Колокола

Сакариас Топелиус, 1898

Детской душе нужна сказка. Добрая, светлая, где добро побеждает зло, правда – ложь, где царствуют любовь и справедливость. Воспитывая в детях веру, благочестие, христианское смирение и терпение, не будем забывать о сказках. Ребенок, которому читают сказки, обретает очень важный душевный опыт – опыт торжества добра и любви, По сути – это первый религиозный опыт человека. В сказках Захария Топелиуса нет назидания и поучения, а есть Божий мир, добрые люди и свет Христовой Любви.

Дважды два — четыре

Заяц и белка были так дружны между собой, что называли друг друга попросту Иессе и Курре^[3].

— Здравствуй, Иессе, — сказала белка, когда они встретились в лесу.

— Здравствуй, Курре, — сказал заяц. — Не слыхал ли ты, не лаяла ли сегодня какая-нибудь собака?

— Кроме Пономаревой Приссе никого не слыхал. Но уж Приссе-то меня ни чуточки не беспокоит.

— Ну, еще бы! Кому придет в голову бояться Приссе! — отвечал храбрый Иессе. — Да будь он ростом хоть с лошадь!

— Давай-ка пойдем на промысел, — сказал Курре. — Все, что мы добудем, мы разделим поровну.

Я получу ровнехонько столько же, сколько и ты, а ты получишь ровнехонько столько же, сколько и я.

— Ладно, я согласен, — отвечал Иессе.

Сказано-сделано. Они отправились на промысел и делили между собой все по-братски.

Когда им попадалась рябина, Курре влезал на дерево и бросал красные ягоды Иессе вниз. Попадалось ли им поле с капустой, Иессе перегрызал сочные кочни и тащил их Курре.

Раз как-то нашли они четыре яблока на дороге. Калле, из поместья Нюгорд, шел рано поутру в школу и нес на спине сумку. В сумке у него было полхлеба, кусок сыра, бутылочка молока и четыре яблока, которые ему дала мать за то, что он получил хорошие отметки. В сумке оказалась небольшая дыра, через которую яблоки и проскользнули одно за другим и попадали на дорогу.

Вот Иессе и Курре начали делить между собой добычу. Сперва Курре взялся за дело и разделил так: одно яблоко он отдал Иессе, а три оставил на свою долю.

— Э-э, постой-ка, — сказал Иессе, — верно ли это? — И вот Иессе начал делить по-своему: одно яблоко он дал Курре, а три оставил себе.

— Однако, послушай, — сказал Курре, — мне кажется, что так будет не лучше прежнего. — И они думали да раздумывали, как бы это ухитриться разделить так, чтобы обоим досталось поровну.

В это время Калле вздумал полакомиться по дороге яблоками. Он полез за ними в сумку и начал искать, но напрасно. «Они, верно, упали из сумки», — сказал он себе и пошел назад, чтобы разыскать свое потерянное сокровище. Вдруг он видит: на краю дороги сидят Иессе и Курре, а яблоки скатились в канаву.

— Посмотрите-ка, да ведь это Иессе и Курре! — удивился Калле. — Послушайте, не видали ли вы моих яблок?

— Да вот мы как раз хотели делить между собой четыре яблока, — отвечал Курре, — но мы никак не могли сообразить, как это сделать так, чтобы нам обоим досталось поровну.

— Да ведь это совсем нетрудно, — сказал Калле. — Каждый из вас получит по два яблока.

— О-го! — с удивлением воскликнули Курре и Иессе. — А как ты это знаешь?

— Как же мне не знать, что дважды два — четыре? Да ведь я хожу в школу.

— Вот удивительно! Так в школе учат, что дважды два — четыре?

— В школе учат всему, — отвечал гордо Калле.

— Вот так штука! Ну, а ты, неужели же ты все знаешь?

— Да, почти все. Я умею считать до семью семь, но дальше я не совсем-то помню.

Иессе и Курре не могли вдоволь надивиться такой поразительной учености. Однако они решили воспользоваться добрым советом, подобрали яблоки из канавы и начали делить их по правилу — дважды два — четыре.

— Да ведь яблоки-то мои! — вдруг вспомнил Калле.

— А он и это знает! — воскликнули Иессе и Курре. — Да, чего только не знает этот мальчик! А хорошо было бы попасть в школу и сделаться таким же ученым, как и он.

— Пойдемте! — предложил Калле. — Идите за мной, я как раз туда иду. Вы можете забраться под скамейку; только, чур, сидите там смирно: в школе шуметь нельзя.

— А собак там нет? — спросил Иессе.

— Собак? Вот еще! К чему в школе быть собакам? Впрочем, иногда приходит Приссе с Пономаревым Вилле и прокрадывается в школу, но его сейчас же выгоняют.

— А вдруг он укусит нас?

— Приссе укусит! Да он такой добрый, что только смеется, когда я тащу его за хвост.

— Он смеется? — Иессе и Курре посмотрели друг на друга. Никогда не слыхивали они, чтобы собаки смеялись; ну да чему только не выучишься, когда попадешь в школу? Чего доброго и они могли бы выучиться смеяться.

И вот оба друга порешили идти с Калле в школу.

— Мы, кажется, не трусы, — сказал Иессе.

Путь не показался длинным таким хорошим прыгунам. Скоро Иессе и Курре были уже в школе; им удалось так тихо и ловко прокрасться под скамейку, что никто их не заметил. Дети сидели по своим местам; вошел учитель и начал спрашивать урок: восемью восемь, сколько будет?

«Вот это немножко похитрее, чем дважды два», — подумали Курре и Иессе и навострили уши.

Но едва начался урок, как потихоньку вошел Пономарев Приссе.

По всему было видно, что он привык, что его всегда выгоняют. Он поджал хвост и собирался скрыться под скамейкой. Но вдруг он начал чихать, нюхать, ворчать…

— Вон, Приссе! — закричал учитель, — убирайся-ка подобру-поздорову!

Но Приссе уже был возле скамьи, где он нашел нечто весьма подозрительное, и давай лаять.

По счастью, одно из окон было открыто.

И началась тут скачка через столы и скамьи.

К неописуемому удивлению детей в окно выскочили Иессе и Курре и за ними Приссе.

Общий переполох, крик и хохот, и все бросились к окну. На этот раз так никто и не узнал, сколько будет восемью восемь.

Иессе и Курре неслись, что было сил к лесу, а вплотную за ними летел добрый Приссе. Но, увы, Приссе был теперь далеко не добрый: хвост у него стоял торчком, язык свесился на сторону, он даже не давал себе времени лаять, а только издавал какие-то тонкие, визгливые звуки, как это делают собаки, когда нападают на свежие заячьи следы. Погоня продолжалась таким образом до опушки леса. Здесь Курре не трудно было избавиться от беды: в одно мгновение взобрался он на высокую ель и исчез в ее густых ветвях. Приссе, от которого так неожиданно ускользнула добыча, остановился у ствола ели и начал неистово лаять. Но это был напрасный труд! Курре не был настолько глуп, чтобы вылезти из своего убежища. Когда Приссе налаялся наконец до усталости, он, сконфуженный, вернулся в школу несолоно хлебавши.

Тем временем Иессе мог спокойно искать себе спасения в лесу. Когда все наконец утихло и врага нигде не было видно, оба друга сошлись снова на полянке под можжевеловым кустом. Если бы им в самом деле удалось выучиться смеяться, то, наверное, весь лес вторил бы им. Но хотя они этого искусства и не знали, они все-таки умели быть веселы по-своему и презабавно вышучивали свое приключение.

— Мы, кажется, не трусы, — говорил Курре и при этом пресмешно передразнивал, как Иессе скакал, удирая от Приссе.

— Нет, а ты слышал, как Приссе визжал? — спросил Иессе, немного сконфуженный тем, что так хвастал. — Никогда бы я не поверил, что Приссе умеет так нежно петь.

— Приссе такой добрый, Приссе только смеется, когда его тащат за хвост, — опять передразнивал Курре.

— А мы-то еще думали, что Калле знает все!

— Положим, в школе можно выучиться многому, хотя это еще не значит, что знаешь все, если знаешь, что дважды два — четыре.

Примечания

3

У шведов и финнов в простонародьи многим животным дают шуточные названия, например: заяц — Иессе, белка — Курре, медведь — Налле, поросенок — Нассе, кот — Мурре и т. д.