Анна и волки

Салма Кальк, 2017

Анна живет в старом замке с отцом, мачехой и бабушкой. Она знает, что родные рано или поздно должны найти ей жениха, но пока не задумывается о том, кто же это будет. Ровно до тех пор, пока сама жизнь не решает этот вопрос стремительно и точно. Но что Анне делать с этим решением? Плыть по течению, не выходить из воли старших в семье или пытаться устроить свою жизнь самостоятельно?

И с той стороны, где закат пламенел,

Шёл путник дорогой в соседний удел,

И песню о странствиях дальних он пел…

— О судьба, сколь извилист твой путь!

И голос услышал, что дивно звенел,

Что вдаль над рекою и лесом летел,

Что звал за собою вперёд, прочь от дел…

— О, позволь мне в пути отдохнуть.

(песня бродячего менестреля)

Плясать вы не пойдёте со мной, со мной, со мной,

И вашею не буду я женой!

(бессмертная классика)

Солнце клонилось к закату, ещё немного, и скроется за верхушками Волчьего леса, за Воронью горку, канет в Змеиное болото. Вот-вот туман с реки укроет замок Ривертор, а потом и луна обольёт своим серебряным светом его башни. В последних солнечных лучах Анна вывела золочёную иглу на изнанку и закрепила нитку. Очередная жемчужина угнездилась на сером сукне, как будто тут всегда и была.

Ещё пара-тройка дней, и она завершит работу, к приезду мужа из столицы сможет надеть красивое новое платье.

«Новое платье на старый лад», — мысленно усмехнулась она.

Да-да, в основных тканях и в деталях отделки наряд повторял другой, который она сшила себе перед помолвкой — давно, уже более двадцати лет назад. Она тогда была юна и стройна, и в рыжих косах не было седины, и глаза смотрели на мир радостно и восторженно. Она шила платье к возвращению отца, а отец торопился прибыть домой к рождению наследника…

1. О родственных и семейных узах и о шитье платья в стеснённых обстоятельствах

Юная Анна никогда не задумывалась, почему у неё нет братьев. Две старшие сестры — есть, и ей их более чем достаточно. Как принимать гостей — так Джейн или Фрэнсис, а как зажигать свечи в коридорах — так Анна! Да-да, Джейн умная, Фрэнсис красивая, Анна младшая. Просто Анна, которую можно попросить ну хоть о чём. Нет, в доме есть прислуга, всё-таки она дочь лорда, но бабушка, старая леди Анна, в честь которой её назвали, не уставала повторять: хозяйка должна уметь проследить за любой работой в поместье, а значит, должна уметь выполнять её сама. Бабушке и захочешь — не возразишь, поэтому пойдёшь и сделаешь. Может быть, и вправду в жизни пригодится?

Шить Анна любила больше, чем заниматься хозяйством. Её даже сёстры, бывало, просили вышить новый интересный узор или расшить лиф и юбку блестящими бусинами. Она и свадебное платье для Джейн вышивала, и крестильную рубашку для её новорождённой дочки. И очень хотела уже что-то сделать для себя тоже. Но — отец был небогат.

Земли приносили очень мало дохода, замок нуждался в ремонте. И на детей одни только расходы! Сначала нужно было выдать замуж старших сестёр, вот их и одевали. Анна носила переделанные вещи покойной матери либо что-то, остававшееся от старших. Разве что сорочки у неё были собственные, украшенные самой тонкой вышивкой, на какую были способны её искусные руки.

Отец Анны, лорд Генри, очень печалился, что у него три дочери и ни одного сына. Очень уж хотелось ему передать земли сыну и наследнику, а не мужу дочери, как происходило в семье последние лет сто. Хотя сам он пришёл в семью как раз мужем прекрасной рыжеволосой леди Элизабет, единственной дочери и наследницы своего отца. Трёх дочерей родила она мужу, а сын умер, не прожив на белом свете и трёх дней. Ещё двух младенцев она не доносила до срока, и девушки-служанки шептались, что это тоже были мальчики. Девочки выживали, мальчики — нет. И бабушка, рассказывали, всегда многословно благодарила Господа, если рождалась девочка.

Но отец-то хотел сына!

И когда леди Элизабет после очередного выкидыша так и не встала с постели, он в сердцах высказал ей, что от неё, мол, нет никакого толку, она не дала ему наследника и пусть помирает, она ему больше не нужна. Тогда леди, рассказывали, собралась с силами и вежливо, но непреклонно сообщила лорду Генри, что, несмотря на неплохое происхождение, он был взят в семью без гроша за душой и только благодаря удачному браку все эти годы был не приживальщиком у более удачливых товарищей, а хозяином замка и земель. И если он об этом забыл, то ни к чему хорошему его это не приведёт. Сказала так и испустила дух.

Анне было тогда десять лет, сёстрам — тринадцать и пятнадцать.

Отец очень быстро женился снова. Леди Кэтрин была миловидна, бессловесна и никогда не перечила мужу. И детьми его нисколько не интересовалась. Но, прослышав о случившемся, в замок явилась мать леди Элизабет и сказала, что она намеревается здесь жить и лично приглядывать за внучками. Леди Анна-старшая к тому времени давно вдовела вторично, на ней были дела земель покойного супруга, но она заявила, что девочки важней. И рьяно взялась за устройство их жизни.

Джейн вышла замуж, потом Фрэнсис вышла замуж. Пока обе они жили у своих мужей, но все знали, что Джейн — наследница, вместе со своим мужем Уильямом. А отец всё надеялся породить сына.

Леди Кэтрин была слаба здоровьем и никак не могла зачать ребёнка. Лорд Генри то робко надеялся, то ненавидел супругу; и только спустя пять долгих лет ей удалось забеременеть. Конечно, он был уверен, что ожидается мальчик. Супруга вынашивала ребёнка в поместье, а он отправился в столицу — ко двору за последними новостями. Обещал вернуться к уборке урожая, застрял до Дня Всех Святых.

Но ожидание сына сделало его более внимательным и к младшей дочери — он вдруг осознал, что Анне уже шестнадцать, семнадцатый пошёл, её тоже необходимо выдавать замуж, а она до сих пор не просватана! Бабушка зудела ему над ухом — мол, Анну необходимо просватать как можно раньше! И не просто просватать, а чтобы она сама очень хотела выйти замуж именно за того мужчину, который стал её женихом, а не за кого-нибудь другого. Отец отмахнулся и сказал — кого найдём, за того и пойдёт, как миленькая. Бабушка запиралась с ним в комнате и что-то ему доказывала, но, видимо, не доказала ничего.

И две недели назад от лорда Генри прибыл гонец с письмом — пусть Анна готовится к помолвке, он обо всём договорился. Её, Анны, руки попросил для себя его старый друг Уолтер, он приедет к ним и они обручатся с Анной.

Бабушка пришла в ярость, услышав об этом решении. Но не смогла толком объяснить Анне, почему. Сказала — она ещё мала и ничего не понимает. И всё удивлялась, что Генри-то взрослый, а так глуп!

Анна, честно говоря, не слишком задумывалась о замужестве. Знала, что это когда-нибудь произойдёт, слышала от прислуги разные сплетни и истории о том, что бывает между мужчиной и женщиной, но ни разу не была ни в кого влюблена. И ей, по большому счёту, было всё равно, кому отец отдаст её руку, тело и приданое.

Но отец прислал ещё и ткани на платья! И прямо указал — что-нибудь из неё дать ей, Анне, и пусть к его приезду сошьёт себе обновку.

* * *

Правда, на большую часть присланного богатства тут же наложила руку леди Кэтрин со словами — нужно приданое для младенца, да и им с Генри неплохо бы обновить гардероб. Анна обиделась, пожаловалась бабушке, Кэтрин тоже обиделась… в итоге Анне достались два куска разного сукна. Один отрез был серый, как шерсть кота Мурра, что жил в господских покоях и по пятам ходил за Анной с утра до ночи, а второй — чёрный, как загривок мохнатой дворовой собаки, что недавно приблудилась к замковым охотникам в лесу и поселилась в дворовом сарае под лестницей. Ещё лён трёх цветов — белый, как снег, алый, как кровь, и чёрный, как ночь. И немного кружева и лент.

Анна думала-думала и придумала. Начинать нужно с сорочки. Белоснежное полотно легко раскроилось, тонкими шелковыми чёрными строчками на него легла вышивка. Шерстяные нитки она продёрнула сквозь дырочки в кружеве и обшила тем кружевом манжеты и вырез горловины.

Нижняя юбка получилась алая, как закат. И белые кружевные полосы легли точь-в-точь туда, куда было нужно, на ладонь от подола. Но к красной юбке понадобился красный корсет! А ткани оставалось немного — или корсет, или подкладка для лифа. Что делать?

Нужная мысль пришла ночью. Утром Анна подскочила ни свет ни заря, отправилась в матушкину кладовую и там нашла старую, многократно ношеную сорочку. Чуть темнее, чем юбка, но тоже из красного льна. Сорочка была отстирана и раскроена, более того, в том же сундуке нашлись и три полоски кружева, которые по длине идеально уместились на корсете. Металлические косточки были добыты из старого корсета Джейн. А в некоторых местах и вовсе сгодилась толстая верёвка!

Подушечку-бамролл Анна сделала не столько пышную, сколько длинную. Просто чтобы приподнять тяжёлую юбку сзади и немного на бёдрах.

После нижних вещей пришла очередь верхней юбки. Серо-чёрной, прямой спереди, складчатой сзади. Она получилась очень мягкая и тёплая, и хорошо, ведь зима не за горами. В пояс Анна вставила несколько слоёв льна, и полоской от матушкиной сорочки начисто обработала край, прежде чем пришивать к поясу толстые складки-картриджи. А дальше юбку нужно было украсить.

Из отцовских подарков Анне достался десяток локтей алой ленты. Пришить её по подолу в два ряда было делом недолгим. Отделочная строчка, выполненная красной шерстяной ниткой, легла на пол-ладони выше лент. Но хотелось красоты и богатства, хотелось, чтобы глаз было не отвести от неё в этом новом наряде, а где взять богатые украшения?

Однажды Анну брали на зиму в столицу. Они ездили с бабушкой и Фрэнсис, тогда сестра ещё не была просватана, и останавливались в доме дальних родственников — у бабушкиной племянницы леди Марии. Как поняла Анна, дела в том доме шли получше, чем у её отца, и денег от арендаторов было побольше. Во всяком случае, хозяйкина дочка Агнес хвасталась, что на её новую юбку материнская вышивальщица пришила тысячу речных жемчужин. Тысячи жемчужин у Анны не было. Не было, прямо скажем, и десятка. Были хорошие длинные бусы, оставшиеся от матушки, но не разбирать же их на юбку!

Ладно, об этом можно подумать позже, а пока пришёл черёд лифа. Дымчато-серого, с алой подкладкой. В разрезах длинных рукавов снизу покажутся манжеты сорочки. Горловину Анна обрезала тоже по сорочке — пусть будет видно кружево. На холодные дни она потом из обрезков сошьёт тёплый партлет, им и прикроет свою бледную и прозрачную, как у всех рыжеволосых, кожу.

Дни летели за днями, Анна не отрывалась от шитья. Вот уже готова и подкладка лифа с толстыми шнурами для плотности, и пара металлических косточек под застёжку припасена, и крючки на застёжку найдены. Ленты пришиты, видимо, остальную красоту она вышьет красными нитками. Но — позже. Ночь на дворе, спать пора.

Анна задула свечу и на ощупь отворила тяжёлую дверь в свою спальню. Из-за перегородки слышалось тяжёлое дыхание бабушки — та в последний год завела привычку спать с ней в одной комнате. Будто в замке покоев больше нет, можно подумать! Сторожит её, не иначе.

Впрочем, Анна была свято уверена, что захоти она прогуляться, подобно некоторым дворовым девушкам, на ближайший сеновал с пригожим гостем или с кем-то из челяди, никто бы не узнал. Но ей совсем этого не хотелось. Да и пригожих гостей как-то давненько уже не случалось.

* * *

Анна не успела глаз сомкнуть, как её затрясли за плечо. Что там ещё случилось? Неужели мачеха взялась рожать среди ночи?

Она открыла глаза и увидела тоненькую среброволосую девушку в старинном прямом платье, как будто сшитом из прозрачных лунных лучей.

— Вставай, вставай же, луна восходит, кто в такую ночь спит? Кто хотел расшить платье так, как ни одна девушка в округе? — смеялась странная ночная гостья.

— Тише ты, бабушка же здесь! — ещё не хватало, сейчас как проснётся да как даст затрещину, она может!

— Она не слышит нас, она крепко спит, — смех девушки звенел, как серебряный колокольчик. — Идём скорее, пока не зашла луна, нужно торопиться!

Анне стало интересно — куда её так настойчиво приглашают? Спустила ноги с кровати, нашла на ощупь кожаные башмачки, хотела завязать шнурки, но девушка потянула её за руку к двери. Тогда Анна подхватила со стула плащ, набросила на плечи и как была в сорочке и башмаках на босу ногу, так и выскользнула за дверь.

Дверь даже и не подумала скрипеть.

— Куда мы идём? — как могла строго спросила гостью за дверью.

— Увидишь, — подмигнула гостья. — Где у вас самая густая паутина?

— Ну ты даёшь! — фыркнула Анна. — Какая у нас может быть паутина! Да бабушка убьёт на месте любую девчонку, если заметит неубранную паутину или, того хуже, паука!

— Думай, думай лучше! Луна скоро зайдёт, ты должна успеть!

— Под лестницами — нет… В кладовках только на неделе прибирались… В гостевых спальнях — тоже…

— Холодно! Думай дальше!

— Разве только на чердаке… — задумчиво сказала Анна. — Туда бабушка давно не поднималась, всё собирается, да никак не дойдёт.

— Теплее! Пойдём, проверим! — девушка схватила Анну за руку и потянула в сторону ближайшей лестницы на чердак.

Чердак был большим и отменно захламлённым, бабушкина нога не ступала здесь давно, а мачеха и вовсе никогда сюда не совалась. В углу громоздились старые сёдла и упряжь с серебряными накладками и тиснением. Рядом — прадедовы парадные доспехи и ещё какое-то ржавое железо. Гостья раздражённо фыркнула, глядя на эту груду. С другой стороны — сундуки с каким-то старым хламом. Туда-то серебряная девушка и потянула Анну.

— Эй, не верти головой! Смотри! — она показала Анне на что-то у стены, в этот момент луна, глядящая сквозь окошко в крыше, зашла за облако… и девушка исчезла.

Анна не успела удивиться, как кто-то снова затряс её за плечо.

— Анна! Да Анна же! Вставай, засоня! — бабушка, абсолютно реальная бабушка, а никакая не девушка из лунного света, будила её, ибо начинался новый день.