Светорожденные. Предвестники бури

Рутен Колленс

Война уничтожила человеческий мир, сожгла и обратила его в пепел, но ее, маленькую девочку с Земли, обошла стороной. Ее выкрали из лап смерти и перенесли туда, где давнее зло пробудилось, где ожил мрак и пролилась первая кровь.Ее ждут дома, но дорога домой нелегка. Чтобы вернуться назад, придется сделать выбор: кому умереть, кого оставить, а кого уничтожить.«Предвестники бури» – первая книга Рутен Колленс из цикла «Светорожденные», повествующая о становлении маленьких людей на пути к величию.

Глава первая. Предчувствие

Душа его жила в темнице отчаянья и боли,

Всесильных и могучих ввергла в страх,

Глумилась, жгла сердца и покоряла волю,

Стремилась к жизни, но обращала в прах…

Мэрил Юрс, «Жизнь Отгара» II ЭЗП

Рубиновый рассвет опалил небосвод. Туман, что вязким белым дымом ютился у подножья все прошедшие томительные часы ночного ожидания, пришел в движение и поспешил скрыться под листвой золотых деревьев, что величавыми истуканами охраняли берега Агнии. Седая мгла, сгущавшаяся в оврагах и лощинах, поредела, обратилась в кристальные водяные печати чистой росы и лихорадочно усеяла землю. Горизонт заробел от легкого весеннего ветерка, звезды потерялись в синеве, и лишь на самой верхушке неба осталась одинокая маленькая точка, что хотела бы уйти в ночь, но не могла. Ее время еще не пришло.

Феюрия, что блуждала в темных глубинах все прошедшее тысячелетие, теперь была близка к Эйлису, как никогда.

Руна проснулась, ожила. Руна великая простилалась с севера на юг и с востока на запад. Здесь она была сама по себе и обладала тем же разумом, что и вселенная. Каждая ее крупица несла невиданные знания, коснувшись которых однажды, навсегда можно было бы позабыть о привычной, беззаботной жизни.

Заснеженные вершины Западных, Северных и Верных гор, необъятные просторы Мледиума, Зормана и Вальмарских лесов, бурные течения Агнии, Разгурна, Азгурна и тысяч других рек, глубины морей Линистаса и Фортуноса — все это царило внизу под теплыми лучами далекого от Эйлиса дневного светила. Илиус медленно восходил. Яркий и загадочный. Сегодня он был окутан серой пеленой хмурых туч, подкрадывающихся с дальних берегов Вантури.

Илиус расцвел и вместе с ним расцвела земля. От самого запада до востока протянулась полоса благоухающих красок. Цвели безоблачные просторы Радужных полей, что простирались у вечнозеленых берегов Ярлы норгротских земель, запутанные вереницы Зеркальных долин под нависшими остроугольными пиками Северных гор, и даже Светлые заводи Тенистых берегов на окраинах Аладеф. Весь мир встрепенулся и ожил. Мидгард возродился, восстав из снежного пепла, что задержался здесь аж до третьего месяца весны.

Нынче Эйлис не беспокоился по пустякам. Как и любой иной юный мир, он был полон сил и энергии. В каждой его частице таилась магия, незабвенная и неподвластная даже времени. Сей великий мидгард все еще хранил в себе множество опасностей, оставшихся здесь со времен первого слияния, и так и не ушедших, даже под натиском гоменских зеркал.

Ветер ударил, настежь распахнув хрустальные двери ее спальни, ведущие к безмятежным небесам. Белые тюльпаны зашептались друг с другом, лилии гордо приподняли головы, ромашки и ирисы сплелись воедино. Легкие белые шторы медленно заколыхались, лаская холодные безжизненные стены, обволакивая их, словно облака молочного пара; встрепенулись и ожили, протянув к ее плечам забавные пушистые кисточки. А она спала. Спала одиноко и крепко, несмотря на то, что утро уже наступило. Ее хрупкие тонкие ноги слегка прикрывала скрученная белая простынь, руки лежали на белой холодной подушке, вцепившись пальцами в пепельные волосы. Все в ее комнате было белым и чуточку черным, и только ее кроваво-красные губы являлись воплощением пылающих роз в этом безмятежном спокойствие сонливого цветочного сада.

Она спала и ее секреты оставались с ней. Вся красота могла оказаться обманом, и, лишь добравшись до ее души, можно было узнать правду. Душа показала бы ее истинную сущность, да только вот душу, как знал каждый житель Эйлиса, нынче нельзя было никому ни показывать, ни открывать, ни доверять.

Она, все еще укутанная сном, вздыхала морской воздух. Одинокая, заброшенная, одна во всем замке. Или нет? Не одна.

Совсем рядом, касаясь белого шелка, над девушкой стоял человек. Он казался призраком, но лишь казался. Сумрак сгущался рядом с ним и воздух стыл, и будь в этой комнате кто-то еще, увидевший эту темную стать, кровь застыла бы в его жилах, дыхание остановилось, сердце глубоко вонзилось бы в плоть.

Довольно длинные человеческие пальцы, яркой пестротой видневшиеся сквозь мелкую сетку, нашитую на рукава, прикоснулись к ее лицу. На мгновение от щеки до красных губ пробежала искра морозного холода, но она в ответ лишь улыбнулась и глубже нырнула в подушку. Ей нравились его прикосновения.

Он, весь в черном, вышел на балкон, и его лицо заблестело в лучах илиуса. Это был высокий статный муж лет двадцати восьми. Широкие плечи медленно вздымались, и, казалось, что он глухо дышит, тяжело глотая воздух. Статная осанка подчеркивалась красотой дорогой одежды: на нем все, начиная от упругих черных ботинок, вычищенных до безупречного блеска, и заканчивая крохотной бронзовой брошью, вылитой в форме сенмурва и украшенной драгоценными камнями, блистало великолепием и знатностью. Чего стоила одна только шинель, сотканная из самой редкой зачарованной материи на всем белом свете!

Сильные руки вцепились мертвой хваткой в поручни. Многое сотворили эти руки, многое создали и уничтожили. Темные локоны коротких волос падали на его лицо и разлетались от дуновения ветра. Кожа молодая, без единого изъяна. Широкие черные брови были расслаблены. Черные глаза смотрели куда-то вдаль, и, несмотря на все богатство и роскошь, красоту и безмятежность, они были уставшими, как после долгих бессонных ночей. В них было что-то пугающее, что-то отталкивающее. В нем самом было что-то жестокое и ужасное. Каждая его частица изливала тьму.

Он стоял на краю обрыва, уходящего в беспробудную синь. В туманной пучине, разверзавшейся у подножия замка, бушевало море. Оно день за днем менялось: то уходило в глубину, оставляя за собой тонкие борозды песка и холодного бриза, то недвижно замирало, принимая мрачное затишье и всматриваясь в лучи одинокого илиуса, то высвобождало всю свою силу и со всей мощью ударяло по берегу — замок содрогался.

Дарк, возвышаясь над морской бездною, виднелся за тысячи лим до самых Западных гор и берегов Эвингера. Слегка заметные детали окружали пологие края золотых куполов с янтарными ветровыми вышками, закручивающихся в круглые сияющие прорези, от которых слезились глаза. Высокие башни парили в воздухе — им не нужны были ни подпоры, ни крепления. Часть пиками устремлялась вверх, исчезая под белыми пуховыми перинами облаков, а часть билась за место у холодных морских берегов.

Линистас грозно ударялся о стены. Сегодня море было неспокойным. Что-то тревожило его пучину, волновало сильнее, чем когда-либо.

Нет, не застали дети четырнадцатой эры тех времен, когда здесь, на широких просторах Септима, бушевало не море, а свобода, магия и наука. Когда-то замок был центром знаний всей Руны. Сюда приходили мыслители, философы, книгописцы и маруны. Здесь творили волшебство. Многое изменилось с тех пор.

Человек, что встречал рассветы в нынешнем Дарке, был тем, кто изменил историю Руны раз и навсегда. Сейчас он — ее власть и сила, смерть и жизнь.

Хедрик осмотрелся. Прекрасные облака белым ковром стелились у его ног, он мог бы ласкать их ступнями, баловаться с игривыми волнами. Удивительные птицы с красно-желтым оперением пролетали рядом, подымались так высоко, что преодолевали порог неба, сливались с ним.

В лицо ударил прохладный ветерок. Хедрик перевел взгляд на город. Септим блистал, укрытый слоем золота и хрусталя, время от времени пошатываясь от неясных морских звуков. Отсюда открывался вид на все его владения: обширными пространствами расстилались длинные линии набережных, тянулась бесконечная горная долина с треугольными крышами домов, бесчисленное множество мостов через Агнию — реку погибших кораблей. Весь Септим стелился, необъятный, как небо. Там, под цитаделью, на широких площадях и тротуарах, по берегам рек, стояли смутные черные точки — неразличимые силуэты мертвых и живых. Крыши домов виднелись под легким туманом, чуть слегка колыхаясь под кронами трепещущих золотых деревьев. Восточнее расстилались хмурые, стирающие горизонт, бескрайние поля и сады, севернее — кроны деревьев Мглистого леса, что поглощали каждую каплю весеннего дня.

Ему нравились Мглистые леса. Эта пугающая, непроходимая чаща стала пристанищем для его верных псов — фандеров, коими он повелевал. Он был их владыкой. Он был повелителем каждого.

Владыка резко повернулся на каблуках. Один шаг и Хедрик парит над широкими лестницами, вихрем закручивающимися и уводящими вглубь земли, еще один — он в зале Жатвы. Ему покорно время и место. Здесь он — властитель всего сущего, он — алакс — новый, внезаконный, избранный тьмой, правитель мира.

Хедрик медленно сел на трон. Золотое сияние осыпало его плечи, образуя алую мантию. На голове всплыл смутный образ венца из черного опала. Еще вира, и венец приземлился, прижав черные локоны волос. Алакс щелкнул пальцем. Тут же в руке появилась чаша с густой жидкостью. Может то была кровь, но никто не знал наверняка. Владыка отпил. Изумрудная чаша замерла на мгновение в воздухе и исчезла. Он окинул взглядом просторный зал. Высокие колонны, обвитые зеленой листвой, уходили прямиком к золотому, чуть прозрачному куполу, сквозь который виднелись белые пушинки облаков. Из широкой арки, охраняемой статными людьми, прячущими лица в драгоценных масках, показался маленький человечек в смешном колпаке и зеленой мантии. На фоне всего прочего он выглядел довольно нелепо и забавно.

Мужчина приблизился, неуклюжа перебирая ногами. Он был гладко выбрит, причесан, вполне опрятен. Кружева седых скрюченных волос покрывали его крохотную голову.

— Доброе утро, мой алакс! — пропищал он, весь дрожа, боясь посмотреть в сторону владыки. Слуга страшился не только своего хозяина, но и трона, на котором тот восседал. Высокий, в три раза превышающий рост даже самого высокого человека в мире, трон стремился к небесам, царапая верхушкой золотые своды. Длинные щупальца его простилались по залу, уходя под мраморный пол и стены. Огромные голубые камни, невиданной красоты, ослепляли взгляд любого, стоящего снизу. И чем сильнее отводил взгляд маленький человечек, тем больше ему хотелось взглянуть на них.

Хедрик молчал, изучая лучи света — то был свет илиуса, пробивающийся через зачарованные витражи. Он мог часами наслаждаться созерцанием расстилающихся перед ним огоньков загадочного дневного светила, и лишь в хмурые, пасмурные дни, когда они были не в силах пробиться сквозь армаду серых туч, ему приходилось возвращаться к серой реальности будней.

Ленивым движением глаз Хедрик охватил весь зал. Картинки менялись. Еще виру назад перед его глазами были белые мачты и парусники Венцовой бухты, а сейчас — угрюмые ветви золотых деревьев и пустынные поля. Морон белым пятном укрылся под сиреневыми облаками. Огоньки парящего пламени осветили лесной узор.

— Признаешь ли ты свою вину, Виктор из Кельтона?

Бездушные стояли над крошечным альвом, скрюченным от боли. Через черные маски пробивался свет зияющих дыр их жгучих глаз. Они не испытывали ни жалости, ни сострадания. Они — темные слуги. Они — каменные хранители.

— Ты опорочил нашего алакса! Магия запретна для всех тех, кто не служит ему верой и правдой! У тебя, отребье, нет клейма!

Удар. Морон окрасился кровью.

— Так признаешь ли ты свою вину, Виктор из Кельтона? — повторил каменным голосом страж. Мужчину поставили на колени. Он продолжал молчать. Рубаха сползла с его спины, оголив натянутую на кости кожу. — Тогда восполнись смелостью, — буркнул темный хранитель. — Прими боль, как друга своего.

Раздирающий звук огненного хлыста рассек воздух. Кровь брызнула во все стороны. Хедрик перевел взгляд на восток. Картина переменилась.

В это сияющее утро Норгрот, укрытый золотым светом илиуса, мог бы стать домом для доброй волшебной сказки. Серый туман прорезали нефритовые купола, веселые ручьи стекались воедино, обращаясь в речную гавань, усыпанную бумажными корабликами. Вокруг звонниц шуршало поле зеленых колосьев пшеницы.

Люд замер. Хранитель занес факел над головой юной красавицы. Ей было от силы пятнадцать лет. Она рыдала и не было слышно криков, молящих о ее пощаде.

— Магия принадлежит алаксу и больше никому. Только клейменные имеют право на ее использование. Ты, ведьма, не клейменная. Восполнись смелостью и прими боль, как друга своего!

Огоньки перепрыгнули с факела на хрупкие поленья. Вспыхнул огонь. Саламандры вцепились в ее плоть, оставляя лишь гнилые кости. Илиус прорезал картину широкими золотистыми бороздами, дождь стал бы спасителям, но небо молчало, как и молчал Создатель на мольбы сгорающей. Хедрик моргнул и снова картина сменилась. Краски перемешались. Кровавым пятном перед его глазами вспыхнул образ младенца. Он лежал смирно на руках, не плакал, хотя по его глазам читался невообразимый страх. Раздался каменный голос. От него стыла кровь в венах, земля содрогалась и звезды сгорали.

— Марунские дети принадлежат алаксу. Вы утаили ребенка, госпожа Летти.

— Возьмите его, только не убивайте его! — послышался жалобный женский голос откуда-то из темноты.

— Поздно. Слишком поздно. Вы и ребенок понесете наказание. Восполнитесь смелостью…

Алакс приложил руки к лицу и глотнул запах своего тела.

Витражи, сплоченные магической связью с захваченными градами, показывали Хедрику все, что происходило на его земле за прошедший день, словно эхо из прошлого.

— Мой алакс! — повторил Боттер Кнат, поклонившись. Он со страхом посмотрел на своего хозяина, но Хедрик снова не услышал, продолжая рассматривать картинки, подымая глаза все выше и выше. Наконец, слова острым кинжалом вонзились в его мысли, владыка пришел в себя.

— Да. Приступай, Боттер, — тихим голосом вымолвил алакс, возвращаясь к реальности.

Боттер завозился в своих длинных рукавах и выудил оттуда пергамент. Развернул.

— Итак, — промямлил он, — доклад от двадцать пятого по двадцать шестое число сего месяца светлиона. На территориях великого алакса: норгротских, аладефских, септимских, галадефских землях и трети Харны были схвачены пять сотен душ, незаконно использующих магию. Восемьдесят шесть новорожденных были отправлены на попечительство ветниц в Лиларей, дабы пополнить ряды молодой подрастающей армии великого алакса. В Изурге снова вспыхнул мятеж под предводительством некоего Кзохана Цирданьеля, который уже больше двух лет укрывается от правосудия. На сей раз его точно поймают. За участие в тайных обществах под названием «Освобождение» две сотни гардвиков были доставлены в Аладеф и еще сотня мятежников Эльды — в септимские тюрьмы. Войско на севере подошло к Отгару, на юго-западе хранители подчинили Нидринг и окружили Алимарк. Град выдержит осаду, посему военным советом было решено направить туда марунов. Алимарк падет на днях, мой алакс, — закончил он, еще раз пробежался по строчкам, дабы убедиться в том, что ничего не упущено.

— С Дакоты новостей нет? — спросил владыка, разочарованно. Вольные восточные земли Руны начинали ему порядком докучать. Он хотел поскорее взять их под свое крыло.

— Увы, мой алакс, нет, — Боттер искоса глянул на Хедрика, подождал несколько вир и продолжил. — Теперь, с вашего позволения, мой алакс, я зачту список тех, кого привели на сегодняшнюю казнь.

Хедрик вяло кивнул. Боттер Кнат щелкнул пальцами и в воздухе появился лист, исписанный именами. Слуга начал монотонно читать:

— Дарин Гроуз. Сто пять лет. Человек. Марун. Была задержана при попытке сбежать из града; Вурлос Кориттис. Тридцать восемь лет. Человек. Ануран. Раздавал зелья и снадобья, не требуя при этом плату; Еванлия Септа. Альвийка. Марун. Напала на отряд хранителей; Далия Летти. Пятьдесят шесть лет. Человек. Марун. Укрывала в доме ребенка-маруна; Дигори Дерледейл. Сорок пять лет. Альв. Марун. Использовал магию; Жертиниалоус Илорун. Одиннадцать лет. Фавн. Ануран. Был задержан при попытке покинуть Септим; Лири Зирум. Восемнадцать лет. Человек. Марун. Участник «Освобождения»; Хорсим Хоруттоль. Триста лет. Альв. Марун. Убил трех фандеров в Мглистом лесу…

Лист трясся в его руках. Боттер все бормотал и бормотал, и может его голос был настолько тягостен, или холодная ночь была настолько тревожна, но Хедрик начинал засыпать, мало-помалу проваливаясь в глубокий сон.

Кнат говорил еще о Эргорте Нерфинте, Мафет Кралиогне, Терибти Ольс. Говорил о каких-то лицах, затеявших мятеж, о странных магах из Харны, что подожгли конюшни с имдомпскими¹ жеребцами. Говорил, говорил…

— Хорошо, Боттер, — откликнулся алакс сонным голосом, когда список подошел к концу. В глубине души Хедрик был этому несметно рад. Он выпрямил ноги, что мало-помалу начинали затекать, и посмотрел сверху-вниз слегка слипшимися глазами, — Можешь готовить осужденных.

Владыка встал. Медленно спустился по узким ступеням и недовольно потер ботинками по лазурному ковру, лежавшему на безупречно чистом мраморном полу зала.

— И прикажи постелить новый ковер. Чары этого обветшали, к тому же он мне порядком надоел!

Потянувшись, алакс отправился на кухню добыть себе что-нибудь съестное.

***

Хедрик прошелся по мосту, сооруженному из светло-розового турмалина, что связывал левое и правое крыло замка. Мост парил в воздухе, в нескольких лимах над морем и острыми скалами обрыва, продуваемый всеми ветрами и лишь в морозные зимние дни накрываемый теплым куполом защитной магии. На туну алакс остановился, чтобы еще раз взглянуть на свои земли.

Септим, опаленный багряными лучами илиуса, заслоненного крошечным кругом Ремени, растелился белым пятном по берегам Линистаса. Поток домов, разделяемых зелеными лужайками городских садов, крытых оранжерей и скверов, мчался вдаль, с одной стороны пропадал за речными берегами у хмурого редколесья Туманной чащи, с другой — возвышался холмами и взлетал чуть выше Дарка в незримые небесные просторы. Возвышенные и величественные храмы четырех главенствующих религий теперь уже не были такими, какими он увидел их в первый раз. Алакс не любил суеверия. Единственным богом на всем Эйлисе нынче был он и никто иной. Ему нравилось восхищаться своей властью день за днем, год за годом.

Зал наполнялся запахами цветов, ранним утром принесенных из Мглистого леса. Синие лепестки источали жгучий аромат, ядовитые шипы, ни раз погубившие неосторожных слуг, весело глотали свежую росу и капельки чьей-то крови. Потолок, на котором каждый день появлялся новый узор, сегодня был укрыт райскими птицами. Окна по правую сторону зала открывали вид на внутренний сад с маленьким малахитовым фонтаном.

Кухарки Дарка прекрасно знали, что любая оплошность, и им не досчитаться душ, а посему стол был накрыт безупречно. Здесь были и тушеные овощи в молочном соусе, и макароны в несколько лим в длину, и яичница из златоцвета², и разнообразные каши из всевозможных сортов пшеницы. Сладкие съедобные подносы ломились от всевозможных сладостей: конфет, булочек с маковой, клубничной, яблочной, ореховой и сырной начинкой. Фонтан из горячего шоколада неустанно шептал что-то приятное, хрустальные вазы трещали, переполняемые свежими неописуемыми фруктами разных форм и размеров.

Обычно Хедрик завтракал один и сегодняшний день не был для него исключением. Он нашел для себя одиночество и не считал нужным разыскивать что-то еще.

С завтраком к нему хлынули силы. Настроение улучшилось. Вдоволь наевшись и порассуждав о своем, алакс вернулся в тронный зал. На пол постелили новый ковер светло-голубого цвета с вшитыми в него темно-синими топазами, в углу появился черный рояль, а рядом с главной аркой — пленные, со всех сторон ограждаемые хранителями. Бледны, избиты, худы. Их испуганные лица были направлены к Хедрику и только к нему. Жалкие тряпки, измокшие от крови и грязи, — все, что прикрывало их наготу. На руках каждого — тяжелые оковы, сдавливающие хрупкие запястья.

Хедрик прошел в центр зала и поднялся на трон. Гул от ударов его каблуков кровью забился в ушах напуганных жертв. Наступила мертвая тишина. Он развернулся и сел, бросив безразличный взгляд на столпившихся. Все встрепенулось. Смерть встала за его спиной.

Алакс поглядел сверху-вниз. Он был готов сделать то, для чего все они собрались здесь, но что-то остановило его. Хедрик направил взор к пустующему месту у рояля. От скудного затишья в голове все переворачивалось. «Она снова проспала!» — подумал он и тут же услышал легкие удары тонкой шпильки о мраморный пол. Хватая последнюю надежду, плененные и беззащитные направили свои скованные взгляды в сторону идущей. Алая пелена загорелась перед ними и ослепленные, они пали на колени. Из угла показалась тонкая женская фигура. Девушка, та самая, что сегодня утром так нежно спала в белоснежных покоях, теперь была здесь. Шелковое платье багрового цвета облегало ее фигуру, нежный шлейф развивался за ней огнем. Она шла, наигрывая пальцами веселую мелодию. Пепельные локоны ее волос были собраны, глубокие зеленые глаза глядели прямо.

Слегка улыбнувшись алаксу, она села у рояля. Хедрик качнул головой в ответ, напрягся и попытался искренне улыбнуться.

— Что ж, — начал он, чувствуя, как голос пропадает при одном лишь взгляде на нее, — начнем.

«Нет! Умоляю!» — вдруг закричала альвийка, и тут же тяжелый удар плетью пришелся ей на голую спину. Тлеющая искра черной крови осыпала мрамор. Дети прижались к друг другу, мужчины попытались высвободиться. Каменным скрежетом толпа была успокоена.

— С кого начать? — послышался голос Боттера, присоединяющийся ко всеобщему страху.

— Ах, Боттер, ты прекрасно знаешь, с кого бы я начал! — всплеснул руками Хедрик. — Но ни от тебя, ни от хранителей никаких вестей о них нет.

— Умоляю, простите, мой алакс, — пискнул слуга, заикаясь, — я и хранители делаем все, что в наших силах!

— Что ж, будем довольствоваться малым, — Хедрик состроил унылую гримасу. Толпа заверещала.

— Дарин Гроуз, мой алакс, чародейка. Женщина пыталась перейти через купол Септима у границ с Изургом. От стражи решила бежать, используя магию.

— М-да, — потянул Хедрик, высматривая в бледных лицах лицо будущей жертвы, — как же так, Дарин? Неужели ты не слышала, что по приказу Великого алакса все маруны должны пройти обряд «Жатвы повиновения»? Нехорошо уклоняться от приказов. Разве ты когда-нибудь увиливала от воли Мудрых?

Из толпы послышались всхлипывания. Пленные расступились, в центр хранители выволокли женщину. Она дрожала всем своим дряхлым телом. Обугленные кусочки кожи сползали с ее левой руки, один глаз затек, редкие обожженные волосы торчали грязными пучками. Она попыталась вырваться, но стражники загородили ей путь тяжелыми остриями пик. Ее подвели к ковру, и как только она ступила на него, тело избавилось от ран, глубокие морщины ушли прочь, очищая каждую крупицу ее помолодевшей кожи. Старая одежда, напоминающая о том, что она все еще пленница, исчезла, Дарин Гроуз оказалась облаченная в легкую полупрозрачную накидку. Это было нечто иное, как чары, вернувшие ее воспоминания о давних забытых днях ее молодости. Это колдовство принадлежало ему.

— Боттер, как насчет зеркал? — неожиданно спросил Хедрик, неохотно подымая взгляд на девушку. Каждый день к его трону прислонялись сотни таких красавец. Ничего особенного в юной красоте его пленниц он больше не замечал. — Все они уже перенесены в Галадеф?

— О, да, мой алакс! — встрепенулся Боттер, готовый ответить на любые вопросы владыки. — Все до единого в башне. Новые будут доставляться балеонами.

— Хорошо, — протяжно вымолвил Хедрик и встал. Дарин, с ужасом падая на колени, неожиданно закричала во все горло нечеловеческим криком.

— Сатаил! Темный волшебник! Убийца! — заверещала толпа. Послышались немощные стоны. Они лишь позабавили его. Волшебник, как назвала его Дарин (и это было чистой правдой), подмигнул девушке за роялем, и та начала наигрывать веселую мелодию. Хедрик подошел к женщине, и, взяв ее за подбородок, заставил подняться и посмотреть в его глаза. Она рыдала, она была не готова принять свою участь, свою судьбу. Алакс прислонился к ее уху и прошептал:

— Попрощайся с сим миром красиво, моя чародейка, ведь больше ты его никогда не увидишь.

Ее глаза судорожно бросились в сторону света, что изливался из витражей. Она попыталась найти в нем что-то важное, что-то особенное, но не смогла. Хедрик дал ей время полюбоваться последним мигом ее жизни, а затем…

Затем произошло нечто из вон выходящее, и, окажись случайный путник, пришедший из других мидгардов или заброшенный сюда волею провалов, свидетелем сего, вовсе оцепенел бы от ужаса представшей перед ним картины.

Владыка провел тыльной стороной ладони, начиная от самого сердца жертвы вверх, к искореженным болью губам. Лицо побледнело, женщина забилась в предсмертных судорогах, белки глаз налились черной кровью, губы распахнулись, она выдавила удушающий крик и из ее рта вылетел крошечный шар света. Дарин упала замертво, ее облик снова вернулся к ней. Исчезла магия — исчезла красота. В толпе пленных раздались крики, трепыхания, и стихло. Замолчала музыка рояля. В зале наступила мертвая тишина, теперь — по-настоящему мертвая.

Женщину унесли. По мраморному полу про скользили ее тонкие пальцы, оставляя за собой след призрачного холода. Послышались тяжелые шаги каменных людей. Хедрик сел на трон без какого-либо сожаления о только что содеянном, начал рассматривать сияние, у себя на ладони, под пристальным взглядом сотен, потерявших надежду на какое-либо сожаление или спасение.

— Мм… Земная душа. Она явилась в этот мир червоточинами. Любила Землю и полюбила Эйлис.

Алакс всегда говорил о душах тех, кого уж более не было в живых. Каждая душа рассказывала ему свою историю, порой непредсказуемую и невероятную. В каждой из них было что-то, что удивляло его сильнее, чем любое колдовство во всем белом свете.

— Дарин родилась в морозный зимний день, — продолжил он, подбрасывая в воздух пульсирующее сияние, — шла вторая видха Пургаса. Чародейка была долгожданным, единственным ребенком в семье — так уж сложилось в их роду: женщины не могли попросить у Создателя больше одного. Она знала любовь. Увы, не долгую. Ее суженый погиб, убитый фандером — это так прискорбно, — Алакс наигранно достал из кармана платок и вытер глаза от вымышленных слез, — Особенно, когда в семье работал только он. Сына ей пришлось воспитывать одной. Нужно найти его. Помочь смерится с утратой.

Боттер Кнат без каких-либо сомнений уловил скрытый смысл сказанного, вытащил пустой лист бумаги и перо. Записал: «Сын Дарин Гроуз. Возможно, марун. Найти и клеймить».

— Люблю невинные души, — улыбнувшись, сказал алакс, положил сияние себе в рот и проглотил. Все его тело тут же наполнилось сладостной силой и невероятной энергией.

Девушка играла, легко перебирая пальцами по клавишам. Илиус уходил за горизонт. Зал опустел. Боттер Кнат заверил печать на пергаменте и отдал хранителю. Все закончилось. День подходил к концу.

***

Что разбудило его в такое ранее время, он не знал. Что-то тревожило его сильнее, чем когда-либо. В памяти всплыли давно забытые картинки из прошлого. Он хотел уйти от назойливых образов, но они вновь и вновь появлялись перед ним, обнаженные и истерзанные временем.

Глаза распахнулись и мир вокруг приобрел смутные очертания. Хедрик сел, спустив ноги на холодный пол, и попытался прийти в себя. Голова гудела, тело ныло, словно чувствовало внутри что-то чужое, что-то постороннее. Алакс не мог понять в чем причина его недуга. Может, виной тому был сон, терзавший его уже который день, и который он никак не мог запомнить?

Мороз прокрался через закрытые окна. Хедрик съежился, хотел было вернуться под одеяло, но ноги совершенно не желали находится в покое. Он встал и перед глазами все почернело. Отбрасывая темноту на потом, владыка подошел к балкону и, ослепленный утренним светом, вдруг вспомнил. Нет, не сон. Он вспомнил те дни, когда впервые прибыл на Эйлис. Зачем? Почему сейчас? Хедрик не знал. Воспоминания отбросили его на двенадцать с лишним лет назад. Случилось это не так давно, как могло бы показаться. Время на Эйлисе имело совершенно другую цену.

До того момента Руна была чистым листом, на котором никто не оставил пятна власти. С первых дней своего существования в этом времени и в этом месте Хедрик знал, чего хотел. Никто не ждал от простого юноши, изворотливо лгущем о своем истинном даре к магии, великих свершений. Никто не ведал, откуда родом он, для чего пришел в сей мидгард, какие цели преследовал. Его подлинная сущность была раскрыта слишком поздно.

Все началось стремительно, ни одна живая душа не успела ничего понять. Алакс взошел на норгротские земли, за ним — армия темной, непобедимой нежити, не знающая ни боли, ни жалости, оставляющая за собой выжженную землю. Все взгляды обратились к Мудрым, но Мудрые молчали, ибо ветницы первым же делом избавились от них.

Как все затрепетали перед его мощью! Никто не был готов — он появился как из неоткуда. В первый же день пала столица запада. Битва была недолгой. Уже на следующий день войско алакса отправилось покорять Мюрсэн. Крепость была предупреждена о надвигающейся атаке. Альвы, не имеющие при себе ни оружия, ни умелых магов, не смогли бы сдержать удар, они отправили гонцов в Септим, однако Хедрик их перехватил, и крепость пала за один вечер. Мюрсэн, стоявшая на пересечении всех дорог, открыла ему новые горизонты.

Хедрик накинул смятую рубаху и улыбнулся своему отражению усталой улыбкой. В последние годы ему часто приходилось думать о всевластии. Несмотря на то, что в его руках были бескрайние территории, ему было мало тогда и сейчас. Ему нужно было что-то большее, чем просто власть над душами. Тревога никуда не ушла. Хедрик решил глотнуть свежего воздуха и очистить голову от дурных мыслей, спустился вниз по широкой мраморной лестнице на площадку, открывающую вид на усеянные златоцветом поля. Схватившись руками за радужные перила, он возвысил взгляд к седеющему небу. Небо еще не свыклось с тем, что ночь подходила к концу. Тень илиуса растворила в себе огни города, запрятала следы иных светил. Едва различимый золотой полукруг занял положенное место на горизонте. Небо окрасилось зеленым. «Гнусный болотный цвет» — подумал он.

Мысли опять закружились в его голове. Он успел многое позабыть, но самые важные события и цели навечно запечатлелись в его памяти.

Через видху Хедрик захватил Кельтон, затем — Эльду, Эрос, Аладеф… Все было так легко! Руна разучилась воевать. Единственными, умевшими держать оружие в руках, были тысячелетние старики, сохранившие в своей вытертой памяти отрывки битв давней Эры. Маруны пытались бороться, но что могли сделать всемогущему те, кто не видел крови, кто позабыл, что такое боль, страдание, утрата, смерть? Магия давала им несметную силу, однако они не умели пользоваться ей должным образом, боясь причинить вред себе и другим. Хрупкие поселения один за другим подчинялись алаксу, даже не пытаясь сопротивляться, даже не умея сопротивляться.

Один сплошной страх лишь перед слухами, переполнявшими грады, заставлял гардвиков биться в агонии.

— Совет Мудрых повержен! — красовались ярко-красные надписи на окнах. — Эйлису пришел конец!

— Никому не спастись! — дрожало у каждого на устах. — Он пришел с запада, он — темный потомок Гомена!

— Он сатаил в облике человека! — кричали на каждом углу.

— Нужно бежать, пока не поздно! — советовала себе и другим каждая живая душа, и многие слушались этого совета. Многие сбежали. В те годы Руна потеряла треть населения.

К септимским землям Хедрик приблизился на седьмой месяц своего похода. Не было сомнений — столица уже его. Ветницы поддержали его правление. Ведьмы и колдуны склонили перед алаксом головы.

В Септиме Хедрик решил остановиться. Борьба порядком измотала его. Ушли годы на то, чтобы вернуть себе силы. За это время алакс успел объединить разрозненные земли под своей властью, научил гардвиков жить в новом мире, и построил свою империю. В конце концов, он решил продолжить битву не только за Руну, но и за весь мидгард. С тех пор прошло десять лет, и война снова началась.

Нет, сегодня его ничего не радовало: ни чарующие звездные гавани, ни теплые молочные облака, ни алая полоса зари на востоке. Вроде бы все было как прежде, но что-то было не так. Он решил найти источник своих тревог и первым же делом алаксу захотелось взглянуть на дальние аладефские земли, откуда долетали отголоски чужих душ, что продолжали питать его даже на расстоянии. Хедрик щелкнул пальцами и рядом появилась подзорная труба. Он навел ее на горизонт Линистаса, подумал о том, чего хотел, и тут же мир перед его глазами переменился. Мимо пролетели лесные пущи, сады, горные хребты и вершины, за бескрайними просветлевшими полями проявились силуэты сочных красок, утонувших в черной пучине. Расстояния промчались в один миг и перед ним предстала башня Аладеф. Черная. Пустая. Безжизненная. Тучи сгущались под ее куполом, удары молний и грома разносились далеко от ее окрестностей. Она была воплощением Дэзимы. Она не стояла на месте. Каждый ее этаж, каждый лестничный пролет крутился, менял свое направление в лихорадочном танце хаоса. Аладеф была глубочайшей бездной, уходящей как высоко к небесам в земли Гексиоды, так и глубоко вниз, к самому сердцу Руны и всего мидгарда.

Хедрик, как никто другой, знал Аладеф, да и кому, как не волшебнику, создавшему ее, знать, что она такое. Башня — узилище для всех тех, кто превратился в источник его сил. Сбежать не удастся никому — в этом владыка был уверен. В ней он запер марунов и ануранов, отрекшихся от него, отказавшихся служить ему. Ведьмы, маги, чародеи, колдуны, простые ремесленники и кузнецы — все они были собраны под одной крышей. Хедрик на мгновение представил, что творилось сейчас внутри. Башня опустошала души, поедала их похлеще, чем он сам. Смерть от его руки для тех, кто был заперт в узилище Аладеф, показалась бы лучшим исходом. Башня не жалела никого. Она разрывала на кусочки всех, от мала до велика, от еще не рожденных, до тех, кто уже превратился в мгновение.

На нее ушло столько энергии! Алакс помнил, как отдал всего себя, а затем видхи лежал без сил в Дарке. Эта башня опустошила его — сильнейшего волшебника всего Эйлиса, да что там! Всего Семимирья!

— А теперь ты отплачиваешь мне сполна, — сказал он сам себе. Расхохотался.

— Прекрасное утро создано для того, чтобы полюбоваться нашим творением, наш алакс!

От неожиданности Хедрик слегка вздрогнул и выронил подзорную трубу. Не долетев до пола, она растворилась в воздухе. Все мысли тут же улетучились, скрывшись за горизонтом болотного неба.

Алаксу было совершенно все равно — слышал ли его подошедший, видел ли он, как владыка содрогнулся, словно маленький напуганный мальчик — все безразлично. Он неохотно обернулся. За ним стоял, перебирая копытцами, Котт Скоттер, один из его помощников в создании Аладеф, нынче служивший наблюдателем при Дарке. Растрепанные волосы Котта торчали в разные стороны, в жизни не видавшие гребешка или расчески, разрываемые надвое крошечными козлиными рожками. Маленький ростом, он был похож на карлика. Козлиная бородка находилась в постоянной войне с длинными кошачьими усами, хитрые глаза бегали в разные стороны, не способные замереть на чем-то одном. Довольно глубокий ум даровали ему небеса взамен здравому смыслу. Все прекрасно знали: Скоттер давно вышел из ума. Хедрика часто забавляли и выводили из себя его необоснованные ничем поступки и потешные выходки. Сотню раз он хотел избавить мир от безумца, но каждый раз его останавливало то, что без Котта в замке станет совсем тоскливо.

— Мы думаем, здесь самый лучший вид. Вид самый лучший. Прекрасный, не правда ли? — продолжил непринужденную беседу гургул, подойдя к владыке и взявшись за ажурные поручни. Два глаза на виру замерли, оглядываясь в пустоту. Один — серый, другой — желтый.

— Да, — процедил Хедрик, стиснув зубы. Сегодня алакс был не в настроении с кем-либо разговаривать.

— Все время нам повторяю: какие же мы молодцы! — заявил Котт, погладив себя по затылку. — Это ж надо такое сделать! Невероятное произведение. Вы помните, наш алакс? Тысячу и две ночи мы собирали ее по крупицам из чистой черной магии. Потрясающе! — Котт подскочил от собственного восхищения. — Никогда бы не подумали, что мы, — он запнулся и воспользовавшись тем, что Хедрик на него не смотрит, скорчил недовольную гримасу, — и вы, разумеется, сможем создать такой шедевр! Кстати! — последнее слово он проорал во все горло, отчего у алакса зазвенело в ушах. — У нас к вам созрел давнишний вопрос, который мы никак не могли вспомнить… Вспомнили! Можем ли мы спросить вас, алакс?

— Спрашивай, раз уж вспомнил, — недовольно ответил владыка.

— В тот триста двадцать пятый день, наш алакс, в башню привезли врата.

— Врата? — удивленно переспросил Хедрик, делая вид полного недоумения.

— Да, наш алакс, Заврад Контуум — врата из чистейшей златоцветной кожуры. Превосходная альвийская работа. Им тысячу лет, не меньше. Зачарованные. Таких чар мы прежде не встречали. Если мы правильно поняли, они открываются только альвам, зачаровавшим их, или тем, у кого есть ключ. Мы сделали все так, как вы и сказали: поставили врата, зачаровали темницы знаками и прочее… Зачем, наш алакс? К чему все это было?

Хедрику не нравилось то, чем был заинтересован безумец. Никто не должен был знать о златоцветных вратах. Никто.

— Понимаешь ли, дорогой Скоттер, — начал волшебник, отрывая взгляд от небесных берегов, — на твой вопрос нет ответа, а если ты и дальше будешь им задаваться, упоминать его в разговоре с другими, то в скором времени получишь клеймо на руку или еще хуже: окажешься среди тех преступников, кои будут лежать у моих ног без души. Тебе все ясно?

Хедрик мило улыбнулся, и от его улыбки кто-угодно бы умер от страха. Котту было все равно. Не горя желанием вбить сказанное в голову слуги, алакс поспешил удалиться, оставив наблюдателя в полном недоумении. На туну на лице у гургулла всплыла маска понимания, но тут же спала, и он начал считать невидимых мух.

***

Она продолжала спать, будто бы и не просыпалась. Ее пепельные волосы обдувались легким весенним ветерком, кроваво-красные губы вздрагивали, пытаясь отбиться от страшных снов, иллюзий и смутных ведений из ее прошлого и настоящего. Сегодня ее мучили кошмары, так же, как и его. Алакс мог бы разбудить ее, избавить от терзаний и страхов, но он этого не делал. Волшебник продолжал наблюдать за спящей, казавшейся невинной и немощной, казавшейся одной из тех, кто был под его властью.

«Интересно, — подумал он, — видит ли она тоже самое? Чувствует ли тоже самое?». Хедрик не мог узнать ответов на свои вопросы. Спросить у нее самой он бы никогда не отважился. Больше всего на свете он боялся того, что она ответит ему: «Да».

Ее пальцы невольно сжали подушку, она вскрикнула, и Хедрик решил спасти бедняжку от безжалостных оков дремы. Он наклонился, неохотно поцеловал ее в холодную щеку. Она будто бы не почувствовала, но уже через виру ее сонные глаза приоткрылись. Девушка непонимающе огляделась и, подцепив взгляд алакса, полный недоумения, улыбнулась, обнажив хищные белые зубы. В этой улыбке было нечто устрашающее, леденящее душу и затуманивающее разум.

— Доброе утро, мой алакс, — сладко прошептала она, протирая глаза. — Ты пришел лично сопроводить меня на Жатву?

— Неужели я не могу заглянуть к тебе просто так? — обидчиво произнес он, выпрямляясь. — Может быть я соскучился!

— Ха! Соскучился? — иронически усмехнулась она. Девушка легким движением руки убрала волосы за спину и приподнялась. Шелковая простыня сползла с ее плеч, оголив до пояса. Хедрик невольно отвел взгляд. — Я ждала тебя, Хедриан, — сказала она, торжествуя своим превосходством. Девушка посмотрела на него пронизывающими ярко-зелеными глазами и торжество испарилось. Подавленный вид владыки ее не воодушевлял. — Что с тобой, мой алакс?

В ее голосе он различил легкое раздражение. Безразличие.

— Ничего! — пробормотал Хедрик неразборчиво. Он и сам не знал, что с ним происходит. — Все хорошо. Прекрасно!

— Значит мне показалось, — пожав плечами, она начала игриво ходить двумя пальцами, подкрадываясь к его сжатой в кулак руке. — Раз уж ты здесь, то ответь: ты разобрался с зеркалами?

— Все зеркала перенесены в Галадеф.

— Во славу Элигора, ты, наконец, это сделал! Я уж думала: сойду с ума от этой мерзкой белой магии! — она подхватила его за обе руки и заставила подойти к ней вплотную. — Что насчет Эйлиса?

— Скоро ты будешь довольна, — устало вымолвил он. — Вчера мы подчинили Нидринг, сегодня — Алимарк. Армия хранителей уже под Отгаром, а значит земли Дакоты не за горами. Востоку остается жить считанные видхи.

— Зачем нам восток, Хедриан? — возмутилась она. — Сейчас главное заполучить Горкас, ты сам прекрасно знаешь! Ветницы не могут вечно отслеживать и уничтожать каждого, кто уходит и прибывает с северного материка. Рано или поздно какой-нибудь маг прорвется и доложит остальным о том, что творится в сердце их мидгарда. Рано или поздно маги сами догадаются, что нынешние Мудрые не те, за кого себя выдают.

— Дай мне еще время, — Хедрик попытался нежно улыбнуться, но у него это плохо получилось.

— Ладно. Я подожду. Я подожду, Хедриан, — девушка заставила его встать на колени. Их лица оказались на одной высоте. — И еще раз напомню тебе, что мы в преддверье Слияния. Горкас нам нужен сейчас, когда маруны еще слабы, когда магия — пустой звук.

Она погладила его по волосам. Алаксу стало не по себе.

— Что тебя не устраивает? — спросил он, читая в ее глазах недовольство. — Мало сердец? Сколько еще их нужно?!

— Тысячи, мой алакс, миллионы, миллиарды сердец! Их никогда не бывает много, — она крепко поцеловала его и прижала к груди. Хедрик услышал каменные удары ее сердца. — Что ж, давай хоть на часок забудем обо всем этом. Я хочу побыть с тобой в мой последний день в этом мире.

— Может ты все-таки останешься? — жалобно потянул волшебник.

— Нет, Хедриан. Мы с тобой все давно решили. Я не могу пропустить коронацию лорда Элигора. К тому же я очень устала. Эйлис — ужасный мир для таких, как я. Мне плохо. Я хочу домой.

— Я еще не готов питать всех своей магией!

— Ты готов, мой алакс, готов. Ты — сильный, могучий волшебник, на Эйлисе нет никого, кто мог бы противостоять тебе. Настанет день, когда все Семимирье будет твое, — прошептала она, осыпая его поцелуями. — Я вернусь, и мы снова будем вместе. Тебе надобно будет подождать всего-то шесть с половиной месяцев! Для бессмертного — это одна вира.

Алакс был готов сгореть в ее объятиях, но она резко отстранила его и со всей серьезностью посмотрела в глаза.

— И еще, алакс. У меня предчувствие. Нехорошее предчувствие.

— Отчего же? — он присел рядом с ней, девушка положила хрупкие ноги на его колени.

— Сегодня ночью мне снился сон. Все начиналось так спокойно в этом сне. В нем я видела тебя. Не одного. Ты был с другой, Хедриан.

— Ты ревнуешь? — засмеялся он.

— Не в этом дело! — недовольно фыркнула она. — Сон был как наяву. Вы шли под тенями деревьев, потом морон явился из темноты… Феюрия сеяла кровью так близко, что занимала весь небосвод. Незнакомка стояла в тени, я не могла ее разглядеть. Прозвучал колокол. Стрела вонзилась в твое сердце. Ты умер, мой любимый. Я похоронила тебя.

Хедрик захохотал.

— Ты же знаешь, меня не…

— Я знаю. Просто будь осторожен, ладно? Мне надоело рисковать. Можешь считать меня помешанной на безопасности ведьмой, но прошу тебя, когда будешь готов, очисти Дарк от неклейменых. Заклейми всех служанок и прислужниц, иначе — убей. Я больше не желаю видеть ни одну девушку в замке без Дэзимы на руке.

***

Они оба ощущали одно и тоже. Нечто разбудило его и мучило ее. Хедрик шел по коридорам, рассуждая о том, что же все-таки с ними случилось. Поев, он ощутил себя полным энергии, но что-то продолжало его тревожить. Несколько тун алакс простоял на распутье, долго думал, куда идти. Решил отправится в сад и насладиться весенним днем.

Зеленое небо продолжало ему не нравится. Ремени завладела небосклоном, скрыв за собой илиус, отчего земля превратилась в нечто темное и грязное. Сад вводил его в еще большую грусть, поэтому Хедрик решил усердно следить за хрустальной водой в фонтане, что крутилась в воздухе, словно заводная, а затем падала вниз, сокрушая драгоценный малахитовый камень. Он увидел, как через крошечное отверстие проливаются капли и стекают вниз на желтые головы одуванчиков, как те радостно дребезжат от холодного прикосновения. И тут его осенило: все это время он ощущал не тревогу, не смятение, он чувствовал бреши в магии, с ночи, окружающие его. Кто-то или что-то забирало часть энергии себе, оставляя алакса без должной силы. Вот почему ему было так плохо! Магия обходила его стороной, устремляясь к кому-то еще.

— Ни чародеи, ни маги на такое не способны. Может виной тому Феюрия? — предположил владыка, подняв голову к запрятавшейся под облаками точке. Феюрия была далеко. Хедрик задумался. — Не могли же мои рохли, наконец, поймать их!

В последнем алакс был уверен меньше всего, но все же решил проверить. С трудом сдерживая себя от волнения, владыка кинулся в зал Жатвы, однако там его ждало одно только разочарование. Боттер Кнат ничего нового не сказал. Ничего особенного. В замок снова потянулись колонны пленных со всех уголков Руны, Хедрик испил души из каждого, но бреши никуда не исчезли. В конце концов алакс позабыл о них, ведь в Дарке больше не осталось невинных душ.

Морской бриз ворвался внутрь через открытые врата и заполнил собой весь зал. Прошло шесть часов после его тревожных мыслей. Хедрик изучал старую книгу Мэрил Юрс, разлегшись на троне поперек. Его бледные пальцы медленно перелистывали страницу за страницей, глаза неустанно смотрели на черные буквы, аккуратно выведенные легкой женской рукой. Пока владыка был занят чтением, Боттер стоял на посту и дремал, тихо посапывая и обращая свои сны в ведогонь-мотыльков; хранители сторожили тишину, а за огненными витражами гудел ветер и желтое небо (нынче оно стало именно таким) заливало зал золотом. Можно было подумать, что в Дарк ворвалась госпожа Полная Гармония.

Тяжелые удары железных сапог заставили Боттера подскочить с места. Полупрозрачные мотыльки испарились. Из неоткуда появился агасфен, облаченный в сиреневую броню.

За годы своего правления Хедрику довольно быстро поднадоело командовать всем. Он разделил нежить по рангам и разослал на войну по всей Руне, сам же оставаясь править в Дарке. Так, среди хранителей были: простые войны — его слепые марионетки, которых называли мори, кинарданы, возглавляющие армию мори, посланники — тосгарды, поддерживающие мир на захваченных территориях, и агасфены — главы военного совета. Один из последних только что вошел в зал. Каждый его шаг сотрясал хрупкие своды, тяжелое дыхание наполняло комнату запахом угля.

Поклонившись владыке, агасфен передал Боттеру скомканный свиток. Ушел. Слуга, пару вир поборовшись с печатью, развернул его и прочитал. Его маленькие глазки засияли, лицо покрылось морщинками от широчайшей на свете улыбки. Кнат прочистил горло:

— Мой алакс, только что доставили еще одного пленника!

— Я думаю, на сегодня хватит, — сказал Хедрик, не отрываясь от книги. Черный фрак его смялся, венец съехал на лоб, волосы растрепались. — Отправь его в темницу. Завтра я разберусь с ним вместе со всеми.

— Но, мой алакс, это особенный пленник. Из Дакотских земель.

На мгновение в глазах владыки вспыхнула заинтересованность, но тут же погасла. Сейчас Дакота интересовала его меньше всего. После слов юной красавицы с пепельными волосами он думал лишь о Горкасе.

— Если это не ваттер, то я к нему равнодушен. Дарю его тебе, милый Боттер, — заявил Хедрик, удивляясь собственной щедрости, — делай с ним все, что пожелаешь. Мне безразлично.

— Нет, мой алакс, это не ваттер, но уверен, — не унимался слуга, — этот вас заинтересует и обрадует не меньше. Пленник уничтожил целый отряд хранителей!

Последнее Боттер произнес с крайним восхищением. Хедрик опустил книгу и поднял тяжелый взгляд.

— А ты, Боттер, как я погляжу, рад этому, — подметил владыка. Боттер с ужасом в глазах попытался сказать: «Нет, что вы, мой алакс! Ни в коем случае!», но у него получилось лишь: «Не… ммм… не..». — Довольно! Хватит! Скажи мне, кто же такой смелый?

— Помните, мой алакс, десять лет назад, — туманно начал Боттер. Алакс помнил. Те годы были самыми сложными для него. Тогда он успел многое натворить и, наверное, в глубине души сожалел об этом. — Десять лет назад это случилось. Тогда еще материк был повержен дурной скверне альвиона…

— Говори прямо, Боттер! — не выдержал владыка. — Не утомляй меня. Кто он?

Боттер Кнат перепрыгнул с ноги на ногу, скомканный свиток протянул алаксу.

— Не он, мой алакс, а она, — высушенным голосом сказал он, наклоняя голову. — Вторая.

Он почувствовал, что больше не может сидеть. Хедрик подскочил. Книга с грохотом рухнула на пол. Сердце забилось, глаза налились кровью. Земля ушла из-под ног, голова необъяснимо закружилась, лицо побледнело. На фоне золотых витражей алакс стал похож на серое пятно пара.

— Этого не может быть, — попытался сказать владыка, но смог выдавить из себя лишь невнятные звуки. Собрался. — Как она смогла?…

Слуга был удивлен и встревожен не меньше.

— Не знаю, мой алакс, честное слово — не знаю. Такое никому не удавалось. Хранители ее еще не допрашивали, балеонами отправили сразу к вам. Она ничего не говорила. Единственное, что известно наверняка, это то, что пленница — именно она — Вторая. Вторая жива, мой алакс.

Дрожащей рукой Хедрик выхватил сверток из рук слуги. Пропустил пустые слова и перешел к самому главному:

«Земли Дакоты. Лес Зормана.

Двадцать пятое число сего месяца.

Человек. Марун. Доставлена в связи с доказательством вины в преступлениях против великого алакса, а именно: незаконное использование магии, нападение на хранителей алакса (убиты мори, трое кинарданов зачарованы), нападение на фандеров (тридцать окаменело), уничтожение склада с оружием и провизией отряда «Восток», укрытие марунов от правосудия, распространение идей всеобщего восстания…»

Хедрик не стал читать дальше. Он сжал сверток, превратив его в скомканный шар, вспыхнувший голубым пламенем. На лице заблестел яростный оскал.

— Мой алакс? — испуганно прошептал Боттер, прижимаясь к колонне.

— Прикажи ввести! — процедил владыка через зубы.

Боттер поклонился и выбежал.

Вторая — вот кого он действительно не ожидал увидеть. Именно она создавала бреши в магии все это время, никто иной. Она была не просто человеком, не заурядным маруном. Нет. Только не Вторая.

Туны показались Хедрику вечностью. Он не мог больше ждать. «Почему она здесь? Почему жива?! Какая такая магия смогла привести ее сюда? Невозможно! Просто невозможно!» — кричало все. Послышались шаги. Хедрик выдохнул, выпустив наружу весь воздух, попытался успокоиться. Ноги отказывались слушаться, но он унял их и вернулся на трон. Сел и попытался привести себя в порядок.

В зал строем вошли хранители, вооруженные мечами и пиками. Двое мори выволокли кого-то. Алакс с трудом смог различить темный силуэт.

— Что с ней? — спросил он, ухватившись взглядом за серую повязку на глазах, измазанную кровью.

— Когда ее схватили, мой алакс, она вела себя как магесса. Стража, конечно же, попыталась найти проводник, но его не оказалось. Она управляла магией без него. Кидалась проклятиями, темными чарами. Мори решили, что она ветница, а ветницы, как известно, колдуют глазами. Пришлось ослепить ее делисом³.

— Почему же делисом? Надобно было горящими углями, — громко сказал владыка. Боттер хотел что-то ответить, но алакс пальцем приказал ему молчать. Владыку интересовало то, как она отреагирует на его слова. Пленница молчала, ни одна эмоция не проскользнула на ее лице.

— Вывести на ковер! — приказал он, закрыл глаза и сосредоточился. Хедрик решил, что так даже лучше. Она не будет его видеть.

На миг ему показалось, что зал превратился в одну светлую материю. Его магия столкнулась с ее и слилась воедино. От брешей воздух завибрировал и витражи задрожали. Хедрик взмахнул рукой и все успокоилось. Время замерло. В окружении хранителей, в любой тун готовых нанести удар, стояла она. Она была прекрасна. Хедрик узнал ее с первого взгляда. Прошло ровно десять лет с их последней встречи. Она стала еще красивее, еще сильнее, но облик ее и возраст остались прежними. Сколько силы теперь было в этих крошечных кулачках? Насколько ее магия возросла с того самого дня?

Она стояла и не шевелилась, не отводя голубых глаз от пустоты. Два огромных глаза, сотканных из морозных льдинок. Он, Хедрик, знал — это обман. Ее глаза — единственное, что сейчас могло обманывать. Они не были голубыми. Магия в ней стала сильнее и теперь в этих глазах не было постоянства. Брови нахмурены, розовые губы полуоткрыты. Ее бурые каштановые волосы волнами падали вниз, касаясь ее лица, ее плеч, ее хрупкой талии.

Не было сомнений — это была она. Снаружи — это все еще та самая девушка, так знакомая владыке. Почему она осталась прежней — он не знал. Ему уж двадцать восемь, и он согласен с силой Эйлиса больше не стареть. Но она? Даже великому алаксу было не понять, почему стоящая перед ним так молода? Годы не тронули ее, прошли стороной. Сколько ей сейчас? Восемнадцать? Девятнадцать? Она совсем не изменилась.

Белая рубашка смята, разрезана ударами клинков. Ее обнаженные плечи слегка вздымались — она дышала легко, сливаясь воедино с мягким морским бризом. На ногах, сквозь почти прозрачную мантию, виднелись потертые брюки и высокие сапоги. Запекшаяся черная кровь была на всей ее одежде, большая часть ее принадлежала мертвым, не живым. Все, стоящие на этом самом месте, трепетали от страха, но не она, не Вторая. Ее сердце билось ровно и спокойно.

Красота ее затуманивала рассудок, но нужно было приходить в себя. Хедрик сглотнул подкативший комок к горлу.

— Сколько лет прошло, Э'лин Джейн! — начал он как ни в чем не бывало, встал с трона и направился по направлению к ней. Высокий и гордый алакс был выше ее на две головы. Золотая мантия возникла у него за спиной, сползая за ним змеиным хвостом. — Скажи мне, Элин, как это случилось? Как маленькая и беззащитная девчонка смогла выжить в ту ночь?

Хедрик стал обходить вокруг, словно зверь, оценивавший свою жертву.

— Эмм, — Боттер испуганно попятился назад, — она не слышит вас, мой алакс. Делис должен был оглушить ее.

— Так уж и не слышит, — владыка улыбнулся ядовито, — для Элин Джейн делис никогда не был сильной преградой. Жаль, делис — это все, что у нас есть против таких, как она. Да, госпожа Элин не видит, но слышит нас, поверь мне, прекрасно, — Хедрик подмигнул девушке. — Как поживает Тинк-Кросс, Элин? Гардвики не голодают?

На мгновение в ее сжатых кулачках возникли тонкие искры голубого сияния. Хедрик был уверен — он видел не иллюзию. Ее магия прорывалась наружу, несмотря на то, что на ней были тяжелые оковы, пожирающие любое колдовство.

— Грязный выродок! — оскалившись, вымолвила она, поглощая пустоту глазами, обратившимися в нечто серое.

Хедрик зацокал, покачивая головой.

— Такие резкие слава не должны звучать из уст юной госпожи дакотского происхождения. Разве на твоей «родине» этому уже не учат?

Волшебник взглядом приказал хранителям уйти. Мори поклонились и встали вдоль колонн, выплескивая наружу сгустки черного дыма, от которого купол над залом обратился в туманный круговорот из умирающих звезд. Наступила тишина. Боттер выпрямился, заметив, что уже долгое время стоит, уткнувшись носом в огромный горшок с колючими ядовитыми розами.

Все взгляды были направлены к ней. Элин Джейн была обескуражена. Ни к такой встречи она готовилась все эти дни и сейчас находилась в полной растерянности. Злость кипела, как котел с ядовитым зельем на раскаленных углях, но девушка не хотела идти на поводу у эмоций. Ей нужна была трезвая голова. Собравшись и отбросив все сомнения на потом, Вторая начала спокойно:

— Как вы смеете говорить о Тинк-Кросс, после того, что вы с ним сделали? Говорить о гардвиках, которые там жили, не зная их, не ведая кем они были? У них, в отличие от вас, хватило мужества встать лицом к лицу к своему врагу, а не прятаться за высокими стенами и каменными спинами безмозглой нежити! Возомнивши себя алаксом, из-за дня в день, пожирая невинные души. Грязный выродок! Какие еще слова вы хотите услышать в свой адрес, если не такие?!

Ее голос был властным, сильным, безразличным к его силе, власти и мощи. Он давно не слышал ничего подобного. В этом замке, словно взаперти, он целыми днями выслушивал крики. Пленники повторяли одно и тоже — никакого разнообразия. Даже голос красавицы с пепельными волосами больше не приносил его душе спокойствия. Ее же слова заставили Хедрика очнутся от долгого сна.

— Я весьма удивлен, какая же заразная эта хворь — любовь к гардвикам, — задорно подметил алакс, — ты теперь одна из них, как я погляжу. Вылитая эйлийка! Но об этом потом. Десять с лишним лет я не слышал о тебе ни слова. Десять долгих лет, Элин Джейн, десять лет. Из востока мои слуги доносили слухи о том, что некая целительница — величайшая магесса новой Эры появилась на дакотских землях. Я бы никогда не подумал, что это будешь ты.

Алакс подошел к ней ближе, почти касаясь ее холодных рук, почувствовал запах ее волос — легкий аромат сирени с привкусом крови и дыма.

— Кажется они говорили правду, ошибаясь только в одном. Величайшая волшебница новой Эры возродилась на дакотских землях, восстав из мертвых. Расскажи мне, Элин, как? Может поведаешь тайну своего…

Ее резкий голос перебил его:

— Зря пытаетесь таким образом заморочить мне голову, зря стараетесь. Я знаю, что вы хотите услышать от меня. Вы ищите марунов. Их души намного полезнее ануранских, так ведь?! Армия из магов намного сильнее, чем армия нежити, так ведь?! Маруны должны быть всегда на привязи, так ведь?! Что бы вы со мной не делали, я не скажу вам ни слова о других. Ни имен, ни адресов. Я не скажу, даже если вы будете пытать меня. Я не боюсь ни боли, ни смерти, вы поняли? И я не желаю слышать ничего из ваших грязных уст! Вы мне противны. Вы убийца и душегуб. На этом, надеюсь, наш разговор окончен. Делайте, что хотите.

— Как тебе лорвалд⁴, Вторая? Ильэль все еще с тобой? — неожиданно спросил он. Боттер Кнат скривился, пытаясь понять, о чем идет речь. Ее голубые глаза выразили непонимание. Хедрик притронулся к ее плечу. Алакс надеялся, что она узнает его прикосновение, но девушка отстранилась, провожая его звериным оскалом. Он на виру замер, а затем рассмеялся, хватаясь за голову.

— Ты не помнишь. Ты ничего не помнишь!

Элин Джейн была поражена. Хедрик хохотал без причины, хватаясь за живот. Боттер Кнат тоже начал смеяться, подражая к алаксу.

— Хочешь, я расскажу тебе, что случилось в ту ночь? — спросил алакс, захлебываясь от смеха.

— Я не желаю ничего слышать из ваших уст! — повторила она каменным голосом.

— Что ж, — Хедрик пожал плечами, — рано или поздно ты сама меня об этом попросишь. Давай поговорим о твоем убежище. Значит вот где ты пропадала все эти годы? На востоке, в землях всеми забытой Дакоты? В Тинк-Кросс? Ха! — он всплеснул руками. — Это был чудный городок, не правда ли, Боттер? — алакс посмотрел на Боттера и тот согласительно кивнул. — Я так рад, что теперь он стал частью моей всемогущей империи.

Элин вздрогнула и дернулась вперед. Тщетно. Цепи крепко сдерживали ее.

— Вы убили всех, — через зубы процедила она.

— Раз ты здесь, то значит не всех, — весело подметил алакс. — На самом то деле городок мне был не нужен, а вот его жители… Целители, чародеи… Тинк-Кросс стал пристанищем гнилых марунов. Так уж получилось, Элин, что все твои гардвики пользовались чарами вне закона и не захотели принимать нового алакса.

Хедрик развернулся на каблуках и вызвал кубок. Выпив его содержимое до дна, вернулся к разговору.

— Так что же случилось, Элин? Как тебя поймали? Расскажи, мне интересно.

Волшебник выпрямился, сунул руки в карманы брюк, и посмотрел на девушку взглядом человека, оценивающего свою собственность. Элин свела брови и недовольно хмыкнула.

— Сотни больных и раненых приходили ко мне. Тысячи смертей каждый день. Виной тому был некто темный, имя которого боялись назвать даже самые храбрые. Я решила, что кто-то должен его остановить, — девушка обратила к нему взор, и могло бы показаться, что она видит его насквозь. — Никто меня не ловил. Я пришла сама и пришла убить вас, алакс.

— Ох, звучит угрожающе, — Хедрик поднял руки, наигранно сдаваясь, — я весь дрожу. И как же ты собираешься это сделать, Элин?

— Это уже не ваше дело. Ваше дело расплатиться по долгам. Вы ответите за все свои злодеяния, за всю ту боль, что причинили Руне, ее людям, альвам, ее миру!

Хедрик засмеялся.

— Что ж, мне бы хотелось посмотреть на это.

— Никогда нельзя недооценивать своего врага, о великий алакс, — вымолвила девушка, ехидно выплевывая последние два слова. — Если это буду не я, то придут другие. Какими бы не были жители Эйлиса, они смогут дать отпор! Никогда наш мир не будет таким, каким вы намереваетесь его лицезреть. Мир не подчинится!

— Он уже подчиняется! — выкрикнул владыка, обернувшись к витражам. — Если бы ты видела, что сейчас показывают мне мои зеркала-вестники, твои речи были бы иными. Ты же умная девочка, ты же должна понимать, что война, которую эйлисцы так избегали, проиграна. Я победил, — алакс выдохнул, пытаясь отпустить внезапно нахлынувшую злобу. — Ты стоишь на стороне проигравших, Элин, на стороне слабаков и тех, кто играет роль сосудов для душ — не больше и не меньше, но при этом ты не одна из них. И сейчас, Элин Джейн, я могу предложить тебе то, что никому еще не предлагал. Ты убила много моих хранителей, но я готов закрыть глаза на это. Ты думаешь, что верна прежней Руне, но я готов убедить тебя в обратном. Эти стены еще не слышали того, что великий алакс собирается сказать сейчас.

Боттер Кнат, переполняемый любопытством, замер, кусая костяшки пальцев, хранители перестали дышать.

— Я хочу даровать тебе помилование. Я отпущу твои грехи перед империей, а взамен, ты станешь моим агасфеном.

Волшебница подняла на Хедрика взгляд. Взгляд был полон ярости.

— Соглашайся, Элин Джейн, — улыбнулся он, наслаждаясь ее прекрасной ненавистью. — И тогда я сделаю так, что память вернется к тебе. Ты станешь прежней, станешь той, кем была. Разве ты этого не хочешь? Я ведь вижу — ты желаешь этого больше всего на свете.

Карие глаза пылали. Вторая распахнула губы и воздух содрогнулся:

— Вы ошибаетесь, алакс. Я хочу лишь одного: вашей смерти! Кто бы вы не были, какими бы силами не обладали — мне наплевать! Я убью вас. Вы ответите за все те злодеяния, что содеяли с моими родными, с гардвиками, со всем миром!

Следующая вира промелькнула со скоростью света. Никто не успел среагировать. Никто не ожидал ничего подобного. Она сумела одним движением высвободить руки из сковавших ее цепей, обратив их в пепел. В сие мгновения алакс еще раз подтвердил для себя то, что Элин Джейн — все еще прежняя Вторая: несклоняемая, неподвластная никому бестия, не способная усомниться в своей правоте.

Откуда-то в ее руках возник кинжал. Алакс не успел разглядеть его, лишь уловил на себе яркий луч отраженного в лезвие света. Девушка кинулась на Хедрика — тот отреагировал слишком поздно. Боттер Кнат успел тысячи раз проклясть себя за то, что не вонзил в ее сердце иглу, полную делиса; что разрешил мори отойти, дав ей свободу.

Кинжал вонзился Хедрику в левое плечо. Бить пришлось в слепую. Кровь брызнула ей в лицо, струйкой побежала вниз. Девушка в ужасе отпустила рукоять кинжала и сделал шаг назад. На туну все замерло: Боттер Кнат, прокусывающий кожу на пальцах до костей, хранители, растерявшиеся от столь наглой выходки пленной, живые витражи, обратившиеся в полые стекла. Мори отреагировали с опозданием, ударом опрокинули девушку на пол, приставив к ее тонкой шее мечи. Острие прокололо ее кожу, черная венозная кровь тонкой струйкой выбежала наружу. Волшебник не издал ни звука. Будь это обычный человек — закричал бы в криках агонии. Удар был сильный, очень сильный. Никто бы и подумать не смел, что ее руки способны на такое, и даже она сама, кажется, в случившееся еще не верила.

Лезвие вошло гладко по самую рукоять, пробив его насквозь. Ударь она чуть ниже — задела бы сердце. Золотая мантия стала осыпаться в кровавых пятнах. Удар пошатнул его, заставил великого и непобедимого алакса сделать шаг назад.

Он был удивлен, поражен, обескуражен.

— Никто. Никто не смеет поднимать на меня руку, дорогая Элин, — поразительно спокойным и поучительным тоном сказал он, будто бы ничего не произошло, — особенно, если в этой руке оружие.

Он бесшумно вытащил кинжал и отбросил его в сторону, попутно вспоминая страшный сон, о котором поведала ему девушка с пепельными волосами. «Кажется, на сей раз она была обеспокоена не без причины» — подумал он и тут же переключил все внимание на Вторую, что лежала у его ног. Сейчас она была похожа на крошечного, испуганного, дикого лисенка, загнанного в угол. Он слышал, как бьется ее сердце, отбивая марш тысяч воинов, идущих строем. Ей было страшно, но боялась она не его. Алакса вдруг накрыло волной гнева. Неужели она не испытывала страха перед ним — великим владыкой Руны? Неужели ее пугала кара за нарушение закона Мудрых больше, чем беспощадный правитель Дарка воплоти? На лице заиграла маска неимоверной злобы. Хедрик быстрым шагом приблизился. Хранители отошли. Алакс приподнял свою дрожащую руку, и Вторая распятая взлетела вверх, как тряпичная кукла. Холодные, липкие пальцы, покрытые свежей кровью, схватили девушку за ее тонкую шею. Не ожидавшая этого, волшебница вцепилась в него ногтями. Хедрик поднял ее над землей. Она начала задыхаться. Легкие загорелись бешеным пламенем. Элин стала пытаться ударить его ногами, но магия волшебника сковала все ее тело.

— Теперь ты знаешь, Элин, зачем я пью души, — прозвучал его напряженный голос. — Они делают меня неуязвимым, дают мне могущество, которого у тебя никогда не будет. Они дают мне бессмертие. Каждая душа по-своему хороша. Какова же будет твоя? Думаешь, после содеянного, она еще не развалилась на части, не истлела?

Каждый в зале был уверен, что алакс тотчас же извлечет душу Второй, что он убьет ее без каких-либо колебаний. Но он стоял, разглядывая ее лицо, пытаясь увидеть глаза, спрятанные под повязкой. Все было тщетно. Глаза продолжали скрывать истинную Вторую за завесой тайны.

Со всей силы он отбросил ее. Девушка пролетела через весь зал. Волна магии пригвоздила Элин к стене. Трещины пошли по мраморному камню. Звук от удара эхом отразился от витражей, смешиваясь с треском ломающихся костей. Кровь струйкой потекла из ее полуоткрытого рта. Магия иссякла. Умирающие тело упало на пол. Его рука вновь вознеслась к небу.

— Мой алакс! Она умирает! — запищал Боттер Кнат. Хедрик остановился. Он не должен был ее убить, не сейчас. Злоба медленно утихла. Алакс подошел к бессознательному телу, присел, скользкими руками снял с глаз повязку. Глаза были открыты. Черные, огромные зрачки заполнили все свободное пространство. Тряпичная кукла превратилась в фарфоровую. Хедрик испуганно притронулся к ее руке. Кровь медленно билась по венам. Она еще жива.

— Что с ней делать, мой алакс? — дрожащим голосом спросил Боттер, неуверенный ни в чем.

— Пусть ее излечат и отправят в темницу, — ответил Хедрик, облизывая свои пальцы.

— Которую? Под замком?

— Нет. В башню Аладеф! — сказал он, срываясь на крик. — Все вон!

Наполненные ужасом слуги быстро удалились, прихватив тело пленницы с собой. Хедрик остался один. Он подобрал кинжал и сел на трон.

Алакс не знал, что заставило его так броситься на нее. Мысли перепутались с чувствами. Алакс не был уверен ни в чем, боялся закрыть глаза и осознать, что все это время не спал, что это не сон, что это — реальность. Вторая жива, и она снова здесь.

Он рассмотрел кинжал, вытер его от своей крови. Нет, это был не простой клинок. Он сделан альвами. Алакс был уверен, что на Эйлисе те не куют оружие, а значит сие прибыло издалека, из другого мира.

— Чертова ведьма! — выкрикнул он, отбросив кинжал в дальний угол, и тут же осмотрелся по сторонам, боясь, что его кто-нибудь услышит. В зале никого не было. Хедрик продолжил размышлять. — Это из-за нее! Люцира не должна узнать о ней, иначе всему придет конец. К счастью, пока она на Астро, мне нечего боятся. В башне Вторая будет в безопасности, а потом я решу, что с ней делать.

Похолодало. Смутно потянулись морозные тучи с севера. Хедрик съежился и хмуро взглянул на своих вестников. «Покажите мне ее» — потребовал он. Витражи заиграли светом. Зал окрасился в бардовый и на дрожащих стеклах выступили безликие красные земли.

***

— Осторожнее тут! — прикрикнул Боттер, входящему в покои знахарю-альву (уж больно подозрительным тот ему показался). Вытащили иглу. Кости заросли, раны исцелились.

— Надо было сделать это раньше, — заворчали напуганные слуги. — Как ты мог допустить, чтобы нашего алакса ранили, Боттер?

Черные лошади тронулись, поднимая в воздух горы пыли. Повозка заскрипела. Скоро темная завеса накрыла ее, капли сиреневого дождя бурой мглой затуманили следы конницы. Промчались леса и поля. Слуги тьмы не оборачивались и не останавливались. Они мчались туда, откуда, как верил владыка, сбежать никому не удастся. Они ехали в Аладеф.

Примечания

1

Имдомпская порода — благородная конская порода Руны, одна из самых редких и ценных на Эйлисе.

2

Златоцвет — плод златоцветного дерева.

3

Делис (здесь) — сыворотка, поглощающая любую магию.

4

Лорвалд — напиток, настаиваемый на вишневых косточках