Любимых убивают все

Сабрина Хэгг, 2020

Йенни мечтает стать режиссером. Каждый момент своей жизни она может запечатлеть в памяти словно кадр из кино. Но сейчас главный герой ее «фильма» – одноклассник по имени Аксель, на которого повесили ярлык беззаботного красавчика. Однако за надтреснутой маской жизнерадостного парня скрывается глубокая печаль. Если бы жизнь можно было охарактеризовать жанром кино, Аксель окрестил бы свою трагедией. Когда всё вокруг – семья, мечты – рушится, единственная надежда на спасение – любовь. Сильная, искренняя, самозабвенная. Едва коснувшись Йенни, любовь Акселя окрыляет ее, но позже она эти крылья и обламывает. Порой для счастья любви недостаточно.

Kapitel 2

Луи стоял, оперевшись спиной о белоснежную стену, и качал головой в такт музыке, игравшей в левом наушнике. Он был высоким и худощавым, по-мальчишески угловатым и неловким. Лицо его имело привлекательные, но нетипичные для шведов черты, которые он унаследовал от отца-француза. На персиковой коже, точно россыпь звезд, темнели крохотные родинки. Глаза Луи напоминали два крупных голубых агата — полупрозрачные, блестящие. Его медового цвета локоны всегда были зачесаны назад, но челка упрямо выбивалась из прически, сколько бы Луи ни пытался ее уложить.

Завидев друга, Йенни направилась в его сторону, лавируя между спешащими домой учениками. Луи цепким взглядом выловил ее белую футболку Guns’n’Roses в беспорядочно передвигающейся толпе задолго до того, как Йенни приблизилась к нему.

— Какие люди! — сказал он, когда подруга остановилась напротив. Луи раскинул руки в стороны в приветственном жесте.

— И тебе привет, — отозвалась Йенни. Она улыбнулась, схватила Луи под локоть и потащила его прочь из школы.

— Идем сегодня ко мне, да? — спросил Луи, когда здание гимназиума осталось алеть позади.

— Ну да, вроде. А что? Если у тебя нет других планов, конечно. — На последних словах она понизила голос, повела комедийно бровями.

Луи рассмеялся и пару раз покачал головой. Стоило ему немного улыбнуться, как на щеках у него прорисовывались ямочки. Йенни находила это особенно умилительным.

— Когда у меня в последний раз были какие-то планы?! И вообще, мы не решили, чем займемся. — Он с задумчивым видом приложил указательный палец к подбородку. — Можем досмотреть «Твин Пикс», устроить киномарафон, глянуть что-нибудь из «Золотой коллекции» или тупо рубиться в приставку до потери пульса. Я вчера наконец купил Flatout 4. Решил без тебя даже не прикасаться к ней.

— Как это мило с твоей стороны! — съехидничала Йенни. — Можем сделать хоть все сразу. У меня весь вечер свободен.

— У тебя, может, и свободен весь вечер, а мне огромное сочинение задали.

— Пф-ф, Луи, ты так говоришь, будто помнишь, когда в последний раз писал сочинения сам. Мы же оба знаем, что писать его придется мне. — Она картинно закатила глаза со скорбным видом.

— Ой, да брось, иногда мне приходится писать сочинения в школе, прямо на уроке. Там же ты мне не помогаешь!

— Да что ты такое говоришь! Напомнить, как на прошлой неделе ты писал сочинение на уроке? Кто ушел на математике в туалет и почти весь урок там проторчал, чтобы напечатать тебе сочинение и скинуть на почту?

— Ну… ты. Но это не значит, что я всегда злоупотребляю твоей помощью.

— Конечно, не значит!

— Ой, да ну тебя. Ты просто невыносима.

Луи махнул рукой, но не смог сдержать улыбки, обнажив белоснежный ряд зубов с немного выпирающими клыками.

Йенни вновь взяла друга под локоть, прижалась теплой щекой к его твердому плечу. Легкий апрельский ветер ласково обдувал лица друзей, безобидные лучи весеннего солнца, едва пробивающиеся сквозь светло-серую пелену неба, упорно тянулись к влажной после утреннего дождя земле. Остаток пути ребята шли в молчании.

Дом Луи находился в нескольких кварталах от школы, точно лесной великан, покрытый густой изумрудной лозой, он стоял на краю улицы. В такое время дома никого не было. Родители Луи еще не вернулись с работы, а Ингрид, его младшая сестра, пропадала в центре города со своими подругами.

Зато каждый день с обожанием, на какое способны только собаки, друзей встречала Марта, старый золотистый ретривер, подаренный Луи на тринадцатилетие. Она всегда послушно ждала хозяев у самой двери, со скучающим видом грызла расходящуюся по швам кроссовку Луи. Но стоило кому-то из семьи переступить порог, как Марта стремительно вскакивала с места и запрыгивала на него или нее, энергично виляя пушистым хвостом.

Вот и сегодня не успели друзья войти в прихожую, как собака кинулась к ногам Луи, упираясь мордой ему в колено.

— Привет, красавица! — Он присел на корточки, чтобы Марта смогла лизнуть его в лицо.

Йенни стояла рядом, улыбалась растроганно, глядя на эту привычную, но умилительную сцену. Правда, спустя несколько мгновений Марта дала понять, что Луи ей надоел, и, обойдя его стороной, стала требовать внимания от гостьи. Йенни опустилась на колени, потрепала собаку по шее и по голове, не забыв поцеловать в холодный и влажный нос.

— По-моему, она любит тебя больше, чем меня, — с наигранно-ревнивым видом произнес Луи и принялся торопливо стягивать с ног потертые черные кеды.

— Не неси бред. Больше тебя она любит только твою маму. Да, Марта? — Йенни еще раз чмокнула собаку, а затем подняла голову и с улыбкой посмотрела на друга, который стоял теперь в ярко-желтых носках «Убить Билла», облокотившись о дверной косяк.

— Ну с этим не поспоришь, — согласился Луи. — Ты проголодалась? Папа вчера приготовил свою фирменную лазанью. Почти такая же, как мы ели в Италии. Будешь?

— Еще спрашиваешь? — усмехнулась Йенни, поднимаясь с колен. — Я умираю, как хочу есть.

— Хорошо. Тогда можешь идти наверх, а я принесу туда лазанью, Mountain Dew и что-нибудь вредное, чтобы есть, пока будем смотреть кино. Пойдет?

— Да, отлично. Я сейчас разуюсь и помогу тебе.

* * *

Спустя полчаса друзья уже сидели в комнате Луи, располагавшейся на втором этаже. Они уплетали вегетарианскую лазанью, болтали о повседневных хлопотах вроде домашнего задания и стремительно приближающихся контрольных.

Комната Луи напоминала фотогалерею. Повсюду были развешаны совместные снимки Луи и Йенни, привезенные из многочисленных поездок, дорогие сердцу семейные фото, навевающие ностальгию по детству; также нашлось место для постеров с любимыми музыкальными группами и для винтажных киноафиш. Светло-серые стены были едва различимы сквозь зазоры между краями полароидных снимков и плакатов.

Покончив с лазаньей, Йенни отложила тарелку на прикроватную тумбу и снова плюхнулась на помятую постель, согнув ноги в коленях. Луи последовал ее примеру. Еще несколько минут друзья лежали без дела, разглядывая фотографии.

Йенни приковала задумчивый взор к снимку, который ребята сделали во Флоренции в прошлом году. На нем был запечатлен тот день, когда они поднялись на купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре, откуда открывался вид на город с высоты птичьего полета: карминовые и оранжевые крыши домов, купола готических соборов, песчаные стены зданий. И все это великолепие резко контрастировало с ослепительно-лазурным небом, что было очерчено сочной зеленью холмов и темно-синими силуэтами гор. В том маленьком квадрате фотографии жила, развертывалась яркая, нестареющая флорентийская душа.

В правом углу снимка стояли Луи и Йенни. Они широко улыбались, и в блестящих глазах их бурлило столько радости, что невозможно было оторвать взгляда от лиц друзей. Казалось, эти двое знали нечто такое, что неизвестно никому больше во всем мире, — и это загадочное знание делало их столь счастливыми.

— О чем думаешь? — раздался голос друга, вырвавший Йенни из нескончаемой вереницы воспоминаний.

Луи не сводил с нее глаз. Она казалась ему необыкновенной в те моменты, когда бурный поток мыслей уносил ее прочь из реальности. На лице Йенни застывало выражение одухотворенности, полнейшей отрешенности от всего земного.

— Думаю о том, как сильно хочу вернуться во Флоренцию… и еще о том, чем же я все это заслужила, — не поворачивая головы в сторону Луи, проговорила Йенни. — Чем я лучше, например, Нудар? У нее не было таких возможностей в, ну не знаю, шестнадцать. Она никогда не была во Флоренции. Зато в шестнадцать видела и смерть, и голод, и всевозможные зверства. И до сих пор живет в страхе и надеется, что сможет забрать сюда свою младшую сестренку. Если сестра, конечно, жива. — Глаза Йенни поблекли, словно выгоревшая на солнце ткань. Ее ладони, прежде неподвижно лежавшие на животе, сжались в кулаки. — Нудар не произносит этого вслух. Но я просто знаю, что в конце разговоров о ее сестре всегда остается… это самое чудовищное в мире «если».

— Погоди, ты про Нудар из книжного?

— Да, мы с ней столкнулись в городе вчера, — кивнула Йенни. — Я чувствую какую-то… странную вину за то, как сильно отличается моя жизнь от жизней миллионов других детей и подростков. Как будто я незаслуженно занимаю место кого-то, кто достоин всего этого больше меня.

— Йенни, мы уже говорили об этом, — вздохнул Луи. — Ни ты, ни я не виноваты в том, что родились в благополучной стране. И тем более не виноваты в том, что разное дерьмо происходит в других странах. От того, что ты чувствуешь себя виноватой, ничего не поменяется. Невозможно спасти всех.

— Я это понимаю, — согласилась Йенни. Она оторвала взор от стены с фотографиями, перевернулась на живот и подперла голову руками. Теперь она смотрела на Луи сверху вниз. — Но периодически эти мысли возвращаются. Как будто мне снова одиннадцать, и я впервые узнаю о том, что не все живут так, как я. Только чем старше я становлюсь, тем громче мой внутренний голос кричит мне, что я гребаная лицемерка, которая ничего не делает.

— Знаешь, вот что ты реально можешь сделать, так это достигнуть своих целей, с умом воспользовавшись всеми возможностями, которые тебе даны. И потом… ну знаешь, влияние, популярность, деньги и творчество — мощные инструменты, которые могут помочь сделать мир хоть немного лучше. — После короткого молчания Луи добавил с улыбкой: — Я же знаю, какая ты талантливая и целеустремленная. У тебя точно получится.

— Хотелось бы верить… я стараюсь… Эм-м… Просто иногда это кажется таким призрачным и далеким по сравнению с тем, что творится здесь и сейчас. Особенно после теракта^[4]… Я постоянно думаю о том, что все эти ужасные вещи для кого-то — часть повседневной жизни, а не трагедия государственного масштаба. Это страшно, понимаешь? Миллионы невинных людей. И все оставлены где-то на задворках цивилизации… Совсем никому ненужные. Покинутые.

Луи хмыкнул, уселся по-турецки, привалившись спиной к стене. Он вспомнил, как Йенни позвонила ему в день теракта, — ее голос дрожал, непривычно звонкий и напуганный. У нее не было никого в Стокгольме, ей не из-за кого было так переживать. Но она просидела в его комнате до глубокой ночи, и ледяные руки ее тряслись, щеки блестели от слез. Она говорила, что до сих пор слышит крики с записи — в ее голове они гремели, точно перезвон церковных колоколов. Луи глядел на Йенни с сожалением. Он уже знал, что мир благоволит лишь тем, кто ничего не слышит.

— Да, это ужасно. Но не в наших силах помочь всем. Это…

— Утопия, — закончила за него Йенни. — Я знаю. Но мне хочется хотя бы говорить об этом с тобой, раз пока сделать я ничего не могу. Даже если ты не видишь тут смысла. Когда-нибудь, конечно, я обязательно преобразую эти мысли во что-то полезное. Как минимум, после школы я хочу подать заявку, чтобы отправиться куда-то волонтером от «ООН-молодежь». Посмотрим, ответят ли мне. А пока тебе, видимо, придется мужественно выносить мое бесполезное нытье.

— Ты же выносишь мое еще более бесполезное нытье о французской политике, — ответил Луи, и лицо его украсила широкая и теплая улыбка.

Тишина сгребла комнату в неуклюжие объятия. Она не казалась неловкой или напряженной. Друзья смотрели друг на друга с пониманием, и оба осознавали теперь, что тема окончательно закрыта.

— Господи, я чуть не забыл! Ты готова услышать офигительную новость? — Луи выдержал паузу и вопросительно приподнял одну бровь.

У Йенни из груди вырвался короткий смешок:

— Конечно. Что это за новость такая?

Луи выставил перед собой указательный палец, как бы прося подождать. Он наспех выудил из кармана телефон, стал искать там что-то с увлеченным видом. Тем временем Йенни подсела к нему поближе, ее мягкие белые руки обвились вокруг коленок.

— Вот! — воскликнул Луи. — Но прежде, чем я тебе все расскажу, ответь мне — ты помнишь Ребекку Хёльстрем?

Йенни задумалась, перебирая в голове всех знакомых. Она покачала головой.

— В средней школе Ребекка училась в нашем потоке, а после девятого класса переехала и перешла в другой гимназиум. Мы еще вместе на гандбол ходили.

— Ах да, точно! Я ее помню! — оживленно закивала Йенни. — А при чем здесь Ребекка?

— Короче, где-то в начале марта мы начали с ней переписываться. Как-то прям суперспонтанно все произошло. Она попросила в сторис в «Инсте» скинуть ей крутой музыки, я скинул несколько песен, а потом мы до утра говорили о любимых группах и концертах, на которые хотим сходить. Ну и с тех пор каждый день почти переписываемся.

— То есть вот в чем причина твоего слишком хорошего настроения в последние недели? — в шутку поинтересовалась Йенни. — А почему ты ничего мне не рассказывал?

— Не знаю… — Луи выпятил нижнюю губу и задумчиво пожал плечами. — А что? Ревнуешь?

— Ага, размечтался. — Йенни улыбнулась, по-дружески стукнув Луи по плечу. Веснушки бледно-желтыми каплями выделялись на ее раскрасневшихся, как будто присыпанных розовой пудрой, щеках.

— Вообще, я сначала не думал, что она реально заинтересована во мне и не особо верил, что мы с ней встретимся вживую. Но буквально вчера она написала, что возвращается в Истад в пятницу ночью! Представляешь? И еще сказала, что ей очень нравится общаться со мной, что она хотела бы со мной увидеться… Короче, в субботу мы идем на фику^[5]! — Он говорил восторженно и торопливо, глядя как будто бы сквозь подругу. — Прикинь, я и Ребекка?

Йенни широко распахнула глаза, холодными пальцами вцепилась в плечи Луи:

— Черт, поздравляю! Я… Я просто в шоке. Но я очень рада. Она, кажется, нравилась тебе классе в седьмом, да? И как ты вообще мог скрывать от меня то, что переписываешься с девчонкой своей мечты, мелкий ты засранец? Тоже мне, друг называется!

— Да я даже не думал, что у нас может что-то выйти. Ребекка такая классная… Слишком классная. Она веселая, очень, ну просто до неприличия красивая и довольно неглупая. А еще она любит абсолютно всю ту же музыку, что люблю я, играет в те же игры, в которые играю я, и даже книги нам нравятся одинаковые! — Луи прикрыл глаза и закинул голову назад, безмятежно улыбаясь. — Боже, а ее шуточки — это что-то с чем-то. Если хочешь, я могу даже показать тебе кое-что из нашей переписки.

— Не думаю, что ей бы это понравилось, — безапелляционно отчеканила Йенни, скользнув ладонями вниз по рукам друга. Затем чуть более снисходительно добавила: — Это должно оставаться только между вами двумя. Я бы жутко расстроилась, если бы мою переписку с кем-то читали чужие люди. Давай лучше досмотрим сезон «Твин Пикс»?

И она тут же подорвалась с места, чтобы перенести ноутбук Луи с рабочего стола на постель.

— Эм-м, ладно, — хмыкнул он и убрал телефон в карман толстовки. — Я как-то не подумал об этом.

— Всему тебя нужно учить, — усмехнулась Йенни, водя курсором по экрану. Непослушные темные пряди выбивались из-за уха, щекотали щеку.

Но сосредоточиться на сериале Йенни так и не смогла. Она постоянно возвращалась к мыслям о Ребекке, о ее скором приезде. Незаметно косилась на то и дело улыбающегося Луи, который отвлекался от сериала, отвечая на сообщения — вероятно, от Бекки. В уголках губ Йенни появилась нежная добродушная улыбка, и неведомое ей прежде тепло медленно растеклось внутри. Она задумалась о том, что никогда еще не видела тех трепещущих ослепительно-ярких огоньков, какие дрожали теперь в глазах Луи.

* * *

Остаток вечера ребята играли в видеоигры, развалившись на кожаном диване в гостиной, который по форме напоминал букву L.

Пикантности вечеру придавал ни на секунду не замолкающий провокатор в лице Луи. Йенни чувствовала, как в ней вскипает кровь, когда они, отыгрывая очередной матч в FIFA, заводили буйный спор об истории, литературе или кино. В этот раз Луи умудрился посягнуть на святое — режиссуру Луиса Бунюэля. Пару резких, неосторожных фраз в сторону «Виридианы», и мысль о том, чтобы сломать игровую консоль о голову друга, стала казаться Йенни не такой уж и дикой. Прийти к компромиссу они, конечно, не сумели — слово «уступать» напрочь отсутствовало в лексиконе обоих. Но внезапный звонок в дверь прервал ожесточенную словесную баталию между друзьями.

— Это, наверное, родители, — сказал Луи, поднимаясь с дивана. — Пойду открою. Но учти, мы не закончили.

Он предупреждающее погрозил Йенни указательным пальцем, а затем кинул в нее джойстик.

— Пересмотри сначала «Виридиану»^[6] внимательно, тогда и поговорим. Иди уже, твои родители сейчас сломают звонок.

Луи обреченно покачал головой и зашагал в сторону двери.

— И нечего бросаться джойстиками! Ты уже две штуки сломал!

Сначала в прихожей раздался звонкий смех Сесилии — мамы Луи, а затем и голос Адриана — его отца.

— Йенни, милая, здравствуй! Как дела? — защебетала Сесилия, когда все трое показались на пороге комнаты. Гостья вскочила на ноги и крепко обнялась с матерью Луи.

Йенни прикрыла глаза, с наслаждением вдыхая аромат, исходящий от Сесилии. Она пахла лавандовым мылом, корицей и пекарской ванилью.

— Все в порядке, спасибо. А ты как?

— Хорошо, милая, очень хорошо.

— Привет, Йенни, — проговорил Адриан бодро и заключил ее в объятия. — Давно не виделись.

— Вообще-то я оставалась на ужин в прошлое воскресенье. Не так уж и давно.

Бернар-старший пожал плечами и улыбнулся. Йенни не помнила, чтобы Адриан смотрел на нее без этой ласковой отеческой улыбки.

— Ты уже, считай, член семьи. Даже неделя без тебя кажется месяцем.

Йенни робко приподняла кончики губ. То, с каким добросердечием относились к ней родители Луи, всегда ее трогало.

— Вы хоть чем-нибудь перекусили нормальным, или лакрица с газировкой — единственное, что вы ели после школы? — спросила Сисси, переведя строгий взгляд с Йенни и Луи на пустую упаковку от конфет и две ярко-красные жестяные банки из-под кока-колы. Ее красивые полные руки лежали на талии мужа.

— Кажется, мам, экстрасенсорные способности тебя сегодня подводят. Мы с Лилу разогрели лазанью на обед.

— Если так, то хорошо. — Сесилия довольно улыбнулась. — Сейчас быстренько приготовлю чего-нибудь нам на ужин. Йенни, ты остаешься. Это даже не обсуждается.

Йенни закивала:

— Я буду только рада!

— Я тебе помогу, — спохватился Адриан, когда Сесилия разорвала объятия и направилась в сторону кухни. Он подошел к жене со спины и вновь притянул к себе, прошептав что-то ей на ухо.

Йенни удивляло то, что их отношения до сих пор были полны чистой, искренней нежности. Казалось, эти двое каждый день влюбляются друг в друга снова и даже спустя столько лет остаются друг для друга главной загадкой мироздания, самым драгоценным подарком судьбы. Это чувствовалось в каждом слове, жесте, взгляде. Йенни страшно было подумать о том, что они могли друг друга просто не найти, не приметить. И если бы это случилось, думала она, напоминали бы их браки с другими брак ее собственных родителей?

Ужин прошел в уютной семейной обстановке. Сесилия и Адриан за каких-то сорок минут приготовили вегетарианские тако, острый пряный аромат которых распространился на весь первый этаж. Также они откупорили бутылку домашнего вина и разлили его в два фужера с золотой каймой. Ингрид, сестра Луи, тоже вскоре присоединилась к ужину.

Адриан с Сесилией делились забавными воспоминаниями из своего прошлого, из детства Луи и Ингрид. Они даже в сотый раз рассказали историю своего знакомства, и Йенни заметила, что в ней опять проскользнули новые детали, о которых она прежде никогда не слышала. Сесилия улыбалась, опустив голову на плечо мужа, и в ее блестящих глазах отражалось дрожащее пламя восковых свеч, украшающих обеденный стол. Расслабленная атмосфера тепла и уюта, царившая в тот вечер, очень напоминала Йенни летние посиделки на террасах флорентийских кафе, когда они с Луи часами потягивали молочные коктейли из трубочек, наблюдая, как алое солнце плещется в золотом закатном небе, как шумно и весело ужинают за соседними столиками итальянские семьи.

Покончив с тако, все пятеро отправились в гостиную. Сесилия нагнулась над винтажным патефоном, чтобы включить музыку. Воздух задрожал от тихого шипения, а за ним грянула череда магических аккордов La vie en rose и волнующее контральто Эдит Пиаф. Адриан пригласил жену на танец, и они с Сесилией плавно закружились по комнате.

Йенни, недвижно сидевшая в кресле, глядела на них, не отводя глаз. Музыка наполняла душу истинно парижским очарованием, дарила необъяснимое чувство легкости и эйфории. Она пробирала едва ли не до слез. На мгновение в комнате как будто даже запахло влажными каштанами и мокрым от дождя асфальтом.

Йенни повернула голову влево, поймав на себе внимательный взгляд Луи. Его глаза отливали платиновым блеском в золотисто-коричневом полумраке комнаты. Луи смущенно потупил взор, и в уголках его губ задрожала улыбка…

Примечания

4

Говорится о теракте в Стокгольме, что произошел 7 апреля 2017 года. В результате погибли пятеро и получили ранение еще 14 человек. Так как действие книги разворачивается в конце апреля 2017 года, эта трагедия все еще довольно остро переживается героями.

5

Фика (швед. fika) — так называют кофе-брейк в Швеции. Обычно во время фики люди пьют кофе с булочками или с другой выпечкой, общаются и знакомятся поближе.

6

«Виридиа́на» (исп. Viridiana) — кинодрама Луиса Бунюэля (1961), по роману Бенито Переса Гальдоса «Альма».