Черноголовка – Норильск, далее везде… История стройотрядного движения

Рустэм Любовский

Эта книга — сборник свидетельств ушедшей эпохи из воспоминаний людей, в те далёкие годы приехавших из разных уголков нашей Родины в новый, только что образованный научный центр, которому за короткое время суждено будет стать одним из форпостов научной мысли Советского Союза, а в 60—80 гг. и источником движения множества стройотрядов с активными и творческими участниками — работниками и молодыми учеными в период отпусков на стройках страны от Калининграда до Курил и родного дома — Черноголовки.

Черноголовка

Черноголовка. 80-е. Фото из архива А. П. Жаркова³

Павел Любовский__ Не ищите жемчужину

Мне пейзажи родимые дороги.

Обойди всю страну и проверь,

Не найдешь ты научного города

Нашей Черноголовки милей.

Распустилась научным соцветием

У подножия священных холмов.

И сияет у сердца Отечества

Фолиант дочерей и сынов.

Ты, рождённая красным смещением,

Стала гордостью нашей страны.

Неизвестность взрывая, с горением

Светят лучшие в мире умы.

Николай Николаич Семёнов

Твою участь навеки избрал,

Породив радикал освещёнки,

Он к научным вратам приковал

Щит в цепях разветвленных реакций.

В руководстве проекта стоит

Дубовицкий Фёдор Иваныч.

Город в бронзе их память хранит!

Сплав науки, искусства и творчества

Всех гармоний и сильных полей.

И не мыслимы принципы зодчества

Апогея орбиты твоей.

Потому, что во всех поколениях

Изотропен твой потенциал,

Постигающий в вечном движении

Бесконечности факториал.

Здесь предельную массу покоя

Интеллект поселковый хранит,

Где учёные, часто по трое,

Вдохновенно терзают гранит

Всех наук, где дождутся любимые

Аналитиков разных основ,

Докторов всех твоих проводимостей,

Всех твоих многодетных отцов.

Нет на свете прекраснее участи,

Быть мезоном структуры твоей.

На фрактальной поверхности случая

Не ищите жемчужин ценней.

.

Валерий Коржов__Черноголовка. Краткие сведения и история поселения «Черноголовль»

Краткие сведения о современной Черноголовке. Черноголовка — это небольшой город с населением около 22 тысяч жителей, расположенный на северо-востоке Московской области в 40 км от восточной окраины Москвы.

Сама же деревня Черноголовка (или Черноголовль, или Черноглавль) появилась на древнем тракте «Суздаль — Москва» и была отмечена на картах XIV века. Но первое летописное упоминание о «Черноголовле» относится к 1401 году. Научный центр был образован в 1956 году.

В настоящее время в городе находятся десять учреждений и институтов РАН, готовящих студентов учебных институтов и университетов к научной и преподавательской деятельности. При них действуют базовые кафедры МФТИ, МГУ, МИСиС. В институтах Академии наук Черноголовки сложился преподавательский состав, готовящий кадры для университетов, институтов РАН и предприятий высоких технологий.

История поселения «Черноголовль». Название «Черноголовка» появилось ещё в древние времена. О происхождении и «жизни» поселения существует немало легенд. Как и древнее поселение, местность, окружавшая современную Черноголовку, называлась «Черноголовль» (или «Черноглавль») и была знаменитой ещё со времён Ивана I в XIV веке. Дворцовая волость Черноголовль являлась самой старинной волостью не только в своём крае, а, пожалуй, и во всём Московском государстве.

Волость Черноголовль впервые упоминается среди прочих дворцовых сел и волостей в духовной грамоте великого московского князя Ивана Калиты, написанной перед его поездкой в Орду. Это было в 1339 г.

В XIV—XVII столетиях волость Черноголовль была самой лесистой в ближайшем Подмосковье и, поэтому, для московских князей слыла излюбленным местом охоты или, так называемых, «потех», которые были, для тех времен, традиционными видами «отдыха» богатой знати Москвы и её окрестностей. Главные «потехи» были в соколиной охоте и в облавах на медведей и лосей, в избытке тогда водившихся в наших лесах.

Само поселение Черноголовль впервые упоминается в русских летописях того же XIV века. Первое летописное упоминание датировано 1401 годом.

Возникновение Черноголовки непосредственно связано с Москвой, с периодом усиления её роли в общерусской политике. Это было не случайно, потому что, как и древняя Москва, Черноголовка возникла на торговом тракте, который соединял древнюю Суздаль, что была столицей Восточных Русских Земель, со Смоленском, который был столицей Западных Русских Земель.

Уже позднее, в XVII—XIX веках, эта дорога стала называться «Стромынкой». К тому же Черноголовка была расположена примерно в 3-х верстах от «Крестов». Это было местом пересечения Стромынки с Троицким трактом, связывавшем село Рогожи (с 1781 года — город Богородск, а в наше время — Ногинск) со знаменитым до нашего времени Троице-Сергиевым монастырём, который находится сейчас в Сергиевом Посаде. Вспомним, что при Советской власти этот город назывался «Загорском».

Но в конце XVIII века Стромынский тракт пережил второе рождение — к северо-востоку от Москвы возник новый Иваново-Шуйский промышленный район. Множество лошадей тянуло возы с сырьём по Старой Стромынской Дороге. В Черноголовке тогда находился постоялый двор и ямская станция. Со временем постоялый двор вырос в небольшую деревню Черноголовка.

В 1956 году рядом с Черноголовкой был образован Научный центр, теперь ставший крупнейшим в Подмосковье центром исследований в области физики и химии.

А древняя Стромынка пережила, в связи с этим, своё третье рожденье.

Сейчас многие туристические фирмы пользуются гостиничным комплексом в Черноголовке при организации экскурсий в старинные храмы и монастыри Северо-Восточной Руси XII — XV веков. Они находятся в 100—150 километрах от современной Черноголовки, стоящей на пути в Юрьев-Польский, Суздаль, Владимир, Переславль Залесский, Ростов Великий…

Михаил Дроздов⁴__ ЧЕРНОГОЛОВКА — 1969 и около того

Мы приехали в Черноголовку с Физтеха чуть ли не 1 сентября 69-го. И нам очень понравилось в этом лесном, тихом и уютном поселке. С тех пор и живем здесь. Что представлял из себя тогда наш поселок? Все называли его поселком да и было в нем тысяч пять, максимум — шесть человек. Прикинул по количеству заселенных тогда домов, так примерно и получилось. Да. Но эти 5 или 6 тысяч первоначально почти все занимались наукой или обслуживали науку и были, можно сказать, особые — молодые, неугомонные. И не только поэтому. Брали в Черноголовку далеко не всех. Физтехи и выпускники МГУ составляли тогда большинство научных сотрудников в старожиле ФИХФ и в более юных ИФТТ, ИНХП, ИТФ и ИЭМ. Может быть, ещё и потому, что двое из первых четырех завлабов черноголовской Химфизики были сами физтехи, трое были профессорами МФТИ, Фёдор Иванович Дубовицкий был заведующим кафедрой, а в свое время был директором (еще тогда директором, не ректором) МФТИ, а Николай Николаевич Семёнов вообще был отцом-основателем Физтеха. Ну а МГУ есть МГУ, Физтех, кстати, тоже был его факультетом когда-то…

Фёдор Иванович Дубовицкий и Николай Николаевич Семёнов знакомят гостей из Москвы со строительством Черноголовки (фото из архива А. Жаркова)

Реально наука в Черноголовке существовала уже 10 лет — с 1960 года, когда запустили первый лабораторный корпус на первой площадке Химфизики. ФИХФ (после 1972 г. — ОИХФ) казался огромным, да таким и был, уже тогда на его территории находилось более чем 30 корпусов, больших и малых, и складов, в том числе ИНХП и лаборатория космохимии на второй площадке.

«Физика твердого тела» появилась в 1963 г. и только-только съехала в свое собственное здание с территории все той же второй площадки ФИХФ. Там тоже было полно физтехов, физфаковцев и сталесплавских (Ю.А.Осипьян кончал МИСиС). Вслед за ИФТТ появился ИТФ, очень многие из него работали совместителями у нас на Физтехе. Прямо в 1969 образовался ИЭМ, там главенствовали МГУшники с геолфака. Брали в науку ещё хороших выпускников и из других хороших институтов — «Менделеевки», например, и МИТХТ — во все шесть тогдашних научных заведений Черноголовки. Стали появляться выпускники и студенты из Ростова, Томска, Саратова, Самары и др. городов. Завода, ИФАВа, базы Института Северцева и много другого ещё не было. Такой вот примерно расклад по вузам НИИ. И называлось все это с 1962 года ННЦ — Ногинский научный центр АН СССР. И никому в голову не приходило, что через 20 с небольшим СССР не будет, и АН СССР не будет, а будет РАН…

Наука в конце 60-х и все 70-е и даже 80-е годы била ключом. У нас свой не только жидкий азот, но и свой жидкий гелий, радиационные установки и ускорители, мощнейшие прессы, свои химические и плазмохимические реакторы, катализаторы, ЭПР — и ЯМР-спектрометры и другие, современнейшие по тем временам, приборы. В 67—68 в Черноголовке открыли фотопластический эффект, СВС, закон фотоэмиссии из металлов в электролиты, низкотемпературный предел химреакции. В 1969 г. и позднее получили генерацию в первом эффективном химическом лазере, химически фиксировали азот, окисляли органику, изучали полупроводники и металлы, органические металлы, полимеры, процессы горения и взрыва, экситоны, фононы, поляроны, неидеальную плазму. Лунный грунт и метеориты и пр., и пр. Закладывали основы рентгеновской оптики, моделировали на земле в спецустановках, что происходит в недрах Земли, где бурлит или бурлил гигантский геологический реактор. Теоретики ИТФ еще не перешли на струны, а занимались сверхпроводимостью, сверхтекучестью, тонкой гидродинамикой. Тяжелые прессы давили металлы и сплавы, превращая одни соединения в совершенно другие. Широким фронтом вскоре пошли работы по мощным лазерам. Почти во всех областях результаты были важны как для фундаментальной науки, так и для приложений.

Черноголовка вносила свой вклад в обороноспособность Державы, и мы в этом участвовали. А параллельно росло число кандидатов наук, все больше и больше защищалось докторских диссертаций. Появились «свои» членкоры, а потом и академики.

60-е года — строительство улицы Первая идёт полным ходом (фото из архива А. Жаркова)

Научная работа была главным занятием в Черноголовке, работали до ночи, а то и ночью, хотя никто не заставлял. Потому — что было интересно. У неостепененных был, конечно, и свой интерес. При всех недостатках, которых, естественно тоже хватало, то время в науке вспоминается как какое-то большое научное наступление, какое-то мощное вдохновение…

Это про науку, хоть очень кратко и общо. А поселок? Да, что представлял из себя тогда наш поселок — географически, материально (так сказать — бытово) и культурно?

Географически Черноголовка находилась, и никуда не делась, слава Богу, на северо-востоке Московской области в 43 км от МКАДа, в 57 км от Красной площади, в 21 км от Ногинска (о котором, впрочем тогда мало что знали и бывали там гораздо реже, чем в Москве). От нас всего км 15, если напрямик, до границы с Владимирской областью. Здесь узкое горло Московской области, поэтому и дачи стали давать москвичам во Владимирской области именно здесь, по Щелковскому шоссе. У нас в Черноголовке прекрасное озеро, тогда — без названия, просто «Озеро» и всё. Посредине его бил небольшой фонтан, а на северном берегу стояли «Ласточки» или «Стрижи», кто как называл эту великолепную скульптуру. Вокруг был лес, где потемнее — с преимуществом ели, где посветлее — сосновый. Березы везде много, конечно. Летом было жарко, купались в озере, чистом, прозрачном. Зимой все покрывал снег, а на снегу в те годы было множество следов зверей, всяких — но больше — зайцев. Теперь — только известные «следы» многочисленных прогуливаемых собак.

Административно мы находились на территории Ногинского района, но про Ногинск до поры до времени почти не слыхали, для многих из нас он тогда просто не существовал. Существовала как бы одна большая-большая Москва — «МФТИ — Москва — Черноголовка». Народ в Черноголовке был со всего Союза, но с северных по отношению к Москве областей, как казалось, было гораздо меньше, чем с юга. Люди местного происхождения жили еще в основном по своим деревенским домам в деревне Черноголовке, Стромыни, Ботове.

Да, административно Черноголовка — это Ногинский район, но на особой как бы территории, отрезанной от бывшего НИП АВ ВВВС РККА и переданной в 1956 НИП ИХФ, теперь называвшемуся ФИХФ, которому вообще принадлежала вся земля ННЦ. По партийной, и можно сказать — главной, линии подчинялся научный центр не Ногинску, а Москве, Октябрьскому райкому. Влияние Ногинска было крайне мало и касалось только сельсовета, в то время переехавшего в новенькое здание у «Колбасы» и переименованного в поссовет. Председателями там были наши люди, и все вопросы взаимоотношений с райцентром они брали на себя. Как вспоминал Слава Смирнов, многие ощущали себя в Черноголовке «полумосквичами». Кстати, в то время, при не очень хорошей дороге, но без единого светофора, дорога до Щелковской (автовокзал только строился) занимала часто 45 минут, а стоила, если кондукторша была «нормальной» 50 коп.

1981 год. Основатель города Дубовицкий Ф. И. на первомайской демонстрации (фото из архива А. Жаркова)

Но о власти. Власти в поселке в обычном смысле (Горисполком, Райком, Горкомхоз и пр.) не было. Поссовет в общем-то формальный, райком в Москве, по науке — Президиум ННЦ во главе с Семеновым, ну а реальной властью был Федор Иванович Дубовицкий, 62 лет от роду, легендарный директор ФИХФ, зам. Семенова, уполномоченный Президиума АН по ННЦ. И он был настоящим хозяином действительно, но рассказ о нем может быть почти бесконечным. Скажем еще раз: «Он был Хозяин!» А его некоторые недостатки—слабости теперь, спустя 50 лет, кажутся просто ничтожными по сравнению с тем, что пережили мы и видели за последние три десятилетия…

Что представлял собой поселок «материально»? В нем были улица Первая, улица Вторая (более известная в народе как «научный тупик», ибо упиралась в проходную ОИХФ), и мало кому известная Третья, где прятались коттеджи очень больших ученых… Больше улиц не было, всего же по Первой и в свободном весьма порядке между Первой и «Колбасой» стояло:

— cамых старых, начиная с 1958 года, краснокирпичных домов — 5,

— трехэтажых белокирпичных — 3,

— двухэтажных белых — 2,

— хрущоб 4-этажных — 8,

— 9-тиэтажных «башен» — 7, в том числе «Три богатыря» (говорили, что это чуть ли не первые 9-этажые постройки в Московской области, да еще по чешскому проекту, а все потому, что были мы «при Москве»),

— «Колбаса» в 14 подъездов — 1.

Строительство Первой улицы (фото из архива А. Жаркова)

Ещё было: два общежития — наша пятиэтажка 1968 года, буквально в колосившемся поле, и маленькая общага, получившая позднее название армянской, ещё — казармы стройбата (он всё и строил на поселке, кроме блочных домов) с музыкой утром и вечером, за глухой стеной — от строительной столовой до леса, ещё — милиция и Дом ученых 1967 года, школа в конце Первой, гастроном — посредине Первой.

Вот пожалуй и всё. Нет, в Заколбасье начиналось строительство: в 68-м сдали один дом, в 69-м — второй, и каждый год, наверное, сдавалось по дому. Самый поздний, правда, из-за сопротивления хозяина последнего деревенского дома — главного механика совхоза Чапаева — Чемагина, возвели только в 1984 (?) г. (знаем его как дом ЗАГСа, да нет теперь у нас и ЗАГСа). В ближайшие к нашему 1969-му годы построят новую, невиданную еще в СССР, школу №82, большую больницу, детсад рядом с ней, «Бастилию» на другом конце, напротив школы, с 1975-го «блочные» пойдут один за другим. Завод уже будет работать вовсю, народ прибывать и прибывать, а среда обитания меняться…

Строительство девятиэтажных домов на Первой улице (фото из архива А. Жаркова)

Строилось всего много, и поэтому самое главное, самое-самое, что в Черноголовке было — это квартиры. В Черноголовке давали квартиры! Давали, конечно, не просто так. Квартирами привлекали нужных и высококвалифицированных специалистов, квартиры получала перспективная молодежь, что заводила семьи и явно связывала свою судьбу с Черноголовкой. Мы все раньше или позже квартиры получили, значит тоже считались перспективными. Сначала часто давали комнату, потом квартиру однокомнатную, двухкомнатные и даже трехкомнатные — по мере роста числа детей. Квартиры, кстати, надо было «обставлять», т.е. покупать мебель и всякое такое прочее. К этой ситуации мы еще вернемся…

А пока — квартиры квартирами, это важно, даже сверхважно, но что, все же, такое была Черноголовка в конце 60-х — начале 70-х — «бытово и культурно»? Жили в лесу, дышали лесным воздухом. В самом поселке не было скученности, а были широкие газоны и много зелени. До работы шли пешком минут 15—20, на велосипеде — долетали почти мгновенно, а автомобилей и не было почти ни у кого, а у кого были, большую часть года, наверное, держали в гаражах в колодках. Встречались все в Гастрономе, он был не столько местом снабжения, сколько общения. Снабжение было так себе. Молоко, хлеб, рыба, лечо, вино — да, мясо — редко и не очень, чаще куры, чахлые, но удивительно наваристые. Если не твоя очередь на заказ, едешь в Москву, покупаешь все, что надо — и в музей, на выставку, в театр даже, кто куда. Потом автовокзал новенький, булочная рядом, по кофе с пирожным — восторг! Это в Москве. У нас — да, в единственном магазине, не так, но зато зимой дети скатывались с магазинной горки прямо на Первую. Восторг!

Праздничная демонстрация 7 ноября на площади школы №82 (фото из архива А. Жаркова)

Если шёл мужик в коротких брюках и с отвлеченным каким-то взглядом — это явно был теоретик из ИТФ. Теоретики — великие люди — ходили в коротких брюках, много пили и делали работы мирового уровня. И вообще, если видели выпившего человека, то кроме теоретика это мог быть кто-то с банкета или по поводу защиты или юбилея. Юбилеи были 25, 30, и 35 лет, больше — только у начальников. Банкетами обычно назывались шашлыки для лаборатории на опушках наших лесов. Если видели стайки молодых, громко разговаривающих — это явно студенты, которых в Черноголовке во все времена было много, но тогда они ходили в свои базовые институты в то же время, что и сотрудники, а сидели, часто, ещё позже их, и уж точно — дипломники… Если народ валил в Дом учёных, то это значило, что там сегодня «Калейдоскоп» и показывают фильм Висконти или Вайды. Если вы видели на поселке человека старше 50 лет, то это было удивительно, и, это скорее всего, был трижды лауреат Сталинской премии М. Я. Васильев или… чей-то родитель, которому каким-то непостижимым тогда образом удалось прописаться к сыну или дочери, но, скорее всего, он приехал в гости…

Люди были советские. Т.е. следовали советским законам, советской морали, не такой и плохой, как теперь выясняется. Честь, совесть ещё были в ходу. Коллективизм имел свои плюсы и минусы, но как нам, сейчас полностью «атомизированным», его не хватает. С работы нас несколько раз в году посылали на картошку и свеклу. К этому привыкли, благо совхозные поля начинались за околицей поселка. У Дома ученых колосилась рожь, а поле от деревни до «23-го км» с любимицей Хрущева вошло в историю как Кукурузное.

Субботник по благоустройству Черноголовки (фото из архива А. Жаркова)

На кухнях выпивали и либеральничали, поругивали политику. На работе «догоняли и обгоняли Америку» и делали действительно хорошую науку, заодно повышая обороноспособность Страны… Строилась новая школа, в башне-обсерватории ее мастерили телескоп. Скоро прибудет его хозяин-астроном, а потом его арестуют, и это будет единственное диссидентское дело в Черноголовке (так, правда, Черноголовку тогда еще не сокращали)…

Эх и ах, святое это, романтическое и чистое, как нынче кажется, время! Ключи под ковриками, работа в две смены, защиты, споры, экскурсии, спорт, секции, выставки, лекции лектора ЦК и концерт Высоцкого… Вот она, наша молодость: задор, огонек какой-то в людях, уверенность в будущем, вера в лучшее. Покритиковать, поругать действительность тоже можно, но в рамках, в рамках… Все были молоды, здоровы. Про Макаровское кладбище многие и не знали: хоронить было некого. Думали совсем о другом. Работали…

Чем еще занимались кроме науки и производства и добычи пропитания? Какая атмосфера царила в Черноголовке?

Атмосфера эта была очень своеобразной, ибо Черноголовка была тогда почти исключительно научной, почти исключительно с высшим образованием не просто, а с лучшим в Союзе, а то и в мире образованием, с очень высоким интеллектуальным уровнем. А также с юмором, иронией и всяческими дополнительными талантами. Кто пел, кто рисовал, кто стихи писал (одна Люда Денисова чего стоила!), кто песни, кто в театре играл. В походы ходили почти все, чаще — на байдарках, многие — по горам. Спортом занимались почти все, лыжи там, велосипед, баскетбол, теннис, потом еще и КЛБ появился. На «Калейдоскоп» ходили. Нет, не ходили — хотели все, не все попадали. Артистов, музыкантов, чтецов, бардов в Дом учёных приезжало достаточно.

Сеанс одновременной игры между многократным чемпионом мира Ботвинником М. М. и черноголовцами (фото из архива А. Жаркова)

Были художники, свои, т.е. наши — Веня там, Гера, Фёдорыч ДУ-шный, Люда Репка и пр. Они всё пытались как-то объединиться в студию. В 1972-м мы с упоминавшимся уже Славой Смирновым провели первую и как нам казалось грандиозную выставку их работ. Вот у меня каталог ее самодельный, пожелтевший: много десятков позиций в нем. После выставки живописцы объединились. Да, образовалась художественная студия, пораньше, пожалуй, — театральная, после нее — литстудия. В аспирантском общежитии завели ребята Молодежный клуб с разными секциями, в том числе с историей искусства — это наш нынешний ЧИКК так назывался тогда. А у Гриши был музыкальный клуб. Да, было… Была у нас музшкола, спортшкола с Геной Громогласовым, был стадион, сделанный руками черноголовцев, БНЦ и библиотека Профкома ОИХФ. Был Дом ученых, а в нем разные тоже секции от горнолыжной и туристической до танцевальной и художественнокатальной. Были и КВНы, но мода на них уже отходила. А самое оригинальное, самое невозможное, даже самое главное (помимо работы и квартир) что у нас было, единственное почти в Союзе, наша гордость и источник хвастовства некоторых невоздержанных товарищей — это киноклуб «Калейдоскоп» Юры Полякова под почетным председательством лауреата Ленинской премии и хорошего человека Владимира Львовича Броуде…

И все же о квартирах, деньгах и автомобилях…

Да, народ был избранный, и того народа было много в Черноголовке (теперь мало осталось), МГУшный, физтеховский и тем подобный. Студентами многие или почти все были в ССО, на целине. Народ был беспокойный, активный, воспоминания о Целине не остыли еще, это аукнется. Получали по 100—150 р. и не жаловались, работали не за деньги, а за Науку, потому что было интересно. Но вот ведь еще и женились люди, а семьям деньги были нужны, одежка и обувка детские тогда были дешёвые, но часто менялись, а вот на обстановку квартиры деньги были нужны уже серьёзные. А кто-то «наглел» и поглядывал на машины начальников (государственные тогда по большей части, но кой у кого стали появляться и свои)…

Да, народ научный, в большинстве своем, увлечен был своим любимым делом. Но от честно заработанных денег никто не отказывался. На дворе стоял социализм, даже ещё и не совсем развитой, а до коммунизма, как все поняли, было далеко-далеко.

Короче, жили в Черноголовке не бедно-не богато, а как вся страна, даже, наверное, немножко получше. Платили ученым не много-не мало, даже, может, немножко больше, чем другим, хотя смотря кому «другим». Наука для большинства составляла, несомненно, главное. Это было интересно, да и важно, в чем все были уверены, да так вроде и было. Но от денег тоже никто не отказывался. Радовались, когда с 98 р. переходили на 105р, на 115 р., потом на 130 и 150 р. и больше, а 270—300 р. у старших казались пределом мечтаний (нет, не мечтаний, а реалий). О большем мало кто и думал. В общем, деньги тоже никому не мешали, ни экономным и хозяйственным, ни мечтателям и романтикам. И когда появилась возможность заработать летом в отпуске (говорили о двух аж месячных зарплатах!), народ двинулся на стройки социализма. Буквально. И не только, впрочем, заработать, но и бесплатно посмотреть новые места нашей бескрайней родины, которой решили помочь теперь физическим трудом. Посмотреть, увидеть, узнать — это для научных сотрудников было аргументом тоже… Оторваться от умственной и у многих действительно напряженной работы, сменить на физическую — многие считали правильным решением и удачным выбором. Впрочем, насколько знаю, научник и на побочных физических заработках нередко придумывал что-то такое нестандартное, облегчающее этот самый физический труд…

В 69-м мы приехали Черноголовку, и это было для нас событие, но мы совершенно не знали, что летом тут произошло другое Событие, ставшее историческим: первый строительный отряд ученых (и не только) принял первый «бой» в далеком Норильске. Так тихо началось это важное и полезное для всех движение, ширясь с каждым летом, включая все больше людей и больше мест на карте страны…

***

Все больше и больше черноголовцев по летам ехало в Норильск и вообще на Север, на Дальний Восток, в Сибирь… Все больше и больше появлялось приличной соцлагерной мебели и отечественных автомобилей в Черноголовке…

Научник прибарахлялся…

Олег Ефимов⁵__ Черноголовка. Начало. Стиль жизни

Я чувствую определенную неловкость при написании этих обрывочных воспоминаний. Все-таки о начале Черноголовки много и документально точно написал ее основатель Федор Иванович Дубовицкий. У меня на пути к моему 90-летию сохранились в памяти только обрывочные, часто немного смешные эпизоды из жизни Черноголовки 60-х годов. Они относятся к стилю жизни научной молодежи тех лет, когда первопроходцы, молодые кандидаты наук — первые завлабы успели обосноваться в новостройках и формировали свои коллективы.

Я приехал в 1962 году, когда была застроена левая сторона Первой улицы с гостиницей, где нас обычно и размешали. За перелеском начинались здания Филиала Института химической физики (ФИХФ), расположенные в двух параллельных зонах (первая и вторая площадки). На второй только что был сдан 2-хэтажный корпус 2/2, тогда в просторечии корпус «химкинетики», позднее в обиходе после нашего переезда в 5-тиэтажный корпус — «старой химкинетики». Никакого забора у нас не было так же как и охранника при входе. Режим работы был в основном свободным и мог определяться приходом и уходом шефа (завлаба). Моим шефом был молодой кандидат наук, последний аспирант академика Н. Н. Семенова и его любимец Александр Евгеньевич Шилов, он же затем профессор и академик. Мое положение и осложнялось, и облегчалось тем, что у Александра Евгеньевича была лаборатория еще и в московском Институте химической физики (ИХФ). Вскоре он был назначен и заведующем большим отделом кинетики и катализа наших Институтов. Короче говоря, на первых порах я был предоставлен самому себе. Но все-таки вначале я был представлен лично Федору Ивановичу Дубовицкому. У меня осталось впечатление покупки лошади на ярмарке. Федор Иванович деловито осмотрел меня с ног до головы, я приготовился открыть рот и показать зубы. Федор Иванович остался доволен и сказал, что один альпинист у него уже есть. Я удивился его догадке, но он высказался в том роде, что виден молодец по походке. Первым был Вадим Васильевич Бразыкин, мастер спорта и серьезный ученый, с которым мы потом сблизились. Впрочем, в недалеком будущем появились и другие собратья по спорту — Игорь Фомич Щеголев (тоже будущий мастер спорта и академик) и Анатолий Гесельевич Рабинькин, мой друг и напарник на горных восхождениях.

Впрочем, это только к слову. На самом деле условия для занятий спортом были отличные, всюду лес для бега и лыжных гонок. К тому же Федор Иванович затеял строительство спорткомплекса с футбольным полем, беговой дорожкой, гимнастическим городком, теннисными кортами, волейбольной и баскетбольной площадками. В лесу проложили освещенную трассу. Тренируйся на здоровье. Зимой мы занимались охраной обширного лесного заказника от браконьеров. У нас жили лоси, которые приходили даже в поселок. Для кормежки кабанов мы построили лесную кормушку. Для зайцев рубили молодые осинки. Вокруг них было много лисьих следов. Белки в Институте спускались на руки за орешками. По инициативе Александра Евгеньевича в Институте появились олени, которые после строительства институтского забора так и живут по настоящее время на территории института и успешно размножаются.

Итак, что же с наукой. Это был интересный период, когда физики и химики вдруг почувствовали тягу к биологии. Вот ведь тайны атома приоткрылись, бомба испытана, а в науках о жизни еще столько загадок. Химики превращают инертный азот (с лат. не поддерживает жизни) в ценнейший аммиак при сотнях температур и давлений, а какие-то бактерии запросто делают это при обычных условиях. Идея раскрытия этой загадки была достаточно безумной, чтобы ею заняться. Ну и подход был вполне советским, собрать группу молодых выпускников вузов и озадачить как в сказке — пойди туда, не знаю куда и сделай то, не знаю что, но только чтобы было как у бактерий. Не буду описывать историю этой эпопеи, но только спустя примерно 7 лет я был отправлен (не пугайтесь!) на Лубянку (тогда площадь Дзержинского) в Государственный Комитет по изобретениям и открытиям для оформления диплома на Открытие. Я не был главным действующим лицом в этой работе (хотя свой вклад в это внес), но бюрократическая морока досталась мне. Два года на это ухлопал. Вслед за этим Александр Евгеньевич стал членкором и академиком, часть тружеников вполне заслуженно попала в список на Госпремию, часть не попала (не хватило квоты), и возникло новое научное направление биомиметика. Ныне Президент Курчатовского центра М. Ковальчук нашел новое название природоподобные технологии и получил на это дело большое финансирование. Работы участников нашего Открытия азотфиксации теперь упоминаются редко, среди соавторов иных уж нет, а те далече. В Черноголовке остался я один. Но не будем о грустном. В те времена нам казалось, что светит Нобелевская, тем более что Александр Евгеньевич сотворил еще пару вполне достойных открытий. Время распорядилось по-своему. По сути для меня открылась редкая возможность придумывать и делать, что мне захочется. Как говорил советский астрофизик Иосиф Шкловский Академия хорошее место для удовлетворения своего любопытства за государственный счет. Большие идеи рождаются там, где их не планируют. Увы в новые времена такое вольномыслие не оценили, Академия попала в опалу и работает по инструкциям чиновников Минобра.

Собственно, мой фрагментарный рассказ для этой книги о стройотрядах Черноголовки написан, чтобы показать какую роль в нашей тогдашней жизни играла личная творческая инициатива. Знаменательно, что этот стиль поддерживался и академиком Н.Н.Семеновым и Ф.И.Дубовицким. Теперь они стоят на центральной площади Черноголовки. Рядом с ними стул, можно залезть и присоединиться к первопроходцам.

Расскажу еще один забавный случай. Мне нередко случалось сталкиваться с нехваткой реактивов и материалов. В этих случаях Н.Н.Семенов охотно подписывал письма в разные закрытые Институты, где меня любезно принимали и безвозмездно помогали. У Ф.И.Дубовицкого это выглядело еще веселее. Выслушав просьбу (в самых общих чертах), он брал трубку «вертушки» (правительственная связь) и звонил знакомому руководителю «ящика» (кстати, академику). Звучало это примерно так: «Здравствуй, Ваня (условно), это я Федя. Будь другом, тут к тебе приедет от меня парнишка (ко мне: „как тебя величать?“), сделай ему, что он попросит. Это по твоей части». Через день я был уже в Ленинграде и стоял со справкой о доступе в соответствующем отделе «ящика». А еще через пару дней приезжал груз, который надо было открывать ночью и в сильный мороз на собственный страх и риск. В общем, весело.

К отпускам за свой счет Федор Иванович относился спокойно и разумно. Для отъезда в экспедицию на Памир или Тянь-Шань я ссылался на указ Ворошилова о военно — прикладных видах спорта 1936 г. Действительно был такой. А вот к первому Норильску он отнесся особо. Вольности вольностями (кстати Федор Иванович по другим делам был строг, его боялись и уважали), но в главном как повысить достаток ученых он понимал — зарплату просто так не поднимешь. Пусть едут — там заработают, а потом рвения к науке только прибавится. На банкет по возвращении из Норильска он охотно пришёл, а потом и подходящий случай подвернулся. В Черноголовке прохудилась сливная канализация на очистных сооружениях. Надо было перестроить насосную. Подрядчики быстро сделать не брались и заламывали большие деньги. Тогда Федор Иванович вызвал к себе руководителей стройотрядов и дал задание по принципу «Я Вам — Вы мне». Я тоже попал в эту стройку века. С утра я бежал на очистные, где почти все работы делались вручную. Такого ударного труда не случалось даже в Норильске. После обеда как старший научный сотрудник я был уже на работе. И так пару недель без передышки. Задание было выполнено. Федор Иванович свысока глядел на подрядчиков — вот как я Вам нос утер.

Стоит вспомнить и о благах, которые доставались Черноголовке по инициативе Ф. И. Дубовицкого и просто сотрудников. В 60-х в Институте был свой магазин, куда привозили продукты из Москвы. В голодные годы, когда на прилавках нашего Гастронома валялись засохшие плавленые сырки, была организована доставка продуктовых заказов и раз в неделю с саночками мы ехали забирать их и радовать домочадцев мясными вырезками, сгущенкой и тушенкой.

Можно много рассказывать о культурных делах: в Доме ученых или в актовых залах Институтов собирались замечательные артисты, барды, проходили выставки художников — модернистов. Работал удивительный киноклуб, куда привозили зарубежные картины. Я помню приезды известных режиссеров Ролана Быкова с «Андреем Рублевым» (реж.А.Тарковский) и Василия Шукшина с фильмом «Странные люди». Быков был в ударе, изображал скомороха и пел матерные частушки. Шукшин скромничал и заметно смущался. После показа возникали бурные споры с участием ученых и режиссеров. Все это было похоже на клуб Дома Ученых «Под интегралом» в Новосибирском Академгородке, прославившийся своим вольнодумством. Впрочем, подобная ситуация была и в других наукоградах.

Немалое значение имели и встречи с выдающимися учеными. На семинаре академика А.Б.Мигдала, мы стояли не только в проходах, но и сидели на подоконниках. Он производил необыкновенное впечатление своими парадоксальными мыслями и особым чувством юмора. Завораживали ярко синие глаза академика на странном слегка сплюснутом лице. Вообще теоретики из Института теоретической физики им. Ландау заметно лидировали в нашей тогдашней жизни. Академик В. Е. Захаров привозил известных поэтов, он и сам писал стихи. Было и поэтическое объединение, в котором блистала Людмила Денисова «Тереза Дюпон». Одним из ее поэтических героев был и сам Дубовицкий в поэме о Царе Федоре. Федор Иванович сердился, но терпел.

К началу движения стройотрядов Черноголовка была готова всем стилем своей жизни — поиском приключений, творческой инициативой, в путь «за туманом и за запахом тайги», но потом, конечно, и за деньгами. В этих поездках рождалась дружба, которая затем сохранялась на многие годы и нередко переходила в научное сотрудничество. По крайней мере с десяток научных работ я выполнил с моими друзьями по стройотрядам. Они же нередко приходили мне на помощь и в жизни. Беда в том, что все хорошее когда-то проходит и остаются в утешение добрые воспоминания.

Вячеслав Соляников⁶__ Черноголовка. 60-е

…Наш институтский поселок возник в 1957 году на северной окраине деревни Черноголовка; юные сотрудники новорожденного Ногинского Научного Центра охотно приняли это неординарное название и в разговорах между собой величали часто этот самый Центр просто «деревня».

Это вступление к вопросу: почему «бригадный бум», начатый первой бригадой Норильск-69, двинулся именно из нашей «деревни», а не из иного людного места?

Первый наш «путеводитель» бригады — мастер Никритин П. И. (норильчане, местные, эту фамилию произносили как «Некрытин»), отбывший срок зэк в Норильске и оставшийся там доживать, как-то рассказал нам, что ребята на заработки приезжали к нему и в прежние годы. Видимо, это были студенты Красноярских ВУЗов, точно неизвестно. Но вот этот девятый, совсем не айвазовский, бригадный вал из Черноголовки; почему?

«Шестидесятники», молодые поэты, чьи смелые стихи слушали на заполненных московских стадионах; это было ново и свежó. Уверен: что-то от этого было в повадке бригады Норильск-69. Для понимания этого важен учет следующих обстоятельств.

— Несомненно высокое качество в целом именно нашего поколения, «хлебнувшего» войны порою с голодом, холодом, бедностью и разными тревогами, в том числе воздушными. Но в 1945 году мы пошли в школу: без учебников и тетрадей, зато без бомбежек и без страха за довоевавших до победы героев-отцов, многие из которых в это время уже возвращались домой. Победительное настроение было тогда довлеющим, страха перед будущим не было, потом это отпечаталось на наших судьбах. И сам возраст важен: Юрий Кукин — известный советский бард 60-х годов написал в песне, посвященной памяти погибшего друга: «Тридцать лет — это время свершений, Тридцать лет — это возраст вершины…».

Бригада Норильск-69 почти нацело состояла в этом цветущем возрасте (не путать с юмором И. Ф. Горбунова: «Я теперя в цветущем возрасте; матушку, выходит, схоронил»). Были здоровье и спортивность, была, конечно, и потребность физического труда на фоне ежедневных интеллектуальных упражнений в новых лабораторных корпусах.

— Очень важное обстоятельство — отмена по ходу пятидесятых многих запретов, запоров, замков сталинского периода. Образно говоря, дышать становилось легче, прежде всего старшему поколению, нашим родителям. И это облегчение, оно и нам передавалось, побуждая к активным действиям, стимулируя их. Словом, тесто подходило.

— Созданию удивительно теплой атмосферы бригады Норильск-69 способствовало (многолетнее иногда) знакомство между собой ее будущих мастеров лопаты, лома, шпуги и «гитары».

К примеру, я до 1969 года дружески общался в «деревне» примерно с десятком будущих собратьев по бригаде Норильск-69. Области общения — лаборатория, спортзал, коммунальная квартира, художественная самодеятельность. Полагаю, что бригада Норильск-69 (37 человек) фактически являла модель гармонического сообщества близких по духу, менталитету и возрасту людей.

Тут я называю пару ключевых слов: Любовский Рустэм.

Химики хорошо знают: в пересыщенном растворе вещества в химическом стакане достаточно иногда только стеклянной палочкой потереть о донышко стакана. А можно малюсенький кристаллик вещества бросить в раствор — поехало: лавинообразный процесс кристаллизации с мгновенным помутнением раствора, выпадением осадка и нагревом раствора. В вышеупомянутом растворе, в Институте химической физики, битком набитом энергичными тридцатилетними чудаками, Рустэм Брониславович потерся сам и бросил идею: съездить на Север на заработки. И поехало… первой — бригада Норильск-69, а за ней другие; но о тех других я помолчу. Другой такой, как Норильск-69, не было. Доказательство? Пожалуйста.

Бригада Норильск-69 несколько раз отмечала свои юбилеи, в том числе 50-летний, 4 года назад. Ни одна иная бригада крупных любителей денег на это и близко не сподобилась. Бог им судья, каждому свое. Нет-нет, мы были совсем не против денег. Мы в 69-м порадовались (в меру!) хорошему заработку. Но мы не разевали заранее ртов, как щука, летящая на добычу. Потенциальные деньги не компостировали нам мозгов, не мешали дружно жить, трудно и весело работать и в мокрую стынь с промокшими ногами, и в жаркие июльские дни с комаром и мошкой под незаходящим норильским солнцем.

*****

Пятьдесят лет назад старый товарищ мой, классный волейболист, яркий ученый и редкой скоромности человек, Коля Денисов на мое любопытство: «Ну, как тебе там было?» (это вдвоем, под рюмочку; он недавно из Приморья, работал там, типа Норильск-69) неохотно обронил: «Да-а… неинтересно: лом, лопата… все уже было…», разговор ему явно «не по резьбе». Я понял. Помолчал под пластинку Шопена (выделял Н. Т. Денисов этого композитора) и припомнил, как уютно сидели мы в уголке стола Норильского ресторана, не спеша разговаривали, время от времени осторожно наполняя две маленькие рюмки душистым, мягким коньяком. Прощальный банкет, завершение эпопеи Норильска-69.

Черноголовка 60-х

Л. Денисова, В. Соляников

1. Если ты задумал жить всерьёз,

Принимай условие:

От Москвы всего в полсотне вёрст

Есть Черноголовия.

2. Там налево — лес, и направо — лес,

И — внезапно — огоньков весёлый ряд…

Мириады звёзд с высоты небес

Молча на тебя глядят.

3. Нету в жизни счастья без борьбы,

Побеждают смелые.

Вырастают дети, как грибы,

Крепкие и белые.

4. Синеокие, черноглазые,

Деревенские ребята-молодцы.

Очень умные, очень разные,

Ну, почти как их отцы.

5. Нарушают зимний наш уют

Ветерки весенние.

Летом нас увидит крайний юг,

Или — крайний Север.

6. А когда опять мы вернёмся в лес,

К Первой улице, началу всех начал,

Мириады звёзд с высоты небес

Глянут; и опять — смолчат.

Пояснения В. Соляникова к песне « Черноголовка 60-х»

Начну с конца. Первая улица она и сейчас, и всегда будет Первой, на ней встали первые дома Черноголовки. К моменту нашего отъезда в Норильск, перпендикулярно Первой обозначилась Вторая улица коттеджей, мест обитания нашего научного начальства. Эту Вторую быстро переименовали в «Тупик советской науки»; улочка действительно упиралась в забор, окружающий наш институт, ИХФ.

Звёзды, см. куплеты 2 и 6, существенная деталь жизни Черноголовки в 60-е — 70-е годы. Тишь, тёмный лес вокруг уютного посёлка и бесконечное звёздное небо — незабываемо…

Сейчас звёзды не видны и, похоже, не нужны.

5-й куплет: Юг, Север — после эпопеи 1-й Норильской (69 г.). География поездок бригад быстро расширялась.

3, 4 куплеты: дети, важнейшая деталь бытия сотрудников ИХФ того времени; они — же сильный стимул тех поездок (в частности, заработок Норильска — 69 позволил мне купить, не напрягаясь, пианино для сына, ученика второго класса муз. школы).

О происхождении песни: вокальный ансамбль ИХФ, обозначаемый аббревиатурой ССССР (четыре Славы — Грачев, Сизов, Харитонов, Соляников и один Рустэм — Любовский) завершал в 1973 году активную фазу своего существования выступлением на праздничном вечере института.

Хотелось к этому финалу написать песню и её исполнением завершить наши выступления.

Сроки поджимали, я попросил помощи у Людмилы Николаевны Денисовой (моей однокурсницы на Химфаке МГУ, поэтессы, чьи стихи обожали в молодой Черноголовке). Люда согласилась. Совместно сделали текст песни: ею написаны все нечётные, мною чётные куплеты песенки. Ансамбль ССССР песню разучил, отрепетировал, исполнил. Первое исполнение «Черноголовии» осталось единственным.

Павел Любовский__ Взгляд на Черноголовку представителя первого рождённого здесь поколения

Каждый может себе представить чувство, когда после длинного и непростого трудового дня возвращаешься к себе домой, где тебя ждут домашние, где тепло и уютно, где безопасно и комфортно. Где за порогом квартиры или дома остаются тревоги, разочарования, напряжение и противостояния, где царит атмосфера беспечности и взаимоуважения, где всё аккуратно, пусть в меру, но, точно, уютно. А теперь представьте себе, что такое пространство есть в реальности, только размером с небольшой город. И город этот называется Черноголовка. Северо-восточная окраина Подмосковья, где до Владимирской области двадцать километров лесом, а там уже, можно сказать, тайга начинается до самого Крайнего севера и сама Черноголовка со всех сторон обнесена лесом. Откуда, поехав по Щелковскому шоссе на юг (на местном черноголовском по Щелчку), через пятнадцать минут ты выкатываешься из этого леса в районе Биокобината, и попадаешь в городскую цивилизацию, которая раньше меньше, а сейчас уже всеобъемлюще, обступает тебя со всех сторон, и плавно переходит в грандиозный мегаполис, с таким же дорогим сердцу названием Москва. Помню, что в те очень далёкие года, когда меня возили в Москву на автобусе, и это было настоящим путешествием, я, сидя на первом сидении автобуса, с нетерпением ожидал, когда же появится Москва. И встречал её два раза. Сначала, когда показывались первые высотки посёлка Восточный, считая, что это уже Москва, а потом уже, когда появилась МКАД, а за ним завод «Хроматрон». Уверен, что каждому черноголовцу знакомо это уютное ощущение, когда зимним вечером, конечно уже в темноте, ты выходишь из 320-го автобуса и по заснеженной дороге, по скрипучему снегу, вдыхая чистый морозный черноголовский воздух не спеша идёшь к себе домой. И суета Большого города с его вечно спешащими гражданами остаётся где-то далеко в прошлом. Ты даже не вспоминаешь её в тот момент, когда проходишь по заснеженной и затихшей Черноголовке. Мне много где довелось побывать в пределах нашей необъятной страны. По сочетанию факторов нет больше такого великолепного города как Черноголовка. Тот интеллектуальный потенциал, который был заложен в фундамент менталитета черноголовских жителей и которой в нарицательные 90-е, как и вся наша страна, подвергся серьёзному испытанию и с достоинством его прошёл, то географическое расположение вблизи от столицы, но уже в лесу, практически на опушке бесконечной русской тайги при отсутствии проходящей где-то поблизости железной дороги, а так же при отсутствии каких бы то ни было производственных мануфактур в радиусе двадцати километров — это те факторы, которые определили в прошлом и определяют уже будущее существование неизменной в своём нынешнем совершенствовании Черноголовки. Её будущее, с заложенным в основании потенциалом, лежит только в развитии города, как научно-учебного кластера. И глядя в это будущее из настоящего, опираясь на прошлое, можно констатировать, что процесс этот начался.

Что ж до прошлого, то есть, конечно, что вспомнить тем, кто родился в той ещё советской небольшой Черноголовке. Моя память более-менее стабильно воспроизводит события с середины 70-х годов: детский садик, сначала №30, одноэтажный красный, а годом спустя №54 рядом за забором, уже большой двухэтажный. Куда сотрудникам институтов было удобно приводить по утрам, по дороге на работу, своих детей и забирать их вечером. Откуда летом и осенью после прогулки мы частенько приносили домой белые грибы, которые собирали на необъятной, как нам тогда казалось, лесной части садика. Весенние ручьи на Первой улице, вернее по её аппендиксу от гастронома до наших девятиэтажек, которые заканчивались морем, точнее огромной лужей между домами №24, №25 и началом «Колбасы». Кораблики мы делали из сосновой коры и устраивали соревнования, чей быстрее доберётся до этой лужи.

Построение у гостиницы на Первой улице перед первомайским забегом (фото из архива А. Жаркова)

Тогда посёлок оканчивался за нашими домами. Дома быта (КБО) и домов по улице Центральная ещё не было. Там были очистные сооружения. Зимой мы ходили на горку у гастронома. Катались на картонках по ледяной, подозреваю, заливавшейся кем-то из старшего поколения дорожке с выкатом почти на проезжую часть. По вечерам жизнь на этой горке буквально кипела. А в самом гастрономе, у левой его стены, где был буфет, можно было купить сок: абрикосовый, виноградный или томатный, который наливали из стеклянных конических сосудов, похожих на огромные морковки с краником и марципан или хотя бы булочку с изюмом. В молочном отделе, который был в правой части гастронома, мы сдавали принесённые бутылки из-под кефира и сметаны, (молоко в полулитровых тетраэдрических пакетах родителям выдавали на работе за вредность) и, конечно, доплатив какую-то сумму деньгами, покупали то, что наказывали родители. Летом гоняли на великах и сами по себе по всему посёлку, и участвуя в соревнованиях 9 мая по трассе на Первой улице.

Вообще со всевозможной «движухой» во все времена в Черноголовке было всё отлично. Туча спортивных секций, море всевозможных кружков, неимоверное количество инициатив в виде собраний, гуляний, приглашения знаменитостей, формальных и неформальных объединений. На мою долю выпало невероятное по наполнению моей детской жизни участие в горнолыжной секции, которая появилась в посёлке в 1977 году, вместе с появлением тренера — Анатолия Алексеевича Татаринова, который возглавлял её до 1986 года. К тому времени уже была намыта Песчанка — горка высотой 25 метров, появление которой было организовано поколением наших родителей. Тогда Ближнее озеро было не очень глубоким. В 1975 году на нём был установлен земснаряд, проложены трубы через лес к месту будущей горки, и в течение нескольких лет его работы Черноголовка получила два уникальных объекта: озеро, где мы проводили значительную часть своего лета, и горку, на которой катались кто на чём, а мы, члены горнолыжной секции, на горных лыжах, соответственно. «Шеф», а именно так назвали нашего тренера первые и самые старшие его ученики, не сильно отличавшиеся от него по возрасту, возился с нами практически всю неделю. Тренировки зимой были почти каждый день, а по воскресеньям поездка в Парамоново, откуда родом и сам Шеф, и где у секции, вернее горнолыжного клуба Черноголовки, членами которого были многие научные сотрудники посёлка, был свой дом. В этом доме мы проводили все свои зимние каникулы.

Зима с 79-го на 80-й год выдалась морозной. Нас, по обыкновению, привезли в Парамоново 28 декабря. Но уже через день эвакуировали обратно, так как морозы в ночь на 30 декабря опустились до — 50С. Так что Новый год мы встретили дома, а когда морозы поутихли и стало всего — 30С нас 2 января привезли обратно, потому что такая температура в те годы не считалась стихийным бедствием. И мы проводили на горе по сумме двух тренировок около четырех-пяти часов. Вот только ноги белого цвета, с трудом извлечённые из горнолыжных ботинок и абсолютно ничего не чувствовавшие, отогревали на большом электрическом кубе, пока они не приобретали естественный телесный цвет. И процесс этот был весьма болезненным.

1980г. Парамоново. Соревнования на кубок Президента горнолыжного клуба. На старте Любовский Павлик

В Новый год в те времена многие черноголовцы поднимались на крыши девятиэтажных домов. Потому что оттуда был виден салют в Москве. По всему горизонту были видны разноцветные всполохи. Всё действие продолжалось минут десять. Мы кричали ура и вообще весьма радовались жизни. У взрослых-то всё спокойно было, а у нас и подавно.

Конечно, для всех черноголовцев опорой и объектом устремлений был лес. Тайга, начинавшаяся сразу за нашими домами, приобщила всё население посёлка к прогулкам, походам за грибами и ягодами и походам уже обычным с палатками и едой на костре. Вообще в те годы хождение в лес не представлялось каким-то знаменательным или специальным событием. Поэтому мы ещё младшеклассники спокойно были отправляемы родителями за грибами и ягодами, так как это тогда входило в рацион, по крайней мере, праздничного стола. Белые и другие благородные грибы мы сушили, а чернушки солили в десятилитровых железных ведрах или в пятилитровых бидонах. Тогда пластика в обиходе ещё не существовало. За ягодами ходили на полигон или к сторожке лесника на Дальнее озеро. Когда в конце семидесятых годов научным сотрудникам раздавали дачи, кому-где, нам досталась в Мелёже, уже во Владимирской области, рядовые будни разбавила повинность на дачных грядках. Хотя, думаю, там мы не так много времени проводили, потому что летняя жизнь была наполнена поездками с секцией в спортивные лагеря. Мне довелось побывать в Коломне, в Анапе и на Чегете. А также зимой на сборах «Зона России» пару раз со своим другом и одноклассником Сеней Соловьёвым, его братом Ефимом и сестрой Машей, которые так же отбирались туда, выигрывая очередные областные соревнования. В Анапе мы были как раз летом в олимпийский 1980 год. Тогда Олимпиада как-то не сильно нас интересовала, а вот фильм «Приключение Электроника», вышедший как раз летом этого года, мы смотрели всей секцией в комнате хозяйки дома, у которой мы жили в Анапе. Вот это был фильм! А ещё тогда же в Анапе наш второй тренер Александр Викторович Болдырев, Александр, как мы его звали, сводил нас, человек 15—20, в кинотеатр на фильм «Пираты XX века». Вот это было событие. Кинотеатр, куда мы пришли минут за пятнадцать до начала сеанса, был точно такой же, как в Черноголовке.

Кинотеатр в Черноголовке. 70-е годы (фото из архива А. Жаркова)

А народу перед кассами — не то, что в вестибюле, а на улице толпой стояли. И вот Александр как-то туда влился в эту толпу, а через некоторое время появился с билетами… Внутри зала мы расселись на ступеньках. Но это для нас было не важно. Важно, что мы там были и смотрели пиратов.

Первомайская демонстрация на площади школы №82 (фото из архива А. Жаркова)

В школе наш класс — 1«В», вплоть до 10«В», был очень дружным. Потому что практически в неизменном составе мы пришли туда всей своей группой детского сада. А большинство наших родителей работали в институтах Черноголовки и хорошо знали друг друга. По рассказам папы (автора-составителя этой книги), он ходил в класс моего старшего брата Максима и читал им книгу. Я до сих пор помню их класс практически всех поимённо. Так уж устроено, что младшие запоминают старших, а наоборот редко. И вот некоторое время назад в нашей поликлинике мы с папой встретили Свету Новикову. И на вопрос, что она помнит о жизни класса, первым делом вспомнила, как папа приходил к ним и читал повесть Гавриила Троепольского «Белый Бим чёрное ухо». В нашем же классе, если не с первых лет, то со средней школы, внеклассная жизнь была на высоте. Всевозможные конкурсы, чтения, КВНы, вечера. Опять же с кем-то из родителей поездки на ВДНХ или ещё куда. А постарше уже опять же в походы. Школа наша 82-я специально была спроектирована так, чтобы было где разгуляться ученикам. Мало того, что два крыла рекреации по четыре этажа, так забеги можно было устраивать через коридоры кабинетов физики и химии, а там на первый этаж мимо столовой и через раздевалки обратно на этажи рекреаций. Разве что только мимо кабинета завуча, Соколовой Раисы Максимовны, на втором этаже шли быстрым шагом.

В начале восьмидесятых годов, когда начались экономические трудности в стране, группа товарищей, во главе опять же с папой, организовала еженедельную доставку продуктов, как это тогда называлось — заказы. Более-менее внушительный список продуктов, за которыми в Москву ездили некоторые из сотрудников институтов. Нашей с братом Максимом обязанностью было хождение за этими заказами, стояние в очереди, чтобы их получить. Конечно, поход туда к КОНу (Корпусу Общего Назначения) вместе с друзьями был каждый раз очень занимательным мероприятием. Потому что поиграть в снежки или во что-нибудь ещё, мы успевали каждый раз. Совмещали приятное с полезным. В этих заказах иногда были глазированные сырки. Их вкус устойчиво ассоциируется у меня с детством. Но с момента окончания выдачи заказов, когда в стране уже всё стало плохо, исчезли из моей жизни и эти сырки. И появились много позже, наверно в конце 90-х годов. Но я их сознательно не покупал много-много лет, чтобы не разочароваться в этом своём дорогом мне детском впечатлении. Но пришло когда-то время их опять попробовать, и радость была весьма велика. Вкус был тот самый, из детства!

А в межсезонье тренировки наши часто проводились в Спорткомплексе, тоже одном из знаковых сооружений посёлка. Потому как не каждый город тогда мог похвастаться наличием такого здания. В вестибюле тогда стоял аппарат с газированной водой. Такие еще стояли рядом с гастрономом. За копейку он наливал тебе простой газированной воды, а за три копейки уже лимонад. Кто-то придумал просверлить в трёхкопеечной монете дырочку, привязать к ней верёвочку, и тогда можно было доить аппарат до бесконечности. Обратно уже монетку нельзя было вытащить, какая-то блокировка не давала это сделать, но поднять и опять уронить монетку внутри самого автомата было достаточно, чтобы он выдавал очередную порцию сладкого напитка. Ну, конечно, лафа быстро закончилась, так как не одни мы были такие умные. Руководство спорткомплекса тоже увидело внутри аппарата монетки с верёвочками. Так уж совпало, что произошло это, когда была моя очередь дёргать за верёвочку. Потом ходили с родителями к руководству спорткомплекса, чтобы меня восстановили в правах на посещение занятий.

Ещё, конечно, не может не обратить на себя внимание хитросплетение улиц на карте Черноголовки. Это мы, местные жители, которые оперируют устоявшимися названиями, как-то: Дом быта, Старый рынок, Скобки, Спорткомплекс, Дом Учёных и прочее, — обозначающими район города, понимаем, что и где находится. Лидером среди топонимов, конечно, является «Колбаса». Это длинная «хрущёвка» с четырнадцатью подъездами. Улица Центральная, появившаяся вначале восьмидесятых, находится на окраине Черноголовки, а единственный многоэтажный район в Заречье, появившийся в конце нулевых годов, как бы в противовес старому городу, никоим образом не помогает ассоциировать эту улицу с центром города. Оригинальное расположение практически у всех улиц города, где они могут раздваиваться, как Первая или Лесная, или прерываться, а потом вновь появляться, где лидером, без сомнения, является Школьный бульвар. Попробуйте найти на карте дом №1 и №2 по этой улице. А также совместить в пространстве дом №13 и №14 по этой же улице. Сейчас с навигатором это легко, а вы попробуйте сделать это, выйдя на местность из автобуса, как это было ранее, и поспрашивать направление у местных. Весьма будете удивлены.

Спортивная площадка у Ближнего озера, где всегда было полно детворы (фото из архива А. Жаркова)

В рамках этой книги не стоит задача подробного описания жизни той далёкой по времени Черноголовки. Пробегусь по значимым понятиям для черноголовцев тех времён моего возраста. Дальнее озеро, которое теперь называют Северное, как и Южное озеро мы называли Ближним, куда мы периодически ездили купаться. Освещёнка — уникальное сооружение. Бетонированная кольцевая дорожка в лесу, освещённая фонарями. Все поколения наших земляков знают и любят этот уникальный объект.

Баскетбольная и гимнастическая площадка, так же, как и футбольный стадион — места паломничества спортсменов всех возрастов. Пятёрка — пятикилометровая кольцевая трасса в лесу. Её можно бежать с аппендиксом, а можно без него, и тогда это будет где-то на километр меньше. Полигон — лиственная часть ближайшего к Черноголовке леса, куда мы ходили за белыми, подосиновиками, лисичками и другими грибами, где на самом деле находится военный полигон, на котором в военные годы испытывали авиабомбы, откуда и такое большое количество воронок и от которого, в своё время, был отрезан кусок территории для образования Черноголовки. Казематы — хвойная часть леса, куда мы ходили за чернушками и свинушками, где располагались тогда три действующих подземных каземата лаборатории горения и взрыва ОИХФ, где проводили соответствующие исследования. Демонстрация — шествие с флагами 9 мая к обелиску погибшим воинам в д. Черноголовка и 7 ноября торжественный сбор у школы №82. Вместе с Новым годом — это были самые радостные праздники. И многое, и многое ещё.

Праздничная майская демонстрация по Первой улице к школе №82 (фото из архива А. Жаркова)

На время нашего поколения, как и на другие поколения людей в свои времена, выпало интересное и очень насыщенное событиями время. Мы хорошо помним время жизни в СССР, поэтому можем сравнить, каким оно было тогда и каким оно стало потом в 90-е годы, и как оно через нулевые пришло к нынешней ситуации. Каковы были взаимоотношения между людьми тогда и как они трансформировались с течением времени. Но глядя уже на своих повзрослевших детей, могу с уверенностью сказать, что для них и поколения, рождённого уже в нынешнем тысячелетии, Черноголовка, без сомнения, является любимым родным городом. И да будет так на все времена!

Примечания

3

Александр Петрович Жарков — к. физ.-мат. н.

4

Михаил Сергеевич Дроздов, к. физ.-мат. н.

5

Олег Николаевич Ефимов, к. хим. н.

6

Вячеслав Маркович Соляников, д. хим. н.