Олег. Путь к себе книга вторая

Сабина Янина (2024)

Продолжение истории о молодом атеисте учёном-астрофизике, который за совершённый проступок был сослан в монастырь, где вместе со своим наставником — настоятелем монастыря отцом Окимием сделал открытие, перевернувшее его представление о происхождении Вселенной и человека. И теперь, когда человечество находится на грани эволюционного перехода, Олег, ставший при постриге в монашество Олафом и получивший благословение умирающего наставника, должен определить и показать людям путь необходимых преобразований.

Глава 3

В дверях стоял Фивий, мой заместитель. Осанистый, дородный, он переступил порог и, чуть склонив в приветствии голову, поздоровался:

— Здравствуй, брат Олаф!

— Здравствуй, брат Фивий. Проходи, садись.

Фивий степенно, опираясь на посох, направился к одному из четырёх кресел, расположенных в центре вокруг компьютера-куба-проектора.

«И зачем ему посох? Ладно, мне по сану нужен. А так-то я и в руки его никогда не беру. А ему-то зачем? Не больной, не немощный. Молодой, на три года только старше меня. Тридцать восемь, а с каким надменным превосходством посматривает на всех и всё, прям старец-пророк. Представляю, скольким он после исповеди епитимий[1] наложил за грех гордыни, а сам-то», — подумал я.

За ним проскользнул Фиста. Безмолвный и быстрый, он не только всегда тенью следовал за своим хозяином, но и был вездесущ. Куда бы я ни пошёл, везде рядом мелькала его долговязая фигура. Я так и не понял, кем он был Фивию: помощником, соглядатаем или телохранителем, но в одном я твёрдо убеждён — Фиста беспрекословно выполнит любой его приказ. Откуда такая рабская преданность? Сам же хозяин едва замечал его, а когда обращался, в его словах сквозило явное пренебрежение. Фиста поклонился, не поднимая глаз, и пошёл к скамье у правой стены, за спиной у своего хозяина.

В дверях показался монастырский эконом Тихон — тощий, длинный, сутулый пожилой монах. Он язвительно оглядел зал. Едва взглянув на меня, насмешливо склонил голову, и тут же задрал жиденькую седую бородёнку, торопливо прошёл вслед за Фивием и уселся в кресло рядом с ним справой стороны от компьютера.

За Тихоном в дверь боком протиснулся высокий толстый монах Сидор. Прищуренными хитрыми глазками-бусинками быстро осмотрел зал, поклонился и медленно направился к креслу напротив Фивия. Я уже общался с этим монахом. Он курировал верхнее и нижнее поселения при монастыре. Принимал отчёты избранных поселенцами, и одобренных монастырём старост. После моего вступления в должность настоятеля Сидор был первым, кто попросил у меня аудиенцию. Он долго говорил о своей тяжёлой доле, о том, как трудно навести порядок среди поселенцев: ведь они не монахи, и вольны своей волей. Чего он хотел от меня, он так и не сказал, но намекнул, что хорошо бы ему прибавить коэффициент за сложность работы к ЧИВ[2]. Я понял тогда, что Сидор хитёр и дипломатичен, но при этом ищет всегда только свою выгоду.

Вошёл старец, отец Ануфрий — духовник монастыря[3]. Улыбнулся мне и отвесил всем поясной поклон, прошёл и сел возле Сидора.

За отцом Ануфрием потянулись должностные монахи. С кем-то я уже был лично знаком, кого-то знал только по представлению Фивия при вступлении в должность. На скамью рядом с Фистой пристроился Хрон — высокий худой монах, смотритель склепов и регент Ион — управляющий соборным хором — благодушный, маленький, толстенький, почти круглый, человечек.

На противоположной скамье разместились Кирилл — строгий молодой человек, с аккуратно подстриженной бородкой и усами пшеничного цвета, он возглавлял монастырскую школу, открытую для детей поселенцев; Спиридон — заведующий библиотекой — древний старец с мелко подрагивающей головой, должно быть, по возрасту он был самым старшим в монастыре; и Свирид — старший мастер иконописной мастерской — крепкий монах высокого роста, в котором чувствовалась сила.

Последним вошёл Тит — агроном и ветврач монастырского хозяйства. Он потоптался, прикидывая, куда ему сесть, и пошёл к Свириду, который ему дружески кивнул.

Ну вот. Все в сборе. Как раз вовремя: большие напольные часы зашипели и пробили шесть раз. Все встали. Монахи выжидающе смотрели на меня. Я растерянно осмотрелся. Повисла тишина. Я уже открыл было рот, чтобы провозгласить начало собора, как дверь снова скрипнула, и в щель просунулась встрёпанная голова деда Анисима. Он посмотрел на меня вытаращенными глазами и быстро-быстро заговорил:

— Милости прошу! Святые отца, простите Христа ради!

Все обернулись к нему.

— Что тебе, дед Анисим? — спросил я.

— В ухе сильно застреляло. Позвольте отлучиться ненадолго, закапать лекарство? — и он принялся дёргать себя за ухо.

Я спохватился, что забыл снова включить преобразователь, машинально провёл рукой по волосам, глянул на отца Ануфрия и заметил, как он улыбнулся в бороду.

— Иди, конечно, дед Анисим.

— Ты, Анисим, совсем страх потерял, — недовольно сказал Фивий, — позволяешь себе врываться на собор!

Анисим, часто кланяясь, прикрыл за собой дверь.

Пока Фивий ворчал на Анисима, а остальные недовольно качали головами, я незаметно включил преобразователь. И тут же в ухо мне понёсся злой шёпот Анисима:

— Молитву! Молитву читай перед началом собора.

«Да! Точно!», — разговор с отцом Климентием выбил из колеи, и у меня совсем выскочило из головы всё, к чему я готовился. Я вздохнул и начал читать молитву на начинание всякого дела. Разговоры затихли, и монахи, шевеля губами, стали повторять за мной её слова:

— Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша. Благослови, Господи, и помоги мне, грешному, совершить начинаемое мною дело, во славу Твою.

— Вот! То-то же, а то стой тут, подслушивай, — услышал я в «Ухе» голос деда, и то ли почудилось, то ли на самом деле едва различимое, — вот ведь Линза.

Я вздрогнул и сбился с ритма, но тут же взял себя в руки и дочитал молитву до конца:

— Господи, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначальнаго Твоего Отца, Ты бо рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничесоже. Господи мой, Господи, верою объем в души моей и сердце Тобою реченная, припадаю Твоей благости: помози ми, грешному, сие дело, мною начинаемое, о Тебе Самом совершити, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, молитвами Богородицы и всех Твоих святых. Аминь[4].

После молитвы все перекрестились и сели.

— Уважаемые члены монастырского собора, — начал я, — сегодня мы собрались на внеочередное заседание в связи со знаменательным событием. Предстоятель Всемирной Христианской Церкви брат Климентий пожелал обратиться к нам со словом.

Я включил компьютер. Через минуту на гранях его, чтобы видели все, появилось лицо Климентия.

— Приветствую вас, возлюбленные братия мои! — начал он.

Все встали, отвесили поясной поклон и снова сели.

— Я постараюсь ненадолго задержать ваше драгоценное время, занятое высокими делами служения Господу нашему Иисусу Христу. Хочу ещё раз от души поздравить настоятеля брата Олафа со вступлением в должность и с его первым монастырским собором. Благословляю его на начинания. А начинания монастырю предстоят великие.

Монахи удивлённо переглянулись и воззрились на предстоятеля, затаив дыхание, а он продолжал:

— Дело, о котором буду говорить, очень важное не только для Христианского мира, но и для всех истинно верующих. На вашем монастыре лежит высокая миссия, которая назначена вам нашей Христианской Церковью и Всемирным конфессиональным собором. Миссия это — нести людям обновлённую религию. Братия, — голос его торжественно зазвенел, — религия вселяет в сердца людей любовь и веру в Бога, несёт в мир чистоту и духовность. И чтобы осуществить эту миссию, она должна быть созвучна душам людским, должна говорить с ними на одном языке. Века миновали с тех пор, как были нам даны первые заповеди Господа нашего Иисуса Христа. Неизменны они ныне, присно и во веки веков. Но говорить о них, нести в сердца людей их глубинный Божественный смысл, мы должны теми словами и, главное, теми делами, которые сегодня понятны и необходимы каждому человеку. Не для кого ни секрет, что ныне не в каждом сердце человеческом живёт Господь. И далеко не последняя в этом вина наша с вами. Вина тех, кто поставлен на Земле, чтобы служить Богу, нести его Слово и Дело людям. Но не сумели мы донести Слово Божье, чтобы запало оно в каждую душу и никого бы не оставило равнодушным. Почему так случилось? Главное в том, что мы не говорим с людьми на одном, понятным им, языке. Кто есть сегодня человек? Это человек образованный, успешный, сам делающий свою жизнь. Просвещение, культура, наука сегодня стали главными в нашей жизни. И, как доказал отец Окимий, именно они приведут современного человека к Богу, потому что нет иного пути для разумного сердца, как духовный путь самопознания и саморазвития. Религия же осталась в атрибутах понятий древнего человека. Пришло время, когда мы должны стать не просто понятными людям, но необходимыми им. Слово наше должно звучать в унисон с их сердцами. Дела наши должны воодушевлять и вести за собой. Мы с вами стоим на пороге обновлённой религии, религии, как говорил отец Окимий, которая зиждется на Вере, а Вера подтверждается Наукой. Отец Окимий оставил нам в наследство мысли, по которым мы должны создать обновлённую общину. И не только монастыря, но и открыть миру, — брат Климентий помолчал и торжественно продолжил:

— Учредителем обновлённых канонов, их проводником нами назначается ученик, последователь и преемник отца Окимия — настоятель брат Олаф. Ему предоставляется право на составление и принятие нового Устава, регламентирующего жизнь обновлённой Общины. Вам же, досточтимые братия, надлежит всесторонне помогать ему в этих начинаниях. Ибо все они предварительно согласованы с Христианской Церковью. Именно на Христианской Церкви, на нас с вами лежит великая миссия: открыть всем людям заповеди духовной жизни, открыть в каждом сердце Бога. Христианская Церковь призывает вас последовать за отцом Олафом в словах и во всех его начинаниях, как есть это начинания самой Христианской Церкви. Трудна задача сия. Дело это новое, и могут его нести только люди, принявшие сердцем необходимость этих перемен. Готовы ли вы к исполнению этой миссии?

Монахи зашевелились, зашептались.

— Не отвечайте сейчас ничего. Сначала спросите своё сердце. Департамент религиозного согласия даёт вам время, чтобы всё обдумать и дать ответ. У вас неделя до принятия решения. Через неделю мы вновь соберёмся, и я должен услышать ваше решение: готовы ли вы взять на себя ответственность за дело сие или не готова ещё к этому ваша душа. Несмотря на любой ответ, никто из вас ни в чём ущемлён не будет. Запомните это. Пусть каждый сам с собою решит этот вопрос. Я верю, что вам по силам. Благословляю вас! — брат Климентий осенил нас крестным знамением, и грани-экраны компьютера погасли.

––

[1] Эпитимия — Эпитимия, епитимья (от греч. эпитимион — наказание) — наказание в форме поста, поклонов и иных проявлений раскаяния, налагаемое священником на верующих (реже избираемые ими самими) за допущенные прегрешения или неисполнение указаний священника. Рассматривается церковью в качестве способа «врачевания духовного».

[2] ЧИВ — единица измерения и оплаты труда, в описываемом мире: Часовой Индивидуальный Вклад — один ЧИВ, то есть один час необходимого рабочего времени, потраченный человеком для создания его вклада в Общество.

[3] Духовник монастыря — понятие это имеет несколько значений. Духовник — и священник, к которому вы ходите на исповедь, и духовный наставник, и официальное лицо в монастыре, попечитель насельников монастыря в деле спасения.

Но чаще всего, говоря о духовнике, мы имеем в виду священника, которому доверяем руководство нашей духовной жизнью.

[4] Молитва перед началом всякого дела — источник «Молитвослов» интернет сайта «Азбука веры» https://azbyka.ru/molitvoslov/molitva-pered-nachalom-i-po-okonchanii-vsyakogo-dela.html