правильнее задать вопрос. — Он не падал с кровати?

— Нет, — ответил я.

— Значит, он не ударялся головой о кровать?

— Нет, — повторил я.

— А ты, — прокурор пыталась подобрать слова, чтобы озвучить свой вопрос, как можно мягче. — Ты делал с ним что-то, чтобы он ударился головой?

— Вы о чем? — немного разволновался я. — Толкал ли я его?

— Да, — подтвердила Алекс. — Ты толкал его сегодня?

— На кровать?

— Нет. Ты делал что-то с его головой сегодня?

— Мы просто переносили книги, и они упали на него, — повторил я свой предыдущий ответ.

— Да, — ответила Корван, подтверждая, что помнит мой ответ. — А что еще?

— Потом я забрал у него книги, и он пошел спать.

— Эти травмы на его голове появились не из-за одних лишь книг, — попыталась она объяснить мне. — Поэтому нам нужно знать всю историю, — но я продолжал упорно молчать. Тогда женщина промолвила: — Книги не могут так искалечить, понимаешь?

— Угу, — промычал я.

— Это не правда, Кларк, верно? — от ее давления мне хотелось закрыться в себе. Я боялся. Страх сковал меня. — Все нормально. Просто мне нужно знать правду, — попыталась она успокоить меня. — Точно так же, как ты мне сказал правду насчет января. И ты неплохо справляешься. Я знаю, что тебе сложно, и ты сам говорил, что правду говорить сложнее, но, правда — это хорошо, верно?

Я в ответ лишь молча кивнул головой.

— И нам необходимо ее узнать, — продолжила женщина. — Просто расскажи мне немного больше о том, что произошло сегодня вечером, и мы закончим. Но мне нужно точно знать правду о случившемся, хорошо? — после затянувшегося молчания, так и не получив ответа в очередной раз, прокурор задала вопрос: — Что конкретно произошло с Дастином сегодня вечером? Ты что-то наделал?

— Мы просто переносили книги, — продолжал настаивать я.

— Хорошо, но что-то еще произошло, — легонько надавливала морально на меня прокурор. — Потому я знаю, что до этого ты говорил другим офицером, что он поднимался по лестнице двухъярусной кровати и упал, но это не правда, верно? Вероятно, как и то, что он нес книги, они упали ему на голову, и он пошел спать. Это, вероятно, тоже не правда, да? — не получив ответа, она спросила: — Это правда, Кларк?

— Угу, — тут же ответил я.

— Я так не думаю, малыш, — мягко промолвила Корван. — Я знаю, что это не правда. У него очень сильная травма головы. Если бы ты рассказал мне, откуда они у него, ему бы это очень помогло, и нам тоже. И тогда мы все узнаем правду, а тебе не придется больше скрывать это, потому что ты сам расскажешь. Так что сегодня произошло? Давай сначала, — она увидела страх и замкнутость в моих глазах, и успокаивающе сказала: — Все нормально. Я не злюсь на тебя, ничего такого. Просто мне нужно знать правду. Тебе не нужно бояться, что дверь открыта, — женщина все еще держала игрушечную куклу в руках. — Здесь сидим только ты и я. Здесь нечего бояться. Так что именно сегодня случилось с Дастином?

— Я дал ему нести книги, — продолжал я стоять на своем. — И это все. Мне больше нечего добавить.

— Твоя мама скажет мне то же самое? — ответа не последовало. — Она не скажет мне этого, верно?

— Я не знаю, — ответил я.

— Кларк, я спрошу тебя еще раз, потому что я хочу всем сказать, что ты сказал мне правду, ладно? — попыталась приободрить его Алекс. — Так что сегодня случилось с Дастином?

— Я все рассказал, — упрямо ответил я.

— С ним случилось не это, — промолвила прокурор, давая понять, что она не блефует и действительно ей известна правда.

Некоторое время в комнате стояла тишина. Прокурор продолжала смотреть на меня, ожидая ответа, а я тем временем отводил взгляд и молчал.

— Сделай глубокий вдох, — сказала мне женщина, заметив, что я нервничаю. — Пора быть честным, и все будет в порядке.

Она положила куклу на стол, тогда как я лишь устало зевнул, продолжая упорно молчать.

— Ты должен быть честным с собой, — продолжала тем временем Корван. Она положила руку на куклу, и сказала, имея в виду моего младшего брата. — Ты должен быть честным ради него, потому что Дастину сейчас не очень хорошо. Понимаешь? И он заслуживает этой правды, потому что я выйду отсюда и буду спрашивать твою маму, но я не думаю, что твоя мать расскажет мне то же самое. И я не думаю, что твои брат и сестра расскажут мне то же самое. Так что я дам тебе возможность рассказать мне все. Просто сделай глубокий вдох и расскажи мне, когда вы с Дастином были сегодня вечером в его комнате, что произошло? — и снова молчание. — Скажешь мне? — женщина видела, что я хочу рассказать, но боюсь и не делаю этого. Тогда Алекс решила меня подтолкнуть к решительным действиям, сказав: — Ты можешь сказать мне. Давай.

Молчание продолжалось, но прокурор не сдавалась.

— Ты толкнул его? — спросила она.

— Нет, — тут же ответил я.

— А что случилось? — и снова воцарилась тишина. — Ты его повалил?

— В смысле «повалил»? — не понял я.

— Повалил на пол, — объяснила прокурор.

— Нет, — отрицательно покачал я головой.

— А что случилось? — вновь она задала свой предыдущий вопрос.

— Я не валил его, — вместо прямого ответа на вопрос, промолвил я.

— Просто расскажи мне, что произошло с Дастином, — в очередной раз попросила меня женщина. — Расскажи правду. Так тебе больше не придется врать. Ведь если ты расскажешь правду, то больше рассказывать будет нечего. Зла ли я на тебя за вранье? — с предположением спросила она, и тут же ответила: — Нет. Просто скажи мне, что именно произошло. Что случилось, малыш? Чего ты боишься? Ты боишься рассказать мне, — уверенно промолвила Алекс. — Я знаю. Я вижу это.

Я продолжал молчать и отрицательно качать головой, отрицая ее последние слова. Тогда прокурор спросила:

— Твоя мама что-то сделала с Дастином?

— Нет, — тут же ответил я.

— Но ты сделал, — не спросила, а утвердительно припечатала женщина.

— Угу, — ответил я, подтверждая ее слова.

— Хорошо, — одобрительно улыбнулась прокурор на мою маленькую правду. — Видишь? Ты уже у цели. Все хорошо, просто скажи мне. Так что ты сделал сегодня с Дастином? Расскажи, что произошло, — снова тишина, но в этот раз я инстинктивно потянулся к женщине, желая рассказать свою версию по секрету, но так, чтобы никто не услышал. Тогда она успокаивающе сказала: — Все нормально, ты у цели. Что произошло? Лучше расскажи ты, чем твоя мама. Расскажи мне правду. Ты взрослый мальчик, ты можешь сказать правду, — продолжала она подбадривать меня. — Потому что ты уже начал мне рассказывать правду. И ты признал, что соврал мне о том, что Дастин упал с кровати. Я ценю то, что ты хочешь быть честен. Тебе плохо из-за случившегося? Поэтому так сложно все рассказать?

— Да, — ответил я.

— Я тебя понимаю. И я понимаю, почему тебе тяжело поделиться этим, но если мы поступаем не правильно, Кларк, и нам из-за этого плохо, то мы должны рассказать об этом правду, понимаешь?

— Понимаю, — ответил я.

— Тогда расскажи мне, что сегодня произошло. Ты чем-то бил его по голове?

— Нет.

— А что случилось? Что произошло с его головой?

— Я толкнул его на книжный шкаф, — признался я.

— Где этот книжный шкаф?

— Напротив комнаты моей сестры.

— Как ты толкнул Дастина? — я промолчал, тогда прокурор задала другой вопрос: — А что он сделал, что ты решил толкнуть его?

— Ничего, — ответил я.

— Ты толкнул его, потому что из-за чего-то разозлился? — предположила она.

— Да, — подтвердил я.

— На что ты разозлился? — шепотом спросила детектив, располагая беседу к более секретной обстановке.

— На то, что мой отчим сделал со мной, — тем же шепотом ответил я.

— А почему ты сегодня разозлился из-за этого?

— Потому что я думал об этом.

— Но зачем ты сорвался на младшего брата? — все еще пыталась понять ход моих мыслей женщина. — Есть причина, почему именно он?

— Нет, — ответил я, прислонившись спиной к стене.

— Просто потому что он был под рукой?

— Да.

— Сколько раз ты толкнул его на книжный шкаф?

— Два раза.

— Как думаешь, ты сильно его толкнул?

— Угу.

— В это время ты ему говорил что-то?

— Нет.

— Сколько в книжном шкафу полок?

— Две. Он стоял на полу.

— Об какую из полок он ударился?

— Об первую.

— Можешь показать на кукле, как ты его толкал? — попросила прокурор.

— Головой, — я наклонил голову куклы вперед, когда та все еще находилась в руках у прокурора. — Я толкнул его рукой.

— Ты держал его рукой и толкал в шкаф?

— Угу.

— Он плакал или…

— Да, он плакал, — перебив, ответил я.

— Он потерял сознание или пошел спать?

— После того как я толкнул его дважды, он уснул.

— Это все, что происходило сегодня вечером?

— Угу.

— А почему кровь по всей комнате?

— Потому что я тащил его в кровать. Я перенес его.

— А откуда у него шла кровь?

— Изо рта. Только изо рта.

— Как долго он был в таком состоянии, пока ты не рассказал маме?

— Я сразу рассказал, но не говорил, что именно случилось. Не говорил, что у него кровь изо рта.

— Что ты сказал ей?

— Что он ударился о лестницу нашей двуярусной кровати, — я виновато опустил взгляд.

— Она поверила тебе?

— Да.

— Малыш, то есть ты так разозлился из-за мыслей о своем отчиме? — с сочувствием спросила Алекс.

— Угу, — расстроенным голосом ответил я.

— Было что-то еще, из-за чего ты был зол на брата?

— Я не был зол на него, — мгновенно ответил я.

— Просто разозлился в целом?

— Угу.

— А где была твоя мама, когда все это произошло?

— Она отвозила моего брата в школу.

— Но это случилось сегодня вечером, — начала объяснять прокурор. — Она не могла отвозить твоего брата в школу, потому что было слишком поздно. Но ее не было дома, когда все это произошло?

— Нет.

— А она часто заставляет тебя присматривать за своими братьями и сестрами?

— Угу, но не когда она дома.

— А где сегодня вечером был твой другой брат?

— С мамой.

— Значит, дома был только ты и Дастин?

— Нет, была еще моя сестра.

— Получается, твоя сестра была в гостиной, а ты с Дастином в спальне?

— Угу.

— Ты звонил маме, когда это произошло? — задала следующий вопрос Алекс. — Или ждал пока она придет?

— Нет, — ответил я. — Я рассказал сразу, как только осознал, что я натворил.

— Ты осознал, что навредил ему?

— Да.

— После того, как ты его ударил дважды головой о полку, он сразу…

— Он упал и не двигался, — перебив женщину, ответил я.

— Он дышал? — я утвердительно кивнул. — И ты поднял его?

— Я поднял его, — я положил куклу себе на плечо, демонстрируя, как нес своего младшего брата. — И отнес в кровать.

— Что ты делал после того, как положил его в кровать?

— Я подумал о том, что натворил и позвонил маме.

— И как скоро она приехала домой?

— Через несколько минут.

— Что она делала после того, как пришла домой?

— Она помыла его и отвезла в больницу. И переодела его в чистую одежду. Ну, я так думаю. Я не видел его после этого.

— А она плакала? — тихо спросила женщина.

— Угу, — утвердительно покачал я головой.

— До того, как поехать в больницу, она искала что-то в компьютере?

— Нет, — ответил я. — Она делала это с телефона, а не с компьютера.

— Ты не знаешь, что она искала?

— Нет… Может больницы поблизости.

— Через сколько времени ты ей позвонил?

— Где-то спустя 8 минут после того, как уложил его в кровать.

После этого детектив спрашивала о телефоне, с которого я звонил своей маме. Так она узнала, что это был его телефон — черный в синем чехле.

— Как ты себя сейчас чувствуешь? — заинтересованно спросила женщина.

— Довольно плохо, — честно ответил я, вздохнув.

— Ты часто причинял боль брату, когда злился?

— Нет, обычно я его не трогал. Мои братья и сестры всегда меня успокаивают, и моя мать. Они всегда рядом.

— Ты был зол на него, когда делал ту индийскую позу?

— Я не был зол на него, — практически перебил он я. — Я не знал, что в той позе можно сломать ногу. Индусы же как-то это делают. Я не знал, что его кости сломаются, — продолжал я, пытаясь оправдаться. — Я же тоже делал эту позу, и мои кости не сломались.

— И у тебя получилось? — удивленно спросила женщина. — Ты смог?

— Нет, — сокрушенно покачал я головой.

Пока детектив вышла, я перестал окончательно сдерживать свои эмоции и закрылся руками, расплакавшись.

Спустя некоторое время женщина вернулась, но уже без бумажек, только с куклой в руках.

— И так, я поговорила с врачами, они попросили, чтобы я у тебя спросила, случилось ли еще что-то, кроме того, что ты мне уже рассказал? — начала она. — Потому что они нашли еще другие ушибы на его теле.

— Кроме его лица было еще что-то? — почесав затылок, спросил я.

— Да, — ответила Алекс. — Они хотят понять, чем еще могут ему помочь.

— Я не знаю, — отрицательно покачал я головой. — Я ударил его только лицом. Я не трогал его живот или еще что. Я просто сильно толкнул его дважды.

— А почему ты положил его в кровать?

— Потому что он спал, — ответил я очевидное. — Когда я его толкал, я думал только о себе. Лишь после, когда я все осознал, мне стало очень плохо от того, что я натворил.

— Из-за чего тебе было плохо?

— Из-за того, что я не знал, что будет с ним, — я кивнул на куклу, подразумевая своего брата. — Я не волновался о себе.

— В какой-то момент волновался, раз решил врать, верно?

— Ну, я немного переживал.

Немного поговорив на отвлеченные темы, по типу, больше ли платят, если работают ночью люди, ведь они жертвуют своим сном, я неожиданно спросил:

— А Дастин уже проснулся?

Я искренне волновался за своего брата и действительно надеялся, что все будет хорошо. Ведь у меня не было и в мыслях убивать Дастина. Я всего лишь хотел выместить на ком-нибудь свой накопившийся гнев. Просто хотел причинить кому-нибудь боль, выплеснуть свои негативные эмоции. Но не убивать!

— Он все еще спит, — ответила Алекс.

— А доктор говорит, что все будет хорошо? — с надеждой спросил я.

— Врачи надеются, что он проснется.

— Если он не проснется, — с трудом начал я. Мне не хотелось верить, что мой брат не проснется. — Это значит, что он не выживет?

— Да, — женщина сочувствующе посмотрела на меня.

— Его глаза были одновременно закрыты и открыты, — вспоминал я. — Он смотрел будто сквозь меня, не моргая. Так что он и спал, и не спал одновременно. Не знаю, почему так. Просто если бы он спал, то глаза были бы закрыты, а если не спал, то открыты. А было и то и другое.

— Такое случается, когда люди получают подобные травмы, — объяснила она мне. — Они теряют сознание, и иногда выглядит так, словно они смотрят на тебя, но они ничего не помнят. Я видела его в больнице. Он и сейчас так выглядит.

— А как врачи смогут разбудить его? — едва сдерживая слезы, спросил я. — Ему лучше бы поскорее проснуться.

— Я не знаю, смогут ли они его разбудить, если честно. Не знаю, проснется ли он. Понимаешь о чем я?

— Да. Ведь у него слишком маленькое сердце.

— Слишком маленькое? — не поняла прокурор.

— Слабое сердце. Оно может остановиться.

— Почему у него слабое сердце? — поинтересовалась женщина.

— Потому что оно маленькое, — просто ответил я, все еще не теряя надежды. — Может, он просто спит с открытыми глазами? Но он никогда так раньше не делал.

— Так ты понял, что ему плохо?

— Да, ведь он никогда так не делал, — я повторился. — Я видел, как так делал мой кузен. Он часто так делал, но Дастин такого никогда не делал. Поэтому я волнуюсь. Он сейчас страдает. Его сердце может остановиться.

— У него начался оттек мозга, — с трудом проговаривая слова, сочувствующе промолвила женщина.

— Он стал больше или меньше?

— Больше.

Итог

В январе 2011 года я случайно сломал ногу своему младшему двухлетнему брату Дастину. А спустя несколько недель, когда мой брат все еще находился в гипсе после перелома ноги, я, разозлившись, несколько раз ударил его головой об книжный шкаф, в результате чего у него был проломлен череп, обнаружен синяк под левым глазом и случилось кровоизлияние в мозг, как мне сообщили позднее.

Моя мать, которой на тот момент было двадцать пять лет, призналась следователям, что оставила меня, Дастина и других своих детей дома одних. Вернувшись, она нашла Дастина без сознания, но в больницу мама его не повезла. Вместо этого она искала в интернете способы исправить ситуацию, используя такие поисковые запросы, как «кома», «сотрясение мозга». Мама прикладывала лед к лицу Дастина в надежде привести его в чувства, но при этом делала перерывы между попытками помочь моему младшему брату, и быстро утомившись, просто сидела в интернете, проверяя свою электронную почту, сайты со сплетнями и все в таком духе.

Спустя несколько часов, когда Дастин не очнулся, мама все-таки позвонила в службу спасения. Дастин тут же был доставлен в больницу, но вскоре, к сожалению, скончался. Официальная причина смерти — тупая травма головы.

Судмедэксперт сказал, что Дастин мог бы выжить, если бы наша мать раньше отвезла его в больницу из-за травмы головы, и ей было предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах. В марте она признала себя виновной и может получить 30 лет тюремного заключения.

Мне же было предъявлено обвинение в убийстве первой степени. Ещё одно обвинение в уголовном преступлении было выдвинуто после того, как мой пятилетний сводный брат рассказал психиатру, что я когда-то совершил с ним сексуальное насилие.

Я открыто рассказал следователям и психологам о своих преступлениях и своей жизни; подробности изложены в различных судебных документах.

«Кларк отрицал какие-либо планы или намерения убить своего брата, — написал один из врачей. — Он, казалось, довольно неохотно обсуждал, что вызвало его гнев».

Обвинение мне предъявили как совершеннолетнему, и в итоге я являюсь самым молодым заключённым, ожидающим суда в округе Дюваль.

Основываясь на результатах психологической экспертизы, прокуратура утверждает, что я представляю значительную угрозу насилия, именно поэтому я был задержан и обвинён в двух тяжких преступлениях.