По субботам в полдень. Ее злость. Его несдержанность. И встречи, которые их изменили

Рэйчел Маркс, 2020

Эмили разочаровалась в мужчинах и не может наладить отношения с матерью. Джек выходит из себя, как только его сын Элфи начинает капризничать. Курсы по управлению гневом, на которые их записали, стали вынужденной мерой, но ни он, ни она не верят, что могут измениться. У неугомонного Элфи свои планы. Он очарован Эмили, которая делится с ним печеньем при первой встрече, слушает его истории. По просьбе Джека она становится няней мальчика. Из-за этого Эмили и Джеку приходится терпеть общество друг друга. Эта история о том, как любовь и понимание могут преодолеть любые препятствия и привести к настоящему счастью.

Джейк

— Всем привет, меня зовут Эмили.

Она сидит, закинув одну ногу на другую и болтая ей вверх-вниз, лихорадочно, как наркоман в реабилитационном центре. Это раздражает. Я словно бы сижу рядом с Элфи — едим ли мы, играем в игру или читаем историю, он все время двигается, вертится, падает со стула, бьет ногами по стене. Просто посиди спокойно. Ее глаза такие же, мечутся по комнате, словно она что-то ищет, но не может найти.

— Слушайте, буду честной. Меня здесь быть не должно.

В комнате раздается громкий вздох.

— Нет, я не отрицаю или типа того. У меня действительно нет проблем с гневом.

Враждебность в комнате нарастает как напряжение на футбольном матче, нарастает медленно, прежде чем взорваться потасовкой между фанатами команд-соперников. Несмотря на то, что, на прошлой неделе накинувшись на меня, она не стала смягчать удары, мне почти ее жаль. Неприятно видеть, как человека делают злодеем, каким бы противным он ни был. И честно говоря, я чувствую то же самое. Да, я могу сердиться, но как и любой другой на моем месте.

Я смотрю на Эмили и не могу не признать, что она хороша собой. У нее лицо, которое, хочешь не хочешь, а рассматриваешь. Возможно, потому что не часто встречаешь таких людей. У нее огромные глаза, чуть ли не пугающе огромные, поскольку их подчеркивает отсутствие волос и жирная черная подводка.

Я бы не удивился, если бы оказалось, что в школе она была готом. Могу представить ее в черном, сидящей в углу комнаты отдыха, слушающей тяжелый металл из большого магнитофона и режущей руки по выходным.

Сегодня на ней слишком большой полосатый вязаный джемпер и джинсы, которые словно бы нарисовали на ее тонких, как палки, ногах. На фоне этих обтягивающих штанов ее большие кожаные байкерские ботинки кажутся клоунскими.

Сэм подключается к разговору.

— Можешь рассказать, почему ты здесь, Эмили? Никто не станет осуждать тебя.

Глядя на сердитые лица, я не совсем уверен в правдивости этих слов, но Сэм заметил настроение, царящее в комнате, и пытается изо всех сил исправить ситуацию.

— Может, я расскажу первым? — говорю я, поднимая руку.

Эмили смотрит на меня так, словно я только что спас ее от смертной казни.

— Ты не против, Эмили? — спрашивает Сэм.

Она кивает, и я занимаю место посередине.

— Всем привет, меня зовут Джейк, — они все отвечают мне «привет». — И как и Эмили я не знал, что у меня есть проблемы с гневом, пока не пришел сюда. Все еще не знаю, так ли это.

Это рискованная стратегия белой вороны, но я уверен, что смогу обратить ее себе на пользу. Это один из бонусов профессии учителя: я привык выступать перед большой группой людей. То, что они сердитые взрослые, а не апатичные подростки, не имеет большого значения. По крайней мере, я на это надеюсь. Успешное публичное выступление похоже на приготовление коктейля. Нужен правильный баланс уверенности, самоиронии, капля юмора и огромная порция скромности.

— Меня попросила сюда прийти жена, ну, она сказала мне прийти, а все женатые мужчины здесь знают, что нужно делать то, что тебе говорят.

И мужчины, и женщины улыбаются. Хорошее начало.

— И возможно, она права. Возможно, у меня есть проблема. Я часто сержусь.

Потому что моя жена помешана на себе, а сыну место в психбольнице.

— И да, гнев заставляет меня говорить вещи и совершать поступки, которыми я не горжусь. Я мог бы быть лучшим мужем, конечно, и, уж точно, лучшим отцом для моего сына. Ему только исполнилось шесть, и он милый, но умеет выводить из себя. Так что страдаю ли я от проблем с гневом «официально» или нет, я знаю, что могу стать лучше. Уверен, все вы поможете мне найти способ это сделать.

И в этот момент я одаряю их самой искренней улыбкой. К моему облегчению, все в комнате отвечают тем же. Кроме Эмили. Я отлично понимаю, что нужно нечто большее, чем не совсем искренняя речь, чтобы вытянуть из нее улыбку. Не уверен даже, способна ли она на это. Может, в строении ее лица есть недостаток, из-за которого такое выражение ей просто недоступно.

На этой неделе занятия будут посвящены не агрессивной реакции на триггеры, которые мы называли на прошлой неделе. Все решили рассесться так же, как и раньше, и за свои грехи я попал в пару к Эмили.

— Я знаю, что у тебя нет проблем с гневом, так что поработаем, наверное, над моими триггерами?

Эмили сердито смотрит на меня. Ладно, возможно, в моем голосе звучал намек на сарказм, но ей стоит быть хотя бы немного благодарной за то, что я только что спас ее задницу.

— Жду не дождусь.

— Ну ладно, так, значит, мои основные триггеры — жена и сын.

— Их существование?

Боже, вот это девушка. По сравнению с ней даже моя жена кажется нормальной.

— Нет. Они делают определенные вещи. Дело не в их существовании.

— Например?

— Мой сын особенный. Ему нужно все делать определенным образом, он не может ждать, с ним нельзя договориться…

— Похоже на стандартное поведение ребенка.

— Значит, у тебя есть дети?

Эмили качает головой, и что-то в ее лице меняется, словно она думает о чем-то, о чем не хочет, или, возможно, просто придумывает новое оскорбление.

— Возможно, тебе нужно просто лучше понять его.

Если бы я не был собеседником в разговоре с ней, Эмили могла бы заворожить. Она не думает и совсем не осознает, когда ведет себя как стерва.

— Я понимаю его. Я провел каждый день последних шести лет с ним.

Вот только это неправда. Даже после всех этих лет я не могу понять его.

Эмили поднимает руки.

— Ладно, успокойся. Черт, а у тебя и правда проблемы с гневом, да?

Я удивляюсь, понимая, что смеюсь.

— Просто ты продолжаешь нападать на меня. Я постоянно чувствую необходимость защищаться.

— Я просто пыталась помочь. Если бы ты понял, что провоцирует такое поведение, возможно, оно бы так тебя не раздражало. Это просто совет.

— Возможно. Что делает тебя экспертом, кстати? Ты учишься на детского психолога?

— Я не считаю себя экспертом. Просто такой бред говорят психологи. Мне это не помогло, но, может, тебе поможет.

Она начинает рыться в сумке, доставая что-то и кидая на пол, пытаясь дотянуться до того, что ищет. Мне хочется спросить, зачем она ходила к психологу, но уверен, что она грубо отреагирует на мой вопрос. Она готова копаться в моей личной жизни и рвать меня на куски, но, наверное, земля разверзнется, если я поступлю так же. Эмили достает со дна сумки фотоаппарат и жвачку.

— Неплохая штука, — это Canon 5D Mark III. Я всегда мечтал о таком фотоаппарате, но у меня не было таланта, чтобы оправдать такую покупку. Мне стыдно от такой мысли, но я не ожидал, что у нее может быть подобный фотоаппарат.

— Ага, он неплохой, — она убирает вещи обратно в сумку и запихивает ее под стол.

— Неплохой? Ты профессиональный фотограф?

Эмили качает головой.

— Я немного занималась семейными фотографиями, но недолго. Это был подарок.

— Вау, весьма дорогой подарок.

— Он вроде как подержанный. Друг купил новый, так что этот отдал мне.

— Ну, я точно тот вариант, когда «техника есть, а умений нет». У меня есть 6D и множество линз, но у меня плохо получается. Я купил их, когда родился Элфи, но все еще не научился хорошо фотографировать.

— Понятно. Теперь все ясно, — Эмили разворачивает жвачку и закидывает себе в рот. — Меня пугало то, как ты смотрел на мои личные вещи.

Я улыбаюсь.

— Не волнуйся. Ты не настолько невезучая, чтобы оказаться рядом с человеком, бьющим жену, да еще и вором.

Эмили краснеет — крошечный проблеск человечности под колючками.

— Так почему ты в действительности здесь? Жена прислала тебя сюда по какой-то причине?

Я подумываю солгать, но не вижу в этом смысла.

— Я подрался с родителями у школьных ворот.

Не стоило толкать Мэтта. Я не горжусь своим поступком. Но мой внутренний подросток немного горд. В молодости я никогда не был «радикалом», готовым ввязаться в драку. Я понимаю, что это был не лучший вариант. Он просто стоял на детской площадке весь такой высокомерный со своим маленьким идеальным сыном Джорджем. Этот ребенок всегда будет занимать первое место в спортивных играх и получать награды лучшего игрока футбольного клуба неделя за неделей. И каждый день мне нужно подавлять сильное желание ударить Мэтта. Поэтому, когда он начал наезжать на меня, потому что Элфи якобы толкнул Джорджа, я съехал с катушек.

— Из-за чего?

— Не из-за чего, — качаю головой. — Это было глупо.

— Но ты собирался разбить ему лицо? Из-за пустяка?

— Я бы не сказал «разбить лицо».

— Давай угадаю, его сын читает лучше твоего.

— Именно. Вот засранец!

Эмили улыбается. В моей голове играют фанфары.

— Он назвал моего сына аутистом.

— А он не такой?

— Нет, не такой.

Мэтт не первым предположил, что с Элфи может быть что-то не так. Мы с Джеммой спорили об этом с его рождения. Ей нужно было найти причину, почему с ним так сложно, какой-то ярлык. Какое-то время я сам над этим задумывался. Но я посмотрел «Слово на А»^[7], прочитал о разных видах аутизма. Все это не про Элфи. Он не неразговорчивый — он, черт возьми, вообще никогда не затыкается. Он понимает эмоции. Смотрит в глаза, улыбается, отвечает, взаимодействует. К тому же не хочу, чтобы на моего сына вешали ярлык, с ним постоянно ходил учебный ассистент, приклеившийся к нему как этикетка на лбу с надписью «чудак». Я достаточно долго проработал в сфере образования, чтобы понимать, что люди считают это отмазкой. О, он не проказливый. Просто у него синдром дефицита внимания и гиперактивности. Посадите его на риталин, и он станет идеальным учеником. И я также видел осуждение. Учителя шепчутся «этот аутист», притворно сочувствуя, словно у ребенка чума.

Но в конце концов я сдался под напором Джеммы и, когда Элфи исполнилось три, согласился отвести его к доктору. Все еще помню лицо врача, когда Джемма объяснила «трудности». Ему все время все нужно контролировать.

После этого Джемма перестала винить мир и стала винить меня. Учитывая, что Элфи в первую очередь занимался я, значит, и виноват я. Иногда я не ставил границ. В другие дни я был слишком строг. Нужно было его лучше социализировать, меньше стимулировать. Хотя сами детали моих неудач варьировались, конечная правда оставалась неизменной: я испортил нашего сына. Кто знает? Может, она и права.

Мои мысли прерывает резкий звон треугольника.

Сэм оглядывает всех, сидящих в кругу.

— Так кто хочет поделиться своей проблемой с нами сегодня?

Женщина с противоположной стороны круга поднимает руку. Кажется, ее зовут Шэрон. На ней черные синтетические брюки, отчего ее ноги похожи на толстые сосиски, а каблуки туфель чересчур высокие, что, наверное, является опасностью для здоровья.

— Шэрон, спасибо.

Еще один бесполезный навык, полученный в сфере обучения, — способность запоминать имена.

— У меня все еще проблемы с дочерью. Эта неделя уже перебор. Видимо, теперь я не только виновата в том, что она не может удержаться на работе, но я также причина, по которой ее бросил парень на седьмом месяце беременности, — Шэрон закатывает глаза, словно такого бреда она еще никогда не слышала. — Я не утверждаю, что была идеальной мамой, но она не может всю жизнь винить меня за свои ошибки.

Судя по выражению лица Сэма, он провел бесчисленное количество занятий, выслушивая сагу о Шэрон и ее дочери.

— Так ты смогла ответить на ее слова без агрессии?

— Я перестала с ней видеться. Убрала этот негатив. Теперь я чувствую себя лучше.

Эмили фыркает, и все в комнате поворачиваются к ней, предвкушая склоку.

Шэрон наклоняется вперед, упираясь руками в колени.

— О, у тебя, судя по всему, другое мнение на этот счет?

Эмили смотрит на Шэрон, но не отвечает.

— Ты можешь предложить другую стратегию, Эмили? — спрашивает Сэм, умоляя ее взглядом.

Эмили вычищает грязь из-под ногтя.

— Просто я не считаю, что нужно выбрасывать кого-то из своей жизни просто потому, что они заставляют тебя понять, как ты напортачил. Возможно, вы и есть причина ее неудавшейся жизни. Разве не стоит попытаться помочь, а не просто притворяться, что это не ваша вина?

Такое впечатление, что все мышцы Шэрон натянул какой-то невидимый кукловод.

— И это говоришь ты? Ты даже не можешь признать, что у тебя проблема.

— Потому что ее нет.

Шэрон ищет поддержки у других.

— Понимаете, о чем я?

— Ладно, спасибо, что рассказала, Шэрон. А насчет твоего совета, Эмили, — Сэм улыбается отрепетированной улыбкой. — Я бы попросил вас обеих не забывать наши основные правила. Они висят над столом закусок, если хотите освежить их в памяти. Обоюдное уважение чужих взглядов — самое важное в этой группе.

Эмили и Шэрон обе кивают, но они похожи на двух боксеров, которым сказали поприветствовать друг друга, стукнувшись перчатками в начале боя.

— Надеюсь, что вместе мы можем найти способ исправить отношения с твоей дочерью, Шэрон, но ты права, одна из стратегий — убрать определенные триггеры из нашей жизни. И да, иногда это включает и людей, хотя если это наши близкие, очевидно, мы надеемся найти альтернативу. Кто-нибудь придумал другие методы позитивной реакции на триггеры?

Тим поднимает руку.

— Ну, я тут поговорил с Нэтаном, и кажется, мы придумали решение проблемы с собакой.

— Здорово, — Сэм сияет, явно радуясь проблеску позитива. — И какое же?

— Время обнимашек.

Лицо Тима серьезно, как никогда. Уголком глаза я замечаю, что Эмили пытается изо всех сил, как и я, скрыть свое веселье. И впервые с нашей встречи я задаюсь вопросом: не окажемся ли мы в одной команде?

— Возвращаясь домой, я буду уделять Прыгуну пять минут безраздельного внимания, — продолжает Тим, явно довольный собой. — А потом ему придется понять, что мне нужно пространство.

— Гениально, спасибо большое, Тим, и, конечно, Нэтан, за то, что помог добиться позитивного результата. Здорово, парни.

Судя по всему, это будут долгие двенадцать недель.

* * *

Как только я открываю дверь, меня встречает слишком знакомый крик Элфи. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, мне кажется, что атмосфера становится разряженнее, и я представляю, как замечательно было бы выйти и наполнить легкие холодным осенним воздухом.

Я иду на шум в спальню Элфи.

— Что случилось?

Элфи лежит на кровати, накрыв подушкой голову, и с такой силой пинает стену, что все фигурки лего на полках вибрируют. Джемма сидит на полу, спрятав лицо в руках. Вокруг нее разбросаны фишки «Монополии», бумажные деньги и карточки «Шанса».

— Я сказала ему, что как только ты вернешься домой, мы прогуляемся в дендропарк. С тех пор он так себя и ведет.

Джемма закатывает глаза, и я улыбаюсь. Очень редко мы чувствуем себя сообщниками, и я ценю такие моменты. Были бы они почаще.

— Да ладно, Элфи. Тебе же нравится дендропарк. Мы возьмем твой скутер, и я даже куплю горячий шоколад. Это отличное предложение.

Это фраза Элфи. Прежде чем согласиться на что-либо, он всегда начинает переговоры «вот предложение», словно ведущий какой-то типичной телевикторины. Потом он перечисляет условия, которые нужно соблюсти, прежде чем он сделает то, о чем его попросили.

Элфи снимает подушку с головы, но продолжает бить по стене. Судя по всему, предложенные условия недостаточно хороши, чтобы подписаться под ними.

— Я не пойду.

Я сажусь рядом с ним и держу его за ноги. Он на удивление сильный и легко вырывается, ударяя меня в грудь, отчего мое терпение подходит к концу.

— Слушай, мы идем, и все. У тебя пять минут на то, чтобы натянуть штаны и ботинки, или планшет отправится на чердак.

Элфи снова натягивает подушку на голову.

— Мне все равно. Я не пойду.

Так происходит каждый раз, когда мы предлагаем куда-нибудь сходить, нравится ли ему предложенное место или нет. Просто не понимаю. Мне хочется либо стать затворником, либо покинуть дом навсегда, оставив его там.

— Ладно, давай просто оставим его, — я протягиваю Джемме руку и помогаю ей встать. Элфи кидает в нас подушку, но промахивается.

Потом он начинает плакать по-настоящему. Это уже не ради представления. Сердитые морщинки на его лбу исчезают, губа опускается, и слезы собираются в глазах, а потом струйками стекают по щекам.

— Ты сказала, что мы просто соберем лего и во что-нибудь поиграем. Ты не говорила о том, что придется уйти.

Такое впечатление, что он действительно страдает от физической боли, и если бы это не было настолько абсурдно, я мог бы поверить в то, что выход за пределы дома в действительности причиняет ему боль.

Джемма трет пальцами брови. Наверное, она говорила это уже сотню раз.

— На улице солнечно, поэтому папа позвонил и предложил сходить в дендрарий. Тебе нравится это место.

— Но ты обещала, что мы будем дома весь день. Ты солгала.

Мне кажется, что все мое тело растянули на дыбе и оно вот-вот разорвется на части. Почему все должно быть таким испытанием?

— Она не солгала, Элфи. Мы передумали. А теперь мы пойдем туда и наберем коробку каштанов. Сиди тут один, если хочешь, — я отворачиваюсь к двери.

Протесты сразу становятся громче, а стена превращается в грушу. Я вывожу Джемму из комнаты, закрывая дверь Элфи в слабой попытке сдержать его и тот погром, который он сейчас устроит.

Такое впечатление, что на дом обрушилось катастрофическое землетрясение, но мы пытаемся игнорировать его и начинаем военную операцию под названием «покинуть дом с ребенком». Джемма собирает в сумку вещи, которые нам могут понадобиться: шляпы, перчатки, учебник, карандаш, закуски, напитки, пластыри. Список кажется бесконечным, и большая часть вещей останется на дне сумки, а тот, кого нам в действительности нужно взять с собой, сидит дома, издеваясь над нами. Я спускаюсь и нахожу скутер Элфи, шлем и пальто. Мы оба знаем свои роли. В таких ситуациях мы хорошая команда.

И тут внезапно Элфи затихает. Я слышу шаги на этаже и тихий голосок.

— Обещаешь, что мы найдем каштаны?

Это подобно красивой птичьей песне. Я смотрю на второй этаж и вижу Элфи, стоящего на верхней ступени.

— Да.

Милый боже, пусть там будут каштаны.

— Я могу взять для них специальную коробку?

Начинается процесс договора.

— Да, если оденешься прямо сейчас. Пойду достану твои сапоги.

— А можем мы сначала пойти к каштану?

Это уже сложно обещать. Я даже не уверен, что там будет конский каштан, а уж тем более не знаю, как его найти в месте, которое, по определению, рай для деревьев, но я так близок к сделке, что нужно подыграть.

— Конечно. А теперь иди, надень штаны и носки. Пришло время отправляться в путь.

Элфи бредет наверх в свою комнату и затем появляется наверху: все еще во флисовой радужной кофте и штанах с Бэтменом, но теперь в одной руке он держит особенную коробку, а в другой банку с фигурками лего.

— Элфи, носки. Штаны.

Он возвращается в свою комнату. Я слышу, как захлопывается дверь шкафа, и позволяю себе надеяться. Но тут он возвращается, и я смотрю на его ноги и вижу пальцы, торчащие из-под оранжевых штанов.

— Серьезно, Элфи — НОСКИ! Сейчас же!

— О да, я забыл, — Элфи смеется и комично хлопает себя по лбу.

Иногда я гадаю, как он умудряется так раздражать и одновременно быть таким милым.

Я вытаскиваю все вещи и запихиваю их в багажник. Вернувшись, я вижу, что Элфи бегает по коридору с носками в руках, пока Джемма что-то печатает на телефоне.

— Почему он не готов?

Джемма смотрит на Элфи, словно она понятия не имеет, что это за странное существо бегает кругами вокруг нее. Потом она снова возвращается к своему телефону.

— Я уже тысячу раз ему об этом сказала, Джейк. Чего еще ты хочешь от меня?

Не знаю. Я не знаю, что делать. Вот почему я хочу, чтобы ты знала.

Элфи смеется и играется с почтовым ящиком, открывая и захлопывая его снова и снова с маниакальным блеском в глазах. В результате я просто поднимаю его, закидываю на плечо и, все еще смеющегося, усаживаю в машину. Джемма идет следом, неся в руках сапоги, особенную коробку и фигурки лего.

* * *

— Но папа, где же каштаны?

— Нам нужно найти каштановое дерево. Мы его найдем.

Надеюсь. Потому что, если нет, нам придется рыскать по Глостерширу в его поисках.

— Ты уверен?

— Да, малыш. А теперь давай просто насладимся прогулкой. Иди вперед, и я догоню тебя.

— Нет, не пойду, пока мы их не найдем. Ты обещал.

Джемма идет рядом с нами, но ничего не говорит, просто смотрит на деревья, опадающие листья, укрывающие ковром землю. Иногда я поражаюсь ее способности отключаться. А иногда тоже хочу так поступить, просто показать ей, насколько это раздражает.

— Я не могу наколдовать каштановое дерево, Элфи. Мы найдем его, когда найдем.

Элфи падает на землю и начинает кричать прямо посреди дорожки и отказывается двигаться с места. Люди обходят его или переступают, но всегда оглядываются. Их взгляд говорит о разном. Иногда это раздражение, иногда смятение, бывает и эмпатия. Но всегда что-то есть. Осуждение. Элфи и, конечно, нас.

Ясно, что ничто его не успокоит, и мы с Джеммой продолжаем идти вперед, пока Элфи не остается крошечным пятном на фоне красивых ярких, красочных деревьев. Когда мы достигаем точки, сдвинувшись с которой мы получим звонок от соцработников, мы нехотя останавливаемся.

— Пойти и привести его?

Джемма качает головой. Такое впечатление, что даже на это легкое движение ушли все ее запасы энергии.

— Он придет через минуту.

— Ты знакома с нашим сыном?

Джемма улыбается, но улыбка не доходит до глаз.

Потом вдалеке я вижу его. Я не мог бы стать счастливее, даже если бы с веток свисали золотые слитки.

— Элфи, — кричу я. — Каштан!

Но он слишком далеко и не слышит меня, поэтому я продолжаю тыкать пальцем в воздух перед нами и руками изображать дерево, но такое впечатление, что я вырисовываю яблоковидную женскую форму. Как ни удивительно, Элфи, судя по всему, все понимает, потому что он встает, проносится мимо нас, бросив скутер посреди дорожки, и начинает обыскивать землю под деревьями. Я беру особую коробочку и присоединяюсь к его поискам, в то время как Джемма садится на скамейку на краю дорожки.

Поразительно, сколько уходит времени на то, чтобы заполнить коробку, по объемам равную двухлитровой упаковке мороженого. Проблема в том, что это, судя по всему, единственный конский каштан во всем дендрарии и его уже обобрали другие дети. Однако я знаю, что мы не сможем уйти, пока не наберем всю коробку. Я представляю себя, кожа да кости, застрявшего здесь и собирающего каштаны, пока не умру. Но тут я замечаю огромную шипастую кожуру каштана — идеальный размер. Она заполнит оставшееся место в коробке.

— Что насчет этого, Элфи? Нельзя собирать каштаны без кожуры, в которой их можно хранить. Смотри, шипы помешают их украсть.

Элфи изучает кожуру. Пытается положить туда несколько каштанов, проверяя, подходят ли они. Слава богу, подходят.

— Хорошо, положи ее в коробку.

Мне хочется прыгать, словно я только что пролетел мимо Усэйна Болта и выиграл стометровку. Я быстро закрываю крышку и собираюсь положить коробку в рюкзак, но Элфи настаивает на том, чтобы понести ее. Держать коробку с каштанами под мышкой, особенно учитывая то, что крышку постоянно нужно поддерживать, — подвиг даже для самых лучших акробатов, но Элфи уперся, а я слишком устал, чтобы спорить. Он подходит к Джемме, чтобы поднять ее со скамейки безразличия, и мы продолжаем идти дальше. Элфи роняет коробку, и ему приходится останавливаться каждые несколько минут, чтобы собрать каштаны, прежде чем мы добираемся до кафе.

— Давай, найдите с мамой столик, а я закажу напитки.

— Нет, я хочу пойти с тобой.

Нет, не надо.

— Ладно, но ничего не трогай.

По обычным стандартам очередь не длинная, но перед нами стоят трое человек, поэтому рядом с Элфи мне кажется, что мы застряли в толпе в «черную пятницу».

— Там будут взбитые сливки и маршмэллоу? — Элфи проводит рукой по столу рядом с нами, чуть ли не роняя красивые стеклянные подставки для рекламы нескольких дорогущих пирожных.

Я беру его за запястье и снимаю его руку со стола.

— Не знаю, наверное.

— В последний раз у них кончились маршмэллоу.

— Ну, будем надеяться, что не сегодня.

— Но что, если да?

— Давай просто подождем и увидим.

Такое впечатление, что тело Элфи наводнило племя особенно подвижных прыгающих бобов: его конечности дергаются и бьются о стол.

— Мне нужно знать сейчас. Пойди спроси их, папочка.

— Нет, я не могу пробиться вперед. Тебе нужно просто подождать.

Кажется, подпрыгивающие бобы набрали кинетическую энергию и в любой момент готовы взорваться. За нами стоит респектабельная женщина, и Элфи постоянно случайно врезается в нее. Сначала она отвечала улыбкой на мои извинения, но теперь сердито смотрит на нас.

— Элфи, постой. Спокойно, — я ставлю его перед собой и хватаю за плечи, словно держу преступника, которого перевозят из одного пункта заключения в другой.

Его вопросы не прекращаются, и я уже достиг момента, когда не смогу сдерживать его, но тут подходит наша очередь.

— Два капучино и горячий шоколад, пожалуйста.

Элфи пихает меня в бок и тянет за джемпер, пока я пытаюсь найти в бумажнике кредитную карточку.

— У них есть сливки и маршмэллоу? Папочка, папочка, есть? Спроси их, — когда я не отвечаю, он кричит: — Спроси их, глупый папочка.

Я делаю глубокий вздох и улыбаюсь женщине за стойкой, которая не сможет скрыть отвращение на своем лице.

Элфи продолжает тянуть меня за джемпер.

— Почему ты не спросишь их?

Потому что мир не вращается вокруг тебя и любых твоих капризов.

Сначала женщина готовит капучино, наверное, специально, а потом горячий шоколад. Она тянется под стойку за чем-то, и я молю Бога, в которого, может, и не верю, чтобы он спас меня. И только когда она достает банку со взбитыми сливками, выливает их в напиток Элфи и добавляет несколько маршмэллоу, я осознаю, что задерживал дыхание.

Элфи хватает напиток со стойки, чуть ли не выливая его на пол.

— Эм, простите, молодой человек, ты что-то забыл? — женщина стучит наманикюренным ногтем по столу.

Глаза Элфи в смятении обыскивают пустое пространство.

— Возможно, «спасибо»?

Сначала Элфи просто смотрит на нее. Потом я толкаю его в спину, и он едва слышно произносит «спасибо», а потом несется к столику со своим напитком.

Те пять секунд, в течение которых Элфи зачерпывает ложкой сливки и маршмэллоу, он молчит.

— Как думаешь, Адам согласится на твою идею? — спрашиваю я Джемму.

— Думаю, что да. Кажется, она ему понравилась, но с Адамом никогда нельзя быть уверенным. Он часто…

— Мы можем пойти теперь на детскую площадку? — Элфи отодвигает наполовину выпитый горячий шоколад на середину стола.

— Нет, допей сначала. Пойдем через минуту, — я толкаю кружку обратно к нему и поворачиваюсь к Джемме: — Прости, что ты говорила?

— Мы можем пойти сейчас? — Элфи протягивает мне свою почти пустую кружку.

— Элфи, мы с мамой разговариваем. Мы пойдем в парк, как только все допьем свои напитки.

Элфи раскачивается на стуле, чуть ли не падая назад и не врезаясь в пожилую пару позади нас.

— Но когда мы пойдем? Во сколько?

Джемма кладет ладонь на его руку.

— Пять минут, Элфи. Давай мы просто допьем. И говори потише, ладно, милый? Это нечестно по отношению к тем, кто пытается насладиться своим напитком в тишине.

— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

— Элфи, мы не можем разговаривать, пока ты отсчитываешь секунды. Просто жди.

— Восемь, девять, десять…

Мне хочется закрыть его рот ладонью.

— Элфи, прекрати.

— Но я хочу пойти сейчас.

— Ну а мы нет. И мы вообще не пойдем на площадку, если не перестанешь доставать нас, — я качаю головой. — Уверен, Адаму она понравится. Ты никогда не ошибаешься…

— Пять минут прошло, смотри, — Элфи показывает на часы на стене.

Я провожу рукой по волосам, прижимая их к голове. Я просто хочу поговорить с женой. Насладиться кофе в тишине с моей семьей без этих сцен. Неужели я прошу слишком многого?

— Мы просто закончим пить, Элфи. Как бы много времени это ни заняло.

— Но мне нужно знать. Просто скажи во сколько, — его голос становится все громче, и все больше людей смотрит на нас, подобно мексиканской волне на стадионе. — Назови мне точное время?

Внезапно Джемма резко опускает кофе на стол.

— Элфи, просто перестань. Я не могу дышать, — ее глаза наполняют слезы, и она явно задыхается.

— Я выведу его. Допивай кофе, — я вытаскиваю Элфи из кафе, чувствуя взгляды посетителей, сверлящие мне спину. Элфи бежит напрямик к площадке. Наверно, мне стоит побежать за ним, показать, что он не выиграл, но у меня нет сил.

Позже, когда Джемма выходит из кафе, мы сидим друг напротив друга за столом для пикников, окруженные другими родителями среднего класса, глядя, как Элфи счастливо носится по деревянному мосту. Нам удается закончить разговор, и я понимаю: вот как все должно быть. Именно так мы все представляли.

Отчетливо помню момент, когда Джемма предложила это: мы были в отпуске в Дубае. Весь день катались на водных лыжах по заливу. Сначала Джемма не хотела, но мне удалось убедить ее попробовать. Так что нас все еще переполнял адреналин, когда мы сидели и пили коктейли на террасе бара, выходящей на сияющий горизонт.

— Думаю, пришло время завести ребенка.

В то время я мог думать только о том, как вернуться с ней в отель, чтобы попрактиковаться в создании детей, пока не устану настолько, что не смогу продолжать. И, делая это, мы лежали обнаженные на простынях, глядя, как золотистый вентилятор вертится на потолке, и я согласился, что время пришло.

Когда мы узнали, что она беременна Элфи, мы вели себя словно дети в канун Рождества. Я вернулся домой и нашел открытку на столе: «Привет, папа, жду не дождусь, когда встречусь с тобой ххх». Сначала я не понял, о чем речь, но потом у подножия лестницы появилась Джемма. В ее глазах стояли слезы, а на лице была выжидающая улыбка. Она держала положительный тест на беременность. Обняв ее, я тоже заплакал, и весь вечер мы обсуждали детские имена, будет ли это мальчик или девочка, будет ли ребенок похож на нее или на меня. Той ночью мы занялись любовью нежно, потому что я боялся навредить ребенку, хотя Джемма и убеждала меня, что это невозможно. Мы были так счастливы. Словно бы катались на волне чистого оптимизма. Каждую неделю мы изучали «Чего ждать, когда ждешь ребенка»^[8] и узнавали, с какой плод размером наш ребенок. Потом я останавливался в супермаркете по пути домой с работы и покупал этот фрукт. Дома я прижимал его к животу Джеммы, и мы оба радовались этому волшебству.

А потом Элфи родился и не переставал плакать. Я знаю, что дети плачут. Я ожидал шум и отсутствие сна. Но Элфи плакал с момента пробуждения и до сна, боролся, пока не закрывал глаза. Доброжелатели останавливали нас на улице или в супермаркете, чтобы посоветовать, что, возможно, «нужно поменять пеленки», словно мы не проводили каждые пять минут, засунув нос в его зад, пытаясь понять, в чем проблема. А колики, что, черт возьми, это такое? Это нужно назвать «бесперебойный плач», потому что вот в чем, собственно, суть.

Я все еще вижу, как Джемма ходит по комнате, прижимая Элфи к полной груди, ее соски потрескались и кровоточат, словно кто-то провел по ним теркой для сыра. Она укачивала то, что должно было стать комком радости, и умоляла покушать. Но он всегда откидывал голову назад и орал. Я возвращался домой с работы и находил его кричащего в детском кресле, пока Джемма лихорадочно махала перед его лицом погремушками, а он выбивал их из ее рук. Мы не занимались сексом. Никуда не выходили. Джемма ложилась, как только засыпал Элфи, а я просто сидел и просматривал один матч бокса за другим, пока не засыпал на диване.

Однажды вечером мы торопливо ужинали, пока Элфи лежал на игровом коврике, суетясь, но не плача, и Джемма посмотрела на меня пустым взглядом.

— Прости, на следующей неделе я возвращаюсь на работу. Думаю, это к лучшему.

Мое сердце упало.

— Ты не сможешь дотерпеть, пока ему не исполнится год?

Она опустила взгляд и покачала головой.

— Хотела бы. Я попыталась, Джейк, правда попыталась. Но больше не могу.

Я знал, что не стоит пытаться переубедить ее. Я видел, как она медленно угасала на протяжении этих шести месяцев с Элфи, и я знал, что она уже приняла решение.

В тот день, когда она вернулась на работу, Джемма попросила по пути на работу отвезти Элфи в ясли. Она сказала, что у нее ранняя встреча, но, наверное, она просто не могла заставить себя отвезти его туда. Джемма изучила все варианты. Нашла ясли с большим двориком, чтобы ему было где играть, когда подрастет. Там были различные игрушки и развивающие занятия. Достаточное количество персонала для детей.

Я припарковался у дороги и вытащил Элфи из детского сиденья. Словно бы пытаясь торговаться со мной еще в том юном возрасте, он улыбнулся мне, что было редкостью, и я поцеловал его сморщенный лобик. Когда мы проходили мимо французского окна, выходящего на дорогу, на меня, прижав нос к стеклу, таращились дети, и мне стало нехорошо.

Мы вошли, и я передал пеленки Элфи главной воспитательнице. Ей было около пятидесяти, и она казалась дружелюбной, хотя немного уставшей, словно слишком много времени проработала в этом месте и забыла, что именно раньше ей так нравилось здесь.

— Он начинает ворчать, когда устает или голоден. Ну, он часто ворчит, но ему нравится играть в прятки. Это помогает ему отвлечься на несколько минут. О, и он любит, когда меняют пеленки. Странно, но это так. Мы иногда рискуем и оставляем пеленки подольше, чтобы немного побыть в тишине и покое, но есть и минус — бывает, что тебе в глаз бьет струя.

Я посмеялся, и она улыбнулась, словно бы говоря «мы такое уже встречали».

— Ваша жена мне обо всем рассказала, мистер Эдвардс. Не волнуйтесь, с Элфи все будет хорошо. Мы часто замечаем, что наблюдение за другими детьми отвлекает их от своих проблем.

Мне хотелось закричать, что с ним не будет все хорошо. Что она совсем не знает моего сына. Но я отдал его ей. Когда я это сделал, он одарил меня взглядом, в котором, ошибки быть не может, читался чистый страх. Я мог думать лишь о моей маме. Как она променяла свою быстро поднимающуюся в гору карьеру на дни в осыпающемся каменном коттедже в Коствольде, в котором она застряла со мной. Вспоминая детство, я вижу ее в каждом мгновении. Как ее нежные руки месили тесто или учили меня готовить воображаемую еду для фигурок из пластилина, прикосновение ее пушистого джемпера к моему лицу, когда она читала мне истории, тепло ее тела, когда она прижимала меня к себе, если я просыпался после кошмара, ее духи — она всегда использовала одни и те же, — как я сидел на краю ее кровати и смотрел, как она приводит себя в порядок каждое утро… она всегда была рядом.

Я не мог ожидать, что Джемма поступит так же, почувствует то, что чувствовал я, но я не мог оставить его здесь. Поэтому я забрал сына из рук удивленной сотрудницы, принес домой, написал заявление об уходе и больше не возвращался на работу.

Но сейчас, когда Элфи постоянно подбегает, чтобы проверить, никто ли не касался его особой коробки, в то время как дети беспечно бегают друг за другом по площадке, я гадаю, не было бы лучше для всех, если бы тогда я проигнорировал чувство вины, пульсирующее во мне, смехотворное чувство долга и оставил его там, вернулся в машину и поехал на работу.

* * *

Джемма переворачивается на нашей королевского размера кровати и ложится позади меня. Ее грудь легонько касается моей спины. Она начинает поглаживать мою ногу, пробегая пальцами вверх и вниз по бедру. Так Джемма приглашает заняться сексом. Мы уже давно не занимались любовью и уж тем более не Джемма предлагала первой, но, несомненно, именно таковы ее намерения, и от ее прикосновения я сразу же завожусь.

— Ты предлагаешь то, о чем я думаю?

Она смущенно пожимает плечами.

— Если ты не против?

— А ты как думаешь?

Начинается все хорошо. Мои предварительные ласки эффективны, она издает правильные звуки, реагирует правильно. Все по-старому, конечно, ведь мы женаты уже почти четырнадцать лет, так что этого и следовало ожидать. Вот только обычно ей нужно больше разогрева, а сейчас она быстро набрасывается на меня. Мы занимаемся любовью в обычной позе, на боку, лицом друг к другу. Я готов кончить через несколько минут (честно, прошло уже много времени), но тут открываю глаза и вижу, что она смотрит за мое плечо пустым взглядом, и перестаю двигаться.

— Ты в порядке?

Джемма смотрит на меня, словно забыла, что я здесь.

— Да, в порядке. Ты почти закончил?

Я знаю, что у нее нет настроения и мне стоит остановиться, но прошло столько времени, и у меня нет воли на это.

— Да. Мне стоит выйти?

— Нет, все хорошо. Мои месячные через день или два. Это безопасно.

Мы возвращаемся к нашему проверенному ритму, и я умудряюсь кончить. Шесть секунд все чудесно, но потом я просто ощущаю пустоту. Не хорошую, удовлетворенную пустоту. А полную сожаления и грусти. Я отстраняюсь и переворачиваюсь на спину.

— Хочешь, чтобы я помог тебе кончить?

Джемма сворачивается как ежик, которого ткнули палкой.

— Нет, все хорошо. Было приятно, но я устала.

Наверное, это похоже на секс с проституткой. Не знаю, зачем Джемма все это начинала, но ее желание меня явно быстро прошло. Знаю, я давно не практиковался, но не думаю, что так плохо проявил себя.

Она тянется к ящику и достает маску.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Я беру книгу и пытаюсь читать, но глаза просто скользят по строчкам, не разбирая слов, поэтому я сдаюсь и выключаю лампу. Свет луны проникает через щели жалюзи и освещает ее лицо.

— Ты иногда задумываешься, что бы было, если бы мы завели второго ребенка? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне и стягивая маску на лоб.

— Не знаю, наверное. Возможно.

Несмотря на изначальные планы завести хотя бы двух детей, как только у нас родился Элфи, Джемма больше не поднимала тему второго ребенка, как и я. Большую часть времени я не мог справиться и с одним Элфи. Потом прошли годы, и Элфи внезапно исполнилось шесть, и мы негласно решили, что он будет единственным ребенком.

— А я думаю. Много.

Правда? Я в последнюю очередь могу представить, как Джемма думает о другом ребенке. Она-то и о нашем единственном почти не думает.

— Ты никогда ничего не говорила.

— Потому что боялась твоего ответа.

— Что я не захочу ребенка?

— Возможно. Или хочешь. Не знаю.

— А ты хочешь?

Подушка шуршит, когда Джемма качает головой.

— Нет. Не сейчас.

— Но было время, когда ты хотела?

— Иногда. В хорошие дни. И иногда в плохие. Но нет, не особо.

Это совершенно не честно, учитывая, что и я второго не хочу, но мне грустно, что моя жена больше не хочет иметь со мной детей.

— Почему в плохие дни?

— Потому что, может, другой ребенок будет другим.

Я думал точно так же и не раз, но эти слова, произнесенные вслух, звучат ужасно эгоистично.

Я тянусь и беру Джемму за руку, но случайно задеваю ее бедро, и она дергается, неправильно прочитав мои намерения. Какое-то время мы лежим в тишине, застыв, словно бы боясь пошевелиться. Потом она приподнимается на подушке.

— Может, нам снова отвести его к доктору?

У меня не получается подавить вздох.

— Просто вдруг это поможет, — не отступает Джемма. — Может, нам предложат более эффективные стратегии взаимодействия с ним?

Я качаю головой.

— Они просто скажут, что это наше воспитание, Джем. Он неплохо учится, хотя ведет себя тихо, не очень общительный, но и проблем в школе не доставляет.

Джемма выпрямляется, опираясь на изголовье.

— Я недавно прочитала статью о детях-аутистах, маскирующихся в школе. Судя по всему, это распространенное явление.

— Он не аутист, Джем. Наверное, нам нужно просто принять, что мы благословлены трудным ребенком. А может, мы все делаем неправильно. Кто знает?

Джемма кивает, забирается обратно под одеяло и опускает маску на глаза.

— Мне нужно поспать. Завтра много работы.

— Хорошо, спокойной ночи. Увидимся утром.

Я отворачиваюсь и смотрю на полосы света на стене, гадая, о чем она думает, чего не говорит мне. Уверен, раньше мы знали мысли друг друга, за исключением тех темных, которыми никто с другими не делится. Мы были так близки, а теперь лежим в одной постели, а между нами пропасть шире Тихого океана. И внезапно я осознаю, как сильно скучаю по ней.

Примечания

7

Сериал BBC о семье, в которой младшему сыну поставили диагноз «аутизм». (Прим. ред.)

8

What to Expect When You’re Expecting, 1984. (Прим. ред.)