Эрдейский поход

Руслан Мельников

Об ужасах далекого края, именуемого Залесьем, Эрдеем, Семиградьем или Трансильванией известно всем. Но вот о том, как все начиналось, знают немногие... Всеволод – обоерукий боец одной из сокрытых Сторож, хранящих не границы княжеств, а заветную черту, издревле проведенную кровью между людским и нелюдским обиталищами, отправляется в Дозор. Именно ему надлежит вести подмогу на запад, к тевтонскому замку, построенному на краю угорского королевства, ибо Набег начался. И само воплощение зла – Черный Князь, Черный Господарь, Баравр, Шоломонар, Нахтриттер – готовится вступить в человеческое обиталище. Книга публикуется в новой редакции.

Глава 7

Сборы были недолгими. Боевой доспех и боевое оружие, которые в сече и против нечисти, и против человека сгодятся. Два меча подогнанных по руке… по обе руки. Точные копии учебных, только не тупые — острые. Обоюдоострые.

Всеволод извлек сталь из ножен. Проверить, как положено, а больше — полюбоваться. Взглянуть лишний разок, в руке подержать.

Полюбовался, подержал…

Удобные — в ладони как влитые — рукояти. Хороший баланс. Клинки — не длинны и не коротки. Такими мечами удобно рубиться и в пешей, и в конной схватке, и в строю и единолично.

По обоим клинкам — от кончика острия до самой крестовины и от лезвия до лезвия — густая насечка. Серебряная, но без вычуров, без узоров. Не для красы это серебро в сталь вковано — для дела. Живучую нечисть половинить таким оружием — самое милое дело. Раны от простого меча у темной твари зарастают сразу, буквально на глазах. А вот если на булате окажется хоть крупинка белого металла — тогда смерть нелюди.

Не терпят сребра ни волкодлаки, ни упыринное отродье, и даже малой толики его достанет, чтоб отправить нечисть в ее нечестивый ад. И чем больше будет тонких блестящих нитей в бороздках боевой стали, тем вернее пройдет клинок сквозь бледную плоть кровососа или жесткую шкуру и плотные бугристые мышцы оборотня. Как раскаленный нож по маслу пройдет. И, пройдя, уже не даст затянуться ране.

При том булатный меч в серебряной отделке ведь куда как сподручнее целиком выкованного из серебра. Серебряный клинок — мягок, ненадежен. Одного-двух упырей, может, и срубит единым махом, а ударишь третьего — так прогнется под весом поверженной твари. А если в дерево им случайно угодишь? А если в камень? А если против самого Черного Князя выйти доведется? Этот-то ворог, говорят, с ног до головы в броню закован, и податливым серебром его, небось, не шибко достанешь.

Да и в обычном бою, коли придется сечься не с нелюдью, а с лихим человеком, от серебрёной стали проку больше. Нет, иметь при себе добрый булат с насечкой оно все ж предпочтительнее, чем два меча на все случаи таскать — серебряный и стальной. А обоерукому вою — так и четыре сразу.

Всеволод не мог отвести глаз от оружия. Ай, красотища-то какая! Блестят, играют солнечным лучом отточенные лезвия и серебряная насечка. Известное дело: чистое белое серебро — оно куда больше урона нечисти несет, чем старое, грязное, чернью покрытое. Потому и чистить оружие и доспех следует почаще.

Осмотрев, наконец, мечи, Всеволод спрятал оба клинка в ножны. Ножны — дерево с кожей. Но поверх — опять-таки серебряные накладки.

Сунул за голенище кривой засапожный нож. Последний спаситель и защитник в лютом бою, когда и мечом уже не взмахнуть… Засапожник тоже усеян белыми росчерками по синеватой стали. Тоже готов кромсать хоть человеческую, хоть нелюдскую плоть.

И в легкую гибкую кольчугу часто вплетены промеж стальных — серебряные кольца. Чтоб когтистые лапы свои нечисть не шибко тянула. Она-то потянет, конечно, в горячке боя, но — хоть какая-то защита.

Накладки и насечки чистейшего серебра имелись на пластине зерцала, на оплечьях, на наручах и поножах, на боевых латных перчатках, на шлеме с забралом-личиной. В бармице также поблескивала серебряная проволока. Все — начищено, все — в образцовом порядке.

Был бы щит, так и на щите… Но щита обоерукий Всеволод не признавал.

В общем, все. Готово, в общем. Всеволод пошагал туда-сюда, позвякивая металлом. Подпрыгнул пару раз. Взмахнул руками. Остался доволен. Движения ничего не стесняло, боевые выпады давались легко. И не мудрено. Прежде в свой серебрённый доспех он облачался редко — чтобы проверить сочленения и кольчужные звенья, да подогнать ремни. А так все больше носил простые — учебные, специально утяжеленные латы. Потому, наверное, теперь почти не ощущается вес настоящей боевой брони.

Или, может, от волнения это?

… Дружина ждала. Сотня лучших бойцов Сторожи расположилась за тыном. Старец-воевода, видать, постарался: все было готово к походу.

На бронях, щитах и шлемах каждого ратника блестит серебро. И на наконечниках копий. А древка копий, между прочим, из осины струганы — особого дерева, тоже весьма нелюбимого погаными тварями. Осина, как известно, вытягивает любую темную силу, а с обессиленной нечистью все ж сладить проще.

Под потниками и попонами, расшитыми серебряными нитями всхрапывают оседланные кони. Роют землю копытами запасные лошади. В седельных тюках и сумах уложено все, что нужно для дальней дороги.

Брали с собой в поход немного. Да и много ли надо неприхотливому воину? Оружие. Снедь нехитрая, чтоб время в пути на охоту не тратить. Небольшой запас овса для лошадей. А за кров небесный купол сойдет. Конская попона — вместо шатра и постели. И седло под голову…

Германец с волохом расположились чуть в стороне от дружинников Сторожи. Рыцарь, вероятно, с самого начала желая произвести впечатление на спутников, неподвижно, будто истукан, восседал в седле с непривычно высокими луками. Гнедой жеребец рыцаря — рослый и сильный, с широкой грудью и тяжелыми копытами. На таком, конечно, хорошо идти в бой, но вряд ли такой пригоден к долгой скачке без остановок.

Вороная лошадка проводника и толмача была поменьше. Зато лучше подходила для длительного путешествия. И у Конрада, и у Бранко имелось также по паре запасных лошадей, груженных нехитрой поклажей.

Немец держал, уперев в стремя, поднятое копье. Тоже — с осиновым ратовищем, но длиннее и тяжелее, чем у русских дружинников и с ярким флажком-банером под серебрёным наконечником. На перевязи слева висел меч. Справа — прицеплен прямой граненый кинжал. К седлу рыцаря был приторочен треугольный щит и небольшая сума, из которой торчала верхушка глухого горшковидного шлема, какие любили орденские братья. Черного тевтонского креста на щите не оказалось. Зато имелся герб: диковинная заморская зверюга-лев — клыкастая, гривастая. Когтистая. Стоит на задних лапах.

Гербовый рисунок по контуру оббит серебряными гвоздиками. Выступающий в центре умбон с острым шипом и частые нашлепки вдоль края щита — из чистого серебра. За такой щит нечисть если цапнет — обожжется. И шлем вон тоже… Посеребренный, чуть сплющенный обруч-венчик, напоминающий корону, охватывал плоскую верхушку германского шлема. Под коронкой виднелись серебряные накладки и насечки. Ну, и знакомые уже кольчуга с нагрудником — все сплошь в серебре. Там, откуда прибыл Конрад, знали, чем и как бороться с нечистью.

Бранко тоже успел переоблачиться в боевой наряд. И вряд ли на то ушло много времени: доспех у волоха оказался попроще и полегче, чем у саксонского рыцаря. Кожаная рубашка, обшитая посеребренными пластинами, да открытый клепанный шишак с частыми серебряными бляшками. Доспех, конечно, не для лютой сечи, но ведь толмачу и проводнику не биться в первых рядах. Впрочем, поверх кожаного панциря Бранко уже повязал давешний красный кушак, выставив напоказ меч и кинжал. Словно дает понять: ежели что, мол, в стороне стоять не буду. За спиной волоха по-прежнему нелепо болтались увязанные рукава нарядной накидки.

Выезжали по тайной тропе через болота. Незнающий человек здесь нипочем не пройдет — утопнет. Да и знающему, особенно конному, пробираться в этих местах нужно с большой опаской.

Проехали коварные топи благополучно. Миновали дальний дозор Сторожи. На всякий случай обогнули стороной одинокое охотничье зимовье — давным-давно заброшенное и порушенное.

Двинулись дальше — лесами-лесами, чтоб никому понапрасну глаза не мозолить, по-над Десной-рекой, постепенно забирая к югу.

— Как киевские земли обойдем — на закат двинемся, — пояснил немногословный проводник. Волох говорил по-русски вполне сносно.

— А зачем их обходить-то, Бранко? — в недоумении спросил Всеволод. — Напрямую оно ж быстрее будет.

— Не будет быстрее, — покачал головой волох. И — разговорился, наконец, по-настоящему. — В Галицком, Владимиро-Волынском и Киевском княжествах уже появились угорские беженцы. Тревожно нынче в западной Руси. Князья еще не понимают толком, что стряслось, но чуют смутное время и, как всегда при любой смуте больше всего опасаются нападения соседей, вместо того, чтобы свои рати объединять. Все пути-дороги заставами и засеками перегорожены. Незаметно с большим отрядом уже не проедешь. Останавливать будут, расспрашивать, грамоты проездные требовать. А то и без всяких разговоров — стрелой из засады, с перепугу. Нужно это нам?

Всеволод покачал головой. Еще чего! С боем прорубаться через русские земли…

— Вот и я о том же, — продолжал Бранко. — По половецким степям сейчас путь быстрее и безопаснее выйдет.

— По Дикому Полю — безопаснее?! — не поверил Всеволод. — Там же степняки лиходейничают.

— Уже нет, — снова возразил проводник. — Там народу почти не осталось.

— Как так?

— А очень просто. Угорские беженцы-то, прежде чем на русские земли попали, сначала через половецкие владения прошли. И туда тоже принесли вести о набеге нечисти.

— И что?

— Кочевники решили беду в стороне переждать. Степной народ легок на подъем — ему городов заставами и засеками оберегать не надо. Сейчас целые рода и племена откочевывают на восток — кто за Днепр, кто за Дон, а кто и вовсе за Итиль ^[3], под татарское крыло подался.

Всеволод только покачал головой.

— Сбеги ^[4], должно быть, изрядно напугали русских князей и степняцких ханов.

— Напугали, — согласился Бранко, — есть чем.

И, помрачнев, снова умолк. Надолго.

Примечания

3

Итиль — Волга

4

сбеги — беженцы