Язя

С. В. Каменский, 2021

Память о былых временах угасает. Старые боги забываются, а волхвов сжигают. Богатырей меньше и меньше. Встречи с нечистью становятся редкостью. Два воина выжили после нападения невиданного чудища, но сами не до конца понимают, где оказались и что происходит.*Расссказ вошёл в десятку победителей конкурса "Заколдованные сказки" (ЛитРес: Самиздат), получил диплом, своё место в сборнике и озвучку.

Третьяк снова осмотрелся. Он уже и не помнил, сколько времени провёл на этих болотах. Всё пошло не так, как хотелось. А было дело и Ярославль с Костромой грабили, и ордынский Жукотин брали. Ушку́йник¹ поправил пояс, оглянулся. Молодой воин еле шёл за ним.

— Что, Елисей, устал? — спросил Третьяк.

В остекленевших глазах юноши, казалось, и крупицы разума не осталось. Да, битва была знатная: десять ушку́ев² потоплено, почти триста воинов сгинуло. Только они двое чудом спаслись.

— Так устал? — повторил Третьяк.

— Н-н-нет, — стуча зубами и пошатываясь, ответил Елисей.

— Угу, — не веря ему, продолжил мужчина. — Не пойму я, как тебя в наши ряды взяли?!

Старый ушкуйник оглядел молодого: вроде крепкий с виду, в бою себя показал хорошо, а как воды наглотался, так и сник. Теперь ходит, дрожит, да так, что зуб на зуб не попадает. Третьяк и сам еле выплыл, но выплыл сам, да саблю сохранил. Елисей же, всё растеряв, на обломках ушкуя до берега добрался, где и подурел: бормотал что-то, глазами вращал да пузыри пускал, как дитя. Он снова сказал что-то неразборчиво, но Третьяк уточнять не стал.

— Странное место: куда не пойдём, будто туда же и возвращаемся.

— Что это было? — наконец произнёс молодой.

— Мне почём знать?

— Видал такое раньше?

— Разное видал. Такого — нет.

Третьяк поднял взгляд в небо. Ему до сих пор не верилось, что подобное случиться могло. Ещё утром, возвращаясь после удачного похода, заприметил их отряд на берегу реки огромный валун. Только странный он был какой-то. Когда поняли, что и не валун это вовсе, а творение бесовское, поздно уже было. От страшного гула у всех уши заложило, а когда нечисть в небо поднялась и солнце собой заслонила, так замерли все, молитву читая. Опомнились, бросились к корабельным самострелам, да толку от них было мало, а от луков и того меньше. Нечисть дыхнула огнём. Долго, размашисто. Немного времени ей понадобилось, чтобы спалить новгородские суда. Ушкуй Третьяка и Елисея ближе всех к берегу оказался, да повезло только им двоим. Чудище невиданное, как птица хищная, ринулось на корабли, топя их, разрывая воинов, будто и без брони они вовсе были. Старый ушкуйник был уверен, что заметило их это отродье, но вид сделало, будто нет. Пролетело над ними низко, зыркнуло и ввысь устремилось. Был готов поклясться Третьяк, что три головы было у того чудища. Неужто кара небесная их настигла за бесчинства да огнём очистила. Улетела нечисть, и весь берег туманом густым заволокло.

— Как мы здесь очутились? — снова подал голос Елисей.

— Сам не пойму… С берега лес вдали виднелся. До него бы за это время не дошли, — Третьяк вздохнул. — Чудно́е место здесь: и мох растёт со всех сторон, и земля вроде зыбкая, а не топнем.

— И что теперь? — выдохнул молодой.

— Прямо пойдём, может, и выйдем. Молитву читай, чтоб нечистая сила не запутала, — наказал старший, делая шаг.

Елисей забормотал что-то и двинулся вслед за ним. Третьяк же шёл осторожно, мягко; на ступающую ногу полного веса не переносил, пока не убеждался, что земля его держит. Долго шли. День уж настал, а из болот ушкуйники так и не вышли. Привалился Третьяк к дереву спиной:

— Лютует нечисть. Читал молитву-то?

— Читал, — ответил Елисей.

— Один раз или несколько?

— Много читал.

— Эко оно как, — тряхнул головой старший.

Молодой поднял руки, хотел шлем с головы снять, но Третьяк остановил, бросил коротко:

— Оставь. Мало ли.

— Кого боятся-то? — возразил Елисей. — Комаров, мошек?

— Откуда мне знать? — спокойно ответил старший. — Считай, что на разведке мы.

— Ладно, — нехотя согласился молодой, не стал перечить.

— Значит, я так думаю. Раз молитва не помогла, то и нечисть к блужданию нашему вряд ли причастная. Болот таких огромных я никогда не видывал. Налево сейчас пойдём, — махнул Третьяк рукой. — Там и деревья выше, и суше быть должно. Потом направо повернём и вроде как снова прямо будем. А ты, если что-то странное заметишь, читай молитву громко, чтобы и я слышал. Пока светло — идти будем и для костра чего-нибудь подходящего поищем. А как темнеть начнёт, так и подумаем.

Старший медленно зашагал, вспоминая сказки стариков про разную нечисть.

— Много ли ты про болотников знаешь?

— Не очень. Только то, что дед рассказывал.

— Что рассказывал?

— Скверные они. Свяжешься — не выживешь, если только болотник не в хорошем настроении. Тогда пугать будет, подшучивать, может, и убежать получится, когда он выскочит.

— Веришь в них?

— Не знаю, — признался Елисей. — Сказки предков наших, думаю. А ты?

— Так же думаю. Дед мой говаривал, что не по православному это — нечисть уваживать. Давно было, в Новгород к нам волхвы приходили…

— И как?

— Сожгли, — пожал плечами Третьяк. — На княжьем дворе. При Ярославе Всеволодовиче это было.

— Поделом, — хмыкнул Елисей.

— Как знать, — сказал старший. — Как знать.

Долго бродили ушкуйники по болоту. Шажками короткими ступали, особо не расторопничали. Не то это место для суеты. Светло ещё было, как добрались до сухого места. Прав был Третьяк: где деревья высоки стали, там и воды болотной почти не было. Среди деревьев редких начало тропы показалось. Узкой, что доска, но травой не поросшей. Привела эта тропа ушкуйников к избе невысокой, неширокой, на пнях чёрных стоящей. Из деревянной трубы, на резной скворечник похожей, тонкой струйкой дым волочился. Переглянулись мужчины, но молча избу обошли и перед дверью приоткрытой замерли. Заглянул Третьяк внутрь: печь огромная, а между ней и стенами, в самом углу, — пола́ти³ с лесенкой, под ними — вход в голбе́ц⁴. Показалось ушкуйнику, что из глубины чулана блеснули два огонька, будто глаза чьи-то. Отпрянул воин, нахмурился, головой мотнул, на Елисея глядя, и за саблей потянулся. Заглянул снова в щель и обомлел.

— Заблудились? — послышался девчачий голос.

Третьяк опустил глаза. Растрёпанная, сонная девонька с чёрными длинными волосами, в рубахе белой до пола да с вышивкой красной, смотрела на него снизу вверх. Спокойно смотрела, будто и не огромен он перед ней, и даже не ровня ей, а сам мал.

— Что молчишь? — повторила она. — Заходи, поди, голодный.

— Я не один.

— Так все заходите.

Зашли ушкуйники, на красный угол перекрестились, поздоровались. Огляделись: простая изба, как у всех, только тесно внутри. Девонька кочергу схватила и в печь сунула, вытащила горшок какой-то — и к столу, что в середине избы стоял, пошла деловито.

— Садитесь, что ли, — хмыкнула она. — Гостями будете.

В единственном помещении избы было светло. На глиняных тарелках свечи торчали, и, казалось, будто везде они расставлены были.

— Одна живёшь? — спросил Третьяк, напрягшись, и перед печью остановился.

— Одна, да с помощниками.

— А родные где?

— А кто где, — уклончиво ответила девонька, выкладывая на стол глубокие тарелки и ложки. — Хлеба неси, — строго крикнула она.

Из голбца выскочило странное существо: как кот, но на двух лапах; как ребёнок невысок; космат, словно медведь. Елисей оторопел, попятился, в стену упёрся, а когда разглядел, кто выбежал, так и вовсе побелел: в меху светлом, длинном, с ушами острыми стоячими, с глазами круглыми кошачьими, само чуть выше колена. Что-то со стола умыкнуло — и перед ушкуйниками остановилось. Ощерилось и, рот открывши будто от уха до уха, яблоко куснуло да на Третьяка жёлтыми зенками вылупилось. Ушкуйник дрожащей рукой саблю выхватил и выставил навстречу косматому. Волосатый вновь оскалился, протянул руку-лапу и осторожно коснулся пальцем острия. Третьяк вздрогнул от неожиданности и случайно рукой дёрнул. Существо затряслось, посмотрело на палец свой, с которого кровь закапала и раскосолапилось, крепче прижимая к груди яблоко надкушенное, насупилось и разревелось.

— Ну вот, — молвила хозяйка. — Довели голбе́шника⁵. Кто мне теперь помогать по дому будет?

Елисей молитву забормотал, а Третьяк левой рукой под кольчугой крест нащупал, выпростал да, оттянув на всю длину цепи, на нечисть направил. Голбешник реветь перестал, выпучил глаза, засмотрелся, жуя яблоко, да улыбнулся, закивал и убежал. Вскоре вернулся и протянул ушкуйнику небольшой ножичек с резной костяной рукоятью, испещрённой знаками непонятными и неизвестными, да к кресту потянулся.

— Зря ты так, — поцокала девонька. — Он решил, что ты меняться хочешь.

— Крест не отдам! — отдёрнул руку воин, даже не удивившись, что нечисть к символу лапы тянет.

Существо вновь насупилось и захныкало. Нахмурившись и дёрнув рукой-лапой, метнуло ножик в пол, себе под ноги. Лезвие с глухим стуком воткнулось в половицу. Голбешник резко отвернулся, потопал прочь и на полати полез. Третьяк побледнел, сглотнул судорожно, глядя на нож, ушедший в доску по самую рукоять.

— Что молчишь? — укорила хозяйка. — Спасибо скажи, да забирай. Подарок это.

— Сила он нечистая, и тебя дурит, — ответил Третьяк. — Морок на тебя навёл, что ли? Вот скажи, что с тебя требует?

— Отчего нечистая? Отчего морок? Голбешник же. Добрый он, да хозяйственный, да с меня ничего и не требует, — пожала плечами девонька. — Хлеба, яблок дашь ему, — он и радостный. Клюкву не даю, — буянит с неё, да спотыкается.

— Ведьма, что ли? — сузил глаза Третьяк, покрепче саблю ухватывая.

— Скорый ты на расправу, — лукаво улыбнулась хозяйка. — Всё ли неясное ведьмовством объясняешь?

— То-то я смотрю: простоволоса ты, неподпоясана.

— А ты, что ж, раз с крестом пришёл, то и свят? Может, разбойники вы, хоть на витязей и похожи? Вон и саблю достал.

— Из войска княжеского мы, — ответил с прищуром Третьяк, но саблю не убрал.

— Так садитесь, городские, — заулыбалась девонька.

Подумал ушкуйник, что раз молитва не изгнала и крест не напугал, может, и правда не бесовское то чудо волосатое. Убрал саблю, на лавку сел напротив хозяйки.

— Так и будешь есть? — засмеялась она. — В кольчуге да шеломе?

— Да, — ответил коротко Третьяк. — Себе клади и есть начинай, а я погляжу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Ушку́йники — вольные люди, промышлявшие торговлей и речным пиратством; также являлись дружиной Великого Новгорода.

2

Ушку́й — разновидность лодки, такие лодки строили в Великом Новгороде (XI–XV вв); они могли быть как морские, так и речные, с некоторыми отличиями. Являлись парусно-гребными суднами.

3

Пола́ти — место для сна под потолком, между печью и стеной, сооружённое из досок.

4

Голбе́ц — название конструкции, находящейся рядом с печью, с лестницей для подъёма на полати и саму печь. Мог оформляться как перегородка или чулан со своим входом и лестницей в подпол.

5

Голбе́шник — одно из названий домового, связанное с его местом нахождения в доме.