Код Рембрандта

Рутра Пасхов, 2023

Обществу, как и любому живому организму, нужен иммунитет – защита – заслон от вредителей. Такую защиту обеспечивает АО «ЗАСЛОН». Однако, так же как и иммунная система тела состоит из «солдатиков», борющихся нещадно с врагами организма, так и иммунная система общества зависит от «бойцов невидимого фронта», выполняющих свою тайную миссию. Мы не властны над провидением и случаем, поэтому не ведаем в чем тайна нашей миссии.Рембрандт создал свой клон. Успел ли он перенести в него свое сознание?

Глава 4: Комплекс бога

Первым делом я нанес визит руководителю секретной лаборатории в АО «ЗАСЛОН» — доктору N. Обозначу его именно так (лабораторий на предприятии несколько, все секретные). Кроме основной деятельности, он вел еще и психиатрическую практику. Естественно, мой первый вопрос — с чего все началось?

— Началось, — он сделал вопросительный взгляд, — наверное, с того, что и вам известно. С этого самого случая и началось все. Вы же по этой причине тут?

— И все же?

Собеседник лениво сказал:

— В нашем секретном НИИ внезапно умер ведущий специалист, занимающийся разработкой технологии расшифровки ментальных сигналов мозга в алфавитный. Говоря проще, наш мозг издает сигналы, что в свете современного уровня науки совсем даже не удивительно. Мозг — сложный прибор, соответственно, если менее сложные, то есть все остальные наши органы, имеют свой фоновый уровень, то мозг, в котором происходят сигнальные процессы, излучает все не слабее остальных. Соответственно, вы понимаете, если с жесткого диска компьютера можно на расстоянии считать информацию, те самые сигналы излучения, то почему же нельзя расшифровать сигналы мозга… Можно, причем и остальных органов тоже. Ведь электрокардиограмма — тоже отражение сигналов. Можно с любого органа считать сигналы и расшифровать в привычный нам словесный вид, скажем так. Когда-то то, что творилось внутри человека, внутри органов, было тайной и граничило с волшебством. Хотя люди разделывали животных и видели, что там внутри.

– И животные тоже, — шутя, подметил я.

Увидев немного смущенное выражение ученого, пояснил:

— Животные тоже разделывали людей, вот люди и видели, что там у них. Как вариант, не считая казни, каннибализм, несчастные случаи, последствия войн.

— Безусловно. Соответственно, на этом фоне от запрета церкви, да и другим религиозным организациям, проводить исследования внутренностей человека веет суеверием, попахивает страхом нарушения монополии. Ведь сами религиозные синдикаты разделывали еще как, причем со времен человеческих жертвоприношений.

— Вполне понимаю логику человека, руководствовавшегося установкой к поиску такой возможности. Основу его мысли. Он судил, в том числе… — я немного замялся, — скажем, вот ведь и анализ крови — это тоже расшифровка данных состояния организма. Да и вообще анализ всего. Данные ультразвукового исследования, компьютерная и магнитно-резонансная томография и многих других видов исследований. Энцефалограмма мозга и вовсе первая буква в этой азбуке. По ней врачи расшифровывают достаточно широкий спектр данных не только о состоянии здоровья.

— Я рад нашему консенсусу. Поэтому хочу открыть вам передовые данные. Ныне наука, даже не сокрытая от общественности ее ипостась, дошла до такого уровня, когда есть возможность перевести сигналы мозга в словесный, буквенно-цифровой видеоряд. Точнее сказать, можно расшифровать то, что у вас в голове творится, — он улыбнулся, а я иронично поджал губы, посмотрел исподлобья на него.

Он, почти скопировав мою манеру, произнес в низкой тональности:

— То, что вы думаете… мало того, то, что в памяти вашей.

Пару секунд мы молча смотрели друг другу в глаза. Не отрывая гипнотического взгляда, он подытожил:

— И вот тот специалист, который занимался разработками этих методов, который фактически и практически уже достиг успехов, который должен был уже вот-вот опубликовать их, вдруг умирает. Конечно же, это заинтересовало и нашу службу безопасности, и спецслужбы, курирующие нашу службу безопасности. Вот вы и тут.

— В процессе расследования мы столкнулись с очень интересной ситуацией. А интересной она стала, когда выяснилось следующее… Как вы поняли, к вам я пришел неспроста, — врач откинулся в кресле и настроился слушать. — Наш герой был вашим пациентом.

После услышанного доктор опять вернулся в прежнюю позу: придвинулся поближе к столу, положил одну руку на него, а второй взял очки. Однако они ему не понадобились, по крайней мере для ответа на вопрос представителя таинственной организации.

Я не стал менять интонацию, повел диалог в том же ключе, спросил:

— Такой персонаж, как Чульфа Стефан, вам знаком?

— А-а, вот вы о ком. Да, был такой клиент. Я для себя отметил его диагноз. Понимаете, люди с подобным диагнозом не принимают такое. Могут стать весьма агрессивными.

— Какой диагноз?

— Я поставил ему теоманию.

Я поднял брови, молча смотрел на врача. Тот понял необходимость внести поправку.

— Это такое расстройство, когда внешне вы ничего особого не заметите. Согласитесь, по таким критериям очень многих можно сюда отнести.

— Я в рамках своей специфики немного осведомлен насчет вашей профессиональной терминологии. Этот диагноз говорит о мании величия?

— Не совсем, хотя есть и такое. Это когда индивид убежден, что он… — доктор взял интригующую паузу, — Бог, — он улыбнулся, — или, более скромно, получил божественное вдохновение на мысли и действия.

Сказанное изменило выражение моего лица, я выразил смех без звука.

— А как вы это определили, по каким его действиям или словам? По каким критериям это выявляется?

— О-о, вам нужно пообщаться с нашими пациентами.

Я снова выразил вопрос приподнятыми бровями.

— Нет, не теми, которые тут лечатся, — отреагировал на такую эмоцию доктор, — поверьте, мы все в той или иной степени болеем чем-то по части психиатрии. Я веду и частную практику. У меня особый контингент приходящих, вернее, мною наблюдаемых в профилактических целях клиентов. Ведь мы все суеверны. Кто-то в черта верит, кто-то в домового или нечистую силу, ангелов… в Бога. Причем понимание этого сугубо индивидуально, трактуемо по-своему каждым. Верим в свое воображение… воображаемое нами. Причем хотим в этом убедить окружающих и того, кто не такой, как мы. То есть здоровых, по меркам психиатрии, хотим инфицировать нашими суевериями, считая их порочными, то есть больными. Но, увы, мне приходится многое не озвучивать. Вы же понимаете.

— О да. Не раз сталкивался как с безбожием, так и с божием головного мозга.

— Ну и обороты у вас.

— Видите, и мы тоже в этом легионе.

— Да-да, но не лезем на баррикады и линию фронта. Так, тихо курим за чашкой кофе.

Я вздохнул.

— Расскажите, что его беспокоило.

— Раз вспомнили, может, этот самый кофе?

— Заранее спасибо.

Сизое небо за окном и приглушенный, матовый свет в помещении не способствовали беседе. Кофе же, особенно аромат, который я особенно ценил в этом напитке, да и сам ритуал его употребления (предпочитаю без сахара, поэтому всегда совмещаю напиток с чем-нибудь сладким), словно магический эликсир, преображал как пейзаж за окном, так и фон в кабинете.

— Комплекс бога — не клинический диагноз.

Голос профессора отвлек от мыслей. «Слава богу», — подумал я, ибо они были навеяны тусклым видом за окном.

— Он не входит в DSM, — продолжил врач уже на подходе к столу с кофеваркой и двумя чашками на подносе с ручкой. — Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам, — пояснил он профессиональную аббревиатуру. — Не любитель отвлекать персонал из-за непрофессиональной просьбы, — сказал он, ставя поднос на стол.

— Комплекс бога? — поинтересовался я термином.

— Да, мы его так обзываем, — врач выразил усмешку. — Не является нарциссическим расстройством, с которым его часто путают.

— О-о, вы думаете, я спец в этом. Где-то что-то на слух легло — и все.

Доктор понимающе помолчал в ответ, разливая кофе по чашкам.

— Проявляется у людей, склонных считать свое мнение единственно верным, — стал объяснять симптомы специалист психиатрии. — Кроме того, не замечать своих ошибок или оправдывать их. Вот такой комплекс проблем поведения и переживаний. Как правило, подобные пациенты раздражаются на критику в свой адрес. Еще им присуща завышенная самооценка.

Я молчал. Мне все больше становилась интересна практика человека, к которому меня привело расследование. Он же, уловив молчаливый «сигнал», дополнил:

— Людями с теоманией трудно распознать или принять опыт другого человека.

Я уяснил профессиональную терминологию.

— Как правило, им мало кто интересен, слушать других они не любят, только если для их пользы: они часто поглощены собой. И, как обычно, весь этот комплекс приводит к газлайтингу.

Врач сделал секундную паузу, посмотрел пристально на меня, подал кофе и сказал:

— Это такая грань этого комплекса, при которой клиент отрицает чью-либо реальность. Не всех, конечно.

— Клиент? — скривив губы, сказал я.

— Да тут, с ними… такой профессиональный синдром. Как говорится, с кем поведешься…

— И что было с нашим клиентом? — чуть громче и бодрее спросил я, сигнализируя об интересе сугубо к клиенту по своему делу.

— Вы знаете, он меня сразу удивил. Особых проявлений у него не было, но… — доктор чуть притих, перед этим понизив голос.

— Что? — тоже понизив тон, спросил я почти настороженно.

— У него все крутилось вокруг одной задачи или проблемы. Так и не определил окончательно, чем это для него являлось. Он все время просил объяснить, как отреагирует его сознание, если он вдруг помолодеет.

— Оба-на. В смысле?

— Вот. Постоянно. Я пытаюсь ему намекнуть насчет его комплекса, а он вокруг только этой темы проявляет интерес.

— Платил?

— Я же сказал, провожу частную практику. Хотите меня привлечь за использование казенного помещения?

— Да упаси господи. Это не по нашей части.

Мы улыбнулись.

— Платил… все больше и больше.

— Так что ж он хотел? Вы наверняка ему сразу объяснили все.

— Все, да не все. Он просил обрисовать его новую жизнь. После моего вопроса «что вы хотите изменить?» он весьма меня удивил. Стал ерзать в кресле, озираться, осматривать кабинет, заметив мое любопытство, выраженное отчасти повторением его взгляда. Я стал невольно искать предмет его интереса, потому как он даже под стол заглянул, что было весьма беспардонно. Симптомы проявлялись. Поведение, характерное людям с манией преследования. Мне оставалось только протестировать его на манию величия, — врач опять сделал паузу, — тот не заставил себя ждать, заявил, мол, что может стать управляющим нашего института. На это я слегка улыбнулся, на что получил: «Да что там института, я могу стать…» Он не закончил, стал буравить взглядом бейдж на моем халате. Потом встал и ушел. Вот и все. На мой вопрос «что же вы хотели?» оглянулся, чуть задержался в дверях, поблагодарил и ушел. В общем, симптомы просто перли из него, уж простите за такой жаргон. Искать его я не стал.

— Да уж, не густо. А я тут в ожидании надежной ниточки в созданном им лабиринте…

— Так, может, расскажете об этом лабиринте?

— В процессе расследования консультантам и вообще участникам дела, даже невольным, становится известна какая-то часть информации по делу, несмотря на тайну следствия. Могу рассказать, — добавил я к сказанному задумчиво, что прозвучало несколько фатально. — Только вам придется дать расписку о неразглашении… и вы становитесь фигурантом этого дела.

— Вы меня удивили в очередной раз. Я уже давно фигурант дела, даже не зная о вашем расследовании. Не так ли?

Я посмотрел на собеседника, выражая доброжелательность легкой улыбкой, чуть приподняв плечи и немного разведя руки, при этом раскрыв ладони. Жест и мимика дали понять ясно — без этого никак.

— В материалах зарубежной разведки некий тип, через которого шла передача или утечка, пока мы и сами точно не знаем, информации из вашего режимного предприятия, значится под этими данными.

— Хм. И что же он сообщил? кто его сообщник тут?

— Что он сообщил — я вам сказать не могу. Могу только в общих чертах дать представление… — я тут помолчал, раздумывал, во что я его все же могу посвятить без ущерба для безопасности, ведь он, как и все, пока еще был подозреваемым. — Материалы связаны с работами вашего внезапно почившего сотрудника, и это делает событие вдвойне подозрительным.

— Хм, я сразу сказал — тут что-то не то. Окажу максимальное содействие.