Канун дня всех святых

Рэй Брэдбери, 1972

Рэй Брэдбери – великий мастер пера, классик мировой литературы и живая легенда фантастики. Его книги уже более полувека увлеченно читают миллионы людей во всем мире. Брэдбери намного больше, чем писатель-фантаст, – его творчество можно отнести к «высокой», внежанровой литературе. Такого дерева вы не видели никогда в жизни. Оно достигает вершиной небес, и растут на нем тыквы всех форм, размеров и цветов. Возле этого дерева вы встречаете странного господина по имени мистер Смерч, и он увлекает вас в чудесное путешествие, из которого вы вернетесь совсем другим человеком – если вернетесь…

Глава 1

Это случилось в городишке на берегу речушки неподалеку от озерца в уютном местечке на севере штата на Среднем Западе. Нельзя сказать, что природа заслоняла собой город, впрочем, и город не мешал созерцанию и осязанию природы. Город густо зарос деревьями. Травы и цветы увяли и пожухли с наступлением осени. А еще повсюду торчали ограды, чтобы ходить по ним, балансируя, и тротуары, чтобы кататься на роликах, и большой овраг, чтобы бросаться в него очертя голову и орать что есть мочи. А еще город кишел…

Мальчишками.

И близился вечер Хэллоуина.

И все дома захлопнулись, спасаясь от холодного ветра.

И хладное солнце освещало город.

И вдруг дневной свет померк.

Из-под каждого дерева и сарая выползла ночь.

За дверями всех домов — мышиная возня, сдавленные крики, быстрое мельтешение огоньков.

За одной такой дверью замер и прислушался тринадцатилетний Том Скелтон.

Ветер на улице вил себе гнезда на каждом дереве, шнырял по тротуарам, оставляя незаметные следы, словно кот-невидимка.

Том Скелтон поежился. Ветер той ночью дул иначе, и тьма ощущалась по-особому, а как же, ведь наступил канун Дня Всех Святых. Могло померещиться, будто все вокруг выкроено из мягкого черного, или золотистого, или оранжевого бархата. Дымки клубились из тысячи труб, словно шлейфы за похоронными процессиями. Из кухонных окон струились два аромата — рубленой тыквы и тыквенного пирога.

Чем больше мальчишечьих теней проносилось под окнами, тем истошнее становились крики за запертыми дверями — полуодетые мальчуганы — щеки измазаны гримом; вот горбун, вон великан… среднего роста. Перерыты чердаки, взломаны старые замки, древние сундуки выпотрошены в поисках костюмов.

Том Скелтон напялил свои кости.

Он ухмыльнулся, взглянув на позвоночник, грудную клетку, белеющие коленные чашечки, пришитые на черный хлопок.

Повезло мне! Подумал он. Какое имечко! Том Скелтон. Для Хэллоуина лучше не придумаешь! Все тебя кличут — Скеле́т! Что же остается надеть?

Кости.

Бабах. Восемь дверей громыхнули и захлопнулись.

Восемь мальчишек великолепно перемахнули через цветочные горшки, перила, увядшие папоротники, кусты, приземляясь на задубевшие, словно накрахмаленные, лужайки. Пытаясь урвать на скаку напоследок простыню, прилаживая последнюю маску, напяливая странные грибные шляпки или парики, крича в восторге от того, как ветер подхватывал их, подталкивая на бегу, или изрыгая мальчишечьи проклятия, когда маски слетали, или съезжали набок, или забивали ноздри запахом подкладки, словно горячим песьим дыханием. Или просто исторгали восторг от осознания своего существования и на свободе в эту ночь раздували легкие и надрывали глотки, чтобы вопить, вопить… вопиииить!

Восемь мальчишек налетели друг на друга на перекрестке.

— А вот и я — Ведьмак!

— Пещерный человек!

— Скелет! — с наслаждением выпалил Том в костюме из костей.

— Горгулья!

— Попрошайка!

— Смерть собственной персоной!

Бум! Они столкнулись, отлетев назад, и с ликованием столпились на углу под уличным фонарем, который отплясывал на ветру, звоня, словно церковный колокол. Кирпичи мостовой превратились в палубу пьяного корабля, который раскачивался, зачерпывая то свет, то тьму.

Под каждой маской — мальчик.

— Ты кто? — ткнул пальцем Том Скелтон.

— Не скажу. Секрет! — завизжал Ведьмак неузнаваемым голосом.

Все захохотали.

— Ты кто?

— Мумия! — гаркнул мальчик, под пеленой древнего пожелтевшего савана, словно гигантская сигара, бредущая по ночным улицам.

— А кто?..

— Некогда! — отрезал Некто под покровом очередной тайны из марли и краски. — Пакости или сладости!

— Даааа! — С завыванием и гоготом предвестников смерти — банши — они понеслись, избегая тротуаров, взлетая над кустарником и сваливаясь на головы скулящих собак.

Но внезапно в разгар беготни, хохота и тявканья их остановила могучая десница ночи и ветра, и они замерли, учуяв что-то неладное.

— Шесть, семь, восемь.

— Не может быть! Пересчитай.

— Четыре, пять, шесть…

— Нас должно быть девять! Кого-то не хватает!

Они обнюхали друг друга, как боязливые зверушки.

— Пипкина нет!

Как они догадались? Ведь они скрывались под масками. И все же, все же…

Они ощущали его отсутствие.

— Пипкин! Он бы ни за что не пропустил Хэллоуин. Ну и ну! Жуть! Ходу!

Сделав широкий разворот, они как один припустились мелкой рысцой и, описав круг, потопали по середине улицы, мощенной булыжником и кирпичом, подгоняемые, как листва перед бурей.

— Вот его дом!

Они встали как вкопанные. Дом Пипкина, но в окнах что-то маловато тыкв, не хватает кукурузных снопов на веранде, призраки не таращатся сверху сквозь темные стекла комнаты в башенке.

— Вот те на, — сказал кто-то, — а что, если Пипкин заболел?

— Какой же Хэллоуин без Пипкина?

— Никакой не Хэллоуин, — застонали они.

И кто-то запустил в дверь Пипкина дичком, который отскочил с глухим стуком, словно кроличья барабанная дробь о дерево.

Они подождали, беспричинно опечаленные и озадаченные. Они думали о Пипкине, о Хэллоуине, который грозил превратиться в гнилую тыкву с огарком свечи, если, если, если… с ними не будет Пипкина.

Ну же, Пипкин. Выходи, спасай положение!